19 марта 2024  04:48 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 57 июнь 2019


Проза


Марк Квит (Аркадий Маргулис, Виталий Каплан )


Марионетки Лотереи Грёз

Нью-Йорк

Когда неприятности, связанные, словно звенья цепи, обрушиваются на человека, их невозможно ни придержать, ни остановить. Лучше принять, как есть.

Солнечный свет, нарезанный планками жалюзи, превращал комнату в забубенную декорацию к малобюджетному фильму ужасов. Грустный Слоник, сверкая никелированными штучками, усиливал восприятие, подхлёстывая мои жадные бредни о «воскресении».

Чудачка Акла, нещадно располневшая пуэрториканка с яркой примесью индейских кровей, отчаянно возмущалась – сегодня её обуяло предчувствие.

Всё началось с месяц назад, когда мне позвонили из «FollowYourDream». В трубке задребезжал трансгендерный голос, не позволявший понять, кто там – мужчина или женщина:

- Мистер Роелс?

- Простите...?

- Скажите, Люк, у вас есть мечта?

- Мечта?

Я задумался. По ту сторону ждали. Была ли у меня мечта? Ещё бы, мне двадцать три, пять из них я живу без ног, но с невероятной кучей проблем. Мечта... ух ты, моя мечта... Порой – очень давно, ею удавалось обмануть отчаяние. Американская – какая же ещё – фирма передовых технологий, так о ней заливали вокруг, разрабатывает феноменальное устройство, сведущие хирурги вживят его в позвоночник. На следующий день пациент, самостоятельно встав, на собственных ногах покинет клинику. Год, всего год, займут доработки, и всё обойдётся любо-дорого, не смей тужить. С тех пор минули пресловутые пять лет, фирма, а заодно десяток таких же, разорились. Об этих чёртовых затеях вообще мололи чушь – сказки, вроде, продления жизни на заказ.Сколько влезет, были бы деньги.Меня волновали более осязаемые цели. Я понял, что надеяться – пустой номер. Надо вернуться к постылой жизни и создавать в ней своё новое я.

- Вы, вообще-то, представляете себе, о чём мы мечтаем? – спросил я исполнителя грёз.

- О, тут уж, кто на что горазд. Шейница, дамочка-«квад», ну да, квадриплегия, возраст заболевания двадцать лет, она пожелала пластикуликвидацию морщин, полное омоложение...

- Очнитесь, как вас там, оборвал я его, - слышите, я всего лишь хочу выйти из дому, сесть в автобус, доехать до университетской библиотеки на Золотом Побережье и пофлиртовать с библиотекаршей… если она меня помнит со студенческих времён. И ещё самую малость – завести семью, детей и иметь возможность их обеспечить. Дошло? Понимаете, хочу, чтобы на меня смотрели, как на обычного человека и не воспринимали кубышкой для благотворительной помощи.

- Ради Бога, мистер Роелс, уточните!

- Что уточнить?

- У вас есть мечта – нечто, что можно измерить?

- Есть, - вспыхнула во мне ярость, и я выпалил первое, что взбрело в голову, - всегда мечтал повстречаться… с папой...

- Другое дело! Мы как раз специализируемся на подобных мероприятиях. Где нынче обретается ваш отец? Африка? Европа? Дальний Восток? Аляска?

- Бросьте притворяться! Я имел в виду Папу… Папу Римского! Понтифика!

- Ах, вот как, вы говорили о Его Святейшестве? Викарии Христа из Ватикана?

- Всего интересней, кто вы – мужчина или женщина?

- О!!! Это имеет для вас значение?

Вконец разозлившись, я швырнул трубку и покатил к холодильнику. Акапулька уткнулась в телевизор. Я забросил в рот таблетку ксанакса, и меня передёрнуло – так раздражало изменение в дизайне упаковки. Запил пилюлю холодным «Будвайзером». Тут то и ожил телефон. Я вздрогнул, пиво попало в дыхательное горло, едва не задохнулся. Акла, почуяв неладное, оказалась рядом, помогла справиться и сразу же вернулась к телеприёмнику.

Прикончив пиво, я посмотрел на телефон – он не унимался – и, откашлявшись, приложил трубку к уху:

- Алло! Мистер Роелс! Уверен, вы слышите! Вы одолели кашель? Странное слово. В нём что-то демоническое, поверьте старику. Вслушайтесь! Ка-шель, ка-шель, ка-шель

Я приставил трубку ко лбу. Смысл слова, состоявший в форсированном выдохе через рот, пропал.

- Простите, ради Бога, - неопределённое существо прервало излияния, поняв, что его слышат, - позвольте представиться. Джон Сартер, региональный менеджер «FоllowYourDream». Маленькая частичка могущественной империи! Наверняка, вы слышали о нас. Дежурный глоссатор Корпорации «VIRT-VIA-Z» зафиксировал шанс конкретной мечты именно в тот миг, когда ваше имя выпало в Лотерее Грёз. Если не напутано, вы мечтаете о свидании с Его Святейшеством Папой Римским?

Вопрос был задан, и стоило подтвердить:

- Ну да, можно сказать...

- Вот и славно – поздравляю, ваша заявка одобрена.

- Так быстро? - удивился я.

- Мистер Роелс! Клянусь, вы встретитесь с Его Святейшеством в Ватикане. Вам назначат время. Максимум, всё займёт год. Пока что готовьтесь. В запасе осталось две... от силы, три недели.

Странное послевкусие откликнулось в душе – новые пилюли ксанакса будили тягу к алкоголю, а вкупе с ним порождали заморочные галюцинации. Одновременно жуть и кайф. Я назвал их попросту –«глюки» или «приходы».Но каюсь. Клятва мистера Сартера разбередила душу. Утроба сладко заныла. Что греха таить, калеки, лишённые простейших возможностей, реагируют во сто крат острее здоровяков. Долголетие и впрямь становилось явью значит, существовал шанс дождаться гения, способного вернуть безногому ноги.Вулкан эмоций от ужасов ада до блаженств рая бурлил во мне, и я ждал известий – пока не выдохся ждать. Галлюцинации! Глюки! Приходы! На них я списал звонок из «FollowYourDream» и вытравил из памяти. Но зря! Ровно через три недели Джон Сартер позвонил снова и пригласил в офис «на инструктаж с последующим забросом в Ватикан». Надо же! Из огромного числа американских спинальников, шейников, тетра - и параплегиков счастье в Лотерее Грёз выпало мне!

Я вкинул таблетку в рот и отхлебнул пива, будто смесь ксанакса с алкоголем стала догмой. Попробуйте вообразить себе счастливчика, всякий раз отхватывающего первый приз! Ещё вчера отмахнулся бы, но сегодня ни в чём не уверен. Всё возможно. Окружающий нас мир – часть вселенского, запущенного тем, кто имеет на это право... унаследованное от себя самого. Происходящее со мной неизбежно, ибо решение принято Им. Без транквилизаторов – «транков», я бы давно вскрыл себе вены. А так... Значит, могу подождать.

Лицо Аклы растеклось в пространство. Чтобы избавиться от наваждения, я боднул лбом стену. Проклятье! Пиво насквозь прогоркло! Надо покупать чешское! Американцы разучились варить «Будвайзер»!

- Послушай меня, Люк. Ты ни в чём не виноват! Зачем себя так терзать? Так мучить? Так не любить?

Слёзы Аклы горошинами покатились по полу, исчезая, словно их в нору таскали голодные мыши. Вслед стучала барабанная дробь, загнав меня в дальний угол:

-Почему ты себя ненавидишь?

Гадкая фраза, я её уже слышал. Прищурился на себя в зеркало. Какой простор! Какая свобода благоговеть или гнушаться! Чувства слишком ёмкие, чтобы воодушевлять ими пугало. Взгляните, это Люк Роелс! Ему достанет жалости и презрения! С горя я коснулся манипулятора – Грустный Слоник даже не вздрогнул.

- Не волнуйся, – всхлипнула Акла, - я вынула батарею.

Тогда я запустил в неё бутылку. К счастью, промазал. Посыпалось стекло, ожившей медузой поплыла по стене пена. Когда я, будущий программист, но в те времена студент «LongIslandUniversity», вернулся из клиники домой, Акла, деваха с бюстом кухарки, фундаментальной попой и пикантными оспинками на щеках, впала в грех сердоболия. Она утопила калеку в патоке забот. Баюкала, как младенца: «Спи, родной, я тебя не оставлю».

Я выкатился из квартиры, как только Акла вставила в блок питания батарею. Исчез, не прощаясь. Постоял у двери лифта, его не торопились отпускать. Сжав зубы, тронул манипулятор, Грустный Слоник, плавно развернувшись, подобрался к кромке. Два пролёта по двенадцать ступенек. Устроившись спиной к спуску, привалился к коленям, одной рукой уцепился за перильце, другой дал задний ход. На самом деле, предосторожности лишь потакали страхам, ведь мой Элефантик знал дело. Ему по-фигу – взлётная полоса, брусчатка с бордюрами, или лестницы. Но с появлением беспилотных таксомоторов Слонику лихачить стало вольготней, ведь припаркованных на тротуарах авто заметно поубавилось.

Офис «FollowYourDream» находился неподалёку, и я решил добраться самостоятельно. Захотелось побыть одному среди улиц. Посмаковать подлинность одиночества. В багажной сумке лежали упаковки транков, катетеры, презервативы, портмоне и сигареты. В специальном отсеке сменные батареи.

Мой вездеход покрывал асфальт армированной резиной. Прохожие отводили глаза от калеки в оранжевом берете, белоснежной рубашке с жабо, краплёным блёсткой, в шотландском килте поверх леггинса, украшенного наброском скелета, и в старинных беговых «Найках». Меня раздражали конфузливые взгляды. Я свернул в арку между домами – благо, Грустный Слоник чихать хотел на препятствия. Но иногда бывало неловко. Я останавливался у края бордюра и, подавшись вперёд, давал полный ход. Приземлялся на все колёса, иногда переворачивался и тогда лежал смирно, уповая на выручку. Сразу, как только на уличных информерах появлялась картинка, милосердные нью-йоркцы спешилина помощь. Бывало, приходилось урезонивать своего спасителя, когда он тащил меня, как придётся, пытаясь поставить на ноги или усадить в коляску.

Здания на семьдесят седьмой улице жались друг к дружке, как хохлатки в дождь. Затуманенные пивом и ксанаксом глаза не сразу распознали номерную табличку и пандус с неторопливым уклоном.

Моё появление в холле не впечатлило публику. Вероятно, так смотрелся бы отшельник среди своих замшелых собратьев. Я обвёл взглядом везунчиков, осчастливленных Лотереей Грёз. Любопытно, какие мечты обещал им осуществить Джон Сартер! Кое-что я взялся бы отгадать. Лишь Грустный Слоник удостоился зависти. Кому из «имеющих затруднения» мечтателей не хотелосьстать значимее!

Не успел я насладиться превосходством, как ко мне вырулила на своих двоих каких!) блондинка насущных лет. Розоватый блузон с запредельным декольте оставлял полоску тела над чёрной юбкой, приоткрывающей колени. Бесподобно! В каком журнале ей удалось присмотреть эту буйную коллекцию! Ловко задрапированное лицо дышало любезностью так приторно, что хотелось обдать его лимонным соком.

