19 марта 2024  13:31 Добро пожаловать к нам на сайт!
Поэты Петербурга № 48

Зинаида Коннан

Зинаида Коннан (Санкт-Петербург). Поэт, прозаик, член музыкально-литературной студии "Рунеж", один из авторов общегородского альманаха "Голоса Петербурга", сборников "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1", "Виват, Петербург", "Черные окна" и др. Автор поэтического сборника "Пепелъ розы" (2007). Участие в музыкально-поэтических вечерах и выступление с сольными программами. Тем, кого привлекают истории о средневековых рыцарях и прекрасных дамах, думаем, покажется интересным творчество Зинаиды Коннан. В книге стихотворений этого автора под названием «Пепелъ розы» почти каждый герой – это король, шут или герцогиня. Разнообразие и богатство исторических образов, историческая экзотика, романтические мотивы, а также живописные детали и использование лексики, переносящие читателя на несколько столетий назад, делают её произведения яркими и неповторимыми. Читая её стихи, погружаешься в прекрасный мир средневекового рыцарства, образы и мотивы которого переплетаются со сказочными мотивами и создают неповторимый колорит, напоминающий сложный цветочный орнамент.


Рука Мастера


Цикл посвящается
художнику книги
Андрею Геннадиеву




ПОЦЕЛУЙ

Рыцарь Бедный голубка целует:
Профиль греческий,
глубокий скорбный взгляд;
На челе дух мудрости колдует,
Три державы голову вершат.

Бог-Отец в щеках его сияет,
Синева скользит по волосам, –
То ладонь Христа его ласкает,
Дух Святой прильнул к его губам.

Апрель, 1989


КРЕЩЕНИЕ

Мы стояли у иконостаса,
Ты молитву надо мной читал.
Пел священник приглушенным басом,
Дух Святой под куполом витал.

И, когда свершилось посвященье,
Он коснулся моего лица…
В день второго своего рожденья
Обрела я крестного отца.

21 июня 1989.

***

Вы подняли переполох,
Повсюду вы меня искали;
Вы заподозрили подвох…
…А я сидела в Зазеркалье,
И, сидя в кресле у огня,
Смотрела я на вас оттуда,
А вы до вечера меня
По-прежнему искали всюду.

22-25 июня 1989

***
Король сидел в дубовом кресле.
В потертой черной треуголке
был он – и желтые ботфорты
на шкуре барса, и камзол…

…Курил фарфоровую трубку.
Сквозь дым тянулся
взгляд стеклянный,
а на груди, на толстой цепи*,
лежал Георгиевский крест.

Звучали фуги, тлели свечи,
бокалами звенели гости,
и полумрак окутал залу –
а за окном синела ночь.

Король сидел в дубовом кресле
и шпагой ворошил в камине,
и огненные саламандры
метались по его щекам.

Когда глумились над Дворянством,
а рыцарей бросали в тюрьмы,
и уходили в катакомбы
те, кто на верность присягал, -

Творец хранил его всех боле;
дышало львиной мощью сердце,
и закалялся в сером замке
тевтонца непокорный дух.

Зима 1989-90.

СОН ПРОСТИТУТКИ

Я во сне сегодня увидала,
Будто бы нагая, в старой шляпе,
В окруженье демонов стояла –
Сзади смерть подкралась тихой сапой.

Все они явились, как виденье
Жуткого ночного карнавала.
Что за бесовское наважденье!
Только их мне здесь не доставало!

Хоть бы кто-нибудь пришел на помощь,
Разогнал бы адские созданья!..
На часах давно уже за полночь,
И мое окончено свиданье.

Тот, кто был со мной, греха изведав,
Отвернулся - и меня покинул;
Устремившись к призрачным победам,
Взял копье и серой тенью сгинул.

Этот рыцарь, нищий и голодный,
Без гроша в мою зашел обитель,
А в награду – меч, кривой, негодный,
Мне ночной оставил посетитель.

«Спрячь его на черный день. Старьевщик
За ценой не постоит. И, кстати,
Меч не так уж плох: потрогай кончик.
А деньгу пускай другой заплатит…»

…Я хотела за такие речи
Обругать его – но не успела:
Подкосились ноги, сжались плечи,
И во мне все разом онемело.

- Вы за мной?! Нет, мне еще не время;
Я ведь толком не жила на свете! –
Где же ты, мое святое бремя?!
Где вы, неродившиеся дети?!

