Там, где идут «быки», понтуются, швыряя мимо урн «бычки»,
башку втянула в плечи улица, в карманах пряча кулачки.
И вдоль неё, активней трития, плывут, прогнав печаль взашей,
плоды нетрезвого соития со сквозняком промеж ушей.
Их речь, как шелуха арахиса, слух отравляет, как зарин;
и остаётся лишь шарахаться, спиной влипая в плоть витрин
пугливым пациентом Кащенко, с катушек съехавшим малёк,
нащупывать рукой дрожащею в кармане тощий кошелёк.
Расчертыхается уборщица, в их временной попав разлом.
Их куртки дутые топорщатся «пером», кастетом и стволом.
Спортивной поступью Газзаева по глянцу городских огней
они проходят, как хозяева объятной Родины своей.
В который раз разряд неоновый вольётся в пластик и гранит...
Утихнет гомон гегемоновый и гогот пьяных гоминид,
свершится ведьминское таинство, обряд, который всем знаком.
Они уйдут, а мы останемся, как валидол под языком.
Бывали беды и бедовее. Как прежде, шхуна на плаву.
Интеллигентское сословие, щипай привычную траву,
ведь выжило - как это здорово! - чтоб выдохнуть по счёту «три»
в седое небо, до которого не дотянуться, хоть умри.
Что есть Истина № 54 cентябрь 2018 г
Поэты Избы-Читальни
Александр Габриэль
Родился 27 ноября 1961 г. в Минске
Краткие биографические данные - родился и прожил бОльшую часть жизни в Минске, Беларусь. По специальности - инженер-теплоэнергетик, кандидат технических наук. В 1997 году эмигрировал в США. Живет с женой и сыном в пригороде Бостона. Работает параллельно в жанрах серьезной и юмористической поэзии. Основные публикации: в газетах "Форвертс", "Новое Русское Слово" (Нью-Йорк, США); в журналах "Новый Журнал", "Интерпоэзия", "Чайка" , "На Любителя" и "Terra Nova" (все - США), "Настоящее Время" (Рига, Латвия), "Гайд-Парк" (Лондон, Великобритания), "Новый Берег" (Дания), "Крещатик" (Германия), "День и Ночь", "Дети Ра" и "Нева" (Россия).
Конкурсы:
- Победитель международного конкурса "Пушкинская Лира" 2005 года (Нью-Йорк, США) в категории любовной лирики;
- На международном конкурсе сатириков и юмористов "Чем черт не шутит!", закончившемся в феврале 2006 года, стал вторым в номинации "Поэзия", первым в номинации "Афоризмы" и назван членами жюри "Вице-Королем Сатиры и Юмора начала ХХI столетия";
- Дважды лауреат конкурса "Заблудившийся Трамвай" им. Н. Гумилева (Санкт-Петербург, Россия, 2007 и 2009 годы);
- Обладатель премии "Золотое Перо Руси" (Москва, Россия, 2008 год);
- Книги стихов: "Искусство одиночества" (Москва, 2006), "Эго-истины" (Санкт-Петербург, 2009) и "Контурные карты"(Санкт-Петербург, 2013).
СТИХИ
Вечер. Улица. 90-е
Прямой эфир
Было время глупейших ошибок и вечной любви,
и мозаика жизни казалась подвижной, как ртуть.
Ночь стояла в окне, как скупой на слова визави,
и надежда, живущая в пульсе, мешала уснуть.
На промашках своих никогда ничему не учась,
я не спас утопавших, а также гонимых не спас...
Так и сталь закалялась, и так познавалась матчасть,
убавляя незрелой романтики хрупкий запас.
Это было смешно: я играл в саркастичный прикид
в мире радостных флагов и детских реакций Пирке.
Я был словно учитель из старой «Республики ШКИД»,
кто хотел говорить с гопотой на её языке.
Опыт крохотный свой не успев зарубить на носу,
на дорогах своих не найдя путеводную нить,
я всё слушал, как «лапы у елей дрожат на весу»
и мечтал научиться с любимою так говорить.
Всё прошло и пройдёт: звуки плохо настроенных лир,
ожиданье чудес да июльский удушливый зной...
Репетиции нет. Есть прямой беспощадный эфир.
То, что было со мною — уже; не случится со мной.
и мозаика жизни казалась подвижной, как ртуть.
Ночь стояла в окне, как скупой на слова визави,
и надежда, живущая в пульсе, мешала уснуть.
На промашках своих никогда ничему не учась,
я не спас утопавших, а также гонимых не спас...
Так и сталь закалялась, и так познавалась матчасть,
убавляя незрелой романтики хрупкий запас.
Это было смешно: я играл в саркастичный прикид
в мире радостных флагов и детских реакций Пирке.
Я был словно учитель из старой «Республики ШКИД»,
кто хотел говорить с гопотой на её языке.
Опыт крохотный свой не успев зарубить на носу,
на дорогах своих не найдя путеводную нить,
я всё слушал, как «лапы у елей дрожат на весу»
и мечтал научиться с любимою так говорить.
