Литературно-исторический журнал

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 73 июнь 2023 г.

Поэты и прозаики Санкт-Петербурга

 

Александр Бутенин 

 

Бутенин  Александр Владимирович — поэт, историк, специалист по PR. Родился в 1973 году в Ленинграде. В 1996 году с красным дипломом окончил исторический факультет Санкт-Петербургского государственного университета (СПбГУ), PhD. Работает в сфере связей с общественностью. Был пресс-секретарем комитета экономического развития Ленинградской области, руководителем пресс-службы Крыловского государственного научного центра, помощником по PR ректора Корабелки. Стихи пишет с 90-х годов ХХ века. Любимыми темами в творчестве поэта являются красоты родного города, подвиги народа-героя в Великой Отечественной войне, история и литература России. С 2003 года автор портала «Стихи.ру». В 2020 году в издательском сервисе «Ридеро» вышли электронные книги автора: «В тот день, когда пришла война», «АлкоГогольный синдром», «Тени Петербурга», «Кучер вдохновения», «Из тьмы души». Издан сборник «Избранная лирика».

Материал подготовлен  Феликсом Лукницким

 

 СТИХИ

 

Исторические реминисценции и фантасмагории

 

Перед дуэлью

 

В кондитерской у Вольфа-Беранже

в доху одет, за столиком один,

при входе справа в первом этаже,

сидел однажды грустный господин.

 

На голове цилиндра черный столб,

лицо под ним белело полотном.

Он, барабаня пальцами об стол,

рассеяно поглядывал в окно.

 

Как будто сочинял любовный стих,

слетали с губ неслышные слова.

Был господин задумчив, мрачен, тих,

и напряжен, как лука тетива.

 

Ему по виду было сорок лет,

не скажешь, что изысканной красы.

Он то и дело пальцем лез в жилет

и доставал карманные часы.

 

Задвигались морщинки на лице,

но, впрочем, страха нету и следа.

В кондитерскую входит офицер.

- Ну, что, готово? - Все готово, да.

 

Казалось, господин теперь был рад,

и выдало его сияние глаз,

он заказал и выпил лимонад,

и произнес: «поехали, Данзас!»

 

Друзья поднялись, ящик прихватив.

В пустом кафе молчавшие полдня,

часы сыграли траурный мотив,

кого-то прежде срока хороня…

2015

 

Пушкин на прогулке

 

Поэт идет по Инженерной

по направлению к манежу.

Табачный пепел на манишке,

сигара новая в зубах.

Походкою не слишком верной

перемещается, понеже

ночь напролет играл в картишки

и проигрался в пух и прах.

 

На голове его цилиндр,

волос курчавых завитушки,

раскрыты бакенбардов крылья,

в руках ореховая трость.

Он не какой-нибудь Макс Линдер,

он - АлексанСергеич Пушкин -

поклонник женщин, враг насилья

- изящен, легок, весел, прост.

 

Обедал нынче у Талона,

где завезли остендских устриц.

Он проглотил их пару дюжин,

запив бутылкою шабли.

А петербургские вороны,

кружа над лабиринтом улиц,

нахально промышляют ужин,

поскольку сильно на мели.

 

Поэта взор слегка рассеян,

прогулка выйдет небольшою.

Мысль о долгах гнетет, как туча,

достали цензоры и царь.

Великосветских фарисеев

он презирает всей душою.

Россия всё-таки дремуча.

- Где люди? Дайте мне фонарь!

 

Он до Плетнёва и обратно,

его рад видеть невский город,

ему целуют нежно плечи

каштанов листья, ветви ив.

И, согласитесь, так приятно,

что АлексанСергеич молод,

судьбой пока не покалечен,

здоров и бодр, талантлив, жив.

2017

 

АлкоГогольный синдром

 

Кто подскажет: пить осталось много ль?

Скоро ль приберут меня к рукам?

Мне вчера во сне явился Гоголь

и сказал: - пойдем по кабакам?

 

Был он в коверкотовой шинели,

в сапогах, уже хлебнувших луж.

Сверток нес под мышкой еле-еле:

том второй, наверно, «Мертвых душ».

 

- Ненадолго, Саш, всего на часик,

чтобы печень сильно не сажать.

Господи, родной, живой наш классик

хочет выпить. Как не поддержать?!

