19 марта 2024  12:07 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 33 июнь 2013 г.

Круглый стол. Секты и сектантство

Георгий Кочетков

28 августа 2002 года на телеканале НТВ прошла передача Александра Гордона «Секты и сектантство» с участием профессора священника Георгия Кочеткова и кандидата исторических наук Бориса Фаликова.

Разговор коснулся не только проблемы ухода людей, особенно молодых, в секты, но и таких острых на сегодняшний день вопросов, как взаимоотношения православия и католичества, Русской православной церкви и старообрядчества. В ходе беседы было отмечено, что сектантство гораздо более проблема внутренняя, чем внешняя, что можно внешне являться представителем традиционной религии, по духу представляя собой типичного сектанта. В первую очередь это касается фундаменталистских течений в любой религии.
Ниже публикуется незначительно сокращенный текст состоявшейся беседы.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Какое количество наших сограждан сегодня официально принадлежит РПЦ и какое – различным сектам?

БОРИС ФАЛИКОВ: Когда речь заходит о религиозной статистике, мы сталкиваемся с массой проблем. Во-первых, на разных этапах число сектантов либо преувеличивается, либо приуменьшается, причем как ими самими, так и их оппонентами. Делается все это из различных политических, практических соображений, поэтому число назвать очень трудно. Во-вторых, у нас фактически не проводились серьезные социологические исследования.
Скажем, взять такую секту, как Великое Белое Братство. Вокруг нее был очень большой шум, но если попытаться оценить число ее последователей, то я не думаю, что даже на пике их можно было считать тысячами. Наверно, все-таки, сотнями. Да и секта это была такая жесткая, авторитарная, требовавшая дисциплины…

АЛЕКСАНДР ГОРДОН (СВЯЩ. ГЕОРГИЮ КОЧЕТКОВУ): У вас есть возражения?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Давайте дослушаем. У меня есть, конечно, какое-то возражение в данном случае. Я очень хорошо помню этот пик, когда чуть ли не на каждом столбе в Москве были рекламы лидеров этой секты – Марии Деви Христос и других. И, конечно, это имело влияние на молодежь. И в молодежной среде в какой-то момент это были тысячи и не одна-две тысячи в одной Москве, не говоря о Киеве и других городах. Действительно, не проводилось исследование, а надо было бы.

БОРИС ФАЛИКОВ: Может быть, но все-таки такие взрывные секты, как Белое братство, такие экзальтированные, апокалиптические, вряд ли способны собрать много людей под свои знамена. И опять-таки, это энергия одного выплеска: ждали конца света, не дождались и потом энергия потихонечку ушла в песок.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Вот тут у меня возникает вопрос уже к вам обоим. Очень странную параллель можно провести с вашими словами: взрывная, харизматическая, проповедующая скорый конец света. Давайте вспомним начало христианства. По сути дела, вы сейчас очень точно описали то, что происходило на заре становления христианской веры и религии как таковой. Вот тут мы наконец приближаемся к разговору о том, что такое секта, и не только об этимологии этого слова, а как мы понимаем это сегодня и где проходит вот эта, иной раз очень тонкая грань между сектантством и принципиально иными религиозными воззрениями, может быть, столь же глубокими, как и религии, от которых они отпочковываются.

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Мне кажется, что это очень серьезный и глубокий вопрос, и ответ на него никак не может лежать на поверхности. С одной стороны, я не очень согласен сейчас с Борисом Зиновьевичем относительно того, что секта не может собрать тысячи и многие тысячи и, может быть, даже миллионы последователей. Я думаю, что может, особенно в нашей стране, учитывая специфику переживаемой нами эпохи, когда от массового псевдоатеизма люди стали переходить к массовой псевдорелигиозности. Ну, конечно, когда я говорю о псевдорелигиозности, я внутри себя имею какую-то норму, которая для меня норма. Для другого это может звучать иначе, я прекрасно это понимаю. И все-таки, секты – это какое-то явление неизбывное, неизбежное. С одной стороны, я сразу вспоминаю слова пророка Исайи, который говорил: беззакония произвели разделения. Секта всегда плод какого-то разделения, которое, может быть, начиналось еще где-то изнутри, даже на семейном или на сугубо индивидуальном уровне, но какая-то энергия, способная влиять на других людей, выплеснулась наружу.
Да, есть много внешних признаков сектантства, и Вы совершенно правы: первоначальное христианство по внешним своим свойствам, как это могло видеться, скажем, древнему или современному объективному историку или исследователю, было похоже на секту. Да христианство и называли совершенно откровенно иудейской сектой. Язычники смотрели на христиан, как на секту, иногда путали их с иудеями, иногда не путали. И иудеи, в основном, смотрели на христиан, как на секту, и то, что христианство в себе несло потенциал той вселенскости, той всеобъемлемости, той полноты, которая противостоит всякому сектантству, это не сразу стало ясно, хотя сейчас мы можем только удивляться этому, читая канонические Евангелия.
Для меня секта – это, в первую очередь, то, что, являясь частью, претендует на то, что она, эта часть – некая полнота, некая целостность. Противопоставляет ли эта часть себя целому? Да, наверное, рано или поздно это происходит. Может быть, всегда происходит, но достаточно внутри себя взять часть истины, часть правды, часть жизни и сказать: вот в этом, как в зерне, находится все, вся полнота – и можешь превратиться в сектанта в одночасье, причем совершенно независимо от того, какой традиции ты принадлежишь ментально. Ты можешь называться православным, католиком, кафоликом, кем угодно, и при этом внутренне являть собой пример сектантства. Впрочем, известны и обратные факты, когда человек, происходящий из каких-то не самых высоких по мысли, по духовному запросу, движений, которые можно явно идентифицировать как сектантские, вдруг обретает эти вот вселенские черты. Черты приближения, если уж не достижения полноты.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Полноты чего?

