19 марта 2024  10:23 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 52 март 2018

Проза

Дан Берг

Страна Эрцель.

Глава 6

Левые и правые

На главной площади Авива собралось множество народа. Лозунги в руках, сияющие улыбки на лицах. Ждут выступления главы Левой партии. Он во всеуслышание объявит о том, что из ста двадцати скрытых праведников, избранных сегодня в парламент страны Эрцель, более половины принадлежат к Левой партии, и поэтому, согласно закону, страной будет править эта партия,а сам он, как глава ее, займет пост Первого министра. Надо ли говорить, что собравшиеся – почти поголовно сторонники Левой партии!?

И вот, взошел на трибуну немолодой человек, в прошлом генерал, водивший армию страны Эрцель от победы к победе, и провозгласил то, что ждали от него, а затем произнес программную речь. Он сказал, что народ эрцев, избрав левых, избрал мир и отверг войну. Он сказал, что готов отправиться во все соседние столицы и вершить мир, ибо мир лучше и надежнее всякой победы. Он сказал, что два народа – эрцы и геры – должны жить каждый на своей земле и не посягать на землю соседа, и что пришло время признать серую линию законной границей. Он сказал, что зовет к своему знамени всех без исключения граждан, к какой бы партии они себя ни причисляли. И то ли серьезно, то ли шутя, добавил в конце, что Свиток спасения, о котором знает каждый эрц, теперь несомненно будет найден и попадет в добрые руки, и достигнутый мир принесет спасение народу. Потом выступали другие, а в заключение любимая в народе певица пропела песню о мире, и люди разошлись по домам.

Во время победного митинга Мики Парицки располагался на достаточно малом расстоянии от трибуны. Величина этого расстояния по неписаному закону, по простому человеческому разумению, по здравому смыслу, наконец, обратно пропорциональна статусу функционера. Сердце Мики полнилось гордостью за верный прогноз исхода выборов и надеждой на скорое продвижение в партии.

Сыновья Бернара почти поверили в абсолютно правдоподобные рассказы родителей и сестры о необычайном путешествии. Как с другом, Гилад поделился новостями с Шаем Толедано. Последний довел до сведения своего боевого товарища Мики лишь один фрагмент – дескать у Райлики появился жених. Шай чистосердечно полагал, что, если ради доброй цели, немного прибавить фантазии к реальности, да притом в духе очевидной тенденции, то сие деяние будет не грехом, а благом. И расчет подтвердился, и Мики отступился от Райлики, и много всего худого, что могло случиться – не случилось.

***

В кабинете Роны Двир кроме старшего редактора расположились Шай, Мики, Райлика. Результаты выборов благотворным образом сказались на настроении Роны, но виду она не подает. В ближайшем недельном приложении появится статья Шая Толедано на злобу дня. Рона, желая отвести от своей газеты упреки в левизне, предоставляет на сей раз первые полосы журналисту правых взглядов.

Предстоит обсуждение статьи. Райлика, уже не новичок, имеет голос, и его слышно. Рона довольна успехами юной сотрудницы, осваивающей редакторское ремесло и к тому же недавно занявшей место на университетской скамье.

- Господа, мы начинаем. На прошедших выборах левые взяли верх над правыми. Я не опасаюсь чрезмерного противостояния: победители, как правило, очень скоро приобретают черты побежденных, - сказала Рона.

- Коллеги! – воскликнул Шай, - Мне хотелось бы остеречь левых от гордыни, ибо успех – сын небес, и нет у него корней в земле. Я не сомневаюсь, что Вы, как и многочисленные читатели моих политических обзоров, согласны с тем, что они объективны. Поэтому я начинаю свою статью с похвалы левым и присоединяюсь к осуждению распоясавшихся жрецов, подстрекающих солдат к бунту, говоря: “Без страха взгляните в глаза приказу и вырвите его жало, если оно ранит нашу веру!”

- Браво, Шай! Дай бог, дальше не хуже! – вставил Мики.

- Наберитесь терпения, господин Парицки! – почти ласково заметила Рона Двир, весьма одобрявшая сделавшуюся с Мики известную перемену.

- Достойно похвалы намерение Левой партии уничтожить возмутительный контраст между кричащим наглым богатством и онемелой робкой бедностью. В этом – народ с левыми, и нам лишь остается трижды в день возносить к небу горячие молитвы, чтобы тяжелый дух коррупции не заглушил фимиам благих обещаний, - продолжил Шай.

Мики, откинувшись на спинку стула, приготовился возразить солидно и едко. Но его опередила юная ученица.

- Господин Толедано! Ваше двусмысленное замечание о горячей молитве уничтожает похвалу! – пропищала Райлика, оглянулась по сторонам и, как всегда, неуместно покраснела.

Все без иключения присутствующие посмотрели на нее одобрительно. Рона пожала ей запястье, сказала “Молодец!” и перевела выразительный взгляд на Шая.

- Мое замечание проистекает из опыта прошлого, дорогая Рай..., простите, госпожа Фальк! – добродушно возразил Шай.

- Прошу вас, господин Толедано, шагайте динамичнее, - сказала Рона.

- Центральная тема статьи – тема мира с герами, - продолжил Шай, - В этой точке мои похвалы левым уступают место горьким упрекам. Стремление к миру – не монополия левых, как им самим кажется, ибо мира желает весь народ эрцев. Но, похоже, левые – наивнейшая часть нашего народа. Их планы фантастичны и гибельны. Нельзя вооружать врага! Нельзя отдавать землю! Наконец, геры, воспитанные на ненависти к нам, не станут партнерами в переговорах. Им еще надо созреть! – патетически произнес Шай.

- В этом гвоздь вопроса! Политика, как и агрономия, знает средства ускорения созревания. Мы взрастим себе партнера! – смело возразил Мики.

- В этом головокружительном агрономическо-политическом эксперименте желаю вам успеха, а нам всем – его безопасного проведения, - сказала Рона и повернулась к Шаю, - Вы присоединяетесь к пожеланию, господин Толедано?

- В статье можно найти ответ на этот вопрос, госпожа Двир.

- Меня убеждает речь Первого министра. Он упомянул о Свитке неспроста. Я так надеюсь, что вскоре у нас появится Свиток... – задумчиво произнесла Райлика, и глаза ее наполнились грустью, и Рона заметила это, но объяснение сему обстоятельсву не знала.

- Господин Толедано! – строго сказала Рона, сверля глазами Шая, - Все сидящие здесь знакомы с рукописью статьи. Я позволю себе высказать категорическое несогласие кое с чем. Разумеется, наша страна абсолютно демократическая, и у нас, слава богу, нет цензуры в прессе. При всем том прошу вас обдумать один из абзацев. Я имею в виду вашу беседу со жрецами поселений, расположенных за серой линией. Те, по своему обыкновению, делят эрцев на верных и неверных, полезных и вредных, на тех, кому можно доверять и тех, кто доверия не заслуживает. И для них само собой разумеется, что соль земли – это люди, живущие за серой линией, а обитатели Авива – пена и накипь людская. Не кажется ли вам, Толедано, такая классификация неприемлемой?

- Эээ... ну, да... вы безусловно правы...

- Однако, ваша журналистская позиция расплывчата.

- Я подумаю над формулиравками, госпожа Двир.

- Господин Толедано! Вы, безусловно, вправе, по вашему выражению, менять похвалы на упреки, но при этом нельзя посягать на факты! – звонко проговорил Мики.

- Прошу выражаться конкретнее! – ответил Шай.

- С удовольствием. Вы утверждаете, что левые ложно приписывают жрецам водворение в стране клерикального террора. Увы, клерикальный террор – это не ложь, а факт! Жрецы указуют нам, что и почему не есть, где и когда не ездить, кому и отчего не верить и так далее и так далее. Если это не клерикальный террор, то что это?

- Это почитание традиций и святых наших книг – двух столпов, на которых покоится вечность народа эрцев!

Нечто в этом роде Мики и ожидал услышать. Он приготовился произнести достойный ответ, но заметил, что глаза Райлики горят, и щеки вспыхнули. Некоторые воспоминания о стране Ашназ и реальности страны Эрцель соединились в ее голове. Мнговение она колебалась, потом решилась.

- Традиции и святые книги открывают нам, что женщины по природе своей суть порочные и недалекие создания, влекущие мужчин на путь греха. “Пусть сапожник не судит выше сапога” – говорят ваши книги о женщинах.

- Я не уверен, юная госпожа, что вы вполне понимаете смысл произносимых слов. Если вы подразумеваете требования скромности, как в одежде, например, то что же в этом дурного? Скромность оберегает женщин от посягательств на их достоинство, - довольный своей убедительностью ответил Шай.

- Я многое подразумеваю. Кто виноват в том, что вид женской фигуры в брюках родит в голове праведника грешные мысли? Не женская порочность, а вечно неутолимая мужская похоть тому виной! Сваливаете с больной головы на здоровую, господин Толедано!

- О-о-о... Браво! – несколько натянуто воскликнул Шай.

Физиономия Мики растянулась в широчайшей улыбке. Рона принялась энергично гладить Райлику по голове и по спине, успокаивая ее. Госпожа Двир была в высшей степени довольна своей ученицей.

- Господа, мне кажется, что наша беседа не только исчерпала свою тему, но и покушается на области смежные и даже далекие. Всех благодарю за внимание, - сказала Рона.

Шай и Мики покинули кабинет. Рона удержала Райлику. “Глаза ее блестели странной грустью, когда она упомянула о Свитке. И с чего бы этой девочке сердиться на мужчин? Ее что-то гложет? Здесь какая-то тайна?” – думала Рона. Нераскрытые личные секреты сотрудников создавали дискомфорт в душе старшего редактора. Сплав благорасположения с любопытством. Рона вознамерилась попытаться разговорить Райлику. У людей значительных, как и у простых, любопытство – первая страсть.

Выйдя в фойе, старые боевые друзья переглянулись. Поспорили, но причин для размолвки – никаких.

- Что происходит с будущей звездой прессы? – спросил Мики.

- Не знаю.

- Допустим. Я думаю, Шай, политика в больших дозах отупляет. Зачем мы пьем полынный настой идеалов вместо нектара прагматизма?

- Мики, давненько мы не устраивали семейного пикника! Лес, жены, ребятишки, визг, шашлык с вином!

- Отлично, дружище! Созвонимся.

Глава 7

Любовь

Год тому, после сдержанного прощания с Нимродом, семейство Фальк вернулось в страну Эрцель. Год – это тот самый срок, который Нимрод, в согласии с господином Вайсом, установил себе и своим гостям из будущего и который потребен ему, чтобы завершить докторат, и чтобы собраться с мыслями и с духом, и, пользуясь чудным свойством вечности народа эрцев, шагнуть во времени вперед на полтора века, и прибыть в город Авив, что в стране Эрцель, и повстречаться с Райликой, и, конечно, привести с собой Свиток спасения.

Райлика прочно утвердилась в своем бытии в газете, и, к тому же став студенткой, завоевала сердце Роны, ее покровительство и совершенное сочувствие. Утром и днем – газета, вечером – университет. Время летит, день полон, а сердце пусто. “Спасибо Шаю, отвадил от меня неугомонного искателя разнообразия, этого волокиту Мики” – думает Райлика. Ей нечего жаловаться на мужское невнимание. Юноши прелестные и умные выказывают серьезность намерений и добиваются ее благосклонности. Сладкий медовый настой их любовных притязаний пьянит женское тщеславие.

Райлика и Нимрод не клялись друг другу. Оба свободны. Своя свобода и тяготит и греет душу. Его свобода будит ревнивые мысли. Отчего же ревность? Разве была любовь?

Расставание без обязывающих признаний породило разочарование. Но ненадолго. Выглянули побеги воспоминаний и пошли, и пошли в рост: встреча за встречей, слово за словом, жест за жестом. Чем дальше отступают дни, что в стране Ашназ, тем желаннее Нимрод. “А если не свидимся более? А вдруг, то был сон? Я выдумала Нимрода? Но разве сон может так долго душу щемить? – все спрашивает и иссушает себя думами Райлика. Воспоминания о несбывшемся делают мечту еще привлекательнее.

Год минул. Нестерпимо сознание, что никогда не появится Нимрод. Любви не было. Она возникла - умозрительная, виртуальная. Или ничего нового не возникло - любовь и прежде была, да Райлика ее не разглядела. Что бы ни делала, что бы ни говорила Райлика, не оставляют ее мысль о Нимроде и страх, что потеряла его. Экзальтация наущает то на слезы, то на радость, то на гнев.

***

Авив, утро, жара, автомобили, людской говор, шум. По тратуару одной из центральных улиц медленно, с опаской и любопытством озираясь по сторонам, идет странный молодой человек. Одежда на нем и баул его – словно из костюмерной. А повадки – как у домашнего кота, случайно оказавшегося на улице и осторожно, с недоумением, страхом и любопытством обследующего предметы вокруг.

Чудаком этим был ни кто иной, как Нимрод Ламм. Он снял сюртук, перекинул его через руку. Носовым платком отер пот со лба. “За полтора века городской пейзаж стал неузнаваем. Ни одной лошади. Только механические повозки, называемые автомобилями, с сумасшедшей быстротой проносятся мимо. Надо начинать адаптироваться” – размышляет Нимрод.

