Проза

Из этого христианского тезиса следует масса интереснейших «нетрадиционных» следствий.

Первым делом из этого следует комплекс неполноценности и комплекс вины. А человеком с такими комплексами легче управлять, чем без них. Объясни ему, что есть Некто, перед кем он заведомо виноват – и он в конце концов спросит, что же ему делать, чтобы загладить свою вину. Внуши, что он не такой, как надо – и он захочет стать таким, как надо.

Комплекс как побуждение к действию: преодолеть его и избыть. Глубинная психологическая мотивация.

Можно избыть комплекс ритуалом: молитва, аскеза, воздержание, схима, обряд. Обряд – это «внутрирелигиозное действие»: я делаю это и это вот так и вот так исключительно для тебя, Высшее Нечто, чтобы с тобой договориться, обратить Твое внимание на себя, показать Твою власть над собой, понравиться Тебе – отнесись же ко мне хорошо и сделай так, чтоб я жил получше.

Комплекс вины порождает стремление к наказанию за эту вину: для уравновешивания психики. Стремление к страданию. Самоограничения, воздержание, пост, молчание, вериги, власяница, нищета, бродяжничество, самобичевание. Я сам себя наказываю за то, что я плохой. просматривается. Подумай, подумай внимательно, всегда найдешь. Пастырь поможет.

Это все следствия интенсивные – кроме чувств, мыслей и тела самого «комплексанта» они никого не затрагивают. Но есть и экстенсивные.

Пожертвовать деньги на бедных. Строить по воскресеньям храм бесплатно. Сжечь еретиков. И все во славу Его и именем Его: Он тебя создал, ты Ему всем обязан – а перед Ним же виноват. Чем? Найдется. В конце концов, первородным грехом.

А можно захватить Иерусалим, перебить сарацин, снести мечети, построить церкви, изменить лицо части мира – и это будет хорошо. Изменяем мир в соответствии с нашими представлениями о Добре. Перережь их всех – и тебе спишутся грехи, ты будешь лучше и полноценнее.

Сделай человека виноватым и дай возможность искупить вину – и он перевернет горы. Христианство гениально. Грех как двигатель прогресса.

Но пока, казалось бы, ничего принципиально нового христианство не изобрело. В том смысле, что всегда были боги, и всегда одни поступки были им угодны, а другие – нет. Могли помогать и награждать, могли мешать и наказывать. Если христианский Бог автократичен – греческий Олимп как бы демократичен: товарищи там, наверху, посовещались и решили, а вообще у них распределение функций и ответственности, мздоимство, интриги, подкомиссии и комитеты, лоббирование своих кандидатур. Какую религию ни возьми – с Верхним Миром надо ладить, подчиняться, угождать, угадывать Его желания и действовать в соответствии с ними: и тогда тебе будет хорошо, иначе -плохо. Покарает.

Любая религия объединяет народ единством представлений, суммирует его усилия и корректирует или просто направляет его действия. Одна из форм и аспектов системообразования общества.

Регулятивная функция греха. Ты должен поступать так-то и так-то, а иначе не должен, не то Сверху тебе вломят. Религиозная мораль.

Любая религия задействует понятие греха:

Вина и Страх. только как низшую, что естественно, но и как горестную, грязную, суетную и в сущности не больно-то и нужную. И относятся к ней как к земному служению богам и прелюдии к жизни высшей.

Но только христианство утвердило изначальную, обязательную, исконно присущую человеку и неизбывную греховность – а жизнь расценивает как тем не менее пожизненное избывание этой неизбывной греховности. Был первородный грех? – молчи и тресни.

Н-ну – и что это значит? Что человек не идеален? Так это и так понятно. Понятно-то оно понятно, да не совсем.

Христианское утверждение имманентной греховности человека – это иными словами признание и утверждение того, что каков бы ни был человек – он все равно должен стремиться не к тому, что уже есть и он сам, и тем самым вообще все вокруг.

Имманентная греховность – это иными словами утверждение идеала всегда и в любых условиях.

Имманентное несовершенство человека – означает, что человеку всегда надо не то, что есть.

А еще иначе выражаясь: запас и избыток энергии в человеке долженствует ему всегда изменять себя и мир – изменять в принципе, таково его пожизненное занятие и предназначение.

Имманентный грех понуждает: переделывай! Себя и мир через себя.

Несовершенство как незавершенность, недоделанность – указатель на возможность и необходимость доделывания всегда.

И что будет конечным результатом вообще? Второе пришествие, Страшный Суд, воцарение Царства Его на земле. То есть: достижение идеала. Абсолюта, завершенность, совершенство, конец, смерть. Вот тогда будет искуплен изначальный грех, и все будет хорошо, делать больше ничего не надо будет, кроме как радоваться.

Это метафорическим языком религии. А прямым, как у пьяного римлянина, языком естествознания: тогда кончится Время, и человечество исполнит все, что могло, и совершит Максимальное Действие, и грохнет Вселенную, и в Большом Взрыве родится Новая Вселенная.

А монастыри, молитвы, обряды и храмы – это самозатратная часть религиозной составляющей всего человеческого механизма: с точки зрения энергоэволюции Вселенной она сбрасывается с КПД, не входит в КПД. Аналогично тому, как все энергетические затраты на производство автомобиля и перемещение его из точки А в точку Б – накладные расходы при перемещении собственно человека посредством сего мобиля на то же расстояние.

И не в том суть имманентной греховности, что ты прах и дерьмо перед Ним, что бы ни делал, – а в том, что ты должен пахать и переделывать себя и мир, никогда не удовлетворяясь достигнутым.

Утверждение имманентности греха означает имманентность идеала. Т. е. энергетическую неравновесность человека в мире, энергетическую избыточность, и этот избыток энергии являет себя в любых условиях и формах и всегда ищет приложения.

Недаром «условный святой» в христианстве близок к буддисту, входящему в нирвану: удален от мира, лишен желаний, как бы не имеет пола и возраста, ничего не делает и аж светится. Ушел.

Вот и мир когда-нибудь засветится небывалым светом. А до тех пор пахать придется.

Культура как система условностей.

 

Однако зайдем с другой стороны.

2. Есть Бытие-вне-нас и есть Бытие-внутри-нас. (См. одноименную главу.)

Что бы ни делал человек – он переструктурирует бытие. Но поскольку сам он не может выйти за рамки самого же себя, т. е. своего сознания – он всегда и неизбежно имеет дело с бытием, которое его сознанием воспринято и отражено: с Бытием-внутри-нас.

Это Бытие-внутри-нас может совпадать с Бытием-вне-нас. И тогда человек переструктурирует объекты, существующие вне его, отдельно от него и независимо от него. А может Бытие-внутри-нас и не совпадать с Бытием-вне-нас. Вот для нашего сознания что-то есть – а вне нашего сознания этого «чего-то» нету; или скажем иначе – вне сознания нашего и прочих потребителей этого субъективного «чего-то».

И вот тогда мы говорим о культуре.

Шерлока Холмса никогда не было. Но в сознании каждого он есть, хотя все знают, что это выдуманная, реально не бывшая личность. Создавая Холмса, Конан Дойль делал новое в нашем внутреннем бытие, хотя абсолютно ничего не сделал в бытие внешнем, материально-объектном. А сегодня для многих читателей нереальный Холмс куда реальнее бывшего реальным Конан Дойля. Для некоторых читателей Конан Дойля вообще как бы не было: они видели кино и понятия не имеют об авторе. Да и плевать на автора.

Бытие-внутри-нас может иметь для нас большее значение, чем Бытие-вне-нас. На «Ромео и Джульетте» слезы удерживают – а про постоянных самоубийц из-за несчастной любви знать не хотят, и не колышет их, раздражает, докучает. Для их внутреннего мира важнее то, что выдумал давно умерший Шекспир, чем происходящее в соседнем подъезде. То – культура, а это – уголовная хроника.