СВЯЩ. ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Полноты жизни, полноты истины. Это очень непростой вопрос – к какой полноте люди стремятся, но человек так устроен, что он всегда стремится к полноте, его не устраивает, никогда не устраивает часть жизни.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Я из Вашего выступления понял, что единственным критерием, который позволяет определить, что перед тобой: секта или целое, является, по сути дела, время. Ведь Вы сказали, что христианство в первые века своего существования расценивалось как секта и мало кто предполагал, что это вселенское учение. Кто знает, может быть, сегодня далеко не самые ортодоксальные секты, такие как Белое Братство, но какие-то другие, кажутся нам такими же несостоятельными, как раннее христианство иудеям или язычникам, а со временем превратятся в церковь всеобъемлющую и вполне отвечающую на те вопросы, о которых Вы говорите.

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Вы знаете, это гипотеза, которая имеет право на существование, но, наверное, по своему сердцу всякий человек, который будет размышлять над этим, не согласится с такой точкой зрения. Потому что человек, я уже упоминал об этом, стремится к полноте. А полнота истины оказывается, в конечном счете, и полнотой любви, и полнотой свободы, и полнотой жизни, и полнотой духа и так далее, и так далее. В каком-то смысле это одно и то же, и значит, люди, хотя бы интуитивно, внутри себя, ощущают, что путь к этой полноте, как и сама эта полнота – это что-то равное себе, что 2000 лет назад, что 10000 лет назад или 40, что сейчас, что в будущем. Некоторые захотят спорить, скажут: у каждого своя истина. Спорить здесь невозможно; или этот опыт есть внутри, или его нет. Очень важно, мне кажется, не спорить при этом, а показывать пример, как бы образец. Для нас, для христиан, этот критерий прежде всего – во Христе. И это было осознано уже тогда, в древности: еще в Писании Нового Завета было сказано, что надо смотреть не на отдельные частные примеры, а взирать на начальника и совершителя нашей веры – на Господа Иисуса Христа. И это было совершенно не случайно сказано, это актуально и сейчас. Люди все время ищут других примеров, но проваливаются в этом. Даже святой человек – не безгрешный человек. Для нас Христос – это не тот, кто выразил, выдал какую-то совокупность лучших идей. В христианстве есть место и идеалам, и идеям, конечно, но христианство – это не идеал и не совокупность идей. И в этом вся трудность: никаких внешних гарантий, никаких формальных границ. Действительно, то, что выглядит, как сектантство, может оказаться внутри человека несектантским опытом и наоборот.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Это разделение я понял, но Вы так уверенно говорите о христианстве, как будто речь идет о единой религии, существующих в умах и в церквах во всем мире. Однако мне пришла сейчас в голову такая мысль, что любая церковь, будь то православная, католическая, протестантская, называющая себя христианской – это суть секта по отношению к вере, потому что это все равно сектор, заданный традицией, обрядом, эстетикой, даже этикой; это все равно сектор. Согласны Вы с этими странными мыслями?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Вот с этим я согласен в большой степени. Потому что мы иногда забываем, что церковь – носитель не только той наибольшей глубины и полноты истины, которая каждый раз обретает в себе новые формы, рождает их изнутри себя, но, в то же время – носитель традиций внешних: культурных, исторических, национальных, культовых, каких угодно. И в этом смысле всегда опасно только оборачиваться назад, только хранить старые традиции. В древности это очень просто решалось: традиции жили и менялись вместе с жизнью. Менялись каноны. Не менялось зерно, из которого все вырастало, не менялся дух, а вот формы все могли меняться: и богослужебные, и такие, и сякие, мы даже не можем себе представить, какие огромные изменения претерпевало историческое христианство. Об этом не очень часто говорят или говорят очень упрощенно. Поэтому я согласен: когда мы делаем упор на исторических формах воплощения христианства, мы попадаем в ловушку, мы можем оказаться сектантами, стоит нам только начать служить букве, а не духу. Еще апостол Павел сказал: «Буква убивает, дух животворит».

