ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 52 март 2018
Поэты Избы-Читальни
Галина Рудакова
Родилась 16 апреля 1956г в с.Кургомень Виноградовского района Архангельской обл. С 1977 г живу в д.Ичково Холмогорского района. По профессии – ветфельдшер. Член АРО СП России с 2007 г. Член редколлегии областного литературного журнала "ДВИНА" с 2015 г.; областной литературной газеты "Графоман" с 2006 г, ЛИнтО "Брусника" с 2014 г. Лауреат областной премии им.Николая Рубцова в 2005 г., районной премии им. М.В.Ломоносова и Международной литературной премии "Имперская культура" им. Э.Володина - в 2015 г. Автор сборников стихов: «Созвездие любви» 2002 г, «В памяти сердца» 2005, «Даль синеокая» 2007, «Цветок лазоревый» 2011, "Когда цветёт светлынь трава" 2015 и краеведческих книг: "Слово старого реченья" 2013, "Бабушкины обереги" 2013 и "Кургомень" 2014г. Автор ряда публикаций в журналах "Наш современник", "Молодая гвардия", "Север", "Двина", "Русского Севера слово", в Международном обществ.-полит. журнале "Форум" (Москва), "Новая Немига литературная" (Белоруссия), "Бег", "Русский писатель", "Невский альманах" и "Парадный подъезд" (СПб), э/ж любителей русской словесности "Парус", "Европейская словесность" (Кёльн), "Новая книга России" (Москва), "Плавучий мост" (Германия - Россия); "Глагол. Карта современной поэзии" (СПб - Ростов-на-Дону), "Вологодский ЛАД", в коллективных сборниках с конкурсов "Север - страна без границ", "Доброе небо", в газетах "Интеллигент" и "Слово" (Москва), "Голос Кубани"; в сборнике научных статей "Семантика и прагматика слова и текста. Поморский текст" 2010 г, в альманахе "Петербургские строфы" и др. Редактор-составитель нескольких сборников стихов и прозы.
Материал подготовлен ответственным литературным
редактором раздела "Поэты Избы-Читальни" Валерием Беловым
СТИХИ
* * *
Север. Русло холодной реки.
Здесь неволи душа не приемлет.
Здесь и чудь уходила под землю,
Оставляя свои городки
Там, где ты принимал в свой чертог
Новгородцев – ушкуйников ушлых.
Если кто и хранил твою душу,
То какой-то языческий бог.
Север. Глушь староверских скитов:
Не свобода – так самосожженье.
Здесь и речки уходят под землю,
Чтоб укрыться от зимних оков.
Здесь свобода от царских вериг,
Здесь и пристань отступникам Божьим –
Средь лесов, средь холмов бездорожных,
Что когда-то оставил ледник.
Ты куда нас, судьба, завела?
Кто владеет сегодняшним миром?
Не остаться б на карте пунктиром…
Здесь вот речка… когда-то была…
Север, звучен ветров твоих зык!
Ни к чему тебе самосожженье!
Начинай же своё возрожденье
Да храни самобытный язык!
НАД СОН-РЕКОЙ
Над Сон-рекой, над сном реки
Я слышу ясно из тумана
И понимаю, как ни странно,
Что теплоходные гудки
Идут из сумрачных глубин
Реки, давно не судоходной…
Так звуки речи самородной,
Что ты в чужом краю забыл,
Вдруг воскресят из небытия
Церквушку, избу с русской печью,
Где, родина, твоею речью
Всегда подпитываюсь я.
Твоей щемящей красотой,
Где звуки речи колокольной –
Как призрак лодки бесприкольной
На этой стороне… на той…
Но воскресят из небытия
Ручьи питающие – речку,
А я от встречи и до встречи
Живу, кровинушка твоя,
Стараясь сохранить, облечь
Твой говорок в стихи и песни,
Чтобы текла, как свет небесный,
Не пересохла речка-речь.
СТИХИ О ЗАРЕЧНОЙ ДЕРЕВНЕ
Это не сон, это всё – наяву.
Время застыло в деревне заречной.
Лошадь у дома
не звякнет уздечкой,
Стадо коров не истопчет траву.
И под молочной прохладой лугов
Больше костёр не зажжётся пастуший.
