Поэзия
Константин Бальмонт
Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3 (15) июня 1867 года в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии. Отец, Дмитрий Константинович, служил в Шуйском уездном суде и земстве, пройдя путь от мелкого служащего в чине коллежского регистратора до мирового судьи, а затем до председателя уездной земской управы. Мать, Вера Николаевна, урожденная Лебедева, была образованной женщиной, и сильно повлияла на будущее мировоззрение поэта, введя его в мир музыки, словесности, истории.
В 1876-1883 годах Бальмонт учился в Шуйской гимназии, откуда был исключен за участие в антиправительственном кружке. Продолжил свое образование во Владимирской гимназии, затем в Москве в университете, и Демидовском лицее в Ярославле. В 1887 году за участие в студенческих волнениях был исключен из Московского университета и сослан в Шую. Высшего образования так и не получил, но благодаря своему трудолюбию и любознательности стал одним из самых эрудированных и культурных людей своего времени. Бальмонт ежегодно прочитывал огромное количество книг, изучил, по разным сведениям, от 14 до 16 языков, кроме литературы и искусства увлекался историей, этнографией, химией.
Стихи начал писать в детстве. Первая книга стихов "Сборник стихотворений" издана в Ярославле на средства автора в 1890 году. Молодой поэт после выхода книжки сжег почти весь небольшой тираж.
Решающее время в формировании поэтического мировоззрения Бальмонта - середина 1890-х годов. До сих пор его стихи не выделялись чем-то особенным среди поздненароднической поэзии. Публикация сборников "Под северным небом" (1894) и "В безбрежности" (1895), перевод двух научных трудов "История скандинавской литературы" Горна-Швейцера и "Истории итальянской литературы" Гаспари, знакомство с В. Брюсовым и другими представителями нового направления в искусстве, укрепили веру поэта в себя и свое особое предназначение. В 1898 году Бальмонт выпускает сборник "Тишина", окончательно обозначивший место автора в современной литературе.
Бальмонту суждено было стать одним из зачинателей нового направления в литературе - символизма. Однако среди "старших символистов" (Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Брюсов) и среди "младших" (А. Блок, Андрей Белый, Вяч. Иванов) у него была своя позиция, связанная с более широким пониманием символизма как поэзии, которая, помимо конкретного смысла, имеет содержание скрытое, выражаемое с помощью намеков, настроения, музыкального звучания. Из всех символистов Бальмонт наиболее последовательно разрабатывал импрессионистическую ветвь. Его поэтический мир - это мир тончайших мимолетных наблюдений, хрупких чувствований.
Предтечами Бальмонта в поэзии являлись, по его мнению, Жуковский, Лермонтов, Фет, Шелли и Э. По.
Широкая известность к Бальмонту пришла достаточно поздно, а в конце 1890-х он был скорее известен как талантливый переводчик с норвежского, испанского, английского и других языков.
В 1903 году вышел один из лучших сборников поэта "Будем как солнце" и сборник "Только любовь". А перед этим, за антиправительственное стихотворение "Маленький султан", прочитанное на литературном вечере в городской думе, власти выслали Бальмонта из Петербурга, запретив ему проживание и в других университетских городах. И в 1902 году Бальмонт уезжает за границу, оказавшись политическим эмигрантом.
Помимо почти всех стран Европы Бальмонт побывал в Соединенных Штатах Америки и Мексике и летом 1905 года вернулся в Москву, где вышли два его сборника "Литургия красоты" и "Фейные сказки".
На события первой русской революции Бальмонт откликается сборниками "Стихотворения" (1906) и "Песни мстителя" (1907). Опасаясь преследования поэт вновь покидает Россию и уезжает во Францию, где живет до 1913 года. Отсюда он совершает поездки в Испанию, Египет, Южную Америку, Австралию, Новую Зеландию, Индонезию, Цейлон, Индию.