Первая задача – найти Фальков. Адрес есть. Эрцит он знает. Надо спрашивать у прохожих. К кому обращаться? К женщинам? Трудно решиться на такое. Одежды на них до смущения мало, зато вид независимый и взгляд гордый. Мужчины отвечают на бегу и скороговоркой. Запаса преподанного Райликой разговорного лексикона не хватает. Наконец, Нимрод приметил почтенного вида старца, на котором одеты не рваные на коленях джинсы и выцветшая майка с надписью сомнительной пристойности, но брюки с безупречной стрелкой и белоснежная тщательно отутюженная рубашка. Нимрод назвал адрес, задал вопрос. Джентльмен отвечал не торопясь, на правильном эрците. В выговоре незнакомца ветеран уловил что-то родное, почти забытое. Но волю любопытству не дал, а только смотрел вслед удаляющемуся Нимроду.

Райлика в своих наставлениях другу забыла упомянуть о правилах дорожного движения. Проезжую часть улицы Нимрод пересекал, подражая толпе, и не заметил светофора.

Вот и нужный дом. Нимрод поднялся по лестнице. Постучал в дверь. Открыла Луиза.

- О, Нимрод! Какая радость!

- Здравствуйте, госпожа Фальк!

- Бернар, Бернар, скорей сюда! Гляди, кто пришел!

- О, Нимрод, дорогой! А мы уж начали сомневаться! – воскликнул примчавшийся Бернар и обнял пришельца из прошлого.

- Давай сюда свои вещи, проходи в гостиную. Бернар, займи гостя, а я поспешу на кухню, время обеденное. Через полчаса – все за стол!

- Луиза, я позвоню Райлике.

- Не надо, Бернар, пусть будет для нее великий сюрприз.

После освежающего душа Нимрод уселся за обеденный стол.

- Признай, голубчик, из овощей страны Ашназ такого салата, как наш, не сделать! – воскликнула Луиза.

Нимрод признал, усердно жуя. Покончив с обедом, хозяева и гость разместились в креслах.

- Есть свободная комната для тебя. Хочешь остановиться у нас? – спросил Бернар.

- Неловко. Лучше в гостинице.

- Будь по твоему. Я надеюсь, в твоем бауле прячется та самая вещь, которая столь нужна сейчас стране Эрцель? – задал Бернар волновавший его вопрос.

Нимрод, ни слова не говоря, достал из баула кожаный цилиндр. Открыл крышку футляра. Вынул катушку с намотанной на ней широкой пергаментной лентой. Край ленты взял в одну руку, другой повернул катушку на один-два оборота. “Это – Свиток спасения!” – сказал Нимрод, бережно держа драгоценный предмет. Луиза и Бернар склонились над Свитком, разглядывая древние письмена на пергаменте.

- Кажется нам вещь жизненно важной – и непременно попадет она в наши руки! – воскликнул Бернар.

- Я бы хотел, чтобы Свиток хранился пока у вас, госпожа и господин Фальк.

- Разумеется, - сказал Бернар.

- Бернар, я думаю, до возвращения Райлики из университета, ты успеешь помочь Нимроду найти пристанище и купить подходящую одежду.

***

- Райлика, у нас гость! – воскликнула Луиза, поздно вечером встречая на пороге вернувшуюся из университета дочь.

Счастливое лицо Луизы было красноречивее всяких слов. Райлика мгновенно поняла, кому так рада мать. Чего ждешь год – случается в момент!

- Где он? – нетерпеливо воскликнула Райлика.

Из гостиной показался Нимрод. Новехонькие разодранные джинсы и новая майка с изображением неведомого земной фауне зверя надеты на нем: где идут многие, там идут и другие. Молодые бросились навстречу друг другу и чуть было не обнялись. Если восторг Райлики был естественным продолжением ее чувств, то порыв Нимрода казался неожиданным. Вполне можно предположить, что он, как и Райлика, тосковал и томился в разлуке и вожделел встречи.

- Нимрод, Нимрод... – повторяла Райлика.

- Райлика... – лепетал Нимрод.

Оба сияли. Луиза и Бернар опустили глаза долу, несколько смущенные, но в предположении хорошего.

- Нимрод успел рассказать нам о себе, а мы ему – о нас, - сказал Бернар.

- Нимрод, Райлика! Стол накрыт, после ужина прогуляетесь, - предложила Луиза.

- Мы посидим в кафе, - бросила в ответ Райлика, схватила гостя за руку, увлекла за собой, и оба выскользнули за дверь.

***

Так изумительно совпало, что на следующий день после появления Нимрода университет освободил студентов на каникулы. Вечера свободны. Впрочем, если бы и не произошло чудного совпадения, Райлика устроила бы передышку самочинно. Приоритет учебы высок, но не абсолютен. По чести говоря, и о важности доктората она такого же мнения, но держит его при себе.

Гордая другом, Райлика представила его коллегам. Рона глядела на молодых по матерински, с умилением, как на жениха и невесту. Выслушала обстоятельный рассказ девицы о том, как та познакомилась с Нимродом, как он закончил докторат и вот – приехал. Повествуя, Райлика назвала лишь место знакомства, но о времени его почла за благо не упоминать.

Шай вовсе не сердился на Райлику за несправедливые упреки на недавнем совещании в редакции. Он одобрительно смотрел на юную парочку.

Рона и Шай расспрашивали, Райлика и Нимрод отвечали.

В этот час в редакции случилось быть Мики. Он внимательно вслушивался в каждое слово Нимрода. Рассуждения парня нравились ему. Мики строго потребовал от самого себя абсолютной объективности и напрочь исключил нелепую ревность. Улучив подходящий момент, он отвел Нимрода в сторону для обстоятельной беседы. Деятель Левой партии по достоинству оценил энциклопедические знания, литературную речь и либеральные взгляды молодого доктора. Мики хотел приобрести помощника в лице этого умного шназского эрца. Мики устроит ему встречу со своим боссом, и если тот впечатлится, то Нимрод будет принят сотрудником. Нимрод польщен и благодарен.

***

Райлика, приобретшая к тому времени водительские права, сама везет Нимрода в Бейт Шэм – показать родне. Глаза и уши Нимрода трудятся без устали. Глядя в окно машины, он любуется красотами ухоженной страны Эрцель и одновременно слушает рассуждения Райлики о смысле серой линии и о поселениях эрцев за ней.

За исключением родителей, весь семейный клан в сборе. Братья Хеврон, Гилад, Тейман, а с ними и Итро Окс жмут гостю руку дружески, весело, крепко. С неподдельным интересом они задают вопросы и выслушивают ответы. Они посвящены в его тайну. Знают не только откуда, но и из какого времени он явился. Было бы рискованным категорически утверждать, что они принимают сие за чистую правду, но и обратное утверждение верным не назовешь. Косби, Сара и ныне легальная подруга Теймана, обладательница тонкой косы, испытали смущение и романтическое волнение, поскольку гость сопровождал процедуру знакомства с дамами поклонами и целованием рук. Вездесущие дети отвлеклись на минуту от игры в мяч и внесли свою лепту в общий шум приветствий.

За столом первым говорил гость. Потом зазвучал голос Итро. Он сказал, что почти все присутствующие здесь являются сторонниками Правой партии. Говоря “почти”, он посмотрел в сторону Райлики. Оратор выразил надежду, что Нимрод, разберется в хоасе страны Эрцель и отделит зерна от плевел по выражению надменных чужеверов-шназов. Как самостоятельно мыслящий мужчина, он, несомненно, займет правильную, а другим словом, правую позицию. Поддерживаемый братьями Фальк, Итро привел абсолютно неопровержимые вследствие своей очевидности и очевидные вследствие своей неопровержимости доводы в пользу войны с герами, а также изгнания их ради создания великой страны Эрцель. Вскользь упомянут был и Свиток. Райлика и Нимрод промолчали о своем достоянии.

Нимрод подивился, как сильно разнятся мнения в этой странной стране Эрцель. “Бернар и Мики с одной стороны, Итро и братья Фальк – с другой. Похоже, Итро, как и Мики, хочет видеть меня деятелем среди своих. Не сесть бы меж двух стульев. Впрочем, сперва нужно получше понять и тех и других” – думает Нимрод.

Было очевидно, что Нимрод быстро становится общим любимцем, притом не намеренно, но естественно. Красотой, статью, изысканностью остроумия и манер он привлекал к себе женщин. Непритязательностью и нечестолюбивостью речей усыплял извечную мужскую тревогу-боязнь успешного конкурента. Один лишь Тейман не был околдован чарами чужака. Он бдел над святыми книгами эрцев и искал и находил в них основания своей и братьев правоты. Необъяснимо для себя он угадывал в Нимроде недруга, ибо слышались ему в речах шназа фальшивые ноты либерализма и сомнения в книжных истинах. Замаскированная подозрительность – мать безопасности.

***

Две важные вещи требовались Нимроду безотлагательно. Во-первых, окрасить цветом знания белое пятно истории между прошлым и нынешним его бытием. Искушенный в учении, ум его быстро впитывал книги и мнения. Политическая мешанина газет становилась понятной. Он ужаснулся пережитой эрцами трагедии, и в нем зародились гордость за страну Эрцель и непреклонная готовность беречь последнее прибежище народа. Во-вторых, овладеть той штукой, в объяснении смысла которой Райлика в свое время не преуспела, и которую она назвала компьютером. И вот уж частая дробь клавиш выдает завидно быстрый успех.

Итак, одна, покончив с дневными трудами, другой, проглотив очередную порцию автодидактики, встречаются ежевечерне на улицах и в кафе Авива.

- А не пойти ли нам в театр? – спросил как-то Нимрод.

- Хорошая мысль, - без воодушевления ответила Райлика.

Она знала, что этого приглашения не избежать. Патриотическое чувство ее страдало от сравнения театральной афиши большого Авива и маленького Уухена.

- Что-нибудь из классического репертуара?

- Хорошая мысль, - повторился унылый ответ.

- Современная обработка древней комедии, - деликтно заметил после спектакля разочарованный гость.

- Смахивает на цирк, публика довольна.

- В другой раз послушаем музыку. Когда будут давать оперу...

- Рондера у нас не услышишь! – перебила Райлика.

- Отчасти можно понять...

“Эрцы в стране Эрцель живут, словно запертые в паровом котле, а клапана нет. Они изнуряют себя погоней за призраками, за фантомами то высшего духа, то земной утилитарности. Для искусства не остается воображения и сил. А разве шназы страны Ашназ не таковы? Возможно и таковы, но театр там и тогда – не в пример лучше. Должно быть, не всякая страна облагодетельствована таким достоянием, как театр.” - размышляет доктор Нимрод.

***

Что-то производит с людьми волшебный воздух страны Эрцель. Скованный робостью в прохладном Уухене, Нимрод явил неожиданную пылкость в горячем Авиве. Обнимал Райлику за плечи, искал ее руки, а как стемнеет, увлекал деву под сень облюбованного ими старого дерева и, то ли давая волю страсти, то ли усмиряя ее, целовал и целовал свою подругу. А та таяла в крепких объятиях, и мысли и сердце ее улетали к звездам.

Мы побеждаем страсти не оттого, что сами сильны, а оттого, что страсти слабы. В чем причина чудной метаморфозы? Уверенность хозяина родилась, и робости конец? Где Нимрод больше хозяин, а где больше гость – в Уухене или в Авиве? Или свободные нравы заразительны? Есть ли причина, нет ли ее, но твердо знает теперь скептик Нимрод – он любит свою Райлику. А та? Женское сердце, вместилище любви, наполняясь ею, становится невесомым и уносится в небеса.

Не в нашей власти знать, что будет, но чего не будет – порой решаем мы сами. Нимрод не вернется к господину Вайсу и вовек не увидит скромных его дочерей. Он хочет жениться на Райлике, хочет прожить с ней до старости жизнь в любви, ну, скажем, как Луиза и Бернар.

Влюбленные сидят за столиком в кафе. Оба нарядные. Празднуют вдвоем день рождения Райлики. Пьют вино и едят. На столе в вазе – подаренный Нимродом букет белых хризантем. Подходит пожилая дама, присаживается с разрешения. “Детки, я целый час любовалась вами. Мне не хватает денег расплатиться. Выручайте. Я живу рядом, через четверь часа вернусь и верну долг” – протараторила. Получив от Нимрода деньги, пропала. А вскоре вернулась, положила на стол монеты и перевязанный ленточкой толстый конверт. “Это вам, красивые и добрые детки, на долгую память!” – сказала и вновь исчезла.

Райлика развязала ленточку, открыла конверт, а там сияет новизной шелковый в красную и белую клетку платок. “Это нам на долгую память” – повторила Райлика. Сказавши “нам” – покраснела. Услышавши “нам” – Нимрод обрел вдохновение и решился. Порывистым жестом он схватил Райлику за руку, и выпалил давно заготовленное признание в любви, и просил ее стать его женой. Эстет, он собирался сделать это церемонно и красиво, а вышло так, как вышло. Всему виной воздух страны Эрцель. Ответ возлюбленной был немедленным, и сердце Нимрода воспарило. Жених и невеста поспешили к своему дереву, и целовались, и обсуждали скорую свадьбу.

***

Торжество вершилось в Авиве. Бейт Шэм, газета, университет – все тут, в авивском зале торжеств. Все гости, разумеется, - со стороны невесты. “Одинокий жених” – шутил с Нимродом Хеврон. Он держался поближе к виновнику торжества, дабы тот не чувствовал сиротства. Пожалуй, новобрачный не слишком нуждался в шуриновом плече. Физиономия его сияла счастливым светом. Страна Эрцель благосклонна к возвращенцам, полюбившим ее: истребляет робость в сердцах и смелостью наполняет их.