- Мистер Роелс? – спросила она с придыхом.

- Он перед вами, - приподнял я берет.

- Ивонна...Ваша сопровождающая, - прощебетала она, протянув ухоженную кисть.

Я сжал её пальчики. Она села напротив. Наверняка, изучила «Американскую декларацию независимости инвалида».

- С этого момента и до конца путешествия я буду в вашем распоряжении. Любые просьбы и пожелания…

- Любые? - невинно поинтересовался я, потупив взгляд на неотразимые доли в вырезе блузы.

- Любые, - без рисовки подтвердила Ивонна, бледно рдея,закинув ногу за ногу и урезонив меня белизной трусиков.

- Значит, мистер Роелс, будем считать, что расположились друг к другу.

Теперь, когда она расслабилась, наши лица оказались на одном уровне. Еле заметная сетка её морщин заключала в плен серые, в опахалах ресниц, глаза.

- Вылет сегодня в двадцать три ноль-ноль из «Кеннеди». В мероприятии восемнадцать участников с ограниченными возможностями, восемнадцать сопровождающих, пять переводчиков и межконтинентальный координатор... он же идеолог акции мистер Стив Ферроу.

Неясные отголоски откликнулись в памяти, но мне было не до них. Я пожирал взглядом изумительность в декольте и предполагал одно из двух – либо получу пощёчину, либо отделаюсь словесной нахлобучкой. Мне было по барабану, сколько переводчиков в их голубиной акции. Но имя идейного вдохновителя показалось знакомым. В Америке ловкачей, как саранчи! Пока я, покалеченный, изнемогал в больнице, вынашивая суицид, эти предприимчивые пираньи вынюхивали, кто виноват в происшествии, и в какие деньжата выльется отмазка. Ведь со мной случилось необъяснимое. Я помнил до мелочей, как собирался на встречу, как произошла катастрофа, в какую привезли клинику. Зато первые месяцы больничных будней вынесло из сознания, словно селевым потоком. Мироощущение вернулось позже, когда настало время реабилитации. Впереди траурными вехами маячила новая жизнь. У всех нас, потерянных, утративших привычные физиологические функции, мир воссоздавался в мрачных тонах. И в нём, как в неволе, как в разнузданном рабстве, просто так, «за бесплатно», ничто никого не вдохновляло. Пришлось довольствоваться тем, что осталось. После выписки из клиники меня время от времени приглашали в реабилитационный центр. Осматривали, ощупывали, делали смертельно надоевшие проверки. Я получал свежие рекомендации, точь-в-точь повторявшие прежние, и вдобавок очередной рецепт на лекарства, наименования которых знал наизусть. Но с месяц назад меня обрадовали – выпущен сильно продвинутый ксанакс, именно его надо брать, не путая с предыдущим. Фармацевт в ближайшей к дому аптеке, изучив рецепт, посмотрел на меня пытливей обычного, постучал по клавиатуре и выдал упаковку.

- Такая же! - удивился я, - в чём же прикол?

- Какие-то производственные заморочки, - раздражённо ответил он, - вот знак добавлен. Берёте?

- И нет различий? С каким сочетать питанием?

- Противопоказаний нет. Диета свободная, - избавился он от моей назойливости и повернулся к другому клиенту.

Теперь ничто не угрожало мне быть добросовестным пациентом. «Стало быть, свободная диета. Это… это значит… ограничений нет» - подумал я и велел Акле купить ящичек пива, разумеется, «Будвайзер». Чуть погодя обнаружил, что новые таблетки имели выдающиеся свойства. Они вызывали непритворные чувства, глюки и ощутимую боль – даже в парализованных ногах.

Я развернул Грустного Слоника в пол-оборота, чтобы видеть обоих – Ивонну и шустряка Ферроу. Чуть сутулый, в гладь выбритый, с хитроватыми глазками. Мне показалось, что мы виделись раньше, но грудь Ивонны притягивала больше.

- Дорогие мечтатели! - с пафосом выкрикнул он, потрогав на шее бабочку в бриллиантовой чешуе, - Корпорация Грёз сделает невозможное возможным! Ваши сокровенные мечты сбудутся! Они доставят вам чувствительные переживания! Духовно обогатят! Продлят вашу жизнь! На долгие годы! Гарантируем это! Вы первопроходцы! Вскоре сможете убедиться! Увидеть своими глазами !Войти в историю! За вами обретут вечное счастье благодарные поколения! Давайте начнём! Встречайте ведущую акции «FollowYourDream», знаменитую Софию Ферари!

Телевизионщики оторвали меня от созерцания декольте Ивонны. Зачем? Каждый «мечтатель» и без того получит на память «базовый спектр».

- Снова подпись... - я машинально черкнул, Ивонна перевернула лист, - и ещё здесь и здесь.

Далее следовала инструкция как держать себя на встрече с Папой. Что можно, а чего категорически нельзя. Я потянулся к сумке, где хранился запас пива. Не успел – меня почтила вниманием мисс Ферари. У её шоколадного плеча маячил коротышка телеоператор. На ходу раскрыл стереокамеру, стилизованную под аметистовый кулон. Развёрнутый экран напоминал штыковую лопату толщиной в пергамент.

- Вглядитесь! Перед вами Люк Роелс, молодой человек имеющий инвалидность. Он испытывает трудности при передвижении, но его выручает чудесная... Не нахожу слов, восхитительная коляска! Скажу смелее – экзоскилет, - ведущая загадочно потупилась, - целевая разработка Корпорации Грёз! Призванная расширить возможности мистера Роелса и внушить ему оптимизм! Дружище Люк, вы нам поможете? Как назвать это чудо технической мысли?

- Грустный Слоник, - помрачнел я.

- Какой милый слоник, пусть и грустный! Люк, вы позволите мне прокатиться?

Меня передёрнуло. Я толкнул манипулятор и ринулся на телезвезду. Но она не растерялась. Отскочила в сторону и, виляя попкой, затрусила по кругу. Оператор гарцевал впереди, заставляя объектив непрерывно держать в фокусе её лицо.

- Мистер Роелс прикован к коляске вот уже... впрочем, не стоит напоминать ему о неприятностях. Важно то, что он остался истинным католиком! Его мечта – получить благословение от Папы Римского, - изрекала она с паузами в одышке, - мистер Роелс знает, что милость духовного иерарха непременно поставит его на ноги. Наш меценат мистер Ферроу сдержит слово! Не сомневайтесь! Волнуетесь, мистер Роелс, ведь так?

- Чтоб тебя разорвало - едва не задохнулся я.

МиссФерари усмехнулась и подала коротышке знак продолжать съёмку. Значит, это не прямой эфир,лишнее срежут. Впрочем, какое мне дел до их игрищ!

- Мистер Роелс, вы позволите называть вас запросто – Люк? Расскажете, как произошла катастрофа?

Тут я выдохся. Остановил Грустного Слоника. Было отчего. Неужели ослышался?! Она хочет, чтобы я рассказал, как умирал? Ей одной? Ей и заодно миллионам ханжей, охочих до чужого горя! Миллионам энергетических вампиров – импотентов, не способных мыслить? Развалившимся в креслах пожирателям страданий, набившим брюхо «Будвайзером» и бройлерными крылышками? Я честно показал в камеру нужный палец и подался к Ивонне.

Признаться, меня взбесила бесцеремонность теледивы, и впору было поправить здоровье ударной дозой. Это, несомненно, умерило бы приступ боли, она сжимала голову обручем пыток. В походной сумке отыскался пузырёк «Барбовала». Новейшая разработка, рекомендованная лекарями. Препарат успокаивал нервы, расшатанные ксанаксом, алкоголем и человеческим скотством. Я отсалютовал флакончиком Ивонне, она нахмурилась и отвернулась. «Вот-те раз!» - неожиданно разозлился я, - а ещё божилась: «Исполню все желания», - и вылакал полфлакона. Ну и послевкусие! Я с трудом сдержал рвоту, не хватало облажаться перед собратьями. Но меня накрыла хмарь безучастия, я выпал из реальности.

Рейс «Трансконтиненталь»

Сквозь завесу индифферентности врывалась брань грузчиков, пытавшихся справиться с Грустным Слоником. Я напрочь увял после «барбовала», и не взялся бы рассказать, как нас грузили в спецтранспорт. Дорогу в аэропорт «Кеннеди» помнил смутно. Осознание вернулось после таможенного досмотра, перед посадкой. Но и тогда не в полной мере – урывками в два-три кадра. Парочка чернокожих громил в аэропортовской униформе выдернула мою тушку из объятий Грустного Слоника. О мои ощущения моллюска, лишённого ракушки! Пересаженного в повозку Гулливера!

Вскоре мы дождались заветного часа. Нас, ражих охотников за «синей птицей», распихали по креслам, как первобытных Пульчинелл. Ивонна пристегнула меня ремнём. Боинг, урча словно кот, начал разбег. Оторвался. Уши заложило, содержимое желудка отозвалось в поисках аварийного выхода.

- Париж, Париж, - в сладком изнеможении положила голову на моё плечо Ивонна.

Я собрался заявить девушке о нарушении моего жизненного пространства, но почувствовал предплечьем восхитительную объёмность её груди. Обеспокоить даму в такой чувственной эмансипации? Увольте!

И вот! Боже мой, только не сейчас. В сознание ворвался сатанинский скрежет. В мозгу разразились петарды. Наперебой забубнили литавры, чеканя роковой мотив. Что на сей раз? Подобные метаморфозы впервые сразили меня, когда я кувыркался в больничной прострации. Любой фортель организма воспринимался, как начало обратного отсчёта. Грянуло! Грустный Слоник сдулся и осиротел под музыку Гайдна! Ивонна, вальсируя, бесследно исчезла. Как не спятить, чтобы не солгать! Я стоял на своих двоих у исполинского зеркала! Отчаянно щипал себя за ягодицы, за пах, бёдра и чувствовал не тупые колики и не спастику, а настоящую, упрямую, живую боль! Господи, умоляю, даже если это галлюцинация – оставь её мне! Хоть ненадолго! Во что верить? В это космическое зеркало? В сумрак тесного помещения? Я в упор разглядывал своё отражение оно безупречно повторяло меня, мои чувства, мою радость, мою феерическую жизнь! Я восхищался собственным телом! Собой! Что будет дальше? Куда себя деть, если медлить нельзя! Всё оказалось рядом! Сходу загнав в джинсы отощавшие бёдра, влез в футболку от Мюнхенской «Баварии» и поверх набросил расшитое Аклой пончо. Снова захотелось потрепать себя за ногу, но вспомнил, что её хоть полосуй ножом, не почувствуешь. Пальцы, опережая мысль, попытались сжать кожу, но не справились с джинсовой тканью. Я опустил глаза – Боже Праведный, моя нога ощущала тепло. Я… я взаправду стоял! Стоял на собственных ногах!Но там, в зеркале, за моим отражением погналась хищница, то ли обезьяна, то ли человек! Меня сковал ужас, и я бросился наутёк. Помчался со всех ног, то и дело оглядываясь назад – не преследует ли меня свирепая тварь. Она стремительно приближалась. С воплем ужаса явлез в тесный лабиринт, и моё отражение прижалось к Ивонне.

