"Что есть Истина?" № 61 июнь 2020 г.
Поэты и прозаики Санкт-Петербурга
Евгений Попов
Попов Евгений Александрович. Публиковался в журналах «Нева», «Аврора», «День и ночь», альманахах «День поэзии XXI век», «Поэзия», «День русской поэзии», в «Литературной газете», «Литературной России», антологиях и т.д. Автор книг поэзии и прозы: «Птицы в городе», «Сильное небо», «Западновосточный ветер», «Памятник тяжёлой волне», «Открытое дерево», «Четырёхгорка». Живёт в Петербурге.
Материал подготовлен редактором раздела «Поэты и прозаики Санкт-Петербурга» Феликсом Лукницким
Они стоят у окна. Слева – дядя Иван. Справа – дядя Семён.
Раньше я вспоминал о них очень редко,
Потому что знал лишь по фотографиям.
По кинохроникам, фотографиям и памятникам я знал и вождя.
Неизвестно кто из них более реален,
Знаю только, что другими они уже не станут,
Как бы ни склоняли одного
И как бы я ни старался вспомнить этих двоих.
Янтарь вечерней зари. Тема соловья.
Непрерывный полёт. Инверсионный след Победы.
***
Завтра наступит скоро,
А это значит,
Что ни одна сука не отвертится,
Ответит за свой вой
И бешеные укусы.
Вот и немцы сидят расплавленно,
На проспекте, который
Бом-
би-
ли
их
предки.
И всё же я не хочу быть судом потомков,
Я лишь звено, соединяющее немцев с линией электропередач,
Питающей наш дачный посёлок подо Мгой.
Она тянется над затягивающимися рвами передовой
И другими печальными рвами.
Я трогаю отросшую щетину
И ощущаю пальцами редкие сосны и берёзы.
Они здесь совсем маленькие и чахлые,
Самые старые – ростом с человека,
А там, где было особенно жарко,
Растёт только брусника.
Мы кланяемся этой земле,
Собираем оранжевое вечернее солнце,
И капли брусники
к
а
п
а
ю
т
в оранжевую
стеклянную
банку.
***
Когда на Невском пятачке
Иван Иваныч Виноградов,
Уставший и полуголодный,
Прилёг в промерзшем блиндаже,
Во тьме кромешной,
Он не думал
Ни о белье, ни об удобствах.
Сил не было, и спать хотелось
Сильнее даже, чем поесть.
Он рухнул в сон.
Проснулся утром.
Запомнила его спина
Мертвецкий холод.
И всегда
Потом
Спина его стонала
На приближение осадков.
Напоминали о ночёвке
Заснувшие под Ленинградом,
Окоченевшие солдаты
Вермахта.
Ведь оказалось
Постель
Иван Иваныча
Была
Из штабеля
Приезжих немцев.
Баллада о сержанте Громове
Упало давление в кабине пилотов,
Обморок длился двенадцать минут.
Думалось, что навсегда уснут,
Но один из них был кроток,
Поэтому автопилот вытянул курс…
Тема тёмная, как болота за Любанью,
С выходом на Мясной Бор.
Я не о власовской кампании,
Я о сержанте Громове,
Который был государства мотор.
В деревне Мельница, что на Холове,
Жил он, ходил всегда с покрытой головой.
Пролил он немного своей и вражеской крови,
Освобождая Великий Новгород,
Город областной.
Анатолий Семёнович рассказывал мало
О тех боях. Вот однажды в снегу
Сутки лежали, а под снегом вода, она мешала
Окопаться, и осколки с пульками щупали снежное покрывало.
Тогда вода помогла врагу.
Спрашиваю: «А что ещё помните?»
Всхлипнул и выдохнул: «А всё»…
Солнце осветило комнату легко и раскованно.
«А теперь, – добавил, – вот такое старьё».
Он умер через два месяца.
Съехались люди на проводы, сошлись.
Сержант ушёл вверх по лестнице
И оттуда посмотрел вниз.
Он забыл уже про козни новгородской администрации,
Долго и упорно проверявшей в военном билете какое-то число,
По этой причине не выделили квартиру герою нации:
Посчитав, что сержанту Громову и так на войне слишком повезло.
В послевоенном сорок пятом, уже в смерше сержант отлавливал
Предателей, коих было тоже какое-то число.
Из лесов выковыривал этих голавликов,
Плыл во времени, держа автомат-весло.
Видимо, кто-то из тех рыб, зарывшихся поглубже,
И попытался нанести армии-победительнице урон:
Воспользовавшись своей службой,
Отправил ветерану почтой
Последний патрон.
Плакать нечего, победа за нами.
Хотя осколки прошлого долго летят.
Гуляй, брат, в своей панаме,
А в потёмках кладовки придерживай бушлат.
В дремотных праздниках,
Пестуемых государевой службой,
Несут каналы выделенных частот
Нечистоты разного оргоружия,
Но обоняние улавливает запахи, ищет брод.
Холодная бежит река Холова,
Мимо курганов начала эры вьётся,
И это факт, –
Омывает она и могилу сержанта А.С. Громова.
Построены облака,
И это здорово,
И похоже
На праздничный военный парад.
***
В ласкательном падеже
Все окончания – трель.
Слышишь, посуда дрожит? –
Это идёт война.
Держит родная речь.
Слышишь – летит сель,
Губы надул вулкан?
Сверим давай часы.
Глыбой стоит сосна.
Градус крепости – злой.
Выпьем и снова нальём.
Небо сильней жжёт –
Чаша ногами вверх.
Дринкнуть (трамвайный зов).
Гакнуть (поднять рекорд).
Гикнуть (войти в пролом).
Это пока пролог.
Знойно гремит Ура.
Лава идёт вширь.
Лайкнутые глаза,
Кнутно-ракетный бой.
Дымный парад-смерч.
Гул затихает. Люк.
Выйдем опять наверх
Губы ласкать Люб.
***
Тропа. Трава. Растяжка Украины.
Весь мир – Донбасс. А может быть – Каньон.
Кора шевелится, когда стреляют в спины,
И в космосе клюёт, и пухнет небосклон.
Разбег. Прыжок. Кусочек отвалился.
Там антрацит. Здесь антивещество.
Там поднялся мертвец. А тут мудрец свалился.
И пламя факелов свершает колдовство.
Гуляет золото и оседает тихо.
Засадный полк в березняке стоит.
Бумага шелестит. Валютная гречиха.
Корабль качается, и серый волк ворчит.
***
Восстанем и преобразимся
И в новых планах будем жить.
Мы выползаем из больницы
И видим, как река дрожит.
Мы видим на затылке неба
Следы рубцов. И этот мир,
Как и река, увы, колеблем,
Похож на щёлкающий тир.
Дыши. Смотри. Преображайся.
Всё скатывается в яйцо.
Отрепетируй и – сбывайся.
Цыплёнок. Шелуха. Лицо.