Культура – это часть структурированного Бытия-внутри-нас, не существующая как Бытие-вне-нас.

Субъективное. Имеющее значение только для нас. Созданное специально и только для того, чтоб мы это включали в свое сознание, восприятие, и получали от этого ощущения, и имели с этого какие-то мысли, и жили какой-то наведенной, внутренней, вне прямой связи с реальностью, жизнью.

3. Для чего существует культура? Вот в чем вопрос, да?

Нет, а не да. Вопрос неправомерен, поставлен неправильно, ошибочно, некорректно. Не «для чего», а «почему»?

Потому что сущность человека – переструктурировать Бытие. Это как шелкопряду нить выпускать. А переструктурирует он – Бытие-внутри-нас, потому что для него оно – первичное, главное, доминирующее, включающее в себя и Бытие-вне-нас. И переструктурирует он все, что имеет. Все, до чего может дотянуться. Ему по фигу, уголь рубить или стихи писать: и то и другое для него действие, расход энергии, изменение мира, приложение возможностей, самореализация, делание мира таким, каким он до него не был – изменение мира совершено, оно намечено сознанием и зафиксировано в нем.

И если писать стихи труднее, и способностей для этого требуется больше, и денег и славы от этого больше, и возникает в сознании автора, а желательно и читателей, желательно всех, что вот свершение в духовном мире явлено – ну так куда важнее писать стихи, совсем не нужные для жизни, чем рубить уголь, необходимый для жизни. Стихи не нужны природе, частью которой является человек. Но нужны человеку, для которого природа является лишь частью его внутреннего мира, Бытия-внутри-нас.

Для человека Бытие-внутри-нас больше Бытия-вне-нас. Бытие-вне-нас он включает во «внутри» путем познания и тогда переструктурирует. А еще он переструктурирует остающееся свободным пространство сознания, структурируя его «с нуля» и создавая во внутреннем мире то, чего не было вообще. Вот это и называется «культура» в узком смысле термина.

4. Создание материальных носителей культуры мы здесь не учитываем, ибо оно не первично и не принципиально. Хотя можно заштриховать узкий серпик на границе кругов.

5. А далее, ребята, вот какая интересная и принципиальная штука.

Объем Бытия-внутри-нас для конкретного человека – величина более или менее постоянная.(Информативная емкость мозга.)

Мозг устроен так, как он устроен. Объем и степень его возбуждений от культурной подготовки не зависят. Тип нервной системы не меняется. Меняется только система раздражителей, развитая у людей культурных в сторону условных сигнальных систем. Искусств, то есть, и прочее. Дикарь будет переживать по другим поводам и пускать энергию центральной нервной системы в других направлениях – след вынюхивать или дубину камушком полировать.

Русские и европейцы любят твердить о тупости американцев. Правда, большинство нобелевок у них. Они не тупые, не надо песен. Их внутренний мир просто больше занят профессией и бытом: они больше работают, большего достигают в деле, – и богаче живут, потребляя больше всего. Их внутреннее бытие в основном занято внешним, очень большое совпадение.

И вот культура съеживается на периферии, принимая форму примитива и начетничества. Человек может знать – из телевизора и газет – по паре фамилий композиторов, писателей, художников, и это позволяет ему считать себя культурным человеком. Какая культура у затурканного клерка, делающего бабки по маленькой? А тоже хочет уважать себя.

И появляются адаптированные проспект-издания классики. «Война и мир» на двадцати страницах. Музыка, спортсоревнования, исторические герои – все есть, просто очень кратко и примитивно.

Структура культуры сохраняется.

6.

Вот мы и подошли к структуре социокультурного пространства,

Современный цивилизованный человек твердо знает в этом плане две вещи.

Первая. Его народ – не дерьмо, и в культуре в том числе. Может, не все главные мировые гении были у его народа. Но тоже были, и неслабые.

Вторая. В любом деле вообще, в любой сфере культуры в частности, есть самые талантливые и крутые, и есть просто мощные и знаменитые, а ниже уже те, кто помельче.

Мы можем назвать это структурным архетипом культуры, если кому нравится Юнг. А можем назвать мифологизированным сознанием. А можем еще много как. А можем обойтись без терминов.

И для простоты взять тех же американцев, охаянных интеллектуалами от культуры, и обратиться к американскому рынку русских художников, скажем.

Рынок – он обладает таким параметром, как емкость. Так вот, емкость американского рынка русских художников – десять человек. Может, восемь или двенадцать, не суть. Но. Но. Одиннадцатому уже нет места! И если он хочет утвердиться – вольно или невольно ему придется вытеснить одного из тех десяти. Вытесненный – не хуже пришедшего и остальных! Ну – или надоел, или в моду не попадает, или с имиджем промахнулся, но – нету ему места, нету! Разве что на редкого любителя – и уже за куда меньшие деньги.

Другой пример. Званый обед. По люксу. Сто гостей. Все супер. И сто блюд. Но столько не сожрать. Каждый надкусит от силы по тридцать. И через пару обедов строится рейтинг блюд. Шкала спроса. Топ-десятка – на всех. Следующая – восемьдесят порций. Третья – шестьдесят. Восьмидесятое блюда едят двое, девяностое – один, сотое не жрет никто. Управляющий считает бабки. Двадцать последних отбрасывается. Еще полета – минимальные количества. Через десяток обедов количество блюд уменьшено до оптимума -пять коронных, десять второразрядных, еще десяток по мелочи. Прочее – ешь себе в другом месте, не за главным столом.

За этим вот столом вкушают национальную культуру.

7. Итак. Культурный рынок имеет определенную емкость. А где начинается этот рынок? В голове. Сфера культуры в сознании имеет определенную емкость. Скажем:

Любитель поэзии может потребить за раз сто строк хороших стихов. Дальше наступает насыщение и пресыщение, эмоциональный ресурс израсходован, восприятие притупляется: тысячу строк стихов за раз – это уже перебор, это уже не эстетическое наслаждение, а работа рецензента. (Аналогично тому -сеанс дегустации духов: три запаха – а потом «нюх заваривается».)

Или – любовь: если ты уже полюбил одного человека, «отдал ему сердце», что называется,– то второй, следом встретившийся, ничем не хуже первого, твоих чувств, в равной мере затронуть уже не может: заняты чувства, с другим связаны. Такова психология: одна любовь необходима – а две равных сразу невозможны.

В любой сфере сознания человека есть иерархия доминирующих величин и ценностей.

Ну так это касается и культурных сфер. В любом искусстве, в истории любой отрасли человеческой деятельности, в любом обществе и группе -непременна своя иерархическая структура.

Иерархическая структура сознания. Восходит это к инстинктам – и к общему устройству бытия.

Про инстинкты. Вот – семья. Отец – главный: повелитель – и одновременно защитник от всего, опора и гарант жизни. Вот – группа: и в ней выделяется лидер (со сходными функциями) и перворанговые особи – бойцы, кормильцы, подчиняются лишь лидеру, после него повелевают остальными, жрут лучшие куски – но и удары извне принимают на себя. Подобная структура у многих животных складывается сама собой – в инстинкт особи вложено стремление складывать с себе подобными систему. – – Системообразующая структура психики.

