28 марта 2024  10:57 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 51 декабрь 2017

Проза


Дан Берг

Печатался в нашем журнале № 49 с эссе "Чуден Днепр"

Страна Эрцель.



Глава 1

Хорфландия


Диана и Алекс Фрид сидят рядом, плечо прижато к плечу. Ремни пристегнуты, и самолет набрал высоту. Сквозь иллюминатор видно, как заходит солнце, и небо темнеет. Назад пути нет.

Диана и Алекс сидят рядом, плечо прижато к плечу, и рука в руке. Молодоженами в кинозале так сиживали. Им по тридцать три. Пять лет, как женаты, детей не нажили. Позади внизу осталась огромная холодная страна Хорфландия, впереди внизу ждет маленькая теплая страна Эрцель.

- Эмигрируем, - молвит вполголоса Диана.

- Возвращаемся, - с серьезной миной на лице возражает Алекс.

Диана хорфландка, а Алекс – эрц. Возможно, потому и судят по-разному об одном и том же. Обычно не бывает абсолютно верных или неверных суждений.

Алекс столичный житель, Диана росла в глубинке. С детства отличалась бойкостью нрава и способностью к учению. Окончив школу, оставила дома отца с матерью и младших брата и сестру и явилась в столицу “получать образование”, как солидно заметил ее родитель. Приехала - ни родных ни своих. Но не робела и не скучала. Быстро обросла друзьями и знакомыми. Университет, молодость, свобода. Выучилась на журналистку и “уверенно начала трудовой путь”. Сочиненный ею роман напечатали необыкновенно быстро и с хвалебным предисловием. Упоительно сладко было дарить экземпляры с автографами.

Алекс пошел инженерной тропой по родительским стопам. Парень тихий и неприметный. Познакомился с Дианой на одном из хмельных пиров, которыми неустанно и неистово тешат себя жители Хорфландии. И Диана влюбилась, и потеряла голову, и через полгода “создала семью” - по выражению отца-провинциала.

Сонм многочисленных друзей в лад дивился: “Что нашла в нем?” Бывшие близкие друзья отказывались понимать и сочувствовали счастливой новобрачной, не предполагая в неблистательном выскочке тех способностей, которыми сами они несомненно обладали и тайно и явно гордились, и теперь жалели принцессу, добровольно обрекшую себя на худшую долю.

Отец Дианы противился браку: “Жизненная ошибка – выходить за эрца!” Зато мать радовалась: “Эрцы – хорошие мужья. Не изменяют и не пьют.” Точка зрения у каждого своя, и потому весомая. Потом оказалось - мать права была наполовину. Родители жениха приветствовали счастливый случай, что пристроил их единственное чадо. По поводу же деликатного обстоятельства вздыхали про себя и меж собой, но на людях помалкивали о своей печали, как интеллигентные хорфландские эрцы.

Итак, наполовину ошибалась мать Дианы. Зять пил чрезмерно, огорчая тещу, заставляя тестя стыдиться своей тайной радости, но, вопреки прогнозам, упрочая любовь и жалость супруги. “Диане завидует, а сам неуспешен”, “мезальянс”, “они чужие” – говорили добровольные аналитики супружеских душ, пытливо ища объяснение феномену пагубной страсти эрца. Кое-кто ждал крушения, надеясь и предвкушая.

Диана и Алекс причин не доискивались. Она не оправилась от любовного недуга, он верностью платил за верность.

Однако, годы шли, и их быстротечность пугала обоих. Лишь крутой поворот сулил перемены.

- Алекс, а не начать ли нам все сначала в стране Эрцель? – спросила как-то Диана.

Он давненько об этом думал, но, по обыкновению своему нерешительный, молчал и рад был, что предложила Диана.

- В отпуск поедем на разведку? – просияв, спросил Алекс.

- Нет, нет, никакой разведки, закрываем глаза – и в воду головой вниз! Вихрем собираемся и едем навсегда!

Алекс с радостью согласился. Надежда торопит. Подстрекаемые необъяснимой верой в перемены, с одним чемоданом на двоих молодые супруги ринулись в туман будущего.

Оказавшись прав, отец Дианы торжествовал: “Теряем дочь!” Мать плакала, целуя Диану и Алекса. “Звоните, пишите, приеду внука няньчить” – говорила, всхлипывая. Пожилая чета инженеров Фрид держалась достойно, сдержанно. Времена диктуют взгляды. В седых головах – перемены и сумбур. Допускали, что последуют за молодыми. Однако, жизнь покажет. Молодость ищет счастья в новом, старость – в привычном.

***

В аэропорту и в самолете Алекс наблюдал за попутчиками. Занятие это овлекало от дум, оттесняло тревогу, расслабляло даже. “С прежними привычками расслабления покончено навсегда, навсегда покончено!” – непрерывно и многократно, как мантру, повторял про себя Алекс простейшую эту мысль.

Вот многочисленное семейство, три поколения. Взрослые шумят больше детей. Главу клана различить не удается. Разговор друг с другом ведут с помощью вопросов, жестов и многозначительной мимики. Очереди преодалевают легко и первыми. С “официальными лицами” говорят без волнения, как с равными, а то и чуть-чуть свысока. Всего желаемого достигают, а стредства достижения привычно и умело укрыты от посторонних глаз. Заметно горды собой. “Это не столичные эрцы” – подумал Алекс. Их сленг и манеры пробуждали воспоминания о детстве, когда он ездил на каникулы к бабушке с дедушкой в большой южный приморский город.

Соседний спереди ряд кресел занимают антиподы южан. Не клан, а минимальная семья – мама, папа и девочка-подросток. Бесшумные и боязливые. Родители тихо переговариваются, лица напряжены. Дочка сидит между ними, то смотрит в книгу, то мечтательно глядит вперед. Разговор взрослых ей не интересен.

В ряду слева расположилась пожилая чета. Старик передвигается с трудом, жена помогает ему. Оба глуховаты, говорят громко. Поэтому все вокруг знают, что в стране Эрцель их ждут дети и внуки. Звали их к себе давно, а они все не хотели покидать Хорфландию, “которой всю жизнь отдали”, но вот совсем стали слабы, и не видят теперь иного пути, и едут. Старик часто вздыхает. На морщинистом лбу и лице его отпечатываются и сменяют друг друга то тяжкие, то счастливые мысли, а жена ловит платком слезы, текущие из красных глаз его. На пиджаке блестят металлом и эмалью множесто наград за войну и труд.

Диана не бодрствует и не спит. Непокой и надежда перемежаются и путают мысли. “Отменно начала карьеру. Еще ступенька-другая по лестнице успеха – и потеряла бы Алекса. Меня по медвежьи хвалят за мужской ум, дескать, умею видеть главное. Чем займусь в стране Эрцель? Язык – инструмент мастерства моего. Приедем - сразу примусь за эрцит, я способная. Разве на неродном языке душу выразишь? Жертвую всем. Глупости, никакой жертвы! Что за народ эти эрцы? О себе всерьез говорят, что они - вечный народ. Что это значит? Эрц перенесется во времени лет на двести назад и окажется среди своих – и станут говорить на вечном своем эрците, и не удивятся друг другу, словно вместе росли и жили. Мистика и чепуха! Впрочем, мистика способна утешать, если не смеяться над ней. Вот, предчувствую, прежней жизни моей продолжения не будет. Я проживу две жизни. И вторая станет счастливее первой.”

Если талант предвидения будущего имеет природу генетическую, то Диана наделена им в той же мере, что и ее мать.

***

Полет окончен. Страна Эрцель, земля Эрцель. Пассажиры спускаются вниз. Ожидание предстоящего мешает Алексу примечать типы. Чувствует: созерцание некстати, скорее уместно приготовляться к действиям.

Великие числом темпераментные возвращенцы из приморского города и малочисленное безгласное семейство ведут себя предсказуемо. Удивил старик. Сойдя с трапа, он, тяжело сгибаясь, с великим трудом опустился на колени. Нагнулся вперед, и металл и эмаль наград коснулись бетона. Жена его смущена, тщетно пытается поднять экзальтированного супруга. “Святую землю целует!” – бросил кто-то насмешливо и мимоходом. Алекс поглядел на представление и скептически скривил рот. Диана, обычно колючая зубоскалка, восторженно уставилась на старика. Поймав себя на неожиданной метаморфозе, подумала с привычной иронией: “Вторая жизнь начинается?”

Ночь провели в аэропорту в специальном зале ожидания, назначенном для пассажиров, которые из Хорфландии в страну Эрцель либо эмигрируют, либо возвращаются – каждый по своему разумению. Непривычно доброжелательные “официальные лица” приглашают прибывших в отгороженные ширмами боксы. Вопросы задают на хорфландском языке, ответы переводят на эрцит и записывают в компьютер. На удивление быстро Диана и Алекс стали гражданами страны. Не меньше удивили громоздящиеся на столах вдоль стен живо поедаемые и вновь вырастающие горы бесплатных бутербродов всех видов и разновидностей. Закаленная иными нравами, публика жадно утоляла дорожный голод и кулинарное любопытство.

Такси везет Фридов в гостиницу. Другой воздух. Другая весна. Пальмы вдоль дороги. Мертвецкий сон с устатку. Через день наняли квартиру в большом городе Авиве. Неделя прошла в хлопотах. Благонамеренная и дружелюбная бюрократия страны Эрцель мобилизует дух, приветствует терпение и не одобряет скепсис. Алекс верен словам своей мантры: ведь пьянство – месть злой судьбе, а судьба, кажется, подобрела. Почти увлекся турбулентностью суеты, почти сравнялся с Дианой накалом веры в успех.

Начало мая в Авиве – славная пора. Еще не скоро навалится летняя духота, а зимней сырости уже нет. Зелень весной ярче, чем зимой, и свежее, чем летом. Вечером хорошо усесться в пластиковые кресла под деревом, упереть локти в подлокотники, радоваться, что дом стоит в отдалении от шумной и пыльной дороги, дышать свежестью и говорить о том, что будет завтра, через год, через десять лет. Молодые супруги, довольные новым началом и озабоченные продолжением его, сидят за беседой в саду.

Стук в калитку. За низкой живой изгородью стоит молодой мужчина. Роста среднего, подстрижен коротко, одежда спортивная. В обтяжку белая майка с короткими рукавами подчеркивает мускулистую фигуру. Располагающая к доверию широкая улыбка на лице. Пришелец заговорил на языке, который когда-то давно служил жителям лишь одного единственного острова, но вековыми деяниями и заслугами островитян стал всеобщим, впитав мудрость мира. Диана живо подхватила разговор, а Алекс, не успевая ловить слова, помрачнел и сник.

- Здесь живут супруги Фрид?

- Да, проходите, - ответила Диана и впустила незнакомца.

- Мое имя – Гилад, - сказал гость и прошел в сад, - Я представитель добровольного общества безвозмездной помощи вновь прибывшим. Общество помогает людям найти свое место в стране.

- Мы рады! – воскликнула Диана, - Алекс, будь добр, усади гостя.

“Как он узнал о нас?” – думал Алекс, волоча третье кресло.

Гилад уселся и обласкал хозяев взором ясных добрых глаз. Приятная внешность и хорошие манеры возбуждают симпатию и подозрения.

- Дорогие Диана и Алекс, знаете, почему я выбрал именно вас? Во-первых, все мы одних лет, а во-вторых, наши фамилии немного схожи. Я – Гилад Фальк! – сказал гость и заразительно засмеялся, продолжая глядеть на хозяев, словно приглашая их присоединиться к веселью.

Глава 2

Авив и Бейт Шэм


- Ты устала рулить, Луиза. Доедем до деревни, отдохнем, потом я поведу машину.

- Пожалуй, Бернар.

- Райлика, стыдись! – не оборачиваясь, обратился Бернар к расположившейся на заднем сиденьи дочери, - Когда, наконец, ты станешь возить своих стариков?

