26 апреля 2024  10:23 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 62 сентябрь 2020 г.


Кавказские родники



Баадур Чхатарашвили


Короткие эссе


Коронавирус говорите? Ну-ну...

По всему шарику земному власть имущие стараются, тлеющие угольки панических всплесков раздувают, ибо буде перейдёт смущение умов в массовую истерику, можно будет и к привычному занятию обратиться — отмывание большого бабла имею в виду, нагреть ручонки загребущие на очередной клюкве, ибо свиноптичья гулянка солидный навар оставила, надобно повторить, пока пипл хавает. А чтобы пипл хавал от пуза, туману чуток подпустить, намекнуть вскользь — мол, может статься, что и рукотворна сия напасть, — некие злыдни сотворили втихаря пагубный вирус, да и запустили в массы…

Ну, нынче принято все загадочные явления на заговорщиков списывать, однако, при пристальном интересе к подобным загадкам почти всегда складывается вывод — дурость человеческая во все времена вызывала различные, зачастую имевшие скверные последствия катаклизмы.

Читатели моих спонтанно творимых «записок» могли обратить внимание — автор сих опусов испытывает определённый интерес к историческим штудиям, в частности, к истории иверо-колхско-греко-римского культурного пространства, а хронология этой части мира содержит массу упоминаний о всевозможных бедствиях, вызванных, как природными возмущениями (наводнения, землетрясения, вулканическая деятельность, климатические аномалии), так и пресловутым «человеческим» фактором. Со времён оно народонаселение Ойкумены претерпевалосущественные количественные потери, уничтожая друг друга в бесчисленных конфликтах; помимо этого значительный урон наносили тяжкие хворобы — проказа, оспа, чахотка, чума, — регулярно собиравшие обильный урожай на отдельных территориях, периодически принимая характер масштабного бедствия. Казалось бы причём же здесь человеческий фактор? Человек в данном случае есть жертва, не умеющая по тем временам противостоять мигрирующей инфекции… но, не будем спешить с выводами. Обратимся к историографии и заострим внимание на сведениях об одном тяжелейшем периоде Высокого Средневековья и событиях, чуть было не приведших к полному безлюдью Старого Света.

I. РЕЗУЛЬТАТ (вообще-то принято сначала обозначить причины, и после переходить к последствиям, однако, в данном случае позволю себе нарушить правило, тому есть настоятельная необходимость, как это будет видно из последующего): итак, следуя призыву святой католической церкви защитить от посягательств иноверцев Гроб Господень, отряды движимых благородным порывом доблестных рыцарей всех христианских племён и народов раз за разом направлялись к Святой Земле (не без некоторой корысти, конечно — грабежи дело хлебное, города на Востоке богатые…). Помимо воинственных сарацин ожидали воинов Христа в тех краях и другие напасти. Сложилось так, что где-то к 1050 году, в традиционно эндемической области — Месопотамии, произошла вспышка чумы. В течении полутора столетий болезнь распространялась в восточном направлении — Индия, Китай, Средняя Азия; после затронула Сирию и перекинулась на Египет, аккурат в то время, когда в последнем собрались на постой участники пятого крестового похода (1217-1221). Возвратившись в родные края, бравые крестоносцы помимо материальных свидетельств свершённых подвигов предъявили истосковавшимся супругам, кто — язвочку, кто нарыв, а кто — совсем некстати объявившееся уплотнение возле детородного органа. Однако, из записок хрониста следует: проявления чумы в Европе вплоть до 1347 года носили эпизодический, локальный характер и не перерастали в опустошительные эпидемии.

Крестоносцы не являлись единственными виновниками «импорта» заразы. На континент с востока по трём основным маршрутам поступали, как принято называть сегодня — товары широкого спроса:

— северный путь: через земли татар, Крым (ещё одна традиционно эндемическая область), Чёрное море, Константинополь.

— товары из Индии шли через Герат, к берегам Каспийского моря, Армению, Малую Азию и опять — Константинополь.

— от берегов Евфрата, по Аравии и Египту в Северную Африку, далее — портовые города Италии, Марсель.

Таким образом, подпитка континента заразой продолжалась и после возвращения крестоносцев, но, повторюсь: вплоть до начала ужасающей пандемии «чёрной смерти» (1347-1360) на землях Франции, Германии, Италии, Богемии, Австрии наблюдались лишь локальные вспышки заболевания.

1 ноября 1347 года «чёрная смерть» появилась в Марселе, к январю 1348 года волна эпидемии докатилась до Авиньона и затем стремительно распространилась по всей Франции. К концу года чума уже свирепствовала в Испании, Италии («скоро умерший от чумы человек стал вызывать столько же участия, сколько – издохшая коза». Боккаччо), из Италии перешагнула через Альпы в Баварию. Ещё летом эпидемия охватила северное побережье Франции. В Нормандии, по свидетельству современника: «Нельзя было найти здорового человека, чтобы тащить трупы в могилы». Правительство Англии усилило надзор за портами, учредив строгий карантин для прибывающих судов. Церковь так же приняла «неотложные» меры — архиепископ Йоркский приказал дважды в неделю проводить в каждом приходе процессии и литании, ибо «только молитвой можно отвести бич Господень».