Я еще способна на сюрпризы,
По словам заезжего веронца;
У меня есть чувства и капризы,
А в груди еще сияет солнце;

Не меня ль как улиц королеву
И чума щадила, и холера…
Только что же? От себя налево
Странного я вижу кавалера.

Это не петух и не мужчина, -
Тот он и другой одновременно,
И под этой мерзостной личиной
От меня чего-то ждет смиренно,

И, рукою сжав букет увядший,
Жезл бесстыдно держит наготове:
Будто выбор есть у девы падшей,
С кем предаться грешной ей любови!

- Что вам нужно от меня?! Уйдите!
Губы мои вялы, тело дрябло;
Дайте же мне чем-нибудь прикрыться, -
Я растеряна и я совсем озябла!

Право же, мне нынче не до ласки, -
Кто же вы: мужчина или певень?!
Кавалер, снимите вашу маску,
Уберите петушиный гребень!..

И ответил он: «Меня ты знаешь:
Я с тобой в минуты наслажденья,
Всякий раз, когда ты совершаешь
Пред собой и Богом прегрешенье.

Видишь, как прекрасно мое тело?
Мускулисто, крепко и пригоже.
Скольких заманил я кавалеров
На твое поруганное ложе?..»

– Полно, разве можно всех упомнить,
Кто во мне свое оставил семя… –
«Но сегодня я пришел напомнить,
Что петух отсчитывает время:

Ты в грехе, распутстве и веселье
Жизнь свою прошла до половины.
Знай, что копьеносец был последним,
Стал твоей он песней лебединой…»

Позади безносая не дремлет,
Положила пальцы мне на чрево;
От костей могильный хлад,
но внемлю
Я ее свистящему напеву:

«Думала, тебе не будет сносу? –
Много же ты, девка, захотела!
Скоро станешь ты сама безносой
И окостенеет твое тело…»

Демоны вокруг меня толпятся
И плотнее всё кольцо сжимают.
Страшно… начинаю задыхаться…
Умерла!
…Нет, все еще живая…

…Просыпаюсь и тех ликов бледных
В свете дня уже не различаю,
Но прикосновенье пальцев тленных
Даже наяву я ощущаю.

Этой душной ночью в жалких стенах
Моего последнего причала
Было мне ужасное знаменье:
Увидала я конца начало…

Лето 1996 – июнь 1997.

ДВОЕ

Через вечность, к мирам престольным,
По речной дороге вдвоем,
Обгоняя серые волны,
Мы на лодке зоркой плывем.

Бесконечно над нами пространство,
Будто Стикс, молчалива река;
Мы – как тени подземного царства:
Нам привычны ее берега.

Мы плывем, подгоняемы ветром,
И едины, как два близнеца –
Километр за километром,
И дороге не видно конца.

От забот и насущного хлеба
Мы свободны, и лодка легка.
Ты неси нас в бескрайнее небо,
Водяная дорога-река!

Пусть твои качают нас воды
И подхватит волшебный поток.
В вышину, за небесные своды
Унесемся мы на восток.

Снова день приходит за ночью,
И опять ночь сменяется днем, -
А мы на всевидящей лодке
Два друга, два брата плывем.

18-21 мая 1997.

***
Темный вечер в подворотне,
Фонарей отсвет, -
Мастер, мы друг другу сродни
уже много лет.

Старый двор и дверь направо –
Лестница крута…
Не обходит, видно, слава
Здешние места.

Запах масла, скипидара
В пыльной мастерской.
Там в ночи звенят гитары
И вино рекой;

Там внушает мрачный ужас
Брейгельский сюжет
И чернеет сенью кружев
Бархатный берет;

Там, где в полутьме застыли
Скрипки без струны,
Из-за шторы звуки были
Музыки слышны.

Где под сводом антресолей
Колокол большой;
Кукла в шляпе треугольной
С поднятой свечой;

Стены где холсты укрыли
Вплоть до потолка, -
Власть Венеры воцарила
Мастера рука.

1-2 июня 1997.

Городок

Если б я была той знатной дамой,
Герцогиней в белых кружевах,
Дерзкой, хладнокровной и упрямой, -
Твердо бы стояла на ногах.

Молода, богата и свободна,
Я б имела над собою власть:
Поступала бы, как мне угодно,
Не боясь споткнуться и упасть.

Девственница, но в душе блудница,
Книгами растленная давно,
С детства бы мечтала опуститься
Хоть на час на городское дно.

