29 марта 2024  09:08 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 67 декабрь 2021 г.

Дебют

 

 

София Максимычева (София Макс)

 

София Максимычева (1964)  родилась и живёт в Ярославле. В детстве опубликовала рассказ в журнале «Юный натуралист». Училась в техническом вузе. Работала на радио, в государственных и медицинских учреждениях. Печаталась в журналах: «День и ночь», «Нижний Новгород», «Эмигрантская лира», «Дальний Восток», «Казань», «Журнал Поэтов», «Южная звезда», «Приокские зори», «Бельские просторы», «Ренессанс» Киев, «Менестрель», «Новый Свет» Торонто, «Крещатик», «Дон» и другие . Дипломант литературного конкурса им. М.М. Пришвина «Хранители Природы». Шорт-лист Всероссийского литературного конкурса к 200-летию И. С. Тургенева «Родине поклонитесь». Финалист международного поэтического конкурса «Эмигрантская лира 2018 года» и многих других. Автор трех поэтических книг – «Зелёная шаль» , «Эхолот», «Дурочка» .

 

СТИХИ

 

Напоминание о прошлом,
о сытом времени садов;
осенний плащ с деревьев сброшен,
не дожидаясь холодов.
Намокнет слой озябшей почвы,
ослабив лиственную дрожь,
и своевременную точку
поставит в рукописи дождь.
Земная рябь сродни вельвету,
природе лишнее носить,
а мне смотреть на действо это
сквозь стёкла беглого такси.
Нахмурить лоб и может вспомнить
о том, что сущее – обман,
захлопнув осени двухтомник:
вскользь перечитанный роман.
  
***
 
Окна в сад выходят, осенний сплин,
головная боль от холодных встреч.
За небесный край зацепился клин,
журавлиный клинч,
и не пренебречь уходящим светом,
окрашен день в горьковатый дым:
осень жжёт мосты.
Здесь готова в сон отойти сирень –
чаровница пенная. За пустырь
переброшен войлок бесцветных туч,
и не виден глазу лазурный бот...
Льёт на землю горечь ночной сургуч,
но листва напрасно прощенья ждёт.
 
***
 
Пора приходит. Часто не с руки
себя хотя бы час один послушать.
Покажется, что небу вопреки
ты медленно изматываешь душу.
Глотаешь стылый воздух
/дежавю/,
повязывая шарф, чтоб не остыло,
а дворники сожгут листву твою,
впадающую осенью в немилость.
Останется – всего-то переждать
скупое равновесие природы,
но так сентиментальна эта власть,
что хочется тепло земли потрогать.
 
***
 
Простуженный солнечный зайчик
и всполохи медных зарниц,
пусть осенью воздух прокачен
до хмурых небесных границ.
– Скажи,
отчего же не спиться
в объятиях рыхлой листвы
оставшейся рыжей лисице?
– Молчи,
оттого, что мертвы
её золотые надежды
о тёплых и радостных днях,
о том, что не будет как прежде,
что прядка седая в кудрях
так видима и ощутима,
как солнечный зайчик стекла...
Которого силой отнимут,
где дивная жизнь протекла.
 
***
 
...благоразумнее молчать,
и рот прикрыв от снегопада,
рассыпать бисером в тетрадь
сухую горсть семян из сада.
смотреть сквозь радужку зрачка,
как звуком полнятся колосья.
когда им выпадет сверкать?
быть может,
через девяносто
всего лишь лет, а может сто
взойдёт и вызреет пшеница.
а если ты умрёшь, то что?
пусть небо их склюёт, как птица...
 
***
 
О, памятное время, не беги!
Не множь во мне осеннюю докуку.
Разнузданные ливни так строги,
Что предрекают с птицами разлуку.
А хочется запомнить звонкий гвалт
И травы шелковистые на взгорье,
Где всякий, не печалясь, ночевал,
И лился звук цикад в полночном хоре.
Полощется тяжёлое бельё,
А влажный луг в пределах каменистых.
Уже затихло пенье соловьёв.
Но слышен глас отъявленных статистов.
Голодное горланит вороньё:
– Лови на поплавок ершей лучистых!
 
***
 
Перекрёсток утерянной трубки,
под тускнеющий отсвет воды
тихо шамкает дождь мелкозубкий;
ощущение прядей седых
на деревьях подверженных дыму.
Прах табачный, зола на ветру.
Окольцован, любовью казнимый,
силуэт чей небрежно сотрут
серым ластиком. Осень взыскует
к несуразным штрихам впопыхах,
едкий дым продевая сквозь струи,
подавляя панический страх.
На трамвайные рельсы опустит
ногу осень в сыром башмаке,
светофорное марево в сгустках,
как язык октября. Налегке
ходят хмурые тучи по кругу,
над остывшей земельной дугой,
где пыхтит кочегар самокруткой,
разгребая иззол кочергой.
 
СНЕЖОК
 
«Мы к зеркалам приблизим лица
Но опустеют зеркала»
Сергей Гандлевский
 
Двор тюремный, холодает,
от окошек пар идёт.
Между делом дочь седая
ковыряет мёрзлый лёд.
Дни отмерянные меркнут,
из колодца тянет мхом.
В ряд один поставят смертных,
чтобы помнили потом.
А сейчас голодный голубь
щиплет скудную мацу,
и ведут по протоколу
дочь к охрипшему отцу.
Искушаемые гибнут,
несгибаемых сомнут.
Из каких морей та рыба,
что вершит неправый суд?
Кто вы люди и откуда?
Вроде рядом свечи жгли.
Как ложились, не забуду,
поперёк родной земли!
Снег укрыл тюремный дворик,
тесно так, что не вздохнуть.
Воздух – приторен и горек –
выжигает горем грудь.
Глаз прищурив, сквозь решётку
на нетронутый снежок
бросит семечек щепотку
получивший долгий срок.
 