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: В связи с этим мне хотелось бы обратиться к информационному поводу, который мы не так давно получили и который продолжает развиваться. Это сопротивление РПЦ проповеди католиков на территории России. То есть по сути дела, не называя католицизм сектой, РПЦ ведет себя по отношению к католикам как к сектантам. Чем вызваны такие яростные противоречия?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Я думаю, что здесь нам придется поговорить о различении ереси и секты. Ведь в христианстве не случайно сказано: «должно быть разномыслиям между вами», то есть христианство признает разномыслия. Для некоторых, может быть, это звучит странно, но, наверное, только для тех, кто пришел в Церковь под влиянием христианского православного фундаментализма. Кстати говоря, мы привыкли к тому, что есть индуистский фундаментализм, мусульманский фундаментализм, протестантский фундаментализм и т.д. Но мы не очень осознаем, что фундаментализм существует во всех религиях и являет собой такое же массовое явление и огромную опасность, как и само сектантство. Фундаментализм всегда агрессивен и он всегда внутренне похож на секту и очень часто смыкается с ней. Так вот, христианство должно постоянно бороться с этой опасностью внутри себя и вспоминать о том, что, действительно, невозможно жить без разномыслия внутри самой традиции. Эта норма задана уже хотя бы тем, что человек не может объять всю ту полноту, к которой хочет приобщиться. Он не может положить себе Бога в карман и заставить служить себе подобно золотой рыбке или перу жар птицы. А ведь многие люди относятся к Богу примерно так, и тогда беда. Потому что тогда получается, что всякий, кто не такой, как я, он совсем плох. Он или еретик, или сектант. И то, и то воспринимается как абсолютно бесперспективный вариант, с которым можно только бороться и больше ничего, который можно только уничтожать или от которого нужно только бежать. Христианство же всегда, особенно в лице своих святых, прежде всего святых отцов, показывало пример некоего как бы разногласия. Нет ни одного святого отца, который просто бы повторял другого другими словами. Ни одного.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Это, скорее, разноголосие.