 

Радости во взгляде не скрывая,

(мне собраться – пояс затянуть),

с Гоголем приятельски болтая,

быстрым шагом мы пустились в путь.

 

Обсуждая встречи предпосылки,

с нашим выдающимся творцом

мы хватили в рюмочной горилки,

закусив соленым огурцом.

 

Заказали снова граммов двести,

и под них - мясное ассорти.

Не сиделось Гоголю на месте,

он хотел весь Невский обойти.

 

Вот подвальчик зазывает дверью

всех друзей веселья и проказ.

А внутри уютно, в это верю я.

Мы вошли и сделали заказ.

 

К нам за стол подсели две молодки,

и, покуда я считал ворон,

Гоголь опрокинул рюмку водки

и умял тарелку макарон.

 

- Глянь, под потолком кружатся эльфы,

крылья отморозив под пургой.

- Ой, а можно с Вами сделать сэлфи,

Николай Василич, дорогой?

 

Но сквозняк колышет занавески,

словно выражая свой протест.

Снова мы пошли проспектом Невским

в поисках дальнейших злачных мест.

 

Нас опять безудержно манили

рестораны, бары, погребки.

На Садовой бехеровку пили,

на Перинной ели шашлыки.

 

На Казанской нам налили шнапса,

а на Мойке бренди и коньяк.

В коме алкогольного коллапса

Гоголь на руках моих обмяк.

 

Вдруг, остановившись на распутье,

и перекричав собачий лай,

Он спросил: а кем у вас тут Путин?

Я сказал, что, типа, Николай.

 

Наконец, мы с Невского свернули

и пустились Малою Морской,

где в очередной шалман нырнули,

тут промолвил Гоголь мне с тоской:

 

- На сегодня хватит возлияний,

по последней стопке и айда!

Сколько мыслей, чувств, воспоминаний

будит в людях Невский, господа!

 

К Гоголю хотел я обратиться

с просьбой, мол, прочти мои стихи,

но в его глазах двоились лица,

и его пробило на хи-хи.

 

Взяв щепотью квашеной капусты,

похрустев и спрашивая счет,

он сказал: - не будем об искусстве.

Славно пьешь, чего ж тебе еще?!

 

Я очнулся в бешеном ознобе.

Слава богу, это был  лишь сон!

До чего допиться я способен,

стало быть, привиделся мне ОН.

 

Чудом не хватил меня кондратий,

тело все трясется и дрожит.

Что в углу лежит там на кровати?

…Это… сверток Гоголя лежит…

2018

 

Проездом из Ясной Поляны

 

В квартире нашей на постой

остановился Лев Толстой.

Он был косматый и седой,

спросил: - а как у вас с едой?

Я вспомнил - он не мясоед,

и предложил: - есть винегрет,

еще салат из лебеды…

- Не надо этой ерунды! -

таков Толстого был ответ.

Пожал плечами: нет, так нет.

- А что тогда подать Вам, граф?

- Сейчас решу. Откройте шкаф.

Вы разогрейте мне битков

и охладите водки штоф.

Затем сказал мой визави:

- Бегу из Ясной от Софи́.

С ней, как на каторге, она

мне не давала пить вина,

таскала мясо из борщей,

устал от этих овощей,

на жизнь ссужала мне гроши,

и все зудит: - пиши, пиши!

Притом друзей моих кляня,

короче, довела меня.

Дразнила: «старый духобор»,

ведь это, право, перебор.

Я прыгнул в поезд и ту-ту!

Позволите остаться тут?

И вперил взгляд свой, что кинжал,

конечно, я не возражал.

Мы мирно ужинали, вдруг

раздался в дверь негромкий стук.

В глазах Толстого был вопрос.

А женский голос произнес:

- Лев Николаевич, прости!

Софью Андреевну впусти!

Украдкой я подумал вздор:

вам, что, здесь - постоялый двор?

Но тут, ругаясь и ворча,

писатель задал стрекача,

да так, что след его простыл.

Как это трудно – быть Толстым.

2019

 

Лишние люди

 

Онегин, Чацкий и Печорин

сошлись однажды у "Кюба".

Там повар был весьма проворен

и безразмерны погреба.

 

Евгений, Александр, Григорий

при встрече дружно обнялись,

и потекла беседа вскоре

про женщин, портящих им жизнь.

 

Онегин пожурил Татьяну,

а Чацкий был на Софью зол.