А теперь вспомним пифагорейцев, которые вслед за Учителем не без основания полагали лежащим в основе мироздания Число. Их сейчас как-то не стремятся понимать, лишь «перечисляют» в ряду истории философии. А ведь их подход последующими не отменим. И что они пришли однажды в панику, уткнувшись в необходимость иррациональных чисел, до которых еще не додумались – это ведь сути не меняет. Гениального Пифагора надо понимать так: в основе мироустройства лежат закономерности, которые на самом всеобщем уровне могут быть выражены численными соотношениями между материальными объектами и процессами. То есть материя изменчива и преходяща – а управляющие ее существованием законы вечны и неизменны: и познаются и выражаются те высшие законы, суть мира, через математический аппарат. Что мы и имеем по сей день. Когда Ньютон открывал и формулировал Всемирный закон гравитации через математические символы – это тоже была дальнейшая работа с Числом, лежащим в основе мироустройства.

Вот греки и определились с числом «семь», скажем. Семь великих мудрецов, семь чудес света и т. д. Почему не шесть или восемь, ведь нет четкой границы между последним вошедшим в семерку и первым из невошедших? А – хватит. Как раз. Исключительного не может быть много. А вот немного исключительного – потребно, лучшее нам. нужно, нравится, хочется, для него место в сознании готово.

Что бы мы имели? Мирную сытую жизнь, переход культуры серебряного века в бронзовую стадию, свободу и демократию. Харшо.

Чего бы мы не имели? Танков от Т-34 до Т-92, атомной и водородной бомбы, автомата Калашникова и самолета МиГ-31. Потому что все это -следствия уничтожения крестьянства, что было базой для рывка индустриализации, что было базой для милитаризации и направления всех средств в военное обеспечение. А также мы не имели бы первого спутника, первого человека в космосе, атомных электростанций, и баз на Кубе, в Египте и в Индонезии. Все это – порождения сверхдержавы, т. е. предельно мощной государственной системы.

Люди жили бы лучше. Но максимальных действий государство совершило бы меньше. Вес его в мире был бы меньше. Изменений на лик планеты оно нанесло бы меньше. То есть: система свое системное назначение выполнила бы в меньшей степени. Такие дела.

Увы – да: мощь империи покоится на костях подданных. Снижается роль человека как индивидуума – но повышается как элемента мощной системы.

В форме СССР Россия совершала максимальные действия, на какие только была способна.

13. Наступление кончается, когда Израсходованы горючее и боеприпасы, сожжена и выработала ресурс техника и выбиты люди. Надо переформировываться, изыскивать резервы, оптимизировать линию фронта.

Рассуждая с великогосударственной точки зрения, любят поругивать Хрущева. Ослабил своей либерализацией стальную сталинскую систему, что оказалось в перспективе гибельным для государства, организованного по милитаристским законам. Лысый кукурузник, не разбирался в искусстве, которому сам же дал вдохнуть кислорода, порезал крейсера и бомбардировщики, попустительствовал анекдотам о себе же, решил немного дать народу подкормиться при сохранении всех институтов советской системы, вот все и покатилось по наклонной, пока не рухнуло в 91-м. Это государство, мол, могло существовать только под жесткой рукой.

Разговоры подобные не от большого ума.

Никогда за тысячу лет своего существования Россия не была столь мощной и не играла в мире роль такую значительную, как в конце правления Хрущева. Хрущев привел государство к пику могущества.

К негодованию общества он подарил (!) президенту Сукарно 2-ю Тихоокеанскую эскадру, морячки возвращались из Джакарты домой на самолетах. И хрен с ней, не венцом науки и техники были те корабли. Но Индонезия -другой край глобуса – стала нашей сферой влияния, сырье и сбыт, база и разведка.

На смех обществу он дал президенту Египта Насеру Героя Советского Союза (хотя египетские, ну, немногочисленные, коммунисты были уже заморены в концлагерях пустыни) – так спесивый Насер свою Золотую Звезду даже не надел перед фотошниками! Потом оказалось, что Звезды не было – на предварительном совещании Политбюро отказало Никите в этой акции: он дал Насеру Героя единолично и самовольно. Но – Союз вышел к Суэцу! Гнал танки и МиГи и реэкспортировал лучший в мире египетский хлопок. Черноморский флот вышел толком в Средиземку и базировался на Александрию. Запустили лапу в Сирию. Заняли уже было место, век принадлежавшее Великобритании!

А Куба, эта ария Хозе из оперы Визе? Устроив переворот в банановой республике, родовитый сын богатого латифундиста сеньор Кастро и не подозревал своего коммунизма. Мы объяснили ему преимущества дружбы с нами и накачали нефтью и ракетами. Было от чего прийти раззявам-американцам в ужас. База слежения, заправки, ремонта, отдыха, пункт влияния, плацдарм.

Ракеты. Космос. Лунник. Гагарин. Атомными подводными ракетоносцами океан нашпигован – штатники трясутся, у них меньше вымпелов, меньше денег на это, меньше людей.

А что крейсера и бомберы порезали – так на все денег не хватит, концентрируемся на главном: подводные лодки и баллистические ракеты. А что народишко подкормили, хрущоб накидали и подышать разрешили – так сталинский зажим со временем перешел меру, глаза от удушья выпучиваться стали, все хорошо в свое время, за пустые трудодни и баланду в шарашках народ работать переставал, всех лучших уже переморили, КПД системы падал, поддержать надо было. (Не потому Плиний рабов на вольную отпускал, что слаб характером, а для пользы хозяйства.)

И что ведь характерно: люди старые, пережившие все перипетии XX века и чудом уцелевшие, свидетельствовали: никогда не было в народе такого массового и искреннего чувства исторического оптимизма, как в конце хрущевской эпохи. Мне это рассказывал среди прочих писатель Александр Борщаговский: а он, худо-бедно, был в конце сороковых объявлен космополитом No 1, враг народа.

14. Брежневский застой объективно был политикой мудрой. «Не тронь – не сломается». Система сосредоточилась на том, что можно было удержать. Желудок был полон.

Сейчас редко упоминают событие, которым ознаменовалось ее начало. Попытка коммунистического переворота в Индонезии. Чтоб, значит, совсем наша была. Продолжение экспансии.

Путч подавили. Правительство сменили. Коммунистов ликвидировали. На СССР посмотрели с большим неудовольствием. И дружить перестали. Накрылась зона влияния.

Извлекли урок. Наказали кого надо. Не откусывай больше, чем можем переварить, пока и так хватает, вроде.

Система уравновесилась. Сколько можем – столько и держим.

15. 1968 год. Восточная Европа, санитарный кордон, братская социалистическая Чехословакия – решила либерализовать свою систему: что означало меньшую зависимость от СССР и попытку ослабить его систему. Попытку пресекли, все сохранили в прежнем виде: логично, естественно.

Поняли и ощутили, что

дальнейшее существование с отпущенными (расхлябанными) гайками чревато ослаблением и понижением системы. Меньше воли индивидуумам! Стали подкручивать гайки.

16. 1973 год. Накачали арабов оружием, имея в виду, что Египет и Сирия – наша зона, а Израиль – американская зона влияния: наших – усилить, чужих – сократить. Выступили на стороне арабов в очередной их агрессии против Израиля (а лозунг их был однозначен: уничтожить Израиль). Попытка усиления нашего влияния.

Наши ракетчики, радиолокаторщики, летчики, вертолетчики, инструкторы всех видов вооружений воевали там.

Затея провалилась. Арабы проиграли. В результате Египет переориентировался на США. Из Египта русских выперли, Египет мы потеряли. И Сирия, дотоле подбадриваемая нами, обескуражилась поражением, обиделась на «малую помощь», задумалась и сократилась в дружбе.

Решили, значит, нарушить статус-кво – и оно нарушилось не в нашу пользу. Весьма подготовленная попытка изменения – дала изменение во вред системе, в проигрыш.

Лучше бы ничего не трогали.

17. Однако коммунистический Северный Вьетнам против Южного, демократ-капиталистического, продолжали поддерживать деньгами, оружием и людьми – и выиграли. Северные выперли американцев-помощников с Юга: мы имели базы, влияние, еще одну зону внешнего распространения системы.