Всё прошло и пройдёт: звуки плохо настроенных лир,
ожиданье чудес да июльский удушливый зной...
Репетиции нет. Есть прямой беспощадный эфир.
То, что было со мною — уже; не случится со мной.
Только ты
Только ты, только ты. Ибо если не ты, то кто?
Поэтесса с горящим взором из врат ЛИТО?
Дрессировщица из приблудного шапито,
вылезающая порой из тигриной пасти?
Мне б сказали одни, попивая шампань: «God bless!»,
и сказали б другие: «Куда же ты, паря, влез?!».
Наше счастье, по правде сказать, это тёмный лес,
и гадать на него успешно - не в нашей власти.
Только ты, только ты. Если я не с тобой, то где?
Менестрелем, шестым лесничим в Улан-Удэ
с хлебной крошкой в спутанной бороде,
налегающим на алкоголь грошовый?
Или вдруг, авантюрный сорвавший куш,
я б петлял, как напуганный кем-то уж,
уходя от вечного гнёта фискальных служб
в оффшоры?
Всё могло быть иначе. Грядущее - не мастиф,
уносящий в зубах ошмётки альтернатив.
И куда-то б, наверное, нёсся локомотив,
и какие-то б, видимо, длились речи...
Только ты, только ты. Ибо если не ты, то кот,
никогда не пустующий невод земных невзгод,
ну, и ангел. Гладкий ликом, как Карел Готт,
и всегда отворачивающийся
при встрече.
Поэтесса с горящим взором из врат ЛИТО?
Дрессировщица из приблудного шапито,
вылезающая порой из тигриной пасти?
Мне б сказали одни, попивая шампань: «God bless!»,
и сказали б другие: «Куда же ты, паря, влез?!».
Наше счастье, по правде сказать, это тёмный лес,
и гадать на него успешно - не в нашей власти.
Только ты, только ты. Если я не с тобой, то где?
Менестрелем, шестым лесничим в Улан-Удэ
с хлебной крошкой в спутанной бороде,
налегающим на алкоголь грошовый?
Или вдруг, авантюрный сорвавший куш,
я б петлял, как напуганный кем-то уж,
уходя от вечного гнёта фискальных служб
в оффшоры?
Всё могло быть иначе. Грядущее - не мастиф,
уносящий в зубах ошмётки альтернатив.
И куда-то б, наверное, нёсся локомотив,
и какие-то б, видимо, длились речи...
Только ты, только ты. Ибо если не ты, то кот,
никогда не пустующий невод земных невзгод,
ну, и ангел. Гладкий ликом, как Карел Готт,
и всегда отворачивающийся
при встрече.
Рана
А раны порой бывают не склонными к заживанью
и дышат прозрачным ядом в ответ на процесс леченья.
Они остаются болью, горячей бродяжьей рванью,
тревожащим плоть уроком неясного назначенья.
Ты с этою раной сжился, ты с этою раной спелся.
(Не плакать же, право слово, не в крике ж зайтись истошном...)
В итоге ты нынче странник, ты словно герой Уэллса,
в разбитой своей Машине застрявший в горчащем прошлом.
Тяни не тяни, Мюнхгаузен, себя из болотной жижи,
надейся на лотерею, на яркий счастливый случай -
твой воздух всё разреженней, а небо твое всё ниже,
и черной бесстрастной желчью в том небе исходят тучи.
Остатки былого лета с дождями ушли косыми,
одна лишь осталась краска в сегодняшних хмурых видах...
Но в горле твоем и в сердце занозой застряло имя -
горячее, словно магма. Последнее, словно выдох.
2012
и дышат прозрачным ядом в ответ на процесс леченья.
Они остаются болью, горячей бродяжьей рванью,
тревожащим плоть уроком неясного назначенья.
Ты с этою раной сжился, ты с этою раной спелся.
(Не плакать же, право слово, не в крике ж зайтись истошном...)
В итоге ты нынче странник, ты словно герой Уэллса,
в разбитой своей Машине застрявший в горчащем прошлом.
Тяни не тяни, Мюнхгаузен, себя из болотной жижи,
надейся на лотерею, на яркий счастливый случай -
твой воздух всё разреженней, а небо твое всё ниже,
и черной бесстрастной желчью в том небе исходят тучи.
Остатки былого лета с дождями ушли косыми,
одна лишь осталась краска в сегодняшних хмурых видах...
Но в горле твоем и в сердце занозой застряло имя -
горячее, словно магма. Последнее, словно выдох.
2012
Лицом к лицу
Пред тем, как разлететься на куски,
на боль в висках, на неблагие вести,
мы стали так отчаянно близки,
как два металла, спаянные вместе.
Окрестный мир ютился по углам,
став пустотой, неразговорной темой
нам - близнецам, прославившим Сиам
единой кровеносною системой.
Мы отрицали приближенье тьмы
и восславляли гордое светило...
Но как-то поутру проснулись мы -
и в лёгких кислорода не хватило.
Ни я к высокогорью не привык,
ни ты. Нас ослепили солнца блики.
О да, «Ура!» - взобравшимся на пик.