Печорин, кажущийся пьяным,

глядел задумчиво сквозь стол.

 

- Скучны они, по меньшей мере, -

с его сорвалось языка,

- да хоть пример с княжною Мери, -

он выпил рюмку коньяка.

 

- А между тем тебя хватало

не на одну, а на троих,

с одной проблем, как будто, мало, -

Онегин пригубил Аи.

 

- А я - воскликнул Чацкий пылко, -

в столицу больше не ездок!

И взял за горлышко бутылку

вина сухого (Лангедок).

 

- В Москве, клянусь, все бабы - дуры!

- Как впрочем, mon ami, везде,

но тут стройней у них фигуры, -

Онегин молвил, дань еде

 

воздав сполна, ромштекс наметив,

как жертву вилки и ножа.

- Какая скука, братцы, в свете! –

на сердце руку положа,

 

ворчал, как водится, Печорин.

- Здесь, кстати, курят, господа?

Был снятый кабинет просторен

и метрдотель кивнул им: - да.

 

- Друзья, - вскричал вскочивший Чацкий,

- давайте выпьем за мужчин!

Он выглядел так залихватски -

прибьет, не посмотрев на чин.

 

И столько в пафосном призыве

звучало страсти и огня,

что все в возвышенном порыве

бокалы сдвинули, звеня.

 

Опять к обеду приступили,

и тостам не было конца,

до вечера смеялись, пили.

Узрел нескоро их швейцар.

 

Болтали, ели с пылу с жару,

курили, было хорошо.

Хотел зайти еще Базаров,

но фейсконтроля не прошел.

 

Стоял при входе, сняв пальтишко,

бранился: - о, позорный век!

- канальи, право, это слишком:

средь лишних - лишний человек!

2020

 

Дамский раут

 

С тех пор, как встретились герои,

попили у "Кюба", поели,

наговорились вволю трое,

прошли, наверное, недели,

 

Точней промчались, как лавины,

стремительно и незаметно.

Героев наших половины

решили встретиться ответно.

 

На раут в особняк Татьяны

прибыли Мери и София,

и даже Одинцова Анна

пришла, чихав на пандемию.

 

Но, будучи других постарше,

и зная жизнь не понаслышке,

в задорном девичьем демарше

себя не проявляла слишком.

 

Главою выступила Мери,

и ею двигала обида,

подобно яростной пантере

бросалась в схватку с грозным видом.

 

Вошла хозяйка, взявши пяльцы,

Софи присела у рояля,

ее  изысканные пальцы

легко по клавишам гуляли.

 

Налились музыкою залы,

открылись разом в души дверцы,

и Мери в этот миг сказала:

- Ну, вот зачем стрелял он в сердце?

 

Палил бы в раненную ногу,

тогда б Грушницкий точно выжил,

и, вылечившись понемногу,

теперь уж смог вставать на лыжи!

 

Татьяна - добрая душою,

о Ленском вспомнила мгновенно:

- да, говорит, - поэт большой он,

творил, бедняга, вдохновенно.

 

Поправила огонь в камине,

любуясь ярко-алым жаром,

какого не найдешь в рубине,

и завершила мемуары:

 

- Ах, эти гадкие дуэли!

Ну, кто на них еще не дрался?

Признаться, очень надоели,

Онегин тоже постарался.

 

- Мой Чацкий, он такой беззубый, -

ввернула Фамусова горько.

- Убил хотя бы Скалозуба!

И тут же наиграла польку.

 

- А Вы какого мненья, Анна?

Все обратились к Одинцовой.

- Базаров, право, очень странный.

И музыка звучала снова.

 

- А я ведь так его любила!

- А мне мой мало выпил крови?!

- Горбатых выпрямит могила!

- Всех, моего, конечно, кроме.

 

- Бездельники они и плуты!

- Повесы, точно, поголовно!

- Ревнивы, ветрены, надуты!

- Ни в чем, ни разу не виновны!

 

- Лгуны, обманщики, злодеи!

- Жуиры, пьяницы, гуляки!

- Нарциссы из оранжереи!

- Бретеры, моты, забияки!

 

- Нелепые, короче, люди!

Настали сумерки и вечер,

тут бланманже внесли на блюде,

в гостиной засветили свечи.

 

Дальнейшее развитье темы

уже казалось всем излишним,

беседа прекратилась с тем, и

постановили: к черту лишних!