Чума пришла в Англию в обход портов, разразившись в маленьком прибрежном городке Мельком Регис, «почти полностью лишив его жителей». Через несколько недель зараза появилась в Бристоле, к осени эпидемия вспыхнула в Лондоне. По всей стране наглухо запирали городские ворота, но болезнь пожирала одно графство за другим. В Дорсете, Пуле, Девоншире, Корнуолле люди «ложились подобно колосьям под серпом жнеца». Шотландия продержалась до конца года. Поначалу пикты приписывали несчастья соседей их слабости и поздравляли друг друга с наличием «национального» иммунитета, однако «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и язвами».

В следующем году наступил черед Уэльса, и «наконец, словно плывя по водам, чума достигла Ирландии, поразив огромное количество англичан, проживавших там, не затронув самих ирландцев». Сообщение хрониста вызывает некоторое недоумение – моровая инфекция не различает жертв по этническому признаку — загадка? Посмотрим, у любой загадки есть своя отгадка.

Ещё один, упомянутый в хрониках, и заслуживающий особого внимания факт: распространение эпидемии происходило скачками, нередко из одного города — в третий, оставляя лежащий меж ними город нетронутым, и возвращаясь к нему впоследствии.

Унёсшая в могилы две трети от всего населения Европы сокрушительная пандемия по сей день не нашла удовлетворительного объяснения. Попытки современных историков понять причины катастрофы обычно сводятся к поиску доказательств того, что «это была не чума», либо в контексте историографии некоторые многомудрые мужи пытаются разыскать материалы для подтверждения совсем уже фантастических версий, к примеру — о факте применения «биологического» оружия татарским ханом Джанибеком»…

Не претендуя на титул маститого историка, попытаюсь, однако, оперируя твёрдым убеждением, что все беды в этом грешном мире происходят исключительно по причине глупости и алчности некоторых представителей рода человеческого, определить причинно-следственную связь, вызвавшую в те давние времена столь ужасающие события.

Начну с первопричины — что же есть чума и каковы пути её распространения в свете современных знаний: возбудителем болезни является чумная палочка – Yersinia pestis, эпидемический процесс имеет стадийное течение — на первой стадии чума регистрируется у грызунов, на второй в процесс включается человек, у которого заболевание протекает преимущественно в бубонной форме. У отдельных больных развивается вторичное поражение лёгких, с чего начинается третья стадия процесса, особенностью которой является возможность передачи инфекции от человека к человеку респираторным путём, а так же резкая активация процесса, сопровождающаяся развитием преимущественно лёгочной формы заболевания. Прародина чумы — степи Центральной Азии, среднеафриканские саванны и североафриканские пустыни, где эта болезнь развивалась и поддерживалась среди местных видов песчанок, сурков и сусликов. В этих частях света возникли и первые эпидемии чумы среди населения.

В местах компактного проживания людей в эпизоотический процесс включаются так называемые синантропные грызуны: крысы и мыши. Специфическим переносчиком бубонной формы чумы от грызуна к человеку является блоха Xenopsylla cheopis. Это связанно с особенностями устройства пищеварительной системы блохи: перед самым желудком пищевод насекомого образует утолщение, зоб. При укусе больной крысы чумная палочка оседает в зобе и начинает интенсивно размножаться полностью закупоривая просвет пищевода, перекрыв таким образом отсасываемой крови доступ в желудок. Испытывая перманентное чувство голода, блоха в надежде получить своё от другого донора, покидает грызуна, при возможности перебирается на человека, и, меняя хозяев, успевает перекусать большой количество людей, прежде, чем через 10-12 дней погибнет от бескормицы.

Вернёмся в Европу, в XIV век. Сообразно свидетельствам, отображённым в многочисленных хрониках, «чёрная смерть» проявлялась сильными колющими болями, ознобом, после под мышками и в паху у больного вздувались твёрдые образования, следовательно — пандемия чумы в европейских городах развивалась не как передаваемая воздушно-капельным путём первично-лёгочная, а как переносимая чумными блохами бубонная форма. Но бубонная чума не выходит за пределы своих природных очагов без перемещения возбудителей — чумных блох — по обширным пространствам.

Выше я заострил внимание на зафиксированном современниками факте скачкообразного распространения эпидемии; по-видимому, обозначь мы на карте направления поэтапного распространения чумы, тем самым составили бы схему маршрутов передвижения крысиных отрядов по городам средневековья.

Чёрная крыса отнюдь не являлась экзотическим животным в эпоху крестовых походов. После падения римской цивилизации, погрязшие в бытовой дикости, не знавшие канализации, заваленные нечистотами европейские городапревратились в клоаки — комфортабельные обиталища для грызунов, но, пандемия чумы разразилась через несколько веков после воцарения чёрной крысы в жилых кварталах. Напрашивается единственный верный вывод — к середине XIV века количество крыс в Европе резко возросло.Осталось лишь прояснить причину бурного роста популяции Rattus rattus к 1347 году.