Гости из Бейт Шэма чувствуют себя в Авиве в неуютной безопасности. Им привычнее романтика ощетинившегося анклава во враждебном пространстве. Нехорошо также, что мужчины и женщины сидят вперемешку. Косби и Сара щебечут возле Райлики. Рона рада знакомству с Луизой и Бернаром, восхищается дочкой-невестой, словно учительница хвалит ученицу на школьном собрании родителей.

Бернар умиротворен. Две свадьбы подряд. Выдали замуж любимицу. Последний камень остался висеть на шее. Вон он, Тейман, сидит вдалеке, не глядит на новобрачных.

Луиза взволнована. То и дело прикладывает платок к глазам: Райлика уходит из дома. Луиза вспоминает свою молодость, свою свадьбу. Подошла к дочери. “Я хочу, чтобы ты станцевала для меня. А я спою и сыграю” – сказала. Простые люди всегда сентиментальны, ибо сокровенные чувства выражают просто. Бернар подал осмелевшей своей супруге старинный инструмент. Невеста вышла на середину зала. Луиза заиграла и запела на стародавнем языке своих предков, который нынче мало кто из эрцев знает. Шай подхватил задорную песню: “Танцуй, Райлика, танцуй!” И невеста кружилась в танце, счастливая. Повидавшие множество свадебных и прочих торжеств, гости пришли в умиление от необычного пассажа, благодаря которому свадьба эта запомнилась.

После короткого, духнедельной продолжительности медового месяца, проведенного на морском курорте, новоиспеченные супруги Ламм поселились в нанятой ими в Авиве квартире. Праздничная суматоха осталась позади, но в неуемной коловерти молодости и будни – праздник.

***

Райлика вернулась в газету и в университет.Верный слову, Мики привел Нимрода в штаб-квартиру Левой партии и представил своему патрону. Беседуя с молодым кандидатом в работники, проницательный чиновник пришел к заключению, что перед ним – перспективный и ценный материал. Субъективная оценка способна добавить вещи ценность. Тогда и цена вещи растет. Нимрод был принят в сонм сотрудников без обычной волокиты, притом вовсе не на ту должность, которую прочил ему заинтересованный покровитель, а куда как выше. Шипы тревоги и зависти впились в сердце Мики. С этого дня Нимрод вступил на короткий путь борьбы и преуспеяния.

Свиток теперь хранится в доме Ламмов. Райлика не вполне понимает значение этого испещренного древними письменами пергамента, этого феномена в истории эрцев. Нимрод, полагая себя сведующим, взялся просветить юную супругу.

“Свиток спасения вобрал в себя откровения из святых книг и книг мудрецов. Свиток – как маяк, что указует на берег спасения эрцев, тысячелетиями скитающихся в море бедствий. Необычен огонь этого маяка. В разные времена и разными людьми виделся и видится свет его то с одной, то с другой стороны. Не раз уж сбивал он людей с толку и не к спасительному берегу приводил их, а к новым мукам. Но что бы ни случалось, эрцы верят в спасение, и корень этой веры – благость избранничества, которое им важнее любви, важнее богатства, важнее всего на свете. Коли мы избраны богом, стало быть спасены будем непременно! Все эрцы едины в том, что спасение есть решительная перемена к лучшему, но лучшее эрцы понимают по разному.

Люди пойдут за теми, кто владеет Свитком. Как убедить людей, что Свиток в наших руках? Показать его? Нет! Глазам своим люди не верят, им дела подавай! А вернее, успех в делах. Успех – вот мерило правоты. Вот и мы с тобой, Райлика, и наша Левая партия успехом должны доказать правоту. Братья твои тоже хотят спасения эрцам, но если, боже сохрани, успех придет к ним и к их Правой партии, - не миновать беды. Мы победили на выборах, и это первый шаг. Сделаем еще несколько твердых шагов, и тогда без опаски выглядеть лжецами во весь голос провозгласим, что Свиток у нас. И нам поверят, и нас поддержат, и принесем эрцам спасение!”

Райлика с восхищением слушала длинный монолог возлюбленного своего супруга, и обожание застилало смысл слов и превращало их в непреложную истину. Однако, позволила себе мысленно не согласиться с тем, что есть нечто, что важнее любви, хотя бы этим нечто было избранничество.


Глава 8

Свиток

Итак, бывший главный военачальник армии эрцев, завоеватель земель, что простираются за серой линией, многими почитаемый и многим ненавистный, глава Левой партии стал Первым министром. Великими трудами, искусными маневрами и досадными компромиссами, опираясь на верных врагов и обходя козни друзей, он собрал вокруг себя пестрое правительство, назначив десятки министров из числа избранных народом скрытых праведников.

С герами был заключен мирный договор: они не станут более воевать страну Эрцель и досаждать ее народу, а взамен эрцы вернут им земли за серой линией, и геры назовут эти земли своей страной. И воцарится мир.

- Безумцы! С кем заключили договор? Доверять слову нецивилизованных варваров? Безумие становится повседневностью! – вопиют любящие войну.

- Мы сами воспитаем достойного партнера, а вы не хотите мира! – отвечает Левая партия.

- Безумцы! Не отдавайте землю! Наши поселения – форпост и страховой полис страны! – возвышают голос жрецы и коноводы поселений за серой линией.

- Безумцы обыкновенно говорят правду, а я знаю вашу ложь и вашу суетню! Хоть пропеллерами крутитесь, но я поступлю по воле большинства! – ответствует Первый министр.

Тяжек путь страны Эрцель к миру с соседями. Спину и плечи Левой партии оттягивает проклятый короб грехов. Миролюбцы опасаются, что испытанные вожаки приведут их к краю пропасти. На счастье эрцев появился новый человек, неизвестный никому прежде Нимрод Ламм, ничем не запятнанный в обозримом прошлом. Свежая кровь.

Полгода трудов в партийном штате – и Нимрод стал лучшим сочинителем речей для ораторов своей партии. Да что там сочинитель речей! Окрыленный, он сам начал выступать перед людьми и преуспел выше всех похвал и уж почти не уступал в этом искусстве Первому министру. А тот, довольный, пригласил его вместе с Райликой к себе в резиденцию, обласкал обоих, обнял по-отечески, сказал, что любит их и признался, что завидует их молодости.

Как ни странно, но безупречный эрцит Нимрода завоевывал больше симпатий, нежели нарочитый разговорный сленг его коллег. Красное слово в устах влечет и убеждает, обуздывает и вразумляет. Редкий в стране Эрцель шназский выговор склонял к доверию: “Этот не наш. Похоже, не врет”. Молодость и отсутствие в биографии политических корней возвышали его в глазах адептов.

Мики Парицки, который выдвинул Нимрода на авансцену политики, а прежде того взявший обязательства блюсти объективность и не питать недобрых чувств к чужаку, теперь корил себя за поспешность. Райлика безмерно гордилась супругом, но ревновала к его увлеченности. Чтобы полнее слиться с ним, раствориться в нем и растворить его в своей любви, она вникала в его занятия. Ее любящее сердце приписывало Свитку магическую силу. Она верила, что именно Свиток вознес Нимрода, и Свиток хранит его. Потихоньку от мужа она вчитывалась в письмена, запоминала, а затем вставляла в газетные заметки то одну, то другую цитату. “Я употребляю Свиток для нашего дела, и вот, успехов все больше, и скоро мы объявим громогласно, что владеем Свитком, и все-все эрцы присоединятся к нам, и снежной лавиной явится спасение, и конец борьбе!” – говорила себе Райлика.

***

В семье Сары и Гилада поселились радость и тревога. Ждут пополнения. “Жаль, что это неизбежно дойдет до Алекса, причинит ему боль” – думала Сара. Беременность была тяжела ей. Саре поневоле пришлось оборвать цепь удач в страховой конторе мужа – до иных времен. Теперь она денно и нощно пребывает в Бейт Шэме. За ней присматривают Косби и Хеврон. Регулярно Гилад возит жену в Авив показывать врачам. Часто будущие молодые мама и папа навещают Луизу и Бернара и Райлику с Нимродом.

Встречаясь, Гилад и Нимрод не спорят, ибо спор – война без стрельбы. Они с разных полюсов взирают на мир. Понимают, что диспут не сведет и не разведет их. Новичок, Нимрод интуитивно нащупал традицию страны Эрцель: семейная арена - не для идеологических сражений. Вслух шутят друг над другом, оба смеются, но каждый себе на уме. Якшание между ними – это ясный безветренный день, с высокими белыми барашками, почти не заслоняющими солнце.

Другое дело – жены политических борцов. Продолжая метеорологические сравнения, отметим ветер слабый до умеренного, передвигающий по небу серые облака. Поначалу Райлика и Сара влюбились друг в друга. Беременность старшей пробудила сочувственный интерес младшей. Но Райлика не одобряла занятия невестки нечестным, как ей казалось, страховым делом. Настораживала ее эластичная биогафия уроженки Хорфландии. Возможно, прямолинейность молодости рождала недоверие. Однако, ветер гнал тучи по небу с другой стороны. И Сара и Райлика не столько идеями мужей своих, сколько ими самими дорожили. Абсолютная солидарность проистекала из чувств. Каждая по своему видела в муже смысл своего бытия. В непримиримости воззрений, над которой мужчины шутили, женщины подозревали угрозу шутникам, и каждая смутно опасалась ущерба своему сокровищу.

Гилада тревожили нарастающие успехи левых и Нимрода в том числе. Бросались в глаза характерные цитаты в газетных заметках сестры. “Не привез ли дражайший мой зять Свиток из страны Ашназ? Ведь если, боже сохрани, попадает Свиток в нехорошие руки, он служит делу зла. Необходимо действовать. Промедление опасно!” – так думал Гилад и всякий раз, когда бывал в гостях у Райлики и Нимрода, все присматривался да прислушивался.

***

Как провожают в стране Эрцель выходной день? Расставят вкруг во дворе возле дома пластиковые стулья, и усядутся на них все семейство и гости. Круг большой, чтобы была причина говорить громко. Внутри круга или вне его стоит пластиковый же стол, а на нем – корзинки с семечками и орехами, тарелки с фруктами, бутылки с водой и соками и стаканы тут же. Взрослые переговариваются то лениво, то горячо, дети создают шумовой фон.

В Бейт Шэме, как и в стране Эрцель, любят посиделки. Вот в саду дома Хеврона расположились Сара и Гилад, Итро и робкая его супруга, Тейман и, конечно, хозяева – Косби и Хеврон.

Собрание почти семейное. Верные, лучшие из эрцев тут. Соль земли. В воздухе тревога. Левые грозят миром. Планы их катастрофичны. Отдать герам землю! Святую землю! Господь завещал ее своему народу и не простит предательства. Только левые безбожники способны на такую гнусность. Отнять у эрцев мечту о спасении! Как не допустить до беды?

- Я знаю левых, я знаю, что за моторчик стучит в груди левака! Сердце его пусто. Опасность реальна, но отвратима, - открыл дебаты Гилад.

- Главное – это земля! Безумие потакать герам. Пришельцы эти должны чувствовать себя нежеланными и лишними. Но самые чужие – это чужестранцы, что живут среди нас, - прибавил Тейман, и в глазах его блеснула сталь.

- Я знаю из святой книги: эрцам следует любить пришельцев, ибо сами они были пришельцами. И прозелитам положена любовь эрцев, - заявила Сара и глянула сначала на Косби, ища сочуствия, затем перевела взгляд на мужа, уверенная в поддержке.

- Здесь требуется толкование, - вступил в разгвор Итро, глядя почему-то не на Сару, а на Гилада, - благородная эта мысль верна в положении, когда эрцы – хозяева на своей земле, и когда их земля – это их земля, и сила на их стороне. Великодушие – прерогатива сильных. Мы обрели силу. Когда наберемся духу применить ее и до конца обретем завещанное нам, тогда, Сара, посулим ласку пришельцам, - сказал Итро, по-прежнему взирая на Гилада.

Жене Итро разговор был мало интересен. Она пыталась управлять детьми и не допускала опорожнения тарелок. Когда говорил муж, она придавала лицу выражение внимания и согласно кивала головой.

- Моя заокеанская страна стала великой благодаря пришельцам, - заметила Косби.

- Мы приехали сюда из-за океана, чтобы вернуть страну Эрцель эрцам, а не отдать пришельцам, - возразил Хеврон негромко, как бы обращаясь к самому себе.

- Ты прав, Гилад. Если нет бога в сердце – оно пусто, и ничего не свято, - вернулся к началу дебатов Тейман, - Парицки опасен прагматизмом, трактует о выгоде. Но Ламм опаснее, он худший из лжецов. Сеет гуманность в чувствительных душах. Разве ведомо ему, что просвещенная страна его стала палачом народа эрцев? Он перепрыгнул через историю, не знает нашей трагедии. Этот изысканный шназ слишком многим кружит голову. Сумасшедшему в образе пророка верят. За ним идут, словно в его руках Свиток. Безрассудство распространяется с быстротой чумы! - горячо и непривычно длинно проговорил Тейман.

- Боюсь, ты прав касательно Свитка, - заметил Гилад.

- Нимрод далеко не невежда! – вступилась Сара, и Косби поддержала.

- Геры убивают тело, прекраснодушные гуманисты-атеисты хуже – они убивают душу эрца. Таких карают в этом мире. И за проступок, и за намерение. Того требует баккара! – добавил Тейман.