 

Когда же дамы честных правил

стихи читали из альбомов,

хозяин гостя вдруг представил:

- Мой друг, Илья Ильич Обломов!

2020

 

Обед с Тургеневым

 

Парижский ресторан «Адольф и Пелле»

был раньше повсеместно знаменит.

Нередко литераторы там ели,

свой удовлетворяя аппетит.

 

Раз в месяц заседали и подолгу

Золя, де Мопассан, Гонкур, Доде,

и, следуя приятельскому долгу,

Иван Тургенев, сведущий в еде.

 

Еще одним участником застолья

привычно выступал Гюстав Флобер,

который, кстати, из закусок более

предпочитал текучий камамбер.

 

«Обед пяти освистанных» - так звали

те трапезы, что длились до зари.

Меню сейчас припомнится едва ли,

но, право, оно стоило гран-при.

 

Провалы пьес, прошедшие с конфузом,

вином смывались в отблесках зеркал.

Освистанными значились французы,

Иван Сергеич просто примыкал.

 

Тут фрикасе с рагу соревновалось,

за прентаньером лился буйабес,

Но этого друзьям казалось мало,

как будто в коллектив вселился бес.

 

И, заказав себе почти всю карту,

они гурманству отдавали дань,

со вкусом ели-пили и азартом,

чревоугодья преступая грань.

 

Клико в бокалах пенилось без меры,

вовсю звенели франки на столе.

Творцы гуляли, будто офицеры,

и были все подряд навеселе.

 

Приняв еще ликера по микстуре,

и, погрузив себя в табачный дым,

друзья трепались о литературе,

какие кто оставил в ней следы.

 

- На критиков плевать, они - заразы -

кричал Гонкур, опершись на Золя,

- Не слушал я их мнения ни разу

и все ж пишу, представьте, voila.

 

А в тон ему рычал Флобер, беснуясь:

- Эдмон, послушай, и не говори!

Как ловко бросил критикам блесну я:

с трудом переварили «Бовари».

 

- Их всех мой труд, - заметил он удачно,

- в столбняк приводит и к параличу.

И заключал Иван Тургенев мрачно:

- Я про «Муму», вообще, уже молчу.

 

Затем, сменивши тему, как мальчишки,

все спорили опять о Виардо,

и Мопассан, своей поклявшись «Пышкой»,

доказывал, мол, «что-то в ней не то».

 

Доде смеялся, глядя как Тургенев

трясет де Мопассана за грудки:

- enfant de pute!* Каналья ты, - не гений!

Христом прошу, не лги прилюдно, Ги!

 

Потом, обнявшись, все секстетом пели:

«В дороге», «Марсельезу», «Соловья».

Дрожанье стекол у «Адольф и Пелле»

отчетливо  и ясно слышу я.

 

* enfant de pute - сукин сын (фр.)

2020

 

Общество мертвых поэтов

 

Закон Кухенройтера

 

Машуха* в тучах. Солнца лучик,

мелькнув, исчез за цепью гор.

Стреляться будут тут поручик

и хмурый молодой майор.

 

Темнеет, наступает вечер,

разлита в воздухе жара,

поднявшийся внезапно ветер

отмашку всем дает: пора!

 

Надменно выпрямивши спину,

известный модник здешних мест

стоит, насупившись, Мартынов,

на примирении ставя крест.

 

Напротив Лермонтов с усмешкой,

подняв свой кухенройтер** вверх,

сигнал услышав, начал мешкать,

хоть выстрел дать мог без помех.

 

Ужели автору «Героя»,

тенгинцу славному не знать,

что и Грушницкие порою

способны с меткостью стрелять?

 

Не столь важна здесь даже меткость

(не как для эпиграммы стрел),

на десяти шагах, не редкость,

дуэль похожа на расстрел.

 

Вообще, задиристость поэта,

язвительный, несносный нрав -

достойны дула пистолета,

тем более, он был не прав.

 

Дам веселя, шутить изволил?

Предупреждениям не внял?

При всех Мартышку*** опозорил?

На поединке настоял?

 

Ну, так пали без благородства,

без искушенья дать урок.

Без фатовства и фанфаронства

спусти в противника курок.

 

Не доверяй слепой надежде

на гуманизма чудеса,

Не стоило б иначе прежде

напрасно воздух сотрясать.

 

И, коль выходишь ты к барьеру,

своей дуэлью не шути,

жизнь на кону, а не карьера,

не тормози на полпути.

