Сценарии

 

Вячеслав Ширяев

 

Вячеслав Эдуардович Ширяев (р. 23.02.1977, Северодвинск) — российский предприниматель, продюсер, сценарист, режиссер, журналист Родился 23 февраля 1977 года в Северодвинске. Родители: отец — инженер, мать — бухгалтер. В 1994—1999 учился на факультете международных экономических отношений МГИМО. В 1997—2000 годах был членом телевизионного клуба знатоков «Что? Где? Когда?» (дебют состоялся 24 мая 1997 года). 2007—2009 — студент факультета дополнительного образования   ВГИК имени С.А. Герасимова (специальность: «Продюсер кино и телевидения») (мастер курса — А. З. Акопов). 2018—2019 — слушатель режиссерской мастерской Н. И. Лебедева в Высшей школе кино «Арка».

Титаник или пять дней из жизни Айсберга

 

Пьеса

 

Прежде чем прийти в равновесие, чаши весов должны колебаться.

Теодор Драйзер

 

Действующие лица:

Сергей – предприниматель (около 40 лет)

Алена – жена Сергея (чуть помладше)

Глеб – их сын (19 лет)

Петр Михайлович – их сосед, пенсионер

Батюшка – настоятель местного храма

Дима – молодой врач из сельской больницы

Полицейские

 

Пролог.

 

Клинообразный выступ в месте слияния двух рек. На краю выступа – двое. Алена с раскинутыми, словно крылья, руками – за ней Сергей, держащий ее ладони в своих руках.

 

АЛЕНА. Ты меня любишь?

СЕРГЕЙ. Я люблю тебя.

АЛЕНА. И мы всегда будем вместе?

СЕРГЕЙ. Всегда. Пойдем, Глеб уже заждался.

АЛЕНА. Ты видел? Нет, ты видел? Мамочки, дельфин!

СЕРГЕЙ. Пойдем, ты уже дрожишь.

АЛЕНА (поет). Every night in my dreams I see you, I feel you…

СЕРГЕЙ. Алена, прошу тебя, пойдем домой. Холодно уже. Глеб ждет. Мы его давно не видели.

АЛЕНА. Давай еще постоим. Такое солнце сегодня. А море! Я люблю тебя, люблю, Джек!

СЕРГЕЙ. Я не Джек, и это – не море. Вот это – речка Устокля, а это – Красногорка. Вот это – это не нос «Титаника», а угол нашего участка. И там не капитанская рубка, а наш дом, где сидит и скучает Глеб. Уже полчаса один за столом сидит. Совсем один. АЛЕНА. Глебушка, дай хлебушка. Он не один. Он с Олесей.

СЕРГЕЙ. Прошу, не начинай.

АЛЕНА. Я не начинаю. Она с ним. Им хорошо вместе.

СЕРГЕЙ. Зачем ты это говоришь? Ты назло мне говоришь?

АЛЕНА (плачет). Бедная девочка. Неужели мы ничего не сделаем для нее?

СЕРГЕЙ. Хватит, не начинай. Пойдем в дом.

 

Сергей берет Алену за плечи и пытается отвести домой, но она вырывается.

АЛЕНА. Ты обещал, что ее вылечат. Ты мне обещал!

СЕРГЕЙ. Зачем ты опять начинаешь? Ты же помнишь! Я перевел аванс – тридцать тысяч, факин, долларов! А потом – помнишь? Кризис, мать его! Кризис!! Второй транш заблокировали Леша с Костей – помнишь? Партнеров моих золотых! С которыми ты по караоке шлялась – «Майхатвиллгоон» орала! Валюту надо придержать, сказал Леша. Помнишь? (трясет ее) Помнишь?

АЛЕНА. Мне больно, отпусти!

СЕРГЕЙ. Прости.

АЛЕНА. Ты же был генеральным директором! ООО «Титан и Ко». Ты же такой умный, сильный! Титан! А они кто? Титаники. Таксисты. У Ашана стояли. А ты их партнерами сделал, доли раздал. Тебе 30 процентов, тебе 30 процентов. Сам дурак.

