Ольга Леонова (Симферополь) Родилась в Ялте, закончила филологический факультет ТНУ им. В.И. Вернадского. Работает журналистом и редактором в теле-, радио-интернет-новостях более 20 лет. Последние пару лет – арт-директор симферопольской творческой площадки при Санкт-Петербургской Книжной Лавке Писателей, где проходит большое число культурных мероприятий Крыма.Стихи пишет с 90-х годов прошлого века. «Моя мечта – выйти на пенсию,приобрести домик в Балаклаве у моря или на маяке и попробовать писать короткие рассказы о людях, потому что интересней людей нет ничего в жизни».

Материал подготовлен редактором раздела «Крымские узоры» Мариной Матвеевой

***

…Голова до прелести пуста…

М. Цветаева

Мне хорошо, мне просто хорошо.

Пусть день или ночь. Что это, что об этом!

Все мысли стёрты в мелкий порошок,

И мне любви хватает этим летом.

Лишь небом, солнцем, морем и волной

Заполнено пространство между мною,

Я редко остаюсь сама с собой,

Уже в глазах других чего-то стою.

Мне больно не бывает невтерпеж.

Мне радостно – не горько, не обидно.

Я жду, когда меня ты вдруг прочтешь.

И это совершенно очевидно.

КЕНТАВР

Ты приснился мне кентавром

(Странный сон, не правда ли?)

Обречённым на скитанье

По поверхности земли.

Как тебя я провожала

Помню ясно:

Сквозь стекло

В глубину автовокзала

С гущей толп поволокло.

Как садился ты в автобус –

Странный зверь иль человек.

На тебя смотрели в оба

Триста сорок человек.

Умостившись еле-еле,

Поджимая пары ног,

Свёртки с курицей, с постелью

Разместить никак не мог…

Так вот длилось расставанье

Навсегда.

Недаром сон –

Утром я купалась в ванной –

Был водою унесен.

***

Стих– не рифмовка разномастных строчек,

Не мысли вслух, не дум сплошной полёт.

Стих–это жизнь, где вместо точек– прочерк,

Где в жертву время голос твой берёт.

Он– подчиненье анархичных линий

Порядку, правилу, закону. Потому

Земля – коричнева, а горизонты – сини

И снег – так бел – спускается во тьму.

***

Вот вся я –до корней, до колик,

До адской боли на излом.

Надежда – вечный анаболик,

Моё весло, моё крыло.

И, напрягая глас молящий,

Зовущий пламя и грозу,

Надежды хрупкий, тонкий хрящик

В моём хребте превознесу.

Его отмечу красной краской,

Как тонкой жилкой хромосом.

Надежда девочкой прекрасной

Приходит в ежечасный сон.

О, девочка моих отличий,

О, балеринка чудных чар!

Моей болезни – нежной, личной–

Даёшь лекарство, как нектар.

Даёшь забыться на минуту,

Кладёшь ладони на лицо.

Но слишком ложно, слишком дуто

Ладоней крепкое кольцо.

И всё равно – до жил, до колик,

До адской боли на излом

Надежда – ложный анаболик,

Весло, крыло и ремесло.

***

Вот так приходит день:

Беспечно и игриво

Выводит в божий свет

На перекрёстках снов,

Которые ведут,

Несут на грани срыва,

В которых нет ни чувств,

ни помыслов, ни слов.

Вот так приходит день:

Негаданный, но жданный,

В обрывках дел,

В тревогах иль без них.

Насыщенный, наполненный и жадный

Как брызги букв

На белых крыльях книг.

***

Беги, беги, пока в кругу не тесно,

Пока не смотрит прошлое в глаза.

Пока от света яркого слеза

Не выпала копеечкой железной.

Уйди в природу, проникай в леса.

Там, в легком одиночестве прозрачном

Ты станешь маленьким, непонятым и зрячим

И сможешь на огне, не дрогнувши, плясать.

Оставь альбомы, листики, записки,

Исчёрканные вдоль и поперёк.

Уйди в себя. Ты сам себя обрёк

На ледяное пламя и на искры.

Они внутри трепещут и зовут,

И заставляют засыпать под утро.

Они мудры. Так будь таким же мудрым –

Уйди в леса. Не оставайся тут.

Беги, беги, пока не понял ты,

Что ты – кусочек воздуха, что в венах

Вершит работу сталь – трудяга-лемех,

Распахивая почву пустоты.

