24 сентября 2023  02:57 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 46 сентябрь 2016 г.

Литературно-исторический журнал

Поэты сайта "Изба-Читальня" 

 

Игорь Царёв


Игорь Вадимович Могила (Игорь Царёв) родился 11 ноября 1955 года в Приморском крае. После Ленинградского электро-технического институра (ЛЭТИ) работал инженером-конструктором. В 1983 году ушел в журналистику: сначала «Московский комсомолец», затем газета «Труд», где он прошел путь от корреспондента до ответственного секретаря. С 2007 года работал заместителем шеф-редактора «Российской газеты – Неделя». Член Союза Журналистов Москвы, Член Союза Писателей России. Автор более 400 научно-популярных публикаций и 12 книг. Подборки со стихами Игоря Царёва публиковали российские и международные литературные журналы и альманахи, такие как «Поэзия», «Воскресенье», «Заблудившийся трамвай», «45-я параллель»,"Зарубежные задворки", «Ковчег», «Сибирские огни», «Дальний восток», «Каштановый дом», «Чайка», «Окна», «АКМЕ», «Лит-э-лит» и другие. Лауреат и призер российских и международных поэтических конкурсов. Победитель конкурсов «Споемте, друзья – 2008», «Серебряный стрелец –2008», «Заблудившийся трамвай – 2011», лауреат премии «Поэт года – 2012», международного конкурса «45-й калибр» – обладатель Гран-при, приза президента Союза писателей XXI века, приза литературно-музыкального салона «Дом Берлиных» – 2013 год и др. Награжден «Золотой Есенинской медалью», дипломами «Золотое перо Московии», «Золотое перо Руси», «За верное служение Русской культуре и литературе», имени В.И.Вернадского, Александра Блока и др. В 2002 году вышла книга его стихов «Море камни не считает». В 2011 году был издан сборник стихов «Соль мажор». В 2013 году в сети выпущен сборник «Переводы с языков пламени». 4 апреля 2013 года Игорь Царёв скоропостижно скончался на своем рабочем месте.
 
ЖИТОМИР

Зря болтают, что спился и помер,
Отписав свои кости в музей -
Я всего лишь уехал в Житомир,
Повидать своих старых друзей -
За спиной оставляя руины
Недостроенных мыслей и дел,
По железным путям Украины
Тепловозом ночным загудел.

Может кто-то осудит мой выбор,
Уязвленное сморщит лицо:
Почему не Челябинск, не Выборг,
Не Воронеж, в конце-то концов?!
Есть в России Поволжье и Коми,
Кандалакша, Чита, Бугульма...
На черта он поехал в Житомир?
Не сошел ли, товарищ, с ума?..

Не сошел. И на эти наветы
Я ответы искать не хочу.
Со стихами по белому свету
В дребезжащем вагоне качу.
Вот так номер: не спился, не помер,
Уцелел, выбираясь из ям,
И сегодня уехал в Житомир -
Как за житом и миром - к друзьям.
 
 
МОИ ПАЛЕСТИНЫ

1.
Багровеет луны апельсин -
Недоверчивый глаз суховея.
Раскалившись на гриле хайвэя,
По Бат-Яму гуляет хамсин.
Он удушлив, как влажная шерсть,
И заносчив, как римский патриций.
На термометре где-то под тридцать,
А в Москве в этот день минус шесть

2.
Время, все-таки, не терапевт,
Как мясник отрезает кусками…
И рукой опираясь о камень,
От волнения оторопев,
Хоть на йоту поверить хочу,
Что вчера еще пил я на Сходне,
А сегодня у гроба Господня
Зажигаю святую свечу.

3.
Нервный пульс, как удары хлыста…
Тут святые места, кто не в курсе.
Колесят караваны экскурсий
По тернистым дорогам Христа -
Вслед за гидом маршруты торят,
Чтобы позже за чашечкой кофе
Рассуждать о судьбе и Голгофе,
Представляя, о чем говорят.