- Райлика берет уроки, - ответила Луиза вместо нее.

- Горой стоишь за свою любимицу, - заметил Бернар.

- И за твою тоже, - парировала Луиза.

- Слышу непедагогичные речи, - рассеянно подала голос Райлика.

Въехали в деревню. Родители вышли из машины, уселись на скамейку в тени и расположились на привал. Дочь осталась дремать внутри семейного автомобиля.

Луиза и Бернар Фальк, а с ними Райлика, держат путь из Авива, где они живут втроем, в отдаленное место Бейт Шэм – там поселился старший сын Фальков Хеврон с женой Косби и тремя ребятишками – мальчиком и двумя девочками. Внуку минуло десять, и бабушка с дедушкой везут подарок и поздравления. На торжество съезжается все семейсто Фальков, то есть к хору пожеланий присоединят свои голоса два других сына Луизы и Бернара – это Гилад и Тейман.

Бернар Фальк стар, ему более семидесяти. Он крепок и бодр, и не щадит сил на то, чтобы таковым казаться. Однако, комплиментов своей моложавости не любит, подозревая в них знак лицемерия. Его трудно понять порой, и лишь жене ведомы страхи мужниной души.

Бернар выходец из страны Ашназ. Как начались там великие для эрцев бедствия, родители вместе с маленьким Бернаром беглецами покинули лучшую в мире родину эрцев и нашли естественное прибежище в стране Эрцель. Те из родни, кто не поверил в злую судьбу, сгорели в огне наступивших лет.

Спасение от смерти – не порука жизни. Бремя тягот среди своих посильно не всем, и вскоре юный Бернар осиротел. Отвоевав войну за независимость Эрцель, разошелся с товарищами и почувствовал, как одинок. На счастье, повстречал и полюбил Луизу и женился на ней, хоть она и моложе его на десять лет.

Луиза – местная уроженка. Тому пять веков, как древние ее предки, жившие в далеком краю, не пожелали принять веру его, и были изгнаны из него, и тоже утратили лучшую в мире родину эрцев, и спаслись в стране Эрцель. Семья ее хранит красивый и редкий ныне язык своих пращуров, и потому младшую дочь, любимицу и позднего последыша, Луиза и Бернар назвали именем, что звучит на том языке – “Райлика”.

Окончив школу, Райлика исправно исполнила воинский долг и, вернувшись год назад под родительское крыло, уступила мольбам престарелых отца с матерью и не примкнула к боевым товаркам, пустившимся в опасный путь за тридевять земель к австральным морям и крутым горам. Сидит дома, слушает советы, пробует разное.

Хеврон долго жил в стране за морем, там женился на Косби, там же родились погодки – сегодняшний виновник торжества и его младшая сестра. Заморское семейсто вернулось в Эрцель, обосновалось в Бейт Шэме. Потом у Луизы и Бернара прибавилась еще одна внучка. Косби не слишком преуспела в эрците, и потому у детей в семье два родных языка. Хеврону за сорок, он детский врач, и многодетные семьи Бейт Шэма доставляют ему практику с утра до вечера и с вечера до утра.

Второй по старшинству сын Фальков – Гилад. Он появился на свет, а брат его – уж ученик в школе. Гилад живет по соседству с Хевроном. Он – достопримечательность Бейт Шэма: холост и завидный жених. Талант убеждать навел Гилада на страховой бизнес. Он открыл контору в Авиве, там проводит день, а ночевать возвращается в Бейт Шэм.

Тейман, младший из братьев, шестью годами опережает сестру. Нанимает квартиру в Авиве, учится в университете. Как и Гилад, он не женат, но не похож на брата: некрасноречив и замкнут.

Луиза и Бернар сидят на скамейке в тени, молчат, думают о своем.

- Родители, пора! – донесся из машины голос Райлики.

- Пойдем, Луиза, и правда пора, - сказал Бернар, вставая и галантно протягивая руку супруге.

Бернар сел за руль. За окном замелькали встречные машины. Поля, деревни. Зелень слепит глаза. Дорога идет в гору. Райлика бросает фразу. Бернар не поддерживает разговор. Предается воспоминаниям. Любимая их тема – неудачная карьера. Порой упрекает себя, иной раз винит других. Друзья и бывшие сослуживцы достигли большего. Бывало, плакался Луизе, а у жены всегда один ответ: “Моя жизнь – муж, дети и дом, и я всем довольна! Разве мы не были счастливы?” Что возразить женщине? Кто забыл прежнее счастье – тот старик!

Сейчас, в старости, вернулось одиночество молодости. Когда женился – обрел друга-спутника, а породил сыновей – и не обрел их. Не длиннотой и не короткостью пути до родных душ измеряется одиночество. Бернар воспитывался в богобоязненной семье, и сам верует. И сыновья его религиозны. “До фанатизма, до безумия религиозны” – думает. Он вспоминает детство, страну Ашназ, рассказы отца и деда. Вера их была мирной и скромной в той стране в те времена. Святые книги извечно вплавляют в сердце всякого эрца сладостную мысль избранничества. Ашназские эрцы лелеяли эту мысль келейно и кротко, приноравливаясь к чужой вере и не в ущерб ей. “Мы хотели нести свет народам” – размышляет Бернар, - “А чего хотят Хеврон, Гилад, Тейман и иже с ними? Не просвещенного равенства, а царства и рабства им надобно! Самоубийцы!”

Бернар никогда не имел сколько-нибудь значительного влияния на сыновей. Вычитал где-то, мол, в семьях эмигрантов задавленные заботами и тревогами родители не поспевают за детьми, а те, свободные от узды традиций, радостно идут навстречу чужим кумирам. И хоть сказано это о нем не вполне, а лишь частью, он утешался неизбежностью.

***

Машина миновала границу - серую линию, не отмечененную чертой на асфальте и не обозначеную оградой в поле. Серая линия словно висит в воздухе, незримая, но неизбывная. За ней живет один из народов – геры. По разумению сыновей Бернара – худший из народов, обживший исконную землю эрцев. Молодые Фальки убеждены, что геров следует непременно изгнать, и нет для святой цели негодных путей. В одном важном пункте единодушны многие эрцы и многие геры – не хотят серую линию, а хотят всю землю себе. Нечеткая граница не разграничивает, и стороны не могут с нею мириться. “Их слишком много, единодушных. Безнадежно много!” – думает Бернар.

Пейзаж в окне меняет цвет с зеленого на желтый. Меньше возделанных полей, больше выгоревшей травы на холмах.

- Бернар, я так боюсь за Гилада! Каждую ночь он едет этой дорогой средь ненавидящих глаз!

- Он вооружен, Луиза. Метко стреляет и отлично водит машину, - ответил Бернар.

- Этим ты утешаешь мать?

- Я больше боюсь за Теймана, - вместо ответа заметил Бернар, - Как бы не бросил университет. Он погрузился в святое писание. У него мистика на уме: не расстается с книгой баккары.

- Ой, мне есть что добавить о Теймане! Обещайте, что не выдадите меня. Он упрашивал меня молчать, но не молчится! – воскликнула Райлика.

- Не молчится, значит расскажешь и так, без обещания – бросил Бернар.

- Не расскажу.

- Обещаем, - за двоих сказала Луиза.

- Я видела Теймана с девушкой! Они о чем-то беседовали, а он смотрел на нее с умилением. У нее коса, как мышиный хвост. Если я себе заплету – выйдет втрое толще. Они распрощались, я подошла к нему и говорю: “Поздравляю!” Он покраснел, потом забубнил, дескать, держи язык за зубами, не тревожь родителей!

- Слава богу! Есть надежда на перемены, - сказала Луиза.

- Мне показалось, что девица из той же кагорты, что и ее обожатель, - уныло заметила Райлика.

- Так я и знал, - буркнул Бернар.

- Бернар, прошу, оставь свое обыкновение спорить с нашими чадами. Не задирайся, – просит Луиза.

- Постараюсь.

- Мы едем к внукам. Не хочу полемик.

- И я не хочу. Мы едем к внукам.

Показался Бейт Шэм. Дома не выше трех этажей. Красные черепичные крыши. Яркая зелень вокруг домов. Над красным и зеленым висит голубое небо. Солнце трудится вовсю. Жарко. Место выглядит благополучным возделанным островком среди волн безлюдных желтых холмов. Яркое на тусклом блестит хорошо. Ограда вокруг поселка. Улыбающийся охранник открывает ворота: милости просим, знаем и ждем!

Бернар подрулил к знакомому двухэтажному дому. Внуки летят навстречу. Бросаются на шею к бабушке и к дедушке. Почти не взглянув на подарок и не дослушав церемонные поздравления, герой дня вместе с младшими сестрами убегает на задний двор продолжать прерванную игру. Луиза не показавает, что обижена недостатком внимания к подарку, который любовно выбирала.

За детьми выступают Хеврон и Косби, а за ними - Гилад и прикативший из Авива вперед родителей Тейман. Совершается ритуальный обмен объятиями и поцелуями. Бернар всегда дивится в душе, как горячо и неформально исполняет этот обряд Луиза. Как принято в Бейт Шэме, молодые мужчины одеты в клетчатые рубашки и обуты в сандалии на босу ногу. “Пионеры и землепроходцы” – думает Бернар.

- Какой чистый воздух у вас! – восклицает Луиза.

- Здесь тяжело дышится, - возражает Бернар.

- Это с непривычки, папа. Бейт Шэм на высоте, а Авив – на море. Я дважды в день меняю климат, - сказал Гилад.

- Пройдемте в дом, - пригласил Хеврон.

Почти весь первый этаж занимает огромная гостиная и прилегающая к ней кухня. Кондиционер спасает от жары. Расселись. Хеврон, который видит родителей реже братьев, занял место поближе к отцу с матерью. Косби расположилась тут же.

- Как здоровье, папа? Как ты, мама? – участливо спросил Хеврон.

- Слава богу, мы в порядке, - ответил Бернар.

- Спасибо, сынок, все хорошо, сказала Луиза, с нежностью глядя на сына. Она перевела взгляд на Косби, подумала: “Ей повезло. Хеврон такой преданный, такой верный! Похудел, трудится без отдыха”.

- У Хеврона много работы, а дом на мне, - словно прочитав мысли Луизы, сказала Косби. Не надеясь преодолеть акцент, она говорила на эрците просто и коротко, стараясь избегать ошибок.

- Все дети любят Хеврона, не боятся его, - продолжила Косби.

- Пожалуй, верно, дети любят меня. Главное, однако, я их люблю. Нельзя быть детским врачом, не любя детей.

- Ты лечишь детей геров тоже? – поинтересовался Бернар.

- Разумеется, папа. Я лечу и люблю всех детей и не делаю различия.

- Твои жрецы одобряют? – спросил Бернар?

- Бернар! – воскликнула Луиза.

- Молчу.

- Это не опасно, сынок, ездить в деревни к герам?

- Я стал врачом в заморской стране и там же клялся лечить всех. Геры не причинят мне вреда – я лечу их детей. Будь спокойна, мама.

В другом конце гостиной сидели кружком бессупружные отпрыски Фальков. Тейман то и дело украдкой и вопросительно поглядывал на сестру. Та с безукоризненно честным лицом не замечала этих взглядов.

- Райлика, ты слишком поспешно ушла из моей конторы. У меня живое дело, прекрасная практика. Тебе близко к дому. Окончишь универститет, а там – господь велик – станем работать вместе, - сказал Гилад.

- Страхование – нечестный бизнес.

- Ты судишь, не поняв.

- Я слышала твои трели. Ты не говоришь людям всю правду.

- Идеалистка!

- Возражение не по существу!

- Браво, Райлика! – вступил в разговор Тейман. Он польстил сестре, надеясь получить знак, что тайна его блюдется.