***

Не жена, не мать, не девочка…

Как-то странно это всё.

Будто маленькая белочка

Смотрит в мир сквозь колесо.

И бежит, касаясь лапками,

Жёрдочек внутри кольца.

Вот и я своими тапками

Так касаюсь колеса.

Обречённая молчанием

(Не жена, не мать, не сон),

Просто белочка с отчаяньем

Вертит мир, как колесо.

А сойдёт с ума со временем,

Ну, так это ничего–

Ведь сквозь искорки и трение

Видно Бога самого.

***

Бинты и марля. А в просветах –

Лицо, глаза из темноты.

Благодарить кого за этот

Звук мерный каплющей воды?

Тон жёлтый перечёркнут серым.

О, этот тусклый, ровный бред!

Казалось, лопнут, треснут нервы

От напряжения. Но нет.

Больничный запах въелся в поры,

Изжёг и высушил тела.

Мелькнуло белым в коридоре –

Сестра последний раз прошла.

Проснётся, пискнет тонко птица

За недоступнейшим окном.

Вдруг небо тёмное больницы

Привстало, двинулось, пошло.

***

Бьётся, бьётся о стекло

Ах, два тюлевых крыла!

Если б это всё прошло,

Я бы бабочкой была.

Бьётся, бьётся… Нету сил,

Нету сил закрыть глаза.

Кто её к стеклу прибил –

Сила крыльев иль азарт?

Бьётся, бьётся… Прочь ладонь!

Дай ей в битве отдохнуть.

Мне бы с бабочкой и в сон

Вдруг упасть –тире – впорхнуть.

НОЯБРЬ В ГОРОДЕ

Опять ноябрь падает на лапы

И смотрит на тебя, как старый кот.

Так повторяется, так будет через год:

Дожди, такси,осенних листьев ляпы.

А зыбкийдень идёт по подворотням

На дымных, чуть белеющих ногах.

Так капли колются, так труб печных угар

Всё тянется– и завтра, и сегодня.

Лишь звонкий, мелкий лёд внутри кольца

Сожмётся за ночь складками у рта.

Вот так и кажется, что сможешь ты летать,

Лишь не сумеешь вверх поднять лица.

***

Возраст такой или такая натура:

Быть огненной женщиной, тлеющей в пластинках пепла,

Быть маленькой феей земного сада,

Решительной пессимисткой с широкой походкой.

Быть звездой для кого-то,

А на самом деле – звёздочкой в пока ещё слабых ладонях.

Быть маленькой огненной женщиной сада.

***

И ты, преступивший порог расстояний

Со своими заказными письмами и странным почерком,

С особым запахом бумаги и классикой ритмов на современные темы,

С лицами на фотографиях, вклеенными в память,

Ты-то понял, что ты сделал

С буквами алфавита, поставленными вразброс?

***

Чуть-чуть пригубивши помаду

И подведя бока ресниц,

Перед тобою молча сяду

И буду долго падать вниз,

Чтобы достичь таких различий,

Где ты– как я, а я – как ты.

Чтоб наши тоненькие нити

Не порвались от высоты.

***

«Люблю тебя». Так нежно, не измен-

Но струится холодок, дающий всем прохладу.

Так говорю. Лежу на ветках сада

Как птица. Не боюсь твоих измен.

«Люблю тебя». Но можно ль быть слабее,

Чем признаваться в этих пустяках?

Пусть будущий полёт пребудет как накал,

Бездумный, легкий, тлеющий пока.

Я все равно взлечу, ведь я тебя слабее.

СОН

Ощущенье – покинутость тела…

А душа –в переломе идей.

Не достигши глубинных корней,

Она –порх!– и на ветку взлетела.

И щебечет, и песни поёт.

А внизу, распластавшись в покое,

Непонятной длины и покроя

Моё тело – не птичье, людское –

Продолжает свой птичий полёт.

***

Накинуть пальто и пройти по осенним аллеям,

И ящериц мокрых с зонтами встречать тут и там,

Волков, флегматичных, как дождь, скарабеев

И просто людей, не подвластных животным богам.

А тучи рассеются, будто рассыплется пудра,

И мячики слов будут прыгать, и стайки галчат.

Но в это осеннее-весеннее зимнее утро

Так бешено волосы дыбом от ветра торчат.

***

Щека твоя по-прежнему бледна.

Любовь моя, о, кто тебя слабее?

У бледного с голубизной окна

Кусочек рамы остро пламенеет.