Краски возвращения оказались неподдельны, и я не сразу отыскал своё тело. Салон «Боинга» выглядел удручающе. Калеки вызывали отвращение. Лишь грудь Аклаинки оставалась магнетичной. Я вздрогнул. Ведь Акла осталась в Нью-Йорке!Внезапно выпрямилась и взглянула на меня... Это была Ивонна! Допрыгался, ведь знал, что перелёт долгий, и всё же набрался ксанакса с этанолом. Погнался за седативным эффектом, вместо того, чтобы глотнуть мочегонного.

- Вам нехорошо? - Ивонна выглядела озабоченной, я почувствовал, как моё лицо набрякло, уподобляясь маске индейского бога Виракочи, подвешенной в спальне рядом с распятием. Акла нашёптывала, что я похож на Виракочу, как проклятые таблетки ксанакса одна на другую.

Донимала дрожь. Ногами правила спастика. Ещё немного, и они могли разбудить сидевшего впереди шейника. Он летел пообщаться со стариком Роналду в перерыве между таймами на Мадридском стадионе «Сантьяго Бернабеу». И очень хотел распросить, отчего так бесславно закончился для Португалии Московский Чемпионат Мира.

- У вас поставлен катетер? –спросила Ивонна.

Я покосился на её грудь, но промолчал. Она не унималась:

- Помочь добраться в уборную?

В проходах между кресел фланировали стюарды. Стоило намекнуть, и любого из моих коллег бережно выуживали и несли в туалет, как драгоценную реликвию. Стюарды двигались по-кошачьи мягко – так, чтобы не раздавить волокуши, в которых гусары, вроде меня, шмыгали вдоль салона. Кто по надобности, кто поболтать с приятелями.

Проигнорировав Ивонну, я соскользнул в проход. Вдохнул вольного воздуха, сжал зубы и на заднице поскакал к уборной, подтягивая ноги руками. Я умел проделывать это! Жуть, как истосковался! Стюарды едва не дисквалифицировали меня за превышение скорости!

У туалета стояла, сидела и лежала горестнейшая в мире очередь. Чудовищная спастика сделала своё дело. От многих уже подванивало, и спешить было некуда. Они почувствовали тонус момента и пропустили меня без очереди.

Я поёрзал, меняя положение, и неуклюже упал со стульчака. Едва успел приподняться на руках, как содержимое желудка устремилось наружу. Попытался позвать на помощь, но литавры взбесились и превратили мой писк в немоту. В горле заклокотало, будто меня прожгло расплавленной медью. Дыхание изрезало глотку.Мне было совсем паршиво, но вовремя подоспела Ивонна.Она справилсь быстро, пока мы подлетали к Франции.

Париж

Аэропорт «Шарль де Голь» привораживал бестолковостью и разительно походил на город, который обслуживал. Совсем, как Париж ворон в павлиньих перьях пытался ублажить, зонируя необъятность терминалов бесчисленными кафетериями и магазинчиками. Опрятные, игрушечные, бальзам для глаз. Иалчные расстояния.

Ивонна вышагивала рядом, ошпаривая снисходительным взглядом товарок, понуро кативших коляски подопечных. Великолепный оранжевый берет, сиреневый жилет-безрукавка и юбчонка на голые ноги заправляли её парадом.

На парковке нашу ватагу поджидала колонна новеньких «Ситроен Джампер», приспособленных для людей «с ограниченными возможностями». Наш водитель, негр почтенных лет, сделав страшные глаза, выболтал конечный пункткакой то отель у Булонского леса. Если правильно понял, «Последний шанс».Мы тронулись, и я задремал.

- Люк, - просочилось из сна.

Я обернулся так резко, что Ивонна отшатнулась:

- Ты меня напугал, о чём-то задумался?

- Раз тебя пугают калеки, не стоило набиваться.

- Если ты, Люк, считаешь, что я попала в «FоllowYourDream» на авось, то нет. Я помогаю страдальцам с шестнадцати.

- Впечатлён, наградил я Ивонну кривым взглядом, - милочка, неизвестно,какие части своего «я» ты тешишь, но меня на альтруизм не подсадишь.

Ивонна не обиделась. Наоборот. Лучисто улыбнувшись, потрепала меня по щеке и, словно молитву, вымолвила:

- Бабу тебе надо, дитя... С коровьими сиськами, задницей кобылы и без понтов...

Я не остался должен откровенно уставившись на её бюст, произнёс:

- А ты, вроде, претендуешьИ как насчёт комплексов?

Она приблизилась ко мне:

- Мистер Роелс, заявляю при свидетеле, - я отвернулся к окну, сейчас она понесёт муть про домогательства, - клянусь, в этом заплыве сбудутся твои самые несносные мечты.

Это чересчур. Со мной, увечным, флиртовали, как со здоровым мужиком! Закончить бы всё разом и ничего не знать.

Отель-монстр, стилизованный в технике «сграффито» эпохи Возрождения, примыкал к Булонскому лесу.

На площади, рядом со входом сгрудились встречающие. Казалось, я присутствую на параде гордости сексуальных меньшинств. Мутило от одетых в яркие тона колясочников. Вовсе не моих попутчиков. И совсем неожиданно в бархате заката появилась мисс Феррари. Увидев меня, телезвезда не смогла подавить гадливое выражение лица. Но затем её губки расцвели в улыбке:

- Встречайте счастливчика, избранника нашей сказочной акции! Это Люк Роелс! Люк Роелс, господа! Пожелаем ему здоровья! Удачи! Скорейшего исполнения желаний... И...

Я оскалился. В ответ мисс Ферари шмыгнула к другому паломнику, успев подать оператору знак.

Итак, уже ничто не мешало. Мой Грустный Слоник лавировал между препятствий, позади семенила Ивонна. Минуя турникет, мы влились в мраморную необъятность холла. Огни светильников пригоршнями набухали на полу, стенах и потолке. Чарующее подобие вселенной! Грустный Слоник оставлял парной след на мраморной глади. Консьерж в мундире гренадёра, поджав губы, проводил нас отборным взглядом, но промолчал.

В рецепции судьбу постояльцев решали администраторы, низшие божества отеля. Ивонна отправилась за ключом к апартаментам на двоих. Я ушёл в себя и не сразу воспринял, что холл наполнила мелодия. Музыка, достойная предчувствия. Давно слышал её, не вспомнить – когда, где... Или кто придумал это созвучие, разбудившее в моей душе потоп. Калеки старятся быстро – слёзы едва не брызнули из глаз. Растроганный, без узды над собой, я тронул пульт Слоника. Его сердце билось в унисон с моим, и он, вальсируя, поплыл под центральную люстру холла. Завораживающая картина не могла обойтись без чуда. Публика жалась к стенам, освобождая пространство, а из угла – я увидел, не смея оторвать взгляда, – прямо на меня катился... Слоник, точь-в-точь мой Грустный, его единокровный братец, или даже однояйцовый близнец. Правила им юная карлица, ангел в миниатюрных одеждах анатолийской девы. Миндалины глаз жадно ласкали меня. Слоники синхронно накатывали на мраморе фигуры высшего пилотажа, будто в воздухе парили навстречу друг другу два растроганных грифона. Но вскоре сблизились и дальше пошли крыло к крылу, словно притороченные, колесо к колесу, как на одной оси. Между нами, будто зачатыми в одной утробе, пульсировала потусторонняя близость. Мы понимали друг друга без слов, и музыка продолжалась.

- Что это, – не стыдясь, прошептал я, подразумевая всё вместе: случай, соединивший Слоников, нас и эту мелодию, пережившую века.

- Моцарт, - сказала она, - и его проникновенность...Помнишь... Венский, Шервудский, Булонский лес. Парижская симфония. Впрочем... Ему не везло в Париже...

Меня снова одолели слёзы, я утонул, растворился. Это могло прерваться, вот чего я боялся, когда оно случилось.Мелодия угасла незаметно, как родилась. Мы вынужденно разъехались. Я к Ивонне, Анатолийская Дева в неизвестность. Мне достался ядовитый коктейль. Всё верно, я – пасынок, она – падчерица. Наши судьбы увязли в гнилом болоте,каждой досталось по своей лепёшке дрянца!

Аппартаменты отыскались сразу. Мы остановились на пороге, будто за ним наступала другая эра. Номер назывался «Тихая мель», здесь безмятежно сосуществовали три мира – гостиная, спальня и туалетная комната.

Ладонь Ивонны согрела плечо:

- Расслабься, Люк... Лови кайф!

Я кивнул, соглашаясь.

-Располагайся, - добавила она и, захлопнув входную дверь, юркнула в ванную.

Подумалось: «Нашлась царица!Зачем спешить?» Мне плевать на тех, кто стоит за всем этим. Ещё четверть грамма ксанакса? Нет, залипну и пропущу самое интересное... Но что минибар? В таком номере, как пить дать, шикарная коллекция. Грустный Слоник без понукания подкатил к запаснику под внушительной деревянной надстройкой. Не исключено, из дуба Булонского леса. Под стеклом целый мир, на часах за полдень. Для виски рановато, зато пилюля с банкой пива из фургончика французского мавра пошла в самый раз.

Открылась дверь. Из парового шторма выплыла Ивонна в халатике, расшитом сценами королевской охоты. И тотчас хищно развернула к себе Грустного Слоника. Присев напротив, закинула ногу за ногу, не заморачиваясь обнажённостью бёдер, а ведь им могла позавидовать вышитая на халате кобылица. Но лошадку оседлал король.

- Что? неловко поинтересовался я.

- А хоть бы что, - в тон подсказала Ивонна.

Собрался поумничать, но из горла вырвался фальцет бычка, попавшего на случку. Догадавшись, Ивонна резко встала. Передёрнула плечам, и халат соскользнул подобно мантии развенчанного короля. Мой бедный разум, измочаленный психотропами, помутился, и я бросился наутёк. Куда там! Грустный Слоник не успел завершить разворот. Амазонка настигла меня. Я не мог произнести ни слова, слишком резвый алюр событий. Ивонне слова не требовались. Гигантской бабочкой вспорхнул под потолок кремовый жилет и постелился на стол. Лиловый блузон, пропитанный потом мужчинки, оказался сдёрнут со скоростью, превышающей мой протестующий хрип. Галстук в Слониках, собственноручно вышитых Аклой, как удав, сжал горло. Наши носы сплющили друг друга. Несколько секунд Ивонна разглядывала мою сущность, затем победоносно облизнувшись, позволила дышать. Она познала меня. Номер принял вид разорённой нирванны. Я проводил глазами полёт диковинной стрекозы, пропустив момент, когда с меня сдёрнули «Найки». Попробовал отбиться вручную, но налётчица смела потугу защитить задранный к поясу килт...

После подарка судьбы в виде Грустного Слоника руки мои стали воплощением ног. Помню, в один из дней, насыщенных депрессией, посыльный реабилитационной клиники принёс конверт. Я расписался в получении и забыл о его бренности. Акла решила ознакомиться.