- Я зачитываюсь книгой баккары. Мне удивительные вещи открываются! – продолжил Тейман.

- Я с радостью поговорю об этом позднее, Тейман. Не будем нагонять скуку на Райлику. Пусть лучше сестрица поведает нам, чем думает заняться.

- Мне предложили работу в газете, помощницей секретаря в редакционном отделе.

- В какой газете? – почти одновременно выкрикнули братья.

Райлика произнесла название, и ответ ее был встречен молчаливым осуждением.

Косби накормила детей. Была непреклонна, не уступив их мольбам отменить ради гостей дневной сон. Пообещала свекрови и свекру, что через час-полтора внуки будут в их полном распоряжении. Тем временем взрослые Фальки расселись вокруг стола и принялись поглощать обед и произносить тосты.

В дверь постучали. Вошел молодой мужчина. По одежде и обуви безошибочно угадывался житель Бейт Шэма.

- Познакомтесь, это – Итро Окс, - Хеврон представил вошедшего родителям.

- Останешься с нами, Итро? – сросил Хеврон.

- Сейчас тороплюсь, зайду вечером. Возьму лишь у Гилада кое-какие бумаги, - ответил Итро.

Гилад подал Итро тонкую папку. Тот попращался и вышел.

- Кто не знает Итро Окса, тот скоро услышит о нем. Он становится все заметнее в нашей партии, - сказал Гилад.

- Кстати, Гилад, расскажи нам, есть ли всходы на миссионерской ниве? – спросил Бернар, опасливо оборатившись на супругу, которая была увлечена разговором с Косби и потому пропустила и оставила без последствий опасный вопрос.

- Отец, если ты имеешь в виду наше общество помощи вновь прибывшим, то мне действительно есть, что рассказать.

- Мы слушаем, - за всех ответил Бернар, осмелев.

- Среди новичков из Хорфландии встречается неплохой материал, - начал Гилад, - Я познакомился с интересной семейной парочкой, Диана и Алекс, люди моих лет. Она – журналистка и писательница, он – инженер.

- Похоже, в Хорфландии предписано законом обязательное университетское образование, - заметил Тейман.

- Уж год, как я занимаюсь с ними, не щадя времени, - продолжил Гилад, - Сначала приобщал этих безбожников к традициям, потом к вере, сейчас пытаюсь заинтересовать их нашими идеями.

- За морем я знавал хорфландских интеллигентных эрцев. Неисправимые атеисты, - перебил Хеврон.

- Мой случай – проблемный. Алекс эрц, а Диана – хорфландка! – воскликнул Гилад и этим заявлением целиком овладел вниманием женщин, - Они очень разные типы. Похоже, сильно любили друг друга...

- Что значит “любили”? А сейчас? – с неподдельным любопытством на лице азартно вторглась в разговор Райлика.

- Мне кажется, у них что-то надломилось. Они неодинаковых способностей. Я помог им найти временную работу. Алексу плохо даются языки. Ему было трудно понимать меня. Он примкнул к своим из Хорфландии. Некий хорфландский эрц, называющий себя профессором, завоевывает души легковерных земляков, преподнося им собственное толкование баккары и суля познание тайн мира. Баккара на хорфландском языке! Представляете? Алекс польстился на посулы.

- Эй, довольно про баккару! Про Диану рассказывай! – нетерпеливо перебивает Ра йлика.

- О, Диана! Она преуспела в эрците. Хоть и не эрца, а вникает в наши традиции до тонкостей. Ей интересны святые книги, она осаждает меня вопросами и готова бесконечно слушать мои объяснения.

- А ты готов бесконечно объяснять? – спросил Бернар.

- Как она выглядит? Опиши, – вступила в разговор Луиза.

- Разве это имеет значение? Среднего роста, сройная, волосы темные, ресницы длинные, глаза карие, за правым ухом родинка...

- Какие подробности! – ехидно заметила Райлика.

Гилад раздосадовался и удивился неожиданному своему простодушию. Решил исправить впечатление, не допустить неверную интерпретацию.

- Диана интересуется прозелитами, она хочет принять веру эрцев, она просит показать ей Бейт Шэм! - выпалил Гилад и, пытливо глядя на физиономии заинтересованных слушателей, вполне осознал, что последние его слова вряд ли что-то исправили, но скорее имели противоположное действие.

***

На несколько минут воцарилось молчание. Не преуспев в обороне, Гилад перешел в наступление.

- Отец, наше общество не занимается миссионерством, - заявил Гилад.

- А мне кажется, не следует говорить в ироническом тоне о наших жрецах, - добавил Тейман.

- Сыны мои! – высокопарно начал Бернар, не почувствовав, как под столом Луиза наступила ему на ногу, - Сыны мои, в стране Ашназ, где родился ваш отец, никому не приходило в голову упрекать эрцев в миссионерстве. И в мессианстве тоже! От отца и деда я знаю, с каким великим почтением говорили люди о просвещенных ашназских священниках, что не чета вашим жрецам! Известно: постройка постепенно ветшает, потом гибнет.

Бернар, взволнованный, сделал паузу, перевел дух. Он знает, что конец разговора старых с молодыми – взаимная презрительная жалость. Лицо Луизы напряжено. Лица Райлики и Косби поскучнели. Гилад и Тейман потупили глаза. Хеврон с осуждением смотрит на них. Он мог бы возразить отцу, но он не станет испытывать сердце старика. Бернар заметил укоризну в глазах старшего сына. Это успокоило его и вселило дух миролюбия.

- Вы, молодые, торопите приход спасения эрцев. Вы желаете конца гонений и возврата величия. И я желаю этого. И дед и прадед ваши мечтали о том же. Они знали от своих священников, что к спасению ведут гуманность и просвещение, а не война и кровь, как учат ваши жрецы. Гуманность – не привычка, а плод здравомыслия, ей нет альтернативы. Известно ли вам, что существует Свиток, в котором начертан кратчайший путь к спасению? Завладеть Свитком и следовать его слову и духу – значит приблизить счастливый день.

- Разумеется, отец, мы слышали о Свитке, но не знаем где он, - сказал Хеврон.

- Я знаю. Я уверен. Свиток хранится в стране Ашназ. Его можно разыскать.

- Как это сделать, папа? – спросила Райлика, учуяв интригующий поворот беседы.

- Очень просто! Нам нужно перенестись в страну Ашназ на век-полтора назад. Там найдем Свиток и с ним вернемся. Зову всех с собой!

Сыновья Бернара переглянулись.

- Возможно ли это, отец? – изумился Тейман, - В наше отсутствие время потечет для нас в другом веке, а для оставшихся здесь оно продолжит свой обычный ход. Но ведь нет двух, а есть только один поток времени!

Хеврон и Гилад закивали головами, согласные с глубокомысленным замечанием Теймана.

- Вы забываете, сыны, что мы, эрцы, - вечный народ, - возразил Бернар, - Мы пребываем в мире, как бы вне времени. Эрц всегда и везде эрц. Сведи двух эрцев из разных веков, и общность уничтожит разницу, они сойдутся, как два соседа.

- Отлично придумано, папа! – воскликнула Райлика, сохраняя серьезное лицо, - Я видела в заморском кинофильме, как человек обнаружил на городском мосту проход, по которому он путешествовал во времени. Я готова к паломничеству за Свитком. Заноси меня в список!

- Молодец, дочка! А вы, сыны, не прячьте улыбки! Вы маловеры, хоть и фанатики, не сочтите за обиду. Жду твоего слова, Луиза!

- Ты ведь знаешь, Бернар, я всегда с тобой. Я пошью для нас тогдашнюю тамошнюю одежду. Нас примут за своих.

Дети пробудились от дневного сна, и бабушка с дедушкой заполучили обещанных внуков. Потом Луиза, Бернар и Райлика заторопились домой, чтоб еще засветло преодолеть путь от Бейт Шэма до серой линии. А вечером, как и обещал, явился Итро Окс и услыхал вещь необычайную из уст братьев Фальк: как престарелый отец их вздумал испить из чаши славы великого писателя, выдумавшего машину времени.

Глава 3

Газета


Как мир стара земля Эрцель, а страна Эрцель – молода.

Тысячелетиями жили люди в земле Эрцель. Жили до эрцев, жили вместе с эрцами, жили вместо эрцев. Проливали кровь и заключали мир, учились и поучали, пасли и сеяли, строили и разрушали, любили и предавали, рождались и умирали. Эрцы земли Эрцель создали для себя маленькую страну и назвали ее Эрцель, и не хотели терпеть подле себя малый народ геров. А те не хотели терпеть страну Эрцель и эрцев подле себя. С великой горячностью и страстностью ненавидят друг друга мельчайшие соседи. Серая линия разделяет два народа. У каждого из них есть его единственно истинная святая книга, которая, они твердо знают, вмещает всю правду и состоит из одной только правды.

“Как можно выше, чтоб всему миру зримо было, жрецы и вожди обоих народов возносят над головами святые книги – бесспорный довод правоты – и указуют на них перстами и провозглашают, что, вот, написано: это – наша земля! Книги думают за своих невольников, да разве зеркало в помощь слепому? Книги – что порох, и нет безвредных книг. И то горе, что и те, кто в оппозиции к жрецам пребывают, этот жреческий клик приемлют!” – так мыслит Бернар Фальк.

Пожалуй, старик сгущает краски. Нельзя забывать, что в стране Эрцель существуют две партии – Левая и Правая. В запальчивости Бернар не замечает Левую, адепты которой хотят мира с герами и почитают серую линию.

Правая партия жалуется, что, наперекор душевному влечению к ней эрцев, газеты ее не любят и настраивают народ в пользу Левой. А Левая партия твердит, мол это враки.

Вот, в здании одной из авивских газет, в конце корридора, в фойе, уселись в креслах двое. Напротив Райлики, новой помощницы секретаря, расположился Шай Толедано – один из редакторов, мужчина средних лет и строгих правил. Шай знаком с Итро Оксом и с Гиладом. Последний ходатайствовал за сестру, чтоб поберег ее от каверз, чинимых новичкам.

- Нравится тебе у нас, Райлика? – спросил Шай.

- Не скучно здесь. А что, Шай, разрешат мне отпуск?

- Через полгода работы? Попробую попросить за тебя.

- Спасибо, Шай.

- И зачем тебе понадобился отпуск сейчас?

- Да так, с родителями побыть... – замялась Райлика.

- Темнишь! Я знаю от Итро и от Гилада, какую штуку твой отец задумал. Собрались в путешествие в страну Ашназ, на полтора века назад. Хотите привезти Свиток.

- Что вы думаете обо всем этом, Шай?

- Ты знаешь, я - человек религиозный, и верю в вечность народа эрцев. Я полагаю, задуманное возможно, хоть и звучит невероятно. А ты что скажешь?

- Не знаю. Хочется новизны. Не отправилась в путешествие, уступила родителям. Теперь поеду с ними.

- Вернешься – расскажешь.

- Шай, пусть никто из наших не узнает о поездке. Засмеют.

- Разумеется, Райлика! И ты не проговорись. Если до Роны дойдет, что я верю небылицам, погибла моя репутация серьезного аналитика.

- Кто упоминает мое имя всуе? – воскликнула вошедшая Рона.

- О, Рона! А я как раз рассказываю Райлике о зачинателях нашей газеты, - не моргнув глазом соврал Шай.

Рона Двир, дама солидных лет, высокого роста, энергичная и решительная, уселась в кресло. Она – ветеран, праматерь новой авивской прессы. Рона – старший редактор, ее слово, как камень весомо и твердо, а авторитет незыблем.

- Какого мнения о нашей газете держится твоя юная подопечная? – спросила редактора старший редактор и при этом покосилась на Райлику. Взгляд Роны был строг, но голос выдавал доброту.