А мухи так безудержно поют,

А дымка над домами нарастает…

Плывут глаза – на юг, на юг, на юг.

И, слава Богу, ничего не знают.

***

…вьются тучи. Невидимкою луна…

Пушкин

О, звериный оскал деревенских дворов!

Под немеющим небом бледны фонари.

Перехлесты следов на распятьях дорог

Будут тусклы и серы до самой зари.

Ветер вяжется в узел. Оглянешься – жуть!

Ни кота в переулке, ни блеска от звёзд.

А деревья черны, а луна, будто шут,

Ухмыляется пьяно на длинный погост.

Промороженный воздух, заборов конвой.

Ни пылинки на небе, следы от саней…

Вдруг завоет собака. Не вынесешь вой –

И бегом до ближайших голодных огней.

***

Бог всегда на своей стороне.

Ну, а слабость – приятная штука:

Можно медленно стыть, а затем цепенеть

И до боли держаться за руку.

Эпилепсия страха, летящая в ночь,

Закружится в глазах и – не станет.

Звякнет, канет, как ключ,

И – канючь, не канючь–

Бесполезно слова в предложеньях толочь –

Этот месяц по-прежнему занят.

***

То ли дождь, то ли снег – непонятная слякоть

Пролетает над хлипким сегодняшним днём.

Желтоглазый троллейбус, готовый заплакать,

Нас не хочет пускать в свой заплёванный дом.

И ручьями декабрь течёт под ногами:

Призрак ёлок, вокзал, гражданин в пальтеце.

Мы уже на границе, почти что на грани,

Обессиленный город, забытая цель.

А внутри –революция стиснутых нервов.

И плевками дождя до беспамятства прерван

Этот день, истончённый до корочки льда.

И прохожий оглянется: странные вещи –

Всё становится ярче, но будто бы меньше,

И не видно следа.

***

…И немного простого пепла…

Нелогично и мило слеплен

Шрам познания. Ну, так что ж!

Раскололись сомнений стёкла,

А зима, как червяк, поблёкла.

Ты чего, идиотка, ждёшь?

Станет все омерзительно ярко!

Заводные цветы зоопарка

Вас попросят им света отлить.

Что придет, что уйдет, что простится,

Станут пёстрыми чёрные лица –

Будет серое месиво лиц.

***

Беловатое чудо раскрепощённой постели.

Сбиться в ком и заснуть. Не бояться ни псов, ни людей.

На такой несуразной на книги и вехи неделе

Нет ни «как», ни «откуда», ни «что», ни «зачем» и ни «где».

Положиться на тело – моё, с мириадами генов.

Напридумывать пьес и создать нереальный свой ТЮЗ.

Там есть Чацкий, и Леннон, и даже Онегин Евгений,

И, представьте себе, воскресает из мертвых Иисус.

***

Из десницы вода. Счётчик тусклого света.

Эксцентричные птицы ещё безрассудно поют.

Это лето настало, такое счастливое лето,

Это птицы мне сердце, как пьяную вишню, клюют.

Бог им пищу даст днесь и отныне. В брикетах

Экономные чувства толчками выходят из вен.

Ваши чувства задеты иль ваше эстетство задето?

Что же дать вам взамен, что же дать вам сегодня взамен?

***

Сухо солнца белела ранка,

Люди падали из небес,

Мира скомканная жестянка

Возвращалась в простую жесть.

Заверть ветра с налётом жеста,

Автокэбы спешат им вслед.

Золотые как ночь принцессы

Возвращаются в королев.

Не глобально. Глоток смиренья.

Я со временем не в ладу:

Возвращались в созвездия звери,

Уходили глаза в слюду.

***

Туманы собираются к реке.

Прозрачных мотыльков и эльфов сонмы.

Пески времён в Его простой руке

Просыплются медлительно и сонно.

Так глубока печаль Его очей!

Паденье грусти в сердце неизбежно.

Зачем листва и зелень глаз зачем –

Две полноводных изумрудных бездны?

Изменчивость мгновенная во всём.

Но, несмотря на это, мир так вечен.

Люби Его, и Он тебя спасёт

В какой-то век, в какой-то бледный вечер.

***

Янтарные корни твоих измерений

Уходят под землю моих недомолвок.

Я выжму оскому и стану смиренней,

И вылетит бабочкой лёгкое слово.