- Предлагают новую коляску, - сообщила она.

- Какого чёрта, - возмутился я, - меня устраивает старушка.

И всё же, когда прочёл аннотацию,внутри заклокотало. Всю ночь не спал. Едва дождался рассвета. Утром Акла вызвонила подвозку, и мы помчались. Фармокологическая компания предлагала в подарок уникальную тележку, последний шик в отрасли. Взамен выдвигалось условие: будущий владелец должен пройти медицинский тест и принимать лекарства по назначению врача фирмы. Я успешно выдержал проверку, получил рецепт в аптеку. Когда состоялось знакомство с аппаратом, я всем сердцем полюбил его и назвал: Грустный Слоник. Он уравновесил собою остальной мир!

Я не заметил, как остался в подгузниках. О мои ноги!!! Иссохшие бесчувственные плети! Ну же, нимфоманка, где твоя гримаса брезгливости? Покажи, наконец, как тебе гадко! Я не верю, что ты позарилась на меня! Но глаза Ивонны сжигали меня, пылали похотью, в них билось пламя возбуждённой самки!

- Выключи свет, - словно после неудавшейся казни, просипел я.

- Заткнись! Перво-наперво, тебя нужно вымыть, во-вторых, в темноте ты не рассмотришь меня голой, - она стянула подгузники и легко, словно младенца, подхватила на руки.

Мне сделалось гадко. Кто из мужиков сумел бы признаться, что женщина на руках тащила его в постель!

Ивонна опустила мою невесомость в ванну.

- Не волнуйся, нет пара – не кипяток. Я знаю, что делаю...

Верно, она же «волонтирует» инвалидов с тинэйджерского возраста. Горсть ароматизированного геля произвёла феерию. Над водой вырос катарсис пены, ярко-белый, как галогенный свет. Ивонна расправила на полу полотенце, стала на колени. Дальше сопротивляться я не мог – по правде, и не хотелось. Теперь, когда ноги-прутья оказались скрыты под айсбергом пены, удалось немного прийти в себя. Женские руки, не останавливались,нежно скользили по моему телу, исследуя каждый сантиметр, каждый изгиб, каждый изъян. Ощутить своего «шалунишку» я не мог, но как же хотелось поверить, что он поразит каменной твёрдостью.

Она на секунду отвлеклась, пошарила руками. Нашла:

- Теперь закрой глаза, - по волосам Ивонны заскользили маслянистые струйки.

Несколькими движениями она взбила пенную шапку, затем плеснув на лицо чистой воды, позволила открыть глаза. Весело рассмеялась, помолодев лет на двадцать, и оказалась похожей на девочку, впервые отведавшую мужского тела. Меня пронзило наслаждение, и кисельные нити перламутром вырвались на волю.Но и теперь я не верил, что прельстил Ивонну как сексуальный партнёр парализованный ниже пояса,обозлённый на мир обладатель худосочных ручонок, рахитичного животика и омерзительного характера. Есть зоофилы, те тащатся от обнажённой куриной гузки, есть некрофилы, тем подавай в постельку истерзанный тлением труп, почему тогда не существовать калекафилам, испытывающим оргазм от вида покалеченного тела.

Её руки вынули меня из воды, укутали в необъятное полотенце и понесли в комнату. Мысли мои потекли в неоправданном направлении. Не стыдно умереть. Эта стерва сыграла со мной гнусную партию. Наверное, огребла за это увесистый куш. Распутная калекафилка! Где она? Из ванной комнаты не доносилось ни звука. Грустный Слоник пригорюнился вне досягаемости. Добраться к нему по французскому паркету было так же немыслимо, как взлететь. Выброс на пол закончился бы для меня плачевно.

Невероятно! Некто Люк, импотент и калека, познал женщину! Голос из пространства над глэйд-экраномне позволял сосредоточиться. Как эти проходимцы попадают на Международный Форум! Внешность докладчика показалась знакомой, но никак не сочеталась с темой. Я прислушался. Поискал на экране логотип, оказался «NewNationalGeographic». Ведущий взахлёб расписывал ужасы бедствия, охватившего континенты.Демонстрировал кровавые стрелки, метнувшиеся к Парижу.

- Свирепая болезнь бери-бери, ударный кулак эпидемии!вскричал он, будто рекламируя фронтовые сводки, - Симптомы! Паралич! Потеря чувствительности нижних конечностей!

Я в ужасе осмотрел свои ноги. Вот, где причина моей беды! Я пострадал в аварии, и следом подцепил чёртову болезнь! Меня заразили в клинике!

- Но не отчаивайтесь! неслось ещё громче, - наша Корпорация, Корпорация Грёз укроет от смертельной угрозы! В аптеки поступил чудо-препарат! Он избавит от всех несчастий! Обращайтесь к нашим специалистам! Они ждут вас в реабилитационных центрах по всему миру! Вместе мы справимся с болезнью! Избавимся на века!

Меня обожгло. Вглядевшись, я узнал его физиономию. Я видел этого живчика возле Софии Ферари! Во встречах с ней! Стив Ферроувот как его звали! И мне казалось, что знавал его раньше! Когда ещё не стал калекой!

Застонал и перевёл глаза. Ивонна, как ни в чём не бывало, сидела напротив, уложив ногу на ногу. Выглядела так, словно с утра готовилась к балу. Благодетели назначили первое воплощение грёз на сегодня. Пожилой молчаливый «квад» ждал встречи с «великой актрисой». Личность её хранилась в секрете, даже Ивонна не знала.

Притомившись любоваться молочностью ножек, я оглядел себя. Тот ещё любовничек! Буркнул вызывающе:

- Подай-ка одежду, - Ивонна не пошевелилась, - пришлось присовокупить, - пожалуйста.

- Да ладно, - встала она легко, как отдохнувшая пума, - тоже мне, «пожалуйста». На тебе... пожалуйста.

Живописно вертя задом, прошлась, собирая одежду. Напялила оранжевый берет, сделавшись похожей на претерпевшего операцию трансвестита. Наклонилась ко мне:

- Помочь?

- Дай разрядиться, - пробормотал я и вульгарно потянул её голову к своим бёдрам.

Она не сопротивлялась. Воистину мужчина любит глазами. Ярко-алые губы охватили головку члена, поползли вдоль...И, о чудо! Он проснулся, как подснежник под лучами солнца! Я его по-прежнему не ощущал, но он несомненно встал, да так, что Ивонне пришлось придерживать его руками. О-о-о! Теперь можно сдохнуть! Лишь ради такого зрелища стоило прилететь в Париж! Когда полегчало, и я откинулся на подушки, Ивонна буднично, совсем не к месту предложила:

- Милый, нам придётся мотаться с места на место. Давай поставлю тебе зонд. У меня с собой всё необходимое: шприц Жане, стерилизатор, набор катетеров. У меня медицинское образование, и размер твой знаю на зубок.

Пришлось выдавить из себя ухмылку.

- На время путешествия, - просительно добавила она.

Параплегики и тетраплегики чаще умирают от заражения, чем по другой причине.

- Ладно, валяй, - согласился я.

- Молодчина, малыш. Такой ты мне нравишься. Я классно поставлю зонд, снимем уже дома.Нам пригодится,- подмигнула Ивонна. Прилепив к лицу маску,она преобразилась в медсестру.

- Его можно просто вытащить, во-вторых… - Ивонна улыбнулась своим мыслям, и я вновь оказался унеё на руках.

В ванной меня снова начисто вымыли, особенно нижнюю, половину и живо вернули обратно. Лицо Ивонны сделалось серьёзным. И она покрыла мои бёдра салфетками, оставив свободным лишь пенис.

- Сам, - попробовал я сохранить независимость, но она легонько толкнула меня в грудь, на подушки.

- Не мешай...

Оставалось сомкнуть веки. Что произойдёт, мне известно. Смажет конец катетера растворённым в воде кремом, оттянет крайнюю плоть, раскроет головку члена, и медленно, очень осторожно введёт зонд.

- Фак! Чёрт! Чёрт! Чёрт! – вскричала Ивонна неожиданно.

- Что случилось? –вгляделсяя, ожидая увидеть если не кровь, то залитые мочой простыни. Всё выглядело пристойно.

- Вот же коза! Всегда проверяю, и – забыла! Крема нет!

Ивонна выглядела обиженной, пришлось посочувствовать:

- Оставь... Ну, правда... Обойдусь без зонда – привычнее…

- Стой! – перебила она, бросившись к телефону. Постучала по клавише. Нахмурилась и заорала, дождавшись ответа, - масла! Именно, масла! Бутылку нерафинированного оливкового первого отжима! В номер! Не распечатанную!

Через пару минут Ивонна держала в руках бутылку елея, вобравшего в себя страстное солнце Испании:

- Будь у меня время, показала бы, как с максимальной пользой распорядиться литром божественного миро.

Четверть часа понадобилось Ивонне закончить работу – закрепить зонд, одеть, причесать, облагородить меня духами. Наконец, я был водружён на Грустного Слоника.

- Заводи движок, иначе наши педанты начнут без нас.

Грустный Слоник, как приговоренный, последовал за соблазнительной попкой моей пассии.

Конференц-зал «Австрия» располагался на минусовом этаже, и к лифтам образовалась очередь колясочников. Настал мой звёздный час, представился шанс очаровать подружку. Она не знала, что Грустному Слонику ступени – пустяк.

Колясочники угорали от зависти, по-старушечьи кудахтала Ивонна, пытаясь помочь Слонику, а я, минуя пролёты, выгуливал свою подружку на глазах у народа. Ходячие не поймут, но собратья по несчастью уразумели – девушка приручена намертво.

Когда последняя коляска подкатила к пятачку, теледива Ферари сверкнула циркониевой улыбкой. Её поддержал Стив Ферроу:

- Дамы и господа! Мои друзья! Сегодняшний вечер не просто надорванный лист календаря! Грандиозное событие, победа гумманности над мракобесием! Благотворительностьвот столп современности! Сегодня медицина, накинув мантию искусства, завершает подготовку к эпохальному событию. И вы, друзья, его авангард! Хотелось бы, учитывая колоссальный труд, затраченныйй «VIRT-VIA-Z», поблагодарить спонсоров проекта!

Тут наши взгляды пересеклись, и в его зрачках мелькнуло замешательство. Свет приглушили. Реактивные гарсоны в полумраке смели столики и всё, что на них оставалось.

Одутловатый волонтёр выкатил напоказ «квада», похожего на истощавшую смерть. Тетраплегик, смущённый вниманием, хлопал ресницами, пытаясь отбросить слезу. Тронув джойстик, я подъехал поближе. Так и есть, педераст с навощёнными ресницами. Даже паралич его не умиротворил!

Стало темно. Сверху, словно, метеорит вонзился луч прожектора, похитив у тьмы физиономию «квада». Зазвучала полузабытая мелодия, и в зале появилась она, та самая, изливавшая «Мадемуазель поёт блюз». «Квад» зарыдал, как не рыдал, узнав о своей неизлечимости. Взвился всполох. Патрисия Каас выглядела так, что хотелось взвопить: «Скорее амбуланс, из хосписа удрала душевнобольная хористка».

