ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 71 декабрь 2022 г.
Прибалтийские ласточки
Лариса Довгая
Лариса Павловна Довгая - Родилась в 1957 году в городе Буй Костромской области, волею судеб оказалась на Юге России, где и живу у Черного моря. В 1979 году окончила Таганрогский радиотехнический институт, ныне ЮФУ – Южный федеральный университет. Работала по специальности до реформ товарища Ельцына, после которых пришлось остаться без любимой работы. Стала сотрудничать с прессой, работала в газетах «Вечерний Новороссийск», «Малая земля», др. Член МО СЖ РФ, IFJ. Печаталась в журнале «Родная Кубань», различных альманахах и сборниках. Выпустила четыре книги своих стихов, поэму «Сага о княгине Гаафе, Ларисе и мучениках готфских», книгу прозы «Сюита для колпасона с ансамблем», документальное исследование «Непознанный Новороссийск», др. Продолжаю писать.
Материал подготовлен редактором рубрик «Поэты и прозаики Санкт-Петербурга»
и «Поэты и прозаики от Прибалтики до Тихого океана» Феликсом Лукницким
СТИХИ
Странник
Последний уголек
Костер к утру оставит,
Путь расплетет венком в сияньи золотом.
Я этот уголок
С пожухлыми кустами
Благословлю как дом, он отдохнет потом.
Огонь еще горит,
Юдоль еще не плачет,
И люди прилегли – хлеб трудный властелин,
Засовы на двери,
Монетка на удачу,
На зелени долин молчание земли.
И спрячется огонь,
Как страсть под слоем пепла,
И звезды снизойдут и не сочтут за труд,
А слово из оков
Взлетит на крыльях крепких,
И света перламутр проявится к утру.
А сны придут к домам
Мелодией небесной,
Увяжут прутья дел, уймут усталость тел.
Росу несет туман,
И всем опять не тесно.
Здесь мой земной удел. – Я этого хотел.
Но снова налегке
Я ухожу изгоем,
Тропинка сохранит молчание земли.
В последнем угольке
Я уношу с собою
Иного света блик и боль своих молитв.
Летней Ночью
Море страстное редко покорно,
Уплывай, – а его не убудет, –
Море Черное видится черным,
Поддается упруго под грудью.
К той звезде этой ночью доплыть бы,
Но у неба другие законы,
С высоты человек – меньше рыбы,
Проплывает вдоль мира сквозь волны.
Млечный Путь нам отнюдь не чужбина
В самоцветных судеб переливах,
Наши тайны прижились в глубинах
И от века они молчаливы.
Но взрезаются воды желаний,
И к звезде своей, к дальней отчизне
Я плыву как нагое касанье
Моря черного с трепетной жизнью.
Сквозь границы познанья и веры,
Сквозь волненья сомнений и чувства,
Я приду к вам устало и грустно,
Я вернусь на утраченный берег…
Декабрь у моря
Учит смиренью зима,
Вхруст обморозила горы,
В двери сквозит с разговором,
Ветрами сводит с ума.
В были пробеленных стен
Есть свои знаки на ткани –
В топке цветущее пламя,
Мыслей на пищу размен.
Волны все злятся у скал, –
Сплыл романтический парус.
Что же на память осталось?
Месяц багриться устал…
Юности быстрой обет,
Кто тут встревожит Гомера?
Южный мороз без размера.
С рыбой соленой обед.
Понт стережет городки
С думой седой коменданта.
Чая и всей контрабанды
Так обжигают глотки…
* * *
Людмиле Бойко
«От трех трясется земля, четырех она не может носить…
и служанку, которая занимает место госпожи своей»
Книга притчей Соломоновых гл. 30, стихи 21-23
На оборванных нервах качается дождь,
Истекая по капле, по капле,
Но ты встанешь и молча к окну подойдешь,
Ты увидишь на крышах покатых
Все весною живою танцуют дожди,
И стучат, и смеются от солнца, –
Где служанка на месте своей госпожи –
Там уже и земля не трясется.
Там уже тишина, там никто не поет,
Усыхают уставшие лица,
Но убором алмазным венчается тот,
Кто от дара небес не укрылся.
И лучится вода, в бриллиантах свежа,
Все стремится вернуть, но – напрасно…
Ведь, венчанная, ты – навсегда госпожа
И в забвенье, и в слове, и в казни.
Флейта звучащая
Флейта звучащая
Миру на счастье,
Флейта – самшитовый ствол,
Флейта поющая
С верою в лучшее,
Правь же свое торжество!
Хрупкая веточка,
Вечности весточка,
Ангелам отклик внизу,
В легкой ранимости
Выстрадай, вынеси
Скрытую в сердце слезу.
Разве просчитана
Ты, беззащитная,
Разве известна судьба?
Флейту и розу
Нежно подносят
Для поцелуя к губам.
Флейта прозрения
В тернах терпения,
Слабость под тенью копья, –
Ты же не плакала, –
Нотными знаками
Вяжется суть бытия.
Флейта – предания
Ветхою тайною
Страсти письмо на углях...
