29 марта 2024  14:12 Добро пожаловать к нам на сайт!

"Что есть Истина?" № 59 декабрь 2019 г.


ПРИБАЛТИЙСКИЕ ЛАСТОЧКИ

Владимир Поляков



Короткие рассказы


ВОЛНЫ


Сегодня ветрено. Из окна своей квартиры смотрю на море. Волны, покрытые белыми шапочками-барашками, набегают на берег и, разбиваясь о песчаный пляж Штромки, теряя свою силу, ручейками откатываются обратно в залив.
И в море также... Волна за волной накатываются на твою яхту, кренят, раскачивают... Ветер рвет паруса. С какой-то безразличной силой, тупым неосознанным упрямством. И если нет стойкости, умения этому противостоять, то с таким же безразличием тебя разобьет о камни, перевернет твое судно в море, и ты погибнешь. Ветер, волны, море не виноваты в этой управляемой богом стихии. Это всего лишь инструмент для твоего вразумления - насколько ты способен противостоять ударам судьбы, тем испытаниям, которые тебе посылаются свыше. Волна за волной...
Впрочем, можно не выходить в море, ограничить себя четырьмя стенами комфортной жизни. Но зачем тогда жить? Пресно, безвкусно. Чтобы понять, что такое жизнь, надо побывать в крайних ее проявлениях. И тогда станешь ценить то, что имеешь.
Волна за волной, как в жизни. Есть споры, конфликты, проблемы, которые способны опрокинуть тебя. Без борьбы поддашься - будешь сломлен, и тихо-тихо растворишься в небытии.
Ветер и волны... Когда-то море успокоится, наступит штиль, и если ты нашел в себе силы противостоять штормовой погоде, то в полной мере сумеешь оценить радость бытия и то заостренное ощущение многообразия мира, название которому просто - жизнь.

