"Что есть Истина?" № 59 декабрь 2019 г.
Культура
Степан Рацевич
(Из виденного и пережитого)
Я Гений – Игорь Северянин!
Он связал свою недолговечную земную жизнь с золотистым побережьем Финского залива. С упоением любовался он набегавшими волнами на скалистые обрывы живописного Тойла. Увлекаясь рыбной ловлей, уединялся с удочкой по зеркальной глади никуда не спешившей Россони.
У моря и озёр, в лесах моих сосновых
Мне жить и радостно и бодро и легко,
Не знать политики, не видеть танцев новых
И пить взамен вина парное молоко...
Часами бродил он в одиночестве среди дюн и среди сосен Усть-Нарвы и говорил сам о себе:
Я так бессмысленно чудесен,
Что смысл склонился предо мной!..
Игорь Северянин не походил и старался быть непохожим на других поэтов. Его отличала самобытность в стихосложении, проникновенная лиричность стиха, любовь к красивому, изысканному изложению порой незначительных событий и фактов. Он с удовольствием безотказно любил сам читать свои стихи, или как он любил их называть поэзы, - напевно их декламируя, производя на слушателей приятное запоминающееся впечатление.
Во внешнем облике, манере разговаривать, в повадках и привычках Северянин имел «собственное северянинское лицо».
Поэта окружали многочисленные поклонники, в основном молодёжь, которая его боготворила, с удовольствием заучивала на память его стихи и при каждом удобном случае цитировала их, пользовалась в обиходе северянинскими словечками.
И, тем не менее, среди ценителей поэзии находилось немало таких, которые уверяли, что «он не в состоянии мыслить», что «Северянин пошлый, с большим самомнением, поэт - гордец и псевдо - гений, ставший кумиром мещан»...
Владимир Маяковский, Валерий Брюсов, Александр Блок, Алексей Толстой, Сергей Есенин признавали за Игорем Северяниным несомненное дарование и отдавали должное его своеобразному таланту. Дружба связывала Северянина и Маяковского. Их встреча заграницей была сердечной, творчески интересной. Но напрасны были попытки Маяковского уговорить Северянина вернуться в Советский Союз. Доводы разбивались о каменную стену принципиально упрямого Северянина.
Внимательно наблюдал за творчеством Игоря Северянина Валерий Брюсов. «Это лирик, тонко воспринимающий природу, - писал о нём Брюсов, - художник, которому открылись тайны стиха...».
Корней Чуковский ценил в Северянине «неотразимую лиричную песенность», а Алексей Толстой адресовал поэту такие тёплые слова: «Ты, Игорь, поэт божьей милостью!.. Ты талант самобытный! Ты не забыт!.. Твоё место в Москве!..».
Игорь Северянин искал и находил красоту во всём, что его окружало. До самозабвения любил он природу, родную землю:
Моя земля! Любовью ты жива!
Моя любовь! Ты вскормлена землёю!
Ты каждый год по вешнему нова!
Сверкающие утренней зарёю
Пою тебе хвалебные слова!
А как хотел поэт жить, упивался дарами жизни и, вместе с тем, не верил в её продолжительность, потому что знал про болезнь годами точившую его.
Не знаю - буду ли я знать,
Что значит упиваться маем.
Туберкулёзом злым ломаем
И, умирая, жить желать...
Игорь Васильевич Северянин (Лотарёв) в ранних годах своего расцвета провозгласил себя главою поэтической группы эгофутуристов, которые, отрицая художественное наследие и не признавая культуру и мораль прошлого, стремились создать искусство будущего.
Я часто встречался с поэтом в двадцатых годах на концертных площадках в Нарве, в Нарвском русском общественном собрании, в клубе «Гармония» и чаще всего в Усть-Нарвском курзале и в летнем театре.
На сцене Северянин появлялся в смокинге, в белоснежной сорочке с чёрным галстуком-киской. Стройный, выше среднего роста, с вьющейся чёрной шевелюрой он не блистал красотой. Лицо прорезывали морщины, заострённый книзу нос с горбинкой как-то особенно оттенял его кривой рот.
На тех, кто видел Северянина впервые, его появление на сцене, скажу откровенно, производило неприятное впечатление. Бросались в глаза его надменность, крайнее самомнение. Зритель чувствовал, что поэту совершенно безразлично, как реагирует зал на его выступление. Читал он стихи как будто по обязанности, делая снисхождение зрителю, только потому, что куплены билеты и это надо отрабатывать. Но преданная Северянину и влюблённая в него молодёжь ничего, не замечая, до исступления кричала, без конца аплодировала и не отпускала своего кумира со сцены.