Получается так на так. Общее равновесие сохранялось.

18. Но. Но. Время стало работать против нас. Мы могли хоть треснуть -но система исподволь (для дураков – исподволь, умным ясно, но умных всегда очень мало) ослабевала.

A) Всем вдалбливали в мозги Маркса. Среди прочих цитат: «Новая общественно-экономическая формация является более прогрессивной по сравнению со старой, если дает более высокую производительность труда». Наша производительность была во столько-то раз ниже западной. Разрыв в производстве продолжал расти. Раньше или позже, в той или иной форме, невзирая на жертвы и закрутки, мы неизбежно должны были скатиться со статуса сверхдержавы вниз. Система исчерпала экономический потенциал.

B) Менялся национальный состав государства. Рождаемость славян падала. Прирост давали только Средняя Азия и Закавказье. В армию призывалось уже больше азиатов и кавказцев, чем славян. А поскольку в системе однозначно доминировали русские, то при сохранении госструктуры эта система неуклонно ослаблялась.

C) «Правящая сила» – КПСС – была организована по принципу военного ордена. Мы имели тоталитарное и милитаризованное государство. Это отлично и эффективно для подготовки и ведения войны – но без толку выжирает государство изнутри в случае долгого и прочного мира.

D) Богатый и свободный Запад целенаправленно разлагал нашу идеологию и культуру. Сравнение в материальном уровне, правах личности, свободе любого творчества было неизменно не в нашу пользу: преданность людей системе продолжала в таких условиях падать, КПД отдачи сил личностью системе продолжал уменьшаться.

Е) Придавленность угнетенной религии лишала людей естественного духовного стержня: если в истории государство всегда старалось использовать потребность человека в религии в своих интересах, то в СССР потребность человека в религии имела как бы обратный знак и противопоставлялась интересам государства, тем самым ослабляя его. Это имело смысл на этапе становления системы, когда православие пыталось противостоять коммунистам. Позднее, во время войны, умный Сталин подконтрольно и частично восстановил православие, дабы подключить к сопротивлению внешнему врагу. Но в брежневский период всеобщего безверия и пофигизма отрицание религии лишало систему дополнительной поддержки. Противопоставление ей «морального кодекса строителя коммунизма», который не мог терпеть «конкурентку», успеха иметь не могло в силу явной фальшивости.

F) Система постарела. Ее бюрократические узлы продолжали работать по логике собственных интересов и собственного развития, снижая и даже сводя на нет идущие сверху попытки общего укрепления системы. Спуск инициативы на несколько этажей инстанций – и благие намерения уходили водой в песок, расчленяясь на струйки и оседая в обкомах, райкомах, комиссиях и комитетах. А система не могла ликвидировать собственные узлы – она могла стараться решать задачи только методом наращивания и усложнения собственных структур. (В конце концов любая система превращается в неподъемного монстра, лишь сроки разные в зависимости от исходных задач и условий.)

G) Естественное, здоровое, инстинктивно верное стремление системы законсервироваться, ничего не менять подольше наглядно сказалось в возрасте правящей верхушки: настала эпоха геронтократии, больные старцы решали судьбы страны, севший наверх человек сидел на высшей должности до смерти, оттягивая ее всеми средствами современной медицины. Они сохраняли себя – и систему, частью которой были. Но они дряхлели, воспринимали действительность все менее адекватно, теряли способность корректировать неизбежные частые сбои системы и сопутствовали снижению ее жизнеспособности. Это кончилось смертью от дряхлости и болезней трех старцев-генсеков в течение трех лет – под издевательские шутки страны.

Для ликвидации развального заговора нужна была другая центральная власть – сильная, решительная, убежденная. А система уже утеряла способность выдвигать во власть таких людей. А выдвигала эгоистов-карьеристов-конформистов, которые умели, хотели, могли лишь пользоваться теми преимуществами, которые получали в рамках системы на ее верху и ради этого были готовы и способны на любые компромиссы. Что и естественно для старых и ослабших систем.

Декабрь 91-го был логическим продолжением августа.

Ну, а если бы, все-таки, все равно,– арестовали троицу вместе с верхушками парламентов, подбросили благ сотрудникам-силовикам, закрутили масс-медиа? Возникла бы вероятность подъема национально-освободительных движений республик в форме гражданских войн. Уже была резня в Сумгаите, резня в Оше. Тот же развал, но с кровью. Или – с меньшей кровью, но позднее – но тот же черт.

Плюс опять же – санкции и давление Запада, подскок эмиграции и утечки мозгов, подъем оппозиционных настроений в массах, активизация разномастных партий, и кто-то обязательно призовет к курсу на вооруженное восстание, его вешать надо, а мировое общественное мнение не велит и грозит экономической блокадой.

Можно было потянуть срок и изменить условия развала, но уже нельзя было сохранить систему. Разъялась.

45. А что же «человеческий фактор»? Настроения и чаяния масс?

Через них системные законы и проявляются.

Чем жестче система – тем в большее противоречие с интересами отдельных людей она приходит.

Зажимает гайки – окаменевает: хуже работает, крошится.

Отпускает гайки – разбалтывается: идет к развалу.

Держаться оптимальной линии трудно.

Время собирать камни и время разбрасывать камни.

Страдая от анархии в слабой системе, люди хотят твердой руки. Страдая от зажима в жесткой системе, люди мечтают об освобождении из-под руки, ненавидя со временем все, что связано с этой системой.

Любая система раньше или позже «вырабатывает ресурс доверия» своих монад. Исчезает иллюзия, что система существует для их блага. Наступает и усиливается разочарование: мы строили, боролись, терпели лишения, а правят нами не те и не так, и устройство не отвечает нашим чаяниям.

Разочарование порождает новую иллюзию: если разломать эту систему, все будет гораздо лучше и даже вообще все будет хорошо.

Пока старая система толком еще не разломана – новая, воображаемая, существует еще только в замысле и идеале. То есть в чистом и не замаранном виде. Причем каждый представляет себе новую систему чуть-чуть по-своему, в соответствии со своими личными нуждами и представлением об атрибутике счастья. Для выхода из жесткой системы – это: свобода передвижения, свобода предпринимательства, свобода слова и мысли, свобода зарабатывать сколько сможешь, свобода способному стать миллионером, звездой, благополучным бюргером.

Новая, воображаемая система мыслится как противопоставленная старой во всем: отрицающая старую, зеркально противоположная – где в старой был минус, там в противоположной автоматический плюс.

Враг моего врага – мой друг. Капитализм – враг социализма, социализм – мой враг, следовательно, капитализм – мой друг. А раз так – в социализме было все плохо, а в капитализме все хорошо. Такова логика индивидуальной психологии.

Старая система рушится под улюлюканье и аплодисменты оплевывающих свой дом масс: дом стал тюрьмой и ненавидим, в нем тесно и много страданий.

Происходит смена знаков: все, что почиталось доблестью, норовят объявить пороком и заклеймить, осмеять, отрицать.

В этот период массы не поддержат консерваторов, но сочувствуют разрушителям, видя в них «расчищателей площадки» для строительства нового, хорошего, правильного дома. Массы отрекаются от собственных вчерашних взглядов и представлений. Господствует отрицание всего вчерашнего.

«Уста народа» – журналисты – облекают это в газетные слова и телевизионные картинки.

46. «Огонек» перестроечной эпохи был не журналом – был знаковым явлением.