- Не только баккара! Наши ясновидящие жрецы намекают на кару! – выкрикнул Итро.

- Нимрод не атеист! – воскликнула Косби.

- Разве что оттого, что и у атеистов имеется собственная религия? – с усмешкой заметил Тейман.

- Власть своих безбожников хуже власти чужого народа, - добавил Итро.

- Доморощенных богоборцев следует использовать для наших целей. Их гужевую силу направим на постройку и защиту поселений, вроде Бейт Шэма, - сказал Гилад.

- Их трудами приблизим спасение, а придет оно, и воздаяния грешникам этим не видать. Пусть себе говорят, что перехитрить можно кого-то одного, но не всех на свете. Мир думает: поселения страну обороняют, но мы то знаем: они ее завоевывают. Шаг за шагом. Акр и еще акр! – воскликнул Итро.

- Остановим любой ценой, - пробормотал Хеврон.

Стемнело. Гости разошлись. Хеврон сосредоточен, хмур. Составил стулья горкой один в другой. Косби унесла остатки со стола. Зазвенел телефон.

- Косби, у меня срочный вызов. Ребенок без сознания. Я еду.

- Где беда? В Бейт Шэме или у геров?

- Ребенок в опасности!

Косби смотрит вслед автомобилю. “Он мрачен. Что у него в голове? Зачем привез меня в эту страну?”

***

Гилад выкрал Свиток. Вот как было.

Райлика обнаружила, что после визита Сары и Гилада сейф не заперт и пуст. Вспомнила, что до прихода гостей сидела в своей комнате, читала Свиток. Ключ от сейфа покоился в кармане блузки. Постучали в дверь. “Это они” – подумала и крикнула: “Будь добр, Нимрод, открой гостям!” Сама же поспешила убрать Свиток в сейф, собралась достать из кармана ключ и замкнуть железную дверку, но тут зазвонил телефон. Она ждала звонка из редакции. Кинулась к телефону, ключ остался в кармане.

Сара и Гилад находились в гостиной с Нимродом. Сара уже на сносях. Внезапно почувствовала сильную головную боль. Пока Нимрод помогал ей лечь, Гилад принялся искать сестру по всем комнатам. Боль отступила быстро, однако Гилад заторопился: “Немедленно едем домой!” Гости мгновенно собрались и уехали, решительно отвергнув просьбы остаться. Райлика ощутила тяжесть ключа в кармане, бросилась к сейфу и увидела то, что увидела.

“Вовремя заболела голова у хорфландки!” – мелькнуло в голове у Райлики. Тут мысли отступили. Стало худо. Холодные пальцы, холодный пот, холодное железо, холодная пустота. Нащупала стул. “Хорошо, что Нимрод ушел по делам”- с изрядным перерывом пришла следующая мысль. А слезы не пришли.

Райлика вспомнила, как Нимрод, распалясь, сказал ей, что Свиток – его свадебный дар. Она урезонила его: Свиток – наследие народа, он слишком велик, чтоб служить подношением любви. Нимрод признал, что погорячился, но сладкий след остался в сердце Райлики.

Пришла беда, и с ней тяжкие предчувствия худших бед. Свиток для Райлики – это свеча ее жизни, свеча его жизни, свеча их любви. Погасла свеча, и чего ждать?

“Отныне Гилад злейший враг мой, свечу погасивший! Восстанет мститель из пепла мечты! Узнает Гилад, какова месть Райлики, все узнают, какова месть Райлики!” – думала она высокопарно, и невольно сжимались холодные кулаки.

“Хорошо еще, что за делами и заботами Нимрод не вспоминает о Свитке. Пусть подольше не знает о пропаже. Я не в силах признаться. Как дальше жить? Ложь между нами!”

“Я должна быть сильной. Не с кем советоваться. Кто поможет? Почему я не верю в бога? О, любимый Нимрод! Сердце трепещет в страхе!”

***

О новом месте хранения Свитка знают четверо: Хеврон, Гилад, Тейман, Итро. Теперь драгоценное достояние эрцев спрятано надежно. Посвященные в тайну поклялись свято хранить ее и беречь Свиток больше жизни. А еще решено было, что если трое из четырех потеряют жизнь или свободу, то оставшийся найдет верного человека и доверит ему тайну, дабы не случилось, что с гибелью последнего гаранта спасения священный Свиток будет утрачен для народа эрцев.


Глава 9

Хеврон

Бурлит, кипит страна Эрцель. Правые не допустят до беспрецедентного в истории эрцев преступления перед богом. Гнев, хитрость, деньги, а дойдет до крайности, то и огонь и свинец пустят в ход истые избранники и истинные патриоты. Новая надежда засветилась над сумрачным небосклоном потесненной Правой партии. Факел доставлен из-за океана бывшим бойцом элитного войска страны Эрцель, потомком элиты этой страны, который в трудную для нее минуту достойно назвал себя гордой крупицей черни и радетелем ее пользы. И вот, он вернулся на родину и стал новым вождем Правой партии.

Нет ничего в мире быстрей человеческого ума, он в вечном стремлении к деятельности. Опасность – и он становится остер и изобретателен. Если не впрок демонстрации шумные – надо превратить их в оглушительные! Если не будоражит более карикатура на Первого министра – надо смонтировать портрет его в обличии палача! “Напомним ему о пропеллерах!” – усмехаются портретоносцы.

Читают, слушают, думают генералы гвардии спасения. Трактуют, толкуют, разъясняют жрецы подлинной веры. Последние намекают открыто и провозглашают тайно.

Вода камень точит.

Новообращенные левые начинают вновь задумываться и колебаться. Колеблющиеся поддаются очарованию децибелов правоты и к носителям ее примыкают. Примкнувшие пополняют ряды новообращенных правых.

Нет ничего в мире инертней человеческого ума. Он пребывает в покое, и трудно сдвинуть его. Уж и Свиток перекочевал к правым, но большие успехи не спешат приходить к ним. Знают их верховоды и жрецы: чтобы произвести переворот в головах, требуется много терпения, усердия, труда, а то и драматических деяний.

***

Сара Фальк родила девочку. Здоровый и крепкий младенец. Велико ликование новоиспеченного отца. Былая скрытность Гилада в части романтической стороны его существования хоть и проистекала из благородства души, однако и ипохондрия была причем. “Я великовозрастный, а безженный. Не думают ли люди, что ущербный я? Того и гляди, станут вопрошать намеками и намекать вопросами, будут давать советы без спросу, досаждать сочувствием, грозить помощью!” Как женился на Саре – распрямился душой. Супруга понесла – и гордился увеличивающейся медлененно, но неуклонно полнотой ее фигуры, словно мастер, убеждающийся всякий раз в непреходящей силе своего творения. Родилась дочь – и стал выше ростом, хотелось петь, советовать, сочувствовать. “Я не хуже, я равный!”

Саре дитя досталось тяжело. После родов была слаба, и врачи предсказывали не быстрое возвращение сил. Луиза и Бернар радовались новой внучке больше, чем отпрыскам Хеврона. Почему? Во-первых, малютка – это семя засидевшегося в холостячестве сына. Во-вторых, они любили и жалели Сару, а Луиза еще и винила себя за несправедливые мысли о ней. Ну, а в-третьих, и в главных, они и сами не знали почему. Гилад – добытчик, делец и деятель – днями-вечерами пропадает в конторе, у клиентов и по делам народной пользы. И бабушка с дедушкой ринулись в Бейт Шэм выручать сноху. И старший сын доволен, ибо и его чадам достается доля любящего внимания.

Радостная весть пришла в дом к хорфландским родителям. Рождение внучки отец Сары великодушно одобрил, но сопутствующие обстоятельства не приемлел с неизменной стальной твердостью. Зато мать признавала лишь главное, то есть долгожданное и счастливое событие, наконец-то случившееся. С радостью и тревогой в сердце засобиралась в дорогу – нянчить новорожденную и выхаживать дочь. Впопыхах набрала старый телефонный номер, и ей ответил Алекс. С первых же слов Алекс понял то, что скрывала от него Сара. Поняла свою ошибку и бывшая его теща. Быстро и неловко окончился разговор. Сара огорчилась, узнав. “Неизбежного не миновать!” – вздохнула.

Приезд хорфландской бабушки создал проблему коммуникации в доме. На Сару легла обязанность переводчицы. С некоторой обидой, но и с полным сознанием ее неосновательности, Луиза и Бернар вернулись в Авив.

Пожилой женщине не тяжелы были труды у дочери, но не давалась привычка к новому ее имени, звучание коего в Хорфландии обыкновенно вызывало известную напряженность и юмористические ассоциации. Имя “Диана” то и дело срывалось с материнских уст.

***

Третью неделю подряд резервист Хеврон Фальк пребывает на армейских сборах. “Неужто не будет с тебя врачебной военной специальности?” – вопрошает Косби. “Я бывший сержант и не собираюсь терять боевую форму!” – достойно ответствует Хеврон. Каждое утро, пробудившись с рассветом, он облачается в солдатское одеяние и, автомат на плече, садится в машину и едет на базу, к которой приписан. В изнурительных тренировках тщетно, но упорно старается не отставать от молодых. Напрашивается в самые опасные патрули за серой линией, а вечером, усталый, не отказывается выезжать на срочные вызовы.

Этим утром Хеврон Фальк проснулся с мыслью, что настает его великий день. День, который подведет итог дням его жизни. День, что станет судьбоносным для страны и земли Эрцель. День, назначенный увековечить его имя в памяти разумных и благодарных эрцев. День, призванный вернуть его народ на арену истории. Так, отдавая должное пафосу, думал врач и солдат.

Живя за океаном, Хеврон привык молиться второпях. Но сегодня творил молитву ретиво и, произнося слова отчетливо и проникновенно, являл абсолютную и безоговорочную лояльность тому, к кому обращал свою речь. Собираясь в дорогу, размышлял.

“Свиток у нас, но события по-прежнему скользят по левой колее злонамеренной власти. Господь перстом своим указал на меня, удостоил счастьем совершить деяние, которое поворотит легковерные головы в правую сторону. Тогда и Свиток станет подлинно наш!”

“Левые преуспевают. Геры заманивают страну в ловушку. Какое уж там спасение!? Новых земель не приобретем и завоеванные утратим. Хорошо еще, что не все геры наивны, как наши левые. Благословляю ненависть геров к нам. Необходимо расшевелить их инстинкты!”

Хеврон зашел в спальню. Поцеловал Косби в лоб. “Не проснулась, это хорошо.” Дети под утро спят крепко. Каждому, по порядку старшинства, достался отцовский поцелуй. “Пора ехать. Благослови меня бог.”

Светает. Хеврон сел за руль. Сумку и автомат положил на сиденье справа. Час дороги до базы. Час раздумий. Имеющий силу признаваться обретает успокоение.

“Ах, Косби, я бывал несправедлив к тебе. Я эгоист, я знаю. Я редкий гость в нашем доме. Я скрытен. Я слишком мало думал о тебе. Что можно изменить сейчас?”

“Я знаю, Косби, ты не сомневалась в моей любви. За это благодарю. Я помню тебя невестой. В твоей семье не только не молились, даже праздников наших не знали. Заокеанские эрцы! Уступая мне, стала блюсти традиции. Без веры, но и видимость важна. И за это тоже благодарю. Ты считаешь меня фанатичным. Пусть ты права. Народ хранят его фанатики.”

“Мне не страшно, Косби. Вера – вот мой транквилизатор и мой адреналин. Как врач говорю. Я – почти мессия. Жизнь мою господь оценил высоко, приравнял к великой цели. Он уповает на достойного. Свершивший станет святым. Мне не страшно, Косби!”

Вот и база. У ворот поджидает патрульный джип.

- Заждались тебя, Хеврон, - гаркнул из джипа командир патруля.

- Медленно ехал, - ответил Хеврон.

- Все думаешь, мыслишь?

- Есть о чем.

Хеврон пересел в джип. Машина рванула с места. Двинулась в направлении деревень геров, вглубь за серую линию.

- Ты бледен сегодня, Хеврон!

- Тебе кажется.

- Боюсь, что нет. Ты в порядке?

- Пожалуй, глотну утренней прохлады. Я выйду здесь. Я посижу. Тут не опасно. Вернетесь из деревни – заберете меня.

- Будь по твоему.

Хеврон вышел, уселся на землю. Джип тронулся.

- Нельзя терять его из виду. Заедем за тот холм и будем наблюдать, - сказал командир водителю.

***

- Луиза, Луиза! Сюда! Немедленно! – раздался вопль из гостиной.

- Что случилось, Бернар?

Испуганная Луиза, как могла быстро, вбежала в открытую мужем дверь гостиной. Никогда прежде она не видала мужа в таком исступлении.

- Слушай! – крикнул Бернар, указывая на телевизор. На экране крупным планом вырисовывалось гневное лицо Первого министра. Он заканчивал краткое экстренное обращение к гражданам страны Эрцель: “Хеврон Фальк – наша беда и наш позор!”

- Боже мой! Бернар! Что это значит? – заголосила Луиза. Слезы брызнули из глаз.

- Что-то страшное произошло! Я не знаю. Включил телевизор минуту назад!

- Что с ним? Он жив?

- Не знаю ничего! Едем в Бейт Шэм! Я не могу вести машину, руки дрожат. Одевайся, я вызываю такси.