Вышедшая в 1907 году книга "Жар-птица. Свирель славянина", в которой Бальмонт развивал национальную тему, не принесла ему успеха и с этого времени начинается постепенный закат славы поэта. Однако сам Бальмонт не сознавал своего творческого спада. Он остается в стороне от ожесточенной полемики между символистами, ведущейся на страницах "Весов" и "Золотого руна", расходится с Брюсовым в понимании задач, стоящих перед современным искусством, пишет по-прежнему много, легко, самозабвенно. Один за другим выходят сборники "Птицы в воздухе" (1908), "Хоровод времен" (1908), "Зеленый вертоград" (1909). О них с несвойственной ему резкостью отзывается А. Блок.
В мае 1913 года, после объявления амнистии в связи с трехсотлетием дома Романовых, Бальмонт возвращается в Россию и на некоторое время оказывается в центре внимания литературной общественности. К этому времени он - не только известный поэт, но и автор трех книг, содержащих литературно-критические и эстетические статьи: "Горные вершины" (1904), "Белые зарницы" (1908), "Морское свечение" (1910).
Перед Октябрьской революцией Бальмонт создает еще два по-настоящему интересных сборника "Ясень" (1916) и "Сонеты солнца, меда и луны" (1917).
Бальмонт приветствовал свержение самодержавия, однако события, последовавшие вслед за революцией, отпугнули его, и благодаря поддержке А. Луначарского Бальмонт получил в июне 1920 года разрешение на временный выезд за границу. Временный отъезд обернулся для поэта долгими годами эмиграции.
В эмиграции Бальмонт опубликовал несколько поэтических сборников: "Дар земле" (1921), "Марево" (1922), "Мое - ей" (1923), "Раздвинутые дали" (1929), "Северное сияние" (1931), "Голубая подкова" (1935), "Светослужение" (1936-1937).
Умер 23 декабря 1942 года от воспаления легких.
СОНЕТЫ
АВГУСТ
Как ясен Август, нежный и спокойный,
Сознавший мимолетность красоты.
Позолотив древесные листы,
Он чувства заключил в порядок стройный.
В нем кажется ошибкой полдень знойный,—
С ним больше сродны грустные мечты,
Прохлада, прелесть тихой простоты
И отдыха от жизни беспокойной.
В последний раз, пред острием серпа,
Красуются колосья наливные,
Взамен цветов везде плоды земные.
Отраден вид тяжелого снопа,
А в небе журавлей летит толпа,
И криком шлет «прости» в места родные.
БРЕТАНЬ
Затянут мглой свинцовый небосвод,
Угрюмы волны призрачной Бретани.
Семь островов Ар-Гентилес-Руссот,
Как звери, притаилися в тумане.
Они как бы подвижны в Океане,
По прихоти всегда неверных вод.
И, полный изумленья, в виде дани,
На них свой свет неясный Месяц льет.
Как сонмы лиц, глядят толпы утесов,
Седых, застывших в горечи тоски.
Бесплодны бесконечные пески.
Их было много, сумрачных матросов.
Они идут. Гляди! В тиши ночной
Идут туманы бледной пеленой.
БЕАТРИЧЕ
Я полюбил тебя, лишь увидал впервые.
Я помню, шел кругом ничтожный разговор,
Молчала только ты, и речи огневые,
Безмолвные слова мне посылал твой взор.
За днями гасли дни. Уж год прошел с тех пор.
И снова шлет Весна лучи свои живые,
Цветы одели вновь причудливый убор.
А я? Я все люблю, как прежде, как впервые.
И ты по-прежнему безмолвна и грустна,
Лишь взор твой искрится и говорит порою.
Не так ли иногда владычица-Луна
Свой лучезарный лик скрывает за горою,-
Но и за гранью скал, склонив свое чело,
Из тесной темноты она горит светло.
ЛАСТОЧКИ
Земля покрыта тьмой. Окончен день забот.
Я в царстве чистых дум, живых очарований.
На башне вдалеке протяжно полночь бьет,
Час тайных встреч, любви, блаженства, и рыданий.
Невольная в душе тоска растет, растет.