Этот знак наглядно проявился на одной из обложек 88-го года -фотография стала знаменитой:

Старик в полковничьей форме, морщинистая шея, нечисто выбритая седая щетина на кадыке и низу подбородка – лицо срезано верхним обрезом. Руки -крупные, в пигментных возрастных пятнах, с ревматически припухшими костяшками – держат перед грудью напоказ книгу. Заголовок книги подан в фокусе снимка: «Краткий курс истории ВКП(б)». И – ниже и крупнее -заголовок самого снимка: «Наследники Сталина». То есть: вот она, старая сталинистская коммунистическая гвардия, которая защищает все издержки проклятого сталинизма, противится новому и хорошему, реакционеры, опасность, сторонники концлагерей, враги демократии и прогресса.

Не учтено было другое – сама фактура. А фактура с лихвой перебивала подаваемый смысл сюжета:

Воротничок зеленой офицерской рубашки – мятый. В уголки не вставлены пластмассовые жесткие палочки – «косточки». Вид от этого немного неопрятный. Человек уже не может как следует следить за собой. Или некому следить за ним. Вдовец? Одинокий? Неухоженный.

На петлицах тужурки – танки. На погонах читаются два просвета и три звездочки: полковник. Слева на груди -в столбик шесть нашивок: четыре желтых и две красных. Такие в войну давали за ранения: золотая – тяжелое, красная – легкое. А в наградных колодках, кто может читать: медаль «За отвагу», медаль

«За оборону Сталинграда», орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, орден Боевого Красного Знамени. Танкист, прошедший войну и раненный шесть раз. А долго они на войне не жили. Такой уцелел случайно. Это он вас прикрыл. Это благодаря ему вы живы.

Многие не простят перекрасившемуся партфункционеру Коротичу того снимка. И я не прощу.

«Огонек» же напечатал, что Зоя Космодемьянская была не партизанкой, а членом диверсионной группы НКВД, и пыталась сжечь то, что не надо и смысла не имело, так что подвиг ее – плод газетной военной пропаганды. И все верно – кроме одного: вот ты сам сначала постой на табуреточке с петлей на шее -а потом рассуждай, что надо и чего не надо.

В большой мере СССР был слит в унитаз демократической прессой. С водой выплеснули и ребенка – только пискнул.

Слова «патриотизм», «подвиг», «доблесть», «равенство», «самопожертвование», «честь родины» приобрели в демократической прессе сугубо отрицательный, стыдный, антидемократический, реакционный смысл.

«Патриотизм» был объявлен исключительно «последним прибежищем негодяя», и эта, вырванная с кровью цитата кочевала из газеты в газету. «Патриот» стало почти синонимом слова «фашист».

«Подвиг» и «самопожертвование» объявлялись уделом зомбированных рабов, которым в жизни тяжкой нечего терять, так им легко ею жертвовать, а свободному человеку есть что терять, поэтому он подвига старается избежать. Вы много слышали случаев в истории насчет подвигов рабов и шкурничества свободных людей? Словно все народы во все эпохи не славили подвиги и самопожертвование лучших из своих рядов – от античных эллинов до современных французов.

«Известные прогрессивные писатели» делились с телеэкранов, что и нечего гордиться тем, что ты русский, и нечем здесь гордиться, все хорошие, мы никого не лучше, что за глупость – национальная гордость: шовинизм и оболванивание тоталитаризма.

Одна известная журналистка договорилась до того, что жлобство гарлемских негров подала за преимущества демократии: стоит в вагоне метро негритянка на сносях, и никто ей место не уступает сесть – и правильно, и не хрен, Америке есть что дать своим беременным кроме места для сидения, это только мы, сиволапые голодранцы, места беременным уступаем, и думаем, что это культура.

А капиталисты – это отцы народа, они создают рабочие места, заботятся о своих сотрудниках, иначе ведь те работать будут плохо и покупать мало, а это невыгодно, а сами капиталисты – они умнее, энергичнее и предприимчивее прочих, и богаты своим трудом и по заслугам.

Таковы были взгляды творческой и мыслящей интеллигенции, и полагала она себя, как всегда, совестью и мозгом нации, хотя возникает опасение, что ближе она была к физиологически противоположному продукту, и трудно тут не вспомнить Ленина…

Короче: монады уже покинули свои клеточки в системе, и искренне поливали теперь все, с этой системой клеточек связанное.

Понятие «социализм» стало знаком скверны, и этим знаком оказались клеймены все его атрибуты, все понятия, вся фразеология, все идеологические узлы – все.

Маятник, покидая крайнюю точку, неизбежно стремится миновать точку равновесия и достичь противоположной крайности.

Люди в таких ситуациях резко теряют способность к здравому суждению. Словно блокируются участки центральной нервной системы. Преобладают эмоции – и интеллектуальный аппарат работает на рациональное обоснование и аргументирование этих эмоций. Что для человека как психологического типа и характерно.

Потому и сформулировали умные греки, и все мы тысячи лет повторяем: «Кого боги хотят покарать, того они лишают разума». Что на разговорном русском означает в данном случае: если людям что-то сильно обрыдло, они без меры и трезвости всегда нагребут аргументов, чтобы доказать себе и остальным полное и всемерное негодяйство и неправильность того, что им обрыдло.

Братцы, ведь достаточно было сказать интеллигентам-демократам, что человек без патриотизма – это шкурная сволочь, как они на этом основании объявляли сволочью тебя самого.

Что ж. Нигилизм стада в эпоху социальных катаклизмов – это закон.

Наказание за демократическую безмозглость всегда неотвратимо и стремительно.

47. Журналисты, политики, социологи старательно избегают ответа на вопрос: почему Россия предпочла «приватизацию по Чубайсу», а не «по Явлинскому», который предлагал продавать скопившему «пустые» деньги народу грузовики, закусочные, мастерские и тем «снять денежный навес», уменьшить или вовсе ликвидировать разрушительный для экономики «отсроченный спрос», который мог поглотить все, как бездонная бочка; создать многочисленный класс мелких собственников, стимулировать на этом уровне производство; а промышленные гиганты, ископаемые, энергоносители пока не трогать и оставить в ведении государства. Ведь не могли же в самом деле Гайдар с Чубайсом явиться к Ельцину с предложением: «Дедушка, мы решили выполнить наказ врагов-американцев и ограбить весь народ».

Не нравится – вымрете.

15. О конкурентности. Если кто не умеет, не может, не хочет работать лучше и больше соседа – ему ничто не поможет. Раньше или позже сосед его затенит, подомнет, придавит, поглотит, заставит работать на себя.

Иммигрант поднимается за счет того, что согласен на любую работу любой продолжительности.

Труд – любой – должен иметь этическую ценность, вплоть до культовой.

Глумление над трудом, невыплаты и без того нищенских зарплат, в то время как деньги прокручиваются банками или уводятся через цепочки посредников – по сути, это уничтожение нации.

Чиновничьи сети на путях прежде всего мелкого, честного, наивного предпринимательства – это уничтожение нации.

Обирание монополиями низовых производителей – лишает труд смысла.

Конечно, за годы советской власти желающих и умеющих работать людей изрядно выморили, воспитав покорных рабов. Но и многократные обворовывания всего народа в «новые времена» способны отбить охоту работать честно и много.

Откровенно говоря, обитатель метрополии не вытянет честной конкуренции с закаленным, прошедшим дома «естественный отбор», жадным до новой лучшей жизни иммигрантом. Но если закон и весь порядок дел в государстве всемерно не стимулирует усердный труд аборигена – процесс замещения этноса заметно ускоряется.

16. Сегодня Россией правит криминал. Ну, скажем так: в немалой степени правит; в очень немалой; в очень большой. В этих условиях иммигрант-"национал" имеет преимущество в виде национальной спайки. По сравнению с аборигеном он обладает дополнительной структурой: землячество какая ни на есть – а все поддержка; иногда очень серьезная поддержка. В конкурентной борьбе «национал» сравнительно спаян – русский сравнительно разобщен.