4.
Освященное древней бедой,
По-особому небо бездонно
Над долиною Армагеддона,
Над седой иорданской водой.
И за нас все грехи отмолив,
В глубине неприметного сада
Не спеша подрастает рассада
Из семян гефсиманских олив.

5.
В день отъезда я встал на заре,
Свою тихую веру лелея.
И налево была – Галилея.
А направо лежал – Назарет.
Иудея - небесный престол,
Пуп земли, где не только для вида
Полумесяц и звезды Давида
Уживаются с нашим крестом.
 
 
ТВЕР-БУЛЬ

Играют витринные грани
В столично-ларечном бреду,
Где я не последний, но крайний
По краю бульвара бреду.
Под гам воробьиной семейки -
Узнали меня и галдят -
Привстали на лапах скамейки
И вслед дружелюбно глядят.

И Вася какой-то в «Ливайсе»,
Бутылку с винтом раскрутив,
Сигналит рукою: «Вливайся
В проверенный наш коллектив!»
Но я сам не свой от досады,
За воротом пряча скулу,
Людей сторонюсь как засады
Во вражьем глубоком тылу.

А призрачный ветер неистов —
Со свистом качает дома
И желтые мокрые листья
В пустой задувает карман.
И тучи проносятся молча
Над кромкой холодной воды.
И времечко с прикусом волчьим
Все крепче сжимает кадык.
 
 
ПОРТРЕТ ЖАННЫ САМАРИ

«Круг не должен быть круглым».
Пьер Огюст Ренуар

Опять рисует Ренуар
Не деву в розовом трико,
Но аромат «Мажи нуар»,
И волшебство «Мадам Клико»,
Парижской моде вопреки -
Не дорогие телеса,
А только ломкий взмах руки
И странный свет в ее глазах…

Судьба выводит вензеля,
Но что вам сказочный сезам,
Когда в друзьях Эмиль Золя,
Тулуз-Лотрек и Поль Сезанн,
И ваш непризнанный талант
Затмил над Сеной фонари.
Сидит у краешка стола
Красотка Жанна Самари.
Она весьма удивлена:
Вы не подняли головы,
Вам безразличен вкус вина,
Но интересен цвет травы...
Звезда из Комеди Франсез
Не посещает дом любой.
Ей жаль, что творческий процесс
Для вас важнее, чем любовь.

Как карамелька за щекой
Могла бы таять ваша жизнь,
Но вы меняете покой
На краски и карандаши,
Рисуя моде вопреки
Не дорогие телеса,
А только ломкий взмах руки
И странный свет в ее глазах…

* Знаменитый французский художник-импрессионист Пьер Огюст Ренуар при жизни никогда не был любимцем судьбы. Несколько раз он повреждал и ломал руки. И с возрастом из-за артритных болей уже не мог удерживать в пальцах кисть. Тогда он стал прибинтовывать ее, продолжая рисовать до своих последних дней.
Зная это, понимаешь, насколько выстраданы его слова: «Творчество — высшая форма торжества человека над самим собой, победа его в борьбе с роком.» Сегодня картины Ренуара стоят миллионы долларов.
 
 
КРАСНЫЕ ЯГОДЫ ЧЁРНОЙ СМОРОДИНЫ

В поисках смысла не раз обращался я к Высшему Разуму:
Ближе ли к небу смиренные души в молитвах склоненные?
И небеса мне однажды подкинули странную фразу, мол,
Ягоды черной смородины красные, если зеленые.

Годы, как волны, качали причалы и звездные пристани,
И в отраженьи заметив однажды виски убеленные,
Я осознал вдруг, как эти слова соответствуют истине:
Ягоды черной смородины красные, если зеленые!

Метаморфозы бессмертной души постигаю не сразу я -
До настоящей любви не всегда созревают влюбленные,
Но полюбил я юнцам отвечать заковыристой фразою:
Ягоды черной смородины красные, если зеленые.
 