- Райлика считает, что у нас не скучно, - улыбаясь, ответил Шай.

- Девушка – сама проницательность. Более бесспорного суждения высказать не возможно.

Райлика смущена. Это похвала или насмешка?

- Ты молодец, девочка, ты всем нравишься, - подбодрила Райлику почтенная матрона.

- Сегодня мы ждем гостя, - продолжала Рона, обращаясь к Шаю, - Пожалует небезызвестный тебе Мики Парицки. В последнее время он дает все меньше оснований величать его гостем, - поколебавшись, заметила Рона и пристально уставилась на Шая, - Он зачастил. Что-то притягивает его. Сила всемирного тяготения действует на вашего брата! Впрочем, мы всегда рады ему и его статьям.

Шай сидел с замороженным лицом. Райлика ретировалась к себе.

- Пойдемте, господин Толедано, ко мне в кабинет. Встретим Мики достойно, - сказала Рона и подумала: “Где-то я слышала, что все мужики за сорок – конченые негодяи”.

- Пойдемте, госпожа Двир, - в тон ответил Шай, и оба удалились.

***

Шай Толедано и Мики Парицки больше, чем друзья – они боевые товарищи. Офицерами воевали вместе в особом воинстве, причислиться к коему стремятся лучшие, из которых лучшие удостаиваются чести. Не раз подствляли друг другу плечо, и за плечами у каждого немало лихих дел – утеха памяти. Навоевавшись досыта, отправили на чердак высокие тяжелые ботинки, выучились в университете, женились и породили детей – Шай двух девочек, а Мики – двух мальчиков.

Шай рос в семье, где блюдутся традиции веры. Мики воспитывался на безбожных идеях. Первый тяготеет к Правой партии, а второй, ясное дело, - к Левой. И не просто тяготеет, но занял в ней важную позицию и делает карьеру, стремясь наверх. Помещает свои статьи в газете, где работает Шай. На бумаге они противники, а в жизни, как сказано, больше, чем друзья. Ибо, дойдя в противостоянии своем до крайней точки, обязательно вспоминают, что оба эрцы, и стрелы возвращаются в колчаны. Однако, это – не правило в стране Эрцель.

Рона Двир восседает во главе стола. По одну сторону расположился Шай, по другую – Мики.

- Я рада, господин Парицки, принимать вас в своем кабинете. Левая партия необыкновенно активизировала свою деятельность. Ваши статьи, Мики, украшают газету каждую неделю.

- Прошу не забывать, госпожа Двир, что писанина этого левака должна быть уравновешена моим аналитическим комментарием.

- Прошу не забывать, господин Толедано, что газета, в которой вы являетесь редактором, объективно отражает баланс общественных идей. Паранойя – коллективный диагноз “праваков”, выражаясь вашим языком.

Мики с видимым удовольствием слушал перепалку.

- Господин Парицки, будьте любезны, сотрите ехидную улыбку с физиономии и кратко представьте нам ваш последний опус.

- Госпожа Двир, господин Толедано! - с преувеличенной торжественностью начал Мики, - Как вам известно, в гуще народа страны Эрцель зреет готовность к миру с герами, нашими неизживными соседями. Из двух зол – уступить часть или потерять целое – эрцы научаются отдавать предпочтние злу меньшему. Усвоить сложную науку выбора помогает давление новой реальности, кладущей предел бессмысленным мечтаниям. Не стыдно подчиняться обстоятельствам, и примем неизбежность достойно!

Мики сделал паузу. Убедился, что, как и ожидал, лицо Роны выражает нетерпение, а лицо Шая – скепсис.

- Левые сделали открытие. Если открытие не находит применения, в нем нет ценности, - заметил Шай.

- Открытия остановить нельзя. Но они оскорбляют проворонивших новизну, и горе открывателям, - вставила слово Рона.

- Наша Левая партия, глаз и глас народа готовит лозунги к кампании выборов новых ста двадцати скрытых праведников, нашего с вами парламента. Моя статья будет первой публичной апробацией этих лозунгов. Мир с герами, серая линия, дьявольский контраст роскоши и нищеты – это темы статьи. Отмечается, что имеется некое малое число правых, которые почитают войну за высокое счастье, а добывать для себя это счастье шлют большое число левых. Подробности прочтете сами. Уверен, за нами пойдут заблуждающиеся сторонники Правой партии. Вот, что я принес на сей раз. Присоединяюсь к требованию господина Толедано о равновесии.

Иронию последнего замечания Рона оценила полуулыбкой.

- Благодарю вас за краткость сообщения, господин Парицки. Не сомневаюсь, что господин Толедано скрупулезно разберет текст и явит читателям несостоятельность фантазий “леваков”. Мики, оставьте материал, статья выйдет в свет в конце недели.

Шай и Мики вышли из кабинета Роны.

- Дружище, где ты прячешь новенькую? – спросил Мики, ткнув Шая кулаком в бок.

- Она у себя.

- Пойду выманю ее.

- Мики, в мире нет тайн. Рона объясняет твою литературную активность не теми причинами, что ты привел в ее кабинете. Гони беса прочь.

- Нет сил быть безгрешным.

- Не будь им. Ищи другую дорогу в ад, в стороне от Райлики.

- Твоя правильность наводит тоску.

- Расскажи о сыновьях.

- Ну, слушай.

Глава 4

Ашназ

Супруги Фальк и возлюбленная их дочь сидят в гостиной своей квартиры. Войди тут кто из знакомых, и был бы удивлен несказанно: дом превратился в театральные подмостки. Публика отсутствует, значит это не представление, а репетиция. Причем, генеральная – ведь актеры-то в костюмах!

Да, семейство приготовилось в путь. Не решено, правда, каким видом транспорта предстоит воспользоваться, зато известны пункт назначения и приблизительный год прибытия. В центре комнаты составлены чемоданы. Главное содержание их – одежда. На Бернаре строгое черное одеяние. Рядом на столе лежат цилиндр и перчатки. Луиза и Райлика наряжены в длинные платья с кружевами, оборками, складками, фестонами и прочими важными деталями. Рядом с цилиндром покоятся женские шляпы с лентами. Красота! Каждая мода хочет утвердиться навечно. Что против былого эстетизма нынешние функциональный примитивизм и эротический максимализм? Нищета прогресса!

Над созданием туалетов увлеченно трудились все трое. Поначалу Бернар высокомерничал. Мол, не в одеждах мудрость ума, а верность моде убавляет от свободы духа. Потом втянулся в коллективный труд. Он добывал материалы в литературных источниках, материалы из магазинов тканей доставляла Райлика, а умелые руки Луизы были заняты материализацией идей. Обсуждение моделей и примерки – общее дело.

- Мы, кажется, готовы. Что будет дальше, папа? Наши намерения никто не принимает всерьез.

- Ошибаешься, дочка! Принимают всерьез, да стесняются других и себя, потому и не подают виду. Все эрцы одним мирром мазаны. И твои Рона и Мики, безбожники, уголком сердца верят в избранность и вечность эрцев. А чудные эти свойства означают среди прочего, что сему народу дарована свыше привилегия покидать колесницу времени, неумолимо влекущую из прошлого в будущее все иные божьи творения, - высокопарно возразил Бернар.

- Теперь, как в старой сказке, мы должны закрыть глаза и открыть глаза? – прервала Луиза поток мужниного красноречия.

- Нам не нужен тайный проход на городском мосту и не требуется машина времени со скрипучими рычагами. Мы крепко верим, и этого довольно. Жизнь сильна верой, а чудеса – для сказки. Не станем закрывать и открывать глаза, а оглянемся вокруг себя.

Луиза и Райлика последовали призыву, повернули головы направо и налево. Они сидят в беседке в тихом городском саду. Напротив стоит элегантный Бернар, и на физиономии его сияет торжествующая улыбка.

***

Сколь неудержимо ликование Бернара, столь велико изумление Луизы и Райлики. Ибо вера в чудо не исключает удивление ему.

- Мы перенеслись в девятнадцатый век, в страну Ашназ, в славный город Уухен, - ответил Бернар на немой вопрос на лицах женщин, - Немного осмотримся и начнем искать пристанище.

- Почему именно Уухен? – спросила Райлика.

- По моим предположениям, в этом городе, или где-то поблизости, хранится Свиток. Я слышал рассказы отца и деда. Здесь, в Уухене, в то, а вернее в это время, взошли семена просвещения и гуманности – пути эрцев к спасению. Посему и Свиток спасения должен находиться здесь и сейчас.

Объяснив, великодушный Бернар предложил жене и дочери прогуляться вокруг сада и чуть-чуть удовлетворить любопытство, а сам добровольно остался сторожем при чемоданах.

Убедившись, что они одеты правильно и модно, и встречные прохожие не изучают их удивленными взглядами, успокоенные женщины вернулись в беседку.

Настала очередь Бернара производить рекогносцировку. Первым делом следует отыскать гостиницу, где останавливаются эрцы. А задать вопрос лучше всего своему, которого нужно распознать среди множества шназов. Бернар в затруднении. Прожившему жизнь среди своих нелегко найти своего среди чужих. Что есть в арсенале Бернара? Немного помнит с детства шназский язык, ну, и конечно при нем вечный эрцит, годный всегда и везде.

Торговая площадь. Прилавки с навесами. Кругом шназы. Осанка величественная, лица полны достоинства. Прошел человек с черной с проседью бородой и с виду не гордый. “Попытаю счастья” – подумал Бернар.

- Прошу прощения, господин, - обратился Бернар к бороде, - Я приезжий в Уухене, нуждаюсь в совете...

- Откуда вы? – нетерпеливым вопросом перебил горожанин. Одного быстрого искушенного взгляда ему хватило, чтобы сделать вероятное предположение в отношении Бернара.

- Я живу в святом месте, на земле...

- Эрцель! – закончил за Бернара соплеменник.

- Вы догадливы.

- “Святое место”, “земля” – ясно: это – Эрцель.

Борода бросил два-три приветственных слова на эрците и этим покорил собеседника.

- Я с женой и дочкой. Они ждут в городском саду. Мне нужен адрес подходящей гостиницы.

- С какой целью пожаловали в Уухен, позвольте узнать?

- У нас важное дело к главе городской общины эрцев.

- Возвращайтесь в сад. Через четверть часа я пришлю за вами городскую карету. Вас отвезут туда, куда вам нужно.

С почти забытой, но милой сердцу Бернара шназской пунктуальностью, ни на минуту не задержав и не упредив своего прибытия, у ворот сада остановилась карета. Вне всякого сомнения, что семейный автомобиль Фальков передвигается не в пример быстрее и мягче, чем открытый конный экипаж, на скамьях которого расположились Бернар, Луиза и Райлика. Зато как красива старина! Кучер в цилиндре, стройные лошади, огромные колеса стучат по мостовой. Уухен весь в зелени. Старые деревья. Шназы говорят меж собой сравнительно негромко. На мостовых и тротуарах не видно мусора. Уши и глаза приезжих отмечают диковинное. Вдали виднеются башни замков, вблизи – остроконечные крыши домов и церквей.

***

Хозяин гостиницы, невысокий плотный эрц, назвавший себя Фердинандом, удовлетворенно опустил в карман бриллиантовое колечко, которое получил от Бернара, как плату за постой. Он показал Фалькам их скромные аппартаменты. Бернар выразил желание обедать не в общей трапезной, а у себя, и пригласил к обеду Фердинанда. За обедом, после свершения подобающего омовения и благословения, а также утоления первого голода, между участниками трапезы завязалась ознакомительная беседа.

- Дамам пришлась по вкусу наша простая шназская пища? – спросил на эрците хозяин гостиницы.

- О, да, господин Фердинанд. Очень вкусно, и сравнение в вашу пользу. Наша кулинарная изощренность в конце концов утомляет, - воодушевленно ответила Луиза.