Шофер такси непривычно молчал. Он догадывался, кто есть его пассажиры, эти плачушие старики. По радио звучала истерическая патетика предводителя геров, коего Левая партия прочила в партнеры страны Эрцель и воспитывала для этой цели. “Люди, спасите мой несчастный народ! Геры избрали мир и жизнь, эрцы ответили войной и смертью! Защитите мой бедный народ!” – разрывал эфир скорбный крик.

***

Весь клан Фальков собрался в доме и во дворе дома Хеврона. Здесь же Нимрод, Итро, соседи. Двор не вмещает всех. Плач и стон до небес. Телевизор и транзисторные приемники. Запрещение армейской цензуры на публикации. Район объявлен закрытой военной зоной. Журналисты со всего света тут как тут и с часа на час ждут отмены всяческих запретов. Мировая пресса, сильнейшая власть на земле, любит страну Эрцель – непересыхающий источник новостей.

Трудно в точности знать, что происходит, но ясно, что свершилось непоправимое, и горе пришло в дом и навсегда поселилось в нем. Косби в окружении детей, устала от слез. Эрцит покинул уста, говорить могла лишь на языке безоблачного заокеанского детства.

Гилад, Тейман и Итро держались вместе. На физиономиях написана заговорщическая важность. Они вполголоса обменивались редкими многозначительными фразами, как люди, знающие больше прочих. Казалось, время от времени по лицам их пробегала тень страха.

Луиза и Бернар льнули к Косби и внукам, гладили детей по головам. Слезы не высыхали на старческих щеках.

Райлика и Нимрод сидели рядом, прижавшись друг к другу. Взгляд Райлики застывший, скорее тупой. Иногда глаза ее оживлялись и непроизвольно и недобро – зырк в сторону братьев. Полная страха, она цепко держала руку Нимрода, и до судорожности крепко сжимала ее, останавливая всякую его попытку сдвинуться с места.

Сара и мать ее с малюткой на руках сидели чуть поодаль. Сара, не новичок в стране Эрцель, могла строить догадки о том, какой и откуда грянет гром. Заботило ее, как объяснить дело испуганной матери. “Сможет ли эта добрая женщина уложить в своей старой голове чуждые и непонятные страсти? За что ей такая доля?” – думала Сара, жалея мать.

Ночью была отменена цензура. Утренняя газета открывалась статьей Роны Двир, озаглавленной словами Первого министра: “Хеврон Фальк – наша беда и наш позор.” Рона писала, как вчерашним ранним утром резервист Фальк никем не замеченный вошел в стоящий неподалеку от дороги молитвенный дом геров, собравшихся там во множестве для утренней молитвы. Спрятался за колонной у входа. Молящиеся обращены к нему спиной. Он вставил магазин с патронами в автомат и стал стрелять в людей. Кончилсь патроны, и он тренированно быстро сменил магазин и продолжил деяние. И так – несколько раз. Люди обезумели от ужаса. Стены и пол залиты кровью. Два молодых гера первыми достигли выхода, увидели стрелявшего, обезоружили, повалили на пол. Началась расправа. Примчался патрульный джип, находившийся неподалеку. Прибыли вертолет и пехота. Тело Фалька спасли. Десятки убитых геров – кровавая жатва дня. “Почему, - вопрошает Рона Двир, - врач, спасавший детей, убивал их отцов?” И сама отвечает: “Он хотел остановить мир и начать войну, полагая в ней путь к спасению эрцев. Это ложный путь. Не наш путь. Большинство народа страны Эрцель думает, как я. Верю. Хочу верить.”

***

Похороны Хеврона Фалька стали самыми многолюдными похоронами в Бейт Шэме за всю недолгую историю этого поселения. Мужчины и женщины, стар и млад, весь Бейт Шэм и эрцы из прочих мест за серой линией, единомышленники из Авива удивительно большим числом – все они собрались вместе, чтобы попрощаться с детским доктором и героем и восславить его. “Как пугающе много сторонников! Совладаем ли с легионом? Рона пишет одно, а здесь говорят другое. Чья точка зрения истинна? Точка зрения власти?” – думал Нимрод.

Когда ритуал был завершен, и родственники покойного – плачущие женщины и угрюмые мужчины – направились к дому, который прежде звали домом Хеврона, один из жрецов подошел к Бернару и, пожав ему руку, сказал: “Господин Фальк, вы воспитали достойного сына патриота. Пусть в вашем сердце гордость займет место скорби.” Бернар отпрянул от ободрителя и сострадальца, добавившего горя к горю.

Семья Фальк ушла, но люди не расходятся. Итро сказал, что вот, подлинный праведник ушел навсегда, но память о его деянии эрцы должны сохранить в сердцах. Другой жрец добавил, что не только в сердцах людей, но и перед глазами их должна жить память. Установим обелиск на главной площади и выбьем на камне надпись в назидание новым поколениям эрцев. И люди сделали денежный сбор и жертвовали щедро, как никогда. Третий жрец посетовал на новое поколение, дескать чересчур много безбожников, и безразлично им спасение народа. “Как и мы с вами, - утешил его Итро, - также и в бога неверующие больны сладкой верой в избранность. И потому они скорее с нами, чем против нас, и числом и мощью своей вывезут нашу колесницу к вожделенному спасению.”

Глава 10

Нимрод

К тому времени, когда Сара родила Гиладу первое дитя, у сверстника его Итро росли пятеро ребятишек, и тихая скромная супруга его была беременна шестым. Итро Окс не был уроженцем страны Эрцель. Родители, эрцы, пожелали воссоединиться со своим народом и прибыли издалека, и с ними их чадо – восьмилетний Итро. В те годы страна Эрцель была слишком молода и не слишком богата, чтобы ставить на ноги своих новичков. Отец и мать работали с утра до ночи, торопливо кладя кирпич за кирпичом в стены здания желанного благополучия. Поглощенные затягивающим и изнурительным этим занятием, не имея досуга для отрока и полагая, что лучшее правило воспитания – не слишком воспитывать, они определили его в интернатную школу. В праздничные и выходные дни Итро присоединялся к отцу с матерью, утешая, радуя и подавая надежды, а прочее время пребывал в школе вдали от дома.

Оксы разделили общую судьбу семей переселенцев. Под ярмом труда, сулящего лучшую долю, отягченные старым опытом и чересчур долго безъязыкие, невосприимчивые к новизне, вернувшей их на нижнюю жизненную ступень и заставившую вновь карабкаться вверх, взрослые утрачивают престиж наставников в детских глазах. По чистому пишется быстрей и прочней, чем поверх написанного. Юный ум живо впитывает начала опыта. Становясь безраздельным авторитетом, новые искусные учителя выуживают детей из семейного тупика. Хорошие лошади выйдут и из диких жеребят, если их правильно выездить. Пройдет несколько недолгих лет, и родители поймут, что наследники ничего не наследовали.

Школа, в которую Оксы-атеисты отдали учиться Итро по совету случайного знакомого, оказалась религиозным заведением. Учителя добры, товарищи неожиданно не злы к новичку. Быстро овладевая языком, Итро стал делать успехи. Мудрость святых книг эрцев давалось ему хорошо. Он охотно принимал на себя бремя праведности и отлично усваивал утилитарный смысл, что в строке и за строкой. Учителями Итро были жрецы. Школа принадлежала к важной в стране Эрцель корпорации религиозных ее жителей, во главе которой стоял жрец по фамилии Ках.

Руководящая идея жреца Каха состояла в создании внутри страны Эрцель добровольного гетто из богобоязненных эрцев, которые живут праведно, ревностно соблюдая заповеди. Ках признавал законным только один вид труда для мужчин своей корпорации – читать самим и разъяснять другим святые книги, глубины мудрости которых он полагал доступными без исключения всем. Прочие виды деятельности, включая военную, презирались, и соблазнявшиеся ради заработка подвергались гонениям внутри сплоченной общины. Как и все эрцы, Ках мечтал о спасении народа, но осуждал стремление ускорить его суетой рук человеческих, ибо спасение доставит бог. Ках не был ретроградом или мелочным тираном, гасящим искру свободомыслия. Скажем, одеяние мужской половины его корпорации хоть и оличалось единообразным фасоном двухвековой давности, но, в то время, как часть мужчин вправляла штанины черных брюк в носки белого цвета, другая же их часть была привержена черным носкам. “Эрцам, избранникам божьим, нельзя походить на прочие народы. И в одежде эрц должен выделять себя!” – говаривал Ках нижестоящим в жреческой иерархии.

По достижении брачного возраста – восемнадцать лет по неписанным правилам корпорации – Итро, при деятельной помощи общины и с немого благословения родителей, был оженен на бедной и безгласной девушке, воспитанной в духе почитания мужа и послушания ему.

Итро не лишен честолюбия. Ему хотелось деятельности и успехов. Жаль, что трудолюбие его не получило развития в рядах корпорации Каха. Молодой Окс стремился на волю. В детстве он успел глотнуть иных, не святых книг, и, вспоминая кое-что, прозвал своих товарищей белоносочниками и черноносочниками. И вот, Итро решается на драматический шаг. Он оставляет Каха и переходит в другую корпорацию, которую возглавляет жрец по фамилии Шук. Так началась дружба Итро с братьями Фальк, тоже сторонниками Шука.

Великой целью Шука являлось возвращение земель за серой линией ради приближения часа спасения, достигаемого умами верующих его адептов и руками безбожных эрцев. Не только в отношении к спасению, но и в других отношениях разнились воззрения Шука от воззрений его идейного антипода. Шук поощрял труд, в том числе и дозированный военный. Члены корпорации Шука, пребывая за серой линией, например, в Бейт Шэме, любили обувать сандалии и одевать рубахи в клетку. Впрочем, отношение Шука к одежде отличалось либерализмом. Корпорации не были дружны между собой, скорее враждовали. Главы же их, жрецы Ках и Шук, ни речами уст, ни словом печатным, никогда и нигде не упоминали друг о друге, словно соперника не существовало вовсе. Не замечать – сильнее, чем опровергать чужое и утверждать свое.

Умный читатель святых книг научается понимать, каким образом зацепляются друг за друга колесики в механизме человеческой души, и знает, на какие пружинки следует нажимать, чтобы колесики эти поворачивались в нужную сторону. Иными словами, древние тексты выучили Итро Окса на хорошего психолога-практика. Он умел нравиться, примирять, подстрекать. Райлика, страшившаяся фанатизма братьев, почитала Итро за либерала меж ними и неосознанно доверяла ему.

В стане жреца Шука Итро нашел приложение своему дарованию. Он сделался влиятельным человеком в благословляемой Шуком Правой партии, прослыл признанным мастером тактики. Подвиг Хеврона Фалька хоть и не пропал втуне, но войны не разжег и левых не отчаял. Неунывающий Итро выдвинул план: диспут наподобие средневекового. По замыслу, диспут между правыми и левыми предполагался на главной площади Авива, при огромном стечении эрцев. А после диспута – плебисцит, который определит судьбу мира с герами. Идея получила народное признание, и обе стороны, каждая рвется к победе, начали подготовку. И никому не ведомо было, что творец плана, объявленного публично, имел в голове еще один план, но тайный.

***

Поздним вечером Шай Толедано сидел в своем маленьком редакторском кабинете и тяжело ворочал усталыми мозгами. Изнурительные для прессы дни. Буря политической борьбы разыгралась не на шутку. Поспеть, увидеть, услышать, прочитать, написать. Не хватало дня. Теперь и вечера не хватает. Шаю, как и прежде, близки правые идеи, хоть и не все. Деяние Хеврона Фалька грузом легло на совесть. “Безумие пожирает здравомыслие” – размышлял Шай. Он полон почтения к Первому министру, в испытаниях стойкому, как оловянный солдатик. “Кажется, я раздваиваюсь!” – думал.

Вошел Мики Парицки.

- Приветствую тебя, боевой товарищ! Ты на посту в столь поздний час! – проговорил вошедший.

- Рад тебе, дружище! Принес материал?

- Какая же еще причина сведет двух психов ночью в редакции?

- Клади рукопись на стол. Посмотрим завтра. Садись, я сварю кофе.

- Кофе? Хорошо. Не иначе, хочешь занять гостя беседой!

- Хорош гость! Хозяином обосновался у нас.

- Шай, нет времени рассусоливать. Разливай кофе, да выкладывай поскорей.

- Что ты думаешь о диспуте и плебисците, Мики?

- Чудный шанс для звезды господина Ламма блеснуть на авивском небосводе.

- А если серьезно?

- Не потерять бы истину в излишних спорах! А так, я – как все наши: жду и надеюсь.

- Хорошо, что упомянул Нимрода.

- Как не упомянуть его? Он свел с ума страну Эрцель.

- Довольно иронии.

- А ты переходи к делу.

- Мики, день диспута совпадает с религиозным праздником. Это плохо. Я информирован. Правые и люди Шука будут слишком возбуждены. Есть горячие головы. Дело может принять дурной оборот.

- Вече под охраной тысяч полицейских. Чего же еще?

- Я думаю, следует перенести диспут на другой день.

- Я пешка! Скажи Нимроду!

- Я говорил ему! Предупреждал, что есть опасность лично для него.

- И что же?

- Он рассмеялся в ответ, сказал: “Угрозами меня не запугать!” Молодой, наивный, упрямый шназ!

- Предоствь дело Райлике.

- Говоривши с Нимродом, мне теперь невозможно обращаться к Райлике.

- Боишься, Нимрод догадается, что ты думаешь, что он подкаблучник?