 

В тебя прехладнокровно целит -

завистник мрачный, негодяй,

он грудь твою насквозь прострелит,

так шансы ваши уравняй.

 

Но нет, и пуля полетела

в тебя по счету: «раз, два, три»!

 

Всегда стремись закончить дело

иль аккуратнее остри…

 

* гора Машук в дуэльном деле именуется Машухой

** пистолет системы немецкого оружейника Кухенройтера

*** прозвище Николая Мартынова

2020

 

Конец конкистадора

 

                Я конквиста́дор в панцире железном,

                Я весело преследую звезду,

                Я прохожу по пропастям и безднам

                И отдыхаю в радостном саду…

                «Путь конквистадоров»

                Н.С.Гумилев

 

Весь день в тюрьме все было тихо,

вдруг дверь царапнули ключи,

и вот из камеры на выход

тебя окликнули в ночи.

 

- Мне книги брать с собой? – Не надо!

Ты понял все и побледнел.

На полигон под Петроградом

фургон помчался, полный тел.

 

Дорогой вспоминал о Ларе -

вступиться б за него смогла,

но та в Кабуле, в Кандагаре

жена советского посла.

 

Сквозь брешь окна смотрел на небо,

тебя манили, как магнит:

Стамбул, Каир, Аддис-Абеба,

Бейрут, Джибути, Порт-Саид.

 

Не верил в смерть свою упрямо,

хоть родилась в душе тоска.

Приехали  – большая яма,

над ней прокинута доска.

 

Вот на нее все пять десятков

вставали в очередь свою.

Мгновенья эти длились кратко,

команда: - Пли! И ты в раю,

 

или в аду, бог в этом волен.

Смерть встретить с твердостью скалы

ты был готов, как рока долю.

Глядел в латышские стволы,

 

в своих привычках неизменен,

ведь жизнью рисковал не раз.

И взгляд был холодно надменен

расфокусированных глаз.

 

Нестройный залп был громко слышен,

сверкнув огнем издалека.

В грудь впились пули горстью вишен

при свете фар грузовика.

 

Пронзило острой болью тело,

нетверд  и шаток стал карниз,

и ты, взмахнув рукою белой,

свалился головою вниз.

 

В Бернгардовке, близ речки Охты,

где Лубьи устье и простор,

там испустил последний вздох ты,

путь завершив, конкистадо́р.

2019

 

Бедный Блок

 

Разговор осведомленных петроградцев

 

 

- Слышали новость: вчера умер Блок,

долго болел и скончался.

- Да, разрешенья на выезд не смог

он получить. - Не старался.

 

- Горький давно за него хлопотал

перед властями в столице.

- Вроде бы, Ленину даже писал

с просьбой отправить лечиться.

 

- Только напрасно, в ответе отказ.

- Приняли поздно решенье.

- Там, где поэт пребывает сейчас,

нету нужды в разрешеньях.

 

- И ведь не пожил, всего сорок лет...

- Ну, семь последних - несчастны.

- Стал бестелесным, худым, как скелет,

и ко всему безучастным.

 

- Голод не тетка, имейте в виду.

- Кто станет в том сомневаться.

- Слышал, просил уничтожить (в бреду)

все экземпляры "Двенадцать".

 

- Бедный Сан Саныч, он просто устал,

тут не спасло бы леченье.

Даже не умер, а жить перестал,

тихо, с большим облегченьем.

 

- Воздуха, воздуха жаждал поэт

все эти душные годы.

- Нынче в России воздуха нет,

так же, как нет и свободы.

 

- Царство разрухи, холеры и блох,

ужасы Дантова ада.

- Лучше гулял бы наш Блок в Фонтенбло,

в ярких цветах листопада!

2020

 

Чужой

 

                       Даниилу Хармсу

 

На Маяковского (Надеждинской)

сидит в квартире странный дядя,

с тоскою черной день-деньской

на улицу из дома глядя.

Но вопреки названию улицы

в душе у дяди нет надежды,

в буфете нет вареной курицы,

а в гардеробе нет одежды.

Одежда есть, но тоже странная:

пиджак короткий, бриджи, гетры.

У дяди внешность – иностранная,

таких теперь на километры

не встретится от Ленинграда.

Война вступила в третий месяц,

реальной кажется блокада,

она близка, хоть плачь, хоть смейся.