Встает передо мной толпа воспоминаний,
То вдруг отпрянет прочь, то вдруг опять прильнет
К груди, исполненной несбыточных желаний.
Так знойный летний день, над гладью вод речных
Порою ласточка игриво пронесется,
За ней вослед толпа сестер ее живых,
Веселых спутниц рой как будто бы смеется,
Щебечут громко все,— и каждая из них
Лазури вод на миг крылом коснется.
КОШМАР
В печальный миг, в печальный час ночной,
В алькове пышном, полном аромата,
Покоилась она передо мной,
Дремотою изнеженной объята.
И понял я, что мне уж нет возврата
К прошедшему, к Лазури неземной:-
Я увидал не человека-брата,
Со мною был бездушный зверь лесной.
Незримыми немыми голосами
Душа моя наполнилася вдруг
От этих губ, от этих ног и рук.
Мгновения сменялися часами,
И видел я везде — везде вокруг —
Змею с полузакрытыми глазами.
СМЕРТЬ
Суровый призрак, демон, дух всесильный,
Владыка всех пространств и всех времен,
Нет дня; чтоб жатвы ты не снял обильной,
Нет битвы, где бы ты не брал знамен.
Ты шлешь очам бессонным сон могильный,
Несчастному, кто к пыткам присужден,
Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной
И свет даришь тому, кто тьмой стеснен.
Ты всем несешь свой дар успокоенья,
И даже тем, кто суетной душой
Исполнен дерзновенного сомненья.
К тебе, о царь, владыка, дух забвенья,
Из бездны зол несется возглас мой:
Приди. Я жду. Я жажду примиренья!
СТИХИ.
Я русский
Я русский, я русый, я рыжий.
Под солнцем рождён и возрос.
Не ночью. Не веришь? Гляди же
В волну золотистых волос.
Я русский, я рыжий, я русый.
От моря до моря ходил.
Низал я янтарные бусы,
Я звенья ковал для кадил.
Я рыжий, я русый, я русский.
Я знаю и мудрость и бред,
Иду я - тропинкою узкой,
Приду - как широкий рассвет.
ПРОСВЕТЫ
Блеснув мгновенным серебром,
В реке плотица в миг опаски
Сплетёт серебряные сказки.
Телега грянет за холмом,
Домчится песня, улетая,
И в сердце радость молодая.
И грусть. И отчий манит дом.
В душе растает много снега,
Ручьём заплачет в сердце нега.
И луч пройдёт душевным дном,
И будешь грезить об одном,
О несравненном, о родном.
ЗВУК
Тончайший звук, откуда ты со мной?
Ты создан птицей? Женщиной? Струной?
Быть может, солнцем? Или тишиной?
От сердца ли до сердца свеян луч?
Поэт ли спал, и был тот сон певуч?
Иль нежный с нежной заперся на ключ?
Быть может, колокольчик голубой
Качается, тоскуя сам с собой,
Заводит тяжбу с медленной судьбой?
Быть может, за преградою морей
Промчался ветер вдоль родных полей
И прошептал: «Вернись. Приди скорей».
Быть может, там, в родимой стороне,
Желанная томится обо мне,
И я пою в её душе на дне?
И тот берущий кажущийся звук
Ручается, как призрак милых рук,
Что верен я за мглою всех разлук.
УЗНИК
В соседнем доме
Такой же узник,
Как я, утративший
Родимый край,
Крылатый в клетке,
Сердитый, громкий,
Весь изумрудный,
Попугай.
Он был далёко,
В просторном царстве
Лесов тропических,
Среди лиан,
Любил, качался,
Летал, резвился,
Зелёный житель
Зелёных стран.
Он был уловлен,
Свершил дорогу -
От мест сияющих
К чужой стране.
В Париже дымном
Свой клюв острит он
В железной клетке
На окне.
И о себе ли,
И обо мне ли
Он в размышлении, -
Зелёный знак.
Но только резко
От дома к дому
Доходит возглас:
«Дурак! Дурак!»