- Я так не думаю...

- Что вам угодно от меня, господин Толедано?

- Остереги Райлику, скажи, что многие ненавидят Нимрода.

- Да ведь нет опасности! Фантазируешь!

- Мики, это важно. День диспута надо менять. Я на тебя надеюсь.

Мики принял задумчивый вид. Шай расценил молчание друга, как знак неохотного согласия.

“Возможно, Шай прав. Но какого черта? Уж хлопотал однажды за этого выскочку-шназа! Пусть намнут ему бока! Ладно, утро вечера мудренее” – размышлял Мики по дороге домой.

Утром Мики вспомнил ночной разговор. И не унял гордыню, и не одолел зависть.

***

И было утро, и был вечер, день последний.

В станах противостоящих партий составлены речи, приготовлены каверзные вопросы к противнику, выучены импровизированные ответы. Завтра, в праздничный день – вече народное.

Не спокойно на сердце у Райлики. С тех пор, как Нимрод двинулся в гору, стал одними любим и другими ненавидим, свеча тревоги то тускло, то ярко горит в ее душе. Кто больше всего на свете жаждет покоя, от того непокой не отступает.

- Береги себя, Нимрод. У тебя не только противники, есть и враги.

- Я не боюсь, Райлика!

- И правильно, не бойся! Но береги себя, милый!

- Ты что-нибудь слышала? Что-то или кто-то грозит мне?

- Ничего определенного. Но завтра диспут. Воздух тяжел, как перед грозой. А ты слышал?

- Я – да, то есть нет... – осекся Нимрод.

Райлика разыскала Итро. В этот день он находился в Авиве, в штабе Правой партии.

- Здравствуйте, Итро. Удивлены?

- Здравствуйте, Райлика, я рад вас видеть. Что привело вас сюда?

- Итро, вы не из наших, но я доверяю вам больше, чем братьям. Я боюсь за Нимрода. Ему ничего не грозит?

- Райлика, мы противники, которые блюдут закон.

- Вы не ответили. Нимроду ничего не грозит?

- Нимроду ничего не грозит. Ваш вопрос обиден, но извиняется любовью.

- Ах, Итро! Вы лучший среди ваших! Обещайте мне, что сбережете Нимрода!

- Райлика, вы растрогали меня! Клянусь, волос не упадет с головы вашего мужа! Хотя клятва вовсе ни к чему. В конечном счете, у всех эрцев общая цель, не так ли?

- Я благодарна вам, Итро. Я почти спокойна. До свидания.

- До свидания, Райлика. До встречи на диспуте.

И Райлика, почти спокойная, покинула штаб Правой партии.

***

Диспут открылся речами. Жребий указал на первого оратора – от Правой партии. Тот произнес свою речь. Гул приветствий и громкие возгласы ликования раздались справа от трибуны. Молчание слева. Вторым говорил делегат Левой партии. Это – Нимрод. Райлика старалась держаться возле мужа – так ей спокойнее. В суматохе ее оттеснили, она не заметила, как оказалась вдалеке от трибуны. Слово Нимрода было прекрасно. Аплодисменты слева. Свист, трещетки, хлопушки, проклятия – справа. “В споре, как на войне: слабый шумит, надеясь впечатлить и устрашить” – удовлетворенно думал Нимрод, спускаясь с трибуны.

Вдруг гром тишины разорвал небо. Несколько секунд беззвучия. Потом в воздух взвился нестерпимо пронзительный, истерический крик. За ним другой, третий. Вопли одиночек превратились в рев толпы. Давка, неразбериха, сирены полицейских машин. Тысячи ринулись с площади в рукава улиц. Райлика кинулась навстречу потоку – скорей к трибуне. Мики и Шай – с ней. Прорвались. Пустое пространство. Тело Нимрода распластано на асфальте. Кровь. Сквозь остатки стада продирается черный автомобиль, за зарешеченными окнами – контур человека в наручниках. Истошный, звериный вопль вырвался из горла Райлики. Она рвется к Нимроду, полицейские преграждают дорогу.

Санитарная машина мчит Нимрода и Райлику навстречу страшному приговору. Она лихорадочно целует белый лоб, белые губы, белокурые волосы. Соленый вкус. Это ее слезы на его лице.

- Не умирай, не умирай!

- Любимая Райлика...

- Не умирай!

- Береги Свиток...

- О, Нимрод!

- Он стрелял...

- Кто?

Нимрод замолчал.

- Не умирай!

- Трак-трак...

- Нимрод! Он бредит...

Первый из подбежавших врачей схватил руку раненого, ища пульс, затем приподнял ему веки. Горестно развел руками, молча ушел. У входа в больницу ждали примчавшиеся раньше Мики и Шай. Подъехала еще машина. Вышли двое: Гилад и Итро. Райлика, казалось, не замечала никого.

Райлику увезли домой. Все свои в сборе. Глаза Райлики закрыты. Она с трудом понимает происходящее вокруг. Высшая степень горя уводит за пределы чувств.

Рыдания матери. То ли вздохи, то ли стоны отца. Негромкие реплики Косби, Сары, Гилада, Итро.

- Как горько плачет мама, она любила Нимрода...

- Она любит Теймана... – сказала Косби.

- Теймана?

- Да. Это он стрелял!

Косби наклонилась к Райлике. Вдова обняла вдову.

- Это правда, Косби? Брат убил мужа. Мой брат убил моего мужа. Так может быть, Косби?

Райлика говорила очень тихо, на одной ноте, не вполне сознавая смысл слов. Косби не отвечала, плакала.

К Райлике подошел Итро. “Мне нет прощения. Вотще я клялся. Кто мог предвидеть, что такое между эрцами возможно?” – сказал Итро, и глаза его полны муки.

Райлика молчит, снова в забытьи.

***

Нимрода Ламма, уроженца страны Ашназ, хоронили на горе Скорби – место погребения героев страны Эрцель. Женщины – в черном. Черно от горя белое, как мел, лицо молодой вдовы. Испуганный Гилад и верный Итро держат ее под руки. Сара рядом с матерью. Луиза и Бернар сидят – не зазорно склоняться под властью горя. Рядом с ними Рона Двир и Первый министр. Неподалеку стоят Мики и Шай. За ними – несколько сот провожающих.

Первый министр наклонился к несчастным старикам. “Я сострадаю и соболезную...” – сказал. “Кого и что он имеет в виду, убитого зятя или страшную судьбу сыновей?” – пронеслось в голове у Роны. “Бедный сирота!” – добавил поспешно Первый министр. Потом подошел к Райлике, обнял ее за плечи. “Он был так красив! И душой красив!” – сказал ей. Она уронила голову на грудь.

Принесли намогильный камень. Прочитав выбитые на нем даты, Рона вскинула удивленный взгляд на Первого министра. “Он мало, слишком мало жил! Позже объясню,” – ответил тот на немой вопрос, потом добавил: ”Это трагедия, когда благородного губят низменные силы.”

Рона с болью взирает на разбитый корабль семьи Фальков. “Нет в мире такого горя, которого не исцелит молодость” - думает она о Райлике. Затем переводит взгляд на Луизу и Бернара. “Тяжело перенести несчастье, стократ тяжелее переносить его все время.”

На похоронах не было ни нового вождя Правой партии, ни жрецов из кагорты Шука. Последние отмежевались от Теймана Фалька, как убийцы-одиночки. Один из жрецов хотел было написать в газете своей корпорации, дескать всякое убийство справедливо, ибо, что ни делается, – то по божьему замыслу. Но внутренняя цензура самосохранения удержала борзое перо.

Тейман Фальк в тюрьме. Не кается. Горд. Он отвергает защитника в суде. Он требует баккару и все святые книги. “Не давать ему древние тексты! Он искал и нашел в них вдохновение!” – возвысила голос газета Роны Двир. Но жрецы восстали, настояли, убедили и победили.

Глава 11

Гилад

Две партии в стране Эрцель, и два мнения о спасении – свое у каждой. Левая партия ищет спасения в мире с соседями, Правая – в изгнании их. “Эти несут всем нам гибель” – говорят обе партии, указуя пальцами друг на друга.

Два брата свершили два деяния. Хеврон убивал чужих, дабы воцарить войну, Тейман убил лучшего своего, дабы поджечь мир. В стане левых раздались голоса: “Убийство отвращает эрцев. Поскорей, пока гнев народный горяч, учредим выборы, и тогда почти все сто двадцать скрытых праведников в парламенте будут из наших, и назначим своих министров, и придем к цели!” Но благородному нраву Первого министра претит плебейская хитрость. “Победим в равном бою!” – сказал он.

Безнаказанность – величайшее поощрение. Правые, не видя грозного меча воздаяния над головой, быстро оправились от первого страха, лукаво отреклись от убийц, сгруппировали силы и перешли в наступление. И вот уж они затевают демонстрации и митинги, шествия и марши, манифестации и парады, походы и сходы. И новый заокеанский вождь Правой партии неизменно в первом ряду. А во втором ряду – жрецы. “Атакующий всегда прав! Каин прав!”- трактуют они.

Левые, лишившись красноречивого вдохновителя, замешкались, стали терять высоту. Разыгрались сверх меры неизлечимые болезни либерального суемудрия и внутренних перекоров. И таял перевес.

Не захотел оставаться в стороне от актуальности доктор и профессор Даркман, создатель баккары на хорфландском языке. Им сочиненная и им же переведенная на эрцит научная статья на злобу дня не была принята в издательствах, и он, неунывающий и кроткий, удовлетворился обсуждением проблемы с учениками.

- Осознание зла приходит либо путем страдания, либо путем исправления, - сказал один ученик.

- Свет Творца не проникает более в души людей, - сказал другой ученик.

- Они хотели построить город-башню, - сказал третий ученик.

- Эгоизм оказался больше, чем предполагалось, и его пытались исправить насилием, - сказал лучший ученик, Алекс Фрид.

- Произошедшее явилось невиданной доселе катастрофой. Мир следует баккаристическому сценарию. Нам не избежать ответа на вопрос: “А для чего мы пришли в этот мир?” – подвел конкретный итог профессор Даркман.

***

Трагедия семьи Фальк, членом которой стала Сара, замедлила поправку после тяжелых родов. “Ах, если бы не мама, что бы я делала?” – думала Сара. Ее потрясли позор и триумф свершений Хеврона и Теймана. “Боже, Гилад сидит в той же лодке, и я с ним! Он привел меня к своей вере, мне казалось, я пристала к его берегу. Если слова этих людей так хороши, отчего дела так ужасны? Или я не поняла? Что не поняла? Смысл слов? Смысл дел? Я схожу с ума!”

Мать Сары привыкла в присутствии Гилада не путать имя дочери. Он, хоть и чужой, нравился ей: дочку и внучку любит и теще приветливо улыбается. Но прежнего зятя не забыла, рада бы потихоньку от всех навестить его, да не знает, как это сделать.

Гилад мало бывает дома. Днем – заботы о доходах, вечером – политика. Дела в Правой партии пошли споро, нельзя терять темп. Да и привычка долгого холостячества раскрепощает.

Горе утвердилось в доме Косби. Оно живет в гостиной и в спальнях, наверху и внизу, прячется в углах, выглядывает из щелей. С горем делят дом вдова, сироты и старики. Луиза и Бернар поселились у Косби, хлопотами о внуках обманывая кручину. Иной раз Бернар гладит Луизу по руке, говоря: “Уж хуже не будет, дотянем как-нибудь...” А та смотрит на него, слезы на глазах. “У нас Гилад и Райлика, материнское сердце болит, боится...” Бернар вспыхнет: “Что ты мелешь! Боже, сохрани от новой беды!”

Бернар зачастил в молельный дом. В минуты откровенности с самими собой признавал, что на успех молитв не особенно-то рассчитывает. Всегда так было, что младший сын больше прочих тревожил его. Нельзя ли облегчить участь Теймана? В тайне от Луизы, в тайне от всех, Бернар составил письмо судье. “Я не прошу оправдать, я не прошу простить, я прошу вас смягчить сердце. Мой романтичный мальчик был влюблен. Она была благосклонна и охладела. Все, чего он хотел – вернуть ее приязнь, отчаянным геройством завоевать любовь. Разве сие намерение не важный пункт печального предмета ваших трудов? О снисхождении молю!” Очень долго колебался Бернар, но решился все же и опустил конверт в почтовый ящик, и железные края его обожгли ему пальцы. К горю прибавился стыд. И рад был, что не дождался ответа, и надеялся, что письмо затерялось.

***

От внутренних катаклизмов страну Эрцель пытаются беречь полиции явная и тайная. Рядовые солдаты и начальники первой из двух одеты по-военному, чем и заметны среди прочих эрцев, и потому последние называют ее явной. Воинство это наблюдает за порядком и вмешивается в некоторые беспорядки, как то: взимает штрафы с идущих на красный свет беспечных пешеходов и безотказно является на отчаянные призывы граждан, утесняемых ночным шумом соседей, при том, что если нарушители тишины не внемлют увещеваниям, то стражи спокойствия непременно прибывают вновь и вновь. Прочие действия явной полиции покрыты тайной. Однако, упреки тут не уместны, ибо, как говорят ее генералы: “Нашим ресурсам не угнаться за вашими беспорядками”. Другое дело, полиция тайная. Одежда гражданская. Неразличимость в толпе. Задача ее – остерегать и стеречь геров, дабы не покушались на благоденствие эрцев, и приглядывать за эрцами, чтобы не гневили геров на беду себе. Плоды трудов тайной полиции – явные, и о ресурсах разговора нет.