Мисс Ферари шныряла, как собачонка, учуявшая запах хозяина. Перед ней крутился оператор, не упуская анфас телезвезды. За эту прыть она держала его при себе.

Когда голос певицы стих, мисс Ферари ткнула «кваду» микрофон:

- Нас видят и сострадают миллионы американцев. Поделитесь с нацией впечатлениями об исполнении грёз!

Счастливчик выдавил слова благодарности, ему мешали слёзы. На этой волне его любимица запустила новый плейбек, и началось несусветное. Померкло, вспыхнули свечи, десятки, сотни, тысячи свечей – парад непролазных галактик. Колясочники, словно в воздухе распылился «экстази», ударились в пляс. Блажная магия вершила бал: те, кто стал с колясочниками в пару, увидели не «людей с ограниченными возможностями», но суверенных партнеров. Сдержать чувства оказалось невмоготу. Восторг инвалидов выглядел неподдельным. Они забыли о горестях и боли. Лица светились восторгом. Танцевальные па соединялись с перемещениями колясок в животной грациозности. Я едва отбился от Ивонны, пытавшейся сподвигнуть Грустного Слоника. Проморгали, господа меценаты! Мой скакунок безгрешнее инвалидной коляски!

Очарование лопнуло, как мыльный пузырь. Сделалось хуже, чем было. Ивонна пожирала глазами высвобождавшуюся энергию, сравнимую с преломлением хлебной горбушки. Я свидетель, она патологическая калекофилка! Сутулого ей в бок! С меня хватит! Пора на свободу! Пусть Понтифик, Его Святейшество Викарий Христа из Ватикана сам ищет встречи со мной. Может быть, как-нибудь, а пока... подождёт. Я тронул манипулятор, дал задний ход. В суматохе сатанинского бала никто не заметил исчезновения самого грустного слоника.

Срочно, без промедления заполировать круглячок ксанакса! Опрометью в бар! Сегодня, как заверяли устроители, дармовая выпивка раскрепощённому Господину Коляски. Я остановил выбор на кукурузном «Бурбоне». Бармен,туго скрыв недоумение – «инвалид, да ещё поклонник американского пойла» – отмерил порцию. Виски ожгло глотку, но прочистило мозги. В вертеп грёз меня не заманишь, баста.И я немедля подался прочь.

Голова раскалывалась, хотелось пить. Мысли о воде напомнили о неприятном. Воспользовавшись одиночеством, я быстро сменил вздутый мочеприёмник и зашвырнул подальше в кювет. Вдавил до отказа манипулятор. Дорога, покрытая красноватым щебнем, скрежетала под гусеницами. По обе стороны выстроились дубы-долгожители. Стена могучих деревьев кое-где прерывалась кустарником. Часы показывали… сколько же они показывали… не разглядеть. И в этот момент Грустный Слоник дёрнулся. Вроде, дорога чистая. Снова дёрнулся, и остановился, просвистев напоследок жалобу. Стрелка аккумулятора билась о нуль. Чёрт, чёрт, чёрт! Окончательное дерьмо! Пытаться менять батареюв моём оббабаханном состоянии гиблое дело! И я,выругавшись, вспомнил. Запасной аккумулятор перед балом подключила Ивонна, пустой оставила заряжаться в номере.

Стало неуютно. Аварийное освещение тускнело. Пуговка-фонарик, установленный для подобных случаев, выплёвывал сигнальный SOS. Как на парад, сбежались облака. Меня опутывал нереальный страх, впрочем, пугало не безлюдье – неминуемость остаться наедине с собой.

Я пытался кричать звук, едва преодолев голосовые связки, таял где-то рядом. Он скорее походил на шелест листьев, чем на зов о помощи. Словно в насмешку над бессилием, Грустный Слоник пискнул и обесточился. Приборная панель погасла, хотя тревожные сигналы продолжали уходить в никуда. Не знаю, сколько длилась пытка, но внезапно на кромке отчаяния, послышался шум. Воображение подсунуло специализированный «Рено» с водителем негром и штурманом Ивонной. Автомобиль приближался медленно, но неотвратимо. Это и впрямь оказался «Рено», грузовик, мчавшийся на безрассудной скорости. Я даже не успел обернутьсячерез пару секунд послышались тормоза. После фура, двигаясь задним ходом, поравнялась со мной. Американский грузовик имеет сугубое отличие от европейского он изящен. Красота понятие субъективное, но кто угодно, увидев «америко», восхитится.

Из кабины выпрыгнул водитель. Меня передёрнуло, в свете фар вместо уха чернел ошмёток кожи.

- Салют!Я – Люк!видно, моя наружность в оранжевом кепине располагала к общению.

-Каюк?попятилсяон к машине, крестясь.

За ним спустился пожилой мужчина, его облик уродовала заглушка, закрывающая глаз. В руках он сжимал монтировку. Видная парочка – одноухий и одноглазый. Я ощущал себя среди них своим. Пожилой спрятал инструмент за спину. Я приветливо улыбался. Водитель тоже осклабился. Из кабины выглянула белокурая женщина.В глубине моего сознания затеплилась надежда если красавица путешествует в компании уродцев, значит, и у неё не всё гладко. Одноухий спросил на скверном французском:

- Мосьепаралитико?

- Думай, что несёшь, – пристыдил одноглазый, - ты конченый невежа, или притворяешься?

- А что я ему скажу?ощетинился водитель.

- Как, что? Что угодно! К тебе кто-нибудь обращался«Эй, глухой, подвезёшь на своём драндулете»?

- Нет...

- Что, нет, чума?

- Не обращался.

- Так, Саша. Янису не наливай, у него в голове салат.

Блондинка кивнула, продолжая улыбаться. Они ещё некоторое время переговаривались.

Я позволил себе вмешаться:

- Господа, кто-то из вас говорит по-английски?

- Простите, ради Бога, нашего приятеля, - сказал с Лондонским акцентом одноглазый, - Янис из Латвии. Меня зовут Пётр Лосев. Вам нужна помощь, я прав?

- Люк Роелс, - представился я, подав руку, - у моего Электрослоника разрядилась батарея.Буду признателен, если вы подбросите меня к ближайшей кормушке.

Задняя дверь трейлера распахнулась, и вниз соскочил мужчина, на вид силач из бродячего цирка:

- В чём дело, почему остановлен спецтранспорт?

- Господину нужна помощь, - указал на меня одноглазый.

Всё выглядело театром. С актёрами, едва заучившими роль. Я молчал, наслаждаясь. Атлет вернулся к трейлеру и свистнул. Из фуры послышался голос:

- Случилось что, Михаил Петрович?

Я подумал: «Сколько же их там?»

- Давай опускай пандус...

- Неужто, конечная?

- Где там... Пандус, говорю, роняй. Человека спасать...

- Хорошего?

- Какая, к лешему, разница! Человека!

Пока сползал пандус, я уличил атлета в отсутствии уродств, но верилось, что не рассмотрел. Нутро трейлера осветилось, явив фигуру, с лихвой унижавшую любое здравие. Клешнявый кривоногий старик, хромая, размахивал руками, скверно держа равновесие.

- Эй, парень, твой вездеход часом не покойник? – закричал он так неожиданно, что я испуганно дёрнулся, - приятель, я интересуюсь, сможет он проехать пару метров или подтолкнуть?

- Придётся втащить.

- Не проблема, - силач с водителем не медля поместили Грустного Слоника в трейлер.

Роскошная начинка кузова не уступала Булонскому отелю. Расселись вокруг стола, но, когда Янис, взобравшись, хотел присоединиться, его урезонил атлет:

- Мил-человек, филонить незачем, вернулся бы за руль и хорошенько утопил стартер. За ночь надо добраться к цели.

Одноухого, как пылинку, сдуло. Но вскоре его физиономия вновь появиласьпереборки оказались прозрачными. Трейлер тронулся.

Атлет отыскал кабель, подключил к разъёмам Слоника и к розетке.

Меня донимало любопытство и, плюнув на приличия, поинтересовался:

- Господа, я не из Интерпола. Понятия не имею, кто вы.

Одноглазый привстал, коротко поклонился:

- Можем представиться. Сословный дворянин, Пётр Павлович Лосев, полковник, кавалер ордена Святого Николая третьей степени...

Остальные подхватили, как эстафету.

- Александра Владимировна Глебова, - блондинка, чуть поколебавшись, добавила, - графиня.

За нею поднялся атлет, пригладил седеющие волосы ладонями и продолжил:

- Поручик Михаил Горчаков, имею титул барона от герольдии при канцелярии Её Императорского Высочества Великой Княгини Марии Владимировны.

- Лейб-гвардии штабс-капитан, потомственный дворянин, Миловский Фёдор Ипатьевич.

В переборке маячило лицо водителя с лоскутом уха.

- Сочувствующий латыш, - признался он из кабины.

Мне показалось, что и сам я играю, если не основную, то второстепенную роль:

- Простите, господа, куда же вы, направляетесь? спросил я, решив не философстовать зря.

- Транзитом через Германию в Нидерландское королевство по Высочайшему требованию...

- Именно так обозначена миссия? –понесло меня.

Поручик поскрёб выбритый подбородок.

- Ладно, откройся, Миша. Я уверена, Люк ни за что не подставит нас, - подала голос графиня.

Остальные промолчали, и это был нужный знак поручику.

- Наша группа, - голос атлета взял на полутон выше, - везёт Заандаму дар Российского Дворянского Собрания и лично Её Императорского Высочества Великой Княгини.

В тот же миг искалеченный старик, кряхтя, дёрнул за кисточку. Занавес отполз, явив портрет человека в офицерском мундире прошлых лет. Все замерли в торжественности момента. Моя рука зашарила в сумке. В абсолютной тишине я раскрыл рот, положил на язык таблетку ксанакса и с усилием сглотнул. Наверное, это выглядело очень доказательно, разразились апплодисменты.

Я бровью не повёл и заинтересовался внушительно:

- Вероятно, под доставкой портрета кроется иная задача...

Мои собеседники картинно вытянулись во фрунт. Машина замедлила ход и почти остановилась.

- В Заандаме сохранился домик императора Петра 1. Он постигал там корабельное ремесло. Именно туда мы должны привезти портрет последнего русского самодержца Николая... Великая цель... Восстановить монархию... Благославенной памяти... в нашем Отечестве, в многострадальной России, - очень решительно, за всех ответила белокурая женщина и с воодушевлением прошептала, - Российской Империи...

Мы замолчали, пока атлет не поинтересовался:

- А вы, мой юный всадник, куда держите путь?

- Держал, - признался я,- к Понтифику, Папе Римскому. Но обломилось, и теперь яваш незванный попутчик в Заандам. Если не возражаете.

- Срастётся,- заверил атлет.