Если ж страдание
Схватит дыхание –
Ляжешь в атласный футляр…
Саламандра
Не смотри сквозь огонь.
Эти тени ушли безвозвратно.
И дороги сквозь ночь
Им хватает вполне.
Пощади же, не тронь, –
Так ожогов болезненны пятна!
Тут уже не помочь.
Умирись в тишине.
Снег не тронут в саду,
Нет следов в пересыпанных звездах.
Просто тени ушли,
Их не помнит стена.
Лампу надо задуть.
Все во сне. И безлюдно. И поздно.
Тьма давно не страшит.
Не тоскую одна.
Только ты, за огнем,
Как всегда, жжешь и лжешь, саламандра,
И танцуешь опять,
Как живущая страсть…
Нет нам места вдвоем,
Но заводишь волшебную мантру,
И тебя не унять,
Ты, ночная напасть.
Что ж, твой час. Но уже
Отошла обескровленно ревность.
Я прочла как один
Всех страстей алгоритм. –
Так легко на душе!
Для других мои нежность и верность.
Дух огня, отойди!
И любовь догорит.
_
* Саламандра – дух огня.
***
В старом городе дождь.
Раскаленные крыши
Боль свою отдают
Чистым струям воды.
Поднебесную дрожь
Понимаешь и слышишь
Как минуту твою,
Как отрыв от беды.
Шелест, шорох, озноб
Каплевидных мгновений, –
Их нельзя перевить
На сейчас и потом…
В скверы горестных снов,
В транспорт коловращенья,
В город после любви
Я вхожу как в поток.
Этот маленький вздох
Вновь никто не заметит.
Омовенье души –
Полуплач, полуявь…
В перекрестках невзгод
Сгустки тьмы и просветы.
Рассмотри. Не спеши. –
Это – чаша твоя.
Сон в майскую ночь
«Май жестокий с белыми ночами!..
Пробудись! Пронзи меня мечами,
От страстей моих освободи!»
Александр Блок
Тени на стене не расплести,
Их движенья искренни и юны,
Раскачались в ветках лепестки
В отраженном свете полнолунья.
Тени на стене живут собой,
Ими мы забыты где-то в прошлом, –
Мы еще не ссорились с судьбой,
Этой ночью все опять возможно.
И замедлит праведный рассвет,
Лунный луч в холодной амальгаме.
…Может, – да. А может, – нет…
Но сейчас я пью твое дыханье!
Тени на стене не расплести, –
В этой жизни нас не сыщут более, –
Мы мечом весны под трезвон листвы
Пронзены…
Одна проснусь от боли.
В этот миг
Памяти Героя России Андрея Туркина
В этот миг прорывается крик,
И не знаешь в разверзшейся бездне,
Где призванье небес, где возмездье, –
Бьется сердце твое в перекрестье
В этот миг, в этот миг, в этот миг.
Этот миг жизнь пробьет напрямик,
Разграничит, где подло, где свято.
Защити! – назначенье солдата.
Все путём, Бог спаси вас, ребята,
В этот миг, в этот миг, в этот миг.
Этот миг наше имя воздвиг
В первый ряд неоконченной битвы.
Да, мы пали, но мы не убиты,
Рядом с вами в бою и в молитве
В этот миг, в этот миг, в этот миг.
Колыбельная
Ночь наш лучший друг,
Спи, хороший мой,
Встанешь поутру, –
Будет день иной.
Боль уходит прочь,
Только руку тронь, –
Поплывет сквозь ночь
Лодочка-ладонь.
Только я и ты,
С нами тишина,
Травы и цветы,
Спутница Луна,
Дальних городов
Поплывут огни
В звездный хоровод…
Мы опять одни.
В том, что я с тобой
Нашей нет вины,
На любовь и боль
Мы обречены.
Туч прорвется круг,
Только подожди,
Стороной пройдут
Стылые дожди.
А тепло руки
В мягких волосах,
Я коснусь щеки,
Я коснусь виска.
Чай из горьких трав
Стынет на столе,
Будут до утра
Капли на стекле.
Дождь нам нипочем,
Только ты не плачь…
Заскрипит сверчок,
Маленький скрипач,
И обиды прочь
Отойдут, мой друг.
Плачущая ночь.
Маятника стук.
У лимана
Звенит тростник… Он пожелтел, иссох,
Он мертв… А жизнь ликует, –
Я слышу трепет поцелуя,
Рывок - и сердца раненого вздох.
Лежат пласты тяжелые камней,
Тропа, следы зовут куда-то,
Тростник поет в огне заката:
В пожаре осени сгорать и мне…
Зима. Зима. Все порастет быльем.
Следы размокнут, станут глиной.
И только ветер над долиной
Пусть в будущем напомнит о былом.
И кто-то вновь расслышит тихий вскрик,
И обернется: разве ветер?
И боль замолкнет без ответа,
И снова мертвый запоет тростник…
Зимняя ночь в Сукко
И на юг ниспадает зима,
И дорога закончится вдруг, –
Вот дела… Мы с тобою, мой друг,
Гаснет лампа, кругом полутьма,
Ночь застала нас наедине…
Ты. Я. Снег.