Только всё громче: послушай, послушай –
Бьётся река у крутых берегов;
Катер качает, грозясь потопить,
Бьётся в протёртое днище парома...
Запахом дыма дышать – только б дома,
Дров заготовить да печи топить.
...Но ухожу, и не скоро вернусь.
Рыба – и та ищет место поглубже.
Родины голос становится глуше,
И затеряться в пустыне боюсь.
Так перелески бегут по лугам…
Но от себя убежать невозможно.
В пору безвременья и бездорожья
Кто-то останется у очага.
Кто-то поддержит горенье огня
В сердце своём и в оставленном доме,
Кто-то, возникнув в оконном проёме,
Будет стоять в ожиданье меня.
В ОСЕННЮЮ РАСПУТИЦУ
...И так на сердце муторно, когда
несёт шугу осенняя вода
и нас пугает холодом зловещим,
когда на берег вытащен паром,
и лодка, что пустить пора на слом,
становится нужнее нужной вещи.
В деревне жизнь – она и так сложна:
хлебнёшь с попажей* горюшка сполна,
когда у лодки обмерзает днище,
и в заберегах скрыты берега;
а дома, как тепло ни сберегай,
его выносит мигом из жилища.
И это наша общая беда:
везде – чертополох да лебеда,
но крепко держит родина корнями,
и мы несём дрова и топим печь,
мечтая сбросить это бремя с плеч,
и просим Бога быть всё время с нами…
И так на сердце муторно, пока
не станет за ночь стылая река,
тогда, с собою взяв охапку веток,
пойдём дорогу за реку вешить*,
и снова оживится жизнь в глуши,
когда на выходной дождёмся деток…
*Попажа – путь, переправа.
Вешить – обозначать вешками.
МЫ ЖИЛИ В ДЕРЕВНЕ
Мы жили в деревне, у речки и озера.
Лета были жаркие, с частыми грозами,
С порой белоночья, с купаньями долгими…
Лугами, полями, по осени колкими,
Мы в школу ходили, а тёмными зимами
Читали под лампой простой, керосиновой.
И матери наши в совхозе трудились,
И платьица нам покупали на вырост…
Там были коровами травы истоптаны
В лугах, что горбатились свежими копнами –
Мы там сенокосили вместе со взрослыми;
И в школу ходили тропинками росными
Вдоль озера синего, озера длинного,
Дарившего нас золотыми кувшинками…
Мы жили в деревне, счастливые дети,
Ведь нас не коснулось рукой лихолетье.
Мы жили в деревне и грустно, и радостно,
Ходили на танцы сосновою радою,
Смешные девчонки, в платочках и с косами, –
До осени, нас разлучившей, до осени,
Мы строили планы, уверенны в будущем.
А после писали родителям любящим…
Домой возвращались пролётные гуси…
И письма летели, исполнены грусти…
Крепки нашей памяти тайные узы…
Мы жили когда-то в Советском Союзе.
ЗИМНЕЕ ПОЛЕ…СУХИЕ БЫЛИНКИ
Зимнее поле... сухие былинки...
Месяца льдинка в небесном протае...
Словно бы кто-то окликнет:
– Галинка!...
Поле да ветер от края до края..
Словно в одном карандашном рисунке:
с бабушкой мы за столом своедельным,
мама в жакетке, с хозяйственной сумкой –
всё, что хранится в сосуде скудельном...
Может быть, это седьмая из вёсен:
бабушка стелет на снег полотенца...
Что там вода прибылая уносит:
старенький мячик?.. а может быть, детство?..
Мати посудой гремит спозаранку,
в вёдрах – с ледышкой вода прорубная.
Дышит дымком закоптелая банька...
Дочи приехала – радость какая!
Ветер шуршит по кустам краснотала...
Всё, что осталось – моё безраздельно!
Речка... колодец... и банька осталась...
Всё остальное – в сосуде скудельном.
Словно скрип снега на ветхом крылечке...
Ветер качает сухие былинки...
Нет ни крылечка, ни дома...
– Галинка!..
Снежные вихри несутся навстречу.
НА БУЕВЕ
Буево – так называется холм. Его склоны отвесны.
Эхом доносится давних событий отвестье.
Топса-река отражает развалины храма.