(Твои среброкрылые бабочки речи)

Как прозелень лета плывут под водою

Лиловые зёрна, стрекозы, янтарность.

В бессонности слуха уходят со мною

В мою мировую печаль и усталость

Твои среброкрылые бабочки речи.

***

Смерть человека не есть умиранье души.

Это банально. А впрочем, а впрочем, а впрочем…

Лапками тонкими вцепимся в девочку жизнь

Так, что прогнётся и треснет её позвоночник.

Книгу откроешь – какое безличье стекла!

Впрыснуто в память его безобразное семя.

Мечется сердце, бунтует в догадках тепла.

Только Психея, как демон, витает над всеми.

***

Умирающий вечер.

Все плечи опущены хором.

Восходящие птицы врезаются клином в закат.

И уходит слепец,

И приходит седеющий ворон,

И садится на ветку –

Мудрейший увядший Сократ.

И дымы наступают –

Дымы над домами надменны.

Опадающий вечер,

Плоды выпадают из рук.

Золотые глаза

Застывают в оранжевой меди –

Так глядят наши сёстры:

Мария, Далила и Руфь.

***

Отрекались от чуть видной тени,

Посыпали голову стихами.

Мы вокруг себя слагали сцены

И в немом восторге затихали.

Алогичность нам была сестрою,

С безрассудством мы почти что братья.

Мы по миру волочились строем,

Думали, что жизни всем не хватит.

А потом, за кружкой крепкой ночи,

Заглядевшись на электросвечи,

Между тёмных окон, между строчек

Выли мы совсем по-человечьи.

***

Колокол зари, солнышко отваги,

Красно-белый шёлк, да древко, да смерть.

Близ каких небес вьются ваши стяги,

Как так можно Родину полюбить суметь?

Стягивая ряд, в звоне по колено

Уходили братцы в колокол зари.

Приняв смертный бой, из земного плена

Мчались в горний сад стаей снегири…

***

Вспомни о том, что о чём говорят с поэтом

И незаметность-игривость, вспененных гласных шаг.

Светлый, как бог, и прозрачный, как ангел, при этом

Прячешь слова за воздух, пробуешь перемешать.

Вспененность гласных. Сухая дробится пена.

Вытри её, проведи рукавом по ней.

Что вам Гомер, что январь вам, когда б не Елена?

Это закрайней ещё и куда же больней.

Вспомните запад и запах, и шелест шипящий,

Год восходящий и горсть золотых перманент.

Море шевелится, море не лепо ли бяшет

В прозе своей выходя за «поэзии нет».

***

Время собирать камни

Как будто пахнет терпким соком,

Окно опять отворено.

Синеет грусть. В объятьях окон

Провисло неба полотно.

Прогулки вдоль. Чугунный вечер,

Августоватый запах ядр.

На ваши яблочные плечи

Положен этот терпкий яд.

И в полутьме – дождливой, сонной –

Деревьями забитый склон:

Там яблок поспевают зёрна,

Как камни просятся в ладонь.

***

Жизнь – хреновая штука. И это, наверное, точно.

Как прекрасны слова – будто пламя на сильном ветру.

Этой ночью приходят дожди, этой ночью

Я слова и стихи навсегда ото всех уберу.

Этой ночью разрыв. Это сон потрясающей дрожью

Проникает в гортань, беспорядочно, будто поток.

Я стою у прибрежья, у ночи шершавой подножья,

И слова вылетают, и ветер сбивает их с ног.

Этот мир этой ночью такой темнотой обезврежен,

Что слова засоряют сухую как звёзды гортань.

Прорезается голос, пока он нескладен и нежен,

Он пока несмышлёныш на привязи жаркого рта.

***

Труба твоя ведёт меня туда,

Где цвет садов телесен, неизменен.

Где чуть дрожат от ветра провода

И извиваются рядами чёрных змеек.

Где бабушка – небесный стебелёк –

Колдует над укропной свежей грядкой,

Где облака, взбивая свой белок,

Несут дожди над крышами украдкой.

Труба твоя вещает мне о том,

Что мир безгрешен и почти прозрачен,

Что он, как я, ребячьим круглым ртом

То улыбается, то горько, горько плачет.

Труба твоя зовёт меня затем,

Чтоб собирать тазы огромных вишен,

Чтоб чёткий шёпот одиноких стен

Был так немыслимо пророчески неслышен.

***

Я не могу застыть, остановиться–

Деревья, улицы, машины, ноги, лица –

Небесный свод качается, дрожа.