 
ПЕСЕНКА О ТВОРЧЕСКИХ МУКАХ

Одному кабак да музыка,
Мне же снова «аз» да «ижица».
Ах ты, муза моя, музонька,
Снова книжица не движется,
Не ложится стих, хоть режь его!
Я грущу у подоконника.
А в окне — не то, что б лешего, -
Нет ни пешего, ни конника.

То-то мне сегодня муторно с утра,
Жизнь достала до усталого нутра,
Припекает непонятною виной,
А причины для печали — ни одной.

Дать бы выход раздражению
Двойником в зеркальной темени,
Зафингалить отражению
Веской фразою по темени:
«Что глядишь печальней бассета?
Хочешь вешаться? Я пояс дам.
Эко, жизнь тебя колбасит-то!
Как Каренину под поездом.

Если кажется, что пишется не в кайф,
Можно скушать литру «Клинского» пивка,
Потому как за доскою гробовой
Не поможет даже Гриша Грабовой!»

Вот и солнце - словно в Турции,
Ветерок ласкает волосы,
А вокруг цветут настурции,
Васильки и гладиолусы.
Прямо райская идиллия!
Почему же я в прострации,
Как засохшая рептилия,
Или кот после кастрации?

Может, в небе вьётся ворон надо мной?
Может, это просто кризис возрастной?
Может, надо выпить водочки «Кристалл»,
Чтобы вирус мерехлюндии отстал?..

Ой, не сглазьте, вроде стронулась строка,
Значит жизнь ко мне не так уж и строга -
Вот и снова я парнишка удалой,
Будто сбросил сразу надцать лет долой!
 
 
СЛИВКИ ОБЩЕСТВА

Твердили миру Плиний и Авиценна:
Поэзия — дар небесный и тем бесценна.
И вот она дура-дурой в дырявом платье
Стоит на сцене, а денег никто не платит.

Поэты косят в народ одичалым глазом,
А мир торгует мочалом, навозом, газом
И всё норовит повыше задрать тарифы.
Его не волнует драма глагольной рифмы.

Остались из миллиардов едва ли тыщи
Таких, кто ищет вкуса духовной пищи.
Но я для них твердить буду неустанно:
Вы сливки общества! Даже его сметана!

Вы сливки! Пускай вас слили, но вы не скисли,
Храня калории чувства и градус мысли.
Вы помните, что был Плиний и Авиценна,
И что Поэзия — дар, и она - бесценна.
 
 
В РИФМУ С УРАНОВЫМ ВЕКОМ

Столица, которой не спится,
Купается в темной росе.
И ты – не последняя спица
В её запасном колесе –
Бежишь от дежурных респектов,
Оставив на память - каков! -
На глянце рекламных проспектов
Протектор своих башмаков.

Баюкает сирые гнёзда
Ночная сиделка - печаль,
И город на вырост, и звёзды,
И небо с чужого плеча,
И дом, где квартира пустая,
И гордо молчащий звонок…
Орлы не сбиваются в стаи,
Поэтому ты одинок.

Но фокус ведь именно в этом –
Перо и чернильная ночь
На то и даются поэтам,
Чтоб немочь могли превозмочь,
Чтоб в рифму с урановым веком
Сквозь зарево книжных костров
Стучалась в сердца имярекам
Целебная музыка строф.
 
 
ИСКРЫ ЗВЁЗДНЫЕ, ПАРОВОЗНЫЕ

Когда микросхемы были большие, а я у маменьки маленький,
Мы жили у станции на границе - провинция, губы бантиком!
Там искры звёздные, паровозные сыпались в снег под валенки,
И мне казалось, что гул вокзала – это и есть романтика…

Тогда и упал уголёк под сердце крупицей перца. И вот - каюк! -
То жжёт и тлеет, досады злее, то вспыхивает шутихою…
Его умасливал я дорогой, глушил стихами и водкою,
А тело тайком от души хотело укрыться под крышей тихою.

