Литературно-исторический журнал
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 49 июнь 2017
Поэты и прозаики Санкт-Петербурга
Маргарита Токажевская
Маргарита Леонтьевна Токажевская - поэт, автор 20-ти книг поэзии и прозы, член Союза писателей России, редактор-учредитель журнала поэзии «Окно», ведущая творческих вечеров в Доме Писателя . Редактор и иллюстратор многих поэтических книг . Более 20-ти лет руковолит детской изостудией в Красногвардейском р-не Санкт-Петербурга
Материал подготовлен редактором раздела "Поэты
и прозаики Санкт-Петербурга" Аркадием Ратнером
Палата № 18
Мешало занудство, и я не писала про кеды,
Про то, как любимого сына лупили по почкам,
А он был посланник с одной из планет Андромеды,
И сволочи шли от него к размалёванным дочкам,
Несли полицайские рожи к тарелкам с борщами,
Хлебали борщи и алкали настой сатанинский,
И вновь уходя на работу, покой обещали
Жене, намывающей жирные скотские миски.
А кеды стояли в прихожей, навек коммунальной,
И сын ненаглядный лежал на полу, и от горя
Я свитер вязала ему, и допрос доскональный
Писала и в сторону Бога, и в сторону моря.
Какими судьбами свело богоданного сына
С потомством подонков, какие я сны проглядела,
Содом и Гоморра, Москва, Петербург, Хиросима,
Какие чубайсы нужны вам в свидетели дела...
Какой судия разберёт на виновных не очень
И очень виновных повинную братию монстров,
Кто час неизвестный назначит заглавно урочным,
Где главный Лунгин, сочинивший спасительный остров...
И лошадь глядела с картины, и ландыши знали,
Что я не услышу ответ, отходя от наркоза,
И штора свисала с гардин, как поникшее знамя,
И красные тени роняла поникшая роза
На кафель больничный, на стол, где бутылка « бонаква»
Давно подружилась с салфеткой, положенной к розам,
Алло, Андромеда, ну как там тебе, одиноко,
Я кеды надену и вылечу первым обозом...
***
Сквозь иные наважденья
То дремотней, то ясней
Слышу лёгкое движенье
Хрупких солнечных теней.
Это летние узоры –
Трепетание берёз
И космические взоры
Ускользающих стрекоз.
Это ласточкины крылья,
Мрежи взрезывая дум,
Предвещают изобилье
Лилий в маленьком пруду.
Дом ли снится, сад ли, поле,
Или кажется, что нет
Ни бесчувствия, ни боли,
Только падающий свет.
***
Окно коммуналки, февраль, негустое индиго
Безкрылого неба. Рисунок на старых обоях.
Плюс-минус лежащая на подоконнике книга
О древних китах и, наверное, о китобоях.
Хоромы уже не хранят и глядят похоронно
Углы на сбежавшего с праздника жизни злодея,
Чернеет под шкафом его золотая корона
И сонная муха летит, на свету золотея.
Расцвёл декабрист, это радость так радость, робеет
Поверить сознанье: беда наконец миновала,
И пусть напоследок метель за окном свирепеет,
Цветы распускаются, значит, что света навалом.
***
Ты - непризнание в любви,
Которое сильней признанья.
Ты - вся беспомощность Вселенной,
Мне помогающая сжиться
C прекрасной тайной, чья жестокость -
Ничто пред откровеньем свыше,
Любовь пославшим мне в награду
И наказание за гордость...
Ты - оберег моих сомнений,
Оттенков чувствований, неба,
Которое всё ближе, ближе,
Чем дальше ты... Желанье видеть,
И то не смеет спорить с чувством,
Что невозможность - высший праздник...
***
Меня развезло, рассказала больничной соседке
Про то, что тебя сочиняю, как стихотворенье,
Про то, что две птицы, сидящие рядом на ветке,
Болтают сейчас на наречьях иных измерений
О том, что выходишь на длинный балкон небоскрёба
И облаку машешь: «Марго, может, чашечку кофе?»
И пахнет из кухни семейной картошкой с укропом,
И стражи мои, невесомые ангелы-крохи,
Меня не пускают к тебе… Я хочу к тебе, слышишь…
Но ангелы правы – практически несовместимы
Заявленный кофе и ярко зелёные крыши,
Которые облаку все ожиданья простили…
***
Ещё немного разлуки,
Ещё чуть-чуть равнодушья,
И снова – пора прощаться,
Два часа истекло,
Только б не задохнуться
В тех электричках душных,
Где сквозь толпу безлико
Смотрит в тебя стекло.
Только б не испугаться
Многоочитой ночи,
Каждый фонарь свеченьем
Студит и голосит,
Только б самой не крикнуть
Что есть тоски и мочи:
«Боже, прости», - и знать бы,
что за любовь простит…
***
Вот ключ к началу – нечего сказать,
Молчание в свои права вступило,
И я смотрюсь в себя во все глаза,
Неужто это всё со мною было –
Участие в чужой неправоте,
Попыться сдасться злу и равнодушью,
Круги по мёртвой и живой воде,
Неверия прочерченные тушью.
Неужто это всё совсем ушло,
И надо мною крылья распростёрлись,
А всё, что леденило, било, жгло,
Лишь письмена, что дивным светом стёрлись…
***
Я купила янтарные бусы,
Я смешала лимонный ветер
С горьким запахом синего вкуса
Тишины листвы на рассвете.
Я узнала, что значит – знаться
С теми, кто никому не снится,
Мне хотелось чужой казаться
Неживой нарисованной птице.
Голоса различать научилась
Одиноких картин Рембрандта,
Я однажды долго кружилась
Над собой, слоясь аккуратно
Слюдяными пластинками света…
Я ждала, что вернуться обратно
Мне позволит моя планета,
На которую нет возврата…
***
Легендарные скрипки Страдивари, Амати,
Синеватый песок на нездешних путях,
Гулкий отзвук сиротства – славянское «мати»
На уже помертвевших отцовских устах.
Это всё напоследок и впрок и до завтра,
И до прошлого, и до сиянья во мгле,
Это древних законов священная жатва,
Это кто-то тоскует на дальней земле.
Это ты, улыбаясь когда-то спросонок,
Намечтал золотое в зелёных глазах,
Это ветер листочками дней унесённых
Отразился в нечаянных детских слезах.