СЕРГЕЙ. Пойдем домой, прошу тебя. Все у нас наладится. Я просто так не сдамся. Все будет хорошо. Новый проект начну. Раскручусь – прикуривать от меня можно будет! Кремень буду! Огонь! Ты же знаешь – за одного битого двух небитых дают… Кто не падал – тот не поднимался… Все что не убивает – делает нас сильнее…

 

Сергей, приговаривая, ведет притихшую Алену к дому. Заводит в гостиную. Там сидит Глеб. Перед ним – почти пустая бутылка коньяка. Глеб наполняет свою рюмку и поднимает ее. Сергей берет баночку с холодильника и высыпает таблетки на ладонь. Протягивает Алене и наливает стакан воды. Та выпивает залпом.

 

ГЛЕБ. За счастье молодых!

СЕРГЕЙ. Глеб Сергеич, не части. И плесни отцу.

ГЛЕБ. Мама, все очень вкусно было, спасибо!

 

Алена заходит за ширму, стоящую в углу под иконами. Глеб наливает отцу, чокаются, выпивают. Алена выходит из-за ширмы. Идет к раковине, начинает мыть посуду.

 

СЕРГЕЙ. Как она?

АЛЕНА. Хорошо. Сынок, ты надолго?

ГЛЕБ. Да нет, дела.

СЕРГЕЙ. Рассказал бы про свои дела.

ГЛЕБ. Да так, не важно. Тяну счастливый билетик. Тянут-потянут, вытянуть не могут.

СЕРГЕЙ. Ты ложишься под утро. Привычка? Ночью работаешь, что ли? ГЛЕБ. Бывает, и до утра засидимся.

СЕРГЕЙ. Что-то незаконное?

АЛЕНА. Ты чего к нему привязался? Дай отдохнуть спокойно.

ГЛЕБ. Я чту уголовный кодекс, пап.

СЕРГЕЙ. Не те книжки ты в детстве читал.

ГЛЕБ. А что, твоего Драйзера надо? Начинал раз пять. Нудятина. Ильф и Петров круче.

 

Раздается звонок телефона. Алена замирает у мойки. Глеб смотрит на отца. Сергей сидит, не шелохнувшись.

 

АЛЕНА. Возьми, не успокоятся.

СЕРГЕЙ. Зачем тебе этот телефон? Мобильные у всех давно.

АЛЕНА. Мама на него звонит, ты же знаешь. Возьми.

 

Сергей нехотя подходит к аппарату. Снимает трубку.

 

СЕРГЕЙ. Да, слушаю. Добрый вечер. Почему так поздно? Вы и ночью теперь звонить будете?.. И что теперь? Ну, расстреляйте меня. Может, вашему банку полегчает! Можете и скальп снять – на входе повесить! Или мне самому застрелиться? Не дождетесь!!

 

Сергей бросает трубку. Звонок раздается снова. Сергей хватает аппарат и с размаху бросает его на пол. Тот замолкает. Но в его кармане начинает звонить сотовый. Сергей достает телефон, смотрит на экран и включает беззвучный режим.

 

ГЛЕБ. Купи айфон и загоняй их в черный список.

СЕРГЕЙ. Как они узнали новый номер?

АЛЕНА. Леша с Костей сказали. Приставам все равно, с кого долги вышибать. А ребята на тебя стрелки переводят.

СЕРГЕЙ. У приставов рабочий день до пяти. Это коллекторы.

АЛЕНА. Какая разница. С водой что-то. Еле течет.

 

Алена крутит вентили на кране, вода перестает течь совсем. Она заглядывает под мойку, крутит вентиль там.

 

АЛЕНА. Сереж, с водой что-то. Посмотришь скважину? ГЛЕБ. Все «Малышком» балуешься? Купи нормальный насос. Водомет.

СЕРГЕЙ. Может, подкинешь на покупку? Вот и не трынди. Только у отца клянчить можешь.

 

Сергей выходит во двор, проходит несколько шагов. Опускается на колени и поднимает крышку. Спускается в яму. Вылезает оттуда с пластмассовой колбой от фильтра. Кричит в сторону окон.

 

СЕРГЕЙ. Насос в порядке. Фильтр песком забило.

 

Сергей подносит колбу к глазам, начинает внимательно разглядывать. Потом подходит поближе к окнам – под льющийся из них свет. Рассматривает содержимое колбы на свету. Дрожащими руками ставит колбу на землю. Поднимает голову к небу, делает глубокий вдох и снова берет колбу в руки. Подносит к глазам. Рассматривает. Ставит на землю. Кричит в окно.