«Национал» имеет то психологическое преимущество, что добра и справедливости от государства заведомо не ждет: он знает, что реально рассматривается как человек второго сорта – и рассчитывать может только на деньги, связи, силу и собственную изворотливость. Это помогает устоять и выжить. И за решением вопросов он обращается не в милицию, а к «крестному отцу».

А чиновнику безразлична национальность взяточника: давал бы больше и держал слово надежнее.

Пресловутая криминализация общества и набившая всем оскомину коррупция имеют и то следствие, что ускоряют и облегчают замену этноса.

Уничтожение коррупции имеет среди прочих и аспект физического, этнического сохранения народа.

17. О физическом и этническом сохранении народа пытаются своими средствами заботиться национал-социалисты, они же неофашисты, они же «Славянский Союз» («СС») и братские ему организации.

Лозунги известные: здоровье и процветание нации, а для того – долой еврейско-олигархический капитал, в здоровом теле здоровый дух, бей жидов и черножопых и т.п.

О психологических корнях фашизма – см. отдельную главу.

А чисто социальные куда как понятны: повальная бедность при роскоши воров, унижение народа и страны, беззаконие, вседозволенность как издержки демократии, подъем иммигрантов.

Возникновение в таких условиях неофашизма логично, ожидаемо, прогнозируемо.

Естественно предположить, что серьезные спецслужбы – а они России в наследство от СССР достались, и развал не вовсе их уничтожил – предпочтут сами спровоцировать создание таких организаций, «намотав» их на своих провокаторов. И уж как минимум имеют в них достаточно своих агентов. Следует знать, и следует контролировать. Не надо пускать на самотек то, что все равно возникнет.

В феврале 2002-го года печать заговорила о встрече главы президентской администрации с лидером СС и даже строили гипотезы о финансовой помощи неофашистам.

К чему стремятся эти штурмовики? Жесткая система, сильная рука, ликвидация демократии, силовые методы.

Могут ли они в обозримом будущем взять власть? Пока это представляется невозможным.

А что они могут? Навести шороху, пугнуть обывателя, привлечь симпатии люмпенизированных масс (а массы делами последнего десятилетия люмпенизируются стремительно) – и вызвать крики демократов о необходимости укоротить фашистов.

Есть ли у государства возможности в одночасье ликвидировать этот – уже даже не эмбриональный, а вполне проклюнувшийся неофашизм, который не скрывается, но публично декларирует свои лозунги, шьет формы, собирается на съезды и вскидывает руки под красно-бело-черными знаменами? Есть, есть. Фашисты малочисленны, маловлиятельны и существуют «как бы вроде даже» не совсем и официально. Если неофашисты не запрещаются жестко, не разгоняются, не ликвидируются – значит, это кому-то надо. Это просто.

Штурмовики очень полезны для погромов и демонстраций – дабы все увидели губительность демократии и необходимость твердой руки. Самое полезное, что могут сделать неофашисты для сегодняшнего российского правительства – это устроить попытку эдакого как бы путча. Декларативную такую – больше треска и крика. Не столько явить угрозу, сколько изобразить.

Во всех исторических обличьях штурмовики отличались повышенной горячностью и пониженной сообразительностью. Лично честные и откровенно агрессивные недоумки. Пушечное мясо переворотов. За то их в свой черед и ликвидировали жесткие правители, когда нужда в грязной работе чужими руками отпадала.

Ликвидация фашистской угрозы – лучшее из оснований для ужесточения политического курса. Ну, чтоб

необходимость ужесточения пуще приветствовалась.

18. Фашизм можно рассматривать как реакцию на ослабление системы – как одно из проявлений центростремительных сил к воссозданию системы в обновленном, ужесточенном виде.

Территория уменьшилась. Большая часть колоний отпала. Население сократилось. «Ужесточительные институты» ослабли или вовсе ликвидированы. Противоречие между интересами системы и индивидуума уменьшилось. Совпадение интересов системы и индивидуума увеличилось: для защиты жизни и благополучия индивидуума усиление государства видится полезным и во многом необходимым.

С уменьшением «массы и объема материала» центробежные силы ослабли, а центростремительные усилились – по сравнению с начальным этапом развала системы СССР.

Происходит естественное усиление централизованной власти, противостоящей дальнейшему развалу.

В 2002 году происходит «аппаратное усиление» государства, повсеместный прессинг центра – пока без каких-либо кардинальных изменений в политике и экономике. Грядущие через два года очередные президентские выборы диктуют власти осторожность, взвешенность, легитимность действий – чтобы, через два года продлив полномочия законным путем еще на четыре года и повысив эффективность аппарата, перейти к более серьезным действиям по усилению системы.

19. Сегодня национализация (вернее, «ренационализация», возврат государству) естественных монополий не представляется возможной: они сильны, государство слабо, коммунисты живы, общественное мнение (в основном масс-медиа) пока еще имеет какое-то свое мнение – оно скорее против, и Запад против со своими инвестициями и блоками.

Но если нельзя национализировать предприятие – то можно «национализировать» его директора. Подыскать для узкого круга руководства кнут и пряник. Компромат и личную выгоду.

Видится логичным национализировать директоров сегодня, а монополии -завтра.

Поддержка большей части населения обеспечена.

20. Правда, эту большую часть населения никто ни о чем не спрашивает. Демократическая пресса является демократической лишь отчасти.

Свободная пресса по сути своей тяготеет к оппозиционности. Интеллигенция всегда оппозиционна. Зорко следит за злоупотреблениями власти, стремясь ограничить ее произвол. Эдакий противовес-компенсатор. Кусачий пескарь – чтоб щука не наглела.

Взятая сама по себе – свободная пресса скорее деструктивна. Нелицеприятная критика. Критикой единой жив не будешь. Конструктивна она лишь совокупно с властью – корректируя, проясняя, советуя, комментируя, протестуя (куда реже – поддерживая). Кроме того, свободная пресса коммерциализирована и нацелена на тираж: а читатель предпочитает катастрофы, разоблачения, низвержения, сенсации – негатив. Плюется, объевшись – но предпочитает.

Пресса сыграла свою немалую роль в демонтаже старой системы. Поддержала демонтажников-реформаторов. Пожила недолго прекрасными иллюзиями. В рыночных условиях стала нуждаться в деньгах и обрела владельцев. Снизила профессионализм и обзавелась новыми табу.

Нельзя глубоко вдаваться в налоговые проблемы, потому что любой приличный журналист получает большую часть зарплаты не по ведомости, а черным налом. Рыльце в.пушку у всех.

Нельзя глубоко вдаваться в проблемы коррупции, потому что нити ведут наверх, а никакой хозяин не хочет наживать врагов в Думе или Кремле – везде блоки интересов, врагов и так хватает, могут вообще перекрыть кислород. А могут вообще пришибить журналиста в подъезде или взорвать.

Нельзя вообще сомневаться в устоях демократии. Интеллигенция не поймет. Да и будешь без демократии писать лозунги правящей партии, вообще не пикнешь.

Нельзя, понятно, критиковать хозяина. Он подбирает людей, подходящих ему по взглядам, и может им не указывать ничего – пусть творят свободно, но сами понимать должны. Кормилец есть кормилец. Если он нечист – а кто чист? Жизнь такая.

А что требуется власти, стремящейся усилить систему и переломить тенденцию к развалу? Власти, которая сегодня слабовата и имеет серьезных неофициальных конкурентов, с которыми делит реальное влияние на все происходящее в стране? Ей требуется поддержка прессы, в том числе и в непопулярных шагах, без которых не обойтись. И покусывать ее за ноги не надо – ножки и так подгибаются.