II. ПРИЧИНА, или, Святая Инквизиция и крысиный вопрос !?

Буду по возможности краток: к середине XII века противоречия между стремящейся к абсолютной власти верхушкой католической церкви и светскими институтами приняли характер открытой конфронтации (вспомним походы Фридриха Барбароссы). На фоне этих событий большую популярность приобрели различныеантиклерикальные группировки, секты, среди коих наибольшую активность проявляли Вальденсы и Катары (Альбигойцы). Катары (наименование от фр. Catiers, т.е. — «котопоклонники» — из-за якобы бытовавших у еретиков ритуалов с участием кошек) — самые серьёзные, в предшествующий Реформации период, противники католической церкви, пользовались покровительством большого числа дворянства французских, германских земель и севера Италии. Особенно упрочились позиции катаров на юге Франции — в Лангедоке, Арагоне, Провансе — где секта, приняв наименование Альбигойцев, фактически доминировала как правящая партия. Святой престол, что естественно, не мог мириться с подобным раскладом: в 1199 году папа Иннокентий III уполномочил двух цистерцианцев — Ренье и Гюи объездить в качестве папских легатов диоцезы южной Франции для искоренения ереси. В 1203 г. в помощь легатам были направлены отец Ральф, Пётр Кастельно и аббат монастыря цистерцианцев Фонтевро. Предписание возможно строго обходиться с еретиками привело, в 1209 г., к убийству Кастельно, что положило начало кровавой борьбе, известной как Албигойский крестовый поход, или — «Албигойские войны» (1209-1229 г.г.). В 1215 году был создан особый церковный суд — Инквизиция, который с того дня осуществлял управление процессом противостояния ереси.

Несмотря на значительные усилия католической армии, еретики продолжали упорно сопротивляться, пока против них не выступил Доминик Гусман, основатель ордена доминиканцев. Инквизиционные суды перешли под управление ордена, будучи изъяты папой Григорием IX из епископской юрисдикции, т.к. доминиканцы не были связаны ни личными, ни общественными узами с населением, и посему могли действовать в интересах святого престола, не оставляя еретикам надежды на пощаду.

В 1222 году двенадцать каноников Орлеанского собора были осуждены за ересь и сожжены — первый костёр средневековья. В результате двадцатилетней религиозной войны Альбигойцы и их сторонники потерпели поражение, последовавшая волна репрессий завершилась полным разгромом движения по всей Европе. Последний оплот Катаров, замок Карибюс пал в августе 1255 года. За весь период альбигойских войн было уничтожено не менее одного миллиона еретиков, среди которых было много состоятельных горожан и дворян, и всё их движимое и недвижимое имущество согласно декрета «Excomunicamus» подверглось конфискации в пользу церкви. Сложилась парадоксальная ситуация — Инквизиция сокрушила еретиков… и столь успешно, что в конце концов уничтожила источник собственного благосостояния — еретики вывелись, грабить стало некого. «В наши дни не осталось больше богатых еретиков; очень жаль, что столь полезному учреждению, как наше, следует быть столь неуверенным в будущем» — инквизитор Оймерик.

Инквизиция не у дел — святой престол без доходов, надобно было исправлять положение вещей. Решение вопроса не заставило долго ждать себя — раз еретики «кончились», надо создать новых, слава всемогущему Господу по всей Европе полно богатеньких купчишек, чиновников, дворян, зажиточных крестьян…

В 1320 году папа Иоанн XXII уполномочил инквизицию преследовать тех, «кто поклоняется демонам, вступает в договор с ними, изготовляет идолов или использует священные предметы для целей магии». Суды по обвинению в еретическом чародействе начались в Каркасоне, Тулузе, — ярко разгорелись костры, огонь перекинулся с юга на север Франции, в Южную и Западную Швейцарию, во французскую Савойю до Северной Италии и Рейнланда…

Инквизиция в спешном порядке принялась за стряпню «нормативной» документации: рекомендации, пособия и предписания по распознаванию ереси и идентификации ярых еретиков — ведьм и колдунов. Свежеиспечённая обширная«литература» по теории колдовства среди прочих содержала и такой перл: « В награду за союз с ним Дьявол придаёт колдуну или ведьме демонов, выглядящих как небольшие домашние животные или птицы (чаще всего под видом кошек либо дроздов) чтобы они выполняли злокозненные поручения и творили зло», т.е. — в память о мифических ритуалах ненавистных Катаров (см. выше) самого безобидного представителя семейства кошачьих объявили вне закона. Думаю, вплотную поставленный перед тогдашним обывателем вопрос — проследовать к заботливо обустроенной из сырых дровишек поленнице, или свернуть шею хвостатому любимцу, решался обычно отнюдь не в пользу последнего. Как я подозреваю — санитарно-эпидемиологической службы на привлёкшей наше внимание территории в те смутные времена не существовало, дератизацияция (от фр. Deratisation – уничтожение крыс) осуществлялась исключительно естественным, биологическим путем, по схеме — «кошки – мышки»… думаю, тему можно считать закрытой. Остаётся добавить: ещё одна, не имевшая столь катастрофических последствий (вымерло около 20% населения) пандемия чумы «накрыла Европу в 1382 году, после чего подобных вспышек не наблюдалось. Причина ослабления ужасных «объятий чёрной смерти» кроется отнюдь не во внезапной «гуманизации» Инквизиции — зверства продолжались вплоть до конца XVII века — просто аборигенную «европейскую» чёрную крысу повсеместно вытеснил менее подверженный инфицированию чумой заморский пришелец серая крыса-пасюк (Rattus Norvegicus).