Эти странные мысли, как следствие мыслей иных, бродят в голове Райлики. Кончились у молодой вдовы слезы об убитом муже. Горюет лишь о том, что чрево ее пусто, и жизнь впереди пуста. “Ничего не осталось мне от возлюбленного супруга. Свиток утратила, и дитя не родится!”

Горько все, лишь месть будет сладка. Вожделение мести сжигает мозг и сердце Райлики. Разве мала причина для мести? Знать, кто виновник несчастья, и не воздать ему? Для чего тогда жить? “Я слышала, их же жрецы говорят, что месть праведна и уничтожает зло, и что она нещепетильна и небрезглива и всегда права.” – говорит себе Райлика.

Нет, не пуста жизнь, когда есть цель. У Райлики их две: отомстить за смерть Нимрода и заполучить обратно Свиток. Достигнет их, и, хоть не возвратит любимого, но вернет утешительные слезы, и памятью о любви доживет свои годы. Так думает молодая вдова.

“Кто виноват в гибели Нимрода? Убийца его – Тейман. Но негодяй в тюрьме, и он недосягаем. У него взяли свободу, и мне нечего добавить к правосудной каре. Да ведь он лишь орудие чужой воли. Талисманом, оберегом нашему счастью был Свиток. Гилад украл его и сорвал броню, и открыл путь силам зла. Гилад – он виновник, и расправой над ним нектаром орошу сердце!”

“Нимрод говорил, достижению цели предшествует план. Надо подумать. Вот, я вспомнила! Я застала как-то Гилада с Тейманом на пустыре далеко за оградой Бейт Шэма. Старший учил младшего меткой стрельбе. И отец гордился: Гилад отличный стрелок. Другой раз своими ушами слышала, как братья шептались, мол жрецы говорят, и они правы, что тому, кто отдает или наущает других отдавать герам землю Эрцель, положена смерть. Правду ложью утяжелю. Положим, Хеврон собирался поначалу действовать не один, а с Гиладом вместе. Положим, Хеврон пожалел Гилада, тогда молодожена, и без него отправился убивать и умирать. Его нет в живых, и кто оспорит?”

“Итак, в какую полицию обратиться? Пойду в тайную. Кажется, именно там занимались двумя моими братьями. Поручу им третьего, добавлю работы. Решившийся донести решится и оговорить.”

“О, что я задумала, несчастная? Как низко доносить и клеветать на брата! Ради мести идти на гнусность! У него жена и дочь. Мало горя в нашей семье? Я сделаю это, и мне страдать до конца дней. Да ведь мне и без того страдать до конца дней! Каплю сладости хочу взамен, не отступлюсь от мести! Я сделаю это! Я ненавижу Гилада, подлого вора, и презираю воровской его барыш! И хорфландку его, пособницу в воровстве, кожу сменившую, - тоже ненавижу! Я сделаю это!”

***

- Соблаговолите унять ваше волнение, госпожа Ламм, - сказал Райлике старший офицер тайной полиции.

- Стакан воды, если можно.

- Прошу вас, госпожа Ламм.

- Благодарю.

Старший офицер выглянул из кабинета, крикнул в корридор: “Позовите ко мне Бренди!”

- Простите, госпожа Ламм, так прозвали у нас младшего офицера.

В кабинет вошел молодой мужчина с бойкими глазами.

- Это мой помощник, - отрекомендовал вошедшего хозяин кабинета.

Райлика поднесла стакан ко рту, коснулась губами воды, согласно кивнула.

- Итак, мы вас внимательно слушаем, госпожа Ламм.

- Заявление, которое я намерена сделать, возможно, покажется вам странным, даже диким, но стремление к справедливости перевешивает гири кровных уз, и я должна быть уверена...

- Вам не о чем беспокоиться, госпожа Ламм. Императив тайны закреплен в названии нашего учреждения, - перебил дрожащую от страха Райлику старший офицер и значительно посмотрел на помощника.

Райлика опустошила стакан, усилием воли уняла дрожь и заготовленно, связно и внятно одним духом изложила то, с чем пришла.

- Надеюсь, вы понимаете щепетильность моего положения, господа, ведь я сестра, и поэтому...

- Абсолютная конфиденциальность гарантирована! – вставил слово младший офицер.

- Благодарим вас, госпожа Ламм, - сказал старший офицер и, встав со стула, пожал Райлике руку.

Райлика вернулась домой. Пустота в душе. Забыть этот разговор, эти две пары сверлящих глаз! Успокоиться, успокоиться! Захотелось выпить чего-нибудь крепкого. Забыть и успокоиться. Она достала рюмку, налила из первой попавшейся будылки, проглотила. “Ого! Что это? Бренди! Черт возьми! Никак не забыть! Это со мной навсегда!”

Через две недели Райлике позвонила мать. “Скорей приезжай, дочка! Тайная полиция арестовала нашего Гилада. Мой мальчик ни в чем не виновен! Приезжай! – слышались слова вперемешку с рыданиями. “Выезжаю, мама!”

Райлика едет в Бейт Шэм к Косби, у которой живут мать с отцом. Неотступная мысль о невозвратном привычно жжет сердечную рану. “Как устала я от родительских слез! Нет больше духу сострадать. Душа изгоняет горе, что не мое. А Гиладу долго сидеть за решеткой. Это утешает. Я довольна. Уверена, он запятнан – только копни! Приеду в Бейт Шэм, стану думать, как выручить Свиток. Отдам его Первому министру, он распорядится им.”

***

Весть об аресте Гилада взволновала Итро Окса. “Глядишь, так и до меня очередь дойдет!” – была его первая мысль. Затем вспомнил о Свитке и о клятве. Из четверых, кому было известно место хранения Свитка, он остался один живой и на свободе. Необходимо найти верного человека, которому следует доверить тайну. Итро скоро станет жрецом, влияние его возрастет. Это, а также успехи правых позволят ему запрячь мудрость Свитка в колесницу спасения и так сократить марафон.

Тем временем Райлика размышляет, как начать поиски. “Итро близкий друг Гилада. Ясно, что он знает, где хранится Свиток. Похоже, Итро человек прямой. Я доверяю ему. Он чувствует мое расположение и, стало быть, должен благоволить мне. Он полагает, что есть и его вина в гибели Нимрода. Он не виновен, но мне на пользу его совестливость. Попытаюсь обмануть будущего жреца.”

- Здравствуйте, Итро.

- Здравствуйте, Райлика. Я рад вас видеть, но стыд мешает смотреть вам в глаза. Меня мучает совесть.

- Не мучайте вашу совесть. Вы были бессильны предотвратить убийство.

- Беды не оставляют вашу семью. Теперь Гилад. Честный парень и патриот. Всему виной эта злонамеренная власть.

- Мне кажется, его оклеветали. Надеюсь, дело быстро разъяснится и он вновь будет с нами, Сарой и дочкой.

- С божьей помощью!

- Аминь!

Райлика с интересом отметила в себе новое качество – лицемерие. “Слишком жестока жизнь, чтоб стыдиться пороков.” – подумала.

- Итро, у меня к вам важное дело, скорее предложение.

- О, только бы я мог быть чем-нибудь полезен вам!

- Я не пропустила мимо ушей слова о злонамеренной власти. Собственно, это касается моего дела. Я чувствую вашу правоту. Трагедия семьи перевернула душу и жизнь. Я прежде примыкала к левым. Теперь поняла, как страшно ошибалась. Я пришла исправить ошибку и за себя, и за покойного Нимрода. Заблуждения стоили ему жизни. Я хочу быть со всеми вами, хочу стать полезной вашему движению.

- Вы делаете крутой и неожиданный поворот, Райлика.

- Я буду с вами откровенна до конца. Не идеи, но чувства направляют меня. Так женщина устроена.

- Верю вам. Убеждения чувств тверже убеждений ума. Я обдумаю ваши слова, Райлика, и мы с радостью примем вас.

- Мне бесконечно дорога память о муже. Есть в мире вещь, которая связывает меня с ним живым и мертвым. Это – Свиток. Нимрод превез его из страны Ашназ преподношением к свадьбе, но я, безумная, не приняла дар. Я знаю, Свиток у вас. Я должна видеть его, держать в руках, читать священные строки. Так дух мой вновь соединится с духом Нимрода. И таков будет мой путь к вам.

- Дорогая Райлика! Желание ваше слишком серьезно, чтобы я мог принять решение в одиночку. Я должен обсудить дело со своими людьми. Искренность ваших намерений подкупает. Я уверен, что в самом скором времени дам вам желанный ответ.

- Я так благодарна вам, Итро!

- А я рад за вас и за перемену в вас.

Райлика и Итро распрощались.

Разговор напомнил Итро, что не медля нужно найти верного человека и посвятить его в тайну Свитка. Может ли Райлика стать таким человеком? Разумеется, нет. Итро легко распознал ложь. Проницательность всему знает настоящую цену. “Она пришла за Свитком, а доверительные словеса – наивный отвлекающий маневр. Однако, ее верность памяти мужа заслуживает почтения!” – подумал Итро.

Райлика старалась припомнить беседу слово за словом. То ей казалось, что ход ее удался, и она получит доступ к Свитку и вновь завладеет им, то чудилось, что гиладов дружок хитрит с ней. “Наберусь терпения.” – сказала себе.

Глава 12

Сара и Итро

Луиза и Бернар сделались завсегдатаями тюремного ведомства. Поневоле, разумеется. Шутка-ли, двух сыновей навещать! Младший, Тейман, не покинет стены тюрьмы никогда. Так постановил судья, и не взял во внимание и не удостоил ответом молящее письмо отца. Время покажет, не одолеет ли жалость вердикт возмездия: жертву не вернуть, а душегуб страдает и терпит.

У среднего сына суд впереди. “Никакой суд не пробудит радость, никакой приговор не усыпит горе”, - размышляет Гилад, страдая. Пока он принужден отвечать на неиссякающие вопросы неуемно любопытных и непреклонно бдительных расследователей из тайной полиции. Он обеляет и выгораживает, стараясь побольше сокрыть и поменьше открыть. Увы, не знала Райлика, что вовсе не оговорила брата, но угадала причастность его.

Из родни все, кроме сестры, посещали Гилада. “Не сердись на нее, сын! Горюет бедная девочка. Она так любила Нимрода!” – примиряет Луиза. Но он и не думал сердиться. Не о ней его мысли, Сара предмет тревоги. Она не вполне оправилась после родов, а семейные потрясения добавили недугов. Пока Гилад был на свободе, все допытывалась, в чем оправдание страшным деяниям. Не убеждалась его ответами и искала новые вопросы. Арест мужа совершенно смешал ее мысли. Гилад чувствовал, что дух ее, прежде близкий его духу, ускользает куда-то. Последний визит Сары поверг его в отчаяние.

- Как наша малютка? - спросил Гилад.

- Здорова, слава богу, - рассеянно ответила Сара.

- У ребенка хороший аппетит! – с гордостью за себя и за внучку вставила заготовленную на эрците фразу мать Сары.

- Мы с Сарой бесконечно благодарны вам, - сказал Гилад на хорфландском языке несколько знакомых слов.

- Девочка скучает без папы, - заметила Сара, оживившись.

- Я должен стыдиться, я так мало бывал дома, наверное, крошка меня не помнит.

- Нет, нет! Детское сердечко не забывает!

- Я так хочу ее видеть!

- Скорей поправляйся, мы с мамой и дочкой ждем тебя.

Гилад насторожился.

- Ты ничего не говоришь о своем здоровье, Сара.

- Я в полном порядке. О тебе беспокоюсь. Твой врач сказал, тебя скоро отпустят домой.

Гилад посмотрел на тещу. Та безмятежно улыбалась, блаженно не понимая.

- Береги себя, Алекс! Здесь сквозняки. За окном снег кружит, мороз.

Гилад невольно бросил взгляд в сторону пышашего летним зноем окна. Услышав имя прежнего зятя, мать Сары встрепенулась, недоуменно взглянула на дочь.

- Ты хорошо спала эту ночь, Сара? – с тревогой спросил Гилад.

- Совсем почти не спала. Я мечтала, ты выйдешь из больницы, поедем к морю, мама нас отпустит, - сказала Сара и с благодарностью погладила материнскую руку.

Молчание. Сара продолжила.

- Я начну писать новый роман. Я уже и сюжет набросала. Я посвящу его тебе, Алекс.

Гилад сидел напротив жены удрученный, обездоленный.

- Тебе необходимо отдохнуть, Сара, сказал он сдавленным голосом, глаза опущены.

Поняв, что произошло неладное, мать заторопилась. Женщины попрощались, ушли.

Ужас охватил Гилада.

“Неужели я потерял ее? Неужели это непоправимо? Как коротко было счастье!”

Обхватив голову руками, Гилад расхаживал по тюремной камере.

“Сара, бедняжка! Она искала ответов, сомневалась. Она была права. Как жестоко обошлась с ней страна Эрцель! Как жестока родина ко мне, к семье моей! Земля наша безжалостно пожирает своих детей, и родных и приемных – без разбору!”

“Спасение. Свиток. Чего хотим, за что воюем? Отступиться, не теснить геров, они взамен оставят нас в покое. Тысячелетние борьба, идеи, борьба идей – и не пришло спасение. А не начать ли жить ради любви и мошны? Обогащаться не в ущерб ближнему. Испокон веков золото выручало эрцев.”