От Енисея - до "Елисея" Расея стократно пройдена.
Но став на тысячи вёрст богаче, я счастье лишь на краю настиг.
Из всех сокровищ в душе лелея два слова - "любовь" и "родина",
Камин растапливаю на даче подшивкою старой «Юности»…

Я стал счастливо-несуетливым. Пусть звёзды вершат кружение,
Стараюсь гордо сквозь век стервозный себя разворотом плеч нести.
И, чуя складками битой шкуры привычное с детства жжение,
В сугробы искоркой паровозной лечу я под ноги вечности.
 
 
ДАЧНЫЙ ПУТЬ

Есть и крылья, и подкрылки –
Всё почти как у жука.
Громыхая сердцем пылким
Двухлитрового движка,
Разорвав удавку МКАДа,
Через Сергиев Посад
На свидание к цикадам
Улетает мой «пассат».

Ценным грузом озадачен,
От стараний сам не свой,
На четвёртой передаче
Мчит меня по осевой.
И врачует путь нас дачный,
Очищает от забот,
Цепкой шкуркою наждачной
Убегая под капот.

Возвращает привкус детства,
Поцелуев на мосту
Восхитительное бегство
За сто первую версту,
Все мои тревоги скопом
Гороскопам вопреки,
Оставляя за фаркопом,
За излучиной реки.

Вот и дом на бугорочке,
Долговязая сосна,
Будто девица в сорочке
Сладко тянется со сна…
И в окно глядится вечность.
И восторженно дыша,
Бьётся трепетное нечто
Под названием «душа».
 
 
ЧАС ВОРОНА

Хворая полночь, безлунная улица.
В тесной часовенке маятник мается.
Вороном комнатный сумрак сутулится, -
Что-то сегодня мне, брат, не летается…

Дышится тяжко и пишется скверное,
Рваные мысли уносятся по ветру.
Снова магнитная буря, наверное,
Мачты ломает и стрелки барометров.

Лист на столе разлинованной бездною.
От сигареты лишь горечь и вред уже.
Радуют только светила небесные -
Хоть и размыты дождливою ретушью.

Звёзды ли это? Не окна ли в полночи,
Где чудаки, буквоеды и гении,
На вдохновении с Божеской помощью
Варят великие стихотворения?

Выйдем во двор с фонарями и лампами,
Чтоб рифмоплёты небесные видели,
Что не они лишь богаты талантами,
Есть у них братья и в этой обители!

Свет наш вливается в звёздную радугу.
Млечной дорогою ночь опоясана.
Словом звенящим, как из серебра дугой
Все окоёмы вселенские связаны.
 
 
БОЛЬШОМУ ПОЭТУ N.

Грустный взгляд бровями взят в кавычки.
Прожигая время папироской,
Ты молчишь, сутулясь по привычке,
Чтобы показаться ниже ростом.

Каждым шагом в зыбкой почве тонешь,
Сея звезды, словно зерна гречки,
Смотришь, как клюют с твоей ладони
Маленькие злые человечки.

Тлеющий огонь душевной смуты
Не погасишь чаем из стакана.
Смех высокомерных лилипутов
Унижает даже великана.

Но строка - чернильная, святая
В небо колокольное стучится.
И над ней перо твое летает,
Так и не привыкнув мелочиться.
 
 
ПРОГНОЗ НЕПОГОДЫ

Телевизор, как стеклянный поднос -
Говорящей голове в самый раз.
Диктор бодро сообщает прогноз
Непогоды, ожидающей нас.

На Камчатке - ветер с битым стеклом.
Над Сибирью - от пожаров жара.
До Тюмени докатился циклон -
Заливает из ведра Севера.

А на юге затяжная война
По живому вышивает крестом, -
И сутулится устало страна
Переломанным кавказским хребтом,

Часовые затянув пояса,
Хорошо живёт в сановных речах.
Но потёртым полушалком леса
Расползлись на исхудавших плечах.
 