ИЗ РАССКАЗОВ БАБУШКИ ЗИНЫ


В приморском парке Таллинна на Штромке я сидел на скамейке и курил трубку. Был прохладный, сырой, зимний день. Снега не было, сиротливо стояли голые деревья, по асфальтовым дорожкам бегали дети, жители района выгуливали своих собак.
- Не видели, что стало с мужчиной? – спросила меня проходившая мимо пожилая женщина.
- С каким мужчиной? - переспросил я.
Вопрос был неожиданным и несколько отвлек от суетливых мыслей, роившихся в голове.
- Вон, на остановке из автобуса вынесли. Сначала лежал, потом на скамейку посадили. Потом скорая, нет, полиция приехала. Пьяный был, наверное.
Женщина подсела ко мне и стала рассказывать о том, как семь лет назад умер ее муж. Я вежливо слушал, попыхивая трубкой.
- А вы знаете, 22 сентября 1944 года на этом месте, - женщина показала рукой на залив, - высадился советский десант.
- Где, прямо здесь? - мне стало интересно.
- Да, вот прямо здесь, на Штромке. Я помню их. Такие в плащ-палатках были, с автоматами, в касках. Присядут на колено и бегут дальше. А мы здесь на станции в «теплушках» были, из окошек на них смотрели.
- Сколько же вам лет было?
- 13 лет. Я с 1931 года.
Меня это удивило. В модном костюме, с подтянутой фигурой и спортивными палками она не выглядела пожилой. Женщина рассказала о своей семье, о том, как она оказалась в Таллинне.
- Сама я из-под Ленинграда, из деревни Елизаветино, что в 70 километрах от города. В войну там испанцы стояли. Недалеко от нашей деревни было два села - Большое и Малое Заречье. Это в Ленинградской области недалеко от Гатчины. Там речка еще была и лес. С одной стороны – болотистый, мы туда клюкву бегали собирать, а с другой стороны - густой такой лес! Когда немцы стали людей отправлять в Германию, в этот лес ушли прятаться жители Большого Заречья. Все, кто оставался, – дети, женщины... Помню хорошо старосту деревни – такой одноглазый, с повязкой ходил. Так он немцам показал, куда ушли люди. Всех назад в деревню привели, в сарае заперли и заживо сожгли. Всех!
Но это уже в конце оккупации было. А так в памяти не осталось, чтобы немцы зверствовали. Помнится, где-то в 42-м году отправили меня за мылом. Мыла-то не было, стирали золой. Так вот, дали мне несколько яиц, рассказали, куда идти. А это за шесть километров от нашей деревни. Пришла, помню, ворота в части из жердей были. Танков не видела, но машины стояли. Немцы взяли яйца, дали какое-то мыло. Назад прихожу, мне говорят – не то, иди обратно. Прихожу обратно. Немцы ничего не сказали, дали другое. Я – назад. Так за день двадцать четыре километра и прошла. А было мне одиннадцать лет.
Нет, не помню, чтобы было что-то страшное. В лес за грибами и ягодами ходили. А потом вот немцы стали уходить, нас в 43-м году погрузили в вагоны и в Нарву отправили.
- Зачем?
- А вот не знаю. Может быть, просто на работы в качестве дешевой рабочей силы. Советские войска-то уже приближались. А из Нарвы уже в Тарту пешком шли. Зима, холодно было. Мы идем, корова откуда-то, не помню уже, взялась. А навстречу нам колонна немецких солдат и техники. Одна машина ударила корову. Так мы корову потом продали.
А из Тарту обратно отправили. Сначала в Муствеэ, а потом в Куремяэ. В Муствеэ впервые после дома в баню сходили. Мы же вшивые все были. Я любила у бабушки вшей из головы доставать. Положит она мне голову на колени, а я их из волос щелк-щелк! - женщина показала пальцами, как она это делала.
- И что в Куремяэ?
- Там трудовой лагерь был. Да, в 43-м году нас туда привезли. Помню, перед воротами в лагерь земля была перерыта и много опорок (опорки - остатки стоптанной и изодранной обуви – Ред.) лежало. Говорят, это с евреев сняли, куда они сами делись – не знаю. Вроде расстреляли. Интересно, что немецких солдат я в лагерях не видела. Охраняли украинцы, латыши. Да, и эти еще, русские из РОА. Такие здоровые, дородные были. На танцы приходили. У нас же в лагере девушки были. Вот придут, сапоги блестят, форма с иголочки... И танцуют с нашими. Кому разрешали. Это, правда, уже в Уулисте, под Сонда было.
В нашем лагере мы голодали. Бывало, днем пролезем под колючей проволокой - и в лес за ягодами. А назад возвращаемся, они увидят, да нам винтовкой под зад - чтоб больше такого не было.