Но дядя попросту боится,

разоблачения ждет, как шулер.

Его страшат чужие лица,

ведь он закончил Петришуле,

язык там выучил немецкий

и говорит на нем свободно.

Не так, как гражданин советский.

Он - не советский, кто угодно.

Чужой внутри, чужой снаружи.

Глаза запали, как у мумии.

Не хочет в руки брать оружие,

и симулирует безумие.

Свои высказывая страхи,

и сея панику в народе,

сам приближается он к плахе

еще пока что на свободе.

Неосторожные беседы

средь непроверенных знакомых

порой несут с собою беды:

изгнание, каторгу, оковы.

Нет шансов у ОБЭРИУта,

по нем звенит дверной звоночек.

Обыщут дом, все отберут и

утащат до последних строчек.

Непонятый и гениальный

писатель северной столицы,

умрет в тюрьме на Арсенальной

в психиатрической больнице.

2017

 

Последняя ночь

 

Жарко и душно, распахнуты окна,

настежь раскрыта дверь на балкон.

Сквозь занавесок легких волокна

тяжкий, протяжный слышится стон.

 

В комнате темной, как в замкнутой клетке,

под плоскогорьем расплавленных крыш,

бьется фигурка на узкой кушетке,

чем-то спелёнута, будто малыш.

 

К телу бинтами примотаны руки -

в пятнах уколов, в следах гематом.

Вновь раздаются невнятные звуки

губы шевелятся вяло, с трудом.

 

Может он думает, что на концерте?

Пробует петь в мутном бреду?

Или объятия чувствует смерти?

Боль. Одиночество. Мрак. Пустоту.

 

Он обречен, он обездвижен.

Люди, что рядом, уснули на миг.

Жаль, что Марина нынче в Париже.

Пересыхает жизни родник.

 

В самый разгар Олимпиады,

неподалеку от центра Москвы,

землю оставил для рая иль ада,

тихо скончавшись, Высоцкий. Увы.

2018

 

Тени Петербурга

 

Что для вас Петербург?

 

Что для вас Петербург? Для меня - васильковое небо

и холодная сталь непокорной, ершистой Невы.

От заветной мечты, не исполненной в жизни, плацебо,

под влияньем которого словно находитесь вы.

 

Петербург для меня - это резкий, пронзительный ветер,

гнущий с треском и стоном тщедушных деревьев стволы.

Безмятежен в своем летаргическом сне на рассвете,

и таинственно мрачен под сенью полуночной мглы.

 

Это самый загадочный в мире, мистический город.

Он каналами речек и рек мое сердце обвил.

Острием стройных шпилей насквозь я проткнут и распорот,

признаюсь Петербургу в извечной и чистой любви.

 

Что для вас Петербург?

2020

 

Дети Петропавловки

 

Образец надежной скрепы,

той, что с городом роднит -

Петропавловская крепость,

вековой ее гранит.

 

В этом каменном пространстве,

жить ничуть не тяжело.

Нас с завидным постоянством

с малых лет сюда влекло.

 

Лапы-стрелы бастионов,

кронверка полукаре -

до́роги традиционно

петербургской детворе.

 

Маленький Енисаари,*

ограненный как алмаз,

в тополином пеньюаре

привлекателен для глаз.

 

В Триумфальные ворота

мостовая нас вела,

там сияет позолотой

шпиля стройная игла,

 

Благородною осанкой,

забирая сразу в плен,

где кровавая изнанка

из кирпично-красных стен.

 

Звонкой детскою игрушкой

всякий полдень слышен он -

выстрел из сигнальной пушки,

и курантов перезвон.

 

Не страшило нас нимало

то, что тут была тюрьма,

что стихия бушевала,

унося в залив дома.

 

Что убит был здесь наследник

повелителя страны,

что ни в первых, ни в последних -

декабристы казнены.

 

Все впитали наши гены

вместе с невскою волной.

Мы, друзья, аборигены -

Петропавловки родной.

 

На вершине шпиля ангел,

крест сжимает он рукой,

как огромный яркий факел,

берегущий наш покой.

*Заячий остров, на котором заложена Петропавловская крепость

2021

 

Белой ночью

 

В час вечернего заката, когда город, остывая,

за фасад неровных кровель опускает солнца диск,

тени зданий, вырастая, удлиняются как сваи,

Петербурга острый профиль вам являя как изыск.