Дочерний долг вежливости удержал Райлику от выражения иного мнения.

- Совершенно согласен с вами, госпожа Фальк. Кухня не должна занимать в сознании место храма. А вы у нас по торговым или по семейным делам, господин Фальк?

- Пожалуй, ни то и ни другое, господин Фердинанд, - ответил Бернар, - Я сказал вам, что мы прибыли из земли Эрцель, а теперь добавлю, что мы граждане страны Эрцель.

- Простите, я, кажется, не расслышал, вы граждане какой страны?

- Страны Эрцель.

- Но ведь такой страны нет!

- Есть, а вернее, будет, господин Фердинанд. Дело в том, что мы явились к вам из времени, на полтора века опережающего ваше время.

- О, это совсем другое дело! Теперь все разъясняется, все просто и понятно. Я думаю, вам необходимо встретиться с главой нашей общины. Его зовут господин Вайс.

- Вы угадали мою мысль, господин Фердинанд. Не соблаговолите ли нам помочь в этом?

- С радостью. Я сам состою в правлении общины.

- Тем лучше. Вы своими ушами услышите наш подробный рассказ. Я надеюсь, господин Вайс не станет возражать против участия в беседе моей жены и дочери?

- Беспокойство излишне: господин Вайс человек передовых взглядов.

***

В дом к богатому торговцу, главе общины, съехались самые уважаемые, состоятельные и образованные уухенские эрцы, как гражданского рода занятий, так и духовного звания. Почетный форум встречает прибывших в Уухен соплеменников из будущей страны Эрцель. Среди собравшихся мужчин, людей солидного возраста, выделяется свежестью и красотой молодой

человек лет двадцати пяти. Либеральный дух собрания утверждается присутствием женщин. Господин Вайс усадил Луизу и Райлику рядом со своей женой и взрослыми незамужними дочерьми, разместив, однако, всех дам поодаль от мужских глаз и ушей.

Общество расположилось в зале. На небольшое возвышение у стены взошел глава общины. Роста господин Вайс невысокого, борода короткая и аккуратно подстрижена, выражение лица абсолютно любезное, глаза беспокойные, манеры, уверенные и свободные, выдают человека многоопытного и осторожного, которого провести никак нельзя.

- Любезные эрцы! Почтенные господа! Без вступления и лишних слов представляю вам наших нежданных и негаданных, но бесценных и милых сердцу гостей – господина Бернара Фалька, его супругу Луизу и дочь Райлику, - лучезарно улыбаясь, произнес господин Вайс.

Бернар встал и поклонился во все стороны. То же сделали Луиза и Райлика.

- Нам не терпится услышать рассказ о стране Эрцель, которая возникнет через много лет, когда наше поколение уже уйдет из этого мира. И, разумеется, наша община проявит королевское гостеприимство и окажет всю возможную помощь дорогому семейству Фальков, - сказал господин Вайс и пригласил Бернара на возвышение.

- Любезные господа! Почтенные эрцы! Я буду говорить кратко и я прошу вас: не стесняясь, перебивайте меня вопросами и поправляйте, ибо беседа плодотворнее монолога, - начал Бернар, - От вашего до нашего времени неслыханно много бедствий претерпел народ эрцев. В возмещение мук бог даровал нам шанс, и мы не упустили его и создали свою страну.

- Воспользуюсь разрешением господина Фалька и вставлю слово, - сказал сидевший неподалеку от оратора старый эрц, обладатель длинной, редкой и седой бороды и имеющий репутацию консерватора, - Я полагаю, что господь не в утешение за страдания, но, избрав себе народ эрцев, дал ему страну - место под солнцем.

- Избранничество – это не столь патент на превосходство, сколь бремя и обязанность грешить меньше прочих народов и светить им в пути, высоко держа факел прогресса. Не потому ли, господин Фальк, терпят гонения эрцы, что миссию свою толкуют превратно и не исполняют вполне? – задал вопрос второй полемист, человек либерального направления мысли, много уступающий первому годами и длиной бороды.

- Господа, не будем злоупотреблять великодушием гостя. Пусть господин Фальк говорит без помех! - воскликнул глава общины.

- Благодарю вас, Господин Вайс! Я продолжу. Мы строили страну, но мира с соседями не знали, и это – наша боль. Нынче все больше граждан направляют взоры в сторону мира, но пока еще велика сила у превратно толкующих миссию – так, кажется, было сказано – и ищущих вдохновения в темных глубинах мистической баккары. Нам нужен Свиток. Умелые люди применят его слово и укрепят сердца тех, чья вера в спасение через мир не тверда. Свиток принесет спасение.

- Господин Фальк считает, что баккара, толкующая о спасении, - помеха ему? – с сарказмом на устах вновь перебил рутенер.

- Обстоятельства страны Эрцель говорят в пользу разумной умеренности и вопиют против старого фанатизма, - взвешенно, размеренно и холодно возразил его оппонент.

- Баккара не старый фанатизм, а нестареющее достояние народа! – парировал первый спорщик.

- Довольно, господа! Не для сего вечного диспута, а ради наших дорогих гостей мы собрались под этой крышей, - урезонивает идейных противников хозяин дома, - Прошу вас, господин Фальк, объясните, почему вы думаете, что Свиток находится в Уухене?

- Я ожидал этого вопроса, любезный господин Вайс. Как вам известно, мой род происходит из этих мест. От отца и деда я слышал, что в стране Ашназ, и в городе Уухене прежде всего, возникли и укрепились либеральные воззрения на спасение. Поскольку правоту этих воззрений подтвердила история страны Эрцель, то вполне разумно именно здесь искать Свиток спасения, не так ли, господин Вайс?

- Я восхищен вашей проницательностью, господин Фальк. Мы подробно обсудим с вами дело о Свитке, - сказал глава общины.

Последние слова хозяина дома были истолкованы, как сигнал к окончанию ассамблеи. Люди стали расходиться. Кроме Вайсов и Фальков остался упомянутый прежде красивый молодой человек.

***

Пока мужчины бились насмерть картонными мечами, Луиза и Райлика пребывали в обществе супруги и дочерей господина Вайса. Луиза с госпожой и девицами Вайс вели оживленный разговор на эрците, хотя недостаточные познания шназских дам в языке сужали тематику. Райлика не проронила ни слова. Она обратила внимание на молодого человека, а также обратила внимание на то, что и он обратил на нее внимание. Так они и сидели молчком в разных концах зала, перехватывая притворно случайные взгляды.

Райлика была обижена на девятнадцатый век, ибо в предпринятом хозяином дома размещении мужской и женской части публики усмотрела не прогрессивный либерализм, а мужской деспотизм. Новые идеи не скоро завоевывают наши симпатии, а у старых – шансы вообще иллюзорны. Чтобы занять время, Райлика, преодолевая здоровое женское равнодушие к идеологическим спорам мужчин, прислушивалась к шуму словесных волн в зале. Пока гости расходились, Бернар спросил дочь, что она думает о различных мнениях. Райлика ответила, что не усмотрела различий. “Все - она сделала ударение на слове “все”, пристально глядя на отца, - Почитают себя высшей кастой”. Выплеснув досаду, успокоилась.

Хозяин дома подвел молодого человека к Фалькам. “Разрешите представить вам, дорогие гости, моего помощника. Перед вами - Нимрод Ламм” – сказал господин Вайс. Юноша улыбнулся и поочередно поклонился каждому из Фальков, начав с Луизы и закончив Бернаром. Не упустив момента, Райлика смело оглядела Нимрода: высокий, широкоплечий, белокурый и белозубый, умные глаза, и улыбается приятно. Райлика заподозрила, что краснеет. “Вот еще глупости!” – подумала.

Ужин, в котором приняли участие Фальки, Вайсы и Нимрод Ламм, подтвердил репутацию незамысловатости шназской кухни. Господин Вайс, пренебрегая смущением Нимрода, горячо расхваливал последнего, рекомендовал его, как самого перспективного члена уухенской общины эрцев, подлинного сторонника либерализма, глубокого знатока эрцита и так далее и так далее. Достоинства от похвал расцветают, а без них – чахнут. Пока Райлика ловила каждое слово Вайса, Нимрод ловил движение каждого мускула на ее лице.

Покончив с панегириком, хозяин дома перешел к вопросу, более всего волновавшему Бернара.

- Господин Фальк! Я вновь и с удовольствием отдаю должное вашей проницательности, достижения которой – это следствие необычайной ясности ума. Вы не ошиблись в своем предположении относительно места нахождения Свитка. Он действительно хранится в Уухене.

- Благодарю вас, господин Вайс.

- Ваш краткий рассказ заставил думать, что Свиток, попади он в страну Эрцель, поможет принести спасение народу эрцев. Однако, нельзя исключать, что и в стране Ашназ Свиток может произвести такое же действие. Торопится грешно. Ведь мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим. Мы с вами принадлежим к одному народу и оба радеем за него, и нам важно принять правильное решение. Ибо нет разницы для вечного и вездесущего народа эрцев, в какое время и в какой стране придет спасение. Главное, чтобы оно пришло! Не правда ли, господин Фальк?

- Настала очередь для похвалы в адрес вашей проницательности, господин Вайс!

- Благодарю. Поживите в Уухене и ближе познакомьтесь с нами, а мы надеемся побольше услышать от вас о стране Эрцель. Стол и дом, дорогие мои Фальки – за счет нашей общины!

- Это так неловко, господин Вайс! – возражая, дала согласие Луиза.

- О, не стоит беспокойства!

- Мы принимаем предложение, правда, дочь?

- Конечно, папа! – поспешила заверить Райлика.

- Дорогие мои гости! Поскольку я большую часть времени нахожусь в разъездах по купеческим делам, я бы хотел, чтобы вашим главным рассказчиком и слушателем стал Нимрод Ламм. Я доверяю Нимроду, как самому себе. Он завершает образование, пока не избрал себе карьеру и стоит на перепутье. Я думаю, с вашей помощью он будет рад заглянуть в будущее.

- Благодарю вас за доверие, господин Вайс! - взволнованно произнес Нимрод. Мысли его спутались в комок. Хотелось новизны. Кольнуло предчувствие перемен.

По женским лицам семейства Вайс пробежала тень.

“Он хорош собой и обходителен” - с материнским прицелом подумала Луиза и покосилась на дочь.

“Приставил к нам соглядатая, хитрец этакий!” – подумал Бернар.

Райлика ничего не подумала и лишь незаметно провела ладонью по щекам – не горят ли?

***

На протяжении месяца, что Фальки пребывали в стране Ашназ, Нимрод Ламм был их почти ежедневным гостем. С утра он приходил в гостиницу, и все общество отправлялось на прогулку по улицам и садам Уухена. Старшие шли впереди, а молодые отставали. Или наоборот. Нимрод обнаружил себя в высшей степени приятным собеседником. Бернар и Луиза готовы были бесконечно обмениваться с ним мыслями, Райлика и Нимрод хотели бы бесконечно болтать друг с другом. Если бы бесконечности можно было сравнивать по величине, то, несомненно, первую из двух Нимрод назвал бы слишком длинной, а вторую – слишком короткой.

Нимрод рассказывает о себе просто и скромно, Бернар и Луиза слушают жадно и сочувственно. Когда Нимрод сказал, что он сирота и один-одинешенек на белом свете – нет у него ни братьев ни сестер ни других родичей – глаза Луизы наполнились влагой, и она непроизвольным движением погладила его по руке. Матери он не знал, она умерла при родах. Младенцем был на руках у кормилицы. Отец, аптекарь, не женился в другой раз.