Фантасмагорическая картина сложилась в фургоне. Устроились на ночь – кто где смог. Меня не интересовали нюансы. Пошарил в сумке, освежевал упаковку ксанакса, разжился бутылкой из холодильника. Добавленные под пивотранки сразили наповал. Не заметил, как провалился. Глубоко и безнадёжно. Сознание вспыхивало, заставляя удивляться звукам мотора, прекрасной блондинке с распущенными волосами, старикам одноглазому и клешнявому, атлету из цирка и одноухому водителю латышу. За всеми с укоризной наблюдал лик последнего русского императора.

Заандам

Не знаю, сколько времени я провёл в последней отключке. Почувствовал трудное пробуждение. Фура стояла. Настенные часы подтверждали утро. В кресле потягивалась графиня – она первая, на ком задержалось внимание.

- Где мы? - спросил я её.

- Уже в Заандаме. На стоянке. – ответила она, давя зевоту.

- Стало быть, мне пора, - расшаркался я, ещё не представляя, что делать дальше.

Благодетели не возражали. Стояло прохладное утро, попрощались натянуто. Лишь Сашенька подарила хрустальный поцелуй – наследие потомкам. Их у меня нет и уже не будет.

Отъехав подальше от стоянки, я огляделся. Хотел добавить ксанакса, но таблетки, все до единой, исчезли. Наверное, обронил в фуре, но возвращаться не стал.

Тёмной равниной стлалось море. Слева от пристани высилось строение-монстр, напоминавшее гиблую свалку развалюх. Синие человеческие следы, выложенные на брусчатке, ангажировали маршрут. Застоявшийся Слоник азартно рванул, но через десяток метров остановился. Дорогу преградил какой-то тип. Едкий взгляд, хитроватые глазки. Наваждение враз разворошило прошлое. Вдруг припомнилось, как меня вызвали в приёмную ректора «LongIslandUniversity», и секретарша велела срочно пройти тест. Назвала – чей, но я не обратил внимания. Справился за считанные минуты и был таков. Через час позвонил незнакомец, поражённый моим результатом,и предложил невообразимоеработу системного менеджера с запредельным доходом и, ко всему, в очень известной фирме. Мы договорились встретиться на сорок третьей улице.

Я ждал в условленном месте. Пока крутил головой, чтобы углядеть, пропустил автопогрузчик, принявший моё тело на вилы. Меня расплющило о стену под рекламой «NASDAQ». Я остался в сознании, силясь высчитать стоимость панно. Под вопли прохожих, под завывания амбулансов всплыл результат– тридцать семь миллионов долларов. Тогда и подошёл этот человек, внимательно всмотрелся мне в лицо и проговорил в мобильник:

- Босс будет доволен.Экземпляр в кондиции.

Сейчас напротив стоял этот человек с сорок третьей улицы. Не кто иной, как межрегиональный координатор Корпорации Грёз! Стив Ферроу!

- Мистер Роелс? С прибытием, - он оказался рядом и протянул руку, - должен показать вам Заандам. Я здесь родился и запросто смогу быть проводником, даже экспертом.

Рукопожатие оказалось сухим и сильным.

- Дайте приличного шенкеля Слонику, и отправимся. Есть идеи, куда ведут следы на брусчатке?

Погоня за Грёзами завершалась. Очень скоро, раньше, чем меня заколбасит от недостатка химии, я узнаю кому, а главное зачем, понадобился весь этот фарс.

- Ни единой. Хотя постойте, одна есть. Возможно, синими устлана дорога в рай для инвалидов. Или в ад.

Ферроу хмыкнул, но задумался, словно, смысл указательных знаков вскрылся. Я пустил Грустного Слоника черепашьей иноходью. Стив Ферроу пристроился подле. Было пасмурно, моросил дождь. Ферроу молчал, пока синие следы не уткнулись в деревянный, почти развалившийся от старости домик, заключённый в кирпичный футляр под крышей. И я спросил разочарованно:

- Хотите сказать, мы достигли цели?

- Не многие города могут похвастать историей.Здесь в семнадцатом веке жил русский царь Пётр 1. Впечатляет?

- Никак.

- Зато объясняет. В Заандаме много русских.

В подтверждение из-за стены выползла процессия, она вилась живучей лентой.

- Нет. Заандам крутое место. Ежегодно до миллиона паломников, - шепнул Ферроу, крестясь.

Шествие выглядело подробно. Впереди несли массивное распятие. Колонна дробилась на группы у каждой свой флажок, крестыи свечи. Слышались песнопения.

- Заандам знают мало, - продолжал Ферроу, - видно, поэтому в стране почти отсутствуют православные церкви. Верные «источники» утверждают, что здесь излечились от недугов что-то пять тысяч человек, в том числе, инвалиды. Служение страдальцам – самое почтенное в Заандаме занятие. Они едут сюда отовсюду.

Процессию замыкал Патриарх в сияющем облачении. Свита сопровождала его. Женская фигура отделилась от колонны и бросилась в нашу сторону:

- Люк! Люк!

- Сашенька! Графиня! – узнал я, и Грустный Слоник, буксуя от спешки, помчался навстречу.

- Какими судьбами? Вот уж не чаяла… Боже, какие глупости несу! Мы же вместе... Так рада видеть!

- Взаимно, - сдержанно ответил я, хотя мне захотелось усадить графиню на мёртвые коленки и увезти.

- Люк! Люк!- Сашенька впилась губами в мои губы. Чудо длилось мгновение. Затем отпрянула от коляски и произнесла чужим голосом, - спрошу Владыку о благословении.

Она вернулась к процессии. Внимание привлекла другая картина. Сословный дворянин Пётр Лосев и поручик Михаил Горчаков старались протащить в узкую дверь домика портрет царя. Оба старика, клешнявый и одноглазый бесстрастно наблюдали за их потугами. В стороне на корточках курил одноухий латыш. От процессии отделились две фигуры, женская графини, и грузная, преисполненная властностиВладыки.

- Святейший Патриарх Московский и Всея Руси, - потупившись, представила графиня.

Благообразный старец в мантии ступил ко мне.

- Будьте благословенны, юноша, - насыщенным баритоном проговорил священник, - крепнет вера, думаю, скоро к храму в Роттердаме добавятся православные Божьи дома в других городах королевства. Вам же честь, хвала и слава...

- Не за то ли, что инвалид? – сварливо заметил я.

- За то, что, несмотря на тяготы, знаком с историей.

- Святой отец! Меня интересует отношение религии к убогим. На всё воля Божья, и надо смириться, так? Это ли не искус Дьявола? Наказание за грехи? Или в Учении пауза? Как, если жить невмоготу? И почему уйти самому не можно?

- Невероятно сложно объяснить, сын мой, но поверить труднее. У каждого своя неизбежность. «Возьми крест свой и следуй за мной» – так говорил Бог наш Иисус Христос. И ещё - «Претерпевший до конца спасётся». Нетерпение, ропот и бунт ничего не изменят. Верь, сын мой Люк, в исцеление! По вере воздастся! Воскрешён будешь. Благословляю тебя... Во имя Отца, Сына и Святаго Духа.

Владыка перекрестил меня и ушёл, не добавив ни слова.

- Не поминай лихом, - шепнула графиня, туже затянула платок на подбородке и поспешила за Патриархом.

Портрет успели внести.

- Счастливый вы человек, Люк, - вплёл свою нить Ферроу, - вместо Папы Римского вас благословил высший духовный муж православной России.

- Мне в последнее время везёт. Не знаю, Бог помогает, или кто-то ещё. Любой человек, даже циник, чувствует приближение смерти.

- Так ли? Люк, я проведу вам особенную экскурсию по Заандаму. Не догадываетесь, чем заслужили?

- Всё равно. Сушит что-то. Нельзя ли промочить горло ячменной водичкой... где-нибудь?

Стив Ферроу заглянул мне в глаза, пытаясь что-то распознать. Скорее всего, уныние. Я почувствовал беспокойство, не хотелось играть в поддавки. Решил не подавать виду.

- «Чёрный мельник», - отозвался он, - лучший паб в Заандаме, нам предложат Бойлермейкер. Знаете, как это? Каждая рюмка виски запивается пивом. Не соглашайтесь, иначе экскурсия пойдёт насмарку.

Мы направились вдоль реки. Любуясь на горчичные мельницы. К теме Ферроу вернулся лишь в баре, похожем на средневековую таверну. Официанты в национальных рубахах подогревали ощущение путешествия во времени.

- Живая история. Ещё недавно страшная болезнь бери-бери косила тысячи жизней, - прищурился Ферроу, - даже современная медицина иногда пасует...

Я подъехал к выбранному столику. На лбу высеялись капли пота, во рту пересохло. И стало совсем худо, когда в официантке узнал... впрочем, собственным глазам не поверил.

- Что будем заказывать, господа? – спросила Ивонна, избегая смотреть мне в глаза.

- Люк, не воспротивитесь, если заказ сделаю я?Тогда вероятность получить его вовремя вырастет многократно, - объяснил Ферроу и выбрал выпивку, - вы голодны, приятель?

- Нет.

- Значит, как всегда, - улыбнулся он Ивонне, взглянул на меня и потёр ладони:

- О чём это мы?

На столике появилась запотевшая литровая кружка Amstel, тарелка с селёдкой, пересыпанной луком, и большое блюдо картошки фри смайонезом. Официантка подмигнула нам, и теперь показалось, что она вовсе не Ивонна. Настоящая Ивонна моментально узнала бы паршивца Люка! Потирая кончик носа, Ферроу ожидал подсказку. Я знал, что он помнит, но ломает комедию.



- Совсем недавно, в Париже, в гостинице «Последний шанс», ожидая, пока моя девушка выйдет из душа, она забралась туда после бурного секса, я наткнулся на передачу о «бери-бери»... Кстати, в номере была такая же репродукция, - я указал глазами. «Мельница в Заандаме» Клода Моне висела над барной стойкой.

- Люди говорят, все пути ведут в Рим. Ошибаются! Все пути ведут вЗаандам.

- К чему всё это? – спросил я, понять, куда клонит собеседник, оказалось пустым делом.

- Здесь, здесь, именно здесь пупок нынешней цивилизации. И вскоре, дорогой Люк, постигните – почему. Если бы не портрет последнего русского императора, мы непременно посетили бы аппартаменты его знаменитого предка. Ещё пива?

- А, давайте, я подстрахован, - у меня не оставалось сомнений в жесткой направленности беседы.

- Чудесно, - обрадовался он и поднял два пальца.

Возможно, кто-то понял бы жест, как «Виктория», но не Ивонна. Она не заставила долго ждать.

- О чём это мы? - сдувая пену, спросил Ферроу.

- Что вначале – Париж, или Заандам...

- Конечно. Смотря с какой стороны потянуть за конец. Но знаете, Люк... Как символично... Булонь ведь официальный побратим Заандама!

- Правда!? – не смог я сдержать изумления.

- Чистая... видимо, на моём лице отразился свежий перехлёст эмоций, и Стив поспешил подбросить дровишек, - Булонский лес ночьюочарователен. Разве нет? Полная тишина... Безлюдье... Когда-никогда проскочит фура с русскими... Будто только для них французы облагородили лес борделями... Бог всем судья... Мы тоже супротив морали свободно курим канабис и плюём на мировое сообщество.

- Совсем не помешал бы косячок размером с козью ножку.