И ещё: в ходе затеянного мною импровизированного расследования мы наткнулись на загадку — «чёрная смерть» не затронула ирландцев. Парадокс? Отнюдь — ирландцы, хоть они и являли во все времена пример истового почитания католической веры, народ сообразительный, моментально определившись с истинной подоплёкой поползновений Инквизиции, послали папских легатов ко всем чертям (за весь многовековый период гонений, в истории Ирландии можно насчитать всего с десяток прецедентов обвинительных приговоров по делам о ереси), и как результат — сохранили достаточное поголовье усатых дератизаторов…

О ПОЛЬЗЕ НАГЛЯДНОЙ АГИТАЦИИ


«Наглядная агитация — вид средств агитации, состоящий из печатной, реже — рисованной, продукции». Юридический словарь.

В далёком «социалистическом вчера» толковые книжки приходилось добывать у барыг, подписки на многотомники и вожделенную «Иностранку» через допущенных к лимитам чинуш, стародавние издания у алчных букинистов. Однако слуга ваш покорный не брезговал и “щедротами” Книготорга, ибо, скооперировавшиеся с перекупщиками жулики товароведы избытком интеллекта обычно не отличались, и, изымая из легального оборота “ходовой“ товар, порой, по незнанию, пропускали на прилавки качественную литературу.

Году этак в семидесятом (прошлого века, естественно), копаясь в кучах разложенной на прилавке обязательной тогда агитмакулатуры, наткнулся я на книжку в мягкой обложке:АлехоКарпентьер — имя ничего мне, сопляку, но читателю уже злому, не говорящее — «Потерянные следы». Роман. Издательство «Прогресс». Заглянул в предисловие: «…прогрессивный кубинский писатель, атташе по культуре посольства Кубы в Париже»…

Хосе Марти я тогда ещё не читал, «Сон кубинских негров» Гарсия Лорки, как и творчество самого “кубинского негра”, хоть и Сталинского лауреата, позитивных эмоций у меня не вызывали — Куба ассоциировалась с весьма романтической, но отнюдь не поэтичной фигурой сурового Команданте, так что, вожделения обладать вышеназванным романом я не ощутил, но — смутила обложка, вернее, оформление оной: стилизованное под гравюру чёрно-белое изображение пышной флоры, сквозь листву которой проглядывал не менее пышный обнажённый женский зад… визуал победил, и, набрав в тощем студенческом кармане что-то около двух рублей мелочью, направился я к кассе.

Шедевр великолепного АлехоКарпентьера-и-Вальмонт я “проглотил” за ночь, причём после первых же страниц визуал уступил позицию дискрету — проза кубинца действовала на молодые извилины как выдержанное вино: обволакивала сознание, рассеивала мысли и одновременно — возбуждала: Карпентьер оказался гиперэротичен каждой фразой, каждой строкой, каждым абзацем. Что добавить? — к утру личина моя была раздавлена, уничтожена, отдышавшись, мне пришлось сызнова начать её построение, и только-только отошёл я от потрясения, почтальон принёс свежий номер «Иностранки», в оглавлении которого среди прочего значилось: Габриэль Гарсия Маркес, «Сто лет одиночества»…

Не скажу, что магический реализм являлся для меня, тогдашнего, новым блюдом — пятитомник Гоголя был зачитан до дыр, да и с кудесником Гофманом состоял я в близком знакомстве.

Уже ходили по рукам продвинутой молодёжи альбомы репродукций Дали, уже издавали — хоть и с опаской — отдельные рассказы Кафки, но кружевные, барочные и одновременно — жёсткие как выстрелы словеса латиноамериканцев смущали неокрепшую мою душу сильнее самой изысканной наркоты: началось медленное погружение в бездонный омут: некрофил-романтик Хуан Рульфо, волюнтарист Фуэнтес, до боли пронзительный ОтероСильва, таинственный и развратный ВаргасЛьоса, буднично-мистичный БиойКасарес, изящно заумствующий, беспощадный Кортасар, ожививший тени пращуров Астуриас, воинствующий бунтарь Сабато, и ещё многоликая когорта полнокровных, жаждущих титанических страстей и напитывающих пьянящим словом, поспешающих жить и создавать новый, дерзкий уклад этой жизни, творцов, и колоссальный массив их поэзии от недопонятого пока ещё, опередившего бег времени Рубена Дарио, и до преисполненного горечью всезнания Пабло Неруды, и наконец, разгадавший все тайны мироздания, и от того бесконечно печальный Борхес… Омут этот алчен, он не отдаёт утопленников, ибо он же для них и пожизненный лицей строжайших правил обучения и последующего служения ему же…

В завершение сего путанного текста — ремарка, позаимствованная у последнего мечтателя современности: «Единственное, что надо делать писателям, которые считают себя членами “мафии” магического реализма, — это просто верить в реальность, не пытаясь её объяснить. Пусть её объясняют критики, учёные, социологи и кто там ещё…» — Габриэль Хосе де лаКонкордиа Гарсия Маркес (Габо).