 

СЕРГЕЙ. Ален, налей воды в тазик, промою картридж.

 

Алена выносит на крыльцо таз с водой. Сергей садится на корточки, осторожно вываливает содержимое колбы в таз, берет двумя руками и начинает вращать его. Потом понемногу, не прекращая вращения, начинает сливать из таза воду тонкой струйкой. Когда вода в тазе заканчивается, Сергей запускает руки на дно и загребает что-то ладонями. Подносит к глазам. Покачивая на руках, пытается определить вес содержимого.

 

СЕРГЕЙ. Граммов сто пятьдесят, не меньше. Так. Спокойно. Когда в Турции покупал – по тридцать баксов за грамм было. Или пятьдесят? Плюс-минус… пять тысяч! Пять тысяч, факин, долларов!

 

Затемнение

 

Сергей с Аленой обнимаются, целуются, прыгают от счастья под бравурную музыку. Сергей достает из холодильника шампанское, открывает его по-гусарски, с пеной. Вбегает Глеб. Он кричит от восторга. Все обнимаются, танцуют.

 

Затемнение

 

Светает. Сергей сидит с ноутбуком за обеденным столом. По радио сигналы точного времени – 7 часов утра.

 

СЕРГЕЙ. Так, золотоносные образования, линза… Линза… Глубина залегания… Осадочные породы… Ширина... Плотность… Ложе реки… Рудное… Пириты… Бодайбо…

 

Входит Алена. Она заглядывает за ширму и направляется к кофемашине. Сергей закрывает ноутбук. Алена готовит кофе.

 

СЕРГЕЙ. Чего так рано?

АЛЕНА. Да ты всю ночь буянил. Кровать ходуном ходила. Чего там тебе снилось? Бабы? С обнимашками лез. Праздник у нас, что ли? Так я не готова, если что.

СЕРГЕЙ. А я как пионэр, всэгда готов!

АЛЕНА. Чего развеселился?

СЕРГЕЙ. Да вот, идея отличная пришла по авточехлам. Доллар растет, за машинами все ухаживать будут. Новую-то не купишь. Чтоб обивку не протирать – чехлы наденут. Пробил сейчас конкурентов – отстой! Можно неплохо вписаться.

АЛЕНА. Опять ерунда. Когда уже нормальным делом займешься? Хотя бы тыщи три баксов иметь. Но стабильно и каждый месяц.

СЕРГЕЙ. На этих чехлах все двадцать можно иметь. Как вода – нормально?

АЛЕНА (открывает кран в раковине). Течет, но хуже, чем обычно. Давай водомет купим.

СЕРГЕЙ. Купим-купим. (заглядывает в холодильник) Молока нет. С чем кофе будем пить?

АЛЕНА. Уже открыто, я схожу.

 

Алена набрасывает плащ, повязывается голову платком, натягивает цветастые резиновые сапоги, достает из сумки кошелек и уходит. Сергей наливает в таз воды и несет его к скважине. Открывает крышку, спускается вниз, через несколько секунд появляется на поверхности, рассматривая содержимое пластмассовой колбы.

 

СЕРГЕЙ. И это за одну ночь!

 

Вываливает песок в таз, промывает. Расстилает носовой платок и сгребает на него осадок со дна. Аккуратно завязывает узелком, взвешивает на руке и кладет в карман.

 

СЕРГЕЙ. Еще три штуки.

 

Сергей спускается с колбой в яму, поднимается наверх и бежит в дом. Достает из холодильника бутылку коньяка и допивает вчерашние остатки прямо из горла. Выбрасывает бутылку в ведро и направляется за ширму. Слышен только голос.