В одеянии простолюдинки
Я бы шла туда, где грязь, жульё,
Где впотьмах бродил Вийон
и Диккенс
Черпал вдохновение свое.

Среди драк, попоек и скандалов,
Среди визга, песен и острот
Я со стороны бы наблюдала,
Как проводит время мой народ.

А за мной, покинувшей обитель,
Несмотря на дождь и мокрый снег,
Следовал бы мой телохранитель,
Преданнейший, верный Том Джим Джек.

Одноглазый, с черною повязкой,
Что скрывала бы здоровый глаз,
Он бы шел за мной под этой маской
Закоулками в вечерний час.

И на площадь, ставшею ареной,
Незаметно нас привел бы рок,
Чтоб я повстречала Гуинплена
И его зазвала в свой чертог…

…Только я – тепличная девица,
И, наверно, мне не суждено
Завернуться в плащ – и погрузиться
Хоть на час на городское дно.

Зима 1989-90.

***


Из очага вышел старенький кобольд,
Свечи тихонько задул.
Ног его маленьких бархатный топот
В тике часов потонул.
Вот он поднялся по лестнице шаткой,
Ходики снова завел,
Маятник тронул, вздохнул – и украдкой
Комнаты все обошёл.
Скрипнул комод – старый дуб рассыхается,
Тень по кровати скользит.
Маленький кобольд на лампе качается,
С белой луной говорит.
Ночь на исходе. Зарей потревоженный,
Тает ночной полумрак;
И старичок, соскочив с книги брошенной,
Прыгнул обратно в очаг.

Декабрь 1989 – май 1997.


СМЕЙСЯ, МОЙ ШУТ!

1
Смейся, мой шут, верещи, бубенец:
Завтра король наш идет под венец!

…Сам он откроет невесте лицо,
Сам ей на палец наденет кольцо.

В честь герцогини готовится бал
И украшается праздничный зал.

Я во дворце камеристкой была,
Ночью тебя на балконе ждала.

В час, когда в сон погрузилась земля,
Ты мне дарил поцелуй короля.

С этой минуты при полной луне
Новая жизнь зародилась во мне.

Ты же про все обещанья забыл
И о помолвке своей объявил:

Ту, чья семья благородных кровей,
Ты назовешь королевой твоей, -

Смейся, мой шут, - разве ж это грешно?
Кабы не грусть, было б очень смешно;
Завтра король мой идет под венец, -
Смейся ж, родной, не молчи, бубенец!


2
…В замке устроили бал-маскарад,
Вспыхнул огнями заснеженный сад.

Мрак фейерверки развеяли прочь, -
Будет светла новогодняя ночь!

Двор веселится, ликует народ:
Пусть процветает прославленный род!

Гости съезжаются пестрой толпой –
Стонет роженица в темной людской.

Что ж: в этот вечер, под грохот петард,
В замке появится новый бастард.

Смейся, мой шут; я прошу: не молчи!
Как только можешь, теперь хохочи.
В честь короля, что идет под венец,
Лихо тряси озорной бубенец!


3
…Пальцы мне больно колола игла.
Много я слез о тебе пролила,

Не осушая потухших очей.
Я не спала уже столько ночей

И, покорясь безысходной судьбе,
Алую мантию шила тебе.

На герцогине фаты кружева,
И в померанце ее голова.

Все говорили: невеста чиста.
Но от невинности нет и следа!

Мне ли не знать, как в порыве страстей
В спальне она принимала гостей!

Знает весь двор, что во время балов
Многих она заманила в альков! –

Смейся, мой шут, извивайся и вой!
Самые наглые песенки пой:
С нею – король наш идет под венец!
Громче, мой шут; веселей, бубенец!..

4
…Ночь на исходе, и полно грустить. –
Знаю теперь я, как ей отомстить:

Свадебный будет наряд ей к лицу,
Но, одевая невесту к венцу,

Снадобьем шлейф пропитаю одним:
Свора собак понесется за ним!

Визг и неистовый хохот гостей, -
Свадьба надолго запомнится ей;

Станет невеста потехой толпе,
Ей короля не женить на себе! –

Смейся ж, паяц! Изнывай и дрожи!
В буйном припадке у трона лежи:
С кем-то король наш пойдет под венец!
Ну же, фигляр! Не смолкай бубенец! –

5
Пусть потешается уличный сброд!
В панике двор, и глумится народ!..