А так ничего... Советские самолеты пролетали, но лагерь не бомбили, нет.
- А как вы в Таллинне оказались?
- В 44-м году фронт приближался. Немцы нас в Германию собирались вывозить. В Таллинн приехали, на пароход стали грузить, а мест-то и нет. Нас обратно - в теплушки на станцию. Кричат: «Делайте, что хотите, русские идут!» Вот тогда я и увидела советский десант.
- Бои в Таллинне были?
- Нет. Иногда только с чердаков по советским солдатам стреляли. Убитые на улицах лежали. Помню, шли танки. Люки были открыты, и из них высовывались головы танкистов. Откуда-то из домов раздались выстрелы. Так танки остановились, развернули башни, да как дали из пулеметов по тем домам! А с нами поляки были, они все кричали: «Зачем они это делают?»
- Освободили Таллинн. И что потом?
- Сразу после освобождение Таллина, жили в теплушке на станции. А в 44-м году нас отправили уже советские на лесозаготовки в Ленинградскую область. Место называлось Тарарайка, село Пилово. Это в Кингисеппском районе. Нет, я не работала, маленькая была. Мама с бабушкой работали, мужиков-то не было. Потом мама в Таллинн уехала, получила там комнату. И в 45-м году мы вернулись в Таллинн, я в школу на улице Лай пошла. Там только для девочек школа была. Кстати, училась в одном классе с Алисой Фрейндлих, но я ее плохо помню. Я переростком была. Это был 4 класс, а мне было 14 лет. Алиса была младше меня. Помню только, говорили, что эта девочка хорошо стихи читает для раненых в госпитале, который в Кадриорге находился. У меня даже фотография с ней есть.
Да, хочу сказать, эстонцы с радостью встретили освобождение и советскую армию. При немцах мало платили.
- Как в Таллинне было после войны?
- Не помню, чтобы голодали, да и многого не надо было: хлеб с солью водой запьешь - и сыт. Помню, где-то в 46-и году на Ратушной площади магазин был, сахар за 60 рублей за килограмм продавали. Длиннющая же была очередь! А на рынке этот же сахар продавали за 120. Так мы купим этот сахар в магазине, продадим на рынке и за эти деньги хлеба с рук купим, его на улице Виру мужчины из села продавали. Завернут буханку в газету - и стоят, якобы случайно на улице оказались. Подойдешь к нему и спрашиваешь: «Дядя, хлеб есть?» Домой придешь, корочку солью посыплешь – так вкусно! В 47-м году, когда карточки отменили, легче стало.
- Как местное население к вам относилось?
- Нормально. Помогали, еду давали. С хуторов привозили картошку, хлеб. Вообще-то, должна сказать, недовольных не было. На русском почти все говорили. Появилась работа. Пенсионеры стали получать пенсии. Ведь до этого в Эстонской республике пенсии получали только госслужащие. Помню одну женщину: пенсию получила, и не верили, что следующую получит.
- Сколько вам лет было, когда вы школу окончили?
- Не доучилась я. В 17 лет замуж выскочила, потом ребенок родился. Я устроилась на работу в ночную смену на фабрику «Пунане Койт», это рядом с Балтийским вокзалом по улице Коцебу. Там столовая была, так я еще домой еду приносила. Так и жили – многого ведь не надо было. 44 года я на этой текстильной фабрике ткачихой проработала! Плохое как-то не вспоминается. Лауреатом Государственной премии была, орден Трудового Красного Знамени имею. Хотели Героя дать, так я же без образования. Да, при мне начальником смены или цеха, не помню уже, был отец Владимира Вельмана Николай Вельман. Ох, и помог он мне! Хороший был человек. С первым мужем у меня жизнь не сложилась, так он мне посоветовал, как себя вести. Так оно и получилось. Я вот все хочу Володю встретить и за отца поблагодарить. Он так на него похож! Позднее Николай стал директором этой фабрики.
Мы все говорили и говорили о жизни, но день был прохладным становилось зябко.
Погода портилась, стал накрапывать дождь. Мы засобирались домой.
- Как вас зовут? – прощаясь, спросил я.
- Зиной меня зовут. Зинаида Павловна Афанасьева я, – поправляя очки и берясь за палочки, ответила женщина. – Эх, хорошо бы мне встретить писателя! Я бы столько интересного смогла бы рассказать!
Она встала со скамейки и достаточно энергично для своих лет пошла домой.