Нормальный конфликт власти и свободы слова. Вот только положение в стране ненормальное – еле дышит.

Власть хочет консолидации. А пресса не хочет диктатуры.

И обе правы.

Со скорбью констатируем, что на этапе необходимого усиления слабой системы власть может быть только жестко централизованной, а свободы прессы – неизбежно ограниченными.

Чисто теоретически: власть может подавить преступность и развал без прессы – по сводкам ГРУ и ФСБ. Но пресса не может справиться без власти с этими задачами никаким каком. Есть ситуации, когда опасность диктатуры предпочтительнее опасности развала.

Впрочем, история не спрашивает, что предпочтительнее. Мы имеем то, что имеем.

По своей сути она стремится отрицать любые зажимы любых свобод. А «плохой человек» в таких условиях всегда преуспеет больше и добьется большего, чем «хороший». Для него сдерживающих факторов не остается, а имеющиеся легко обойти.

Слом системы – это возобладание деструктивного начала. Но после слома это персонифицированное деструктивное начало оказывается несостоятельным. Нечего делать снайперу после войны! Только в киллеры…

На сломе системы в ряды демократии встали все жулики, мошенники, жаждущие быстрого и обильного обогащения дельцы, неразборчивые в средствах властолюбцы. Интересы совпали.

Демократия не может справиться с охлократией, потому что сама ее породила и в нее превратилась. И оказалась клептократией. Воруем! А что делать, жизнь.

Не ругайте могильщика – он сделал свое дело; но не надейтесь, что он столь же успешно примет роды.

А охлократия готовит место для тирании. Ее можно называть диктатурой, или тоталитаризмом, или авторитарным режимом, или как-нибудь еще.

Что это значит? Что наступает такой этап развала системы, когда развалилось уже «больше, чем надо». С разгона. По инерции. И центростремительные силы проявляют уже свое преобладание над центробежными. Начинается новое структурирование системы. Стягивание пут. Натягивание вожжей.

34. В основе авторитарного сценария развития событий лежит принцип жесткой централизации власти.

Схема конструкции проста и известна. Усиление силовых ведомств. Контроль над капиталом. Национализация самых прибыльных и мощных отраслей экономики – в явной или скрытой форме. Подчинение и использование в своих целях средств массовой информации. Попытка создания единой идеологии. Переход к фактически однопартийной системе, посильное ограничение, ослабление, поглощение прочих партий, часть которых может быть оставлена «для вывески» и фактически под контролем. Культивирование патриотизма и великодержавных настроений. Стремление к созданию культа вождя. Популистские акты. Распространена попытка «маленькой победоносной войны»: это отвлекает от прочих проблем, объединяет, увеличивает патриотизм, дает основание для ограничения вольностей.

Сегодня, в 2002-м году, мы наблюдаем наступление этого этапа.

35. По логике вещей, через 7-15-25 лет начнется этап «мягкого перехода» к демократии.

При готовых демократических институтах. При упорядоченной и поднявшейся экономике. При сильном и действующем законе. И без передачи власти, даже на время, деструктивному течению.

Отпускание гаек сверху.

Чтобы сложившаяся система демократии изначально не была вызвана к жизни необходимостью демонтажа старого и не имела в основе деструктивного импульса, но исключительно конструктивный. Прицел на создание, а не на ломку. На сохранение всего полезного, что уже есть, а не на разгребание площадки бульдозером и водометом.

36. Почему представляется ошибочной попытка копировать европейскую модель? Потому что не надо копить и занимать деньги на билет на «Титаник», если айсберг уже плывет навстречу.

Во-первых, все равно, не получится. Тысячу лет не походила Россия на Европу – какие основания полагать, что в ближайшие десять вдруг станет походить?

Во-вторых, весь уклад жизни в стране определяется совокупностью факторов: территория, ландшафт, климат, плотность населения, традиции, религия, ментальность, этнический состав, сырьевые ресурсы. На уровне неизменных данных Россия отличается от Европы: огромная, географически разнообразная, сравнительно холодная, неравномерно и в основном редко заселенная, православная (традиция Византии, а не германизированного Рима), разнонародная с наличием весомого процента мусульман-азиатов, привычная к векам тирании и уклонению от исполнения законов своего правительства, богатая любым сырьем, возможность торговли которым спасает от категорической необходимости поднять научно-промышленную базу или сдохнуть. Ну отличаемся мы от Европы!

В-третьих, этап созидательной, конструктивной демократии – в России просто еще исторически не наступил, базы для него еще нет, исходных данных нет. Действенных демократических институтов не создано. Воровать выгоднее, чем работать. Трудолюбие как массовая мораль отсутствует. Народ с одобрением ждет палкой по горбу – а для порядку. Периода селекции – когда в течение пары поколений выживают самые работящие и умелые, а прочие идут по миру и вымирают – Россия не проходила уже давно, напротив – мы имеем обратную селекцию, когда вымаривали работников, а плодили бездельников или воров. Развал в демократию не превращается, в демократию жесткий порядок, разумный и требовательный, превращается. Вот сейчас – его этап.

В-четвертых. Сегодня мы воочию наблюдаем пресловутый закат Европы. Депопуляция, физическая деградация, растущее иждивенчество, замена этноса переселением народов с Юга и Востока, отсутствие созидательных задач, духовный кризис, деидеологизация, разрушение морали, вседозволенность. (Подробнее о гибели евро-атлантической цивилизации – см. отдельную главу.) Сегодняшнее процветание Европы – это отсроченное самоубийство, пир обреченных: через пятьдесят лет грянет катастрофа. Вплотную приблизившись к катастрофе, Европа засуетится и начнет искать спасения отчаянно, как эпилептик на карнизе. Так для чего России сейчас добровольно совать себя в европейскую колею, близясь к аналогичной катастрофе? А может, выход, свой вариант, надо искать сейчас,

заблаговременно?

Европейская модель сегодня – это как морально устаревший корабль: сегодня он, может, лучший в мире – но пока ты кончишь проектировать себе такой же, заложишь его на стапеле, построишь, спустишь на воду, достроишь и вооружишь – тот уже проржавеет, устареет и явит свою негодность для работы в новых наступивших условиях. И тот его владелец или разорится и пустит пулю в лоб, или начнет к тому времени строить уже другой корабль, более подходящий, новый, современный для наступающего дня.

Ставя задачу на копирование – ты заранее ставишь себя в отстающие навсегда. Прицеливаться надо на завтра, а не на вчера.

37. О союзниках и партнерах. Давно известно: союз с партнером сильнее тебя чреват тем, что партнер тебя подчинит. Разве что ты заранее рассчитал, когда кинуть партнера и по выполнении общей необходимой задачи разбежаться. (Так мыслил и товарищ Сталин в сорок первой.)

А лучше всего: когда партнер слабее тебя, но вы вместе сильнее общего противника. Он в партнерстве заинтересован кровно, а ты гнешь свою линию.

Союз с Западом неизбежно подчиняет Россию Западу. Он сильнее, богаче, привлекательнее. Он заинтересован в России как в партнере неконкурентоспособном, рынке сырья, дешевой рабсилы и сбыта своих излишков и второсортностей. А также – как в буфере против восточных государств ислама: перекладка, санитарный кордон, сдерживающая сила.

Но. Блокироваться сегодня с Ираном-Ираком-Сирией-Ливией – это кормить своего завтрашнего могильщика. Исламизация мира, которая им сладко снится и зло чешется, прежде всего ударит по нам же: мы ближе, мы соседи, у нас есть свои мусульмане, неплохо бы для начала прибрать под себя вчерашние наши среднеазиатские республики и, обзаведясь бомбой, подиктовать волю с границ. Мусульман в Европе все больше, через сто лет они могут грозить России не только с юга, но и с запада, вот тогда попляшешь, да не оказалось бы то пляской в петле.