Кубинский негр – Николас Гильен


КЛЮЧ ОТ ВРАТ РАЙСКИХ


Ближе к выпускным вязкое как болотная марь уныние расползлось по школьным коридорам. Дабы расшевелить бурсаков мы с Персиком спёрли из учительской классный журнал и затолкали его в очко педагогического клозета. Сверху присыпали дрожжами. Клозет возмутился, школа встала на сутки.
Назавтра, когда стараниями дирекции относительный порядок был восстановлен, в класс ворвалась завучеса (как сейчас помню, шел урок математики — Пузырёк, радостно всхлипывая, рисовал на доске синусоиду периодической функции), в руке, защищённой позаимствованной с пожарного стенда перчаткой, Цицель сжимала скверно пахнувший, слипшийся страницами ком: — Признавайтесь, варвары, чья работа? Кто посмел? Я ему это по всей морде размажу… вы, двое, за мной!

В учительской томился Багдадский вор. Цицель швырнула осквернённый журнал в мусорную корзину, следом — пожарную рукавицу, подтолкнула вещдоки к ногам завхоза: — Попробуй высушить, нужно будет как-то переписать… — Распахнула дверь кабинета, тряхнув жидкими кудряшками, указала нам на проём.

Вошли гуськом: мы впереди, Цицель замыкающей, и — прямиком к телефону.

Гляжу — мой домашний набирает. Долгие гудки… — пронесло: по-видимому у Акоппетровича случился завоз, и матушка отправилась за свежатиной.
Следующим был задействован номер персикова семейства. В ответ из трубки донеслось такое сочное, баритональное «Вас слушают!», что мы возликовали: — Дома, — с облегчением шепнул Персик.

***
Дядя Миша ворвался в учительскую, как конкистадор в покорённую страну: — Доколе? До каких пор парочка малолетних негодяев будет нарушать спокойствие этого чертога знаний? — Приложился к Цицелиной ручке, незамедлительно закурил, принялся энергично вышагивать по кабинету, рассыпая окрест столбики пепла.
Цицель, не спуская с гаера жадного взора, уселась млеть в кресло, и было ей с чего млеть, ибо Дядя Миша был чертовски красив в гневе: обильный телом, горделиво откинутая массивная голова, хищно горбоносый, алчущие губы сластолюбца, густая шевелюра переливчато-вороной масти, пушистые усы. Велегласный, щедрый в движениях, он весь сочился неуёмной мужской силой.
А выговор? — то бархатисто-вкрадчивый, то, набиравший обертоны, опускавшийся чуть ли не до контроктавы полновесный, доктринально убедительный.

Краснобайствовал Дядя Миша с четверть часа, — начал с Павки Корчагина, плавно переключился на молодогвардейцев. После была простреленная каска с проросшей через дырку от пули берёзкой, герои-целинники, приплёл Гагарина. В заключение, ещё раз приложившись к ручке уже почти что оргазмировавшейзавучесы, заверил: — Цисаночка, сердце моё, я в очередной, и, даю нерушимое слово — в последний раз принимаю на себя вину этих охломонов. Обязуюсь, коли что-либо подобное повторится, обратиться к разрешению проблемы со всей возможной строгостью, вплоть до рассмотрения необходимости применения жёстких административных мер!..

***
На ступенях школы от щедрот Дяди Миши закурили: — Трахнул бы ты её, — попенял Персик спасителю, — нам бы легче жилось.
— Твоя надзирательница, вот ты эту кобылу и трахай! — Огрызнулся Дядя Миша. — У меня своих страдалиц хватает. И потом, — что за дурацкие забавы: здоровые лошаки, и журнал в сортире утопили. В детство впали? Ваше счастье — я дома оказался. Взял бы трубку Автандил, вы бы сегодня в парке Победы ночевали, в беседке…
— Кстати, — Персик сузил нахальные глазки, — а чего это ты в рабочие часы лоботрясничаешь? Никак дежуришь в ночь? А ну гони ключ…
— Хрен тебе, а не ключ, идите, вон, с первоклашками в салки поиграйте…
— А Автандил вчера сетовал, мол какая-то сволочь у него из бака бензин сцедила, — ни к кому конкретно не обращаясь задумчиво промолвил Персик.— Застрял на полдороге, бедолага, на службу опоздал… 
— И откуда у нас в семье иуда завёлся? — Дядя Миша потянул из кармана связку ключей, — ведь генетически от начала рода-фамилии ни одного стукача, ни одного интригана-начётчика…