Мне уже не подняться в чаир,
Где упрямый так цвел абрикос,
Соль в глазах от подавленных слез,
Только нежностью ты напоил. –
Две ладони в моей седине.
Ты. Я. Снег.
Принимаем свой час без прикрас, –
Это просто свободы глоток.
Там бессилья холодный клинок
Поразит. Но не здесь. Не сейчас.
И часы замедляют свой бег…
Ты. Я. Снег.
Встала зимняя наша звезда
И не сможет она догореть, –
Так спокоен огонь в алтаре, –
Мы не сможем уже опоздать!
Лишь в могиле холодное НЕТ.
Ты. Я. Снег.
В том саду...
Памяти Николая Харито
(К 100-летию гибели)*
В том саду, где так осень знобит,
Я был пулею в спину убит,
Женский вскрик захлебнулся вдали.
Проносилось в последнем бреду –
Навсегда хризантемы в саду
Отцвели, отцвели, отцвели.
Отцвели – не вернуться назад.
Где сейчас голубые глаза?
Взгляд холодный, осенняя дрожь…
А ничтожество взводит курок,
Вновь в прицеле поэта венок.
Не вернешь, не вернешь, не вернешь.
В той гостиной звучавший рояль –
Потаенная в сердце печаль,
Шорох платья и стуки колес,
Старый марш и оркестр духовой,
Бабий вой над гражданской войной, –
Унеслось, унеслось, унеслось.
Встрянет злобный завистливый взгляд,
Как свинцово-безликий заряд,
Как предсмертный сквозь степи маршрут...
Среди горя и черной тоски
Хризантемы взвели лепестки,
Все цветут и цветут, и цветут.
* Николай Харито, автор романса «Отцвели уж давно хризантемы…» был убит в привокзальном саду станции Тихорецкая 9 ноября 1918 года.
Тамань
Нож достану разрезать свой хлеб –
Это все, чем снабдил меня труд,
А водою одарят колодцы.
Твои песни споют ли вослед?
Два вола на телеге влекут
Вдоль Тамани тяжелое солнце.
Легкой взвесью вздымается пыль,
Здесь до трещин иссохла земля.
Что вздыхать за тревожным ночлегом?
Камни - павший в бою монастырь…
По увалу бесшумно змея
Соскользает роскошным браслетом.
А душе – только неба глагол,
Она просит дороги своей –
Так молитвою сердце затеплю.
О Тамань, твоих соков и смол
Надышаться верней и вольней
И, упав, целовать эту землю.
Всех дорог сбереженный сухарь,
Тебе песни мои и хвалы,
Плакать вновь научусь в твои длани,
Ты как прежде меня приласкай...
И на запад шагают волы,
Где заката тревожится пламя.
Гаичка
Птичка малая,
гаичка,
Выстрадали мы
праздничка,
Спой же, встрепенись,
Воодушевись,
Ты да я, да мы –
парочка.
Пронеслась гроза
около,
Била нас крылом,
грохала.
Что с нее возьмешь?
Брань, раздор, да ложь…
Грудка робкая
стоптана.
Естество всего
принимай,
Понимай, где твой
тихий рай,
Где твое дупло,
Где живет тепло.
Вознесет рассвет
птичий грай.
Песенка твоя
славная,
Для меня она
самая.
Будет все путем.
Одолей подъем,
Крыльями взмахни,
малая.
На берегу Волги
Очень малый улов –
эта горстка песка…
Разрушенья бегу
так донельзя нелепо,
Знаю после беды,
как опора близка,
Что не ищут,
а в дар получают от неба.
Все что надо с земли –
уместилось в ладонь,
Остальное живьем
и придет, и уходит,
Но как сладко дышать, –
час последний не пробит,
По веселой траве
день летит молодой.
Обретенье, тайник,
А всего-то – песок…
Только душу хранит
эта непостижимость, –
Из родных берегов
колыбели не выпасть,
Я надеждой зову
родовой уголок.
Тот песок, что вместил
слезы горя и кровь,
Низверженье смягчит
и обиде не выдаст,
Словно песня душе
вдруг придется на вырост,
И как в детстве принять
руки ты изготовь…
Луговая герань
Не ищи меня взглядом,
Луговая герань.
Засинеет прохладой
Утра зыбкая рань, –
Значит снова в дорогу
Собрались облака.
Позабудь ненамного,
Что судьба нелегка,
Словно вновь не расслышав
Новый знак буревой, –
Ветром время колышет
Над твоей головой.
Где судьбы оконечность –
Твой сокрытый извод,
Потаенная вечность –
Синий твой небосвод.
Но прошедшего тени
Проступают светло,
Сквозь грозу, сквозь потери
Что-то ж нас сберегло…
И цветы луговые,
Словно предков глаза,
Зачаруют, живыми
Отразив небеса.
Но как прежде в дорогу
Мне безмолвно уйти,
Не суди ж меня строго
На тревожном пути,
Пусть глаза твои сини
Горько в душу глядят.
На служенье России
Возродимся опять.
Не считай за пропажу, –
Мне других нет надёж.
Я уйду, а ты так же
У обочин взойдёшь…