“Нет, не добыть спасения одним лишь золотом, хоть оно нам и в помощь. Коли оружие врага – идея, золотом его не подкупишь. Мы, эрцы, это испытали и не забыли. Старые раны болят, и дай бог, чтоб не зажили никогда!”

“Куда меня занесло, однако? Минутная слабость. Примирение с врагом – это усталость от борьбы. Только идеи, и только борьба! Не отступать от божьих заповедей, следовать пути избранничества!”

“Несчастная Сара! Баккаристические силы мирового зла повредили ей рассудок. Я несчастнее ее. Боже, молю, верни мне жену! Не губи меня, не лишай жену разума!”

***

Райлика оставила напрасные попытки понимать лекторов и лекции. Выхлопотала годовой отпуск от учебы в университете. Невыносимо тяжелы ей сочувственные взгляды коллег в редакции газеты. Рона сказала ей: “Если можешь обойтись без жалования – не приходи пока в редакцию. Найдем временную замену. Вернешься – место за тобой.” Райлика последовала совету.

После разговора с Итро она вернулась в Авив. Недели проходят одна за другой, а Итро все не звонит. “Когда, наконец, меня допустят к Свитку? Он не поверил мне? Забыл? Поеду в Бейт Шэм. Попытаюсь вновь.” – думает Райлика.

Ни в чем, казалось, не сходны многодетная жена Итро и не знавшая материнства Райлика. Ни возраст, ни перипетии биографии, ни развитие, ни нрав не сближали этих женщин. И хоть мало выпало им прежде видеться и говорить, но обе чувствовали тягу друг к другу и доверие. Вот почему Райлика, придя к Итро и не застав его, охотно приняла предложение хозяйки, которая ждала мужа, разделить с ней ожидание.

Райлика говорила о горе своем, собеседница спрашивала, вставляла слово-другое, и так совпадало, что когда молодой хотелось плакать, то и у старшей наворачивались на глаза слезы.

- Как много вы пережили, Райлика. Но вы молоды и...

- Мне кажется, у меня впереди пустота.

- Боже сохрани!

- Вам легче жить, вы веруете.

- Мне очень, очень тяжело, милая Райлика.

- Дети?

- Муж.

- Итро?

- Мне страшно, Райлика. Что, если дети мои станут сиротами, как дети Косби, а я останусь вдовой, как вы? Куда идет Итро? Он не смелый, он осторожный, но он запутался. Я боюсь за него.

- Рассказывайте!

- Итро с головой в политике и готовится в жрецы. Он водится с теми, кого слушали Хеврон и Тейман. Я не понимаю их дел, но сердцем чувствую, все наши беды – от тех жрецов.

- Вам что-нибудь известно? – настороженно спросила Райлика.

- Мне кажется, Итро что-то знал.

- Что знал?

- Когда Тейман готовился стрелять в Нимрода...

- Говорите же! – нетерпеливо выпалила Райлика.

- Накануне того дня я зашла в комнату к Итро. С ним был Тейман. Они шептались. Меня не сразу заметили. Напоследок Итро сказал: “Не пренебрегай заклинанием!” Тейман ухмыльнулся: “Напомни”. Итро ему: “Трак-трак! Не забудь, студент, произнести трак-трак!” Не понятно, о чем говорили. Тут они меня увидели, смолкли.

Райлика оцепенела. Мгновенно вспыхнули в памяти последние слова Нимрода.

- Понятно, о чем говорили, - пробормотала Райлика.

- Как вы побледнели, Райлика! Выпейте воды.

Райлика сжалась в комок, как громом поражена. “Так вот кто погубил Нимрода! Итро. Натравитель. Что делать? Надо что-то делать. Видно не все еще свершены злодеяния, что назначено мне свершить!” – лихорадочно думает Ра йлика.

В эту минуту в гостиную вошел вернувшийся Итро. Он был радостно возбужден: наконец-то после многих хлопот получил от явной полиции долгожданное разрешение водить автомобиль. Он увидел Райлику, по лицу его пробежала тень и исчезла. Хозяйка заторопилась по своим делам, вышла, оставив Райлику на попечение мужа.

- Здравствуйте, Райлика. Я получил разрешение на вождение! – по детски радостно выкрикнул Итро, не замечая, что гостья бледна, как мел.

- Поздравляю, - механически, не глядя на Итро, произнесла Райлика.

- Ваше дело, Райлика, скоро решится.

- Я надеюсь, - прозвучал глухой голос в ответ.

- Мне нужно срочно ехать, - сказал Итро и назвал знакомое Райлике поселение. Я сам не водил машину так далеко за серой линией и не знаю тех мест. Не подскажете ли, как добраться туда?

В армии Райлику часто хвалили за быструю реакцию: офицер еще и вопрос не проговорил до конца, а уж с языка сержанта Райлики Фальк срывается бойкий ответ. И на сей раз уста упредили разумение.

- У вас есть карта, Итро?

- В машине. Я мигом, - сказал Итро и через несколько секунд вернулся с дорожным атласом.

- Смотрите, Итро: мы находимся здесь. Вам нужно сюда. Вы едете так, так и так. Ясно?

- Вполне. Благодарю вас!

- Не стоит.

Райлика и Итро вышли во двор дома. Играют дети. Здесь же занята по хозяйству жена. Итро уселся в машину.

- До свидания, папа!

- Будь осторожен, Итро. Храни тебя бог.

- Не о чем волноваться. Опытный водитель Райлика наставляла меня в первый самостоятельный путь! – крикнул из окна машины Итро и подмигнул наставнице. Автомобиль не слишком уверенно тронулся с места, потом скрылся за поворотом.

Райлика исподлобья взглянула на ребятишек, на мать их, снедаемую неизбывным страхом за мужа, детей и себя. Холод обжег сердце. “Первый путь его станет последним. В деревне, где великий Хеврон спасал народ, Итро спасется навряд, - подумала Райлика. Тут пронзила новая мысль: “Что сотворила я, бесноватая? Что станется со Свитком!?” По привычке уповала на Итро. Райлика скорым шагом вышла со двора, не имея духу ни говорить, ни смотреть в глаза. Сделанное не станет несделанным, и решение нельзя отменить никогда.

***

Прессу страны Эрцель и мировую прессу взорвала жуткая весть: линч за серой линией! Примерно так писали газеты: “Неопытный водитель, вероятно по ошибке, заехал в закрытую для эрцев зону, место, где было совершено неотмщенное герами и ставшее нарицательным деяние Хеврона Фалька. По номеру автомашины жители живо сообразили, что к ним попала случайная и желанная добыча. Они перекрыли дорогу, окружили автомобиль, выволокли из него насмерть перепуганного водителя. Дикий интинкт мести возобладал над разумом. Толпа геров принялась избивать эрца. Вид крови туманил рассудок. Били ногами, руками, железными прутьями. Долго издевались над трупом. Некий молодой гер, ликуя, танцевал перед объективами, демонстрируя окровавленные ладони. Пребывшие войска положили предел бесчинству толпы.”

Один факт не стал достоянием прессы. Поняв, что попал в беду, Итро позвонил из машины другу своему, младшему офицеру тайной полиции. “Я вызываю солдат! Тебя спасут! Кто указал тебе этот путь?” – визжал в телефон Бренди. “Райлика Ламм!” – выкрикнул Итро, и связь прервалась.

Глава 13

Райлика

Служебные секреты тайной полиции есть секреты государственные. Солдатам и офицерам сей важной для страны Эрцель службы строго заказано обнаруживать свою осведомленность равно публично и конфиденциально. А уж выдавать тайны заинтересованным фигурам – непростительно и преступно. Но безнаказанность торжествует, и что делать патриоту, в чье сердце стучатся гнев и отчаяние? И должен ли честный человек хранить доверенную ему тайну, если это порушает его понятие честности?

Бренди, чьим другом был покойный Итро Окс, изобрел служебную причину посетить заключенного в тюрьме Гилада Фалька, одного из своих соратников по борьбе, и уведомил последнего, что виновницей его ареста является Райлика Ламм, донесшая на брата. Она же, то есть госпожа Ламм, погубила Итро, указав ему гибельный путь за серой линией. Мотивы ее поступков не ясны, но не может им быть оправдания.

Гилад внешне стойко принял новый удар судьбы. Сел за стол, взял лист бумаги, исписал его весь, сложил вчетверо. “Постарайся передать это Тейману. Ты – верный друг”, – сказал Гилад, вручая Бренди письмо.

Проникнуть в камеру к заключенному пожизненно – задача сложная для младшего офицера, но горячему сердцу нет преград. Получив от Теймана ответное послание, ангел-гонец вновь предстал перед Гиладом. Эпистолярное совещание братьев Фальк постановило вручить судьбу госпожи Ламм суду жрецов. Бренди покинул тюремное ведомство с поручением передать письменную просьбу вершителям судеб.

Серьезнейшее это дело обсуждал Высший совет жрецов. В неизменном с древности Своде законов вечного народа эрцев нашлась нужная строка, и был вынесен безапелляционный приговор, имя которому – “Суди и прав”.

***

Агрессивная активность правых парализовала худосочную кротость левых. Медленно и методично рука судьбы страны Эрцель перекладывала гирю за гирей из левой чаши политических весов в правую. Но линч за серой линией взорвал страну. Рассеялись дым и пыль, и открылась народу драматическая перемена: смущенные и колеблющиеся примкнули к лагерю правых и решительно усилили его. И назначены были новые выборы ста двадцати скрытых праведников, и победила Правая партия, и новый заокеанский вождь ее стал Первым министром.

Каждый в своем стане, ликуют жрецы Ках и Шук. Адепты первого кричат: “Да здравствуют наши привилегии, да не иссякнет родник их питающий!” Ученики второго солидно возвещают: “Победа правых есть успех. Стало быть, она угодна богу!” Первый министр солирует в победном хоре: “В борьбе каждый думает о собственной пользе, но вместе все добывают общее благо.” Парламент бурлит дебатами – то ли начать войну против геров, то ли продолжить теснить их, и как должна выглядеть новая реальность страны Эрцель.

Великой переменой отмечена судьба Теймана. Сильнейшие ходатаи, не Бернару чета, выхлопотали для узника разрешение вступить в брак. Жрецы посвятили жениха и невесту его, ту самую, с жидкой косой, в божественное таинство супружества. И медовый день, который тюремные власти великодушно предоставили своему верному постояльцу, подал надежду на рождение наследника героя.

Доблестный Итро успел незадолго до гибели передать Свиток в надежные руки. Древний манускрипт поможет направить нестойкий народ к тверди спасения. На сей раз эрцы пройдут путь до конца. Семена брошены в почву, зазеленеют зачатки, распустятся цветы добра.

***

Райлика пришла на пустырь, где когда-то Гилад давал уроки стрельбы Тейману – чтоб тот не промахнулся, чтоб тверда была рука, чтоб убил Нимрода. Мрак, безысходность, обреченность в душе. Ветер треплет волосы. Одна на огромном пустыре, как обездоленный Лир в степи.

Райлика приехала из Авива в Бейт Шэм. Прощаться с родными.

Накануне получила письмо без обратного адреса на конверте. Содержание депеши указывало на авторство – Высший совет жрецов. Послание уведомляло ее, что разобраны и взвешены совершенные госпожой Ламм предательства двух ратоборцев, поборников веры и спасения народа эрцев. За преступления эти вечный Свод законов предписывает приговор “Суди и прав”. Письмо разъясняло букву и дух приговора. Всякий истинный эрц-патриот может и должен судить меченого позорным клеймом. Судить – значит любым средством, не исключая и лишение жизни, остановить творящего мерзость. Свершивший суд – непреложно прав. Госпожа Ламм не должна иметь иллюзий, поскольку преступила черту дважды. Исполнитель приговора, праведный, кем бы он ни был, не ограничится малой мерой, но применит меру последнюю. А пощады ждать лишь от бога.

Райлика приехала прощаться, но родным о письме – ни слова.

Одна на пустыре. Бескрайнее пространство. Нет ни души. Ветер треплет волосы. Одинокостью призывает мстителя, манит его.

“Жизнь моя окончена. Я знаю, меня убьют. Добровольный вершитель найдется. От неправедного суда безбожников его упрячут жрецы. Эти говорят о смерти за идею, но молчат об убийстве за нее.”

“Как хорошо умирать молодой. Ничего не успела забыть. Мне не страшно.”

“Милые мама и папа! Сколько горя вам выпало, и еще впереди.”

“Месяц в стране Ашназ. Стриженые деревья Уухена. Смешной господин Вайс. Красивые платья его дочерей. Великий и зловещий Рондер. Почему не полюбила Нимрода с первого взгляда? Месяц потерян для любви!”

“Земля Эрцель дала нам с Нимродом любовь. Хорошо умирать молодой, не спускаться медленно с вершины.”

“В чем преступление мое? Я предавала. Пусть так. Тейман убил любимого моего и не раскаялся. Я сестра его, я той же крови. Не стану каяться. Не сберегла Свиток – и вот погиб Нимрод. За это кара моя, и жизнью заплачу.”

“Что останется мне, если не умру? В годовщины Нимрода – статья в газете Роны Двир. Слишком мало, чтобы хотеть жить.”

“Почти стемнело. Чей силуэт там вдали? Кажется, человек с бородой. Приближается. Мешок за спиной. Что в мешке? Топор?”

“Как коротка жизнь! Жутко, страшно!”


Rado Laukar OÜ Solutions