 
СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ЗИМЫ

Я люблю слушать солнечный блюз и небес благовест.
На поминках зимы у столицы в петлице цветочек.
Стали ночи и девичьи юбки намного короче,
И мне видится плюс, где недавно мерещился крест.

Сколько зим, сколько лет добирались мы к этой Весне?
Очень жаль, что при жизни она не узнала об этом -
Прозвенела весёлой монетой и канула в Лето…
Да и Лето сгорело вослед, как в болезненном сне.

Поползла желтизна по усталым прожилкам листа.
Потянулась к курортным местам журавлей вереница.
Только дом наш прижался к земле, как подбитая птица,
Неподъёмную тяжесть крыла под дождём распластав.

Ледостав говорливой реке замыкает уста.
От креста до креста стелет скорбную скатерть дорога.
Белым хлебом Зима кормит гордого Единорога.
Её снежная совесть пока что невинно чиста…

Или зря мы греховным уныньем смущаем умы,
В суете делим время на горькие дольки лимона?
И сокровищем где-то пылятся слова Соломона:
Всё проходит. Пройдут и семнадцать мгновений зимы.

И опять будет солнечный блюз и небес благовест.
На поминках зимы у столицы в петлице цветочек.
И опять будут ночи и девичьи юбки короче,
И кому-то увидится плюс, где мерещился крест.
 
 
ДАЛЁКИЕ ОКНА

Кто-то рос в Крыму, ел зимой хурму,
Кто-то мог смотреть на столичный цирк,
А меня всё детство качал Амур,
И кедровой далью поил Хекцир.

Я, ещё волчонком покинув кров,
Обижать себя не давал врагам,
Ведь волной амурской кипела кровь,
И дарила силу свою тайга.

Пусть, с теченьем лет обретая лоск,
Я не против плыл, но наискосок,
У жены моей чудный цвет волос -
Как амурских кос золотой песок.

Я и сам теперь вхож в московский цирк,
Не один свой отпуск провел в Крыму,
Но всё чаще снится седой Хекцир,
И зовёт, скучая по мне, Амур.

На кукане сна - не сазана вес.
Хоть и спит река, но волна резка.
Не расшитый звёздами занавес –
Светят в сердце окна Хабаровска.
 
 
НОЧНЫЕ КАРАВЕЛЛЫ

С хрупким грузом королевского фарфора,
Паруса наполнив звёздами зюйд-веста,
Сны мои, как каравеллы Христофора,
Каждый вечер уплывают в неизвестность.

Кто-то снится себе принцем, кто-то нищим,
Кто-то вещим настоятелем собора.
Ну, а мне всю ночь по морю хлюпать днищем
К игуанам и лагунам Бора-Бора.

Млечный Путь питают спелые кокосы.
У туземок шалый взгляд - корица с перцем.
С ниткой бус на тонкой талии, как осы,
Так безжалостно и точно жалят в сердце.

Бог не дал мне мудрых грез Иезекиля,
Не назначил даты будущих пришествий.
Сны мои, как каравеллы, медью киля
Драят шкуру океана против шерсти.
 
 
ДЕТИ ИМПЕРИИ

На кремлевской диете,
Что ни ешь – все едино.
Ах, имперские дети,
Горе нашим сединам!
Укатились с вершины
Все пятнадцать республик.
Их союз нерушимый
Раскрошили как бублик.

И Куделя и Терек
Отлетели. И что же?
От сердечных истерик
Упаси меня, Боже!
Не от серного чада
И недужного тела,
Защити свои чада
От лихого раздела.

Я державу по краю
Каждой клеточкой чую:
И ростовскую кралю,
И алтайскую Чую...
Не Дубну от Паланги,
Аркалык от Рязани -
Это мне по фаланге
На руках отрезали...

30 ноября 2010.
 
***
День вчерашний забываем
в простодушии своем,
Словно брата убиваем
или друга предаем.
Что там явор кособокий,
что усталая звезда,
На беспамятстве и боги
умирают иногда.