«Гип-гип-ура!» - оставшимся на пике.
Мы - не смогли экзамен этот сдать,
сползли с небес в земную полудрёму...
«Лицом к лицу лица не увидать» -
как говорил один слепец другому.
на боль в висках, на неблагие вести,
мы стали так отчаянно близки,
как два металла, спаянные вместе.
Окрестный мир ютился по углам,
став пустотой, неразговорной темой
нам - близнецам, прославившим Сиам
единой кровеносною системой.
Мы отрицали приближенье тьмы
и восславляли гордое светило...
Но как-то поутру проснулись мы -
и в лёгких кислорода не хватило.
Ни я к высокогорью не привык,
ни ты. Нас ослепили солнца блики.
О да, «Ура!» - взобравшимся на пик.
«Гип-гип-ура!» - оставшимся на пике.
Мы - не смогли экзамен этот сдать,
сползли с небес в земную полудрёму...
«Лицом к лицу лица не увидать» -
как говорил один слепец другому.
1977
Морожко, фрукты - рядом, дёшево.
На пляже - тел беспечных крошево.
Все вместе. Невозможно врозь.
Парник. «Спидола» беспечальная.
И море, как вода из чайника,
на блюдце бухты пролилось.
Семидесятые бровастые...
И чайки тучные, горластые
съестное припасают впрок.
Жара - как в пасти у Горыныча.
А в двух шагах от пляжа - рыночный
малороссийский говорок.
И серебристый пух качается,
и юность ниткой истончается,
над нами приговор верша,
и, сердце искушая, дразнится:
ведь дочь хозяйки, старшеклассница,
так обморочно хороша...
С момента миросотворения
на всё кинематограф времени
наносит шедевральный грим,
чтоб снова ожила архаика:
июль. Посёлок Николаевка.
Ничейный полуостров Крым.
На пляже - тел беспечных крошево.
Все вместе. Невозможно врозь.
Парник. «Спидола» беспечальная.
И море, как вода из чайника,
на блюдце бухты пролилось.
Семидесятые бровастые...
И чайки тучные, горластые
съестное припасают впрок.
Жара - как в пасти у Горыныча.
А в двух шагах от пляжа - рыночный
малороссийский говорок.
И серебристый пух качается,
и юность ниткой истончается,
над нами приговор верша,
и, сердце искушая, дразнится:
ведь дочь хозяйки, старшеклассница,
так обморочно хороша...
С момента миросотворения
на всё кинематограф времени
наносит шедевральный грим,
чтоб снова ожила архаика:
июль. Посёлок Николаевка.
Ничейный полуостров Крым.
На перроне
...и вроде бы судьбе не посторонний, но не дано переступить черту.
Вот и стоишь, забытый на перроне, а поезд твой, а поезд твой - ту-ту.
Но не веди печального рассказа, не истери, ведь истина проста,
и все купе забиты до отказа, и заняты плацкартные места.
Вблизи весна, проказница и сводня, сокрытая, как кроличья нора.
Но непретенциозное «сегодня» не равнозначно пряному «вчера»,
а очень предсказуемое «завтра» - почти как сайт погода точка ру.
Всё, как всегда: «Овсянка, сэр!» - на завтрак. Работа. Дом. Бессонница к утру.
Но остановка - всё ещё не бездна. И тишь вокруг - пока ещё не схрон.
О том, как духу статика полезна, тебе расскажет сказку Шарль Перрон.
Солдат устал от вечных «аты-баты», боев и аварийных переправ...
«Движенья нет!» - сказал мудрец брадатый. Возможно, он не так уж и неправ.
Ведь никуда не делся вечный поиск. Не так ли, чуть уставший Насреддин?
Не ты один покинул этот поезд. Взгляни вокруг: отнюдь не ты один.
Молчание торжественно, как талес: несуетности не нужны слова.
Уехал цирк, но клоуны остались. Состав ушел. Каренина жива.
Вот и стоишь, забытый на перроне, а поезд твой, а поезд твой - ту-ту.
Но не веди печального рассказа, не истери, ведь истина проста,
и все купе забиты до отказа, и заняты плацкартные места.
Вблизи весна, проказница и сводня, сокрытая, как кроличья нора.
Но непретенциозное «сегодня» не равнозначно пряному «вчера»,
а очень предсказуемое «завтра» - почти как сайт погода точка ру.
Всё, как всегда: «Овсянка, сэр!» - на завтрак. Работа. Дом. Бессонница к утру.
Но остановка - всё ещё не бездна. И тишь вокруг - пока ещё не схрон.
О том, как духу статика полезна, тебе расскажет сказку Шарль Перрон.
Солдат устал от вечных «аты-баты», боев и аварийных переправ...
«Движенья нет!» - сказал мудрец брадатый. Возможно, он не так уж и неправ.
Ведь никуда не делся вечный поиск. Не так ли, чуть уставший Насреддин?
Не ты один покинул этот поезд. Взгляни вокруг: отнюдь не ты один.
Молчание торжественно, как талес: несуетности не нужны слова.
Уехал цирк, но клоуны остались. Состав ушел. Каренина жива.