Старший Ламм слыл человеком мечты. Его унесла волна идей просвещения, владевших умами образованных эрцев страны Ашназ. “Мы, эрцы, - факел и свет – сохраним нашу веру не в ущерб вере народов и станем шназами с душою эрцев” – так думал сам и так учил сына. Случилась война с соседней страной, и аптекарь, патриот страны Ашназ, рядовым солдатом вступил в войско. Геройством заслужил награду, но желание его стать младшим командиром не исполнилось, ибо негодно это, чтобы эрц командовал шназами. “Верноподданность худшего вида – это верноподданность искренняя” – подумал Бернар.

Когда Нимроду было пятнадцать, отец погиб в бою.

У преемственности один глаз на затылке, другой во лбу. Настоящее – росток прошлого, и сходство между ними облегчает созерцание будущего. Повзрослев, достойный сын-преемник продолжил добавлять строки в рукопись отцовских идеалов. Черную кляксу на белой бумаге можно аккуратно обойти. Небольшого наследства аптекаря и пособия от городской общины эрцев города Уухена юноше хватало на изучение наук и языков.

- Я задумал переложить святую книгу эрцев на шназский язык, - признался как-то Нимрод.

- Да ведь это уже давно сделано, мой мальчик! – возразил Бернар.

- О, господин Фальк, я знаю, как это сделать иначе!

- Помилуй, разве возможно сделать иначе?

- Я перестрою книгу, и она не станет более затемнять светлый лик эрца. Тенью укрою недостойное нас. И тогда народы полюбят эрцев, как мечтал о том мой отец!

- Мой мальчик, ты такой же мечтатель! – воскликнул Бернар и обнял Нимрода за плечи.

Бернар уже не называл Нимрода “соглядатаем”, но душевно полюбил его. Сравнительно быстро неповоротливый мужской ум Бернара сумел постичь простую практическую мысль Луизы в отношении желаемого развития семейных событий.

***

Взаимный интерес с первого взляда – так можно назвать дух, вселившийся в головы Райлики и Нимрода, в тот день, что они впервые увидали друг друга в доме господина Вайса. Когда угля довольно, и есть ветерок, искра интереса непременно разгорится. А захочет судьба, и огонь души переселится из головы в сердце. Если встретились герои из разных веков, о топливе и тяге заботы нет. А для любви причины не нужны.

Часами бродят Райлика и Нимрод по улицам Уухена или за городом в поле. Славно летом в стране Ашназ. Зелено, светло, чисто. А в стране Эрцель – лучше. Звезды ярче, море шумит, сердца горячей. Так думает и говорит Райлика. У нее преимущество: она сравнивает. Нимрод скромно похвастал, что трудится над докторатом, и профессор им доволен. Райлика похвалила друга за быстроту, с которой он, учась у нее, обогащает свой книжный эрцит блеском разговорного лексикона.

Райлике нравится изумлять Нимрода. Забавно наблюдать, как любознательный парень слушает, порой не скрывая сомнение, а потом задает тысячу уточняющих вопросов. Рассказ об автомобилях и самолетах Нимрод переварил успешно, телевидение принял на веру, а с объяснением идеи компьютера Райлика потерпела неудачу. “Это оставим пока. Увидевши – пойму” – сказал Нимрод и бросил на Райлику короткий испытующий взгляд.

Ни одна история о технических чудесах не имела столь сильного действия, как невзначай брошенная Райликой фраза об армейской ее службе. “Девица в армии!?” – поразился Нимрод. “Ну да, обычное у нас дело!” – ответила Райлика, не видя причины для великого удивления. Потом вспомнила, как господин Вайс рассадил мужчин и женщин в своем доме, и поняла, отчего дело это Нимроду обычным не показалось. В голове его вспыхнули тревожные вопросы, но на язык не соскользнули: спрашивать боязно, и ответ страшен. Господство предрассудков делает нас немыми. Райлика громко смеялась про себя. Долгое испуганное молчание потрясенного Нимрода заставило ее предположить, что жизненный опыт ее друга уступает ее собственному невеликому опыту. “Это вовсе не огорчительно” – подумала.

Дружба теплела с каждым днем и, кажется, стала на путь трансформации в иное качество. Отношения развивались стремительно и продвинулись столь далеко, что молодые, гуляя по безлюдным аллеям, держались за руки. Значительный шаг в предсказуемом направлении был сделан в тот день, когда, церемонно и торжественно, Нимрод пригласил Райлику в театр. В городе Уухене приготовлена постановка оперы великого композитора страны Ашназ господина Рондера. По окончании спектакля перед публикой выступит любимец шназов сам господин Рондер. “Как здорово! Я кое-что слышала о Рондере”, - радостно воскликнула Райлика. “А сейчас ты услышишь его музыку и его самого!” – выпалил Нимрод, довольный, что и ему представился случай впечатлить. Нимрод пояснил, что, разумеется, господин и госпожа Фальк тоже приглашены. Райлика не была удивлена и смиренно благодарила от имени родителей.

***

Жители Уухена и окрестностей, нарядившись и напудрившись, дамы и господа, тянутся пестрым потоком к горящему огнями в темном небе зданию театра, дабы услышать новое сочинение великого шназа – гордость и славу страны Ашназ – композитора Рондера.

Слушатели расселись по местам. Первые ряды партера, ложи и бельэтаж заполнили звезды и эполеты, портупеи и мундиры. Среди парадного блеска шназов то тут то там чернели блеклые пятна подстриженных бород и скучных фраков просвещенных эрцев. Дамы обеих категорий публики были равно хороши. Фальки и их молодой покровитель сидели в ложе.

На сцену взошел управляющий театром и потребовал тишины. Добившись ее, он объявил, что в зале, гордящимся лучшей в мире акустикой, - тут, как по команде, раздались, а потом также дружно стихли ликующие аплодисменты – в этом зале сегодня имеет быть оперный спектакль – сочинение композитора Рондера. Управление театра приготовило сюрприз: сам господин Рондер выступит перед публикой.

Воцарилась тишина. Потом откуда-то из глубины возникла прекрасная музыка. Взлетели чудные голоса и заполнили собой пространство. Слушатели старались придавать своим лицам выражение, адекватное событиям развертывающейся на сцене драмы. “Как жаль, что в нашей стране нет входа в этот дивный храм. Тяжелые камни истории завалили вход” – подумал Бернар. Райлика глядела на сцену и отмечала про себя: “А ведь мой Нимрод похож на белокурого богатыря со щитом и копьем!” Перевела быстрый взгляд с оригинала на копию: “Похож-то похож, но мой ли?”

Быстро пролетело время четырехчасового спектакля. Музыка смолкла, занавес упал, публика трепетно ждет. И вот, свершилось. Из-за тяжелого плюшевого полотнища вышел господин Рондер. Крупная фигура, слегка лысоват, подбородок чуть скошен. Простотой одежды сходствует с обитателями галереи, а не лож. Смущенно улыбнулся, раскланялся. Глаза – сама доброта. Впервые видевшие его удивлялись, как человек такого непритязательного и благодушного вида создает столь потрясающе мощные и непререкаемо великие творения. Знавшие его прежде говорили, что у человека с открытой душой и лицо открытое.

“Дамы и господа! Соотечественники! Сегодня вы слышали мое последнее сочинение, - начал говорить Рондер негромким мягким голосом, - И моя душа ликует, ибо я вижу, что тронул сердце истого шназа! Гордый шназский дух наших древних преданий я воплотил в звуках музыки и пения. Подлинное искусство произрастет на земле национальной истории. Судьба даровала нам, шназам, великую историю, и мы даруем миру великую музыку.

Почтенные дамы и господа! Хочу остеречь вас от ложного обаяния фальшивой музыки, что ныне пробивает себе дорогу. Эрцы, народ без родины и земли, за три тысячелетия так и не породивший национального своего искусства, создают подделки и портят вкусы. Композиторы из эрцев способны лишь к подражанию, и притом только в части формы, но не содержания, ибо в их душах отсутствует собственное художественное содержание, а к чужому приобщиться невозможно.

Мы не должны более стыдиться естественной антипатии к внешнему виду эрцев и к языку сего неспособного народа, но должны стыдиться нашей наивности, подвинувшей нас принять ложную идею равноправия. Я говорю Эрцам: “У вас есть спасение – оно в отказе от самих себя!”

Дамы и господа! Дорогие мои шназы! Сегодня вы слышали нечто свое и подлинное. Дай нам бог умение, чтобы распознать, и мужество, чтобы отбросить, - чужое и фальшивое.

Благодарю за внимание.”

***

Потрясение и разочарование. Луиза и Райлика не поняли произнесенной на шназском языке речи, но бледные лица Бернара и Нимрода вселили в женщин страх. Нимрод, срезая углы, передал смысл рондеровых слов. Бернар огласил свою беспощадную версию.

В гостиницу возвращались за полночь.

- Мои предки и твой отец, уроженцы страны Ашназ, на путях просвещения искали спасения эрцам. Шназы предлагают нам другой план спасения – отказаться от самих себя, - сказал Бернар, обращаясь к Нимроду.

- Рондер говорил от своего имени, - возразил Нимрод.

- А громкие аплодисменты от партера до галереи?

- Я смущен и подавлен, как и вы, господин Фальк.

- Командирство твоего отца... Мир праху его.

- Шназам трудно простить нам исключительность, они посягают на нее и подозревают, что цели наши – вселенские. Нужны время и вера.

- Ты говоришь, как проживший жизнь старик, хотя старик-то я! Веры во мне довольно, а время смеется нам в лицо. На полтора века мое время опережает твое, но мы решаем одну задачу!

- Страна Эрцель – страна эрцев. Уповаю на то, что вы ближе к цели.

- У нас то же упование. Оно и привело нас сюда, за Свитком спасения.

Бернар задумался. Воцарилось молчание, которое он же и нарушил.

- О, в мою старую голову пришла блестящая мысль! А почему бы тебе, дорогой мой Нимрод, не нанести нам ответный визит? Ты все увидишь своими глазами. Да и мои жена и дочь очень полюбили тебя.

- Благодарю вас, господин Фальк.

- Луиза, Райлика! – крикнул Бернар ушедшим вперед женщинам, - Я пригласил к нам Нимрода!

- Отлично придумано, папа!

- Мы с Райликой давно уж решили, что пригласим Нимрода. Я рада, что ты догнал нас, - сказала Луиза.

Нимрод провел бессонную ночь. Впереди - крутой поворот судьбы. “Мои отношения с Райликой абсолютно не определены. Тут требуются вера и время. Кажется, давеча я это говорил. А докторат? Для завершения необходим год. Опять – вера и время”.

Утром Нимрод сообщил Фалькам, что счастлив принять их приглашение, и приблизительно через год, завершив труд, прибудет в страну Эрцель. Это заявление сильно повредило возлагавшейся на Нимрода надежде, но не убило ее.

Нимрод подготовил обстоятельный доклад и предстал с ним пред господином Вайсом. Вечером глава общины в сопровождении своего молодого помощника навестил Фальков в гостинице.

- Дорогие мои гости! – начал господин Вайс, - Господин Ламм осведомил меня об обстоятельствах вашего пребывания в Уухене. Мне также известно, что господин Ламм через год будет принят вами в стране Эрцель. Я полагаю, что в отношении Свитка правильным будет следующее решение. Отправляясь в вашу страну и в ваш век, Нимрод возьмет Свиток с собой. Полностью доверяясь господину Ламму, я возлагаю на него ответственность за решение судьбы Свитка спасения – оставить его в стране Эрцель или вернуть в страну Ашназ. Теперь – я весь внимание.

- Нашим первоначальным желанием было забрать Свиток самим. Мудрость отсрочки усматриваю в том, что она милосердно потакает нетерпеливому характеру эрцев. На год короче станет ожидание неизбежного спасения после получения Свитка, - ответил Бернар.

- Как вам понравился Уухен? – перевел разговор на другое господин Вайс, поняв иронию и не имея намерения менять решение.

- Уухен великолепен, но...

- Можете не продолжать, господин Фальк, я все знаю. Цель ораторства – зажигать толпу, а не искать истину. Прискорбный инцидент.