- К пиву? Увольте, Роелс, не уж-то хотите потерять голову?

- Представьте себе, да.

- Тогда лучше отправимся в самую загадочную часть города, - предложил Ферроу.

- Там косячок под пиво не станет помехой?

- Там не станет. В том месте не бывает помех, кроме тех, что создаём сознательно, - произнёс он и залихватски присвистнул. Ивонна, проносившая на подносе бутылки кофейного «Ван Гога», кивнула.

- Ладно. Но как мне к вам обращаться?

- Гид, - удивлённо ответил собутыльник.

- У вас нет имени?

- Гид, юноша, есть Гид, - тихо отрезал он, - пойдёмте.

Не дожидаясь счёта, Стив Ферроу наклеил на кружку купюру в сто евро и, слегка раскачиваясь, направился к выходу. Слоник понуро последовал за ним. У двери меня догнала Ивонна. Руки её дрожали, глаза блестели, лицо пылало:

- Возьмите сдачу!

- Вот ещё, - в сердцах сплюнул я и хотел тронуть манипулятор, но она горячо зашептала:

- Бегите, Люк, бегите, это ужасный человек. Только не оборачивайтесь. Встретите полицейского, кричите!

Дверь паба, отсекая бормотание Ивонны и шум подвыпивших гостей, захлопнулась.

Погода, несмотря на обычную нидерландскую мокрядь, казалась превосходной. Цвета, чаще красные, зелёные и белые, навевали желание жить. Гид предложил пройтись по набережной, понаблюдать за работой шлюзов.

- Эротично, не правда ли? – спросил он.

Я не ответил. Свежело. Краски и мосты набили оскомину.

- Пойдём? – с сожалением спросил Гид. Видимо, с набережной его связывали давние сантименты, - в Заандаме температура даже летом редко выше двадцати. Иногда хочется песка, мелкого, как мука, дюн в нимбе заходящего солнца и романтики. Но приходится заниматься чёрт знает чем. Алкоголь?

- После литра пива?

- Возможно, кто знает, - рассеянно согласился он, опрокидывая серебристую фляжку в рот.

Дважды глотнув, он протянул её мне. Поколебавшись, я повторил. Меня словно швырнули в костёр.

- Что это было? - просипел я, протискивая в лёгкие воздух.

- «Строх», восьмидесятипроцентный австрийский ром.

- Предупреждать надо.

- Добивай, осталось на донышке.

Я добрался до дна в несколько заходов. Гид забрал флягу, сунул во внутренний карман курточки и, покачиваясь, поплёлся к киоску. Спустя несколько минут вернулся с тремя бумажными конусами: селёдка, картофель фри и крохотные мясные шарики, пахнувшие тмином. Есть не хотелось, но любопытство взяло верх, попробовав, уже не мог остановиться. Ели руками. Когда пустые пакеты полетели в мусорный бак, Гид кивнул на лоток с мороженым. Я отрицательно покачал головой.

- Клубничный смуси.

- Хоть какой – если проглочу ещё что-нибудь, придётся добывать оттуда пакеты.

- Ладно, в Заандаме немало мест, где можно подкрепиться. Но нет ничего вкусней уличной еды.

Алкоголь, жалкое подобие транквилизаторов, ни как не способствовал мыслеварению. Приходы и реальность переплетались. Увечные мысли в увечном теле, смурные и жадные! Хотелось насиловать, предавать, разбойничать, даже убивать, но двигаться – жить. Мораль – ничто, движение – всё! Мораль, она для здоровых, таких, как Гид с походкой альпиниста и улыбкой зверя. Грустный Слоник, как привязанный, двигался за ним, и я, погружённый в безнадёгу, не сразу сообразил о чём он бубнит, внезапно остановившись у фешенебельного подъезда:

-Пойдёмте в дом. Только не с парадного входа, - он притормозил Грустного Слоника, указывая дорогу. Было, чему удивитьсяСтив Ферроу орошо разбирался в управлении Элефантом.

Пока я осматривался, Гид колдовал на кухне. Мягко заурчал кофейный аппарат.

- Попробуй. Лучшего снотворного в мире нет.

- Что это?

- Кипячёное молоко с корицей и кардамоном.

Измученное алкоголем тело благодарно приняло смесь, впрямь оказавшуюся бальзамом. Глаза слипались, веки, казалось, свисли до подбородка. Прошмыгнула мысль: «Сменить мочеприёмник», и исчезала в химере сна. В мире, где люди ходят на своих ногах, беды инвалидов кажутся важными, но надуманными. Снился бал спинальников в Булонском отеле. Люди привыкли видеть нас с безжизненными глазамизрелище колясочников, танцующих самбу, изумляло, заставляя сомневаться в реальности. Я слышал их доводы, но спал чутко. Не кормленый Слоник жалобно попискивал, страдал, мигая красными индикаторами от незаслуженной обиды. Умирал, но, когда хозяин протянул к нему руки, он вобрал в себя всю электростатику Заандама и послушно подкатил к кровати. Лишь оказавшись в его родных объятиях, мне удалось обуздать взбесившийся пульс. Алая пелена, застилавшая глаза, постепенно бледнела, проясняя сознание.

Ухоженная квартиравысокие потолки, панорамные окна, забранные в жалюзи, и минимум мебели. Светилась изнутри стена-монитор. Сначала глэйд-экран, усеянный знаками, как ночной небосвод звёздами, отторгал внимание, но затем гипнотически потянул к себе.

Я тронул шероховатость стола, логическая целостность распалась на миллиарды разномастных вагин. Вива вульва! Меня передёрнуло. Из окна в окно вперемешку с ущербными рожами луны множилась реклама «Ахолд».

Десятки папок – я не стал бы любопытствовать, но Грустный Слоник успел окоченеть – без него не вернуться к кровати. Пришлось ждать Гида здесь. Занялся папками. Под каждой директорией имя, фамилия.Откуда? Почти все мои знакомцы по больнице, где коротал месяцы после несчастья.

Господи! Боже ты мой! Что это? На папке во втором ряду справа значилось моё имя. Вовсе не сразу – рука бешено дрожала сумел подвести курсор. На двойной клик, грянувший дуплетным выстрелом, времени понадобилась больше.

Меня снова передёрнуло, на этот раз так, что едва не вытряхнуло из кресла. Внутри обнаружилось несколько папок: «Нью-Йорк», «Трансконтиненталь» «Париж», «Ватикан» и «Заандам». Внутри каждой – отражённый мир. Файлы смет, перечней актёров, прокатных сертификатов, учредительных документов, удостоверений правообладателей, даже подробных сценариев. Вычитывать индекс деловой бумаги не было сил. Только трейлеры, лишь они! Для стороннего зрителя видео ролики складывались из бессвязных эпизодов, сменявшихся так быстро, что не составить обобщение о фильме. Но для оригинала в главной роли набор кадров вызывал в памяти сюжетную логику! Лишь папка «Ватикан» содержала одни организующие документы и не было отчётных. Тогда я запустил ролик из последней директории. Видеть себя со стороны оказалось так жутко, что глубоко прикусил губу. Я увидел себя ночью на обездвиженном Слонике, в фуре с русскими, в Заандаме со Стивом Ферроу. И даже сиюминутные кадры – как я подъезжал к столу, листал историю и как на светившуюся в полумраке клавиатуру, закапали тёмные, пахнущие металлом капли крови.

- Забавляешься? – увлёкшись роликом, я не заметил, как подошёл Гид.

- Почему Заандам? – глухо спросил я.

- У каждого есть маленькие слабости и бессмысленные симпатии. Наш босс Альберт Хейнц родился в Заандаме, а мы, постановщики, стараемся угодить заказчику. Всё просто.

- Просто!? Кто он, этот Хейнц? Во что меня втянули? Кто? И главное зачем?

- Взгляни-ка в окно. Нынче реклама «Ахолд» отслеживает свою торговую сеть по всему миру. Но, естественно, начиналась с зародыша. В мае 1887 года двадцатидвухлетний юноша Альберт, - начал Гид, словно на митинге перед электоратом, - получил в наследство лавчонку на окраине Заандама. Молодой человек задался целью вдохнуть жизнь в хиреющий бизнес. Он расширил ассортимент и опустил цены. Попытка удалась, через десять лет Хейнц приобрёл три магазина. Спустя ещё десять лет число торговых точек достигло двадцати трёх.В девятьсот одиннадцатом он начал продавать товары под собственным брэндом. Компания расширялась, захватывая рынки в стране и за рубежом. Сегодня транснациональная компания «Ахолд» - лидер в сетевой торговле продовольствием. В восемьдесят седьмом году по случаю столетия компании королева Беатрикс ноблировала её званием «Королевской». Новое имя зазвучало краше«RoyalAhold». Отца-основателя сменил сын – Альберт Хейнц-второй, а его – внук, Хейнц-третий. Четвёртого Хейнца в семье не оказалось...

- Зачем мне это, объясните лучше откуда в вашем компьютере оказалась папка с моим именем.

- Не будьте наивным сосунком. Альберт Хейнц-третий не отошёл от дел, как решили многие. Старик вознамерился покорить всемирную систему компьютерных сетей для управления информацией, известную как Глобальная сеть или просто Сеть.

- Интернет?

- Да! Достигнув уровня «Бог» в торговле, Хейнц решил привнести бесценный опыт в наиболее загадочную область – виртуальную реальность. Зрение, Вкус, Обоняние, Осязание, Слух. Не делайте изумлённой физиономии, при покупке зрение имеет важнейшую роль из пяти чувств. Первое впечатление создаётся визуальным восприятием. От него зависит, захотите ли подключить остальные чувства. Знаете, что придумал Хейнц? В отделе спортивной обуви стали распространять запах кожи. Результат – рост продаж на тридцать процентов! Тридцать процентов цены на ровном месте! Вкус – последний тест после того, как клиент увидел, понюхал, дотронулся и услышал. У выпечки свой запах! Захотелось попробовать. Вкус позволил получить максимум ощущений! У Хейнца-третьего талант на принятие решений. Изучив пять чувств, он добавил шестое – интуицию.

- И что?

- Так родилась Условность.

- Где связь?

- Хейнц оказался прав. Совсем не обязательно тщательно прорисовывать декорации. Достаточно добавить псевдозапахи, основанные на ассоциациях, и человек будет не в состоянии отличить реальный мир от мнимого. Интуиция подскажет ему то, что он ожидает увидеть, а не то, что видит на самом деле. Человеческий мозг удивительная конструкция, стоит намекнуть на часть целое додумает. Подобная особенность нашей психологии легла в основу стратегии проекта. Анкеты для клиентов в магазинах, стали начальной базой данных.

- Зачем мне эти байки! Вам поговорить не с кем? – мне захотелось помолчать, но Ферроу проигнорировал вопрос, - а во-вторых, много ли заработаешь на игрушках тинэйджеров в виртуале?

- Хейнц на то и гений, что мыслит глобально. Он пошёл окольным путём, создав из идеи новейшую отрасль развлечений, так называемый Плезир-Клуб.

- Что-то не слышал.

- Мистер Роелс, вы миллиардер?

- До миллиарда не хватает малости - тысячи миллионов.