Время – текучими водами слева и справа.
Время пьянит, как вино, всё сильней его крепость.
Только закрою глаза – вижу чудскую крепость.
Буево мрачно хранит её скрытую тайну.
Лобное место, продутое всеми ветрами.
Помнит оно новгородцев – поборщиков дани.
Чудь покорить непременно хотели славяне,
Силой оружья заставить принять православье.
Сыпались с Буева чудские стрелы и камни…
Я ли стою над простором, над вольною Топсой,
Над вековыми лесами с болотистой топью,
Там, где звенит тетивою речная излука,
Чувствую тяжесть копья и стреляю из лука?..
Чудь уступила, однако, славянам упорным.
Переплелись под землёй навсегда наши корни.
Может, вселились и в нас их отважные души.
Память осталась – в названиях сёл и речушек.
Даль необъятная. Ветер. Река обмелела…
Время – текучими водами справа и слева.
1702 г. ВСТРЕЧА С ПЕТРОМ I
Степану Юренскому –
крестьянину из села Топса
Архангельской области
В устье Топса-река разлилась на версту
И, сливаясь с Двиной, затопила всю пойму.
Навещая село, задержусь на мосту
И рассказ, ещё в детстве услышанный, вспомню …
Половодье, весна, восемнадцатый век.
Молодого Петра ожидает сей брег.
Здесь крестьянин Степан рубит лес у реки,
А вдали паруса показались, упруги.
Он оставил топор, смотрит из-под руки:
Там идут по Двине государевы струги.
А флотилия ближе и ближе, и вот
Сам на вёслах идёт прямо к берегу Пётр.
Топкий топецкий брег – не для царственных ног,
Сразу в глину ульнул государев сапог.
И воскликнул царь Пётр: «Экой вязкой здесь ил!»
(Это место с тех пор называется Ил),
А Степан свой зипун стелет в топкую грязь:
Мол, ступай, Государь, не позволим пропасть!
Очень тронул Пётра столь сердечный привет, –
С мужиком у царя завязалась беседа.
Был в селе для Петра приготовлен обед,
Но к Степану отправился он отобедать.
Помнят здесь до сих пор эту встречу с царём,
(Как он прост в разговоре, хоть грозен был с виду!)
А хозяина он одарил серебром
И землёй наградил, мол, бери, сколько видишь!
«Благодарствуйте, – молвил Степан, – говорят, –
Эстоль много спахать одному не под силу!
Хватит мне за глаза десятин пятьдесят …»
Говорят, что ответом царя удивил он.
…Я стою на мосту, и смотрю, и горжусь
За Петра, что народом был назван Великим,
И стыжусь – за себя потерявшую Русь –
За страну деревушек убогих, безликих.
Разве мало в России таких мужиков,
Что сумели бы сделать Россию богатой?
Ведь сторицей воздаст из своих тайников
Нам земля, и за труд это – лучшая плата.
РЫБАК
Обрывист берег. Жухлая трава.
Сухие ёлки ёжатся, сутулясь.
По-щучьи лодки к берегу приткнулись
И так остались после Покрова.
В избушке доживает век рыбак.
Он ловит звёзды тальниковой сетью,
Приносит с речки воду на рассвете
И топит печь, и кормит двух собак.
Ещё не стало время, словно лёд,
Но видит он, склоняясь над рекою,
Как по теченью, к вечному покою
Он на дырявой лодочке плывёт.
Над ним парят опавшие года,
Ему уже не страшно и не больно;
Он видит, как уныло и спокойно
Над головой смыкается вода.
А где-то там, за кромкой дня и льда,
Где льдом ещё не тронуло фарватер,
Реки небесной алая руда
С водой сольётся и его подхватит…
ДИКАЯ ЯБЛОНЯ
Помню, что девочку звали Марусей,
Мальчика, кажется, звали Иваном…
Хлопали крыльями лебеди-гуси,
Не улетевшие в тёплые страны.
Вот они, вытянув длинные шеи,
Громко шипят и хватают за пятки…
"Яблонька, яблонька, спрячь нас скорее!
Ветки густы твои, яблочки сладки!..»
...Дикие яблочки – меньше рябины –
Внучка домой приносила в кармане:
"Сколько на яблоне их уродилось!