***
 
Невыразимая тоска
От состояния покоя.
Черствеют мёртвые поля,
Пустеют бывшие подворья.
Звезда сквозь призрачную тьму
Печально смотрит с небосвода,
Ей непонятно почему
Земля скудеет год от года?
Казалось бы — живи, дыши,
Любуйся красотой просторов.
Среди лесов и рек в тиши
Есть всё для счастья без раздоров.
Ответа нет "кто виноват",
Дряхлеет русская обитель...
И клонит голову закат,
Как на кресте клонил Спаситель.
 
***
 
Как будто на сладкое падок,
на склоны ложится туман,
скрипит от бессилия падуб
в преддверии строгих команд.
Старается ветер усилить
порывы осенних дымов,
листве не хватает вместилищ
для тихого сна. Не готов
собор для молитвы вечерней,
здесь пахнет прогорклой смолой.
Но кажется, тронешь, низвергнет
потоки воды ледяной
остывшее небо на землю:
в ноябрьскую смуту и тьму...
Не хочешь, но молча приемлешь –
и жизнь, и её кутерьму!
 
***
 
влекомый изморосью бледной
сад остывал осенним паром
ему осталось жизни бедной
с трухой древесною на пару
всего пол ночи из скворешен
тянуло сыростью без царства
до воскрешения из прежних
и склянок верного лекарства
а раньше памятью сметливой
всё кумовство двора сияло
стучала в бок тугая слива
и пахло кожицей от яблок
когда провидица входила
в садовый круг с молчащей свитой
и падал свет паникадила
с высоких гнёзд что в небе свиты
и травы ластились к подолу
а страстотерпцы улыбались
и наполняли рты тяжелой
лежащей ягодой на шали
о этот сад предвечный голос
остуда летнего мальчишки
где паутины тонкий волос
для сумасшедшего излишки
где нож отточенный срезает
под корень древнее изводит
а прах хоронит за сараем
и горько плачет о народе
 
***
 
...сны не раскрашенные, темнота
текущая из глубины речного,
как падалица, что пережита
травой примятой.
надрывая горло
всё сумрачное гонит ветер прочь,
храня престол свой – жертвенник садовый,
курится дым, которым обволочь
пытаются оставшиеся вдовы.
но к "джонотану" ластится листва
истлевшими боками прижимаясь,
здесь легче и честней существовать,
чем смерть принять,
чья внутренность иная.
и ствол белить – назло и вопреки,
ослепшими глазами видя зиму...
о, только сгоряча не опрокинь
гнездовья на ветвях, что не воспримут
холодные объятия земли
и времена идущие по кругу.
где дерева смолою изошли
до первого предзимнего испуга.
где яблоки упавшие лежат,
как дети лет –
сиротских и ненужных,
но близок снег, что лёгок и крылат,
искрящий светом розовых жемчужин...
 
***
 
Овечка с пуховою шкуркой,
а я в одуванах сижу;
иллюзия – дым драматурга,
и это понятно ежу.
Ни клевер, кипрей и ромашка
ему не подвластны сейчас;
ползёт по ладони букашка,
а я сочиняю рассказ.
О том, как прикроет ресницы
пчела на багряной заре...
Но пусть в сотах мёд сохранится,
чтоб ели его в декабре.
 
Художник Нино Чакветадзе
 
Возможно, это изображение (цветок)
 
***
 
Вот дерево с младенческим лицом
корнями входит в дёрн средневековый,
придав пространству силу и объём,
и множество иных инсценировок.
Всё легче удаётся быть святым,
и отрешённым от всего земного,
благоразумным для гостеприимств,
другие же при этом изнемогут.
Другие выйдут в сад и замолчат,
не кровь выходит горлом – это сажа,
где мать волчица пестует волчат,
а медленный язык убийцы влажен.
И кисть намокнет, и устанет кисть
от чистых фресок бедного фасада...
Но если видишь, дважды удивись,
как замысел Творца был предугадан.
 
***
 
Горизонтальная плита:
к ней листья жухлые примёрзли,
с церковной паперти слетал,
приняв обличье серых горлиц,
дух свя́тый – зёрен поклевать
(всё относительно в природе),
медовой речи благодать
не переварится в народе.
Переложение основ,
как соглядатайство химеры,
гул колокольных языков,
имущих сызмальства, без меры
желанье – без разбора жечь
всё непохожее по сути,
где горечь – ангельская речь,
а прутик воду баламутит.
Но чистоту не извести
суровой истине кондовой,
свет угасает к девяти,
и свет включается по новой.
Вот служка бросовый янтарь
счищает с золота окладов,
звенит горластый пономарь
о том, что "надобно бы, надо..."
читать и чтить законы ртов,
своё трактующие слово!
Идёт осеннее с торгов
в лабаз укромный мукомола,
где переждав зимы озноб,
он снова бросит в землю семя...
Блаженных, Господи, сподобь
перенести любое бремя.
 
Rado Laukar OÜ Solutions