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Да, многоголосие, иногда прямые противоречия, диссонансы, пусть не касающиеся самого главного, но в серьезных вопросах, в больших вопросах.
Так вот, люди не знают, как смотреть на католическую церковь. С одной стороны, когда в 1054 г. произошел раскол, и западная и восточная церковь, точнее, римский и константинопольский патриархаты друг друга предали анафеме и отказались от общения друг с другом в таинствах, то это еще не было очень уж большой бедой. Церкви далеко не сразу раскололись, как известно всем историкам. Главным событием в этой истории было взятие и разграбление Константинополя крестоносцами. Вот тогда началась ненависть и вражда. Традиционно на Западе православных называли схизматами, и, взаимно, на Востоке западных «латинян» тоже называли схизматиками. Предъявляли всякого рода догматические претензии, прежде всего филиокве, иногда путали какие-то обрядовые мелочи и большие богословские вопросы, но назвали друг друга схизматиками (а не еретиками, что очень важно) до XX-го века. На Западе даже до Второго Ватиканского Собора, до 60-ых годов XX-го века восточных называли схизматиками, и старые, очень старые люди до сих пор это очень хорошо помнят и иногда исходят из этого, впрочем, в то же время очень желают все это преодолеть. Мы не прошли через этот искус, наша история в XX-ом веке развивалась отнюдь неблагоприятно. Мы как бы остановились в 17-ом, 20-ом, 25-ом году, когда перестали выходит христианские книги, закрылись христианские, в первую очередь, православные учебные заведения, потом в массовом масштабе храмы и все прочее. И даже то, что делали русские эмигранты, то, что они писали на русском языке, было доступно единицам, буквально единицам. Таким образом мы до сих пор этот искус не проходили. Для нас католики до сих пор схизматы, но, в силу недостаточной образованности не только мирян, но и многих клириков, путаются понятия раскола (и, таким образом, действительно, секты, пусть и колоссальной, миллиардной по числу членов) и ереси. И я слышал собственными ушами, хотя был просто поражен, когда первый раз столкнулся с этим, что к католикам, равно как к протестантам многие применяют церковный канон, говорящий о том, что нельзя молиться с еретиками. Позвольте, а при чем здесь это? Уж в конце концов, вы можете по-разному смотреть на проблемы христианского соединения, единства церквей, возможности или невозможности этого в реальной жизни и в перспективе, но невозможно назвать католиков и протестантов, кроме крайних (при всем том, что мы имеем разногласия и вероучительные, и в области богослужения, и в области аскетической практики и так далее), еретиками и применять к ним этот канон, относящийся к тем учениям, которые вообще выходили за рамки христианства.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Откуда должно начинаться осознание этого – от клира, от прихожан, от высшей иерархии?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Мне кажется, что только от внутренней свободы, если коротко, то только от той внутренней силы, которая проявляет нашу внутреннюю свободу и ту любовь, которую мы должны нести даже к тем, кто не таков как мы, ко всем.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Очень редко приходится слышать о расколе в РПЦ. Хотелось бы в контексте нашего разговора узнать о том, каковы сегодня отношения между РПЦ и так называемыми старообрядцами и есть ли здесь возможность какого-то единения?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Действительно, при разговоре о расколах невозможно обойти вопрос о старообрядчестве. Это старый и самый большой раскол за всю тысячелетнюю историю РПЦ. Очень долгое время пытались с теми, кто откололся после неприятия реформ патриарха Никона в середине XVII-го века, хотели просто бороться, их уничтожали, вытесняли «в леса», «на горы». Но это не удалось, движение оказалось слишком мощным, оно изначально имело несколько направлений, не только организационных, но и внутренних. Кто-то протестовал против внутрицерковных порядков, против новых, особенно со времен Петра, отношений с государством, кто-то еще против чего-то протестовал. Люди хотели свободы, но внутри того движения, которое осуществляла историческая церковь (которой для России является, безусловно, только церковь православная). И таких было очень много, правда в разные годы соотношения между ними и теми, кто просто держался за букву, ревновал о едином «азе» складывались по-разному. Сейчас РПЦ наконец-то обратилась с большим вниманием к старообрядцам. Сначала, еще во времена митрополита Никодима в 70-ые годы, были сняты клятвы – взаимные проклятья. Это был первый серьезный шаг. Совсем недавно, уже в последние годы, один из архиерейских соборов призвал всю церковь оживить этот диалог и попытаться объединиться. Старообрядцы приветствовали этот призыв, но остались практически на старых позициях.

АЛЕКСАНДР ГОРДОН: Почему?

СВЯЩЕННИК ГЕОРГИЙ КОЧЕТКОВ: Потому что они видят недостатки церковной жизни, видят те формы, к которым они не привыкли и которые уже давно для них чужды. Всякое единение предполагает большой внутренний подвиг и, главное, взаимодоверие. А доверия нет, причем, взаимно. И в этом, по-моему, на сегодняшний день – главная проблема. Кроме того, нужно иметь дерзновение, то есть внутреннюю свободу решать важные исторические проблемы: например, если мы берем самое большое старообрядческое объединение, нынешнюю митрополию Московскую и всея Руси, то встает вопрос со священством. Да, они получили священство очень спорным путем, с нарушением каких-то канонических правил. Но все-таки при всем этом можно признать так называемую австрийскую Белокринницкую иерархию за иерархию или нельзя? До революции на этот вопрос принципиально отвечали отрицательно, потому что нужно было бороться со старообрядцами. Мне кажется, что сегодня это уже анахронизм. Я говорил со старообрядцами много раз, встречался с ними: и с молодежью, и с людьми очень зрелыми. К нам в храм очень часто приходили старообрядцы, потому что они любят обстоятельное и последовательное богослужение. Так вот, когда им начинаешь говорить, что мы готовы были бы рассмотреть это вопрос и может быть положительно, что есть очень большой шанс считать, что можно признать, исходя из нашей традиции, не отказываясь от своих внутренних, исторических критериев, и их иерархию – признать не только форму обрядовую как им присущую, и, следовательно, законно ими унаследованную и допустимую в церкви (это было сделано еще до революции в движении так называемых единоверцев), но и пойти дальше, главное, что можно покаяться перед ними – видишь, как это важно. Но, когда я это говорю, кто я? – я простой священник, я не могу говорить от имени церкви, от имени иерархии, я могу высказывать только свои частные точки зрения. И оказалось, что эти два момента оказываются трудно исполнимыми, трудно воспринимаемыми. Хотя если бы мы могли друг перед другом искренно покаяться, а значит, что-то изменить в себе, пересмотреть свою собственную историю и сказать больше правды в ней, и если бы мы могли найти при этом еще серьезные основания для признания их иерархии – я уверен, что это было бы реальным основанием для не просто диалога, а очень быстрого сближения, если не единства.

Rado Laukar OÜ Solutions