Под больничною березкой
ходят белки и клесты,
А за моргом – ров с известкой,
безымянные кресты.
Там уже и Хорс, и Велес,
и Купала, и Троян…
Только вереск, вереск,
вереск нарастает по краям.

Прячет память под бурьяном
перепуганный народ,
А беспамятная яма
только шире щерит рот:
И юнца сглотнет, и старца...
Отсчитай веков до ста,
Рядом с Хорсом, может статься,
прикопают и Христа.

Всё забыто, всё забыто,
всё прошло, как ни крути,
Только лунный след копыта
возле млечного пути,
Только Волга над Мологой,
кружит черною волной,
Только небо с поволокой,
будто в ночь перед войной…

2011.
 
 
ПОГОДА ДЛЯ АНГЕЛА

Не с поклоном осень пришла, с циклоном -
Ломит кости, веткой стучит в стекло нам,
Крутит болью в рваных моих менисках,
Облака над городом гонит низко,
Чтоб они, вспоров животы о кровлю,
Заливали улицы рыбьей кровью...
Как же худо нынче бездомным тварям!
А давай для них все запасы сварим,
Весь насущный хлеб раздадим пернатым?..
Нам самим, пока что, немного надо,
Чтобы вновь себя ощутить как летом -
Просто рядом лечь и укрыться пледом,
И хмелеть, лукаво целуя прядки,
Где веселый ангел играет в прятки...
 
 
ОСЕННЕЕ

Старый зонт. Авоська, а в ней кулёчек...
С головою кипельной, как в бинтах,
На Колхозной площади бывший летчик
Теплой кашей кормит озябших птах.

В нем еще гудят и азарт, и тяга,
К небесам вздымающие металл...
Вот, ведь - вроде земной чертяка,
А не меньше ангелов налетал!

Видно, очень любит его Создатель,
Если в райских кущах еще не ждут,
Если он, по-прежнему, испытатель
И теперь испытывает нужду...

А ему за это - рассветов накипь,
И глухую россыпь осенних нот,
И ночных дождей водяные знаки
По кленовой охре резных банкнот.
 
 
ЗИМА, КИНО И ТИГРЫ

Кто там над нами укутан мехами -
Сам режиссер? Или киномеханик?
Крутит над городом лунный проектор,
И до утра смотрит фильмы «про это».

Темные окна с морозным рисунком.
Небо бездонно, как женская сумка -
Кружит и вьюжит январскою манной
Над Якиманкой и Старой Басманной.

Дым сигареты горчит и слоится.
Истосковалась по свету столица.
И у виска этой варварской ночи
Бьется тревожный трамвайный звоночек.

Чтобы коснуться московских высоток,
Солнце восходит сперва из-за сопок,
Каждому дню предварив, как эпиграф,
Край, где пока еще водятся тигры.

Я там родился, но не пригодился,
Видно не так и не с теми водился,
Да и в столице все бредил стихами,
Вместо того, чтоб купить себе "Хаммер".

Жизни пустое ведро с коромысла -
Голая жесть без особого смысла.
Тонет под снегом "кварталов эскадра"
И постепенно уходит из кадра.

Кончен сеанс, открываются двери,
Каждой тетере отмерив по вере.
С киномехаником в темной подсобке
Пьем за кино и кедровые сопки.

7 декабря 2010.
 
 
ПИВО, ВОБЛА И ЖИЗНЬ НА МАРСЕ

Во всех теориях есть изъяны -
Пусть это Дарвину выйдет боком -
Ну, да, в нас много от обезьяны,
Но, все же, есть и чуть-чуть от Бога.

Вот, скажем, Вася – он пролетарий,
И всю неделю с бригадой квасит,
Но, что ни праздник, то в планетарий
Идет послушать про жизнь на Марсе.

С собой, естественно, пиво с воблой.
Есть много в мире, мой друг Гораций,
Таких загадок - гляди хоть в оба,
Без пива просто не разобраться!