…Только на мысли себя я ловлю:
Стыд – герцогине, позор – королю.

Смейся, мой шут, не молчи, бубенец:
Завтра король наш идет под венец.

1991 – июнь 1997.


СТАРЫЙ ДОМ

Вере Степановской
В нашем городе –
старинный дом с эрк`ером,
Где этаж навис над этажом,
Где над площадью
в тумане бледно-сером
Ратуша казалась миражом.

Каменные, губчатые стены,
Крыша черепичная с трубой, -
Образы из сказок Андерс`ена
Проплывали снова предо мной.

За окном, подернутом завесой,
Шла своя неведомая жизнь…
Говорят, старуха-виконтесса
Особняк велела заложить.

Дом сей строился для фаворита
(Он, по слухам, был из циркачей),
А потом – запущенный, забытый
Много-много лет стоял ничей.

Виконтесса умерла, любовник –
Промотался и упал на дно, –
Или, как рассказывал садовник,
Раз, напившись пьяным,
словно дворник,
Выпал в это самое окно.


Сколько лет прошло с тех пор –
не знаю.
Дом себе вернул былую стать.
Особняк стал снова обитаем,
Только вот хозяев не видать.

Я жила – окно к окну, напротив,
И не раз в вечерней тишине
Мне казалось, будто кто-то бродит
По пустому дому, как во сне.

Силуэты темные мелькали
С вечера до утренней зари,
Драпировки серые скрывали
Тайну, заключенную внутри.

Одержима призрачным желаньем,
Часто я смотрела на окно.
Много раз – то взглядом, то дыханьем –
Я пыталась отворить его.

…И оно однажды распахнулось.
Показалось ржавое ведро,
И помоев брызги вверх взметнулись,
Полетели на мое стекло.

Закончено 27 октября 1993.


ЖЕНА ЕРЕТИКА

Михаилу

Ревет огонь, бьют клубы дыма,
Вокруг беснуется толпа.
Стоит на площади, гонимый,
Он у позорного столба.

Объяты пламенем поленья,
Искр бесконечный звездопад,
И камни, брошенные чернью,
Уж до него не долетят.

В последний раз я увидала –
Мелькнул в дыму знакомый лик,
Но удержалась, не упала,
Когда пронзил предсмертный крик.

…Не проронив слезы напрасной,
Стою, застыв, у косяка.
На площадь выходить опасно:
Ведь я – жена еретика.

Меня за то весь город проклял
И ощетинился, как зверь;
Мне в доме выбили все окна
И дегтем вымазали дверь.

…Народ расходится. Наскучил
Всем затухающий пожар, –
И в этот миг, рассеяв тучи,
Мне кто-то крепко руку сжал.

Ужель не все заплыли жиром
В наш косный и жестокий век?!
Ужель в неверном этом мире
Остался верный человек?! –

Болтун, которого порою
Гнала за пьянство и скандал,
А он, рискуя головою,
Пришел – и крепко руку сжал!

…На пепелище мы вдвоем.
Стараюсь в тело я всмотреться.
Оно не тронуто огнем –
Лишь выжжено дырою сердце.

28 мая 1999.


Песенка маленькой графини


Поет веретенце в руке у меня, -
Пляши, моя кукла, пляши.
Все жарче становится пламя огня,
Под прялкой шуршат камыши.

За вечер должна я исполнить урок, -
В работе спасенье души:
Из шерсти напрясть тонких ниток моток, -
Пляши, моя кукла, пляши.

Прошла бы скорее зима… По весне
Мне минет двенадцатый год,
И рыцарь прекрасный приедет ко мне,
И замуж меня он возьмет.

На белом коне он меня навсегда
Из дома родного умчит
В тот край, где синеет Большая Вода
И каменный замок стоит.

С тех пор девять лун пролетят, как во сне, -
Пляши, моя кукла, пляши, -
И сына родить посчастливится мне,
И будут дары хороши:

Свекровь даст мне ключ от ларца своего,
А свекор – злаченый аграф,
И муж будет счастлив, что в замке его
Появится маленький граф.

Но грозен сосед наш барон – и война
Сто жизней с собой унесет.
В двенадцать жена, а в пятнадцать – вдова, -
Такая судьба многих ждет.
Но это – потом, Бог в каком весть году, -
Пляши, моя кукла, пляши!
А нынче прилежно я пряжу пряду
И милого рыцаря жду.

Rado Laukar OÜ Solutions