Тут надобно ввести в повествование пояснение: Дядя Миша являлся счастливым обладателем благоустроенной однокомнатной квартиры, которая имела место буквально в двух шагах от его родового обиталища. 
В Подсобке, как он её называл, Дядя Миша вёл жизнь половую, а столовался и предавался отдохновению у родных Пенат. Человек он был, хоть и холерического склада, но в быту до уныния обстоятельный, то есть — Подсобка была задействована каждый вечер, без выходных, в виду чего нам с Персиком лишь изредка удавалось абонировать сей чертог наслаждений на сколь-нибудь длительное время. Но, его величество Случай — отнюдь не фраер: на жизненном пути полового гиганта внезапно образовались некие метаморфозы, в корне изменившие привычный для него жизненный распорядок. 

Дядя Миша был доктором, причём доктором хорошим, правда — несколько импульсивным в поступках, может от терзавшей его неуёмной любознательности, чёрт его знает. 
Отучившись в ленинградском «Меде» на лечебном, молодец взялся за научные штудии, однако кандидатскую защитил почему-то по курортологии.
Воротившись домой молодой учёный некоторое время усмирял конвульсии паралитиков, помещаемых им в барокамеру тифлисского Бальнеологического института. Когда эта забава ему наскучила, Дядя Миша диаметрально переквалифицировался и поступил патологоанатомом в Первую градскую. 
Всё бы хорошо, но полюбилось гаеру ежедневно прогуливаться по палатам, наблюдая при жизни тяжелобольных, которых он после потрошил в прозекторской. Был вычислен кем-то из выживших, и разгорелся скандал. Скандал замяли, Дядя Миша уволился и опять сменил квалификацию — попросился в городскую неотложку, в реанимационную бригаду. Вот тут-то и пришёл на нашу с Персиком улицу праздник: трижды в неделю Дядя Миша уходил в ночное, то есть в эти дни Подсобка пустовала с шести вечера и до девяти утра…

— Кого вы туда таскаете… — чертыхался Дядя Миша, отделяя ключ от связки, — цыганок? К тахте не подойти – убойными духами провоняла…
— Фрейлин датской королевы, — съязвил Персик, — кто даёт, тех и таскаем!
— За ртутной мазью ко мне будете бегать? И научитесь, в конце-то концов, спирт разводить: одна часть спирта — полторы части воды. Заблюёте ванную, зубными щётками заставлю вычистить…


Из книги ИСКУССТВО ПАМЯТИ


Всё меньше средь живых найдёшь поэтов, что, наподобие героев Гофмана, испытуют пребывание в околдованности романтической мечтой, ведущей их при встрече с прозой жизни к гибели; впрочем, её они, как и подобает крестникам Пиерид, встречают с робкой гордостью — так когда-то принимали чашу с цикутой или терновый венец...

История Эвфона, краткая

Часть первая: долгое начало.

(посвящается Гвидо из Ареццо)

Логос велегласен, форма оркестрирует, ибо обременены они мелодическим языком. Порою их разъединяют завистливые боги, но вновь смыкает самая могущественная из правительниц земных — божественная Фантазия.

Напев, монодия, наигрыш не слагаются сами собой в людской среде, в процессе их создания народ есть сторона воспринимающая, он, народ, исполняет функцию резонатора творимого, которое творимое истинные слагатели черпают из бурлящего источника народного же умонастроения и метаморфоз истории.

Музыка, резонированная разными народами в разные эпохи, различна по форме, но всегда, даже в периоды упадка других родов искусства, она оставалась прекрасной, ибо бессмертные органумы и хоровые камлания, мелодика и тяга к купному творчеству — суть атрибуты органически присущей человеку способности развиваться вместе с мирозданием.

Музыка есть самый совершенный способ общения с Эмпиреей: богам по нраву и неистовые напевы прислужниц Кибелы, и нестройные дифирамбы хмельных бассарид.

Боги с равной отрадой внемлют строгой псалмодии и изысканному мотету, для них одинаково любы и сложный градуал, и вольный спиричуэлс, самба и дельта-блюз, свинг и кул

Музыка есть бесконечная песнь во славу богов, несмолкаемая молитва человечества. В силу своей возвышенной сущности музыка облагораживает природу её творца, равно как и природу её слушателя.

