ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 55 декабрь 2018
Кавказские родники
Подборка стихов знаменитых грузинских поэтов, сверстников Маяковского
Подборка стихов знаменитых грузинских поэтов, сверстников Маяковского — наше приношение великому поэту Революции. Этот круг собратьев по перу кровно близок ему, ибо — «Я дедом казак, другим — сечевик, а по рожденью — грузин». Шесть поэтов, с которыми Маяковский дружески общался, бывая в Грузии; причем общался преимущественно по-грузински. Он настолько свободно владел языком, что по обыкновению острил и каламбурил — знаю это со слов Виссариона Давидовича Жгенти, однокашника и друга Маяковского, видного литератора советской эпохи.
В минувшем году Грузия отметила 125-летие Галактиона Табидзе. В его небольшом стихотворении, посвященном Маяковскому, главным оказывается не Париж и не Всемирный писательский конгресс, а речка Ханисцкали, на берегах которой они росли, в водах которой были крещены два поэтических гения — земляки и ровесники.
Еще один их земляк и ровесник Тициан Табидзе в сонете, обращенном к жене, предсказал трагическую судьбу своего поколения. А Паоло Яшвили, словно играя с судьбой в прятки, придумал alter ego — Елену Дариани. Увы, игра не спасла его, лишь подтвердила талант остроумного мистификатора.
В шумных пирах и разговорах на берегах Куры Маяковский слышал исполненные фольклорной свежести и силы строфы Георгия Леонидзе, грациозные, манерно-изящные строки Валериана Гаприндашвили. А старший друг и пестун Григол Робакидзе настойчиво вникал в колхидский миф и «подземный ход племенного сознания» — в Тифлисе тех лет было много поэтов, хороших и разных.
Судьба представленных нами трагична. Как трагична судьба самого Маяковского.
Вакансия поэта оказалась опасней, чем предостерегал смуглолицый собрат по цеху.
Но их поэтический дар пренебрег опасностью и победил время.
Александр ЭБАНОИДЗЕ
Григол Робакидзе
Нино
О Нино!
Ты одна нам желанна,
одна несравненна.
С кем разделишь высокой груди молодое томленье?
Ты идешь виноградником, негу лозе посылая,
тяжеленные гроздья наполнив лучащимся соком.
О невеста, о дева,
не с солнцем ли ты обручилась?
Не тобой ли пленен
наш святой покровитель Георгий,
прижимающий крест из лозы
к опьяненному сердцу?
О Нино,
словно пашни,
тебе наши души открыты.
Мы не прячем сердец
и ступни твои крепко целуем.
Наша мать и сестра,
Богородицы светлой подруга,
не прервется наш род,
если милостью нас
оделяешь!
Перевод Н.ВАНХАНЕН
Мистерия солнца
Лютик. Мох. Пожелтевший зрачок приволья.
Животворные гроздья созревшей плоти.
Чуя телку, в хлеву, в золотой дремоте,
крепкогрудый бык сокрушает колья.
Распаленное семя. Слепое лоно.
Терпкий дух. Манок. Обнаженье зноя.
Обжигаясь пенной густой слюною,
пламя пить и вымя терзать до стона.
Ризы далей. Влажнеющий глаз. Блужданье.
Долгий обморок. Капля. Жара сырая.
В сладкой одури пал на пороге рая
красный конь, растворенный в своей нирване.
Только этот миф. Навсегда. До дрожи.
Усмехнуться. Отпрянуть. Застыть в остуде.
О, второе рожденье в мохнатом зуде,
о, рогатый змей поменявший кожу.
Перевод Н.ВАНХАНЕН
Паоло Яшвили
Паоло Яшвилли мы уже публиковали в 51 номере нашего журнала
Письмо Елены Дариани
Анне Ахматовой
Соболезную. Тоскую.
Умер Блок.
Каждый перед болью злою
Одинок.
Приезжай! Как две сестрицы
Будем мы.
Сбрось агонию столицы
И зимы.
Летние сады Мтацминды
Скроют нас.
Померанцевого принца
Бог не спас.
Вас туманы обманули,
Каторжан.
Здесь — Испания в июле!
Приезжай!
У меня судьба другая…
Кто поймет?
Солнце глянцевого края
Щеки жжет.
Сладко на груди Тамары
Спит валун.
Подарю тебе над Джвари
Девять лун.
Перевод М.ФАРГИ
Тициан Табидзе
* * *
Нине Макашвили[1]
Знобит туберкулезная усталость.
Уюта нет. И нам любить осталось
Одну терцину старого сонета.
Шайтан-базар сомкнул духанов губы,
Плывет луна, тяжелая от трупов
Самоубийц. А ты — как пламень лета!
Еще мы встанем на мосту Мухрани[2],
Чтоб утопиться. А пока — живем.