А с пивом - пиршество интеллекта!
Дух торжествует над постной прозой,
Когда, блистая очками, лектор,
Небрежно лузгает все вопросы.

Картонку неба истыкав пальцем,
Как будто звезды открыл он лично,
Профессор шутит – первичны яйца,
А куры? Куры - они вторичны!

И зря качает монах тонзурой,
Мол, как же слово, что было первым?..
- То слово вычеркнуто цензурой,
Когда у цензоров сдали нервы.

И зал смеется – вот это шутка!
Но в каждой шутке есть правды доля.
А чтоб от правды не стало жутко,
Давай по пиву добавим, что ли!

И пусть извилин усталый мускул
Дрожит сознанием фрагментарным,
И пусть раздроблены до корпускул
Частицы мыслей элементарных,

Давай вариться в культурной массе -
Всем Васям хочется жить красиво!
Интересует их жизнь на Марсе,
Хотя и меньше, чем вобла с пивом.
 
 
БРОДСКОМУ

Не красками плакатными был город детства выкрашен,
А язвами блокадными до сердцевины выкрошен,
Ростральными колоннами, расстрелянною радугой
Качался над Коломною, над Стрельною и Ладогой...

И кто придет на выручку, когда готовит Родина
Одним под сердцем дырочку для пули и для ордена,
Другим лесные просеки, тюремные свидания,
А рыжему Иосику - особое задание...

Лефортовские фортели и камеры бутырские
Не одному испортили здоровье богатырское.
Но жизнь, скользя по тросику, накручивая часики,
Готовила Иосику одну дорогу - в классики.

Напрасно метил в неучи и прятался в незнание,
Как будто эти мелочи спасли бы от изгнания!
И век смотрел на олуха с открытой укоризною:
Куда тебе геологом с твоею-то харизмою?..

Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи...
Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?
Великого, дурацкого, духовного и плотского...
Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?

2011.
 
ИСПЫТАНИЕ

Растопило солнце снега под арками.
Каблучки тревожат асфальт щекоткою.
И весна ответно сорит подарками –
Одному по жмене, другим щепоткою.

Но застройщик новых кварталов Сетуни
И жиличка старой хибары в Болшево
На Господни милости равно сетуют,
Потому что каждый достоин большего,

Потому что всем нам, порою, кажется,
Что его соседу налили "с горкою",
Потому что кто же из нас откажется
Лишний раз откушать блинов с икоркою?..

А Москва гремит и сверкает клеммами,
Растирает будни своими поршнями.
И проблемы сыплются за проблемами –
Одному щепотью, другим пригоршнями.

Но все легче верится в дни весенние -
Не оставит Боженька без питания
И твое великое невезение –
Лишь Его апрельское испытание,

Вот оно пройдет и воздастся с этого
От щедрот и мудрости плана Божьего…
Не пройдет - и вовсе наивно сетовать,
Потому что каждый достоин большего.

2011.
 
 
СТАРАЯ НЕЗНАКОМКА

Дыша духами и туманами...
А.Блок

По скользкой улочке Никольской,
По узкой улочке Миусской
В разноголосице московской -
Едва наполовину русской,
Ни с кем из встречных-поперечных
Встречаться взглядом не желая,
Вдоль рюмочных и чебуречных
Плывет гранд-дама пожилая.

Ни грамма грима, ни каприза,
Ни чопорного политеса,
Хотя и бывшая актриса,
Хотя еще и поэтесса,
Среди земных столпотворений,
Среди недужного и злого,
В чаду чужих стихотворений
Свое выхаживает слово.

В былинной шляпке из гипюра
Или другого материала,
Она как ветхая купюра
Достоинства не потеряла.
В нелегкий век и час несладкий
Ее спасает книжный тоник,
Где наши судьбы - лишь закладки
Небрежно вставленные в томик.

2011.
 
Rado Laukar OÜ Solutions