Музыка парадоксальна: хоть она и является предметом сочинительства, она первична, а сочинитель — вторичен, ибо движим ею. Когда мы пишем музыку, мы подвержены иллюзиям: нам мнится, что мы проникаем в её тайны всё глубже и глубже, но это она сама руководит нашими действиями и разумом, и устраняет наши страхи перед границами возможного, подсказывает нам смысло-звуковые формы, в которых звук и смысл объединяются в квинтэссенцию мысли и чувства; иногда же она струится, похерив смысловую составляющую, устремляясь в обитель отринувших каноны структур…

Ничтоже сумняшеся, человек неоднократно предпринимал попытки высвободиться из-под власти музыки и в свою очередь подчинить её воле своей — заключить в рамки строгой мессы, обрядить в пышный наряд надменной фуги, или опутать шёлковой сетью переменчивой симфонии; всё, что случилось, было великолепно, но этой сокровищнице с её бесценным содержимым противостоял один-единственный смертный — гениальный Моцарт с его предчувствием бесконечного…

Зальцбургского пророка услышали в Тюрингии, где в славном городе Йене содружество юных мечтателей отстаивало право сочинителя на неограниченное индивидуальное своеволие и право творящего на полнейший произвол.

Романтики восприняли посыл Моцарта как заповедь о всенепременной множественности формы, как нечто обязательно общее, лежащее в основе основ самого творчества, его пронизывающее и связывающее в единое целое, — отсюда поиски музыкальности во всех искусствах, включая и саму музыку.

Канонизированное романтиками музыкальное качество бытия передано было веку двадцатому единением предшествующих эстетических приёмов — от античной дерзости непрекращающегося поиска до эмоциональных новаций Берлиоза и импрессионистской эстетики Равеля; и инструментарий этот придал наследникам смелости в творчестве, помог ослабить традиционную содержательную составляющую и обеспечить доминирование составляющей импрессивной, которая, будучи допущена к власти, узаконила диктат чрезвычайно искусного, с тонкой игрой ритмов, порой даже нарочитого импровизационного характера построения композиции. Музыка эта пробудила и возбудила общество, и диаметрально изменила общепринятые каноны бытия, которые каноны растворились в её бесподобном звучании…

После случился 1967 год, но это уже другая история!

*   *   *

История — это тёмная, захламленная кладовая, в которой в тщетном старании сменить неприглядное обличье на ангельский лик мы скрываем тёмные наши деяния. Суета сует...

***

Четырёхпутье

Полдюжины светляков померкли на яснеющем своде; дюжина одетых в малахитовую коросту горгулий предвкушала обещанный прорицальщиком утренний ливень; посвист дрозда делил звон тугой струи на равные доли.

Булочник убрал ставень, пекарня дохнула на площадь свежей сдобой, и дух этот вступил в единоборство и одолел тонкий аромат сирени, густо разросшейся у дома костоправа.

Диковинная птица брадобрея поочерёдно указала загнутым клювом на каждую из четырёх сходящихся у храма дорог, и четырежды прокричала: «Они идут!» А порыв восточного ветра принёс острый запах конского пота…

Утомлённые долгим походом скакуны чуть приволакивали копыта, от этого обязательный звон подков умер — подковы глухо ударяли по брусчатке, словно фальшивые монеты, падающие из прохудившегося кошеля менялы.

Предводитель осадил тонконогую кобылу у чаши фонтана, склонился к воде, зачерпнул шлемом, прежде чем отпить, повёл раскошенным глазом в сторону замерших в ожидании обиталищ, сказал негромко всадникам: «Ваше…»

*   *   *

Ещё в юности N. обнаружил, что обладает неким качеством, мешающим ему обзаводиться друзьями, а именно — интеллектом. Субъектом он был дружелюбным, посему приходилось ему раз за разом притворствовать — изображать простофилю, дурачка. Так удалось ему обзавестись многочисленными почитателями, вот тогда-то и ощутил он себя крайне несчастным существом — нет участи страшнее, чем прозябание умника в окружении глупцов...

*   *   *

Существует поверье, что старые боги не сгинули, но по сей день скитаются они по земле, растеряв былых почитателей. Порой их можно встретить на площадях древних городов в обличье бродячих музыкантов. Иногда, дабы разжиться бутылкой-другой доброго вина, нанимаются они сборщиками винограда где-нибудь на Юге…

Случайные знакомцы не умеют распознать их сверхъестественную природу — боги старательно утаивают свою сущность, но стоит им уединиться за скромной трапезой, сбрасывают они человечьи личины и предаются воспоминаниям, осенённые отсветами былой славы…

*   *   *

В ночи явился мне Князь Тьмы. Судейский трон свой оседлал, однако ж весь опутан цепью — знать приступ бешенства смиряла челядь. И дворня здесь же: Баал одесную нахмурив лик; Лилит у самых ног — двоённое копыто умащает. Агарес ястреба кровавой снедью потчует, в сторонке — Елизаздра, взгляд потупив, перебирает чётки: помнилось, — иль взаправду младенцев черепа персты чертихи теребят? Блазни во множестве снуют, кривляньем да ужимками увеселяют сатану…

Когда б я наблюдал сию картину, протискался к престолу самому в лохмотья обряжённый старикашкаплесницы стоптаны, сума в заплатах пёстрых, — пал ниц и возвестил:

Окнязь, беда, измена, — твой воин Бофри, выворотень подлый, напялив плащ рдяной, на бранном поле, что слуг твоих трудами у берегов Танаиса даёт обильный урожай, весь, какой был металл, пресуществил и в камень обратил — и ружья, и гранаты, и пушки, и заряды к ним, а зелье огневое — в сыпучий прах. Противоборцы, усобицу забросив, громят в окрестных поселеньях ростовщиков конторы и лавочки менял. Наиужаснее всего, что действо это ширится: влекомая отступником толпа, тряпьё багряное на древки вздев, потоком клокочущим разлилась, и несть числа им, жаждущим разрухи… — Так завершил Мамона речь свою.