И Родина-паук на поле брани
Нас пощадит, чтоб завтра съесть живьем.
За что мы чтим ее самозабвенно?!
Здесь каждый смерть разлуке предпочтет!
Я вижу морг, где нам разрежут вены,
Чтобы потом оказывать почет.
О мучениках белых Атлантид
Пусть молится прекрасная Танит[3].
Перевод М.ФАРГИ
Валериан Гаприндашвили
Море
Морю хочется быть мелким,
Как нежнейшая колибри,
Утром с маленькой постельки
Прыгать в радостные игры.
Море сбрасывает тяжесть
Волн громадных океану.
И во сне, от страсти влажном,
Видит ножку китаянки.
Всё большое пахнет ложью.
И пиявкой в сердце — вечность...
От любви, наверно, можно
Каплей спрятаться в колечке.
Ощутить укол булавки!
Жить без славы и без цели.
Попугайчиком из лавки
Век раскачивать качели.
Но пришла со свитой фурий,
На воде чертила имя,
В маске, чёрной, словно буря,
Женщина с губами злыми.
Море взвилось, закипело!
Столб, закрученный, как Эйфель.
И себя не пожалело —
Стало королеве шлейфом.
Перевод М.ФАРГИ
Георгий Леонидзе
Кровоточащее солнце
Я пророс из земли, как лоза нависая над кручей,
Растекаюсь, бурля, тучнозадой Иори под стать,
Наши квеври кипят, содрогаясь от влаги тягучей, —
Эту темную кровь не под силу годам обуздать.
Солнце рваной утробой зияет в родном небосводе,
С высоты изливая кровавые струи огня,
И тяжелый, густой аромат освежеванной плоти
Дерзко ноздри щекочет и голову кружит, дразня.
Я метнул свое слово в ответ и готов без остатка
На жаровню поэзии вывалить все потроха,
Надорваться, нутром постигая, как трудно и сладко
Вкус топленого масла из каждого выжать стиха.
Много яда я высосал даром из солнечных гроздьев,
Но два пурпура жгут меня пуще небесных лучей:
Лик Артюра Рембо, и в сиянии благостей грозных —
Имя Багратиони с орлами на гордом плече.
Перевод А.СОРОКИНА
Новолуние в Кахетии
Вскрыли вино в погребах,
Полночь подкралась незримо,
Воздух жаровней пропах,
Сладостью крови и дыма.
Ходят огни ходуном,
Вновь здесь поют за вином,
Девушка в скифском уборе
Пляшет на взгорье родном…
Не умолкает Гомбори!
Всё в эту ночь под луной
Дышит нездешней, степной
Негой разбуженной плоти.
Плещет Иори волной.
Где-то вдали, на отлете,
Слышатся крики: «Лови!»…
Как это сердцу знакомо:
Та же во взглядах истома,
То же броженье в крови.
Перевод А.СОРОКИНА
Галактион Табидзе
Что за чувство?
На берегу пустынном моря,
где вольный ветер волны вспенил,
воздушный замок, с Богом споря,
из пены строил юный гений.
Волна у юноши спросила:
«Откуда эта страсть и сила?
Ужель преодолен тобою
предел, положенный судьбою?»
Ответил юноша надменный:
«Откуда знать тебе, бесстрастной,
порыв поэта дерзновенный
и вдохновенья голос властный?»
«Где взял ты мощь, — воскликнул ветер, —
размах, сравнимый с мирозданьем?»
И юноша ему ответил:
«Безмерность рождена страданьем!»
Перевод Г.ПЛИСЕЦКОГО
Маяковский
Бессчетны, бесконечны… Без каштанов
Окрестности. Так это ты, Париж?
Окраины огнем кафешантанов,
От страха озираясь, озаришь.
А Маяковский — разве не в Багдади,
Чьей лирикою светлой светел он?
Заходит солнце. Золотятся пряди.
Заходит солнце. Льется небосклон.
Глаза озер в глаза мои сверкали
Смеющейся, прозрачною водой…
Но где еще река, как Ханисцкали,
Нигде я не встречал реки такой!
Там утонуло золото. И целость
Его сохранна вся во глубине,
Взглянул я пристально, оно виднелось —
Сверкающее золото на дне.
…Вдруг свет и цвет — глубинный, ясный, броский,
Как в той реке… Преобразился весь
Внезапно озарившийся конгресс —
Одним упоминаньем — Маяковский.
Перевод А.ЦЫБУЛЬСКОГО
[1] Нина Макашвили — жена поэта, погибшего в бериевских застенках.
[2] Мухранский мост — мост над Курой в Тбилиси.
[3] Танит (она же Нита) — дочь Т. Табидзе и Н. Макашвили, всю долгую жизнь хранила память об отце и его репрессированных друзьях.