СЕРГЕЙ. Доброе утро, доченька. Посмотри, вот, посмотри. Знаешь, что это? Это золото. Оно и такое бывает, как песок, только золотой. Где-то далеко-далеко отсюда много-много лет назад, текла наша речка Устокля через горы высокие. Может, и Красногорка – не знаю. А в горах много золота было. Вода эти горы размывала, разрушала. Золотые песчинки вместе с другой породой несла течением. Прямо к нам – под ноги! Долго речка работала. Может быть, тыщу лет! Принесла много-много золота. Может быть, тонну, а может быть – и сто. Тонна – это знаешь, сколько? Тысяча килограмм, а в килограмме тысяча грамм, и каждый грамм по 50 долларов. Получается, одна тонна – это 50 миллионов долларов. Представляешь? Самолет можно купить! Боинг. Тут очень много золота, доченька. Очень много. Но только его потом пустым песком накрыло. Речка пустого песка много принесла, метров 20 или 30 и закрыла наши сокровища. А мы скважину пробурили, чтоб воду качать. Насос качал воду, качал, песчинки из скважины вымывал, вымывал. А вчера добрался, наконец, до сокровищ. Вот они, доченька, посмотри. Красиво, правда? Только нельзя об этом говорить никому – даже маме. Вы, женщины, секреты хранить не умеете. Проболтаетесь! Набегут сюда журналисты, чиновники-взяточники да ворье всякое. Отнимут все. А так – заживем! Теперь заживем!

Только надо печь хорошую поставить, с поддувом, чтоб песок в слитки переплавить. Покупателя бы еще хорошего найти…

 

В гостиную входит Глеб. Он зевает и заглядывает в холодильник.

 

ГЛЕБ. Пап, ты допил?

СЕРГЕЙ. Ты что, алкоголик у меня? Опохмеляешься?

ГЛЕБ. Мама где?

 

Сергей выходит из-за ширмы, пряча узелок в карман.

 

СЕРГЕЙ. За молоком пошла, скоро вернется.

 

 

Картина 1.

 

К сараю, расположенному возле дома Сергея, подходит сосед Петр Михайлович.

 

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Хозяин! Хозяин!

 

Петр Михайлович стучит в дверь сарая, тянет ее на себя, открывает и заходит. Но тут же пятится назад – за ним появляется Сергей и суетливо закрывает позади себя дверь.

 

СЕРГЕЙ. Ты чего, Михалыч, без спросу лезешь?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Доброе утро, Сережа. Я думал, вы… Словом, простите, Христа ради. И мысли не было вам помешать.

СЕРГЕЙ. Опять ты «на вы» меня, мы ж договаривались!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Прости, Сережа, запамятовал. Ты кузней, никак, побаловаться решил? Дело доброе. Мой отец, царствие ему небесное, дюже это дело любил, мастер был первейший на всю округу. Меня вот к делу приспособил по малолетству.

СЕРГЕЙ. Петр Михайлович, когда лодку починишь? А то на рыбалку зовешь-зовешь. Я готов, если что.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Недельку еще потерпи – закончу, с Божьей помощью. А насчет кузни – дело верное, ты зови меня, научу, покажу, что да как. Руки помнят, поди. Да и мне в охотку молотком помахать.

СЕРГЕЙ. Да я уж сам как-нибудь. В интернете все описано, показано, с картинками, примерами. Видеофильмы там всякие, учебные пособия. Слыхал про Ютуб, Михалыч?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Тьфу ты, бесово творенье. Я же тебе все как есть покажу. Старику полезным быть – лишних два годка прожить.

СЕРГЕЙ. Да ты уже лет на сто всем напомогал тут, долгожитель. Ну, зови на рыбалку, когда с лодкой закончишь. Извини, идти надо. Батюшка обещал зайти.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Поклон ему.

 

Петр Михайлович уходит. Сергей запирает сарай и направляется к дому. Входит в гостиную. Алена наливает чай настоятелю местного храма – толстому батюшке в овчинном жилете поверх поношенной рясы.

 

СЕРГЕЙ. Здравствуйте, батюшка.

БАТЮШКА. И тебе дай Бог здоровья.

АЛЕНА. Чай будешь?

СЕРГЕЙ. Мне кофе.

БАТЮШКА. Что за нужда эти помои пить! Бурда басурманская. Другое дело – чаек. Светлый, добрый, одной пользы сколько!

СЕРГЕЙ. Вы, батюшка, по делу или на путь истинный наставить? Так это зря. Поздно.

АЛЕНА. Ну зачем ты, не надо.

БАТЮШКА. Вот хожу по дворам, на дело благое собираю. Храм новый освещать скоро, а на кресты не хватает. Золота бы немного, самую малость – покрыть тонко-тонко, чтобы сияли во свете дня ярче солнца. Люди отзывчивые, помогают. Кто рублем, кто колечком обручальным, кто зубами.