- Очень правильно. Вы, Люк, почти пророк. В нашем неравномерном мире всех успешнее обосновалась финансовая верхушка. Всемирная когорта сверхбогатых. Их активы растут стремглав, сколько ни трать, ведь им принадлежит всё – земля, недра, вода, воздух, животные и растения... Даже мы – несчастные смертные. Жизнь нуворишей нескончаема, прекрасна и доступна лишь им. Технология порционного долголетия убийственно дорогая штука. Почти бесценная, но с предательской червоточиной. Длительная, или в бесконечном продолжении, вечная жизнь неминуемо приедается и, чтобы вернуть в неё страсть, не потерять клиента, как источник дохода, Корпорация разрабатывает Виртуальные Игры... Ну да, снимая слепки, точные копии с переживаний наиболее эмоциональных особей. Представьте, какую сумму выложит пресыщенный до смерти супербогач, приобретя наполненный ощущениями век и прожитый в Условности всего за час? В любом теле, месте и времени!Где кровь не кетчуп, а оргазм – не имитация звуков и телодвижений, - он замолчал, буравя меня взглядом, затем продолжил так тихо, что слова пришлось угадывать по губам, - сколько заплатит прикованный к инвалидному креслу старик, утрамбованный деньгами, за существование в упругом теле рыцаря, участника крестовых походов?

- Значит мои преображения – не глюки, вызванные транквилизаторами? Кстати, зачем у меня спёрли таблетки?

- По большому счёту, их вообще не было, - отмахнулся Гид, - то, что вы считали психотропами, на самом деле дозы препарата, разработанного нашими специалистами. Средство организует мозг не сопротивляться виртуальной реальности. У собак и попугаев организация сознания на уровне DOC, у обычных людей Windows, у избранников, соприкоснувшихся с Условностью – на пике самой Условности. Препарат помогает сознанию принять «сценарий», как обязательную реальность, но она слабейшее звено. Её нужно испытывать на живых людях – статистах. Избыточные дозы необратимо калечили сознание, малые допускали в Условность на секунды. Кстати, у препарата обнаружились побочные свойства. Наши специалисты заметили, что в сочетании с другими веществами происходит не только энергетический скачок в организме, но также возрастает продолжительность жизни. Как раз в этом ты убедился в Булони, благодаря заботам Ивонны. Надеюсь, помнишь. Наши учёные мужи совершенствуют препараты, продлевающие жизнь, в идеале бесконечно, до бессмертия.

- И сколько будет стоить бессмертие? Миллиард долларов? Триллион? Больше?

- Дискретные потехи земных небожителей вовсе не цель. Вообще, сначала мы ударились в сугубое долголетие. Этот вселенский бум с заменой изношенных органовна новые! Вспомните, как в недавнем прошлом разбойничала индустрия, связанная с донорским материалом! И что? Глупейшее фиаско! Тело временно молодело, но душа оставалась закоснелой. Клонирование тоже не показало эволюционных результатов. Ведь клон – оттиск, но не матрица. Наши умники доказали, что цивилизация зачахнет, если достигнет благ, исключающих физиологические затраты. Пришлось менять приоритеты. Новый проект пророс из двух равно великих открытий. Первое – техно-бессмертие за счёт оцифровки интеллектуально-физиологической сущности человека с внедрением продукта в компьютерный формат. И второе – био-бессмертие, то-есть бесконечная жизнь, сконструированная на основе генетической матрицы Turritopsisdohrnii, тривиальной медузы.

Я посмотрел ему в глаза. Засомневался, в здравом ли он уме. Его глаза исступлённо сверкали.

- Фантастика? – спросил я, как можно убедительнее.

- Реализация. Видите ли, Люк, каждому своё – одному уготовано бессмертие, другой должен стать песчинкой в бетоне, из которого построена лестница в Вечность.

- И нет золотой середины? –жёлчно спросил я, - признаться, ни разу не отказывал себе в дозах...

Гид приподнял брови:

- Или, или...Поймите, наш босс Хейнц – глубокий старик и не собирается умирать. Вы же, Люк, песчинка полезная, забавная, но одноразовая. Всё предопределено. Самое благополучное предсказание – распад общества на кучку богачей, имеющих доступ к Вечности, и стада, жаждущего выжить. Чтобы добиться прорыва, приходится претворять экстремальные программы. Нам нужны инвалиды и...вообще, маргиналы.Мы ищем индивидов, здоровых интеллектуально и физически, трансформируем в инвалидов и затем исследуем их реакции. Обычные люди воспринимают виртуальную реальность как развлечение, игру, но только обречённый калека, получивший в Условности возможность двигаться, способен на супер эмоции. Именно за такие чувства богачи готовы выкладывать свои миллионы. Каждая Большая Игра, «Приход» по-вашему, плод кропотливого труда сотен специалистов – учёных, инженеров, программистов, математиков, создателей матриц и режиссёров. Они, в отличие от тебя, многоразовые.

- Значит моё путешествие…

- Тщательно спланированное мероприятие, - закончил Стив Ферроу, - девяносто девять процентов людей, встреченных тобой в промежутках между «приходами» - сотрудники корпорации «VIRT-VIA-Z».

- Ивонна, кажется, не входит в процент случайных встреч?

- Нет. Она великолепный организатор, «Катализатор» с большой буквы.

- Кто?! – не удержался я от восклицания.

- Сценарии «Игр» построены на тонком психологическом расчёте, задача Катализатора вызвать у статиста определённый душевный настрой, а принятие ингибиторов, которые ты считал транквилизаторами, позволяет войти в резонанс с Условностью. Теперь Ивонна. Вот как разу неё были заменены все старые органы на молодые! Она весьма и весьма старуха, но сильно помолодела.

- Вот как?А вы…? – спросил я погодя.

- Я? Межрегиональный менеджер,рядовой, но на весьма хорошем счету. И уверен – надолго.Занимаюсь созданием Больших Игр с нуля. Подыскиваю подопытных маргиналов, пишу сценарии, выполняю набор актёров, кастинг... Вообще, всё, что может потребоваться для создания высокобюджетных «приходов». Наконец, участвую в самом сложномпродаже продукции. Как видите, Люк, таких, как я не много... Но и не мало... Избранных же, способных заплатить «VIRT-VIA-Z» за качественную Игру,очень ограниченное количество. Остальные я, вы и вся подобная нам многомиллиардная масса нищебродов куклы, марионетки. Скажут избранные «Живите!» - будем житьсколько позволят, повелят «Умрите!» - умрём...

- Что будет со мной? – перебил его я.

Гид Ферроу огорчённо вздохнул:

- Ведь это вы, Люк, поломали сценарий... стоимостью в сто миллионов долларов...Сбежали в неизвестном направлении... Вышло очень дурно. Послушайте, нам пришлось второпях создавать новый сюжет. Вас подобрала в Булони ватага русских из другой Игры, им досталось отрабатывать вместе две. Обе получились крайне коряво.

- Неужели, Стив, - прошептал я, - ни один из инженеров, программистов, учёных, статистов до сих пор не проговорился, не слил информацию?

- Во-первых, у Корпорации длинные и сильные руки, - Гид недобро улыбнулся, но глаза его оставались серьёзными, - во-вторых, доходы наших сотрудников на порядок превышают те, что свободный рынок способен предоставить специалистам их квалификации. Скажем, организатор уровня Ивонны, имеет не менее четырёхсот тысяч евро ежегодно. Кем она станет, потеряв работу у нас? Волонтёром в обществе инвалидов? Нет, Люк, вы меня окончательно утомили, и я возвращаюсь в кровать.

- Тогда ещё вопрос... он как последнее желание смертника, отказывать нельзя.

- Ладно, валяйте.

- Статист-маргинал, если понимаю правильно, материал отработанный, зачем было тащить его в Заандам?

Гид встал, грузно потянулся, омерзительно хрустнув шейными позвонками, зевнул, словно кот, отведавший вдосталь свежей рыбы, и нехотя ответил:

- Вы, хоть и рядовой статист, но в некотором роде уникальный… потому, что не предсказуемый. Выше было признано чрезвычайно важным моё непосредственное общение с вами. И вот что ещё... Завтра непременно побывайте в музее Альберта Хейнца. Там сможете повидаться... Вы, конечно, помните? С вашей родственной сущностью. С наездницей братца Слоника... Скажу больше – самого Грустного я уже подкормил. Это не только победный бонус за службу, но и продление вашей жизни. Засим, спокойной ночи, Люк...

Пошарив по привычке в дорожной сумке, обнаружил упаковку ксанакса, со значком от Корпорации Грёз. Выпростав несколько пилюль, проглотил, ничем не запивая. Интересно, как меня убьют? Во сне? На яву снайперской пулей? Или подошлют килера с титановым клинком, чтобы срисовать последние, самые матёрые эмоции? Или ангелок, вроде карлицы, подмешает в еду немного новейшего концентрата. Внезапная догадка взорвалась в мозгу. Я кинулся к портфолио. Открыл папку со знакомым названием «Париж» и в ней файл с фотографиями актёров. Кликнул первую,нанизанную на курсор. Из небытия во весь экран всплыло запечатлённое мгновение. В позах водевильных красоток застыли возле Грустного Слоника три моих сокровенных подруги – Ивонна, графиня и карлица. И я сообразил, как досадить Гиду. Я придумал свой сценарий и сыграю в нём главную роль.

Последний Приход

Напоследок ожившим вулканом полыхнул экран. Закувыркались неряшливые снопики фейерверка. Тени взяли отсрочку. Грустный Слоник, услышав мой вопль, жалобно замигал огнями. Даже фонарик-пуговка отполировал шероховатость стола спасительным SOS. Меня бессовестно обокрали. Из сумки фамильярно стащили удостоверение личности, обратный билет, портмоне и последнюю таблетку ксанакса. Из спальни раздавался предрассветный храп Гида. Мне захотелось вбежать и наколоть на булавку красномордого Виракочи. Акла стояла в дверях и, подбоченясь, приплясывала. В такт ритмично тряслись окорочка рук, шея в ярусах жира и достигшие слоновости ноги. Вокруг неё истово молилась та же неразделимая троица – Ивонна, графиня и карлица. Я почувствовал, что пожертвую половину оставшейся жизни тому, кто станет со мной в пару. Акла приблизилась с чашей бульона из медузы. Я тоже стану бессмертным! Но Грустный Слоник пустился наутёк, зажужжал, и мы превратились в пчелу медоносицу. В панораме окна виднелось дерево с лилией на засохшей ветви. Я ринулся к ней. Литавры звякнули и умолкли. В стороны посыпались стрекозиные крылья, твёрдые и прозрачные, настоящие осколки стекла. Оборвался громовой храп из спальни, и я увидел, что в выбитом окне появилась самодовольная физиономия гида. Он осклабился одобрительно, удовлетворённо и насмешливо. Мне было не до него. Я погрузил хоботок в нектар, потянул в себя, распробовал и бесповоротно охмелел. Лететь дальше не было смысла. Навстречу мне неслась необозримая, бесконечная, благодатная синь – вечность.

Rado Laukar OÜ Solutions