 

Будто в шахматах фигуры, что в цейтноте жаждут действа,

и расставлены повсюду, и вблизи и вдалеке:

Зимнего дворца скульптуры, острый шпиль Адмиралтейства,

знаменитая колонна - ждут на каменной доске.

 

Исаакий, возвышаясь в центре Северной столицы,

вас приветствует поклоном, как учтивый джентльмен.

А Нева июньской ночью хочет смирной притвориться,

и мосты разводят руки, словно вам сдаваясь в плен.

 

В перспективе, разрывая облаков багрянец в клочья

золотой своею осью, Петропавловка видна.

Хорошо по Петербургу прогуляться белой ночью

и под занавес прогулки выпить белого вина.

2021

 

Рождество в Петербурге

 

Деревьев снежная листва

брильянтовым сверкает блеском.

Веселый праздник Рождества

вновь посетил наш город невский.

 

Церквей нарядны купола,

стройны громады колоколен,

призывно бьют колокола,

и всякий звоном тем доволен.

 

На реках - ледяной настил,

скрип снега под ногами слышен.

Мороз недавно нарастил

сосулек бороды под крыши.

 

Сияет звездное гало́ -

надежды символом и веры.

К нам с этим праздником пришло

рожденье новой долгой эры.

 

Уходят все печали прочь,

стук сердца радостен и плавен.

Христос родился в эту ночь!

И мы его всем миром славим.

2021

 

От Литейного до Пряжки

 

От Литейного до Пряжки

бодрым шагом строевым

прогуляться любо Сашке

по течению Невы.

 

В густошерстной синей ряби

от морского сквозняка

вьется в города масштабе

благородная река.

 

Широка, как Брахмапутра,

и коварна, как змея,

жадно радуется утру,

с нею радуюсь и я.

 

Кое-где Нева свободна,

кое-где еще во льду.

Вдоль дороги этой водной

я стремительно иду.

 

Проверяю друг за другом,

как военные посты,

грандиозных арок дуги

- Петербургские мосты.

 

Правый берег в отдаленьи,

вон "Авроры" силуэт,

и в гранитном обрамленьи

Петропавловки хребет.

 

Слева Сад, его ограда -

стройный острый частокол -

мне во время променада

легкий делает укол.

 

Обижается, что не был

на свидании зимой,

я краснею, а вот небо

холодеет синевой.

 

Плиты набережных гулки,

звонко слышен каждый шаг.

Допущу в своей прогулке

на Дворцовую зигзаг.

 

Безмятежный, необъятный,

колоссальный, словно кит,

здесь, всегда невероятный,

Эрмитаж-красавец спит.

 

На Васильевском роскошен

разноцветных зданий ряд.

Левый сфинкс чуть-чуть взъерошен

ветерку благодаря.

 

Хорошо знакомый с детства,

ослепительно торчит

тонкий шпиль Адмиралтейства,

отражающий лучи.

 

Медный всадник бодро скачет

на измученном коне,

не представить их иначе.

Автор - скульптор Фальконе.

 

Ну и дальше по ранжиру

возвышаются дома,

осмотрю я их пунктиром,

ведь устал уже весьма.

 

Заверну в квартиру Блока,

там тепло и хорошо.

Интересно, все же: сколько

километров я прошел?

2022

 

Сергей Довлатов

 

В шлепанцах домашних под халатом

бородатый, рослый и хмельной

человек идет - Сергей Довлатов,

семенит собачка за спиной.

Вышли прогуляться по Фонтанке.

Невский, Рубинштейна, Пять углов…

Возвышаясь над людьми, как в танке,

наш герой нырнуть в толпу готов.

Взяв подмышку папку, в ней наброски,

планы ненаписанных вещиц,

он спешит на встречу с Осей Бродским,

восхищая местных продавщиц.

Если довелось чуть позже выйти -

фокстерьерша Глаша на руках,

что не помешает, всё же, выпить

пару жигулевского в ларьках.

В центре Ленинграда всем знаком он:

балагур, рассказчик, дебошир.

он живет по собственным законам,

изучая этот странный мир.

Чует, где найти компанию – нутром.

все друзья поблизости живут,

но всегда, с похмелья даже, утром

ждет его старинный "Ундервуд".

Чистый лист, заправленный в каретку.

в перспективе - новая глава.

Что ж, пора присесть на табуретку -