Злющих гусей она тоже обманет!»
И нарисует она, и раскрасит
В яблоках низко склонённые ветки,
А на вопрос, чем закончилась сказка –
«Знаю, конец был счастливый!» – ответит.
…Яблоня, как украшала ты вёсны
Благоуханием, буйным цветеньем!
Оборвалось всё внезапно и просто,
Странным таким человечьим хотеньем.
Пусто теперь в чистом поле и голо,
Свалены в кучу, все в яблочках, ветки…
Внучка явилась домой невесёлой…
С сердцем упавшим – и я, и соседки…
Сколько давала она вдохновенья,
Как озаряла моё захолустье!
...Чёрный пенёк мочит дождик осенний,
Да надрываются дикие гуси.
ЧЕРЁМУШКА
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
А.С.Пушкин, "Евгений Онегин"
Из-за берёз в глуби двора
Глядит и робко, и смущённо…
Смелей! Пришла твоя пора
Цвести и трепетать влюблённо!
Пусть у берёзы ты в тени,
В тебе – и свет, и обаянье!..
Кому, кому она сродни?
Не той ли, пушкинской Татьяне?
Пусть неприметна красота
За безыскусностью наряда,–
В тебе – и сердца чистота,
И эта высветленность взгляда!
Постой, не прячься, не спеши
Грустить, дрожать лесною ланью!
Мне нужен свет твоей души,
Как это раннее светанье,
Как белоночная пора,
Реки и леса полудрёма,
Где всплески вёсел до утра
И всплески белые черёмух!
Раскройся, птицею звеня,
Лишь солнце первое проглянет!..
За радость будущего дня –
Спасибо ей, моей Татьяне!
ТЫ ЛЮБИЛ НЕ ЖЕНЩИНУ – СТИХИ
Ты меня опоила стихами
Андрей Голиков
Кто любил – поймёт и не осудит,
ночь остудит – в омуте звездой:
я тогда была с тобой повсюду –
полем, ветром, дождевой водой.
Ни лицом, ни талией осиной
не хвалюсь: воды не пить с лица.
Если ты и звал меня красивой –
только ради красного словца!..
А любовь – цветок она и камень,
сладость мёда с горечью осин…
Мы сплетались ветками- руками
в этой чаще сказочных лесин…
И поныне нет тебя роднее.
А тогда – в дожде игра лучей…
Я искала слово понежнее,
Падая в бессонницу ночей.
Слово – и листок оно, и птица,
Зверь лесной, бегущий на ловца…
Проливными строками струится
Та вода, её не пить с лица…
Слову – обволакивать и жалить,
обжигать холодной, прорубной…
Для меня начертано в скрижалях:
быть с тобой – и быть всегда одной…
Словно рыба, подо льдами биться…
И удары сердца так глухи…
Если ты и смог в меня влюбиться,
То не в женщину – в её стихи.
ВРЕМЯ КАК ВЕТЕР
Время как ветер – его не удержишь в руках.
Листья сухие в костре догорают бездымно…
Письма любви... ты сжигаешь их так же бездумно –
Синее пламя бушует на смятых листках.
Старые письма... святое сохранище чувств –
Словно земля по весне, что напитана влагой:
Соком берёзовым, водами вешними, брагой…
(Долгой тоской я за эту весну расплачусь).
Лист мать-и-мачехи сухо хрустит под ногой.
Горечь вины – ты её никогда не избудешь.
Письма любви... о которой вовек не забудешь…
Перечитаешь – душа там предстанет нагой.
ПОСЛЕДНИЙ ДОМ
Последний дом в ряду домов пустых...
Черёмушник разросся в огородах...
Но если к прошлому вернулся ты –
Лишь дёрни за верёвочку в воротах.
Войди туда, где мать ещё жива
И у окна сидит за рукодельем...
Но в сенцах ларь мучной и жернова
Напомнят: время – лучший в мире мельник.
И кажется, что целый век прошёл.
Зерно оставил ты, нашел – мякину.
И гирька от часов упёрлась в пол
В тот самый день, когда ты дом покинул.
На мучнике пылится ржавый серп,
Да ждёт в избе печаль – души привада,
Заставив в этих стенах вспомнить всех,
Кто там, в бору,
за голубой оградой...