Я ОТ БОГА...


Произошла эта история в магазине. Я зашел в универмаг «Сельвер» за покупками. Ходил по залу и вдруг услышал за спиной:
- Простите, вы говорите по-английски?
Я оглянулся. Передо мной стоял невысокого роста молодой человек с темными волосами и бородой. Открытая улыбка и какие-то добрые глаза располагали к себе.
- Да, немного говорю, - ответил я.
- Почему вы хромаете?
- Да, так. Старые травмы.
- Вы знаете, я вас могу вылечить, – уверенно сказал парень.
Я с интересом посмотрел на собеседника. «Очередной сумасшедшей? - первое, что пришло в голову. - Но вряд ли он меня знает. Говорит по-английски. Очевидно, что не местный, поэтому узнаваемость исключается. А может, я просто притягиваю подобных людей?»
- Простите, а вы кто?
- Я от Бога, – молодой человек пальцем показал в потолок магазина.
Удивило. Заинтриговало. Захотелось подшутить над этим. Но подумалось: «А если правда? Всякое бывает».
- И как же вы собираетесь меня лечить?
- Вот смотрите, - парень достал мобильный телефон и стал показывать фотографии какой-то женщины. - У нее были парализованы руки. Я прочитал молитву - и все прошло!
Парень торжествующе посмотрел на меня, ожидая реакции.
- Интересно. Что ж, попробуем, – не особо веря показанному, согласился я.
Мужчина взял мою руку и стал, глядя вверх и обращаясь к Иисусу, шептать молитву на английском языке.
- Ну что, прошло? – закончив свой разговор с Иисусом, спросил он с надеждой, заглядывая мне в глаза.
- Что-то не пойму. Может, эффект позднее проявится? – мне не хотелось огорчать случайного незнакомца, искренне желающего мне помочь. Результата я не почувствовал.
- Откуда вы? – чтобы несколько разрядить ситуацию, спросил я.
- Я из Голландии.
- И что вы здесь делаете?
- У меня жена эстонка, из Таллинна. Вот решили здесь пожить пока.
Мы разговорились. Когда-то я один год проработал в Голландии и неплохо знал эту страну. Мне нравились тамошние люди с их открытостью и какой-то внутренней свободой. Нидерланды, где все напоминало о былой империи.
- Давайте обменяемся телефонами и встретимся позднее, – предложил я компромисс. – Встретимся еще раз и повторим. Результат обязательно будет. Вы это сделаете! Вас как зовут?
- Мартин, – ответил парень, кивнув головой с облегчением.
Мы обменялись телефонами и разошлись.
Через несколько дней встретились вновь. Мартин пришел с женой. Как оказалось, он был членом христианского движения «Последняя реформация», существующего во многих странах. Мы говорили о библии, христианстве, вере. Голландец и его жена пытались мне помочь, и делали они это с такой искренней радостью и желанием, что результат уже сам по себе был не столь важен. Важна была суть человеческих отношений и совершенно бескорыстное предложение помощи, уже не совсем понятное нам сегодня. Спасибо им.

ПРИЗЫВ В АРМИЮ


- Ну, артисты… Ну, артисты, эти военные! - возмущался молодой эстонец, сидевший рядом со мной. - Ты представляешь, они хотят меня забрать в армию!
С бритой головой и пучком подвязанных на затылке волос, он сидел прямо, не облокачиваясь на спинку сиденья, держась одной рукой за переднюю панель. Говорил нервно, поглядывая то на меня, то на дорогу.
- Меня забрать в армию... Да у меня нога болит! Играл в волейбол и травму получил. Ступить больно, а они – в армию! Ну, артисты! Мне один доктор говорил: «Пойдешь в армию – совсем без ноги останешься!» На 11 месяцев – ты представляешь?
Я киваю головой, вспоминая свои два года армейской службы.
- Я им говорю, - продолжал парень, - я художник–оформитель. Я - творец! И у меня болит нога. А они – придете еще раз на медкомиссию, мы компенсируем ваше отсутствие на работе суммой в 10 евро. Ты представляешь, я должен туда приходить за 10 евро! Да за эти 10 евро даже билет на автобус в Тарту не купишь! Кажется, так...
Парень достал мобильный телефон и стал искать в интернете стоимость билета на автобус до Тарту.
- Слушай, - говорю я ему, - один мой знакомый откосил от армии, жалуясь на голову. Болит и болит... Может, тебе вместо ноги на голову пожаловаться?
Парень задумался.
- Смотрел меня один врач типа психиатра. Так ты представляешь, начал: вытяни руки, приложи палец к носу. А потом спрашивает: «У тебя секс давно был?» Ну, артист! С чего бы это? – парень искоса посмотрел на меня.
- Слушай, - говорю я ему, - скажи им, что ты из семьи алкоголиков и сам пьяница. Пьешь часто и один, бывают галлюцинации.
- Надо подумать... Но я ведь тогда биографию себе испорчу, они же это запишут. Только в психушку возьмут.
- Ну, в психушке веселей будет, чем в армии. Будешь среди своих, психов. Может, они, как и ты, косят от армии? И потом… Может быть, в эстонской армии есть подразделения для таких, как ты. Например, улицы убирать, посуду мыть, для подсобных работ.
Парень опять задумался, про ногу уже не вспоминал.
- Да-да, надо спросить... Может быть, им оформители нужны? Ну, артисты....
Мы подъехали к таллиннскому военкомату на Нарвском шоссе.
В Эстонии начинается призыв в армию.