Читал я у хронистов старых, что дьяволу дана способность единовременно и бегать и дристать. Свидетельствую: оковы сбросив, замельтешил по преисподней Сатана, ибо, рассудив какие убытки понесёт по всем статьям его хозяйство, повергся в страх жестокий. После пришёл в неистовство: он скрежетал клыками, из ноздрей его вырывалось пламя, из подхвостья — зловонный кал. Наконец, выставив рога, принялся он крушить стены обиталища своего, копытами дробить толстенные плиты, что понизу были уложены.

И так он бушевал и ярился, что приближённые его отступили, и долгое время никто из них не отваживался обратиться к нему со словом. Наконец Баал-Зебуб набрался смелости, изрёк: «Могущественный князь! Что означают сии выходки вашего величайшего величества? Или уже великий государь запамятовал о своём величии? Что означают сии ужимки и ухватки, кои не добавят славы к имени вашему, и наоборот, урон могут нанести устрашающей силе его?»

— Ахти мне! – вскричал Сатана. — Ахти мне, что слуг понабирал юродивых, ленивых, да ещё и подлых перевёртышей! Ахти мне, ибо стараниями вашими мною выпестованная пучина зла, обильную жатву мне приносившая, исторгнута отныне из обители телесных в краю, проклятом уже тем, что усмирять не раз мне приходилось жителей его. Не позор ли нам всем, что неустанный труженик Арей из-за предательства свихнувшегося герцога по всем фронтам афронт имеет? И что те немногие дни, что ещё остались до конца света, мы расточаем с таким нерадением? Вы, стая никчемных обезьян, неужто вам неведомо, что в эти уходящие мгновенья нам надлежит собрать невиданную прежде дань? Какая будет честь мне пред концом, ежели мы, как загнанные псы, не годны станем в травле…

Исход остался неизвестен, ибо рассвет подкрался, и где-то по соседству задорно возопил петух. Я пробудился, огляделся, и заново обыдней горечи вкусил — Мамон царил, всё ещё в силе пребывал кровавый лихоимец. Увы, то был лишь сон, увы — несбыточные грёзы…

***

Licetadireinpartubusbarbarjrum (пропуск в варварские земли)

Боевой гусь — гибридное пернатое; применялся в римском войске после третьей Пунической войны и до Галльских походов Цезаря.

Бычья саламандра — выведенное в болотах Полтвы кочевниками языгами и принятое на довольствие Римом транспортное земноводное повышенной грузоподъёмности. Служило для переброски армейского оборудования на марше, а также для доставки живой силы к боевым порядкам противника (до пятнадцати пехотинцев в полном доспехе на особь).

Своим появлением боевой гусь обязан СципионуАфриканскому. Возможность создания эффективного средства противодействия боевым слонам Карфагена полководец обдумывал ещё во время Испанской кампании, когда, разгромив обоих Гасдрубалов, предпринял военную реформу.

В тот раз, в Тарраконе, затеять начинание не получилось — страусы на Пиренеях не водились, пришлось отложить осуществление гибридизации на четыре года.

Дело сладилось во время зимовки близ Утики, тогда-то по приказу Сципиона армейские конюхи и совершили подмену: у страусих-наседок выкрали их природные голыши и подсунули африканкам яйца от проживавших в почёте на Капитолийском холме храмовых сторожевых гусынь.

Появившиеся в положенный срок вылупыши размерами превзошли взрослого гуся, нравом обладали вздорным и злобным, сразу же пошли в рост и к трёхмесячному возрасту уже способны были насмерть залягать пару хананейских копейщиков каждый.

Изначально боевые гуси заменили в войсках ударную кавалерию: на спине гуся помещались два воина — погонщик-копейщик и лучник.

Со временем была выведена более быстроходная малогабаритная порода гусей, предназначенных для одного, вооружённого испанским мечом и длинным копьём всадника.

ЛуцилийАнней Хлор сообщает в своих записках: «В последовавшем за этим столкновении с ГлабромАмилием он (Антиох) потерял всю свою армию. Римляне заманили его в устроенную у верховий Скамандра засаду, где войско, стиснутое в узком ущелье, было затоптано отрядом гусей».

Триумф гусиных отрядов завершился в Галлии: крупные птицы застревали в густом подлеске чернолесья Белгики и становились мишенями для метких лучников галлов; всё поголовье бычьих саламандр передохло от холода при переходе через заснеженные альпийские перевалы…

D:\ИСКУССТВО ПАМЯТИ\СЮР, картины\1. Жак Калло.jpg

Rado Laukar OÜ Solutions