Блокироваться с Китаем – через тридцать лет он нас подомнет и постепенно оттягает полстраны.

Северная Корея и Куба – реликтовые режимы, значимы только в качестве военных баз и плацдармов влияния. Нет экспансии – низачем они не нужны. Курочка, конечно, клюет по зернышку, но теми зернышками сыт не будешь.

Индия и Вьетнам в Азии и бывшая Югославия в Европе – вот, похоже, что осталось России на сегодняшнем глобусе. Это людские ресурсы, это рынки, это плацдармы и возможные базы. Проблем больше, чем ответов, но с упомянутыми в блоке весит и может Россия больше.

38. Давно определилось: противостояние христианства и ислама проходит через Чечню, Израиль и Балканы. Поддержание в любой форме исламских радикалистов в этих регионах – акт тупого самоубийства. Выиграешь сегодня – заем, или сумму за оружие, или западный кредит – и проиграешь завтра, когда под угрозой бомбы в рюкзаке террориста тебе будут диктовать условия. Против этих ребят приходится быть заодно с Западом, иное себе дороже встанет.

По этой же причине еще долго придется вести убыточную для себя политику со вчерашними среднеазиатскими республиками – остающимися сегодня нашим санитарным кордоном перед радикализмом Среднего Востока. А что делать. Разве что стараться прельстить и повязать долгами.

39. К столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина ходил среди множества и такой анекдот: часы с кукушкой, каждый час распахивается дверца, выскакивает маленький Ленин и, взмахивая руками, вскрикивает: «Что делать! Что делать! Что делать!»

«Страдать!» – как авторитетно заявил влюбленному сыну лорд Честерфилд.

Можно, конечно, заменить государственный флаг, потому что его трудно отличить от словенского, голландского, египетского и еще нескольких близнецовых бело-сине-красных триколоров. Не вдохновляет. Слабо индивидуализирован, так сказать. Можно придать более величественные и гордые очертания пузатокургузому византийскому двуглавому орлу, растопыренному по кругу и похожему на бройлера-мутанта. Правда, и американский флаг похож на полосатый матрас, но его хоть не перепутаешь.

Можно осознать, что счастливых периодов в истории не бывает, и всяк народ озабочен по-своему, и там хорошо, где нас нет.

Можно почитать Блока: «Работай, работай, работай – ты будешь с уродским горбом за долгой и честной работой, за долгим и честным трудом».

Можно процитировать Кестнера: «Оптимизм – наш долг, сказал государственный канцлер».

Можно, наконец, сказать себе, что все то, что мы сейчас переживаем, и есть нормальная жизнь. Вот так она устроена. Не арестовывают невинных по ночам? не сажают на Колыму? не наказывают кнутом? уже хорошо.

А кто вам сказал, что вы рождены для счастья? как птица для полета? Чехов? Вот к нему и претензии. Трезвость – норма жизни.

Можно заниматься спортом. Петь гимн и платить налоги.

Можно вспомнить, что «жизнь есть борьба».

40. То, что переживает Россия сегодня, далеко не самое худшее и трудное из всего, что бывало с людьми. Это утешает и даже вдохновляет.

Структурировали все обратно до единообразных камушков, одного вида водоросли и единого вида рыб. Система усложнилась необыкновенно. Вода мокрая плещет, рыбы плавают и водоросли едят, на камни икру мечут. Чего еще? Все в порядке, все целесообразно с точки зрения биологии, жизнь наличествует и кипит.

А если еще энергию системы повысить – структуру усложнить? Хищные -нехищные, донные – поверхностные, крупные – мелкие, быстрые – медленные, одни едят рачков, другие крабов, третьи выскакивают за мошками. Все. Придумывать больше нечего: создали кучу экологических ниш и все плотно заполнили.

А если еще энергию повысить? Рыбы начнут принимать причудливые и разнообразные формы, обрастать вычурными плавниками и блистать всевозможными красками. Круглые, квадратные, треугольные, с рогами и с усами, пятнистые и полосатые. В глазах рябит. И Дарвин бессильно рвет бороду: теория естественного отбора не работает.

Теория естественного набора – вот как в шутку можно это назвать. Повышение энергии системы за счет усложнения структуры и разнообразия внутрисистемных элементов.

____________________

 

 

 

Дополнение на полях:

 

Подчеркнутое различие и развитость половых признаков у мужчин и женщин, необъяснимые с точки зрения прямой природной целесообразности, объясняются тем же: различие, разность – как повышение энергетики вида и особи внутри вида; больший разнос «общего среднего» на два полюса, повышение биполярности как уровня и источника энергетики.

Большая высокая грудь женщины ни за чем не нужна природе. У самки шимпанзе она меньше и плоская, и торчать бюсту вперед незачем. Но это -отличие, и оно являет: во мне много энергии, я сильно отличаюсь от «усредненного серого» в женскую сторону.

Аналогично большой половой член функционально излишен, хватит и маленького. Большой являет: особь сильно сдвинута от «среднего» в мужской тип, энергия данного представителя «мужского полюса» высока.

Суть половых различий у самца и самки людей – та же, что у многих видов: усиление биполярности, т. е. энергетики двуполюсной, двуполой системы «самцы – самки». Разнос материальной субстанции на два разных половых поля, – подальше от усредненного общего, в сторону понижения энтропии и повышения энергосодержания.

«Унисекс» – это энтропия.

Мощный огромный мужчина с большим членом и небольшая женщина с выраженными талией-бедрами-грудью – это выражение и содержание высокой энергетики двуполой биосистемы.

Разнос одинаковости на две разности – это антиэнтропийный акт. И уровень энергии системы «он – она» тем выше, чем дальше от усредненного их типы в стороны полового различия, чем больше отличаются они друг от друга.

Вот потому и особенности фигуры, которые «чисто функционально» могли бы иметь меньшую разность между полами и менее выраженное оформление.

НЕ ВСЕ ПОДЧИНЕНО ЖИЗНЕННОЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ – НО САМА ЖИЗНЕННАЯ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ ПОДЧИНЕНА СТРУКТУРНОМУ ПОВЫШЕНИЮ ЭНЕРГЕТИКИ И ЗАКОНУ ПОВЫШЕНИЯ ЭНЕРГОПРЕОБРАЗОВАНИЯ.

То есть. Не органы подчинены своим функциям и есть материальное оформление этих функций. Но и функции, и служащие им органы подчинены повышению энергосодержательности и энергопреобразования. Кроме последовательного подчинения органов функциям, что ясно и понятно – есть и «параллельное» подчинение органов и функций одному и тому же общему закону: больше энергии и энергопреобразования. Этот антиэнтропийный закон, то есть, являет себя не только в функции, но и в какой-то степени независимо от нее и параллельно с ней в самом наличии и развитом оформлении органа.

Или, что то же самое: сильно различающиеся половыми особенностями «он и она» – это система с более высоким уровнем энергии, чем «он и она» со сглаженными различиями, даже если производить детей и работать они могут не хуже первой пары. Но. Но. Не хуже-то не хуже, но если включить закон больших чисел и рассмотреть действия на протяжении ряда поколений – окажется, что в конце концов «различные» рожают и действуют больше, чем «сходные». Хотя «сходные» были приспособлены к тем же действиям ничуть не хуже: и мышц, и мозгов, и членов с грудями вполне хватало для жизни. Э? А это энергетика была выше, которая и являла себя через «необязательную», «вне прямо целесообразного» атрибутику.

Итого. Не для того переразвита атрибутика, чтобы лучше функционировать, чего и не может она. А потому переразвита, что повышенный уровень энергетики предъявляет себя в этом и воплощается также и в этом.