- Господа Вайс и Ламм! Мы с Райликой приготовили прощальный ужин в кулинарных традициях страны Эрцель. Милости просим, откушайте с нами! – выпалила Луиза припасенную фразу.

- О, благодарим! Останемся на ужин, Нимрод?

- Разумеется, господин Вайс.

Оканчился ужин, изощренностью блюд весьма впечатливший шназских эрцев. Состоялась церемония прощания. Несколько фраз, которыми обменялись Райлика и Нимрод наедине, прозвучали хотя и сердечно, но отчасти напряженно и натянуто.

Утро следующего дня Фальки встретили в своей квартире в Авиве.

Глава 5

Диана и Алекс

Начинать тяжело. Начинать во второй раз тяжелей вдвойне. Опыт первого раза мешает. Благословен, кто умеет пренебрегать собственным опытом. Возможно, и стереотипы виноваты. Голова взрослого не tabula rasa. Как славно, если есть доброхот, помогающий новичкам одолеть робость, что мешает стереть с доски старые знаки!

Гилад – находка для Дианы и Алекса. Ему известен образ мысли пришельцев из Хорфландии – первым делом дай им работу. Гилад помог. Затем определил их на лучший курс для изучения эрцита. Ведь они люди интеллигентные, им никак нельзя без языка.

- За нас правительственные министерства радеют. Почему мы принимаем благодеяния Гилада и зачем мы ему нужны? – спросил Алекс Диану.

- Ты прав, радеют. Пока не поняла, зачем нужны.

- Он алчет наших душ.

- Пусть так. Пока дурного от него не видели.

- Это верно, но...

Алекс не знал, как закончить фразу.

Гилад был ненавязчив и открыт. “Цель нашего общества помощи новоприбывшим - внедрить в сердца хорфландских эрцев, живших в отрыве от народа, его дух и веру. Не эмигранты, а патриоты нужны стране. В практических делах мы помогаем бескорыстно, но с корыстью воспитать приверженцев идеи великой страны Эрцель” – как-то сказал Гилад своим подопечным. Диана простодушно заметила, что она не эрца, а хорфландка. В первый момент Гилад опешил, внимательно посмотрел на нее. Факт этот усвоил и переварил быстро. Впоследствии продолжил свою миссию с новым азартом.

Поначалу Гилад естественным образом избрал Алекса главным объектом своего миссионерства. Сенсационное сообщение Дианы разожгло его энтузиазм и заставило перераспределить усилия в пользу равенства. Он приезжал по вечерам, сажал подшефных в машину, возил по всей стране, показывал места воинского геройства и иных нетленных заслуг народа эрцев. Часто бывали они за серой линией. Тут Гилад паче всего воодушевлялся. “Здесь, а не в Авиве, будущее страны и народа!” – внушал. “Не мира просить у геров, а вытеснять чужаков с древней нашей земли следует!” – наставлял и остерегал новых граждан от неверных воззрений.

Гилад говорил вдохновенно и умело. Религиозные темы – любимые им. Разбить в пыль скалу атеизма – достойная цель. “Безбожие свидетельствует о силе ума, но сила его ограничена и не открывает истины, а без нее нет счастья, которого всякий хочет. Обреченный на неведение, безбожник несчастен.” – проповедует Гилад. Подчеркнуто скромное одеяние Дианы стало этапом на пути к успеху внедрения моральных традиций в головы переселенцев. Гилад объяснил: ”Любое, хоть самое малое деяние на благом пути есть кирпич для постройки храма.”

Итак, Гилад говорил-старался для обоих потенциальных неофитов равно, но питомцы понимали ментора не равно. Диана ловила каждое слово, неспособный к языкам Алекс не поспевал за беглой речью. А что же наставник? Всякому пахарю милее тучный клин, туда и направляет свой плуг. Неуспех злобил ученика, успех тревожил ученицу.

***

Не своих, а Алекса достижений, хотела честолюбивая в прошлом Диана. Две причины тому. Любящая жена тяготилась приоритетной ролью. Хотелось быть ведомой, хотелось передать супругу место у семейного руля. Возлагала надежды на новое начало, а оно не принесло новизны. Второе – Диана страшилась, как бы растревоженное самолюбие не стало искать успокоение в бальзаме старого греха. Время показало: опасения были напрасны. Вино Алекс прочно забыл.

Диана любила Алекса такого, каким он был. Но кто упрекнет за желание новых достоинств предмету любви? Блестящий и благонамеренный Гилад одарен всем тем, что Диана хотела видеть не в нем, а в Алексе. Это обстоятельство не убавило любви, но невыгодные сравнения не укрепляют чувств. В тот год, как на беду, дела у Гилада шли великолепно, и он все сожалел, что Райлика сгоряча, не поняв, что к чему, ушла из его страховой конторы. Преисполненный такта, Гилад не распространялся о своем процветании, беседуя с погруженными в тяжкие проблемы первоустройства Дианой и Алексом. Но когда сквозь случайную щелку в занавесе деликатности проглянет старательно скрываемое благополучие, оно скажет чутким душам и о прочности своей и о заслуженности. Трудно унять зависть, а она – лишний камень в корзине, которую Фридам еще долго волочить.

Опыт страхового агента научил Гилада: хочешь расположить к себе клиента, стоящего ниже тебя на социальной лестнице – держись с ним просто, рассказывай о себе, о семье, о проблемах своих. Идею эту Гилад опробовал с клиентами другого рода. Диана и Алекс узнали о скромном пути Бернара и Луизы Фальк, о недавней воинской службе Райлики, о нелюдимом Теймане, о нелегкой жизни детского врача Хеврона. Бейт Шэм, что за серой линией, Гилад представил местом, благословенным богом, за которое, однако, было и еще будет пролито много крови. Поселение это, и прочие вокруг, - преддверие будущего рая, земля спасения эрцев. И Свиток при этом был упомянут.

О себе Гилад говорил скупо. Диана резонно предположила, что он тяготится своей бессемейностью. Холостяки о себе либо лгут, либо молчат. Ни с чужими, ни, тем более, со своими, Гилад никогда сего предмета не касался. Он хранил достойное молчание, предоставляя любопытствующим и заинтересованным строить догадки: кто-то подозревал сменяющие друг друга романтические истории, а кто-то намекал на тайные набеги в южный Авив – место, где свершаются смелые мечты холостяка.

***

Алекс и Гилад для Дианы, как два силовых поля, что непрестанно и неумолимо пронизывают женское сердце. Она любит Алекса, но разочарование от несвершения надежд омрачает дни. Гилад полон достоинств, и доминантность его освещает дни. Диана боится и стыдится невольного восхищения этим светом. Ей кажется, что она несправедливо пренебрегает слабейшим, почти изменяет ему. Жалость и чувство вины затопляют душу, и сердце ищет убежище от мук. Гилад открывает ей путь в убежище – путь к спасению от самой себя. Он терпеливо разъясняет Фридам догматы веры и пожинает урожай с женской половины нивы. Праведными делами, праведными речами, даже праведной одеждой Диана ограждает себя от греха. Наставник, внушающий идею абсолютного духовного превосходства веры эрцев над верой прочих народов, безоговорочно доказателен в ее глазах и ушах. Прелесть высшего – в его трудной достижимости. “Выходит, коли вера эрцев самая высокая, то принятие ее и исполнение заповедей ее – лучший путь укрепить то, что грозит пошатнуться.” – говорит себе Диана. Впрочем, не только страх потерять Алекса, но и дремавший прежде и разбуженный теперь интерес к мистическому, вдохновляли ее. Что до Гилада, то он на многих женщин смотрел с позиции возможных перспектив, но, искренне верующий, не помышлял посягнуть на запретное. Встречаясь со своими питомцами, он действовал только в интересах добровольного общества, командировавшего его.

Диана хотела мужниного честолюбия и горевала, что оно не пришло к нему. Ошибалась. Оно пришло, да она проглядела.

Отставая от Дианы и не поспевая за Гиладом, Алекс досадовал на их взаимное понимание, и, сознавая неосновательность досады, искал в себе ревность.

Нехитрая служба Алекса состояла в охране чужого добра. Коллегами его были земляки из Хорфландии. Как-то один из них рассказал, что вот, живет в стране Эрцель великий ученый по фамилии Даркман, который преподает баккару всем желающим. Сторож пригласил сторожа на беседу к мэтру. И Алекс пошел. И не знал еще, что шаг этот многое предопределил, и спрямил путь судьбы, и избавил ее от терзаний выбора.

Прежде Алекс слышал кое-что о баккаре, в том числе и от Гилада. Ученого Даркмана, который для всего мира был доктор и профессор, ученики ласково величали “жрец”. Но, несмотря на жреческий титул, он торжественно заявил, что баккара есть наука, и нет в ней и пяди общей земли с религией, и что пришедшие к ней из религии не понимают в баккаре ни единого слова, и что предмет сей науки – высшие духовные миры. Мастер по отечески положил руки на плечи Алексу и добавил: “Присоединяйся, будь усерден, с годами познаешь тайны мира, и вместе спасем его!”

Алекс думал: “Даркман, как и Гилад, говорит о спасении. Баккара – наука, а не религия. Первое мне близко, второе – чуждо. Если Даркман прав, то, выходит, Гилад не смыслит в вещах, которым нас с Дианой учит. Бедняжка, она верит ему! Баккара – это для меня. Наука наук. Познать мир! Спасти его! И, черт возьми, утереть кое-кому нос! Когда-то давно, родители принудили меня к инженерству, а я тянулся к духовному. Они смеялись надо мной. Теперь я нашел свое!” Обида, желание превзойти мнимых обидчиков, проснувшееся честолюбие, вынужденная бездеятельность ума, реальная доступность вершины и еще бог знает что – все вместе захватило его. И червячок сомнения уснул.

***

Для супругов жить вместе и видеться всечасно – порой хорошо, порой не очень. Жить вместе и почти вовсе не видеться – добра не сулит.

Итак, Алекс стал учеником Даркмана. Почетно, но трудно. “Великие учителя – это светила, что восходят над нами” – думает Алекс. В специально нанятом доме, ежедневно с трех часов утра, учеба начинается и продолжается три часа. После краткого отдыха сплоченная группа выезжает в лес, в парк, к морю, чтобы среди вольной воли провести время до полудня, закрепляя в головах урок учителя. Время от полудня и до вечера Алекс отдавал бездумной своей службе, которая, во благо его страсти, не мешала ему конспектировать труды Даркмана, а то и писать что-то свое. С вечера до трех утра Алекс отдавался краткому, но крепкому и беспробудному сну, дабы восстановить силы для нового дня.

Тревожно и горько на сердце у Дианы. “Неужели не нужна? Баккара, Даркман, высшие миры – вот и весь его лексикон! А я? – думала Диана. Велика обида любящей жены. Молодая женщина имеет права на мужа. Это и верой закреплено. А муж редко смотрит в свою душу и в душу жены забывает заглянуть. “Это я виновата. Я не эрца. Вот, что разделяет нас, вовсе не баккара! Пусть Гилад поторопит жрецов, чтобы поскорее приняли меня под сень своей веры. Я сравняюсь с Алексом. Я соберусь с духом и стану вкушать от баккары Даркмана. По ложке в день. Я соглашусь платить из семейного дохода десятину в пользу жреца и его храма. Еще вернутся благие добрые дни!” – утешает себя Диана.

Нетерпение Дианы стать прозелиткой крайне польстило Гиладу. Он отнес это на счет успешности своей пропаганды. Он потеплел к Диане. Заметив это за собой, подумал: “Не уподобиться бы Пигмалиону!” Воодушевленный, употребил свои связи, и через посредство авторитетов в жреческой среде ускорил достижение желаемого.