АМЕРИКАНКА


В приморском районе Таллина Виймси в машину села женщина. Худощавая фигура и несколько вытянутое сухое лицо указывало на ее иностранное происхождение.
- Hello! How are you?
Обычно приветствие подсказывает, на каком языке следует говорить с пассажиром. Далее разговор велся на английском. Судя по произношению, женщина была американкой. Дорога предстояла дальней, минут на тридцать - до детской больницы в Мустамяэ.
- Что-то случилось? - спросил я, увидев в своем мобильном навигаторе конечный адрес. И услышал грустную историю.
Женщина прилетела из США, из Флориды. В Эстонии живет отец ее ребенка. Они разведены, давно вместе не живут. Их дочери 15 лет, последний раз она встречалась с отцом лет шесть назад. И вот, в кои-то веки, решили погостить у родственников.
А в эти дни, как на беду, выпал снег, было морозно и скользко. И случилось то, что без сострадания и боли вспоминать нельзя. На остановке девушка поскользнулась и попала под колеса подходившего автобуса. Ее кое-как вытащили, привели в чувство и согревали, пока не приехала скорая и не увезла в больницу.
- Представляете, - рассказывала женщина, - моя девочка лежит под капельницей с кислородной маской, в бинтах и гипсе. Я не знаю, я не знаю, что делать!
Она достала мобильный телефон.
- Я вам сейчас ее покажу! – женщина стала искать фотографии в телефоне. В ее глазах появились слезы, которые капали на экран. – Посмотрите, какая она красивая. Что теперь станет с нею?
Управляя автомобилем, я краем глаза поглядывал на фотографии. Из телефона на меня с улыбкой смотрела симпатичная девушка. Вот она в платье с шариками в руках, вот она с Санта Клаусом встречает очередной Новый год, вот она с подружками, вот с мамой смеется. Девочка в жизни, которой, кажется, нет конца.
Женщина стала описывать полученные дочерью травмы. Говорила быстро, эмоционально на американо-английском. Понял не все, но это уже не имело большого значения, главное – девушка осталась жива.
Мама жила в гостинице в ожидании, когда врачи разрешат забрать девочку, чтобы вернуться в Америку и продолжить там лечение. К ней приходили родственники, успокаивали, бывал отец.
- Она так хотела приехать в Эстонию, представляете… И вот...
Я успокаивал женщину, как мог. Она улыбалась сквозь слезы, кивала головой.
- Да-да, конечно, все будет хорошо, – и опять смотрела на фотографии в мобильном телефоне.
Мы приехали в Мустамяэ, подъехали к приемному отделению Детской больницы. Машина остановилась, я заглушил мотор. Женщина этого даже не заметила – она вся еще была там, в своей прошлой счастливой жизни с дочерью. Я сидел и ждал, когда она вернется в реальность.
- Мы приехали...
- Ах, да! Спасибо вам, – она положила в сумочку мобильный телефон, достала платок и вытерла глаза.
Я открыл двери и помог ей выйти из машины:
- Счастья вам и скорейшего выздоровления дочери!
- Спасибо, – американка медленно стала подниматься по ступенькам лестницы больницы - навстречу своему горю, надежде и радости.

P.S. Я уехал. Но мне не давало покоя, чем закончилась эта история. Через пару недель я решился заехать в больницу и узнать хоть что-то о девушке. В регистратуре мне ответили, что ее выписали, состояние здоровья удовлетворительное и не внушает опасений. Девушку забрала мама.

Rado Laukar OÜ Solutions