Вспоминаю, каким бывал в кругу богемы Северянин. Просто неузнаваем. Он весь преображался, без устали шутил, каламбурил, остроумные замечания раздавал налево и направо. «Всех женщин всё равно не перелюбишь, - с искорками веселья в голубых глазах декламировал поэт, - всего вина не выпьешь всё равно. Неосторожностью любовь погубишь: раз жизнь одна и счастье лишь одно».
Революционные события в России Северянин встретил с высоты своего поэтического Олимпа, не стараясь углубиться в их огромное политическое значение для будущих судеб Родины, выдвигая на первый план не то, что произошло и потрясло весь мир, а субъективные взгляды:
Конечно я для вас «аристократ»,
Которого презреть должна Рассея ...
Поэт, как Дант, мыслитель, как Сократ, -
Не я-ль достиг в искусстве апогея?..
Но будет день, - и в русской голове
Забродят снова мысли золотые,
И памятник воздвигнет мне в Москве
Изжив «Рассея» вечная Россия!..
Также по северянински поэт определил идеи гражданской войны, борьбу красных с белыми, что привело к интервенции запада и полной разрухи в стране:
Сегодня «красные», а завтра «белые» -
Ах, не материя! Ах, не цветы!
Людишки гнусные и озверелые,
Мне надоевшие до тошноты.
Сегодня пошлые и завтра пошлые,
Сегодня жулики и завтра те-ж...
Они, бывалые, пройдохи дошлые,
Вам спровоцируют любой мятеж.
Идеи вздорные, мечты напрасные,
Что в «их» теориях – путь к Божеству...
Сегодня «белые», а завтра «красные»
Они бесцветные по существу...
В книге «Люди и странствия» писатель Лев Вениаминович Никулин, автор удостоенного Государственной премии в 1950 году романа «России верные сыны», вспоминая встречи с поэтом Маяковским, одновременно рассказывает и про Северянина:
«... Одно из самых трудных испытаний человека - испытание славой. Чувство зависти возникает не только у неудачников: случается так, что завистниками бывают одарённые, достигшие славы люди. Этого чувства не было у Маяковского даже в молодые годы, даже в отношении Игоря Северянина в пору оглушительной славы этого поэта, когда публика рвалась на его поэзконцерты.
Маяковский нападал на него только потому, что тот осмеливался «чирикать как перепёл» в предгрозовые дни, когда поэту нужен был другой голос. Шум вокруг Северянина не улёгся даже в первый год после Октября.
В феврале 1918 года, когда Москва была заклеена афишами о вечере поэзии в Политехническом музее, о выборах «короля поэтов». Король на этом вечере избирался свободным голосованием, каждый, купивший билет, получал ярлычок на право голосования и отдавал голос за своего кандидата. Публика состояла в большинстве из поклонников Северянина и, разумеется, избрание его состоялось.
После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его «поэтическим величеством», однако мне показалось, что успех Северянина был ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северяниным и у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.
Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она не была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по-настоящему понимающие поэзию.
- Можно было ещё повоевать...
Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец - импресарио, что, как
говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов.
Маяковский явно повеселел:
- А что ж... Так он и сделал. Он возит Северянина по городам, представляете себе - афиша «Король поэтов Игорь Северянин!»
Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезерки» и «бензиновые ландолёты», но не отрицал целиком его поэтического дарования. После революции он даже подумывал, выражаясь стихами самого Северянина «растолкать его для жизни как-нибудь». Он рассказал мне о своей встрече с Северяниным в Берлине. Разговор шёл о выпущенной в Берлине в 1923 году книге Северянина «Соловей».
- Поговорил с ним, захотелось взять его в охапку, проветрить мозги и привезти к нам. Уверяю вас, он мог писать хорошие, полезные вещи.»
В конце тридцатых годов в поэзии Игоря Северянина зазвучали иные напевы. Мысли поэта окутывает тоска по Родине. Новая политическая жизнь, твёрдой поступью шагавшая в Эстонии, нашла сочувствие и отклик в его творчестве:
И будет вскоре весенний день,
И мы поедем с тобой в Россию.
Ты шляпу новую одень,
Ты в ней особенно красива.
И будет праздник такой большой,
Каких и не было, пожалуй,
С тех пор, как создан шар земной,
Такой смешной и обветшалый.
Ты мне прошепчешь: «Мы не во сне?»
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя...
Игорь Северянин печатается в газетах и журналах Советского Союза. Стихотворения «Привет Союзу», «Стихи о реках» появились в мартовском номере журнала «Красная новь» за 1941 год.
В начале Отечественной войны поэт слёг и больше не вставал. Болезнь быстро прогрессировала. Умер Игорь северянин в возрасте 54 лет и похоронен в Таллине на Александро-Невском кладбище вблизи могилы деда русской сцены Нила Ивановича Мерянского.
На скромном белом кресте надпись из стихотворения поэта:
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!..