Нельзя не перепутать, заарканить,

Потомкам в ноги как под землю кануть,

Нельзя остановиться выражать.

О, суета сует! Твои границы

Гораздо шире крошечной столицы –

Твои границы –степь да степь кругом.

И сердцевины тёмно-рудый камень

Нельзя зажать дрожащими руками

Особенно когда он о другом.

ОБОРОТЕНЬ

Жаркие птицы с переполненными губами

Мечутся в воздухе, воздух роняет листья.

Как в этом плеске чумном, в окрылённом гаме

Можно в единое спрятаться, в камушек сбиться?

Все мы Твои, сотворённые. Птицей пропахло небо.

Ягоды падают, плющат закрытые веки.

Тело звереет в пучине. Только вернуться мне бы

В родину милую, там, где была человеком.

***

Офелия, дитя,

Плывёт среди долин.

Вечерние птенцы над нею вьются стаей,

Кувшинки прикасаются колен.

Она молчит и думает:

«Летаю».

Офелия плывёт.

Прозрачней дня лицо.

Под нею рыбки увязают в иле.

Ей снится долгий и прекрасный сон.

Она молчит.

Ей снится, что любили.

ВЕЧЕР

Синее пламя, изящные птицы и тигры –

Игрища города. В центре шумы вызревают.

Бледные люди, их нежные, тёплые игры.

Желтые тигры сиреневый вечер взрывают.

Красным плащом драпированы плечи столицы,

Воздух подвижен и сердце стучит в одиночку.

Желтые тигры, зелёные, райские птицы…

Время замёрзло коричневой свёрнутой точкой.

Башни булыжные. Змей прилетает на стены.

Залитый вечер, полоски огней на прохожих.

Жёлтые тигры, зелёные, синие тени,

Стук на ступенях, ботинки упали в прихожей.

ЛОВЛЯ БАБОЧКИ

Летает милое, трепещет и бежит

Твоей руки. Но томно замирает.

Её цветная, маленькая жизнь

В пушистом воздухе таинственно играет.

Мучительно недвижно существо,

Когда хитиновые усики и крылья

Полны предчувствием и ужасом того,

Что их поймали, колпаком накрыли.

Так и душа– устала и легка

На перегибе солнечного лета.

Сачок свободы – тоненькая ткань –

Дрожит вокруг, из музыки и света.

***

Круглые зёрна – в землю,

Крупные гвозди – в доски,

Как досчитаешь до ста –

Зимняя брызнет зелень.

Так остаются взрослой.

Пить золотую воду,

Чтоб навсегда согреться.

Сквозь разряжённый воздух

Тёплое брызнет сердце.

Так продолжается детство.

***

Выплеснуть мысли вместе с ребёнком,

Дождевать до новой весны.

Где порвалось – там было тонко.

По тарелкам полова и сныть.

Снизу сумерки лезут в окна,

Тени сизые по краям.

Под луной сухопутным волком

Зажигать и гасить маяк.

***

Человек-курок ко всему привык.
Он идет во тьму, ускоряя шаг.
Образ, подлинник, чистовик,
Ватник, сепаратист, дурак.

Стук его солдатских сапог
В опустевших селеньях – везде.
И за правым его плечом – Бог,
И на правом плече – СВД.

Ухнет, всхлипнет, пойдёт дымок,
Птицы резко сорвутся с мест.
И останутся: посередине Бог,
Слева – ватник, а справа – крест.

***

Сердце – яблоко, сердце-вишня,
Сердце – солнца тугой комок.
Раскидаю по ящикам письма,
А последнее брошу в комод.

Помнишь, лето было бездонным
И конечною осень была.
У любой неземной мадонны
Два земных материнских крыла.

Снегири прилетели в синее
Грудью круглой на ветках рдеть:
Наблюдаю из окон в инее
Много летних жарких сердец.

***

Не читай газет и мыслей чужих не читай,
Спрячь глаза свои бесстыжие, Гюльчатай.

Помолчи, в себя уйди. После шести
Булкою французской похрусти.

А когда надвинется ночь-чадра,
Будешь песни ткать из голоса до утра

На восточный, сладкий, тугой манер –
Музыка мечетей из полусфер.

Утром спросит тебя молодой мулла:
– Где была ты, Гюльчатай?
– Не была.

***

У поздней осени под глазами

Чёрные мусорные мешки

С опавшими листьями