"Что есть Истина?" № 61 июнь 2020 г.
Свой вариант
Елена Буевич
Черкассы, Украина
Елена Ивановна Буевич родилась в г. Смела Черкасской области. Окончила Черкасское музыкальное училище им. С. С. Гулака-Артемовского и Московский Литературный институт им. А. М. Горького. Живет в г. Черкассы, состоит в Ассоциации украинских писателей (АУП), Союзе писателей России и Российском отделении Международного ПЕН-клуба «Русский ПЕН-центр». Работает журналистом, переводит поэзию с сербского, украинского и польского языков. Стихи и переводы публиковались в журналах, альманахах и книгах России, Украины, Белоруссии, Сербии. Книги стихов: «Странница-душа» (Москва, 1994), «Нехитрый мой словарь» (Москва, 2004), «Ты — посредине» (Нижний Новгород, 2004), «Елица» (Черкассы, 2011), «Две душе – две души» (Белград, 2016), «Остаться в Евпатории» (Воронеж, 2019).
Лауреат IV Международного Славянского литературного форума «Золотой Витязь» («Золотой диплом» за сборник стихотворений «Елица»). Обладатель диплома Международной Бунинской премии 2017 г. «За поэтическое мастерство и сохранение русского языка в Украине». Дипломант VI Международного литературного Волошинского конкурса в номинации «Перевод стихотворения современного автора с украинского языка». Обладатель «Специальной Похвалы» Третьего конкурса «Стихотворения Андричграду 2017», Республика Сербская, Босния и Герцеговина .
СТИХИ
ОТ и ДО
От одного до десяти –
я у родителей в горсти
жила, не ведая о том,
что осенён наш дом крестом.
От десяти до двадцати –
Господь хранил меня в пути.
Я научалась... Если бы!..
Явила жизнь свои гробы.
Ушли и бабушка, и дед,
и поздно я рванулась вслед,
прознав паническую дрожь
глаголов «умерли», «умрёшь»...
От двадцати до тридцати...
Столетьям надобно пройти,
пока дойдёт до дурака:
жизнь – островок, а не река.
Ночь. У щеки – тепло сынка,
да отчий взор издалека.
Вот всё, что держит. Здесь. Пока.
От тридцати - до сорока?
КОРАБЛИК
Снасти ветхи, мачты тонки,
борт - не низок, не высок.
Жизнь похожа на обломки,
но трепещет парусок.
Ветер свищет, тычет тучи,
рвёт, бросает и полощет...
Меньше малого получит
тот, кто многое восхочет.
– Продержись ещё, не сетуй,
будет и тебе - сторицей.
Не за то, и не за это,
а по милости велицей.
ФОТО В КОНЦЕ ХХ ВЕКА
Cмычком измучив верную, концертную,
устав, как в поединке за бессмертную,
по мостовой проворно, как с пригорочка,
студенточка идёт, консерваторочка.
У перехода ждет её возлюбленный,
такой же уцелевший, непогубленный.
На Чистых, заглянув на пять минуточек,
они покормят голенастых уточек.
И что бы там безумцы не пророчили –
развал Союза, путч и штурм, и прочее –
они «Зенитом», как от хлеба постного,
отхватят день столетья кровеносного!
И этих лет – как дыма папиросного...
Лишь из окна, вполнеба вознесённого,
летят обрывки, страстные и смутные,
скрипичного концерта Мендельсонова.
А век уж исчисляется минутами...
ЦЕРКОВЬ В СТАРОМ ВАГОНЕ
Крест православный, берег,
пляжик блестит волной…
Скажешь – ведь не поверят:
поезд поставил Ной!
Это же символично –
поезд полон икон.
Просто идут молиться
в старый этот вагон.
В тамбуре, нет, в притворе,
медлят малец и мать.
В храме вовек не спорят
бедность и благодать.
Сколько не есть деньжонок –
меньше вдовиных лепт.
Вот принесли крыжовник,
в дар оставляют… хлеб.
Так далеки и странны
тут же, через забор –
яхты, катамараны,
музычки дерзкий ор.
Утрени и обедни
голос смирен и тих.
Этот вагон – последний,
в смысле времен таких…
К месту неся над бездной,
под перестук колёс,
Господи, спутешествуй
всем, кому привелось…
г.КАМЯНКА
Местечко у речушки
(сокрыта в ряске вся)…
Да был здесь как-то Пушкин,
Россией колеся.
Валялся на бильярде,
почеркивал блокнот,
и скромниц местных ради
захаживал в народ.
Совсем недавно… Пушкин…
Всё ряской поросло.
И хоть стреляй из пушки –
в беспамятстве село.
И перестроен книжный,
ненужный магазин,
и чуждо смотрит ближний,
нерусский гражданин.
А.С. почти в загоне,
но видит невзначай,
как в утреннем «Сайгоне»
мы заказали чай
и пьём без проволочки.
А в воздухе, как взвесь,
плывут слова и строчки,
откуда-то, Бог весть…
С Ы Н
По-человечьи можешь только «да»
(пока ещё), и «мама», и «звезда».
Все символы и знаки – как янтарь –
хранит в себе нехитрый твой словарь.
«Да» – подтвержденье, вызов и ответ
всему, что заготовил ЭТОТ свет.
А «мама» – та единственная связь,
что оборвавшись, не оборвалась.
И вот звезда. В колясочке своей –
ещё без слов – тоскуешь ты о ней.
Рискуя выпасть, мордочку задрав,
«зи-да», - кричишь и тянешь за рукав.
И по звезде в зрачках твоих, философ.
И тысячи ответов, не вопросов.
НАВЕРХУ
Почуешь, бывает, средь ночи,
что дом под тобой – ходуном.
Как будто Господь его хочет
поднять и поставить вверх дном.
Трясенье земли или неба?
Дрожит, накреняясь, кровать.
Вцепляешься в сонную небыль,
абсурдно – ожив, умирать…
И в жуткий такой промежуток
покажется: ухнет этаж!
Кому ты теперь, кроме шуток,
заблудшую душу отдашь?
Проснешься, от смерти отлыня,
и страхи пустые – вразброд.
Вот – пол. Неподвижна твердыня.
Но трещина где-то растет...