И вот, свершилось! Блистательная питомица Гилада Фалька приняла веру эрцев, и советом жрецов была признана полноправной во всех отношениях эрцей. И с принятием веры и по закону ее, новообращенная приняла другое имя. Итак, нет более Дианы. Есть Сара Фрид!

Названия вещей выражают их природу. Люди хотят придать своим именам такую же значимость.

Алекс погружен в науку наук. Ступень за ступенью он поднимается по бесконечной лестнице, ведущей к вершинам духовных миров. Поначалу он несколько индифферентно принял весть о новой ипостаси супруги. Рассеянно удивился. Мысленно не одобрил. Быстро привык к тому, что жену зовут Сарой. Потом принялся обдумывать новый факт. “Зачем ей это? Ради Гилада? Нет сомнения – ради него! Она поглащена его проповедями, увлечена им самим. Я, кажется, не нужен ей!” – думал уязвленный муж. Не надо более искать ревность на дне души – вот она, как пена, вся наверху. Впервые пришла мысль о разводе. Поколебавшись, Алекс решился открыться Даркману. Жрец пришел в замешательство от чересчур конкретных предметов, быстро овладел собой и изрек несколько цитат из своих трудов на морально-этические темы. Алекс остыл, ибо наука не терпела отвлечения или остановки, а сладость учения перебивала любую горечь.

***

Став эрцей, Сара приступила ко второму этапу завоевания мужа. “Я одолею скепсис и превозмогу безразличие к баккаре Даркмана, влюблю себя в нее. Пора жить интересами супруга. С чего начать? Напрошусь на экскурсию в храм жреца. Уговорю и Гилада пойти, чтобы Алекс понял, что это – серьезно”, - думала Сара.

Сара, Алекс и Гилад подъехали к одноэтажному дому – это храм науки наук. Алекс, как хозяин, отворил дверь, пропустил гостей вперед. В холле почти нет мебели. Одну из стен украшает огромный, от пола до потолка, портрет Даркмана. Изображен интеллектуального вида мужчина. Очки. Элегантный костюм-тройка. Галстук. Правая рука опущена в карман брюк. Левая – опирается на глубус. Взгляд задумчивых глаз устремлен на земной шар в миниатюре. Писаная маслом картина впечатляет зрителя величием ее героя.

Из соседней комнаты скорым шагом вышел жрец. Улыбнулся, поздоровался, заметил, что Сара и Гилад разглядывают портрет.

- Ах, это, право, пустяки, - скромно заметил Даркман, - Алекс, приглашай гостей в нашу классную комнату.

Расселись вокруг овального стола, мэтр во главе. На столе множество книг.

- Дорогие мои Сара и Гилад! Алекс сообщил мне о вашем интересе к моей баккаре. Буду рад видеть вас среди последователей моих идей. Кстати, Алекс – один из лучших моих учеников, - сказал Даркман на эрците.

- Боюсь, я не справлюсь, ведь ваша баккара – на хорфландском языке, - возразил Гилад.

- Наш жрец обучает на двух языках, а книги его переведены на все языки мира, - заметил Алекс.

Эту фразу на эрците он заготовил и обдумал заранее. В тоне Гилада ему почудилась ирония.

- Я распространяю свое учение по всему миру. В стране Эрцель у меня сотни и тысячи учеников, на земном шаре у меня их сотни тысяч.

- Как вам это удается, господин Даркман? – вступила в разговор Сара.

Алекс вновь что-то заподозрил.

- Семинары, съезды, фестивали в разных странах. Но, главное, я издаю массу книг. И в этом мне помогают мои лучшие ученики, - сказал жрец и обнял за плечи Алекса.

- О, должно быть, вы исколесили весь мир! – воскликнул Гилад.

- Не скрою: этим горжусь!

- Я где-то читал, что в Лагадо некий ученый работает по интереснейшей методе. Он построил машину, которая при каждом ее запуске перемешивает случайным образом специальные карточки с записанными на них словами. Слова выстраиваются во фразы, которые ученики заносят в особый фолиант. Работа продолжается годами, и так создается наука. Ученый мечтает построить еще пятьсот таких машин и распространить добываемое им знание по всему Лагадо, - сказал Гилад.

- В Лагадо мне бывать не приходилось. Я непременно восполню пробел.

- Господин Даркман! Гилад привел всего лишь литературный пример, - поспешно заметила Сара, испугавшись, что жрец учует зубоскальство.

Алекс негодовал.

- Дорогие мои Сара и Гилад! Я не боюсь признать, что изящная словесность, психология и прочие гуманитарные сферы – не сильная моя сторона. Вас это удивляет, Сара?

- Я в прошлом журналистка и даже сочинила роман. Когда-то я это любила.

- Когда-то и я жил в Хорфландии и был другим. Страна Эрцель раскрывает таланты.

Так протекала беседа. Профессор открывал гостям всеохватность предмета его науки. Гости слушали. Из соседней комнаты послышался телефонный звонок. Даркман и Алекс вышли для важного разговора с другим континентом. Улучив минуту, Гилад выразил надежду, что книги профессора более внятны, чем его эрцит. Сара, мельком просмотрев несколько страниц на хорфландском языке, заметила, что стиль вопиет.

Даркман и Алекс вернулись. Экскурсия подошла к концу. Алекс должен был остаться с учителем. Сара и Гилад сели в машину и уехали. Алексу показалось, что в машине Гилад пожал Саре руку, а она ответила ему.

***

Впервые Алексу не удавалось сосредоточиться над книгой баккары. Строки переплетались, фразы казались бессмысленными. “Как у профессора из Лагадо” – невольно подумал Алекс. Подошел учитель, заглянул ученику в глаза. “Я тоже заметил насмешку, Алекс. Я не обижаюсь, не обижайся и ты. Зачастую люди оттого смеются над делами или словами, что не понимают их. Надо твердо верить и твердо шагать. Шагать и шагать. За нами – будущее!” – проникновенно сказал Даркман.

Алекс слушал рассеянно. Черная туча на лице. “Я не ошибся, подозревая. Теперь она эрца, она – для Гилада. Для них осталась одна помеха – наш с нею брак. Что ж, помеха не велика. Помогу им. Как мыслят в унисон, однако! Пришли насмеяться. Этим тешатся. Не буду стоять на пути. Женщина, смеющаяся над мужем, не может его любить. Что потеряю? Что переменится? Суета! У меня есть баккара, есть жрец, есть цель!” – думал Алекс.

Сара дома одна. Сумятица в душе. “Гилад, кажется, пожал мне руку в машине. Это вышло случайно. Я ответила? Не помню. Мы с Гиладом смотрим на вещи одинаково. Как это много значит! Ужасно, что я затеяла эту экскурсию. Впрочем, это хорошо. Многое проясняется. Искала дорогу к сердцу Алекса. Нашла и разрушила ее. Вместе с ним разрушили. Человек больше всего боится насмешки. Он уязвлен. Он ревнует. Я люблю его. Люблю? Я не нужна ему. Он не со мной. Он пребывает в высших мирах. У него своя жизнь. В ней нет места для меня. Я поняла: мне не совладать с ненавистью к этой его страсти, к баккаре проклятой! Между нами пропасть. Что будет?” – думала Сара. Потом заплакала.

Проходят дни, недели. Сара горюет, Алекс вешне холоден. Сара не вынесла отчуждения, подступилась к мужу с разговором. “Нам есть, что вспомнить, Алекс! Или все хорошее в прошлом? Что будет с нами? Не молчи!” – сказала, и слезы не дали продолжить. “Я помню хорошее. Но все изменилось. И у тебя и у меня. Мы стали другими. Каждый нашел свою судьбу. Да, да, не возражай! Я не слепой. Не будем стоять друг у друга на пути. Расстанемся.” – произнес Алекс непривычно длинную тираду. “Он все обдумал. Он умен. Боюсь, он прав. Однако, он умеет принимать решения! Слишком поздно он явил свое умение!” – с горечью подумала Сара.

Гилад замечал разлад между супругами, замечал, что они таятся, одобрял такую скрытность, и сам был нем. Знал: Люди, которые ни о чем не спрашивают – самые лучшие утешители. Наконец, он решился задать вопрос Саре. Ее тихий ответ оглушил: “Мы развелись.” Его первая мысль – о себе. Вернее о себе и о ней. Рациональный ум не трудится без цели, он отбрасывает заведомо недосягаемое. Сара нравилась Гиладу, но запретное изгоняется в подсознание. И тут - негаданная перемена! Возможно, счастливая для него перемена. Бог даст, и он станет для Сары кем-то большим, нежели функционером добровольного общества. Но – не спешить! Пусть Сара переживет свою драму. И она не должна думать, что он суетливо цепляется за свой шанс.

Саре нравился Гилад. Правда, он не будил в ней чувство необъяснимого и потому счастливого душевного волнения, чувство, которое она называла любовью, но сравнения с минувшим неуместны. И события пошли по тому пути, по которому не пойти они не могли.

***

Скоро свадьба. Жрец из Бейт Шэма запишет в книгу брачных союзов новую строку.

“Я на седьмом небе! А все-таки я уподобился Пигмалиону! Сара будет моей. Жаль, что я не древний язычник, и запрещено мне щедрой жертвой благодарить Афродиту!” – умиротворенно размышляет Гилад.

В Саре открылся еще один талант. Хватко выучившись честному бизнесу, она приводила в страховую контору одного за другим новых клиентов – новоприбывших из Хорфландии. “С театральной быстротой меняются декорации, актеры, роли. По дороге в страну Эрцель, в самолете, мне приснилось, что прежней моей жизни продолжения не будет, а проживу я две жизни, и вторая станет счастливее первой. Вот и начинается моя вторая жизнь!” – думает Сара.

Жрец благословил молодых и сделал запись. И Сара Фрид стала Сарой Фальк.

Свадьба немноголюдна. Приглашены родня и близкие друзья. Нелегко принять в семью вчерашнюю хорфландку. Бернар и Луиза почти счастливы. “Она так умна, так мила. Вот только...” – говорит Луиза. “Предрассудки! Все будет великолепно!” – искренне, как ему кажется, возражает Бернар. Предрассудки, впитанные с молоком матери, мы считаем непреложными истинами.

Райлика весело щебечет возле новобрачной. Они подружились. Тейман явился не один. Он впервые показал семейству свою девушку. Ту самую, у которой коса, по мнению Райлики, не толще мышиного хвоста. Косби и Хеврон, покровительственные, как старшие, и свойские, как сверстники, были главной моральной опорой молодоженов в нестерпимо долго тянувшейся свадебной маете. Идеологически заостренный Итро Окс, по праву говорить запросто, каковым обладают только лучшие друзья, заметил Гиладу: “Великие эрцы склонны жениться на женщинах из народов. Этим путем мы вбираем лучшее, что есть у других. Хорошее предзнаменование для тебя – будешь великим!” Оба улыбнулись шутке.

Отец той, что звалась прежде Диана Фрид, ничему не удивлялся и каменным молчанием встречал любые новости из страны Эрцель. Мать была огорчена – она любила Алекса. Приехать на свадьбу и познакомиться с новым зятем не решилась: чужие кругом. “Пусть обживутся, тогда и повидаемся.” – подумала.

Почтенная чета Фрид, получив весть о разводе сына, навестила его. Алекс был сдержан, скрытен, холоден даже. Хотел утаить свое увлечение, но проговорился случайно, и колкие шутки были ему наказанием. “Насмешники – всегда люди поверхностные!” – беспощаден сын в своей безгласной оценке. Быстро и безошибочно нащупав явные и тайные пружины страны Эрцель, сделав резонный вывод о ее неприемлемости для себя, посокрушавшись над безысходной непутевостью сына, Фриды покинули этот нелепый край, предоставив Алексу навещать их в столице Хорфландии.

(Окончание следует)

Rado Laukar OÜ Solutions