СЕРГЕЙ. Зубами? Мамонта, что ли?

БАТЮШКА. Сам ты мамонта – своими, родными. С коронкой, золотой. От мужа у кого осталось покойника, или родительские. Баба Марина – так сама ко врачу пошла, выдернула золотой, вставила пластмассу, или что там, не знаю.

АЛЕНА. Да у нас и колечек не осталось, все на Олесечку тогда ушло. Зубы тоже свои, родные. Можно мы деньгами? Сережа, сколько можем дать?

СЕРГЕЙ. Тридцать серебряников, пойди под осиной поищи.

АЛЕНА. Ты чего, с цепи сорвался? Мы же всегда раньше давали, понемногу.

СЕРГЕЙ. Давали, понемногу и помногу. А толку-то! Баланс не в нашу пользу.

БАТЮШКА. Дебет с кредитом не сошелся?

СЕРГЕЙ. Да вы, батюшка, экономист!

БАТЮШКА. Кандидат экономических наук. МГИМО финишд, прости Господи.

СЕРГЕЙ. Да ладно! Вы? МГИМО?

БАТЮШКА. Ну, потом еще и семинарию, конечно. Это как с Бали вернулся.

АЛЕНА. Бали? Остров Бали? Это где «Ешь.Молись.Люби»? Ой, как интересно. А как вы там оказались?

БАТЮШКА. Да вот оказался. Стою как-то вечером в пробке у Белого дома – на набережной. Из офиса домой, значит, возвращаюсь. Радио играет. Машины гудят. Стою, психую. А потом вдруг мысль: а что я тут делаю? Зачем стою?

СЕРГЕЙ. Накрыло, в общем. Бывает.

БАТЮШКА. И уехал. На доске катался, медитировал, практики всякие пробовал…

СЕРГЕЙ. Православные…

БАТЮШКА. Зря смеешься. Батюшка там хороший был – Александр, с соседнего острова Флорес, из местных в общем. Вот он меня и вразумил. Мудрейший человек. Вот слушай. Была у нас там одна русская – Таня Токарева, известнейшая личность. Приехала на остров с парнем, не получилось у них что-то, а уезжать не хочется. Ну и понеслась нелегкая. Занялась айфонами бэушными – кто-то из России присылал ей, а она через фэйсбук своим продавала. Аппараты, конечно, сомнительные – наверняка и краденые были, но никто особо не привередничал – цена хорошая, да и ладно. А потом начались скандалы. У кого на второй день телефон сломался, у кого еще что, а денег Таня не возвращает, назад не принимает. В группе ей косточки перемыли, да успокоились. Потом моя подруга у нее айфон купила, вернулась вся довольная, а там пароль – если не знаешь, то ничего не скачаешь, не обновишь. Подруга к Тане – скажи пароль или верни деньги, а та юлит, темнит – рассказывает о знакомой какой-то, у которой этот телефон от парня бывшего, и все такое. Подруга моя расстроилась и жуткий пост в группе настрочила – житья на острове Тане не стало. Заклевали ее свои же, растоптали. Притихла на время, не видно – не слышно. И тут, как гром среди ясного неба. Девочка из России пишет – мол, простите люди добрые, молчать не могу, про вашу Таню имею, что сказать. Оказалось вот что. Поменялась она с Таней жильем – есть теперь мода такая – Таня в Москву в ее трехкомнатные апартаменты на Тверской, а девочка – к Тане в арендованный за триста долларов домик в балийской деревне. Уже неплохо, да? А к домику скутер прилагался копеечный, ну и девочка так растрогалась, что дала Танечке взамен свой дорогущий миникупер. Потом возвращается она в Москву – в квартире грязь, все платья переношены, испачканы, многих вещей и найти не может, а впридачу – миникупер ее любимый стоит

во дворе разбитый. Таня, оказывается, не жильем поменялась с ней, а жизнями. Гоняла по вечеринкам, фотки выкладывала в дорогих шмотках, гостей принимала. Жила на широкую ногу, значит. Тут все наши на Бали просто взбеленились – последними словами Таню кроют, уголовным делом грозят, ей слова не дают вставить. Растоптали окончательно, с грязью смешали. Чего смеешься! Ты погоди, самое интересное – дальше. Проходит пара месяцев, и вдруг в группе объявление от Тани: приглашаются инвесторы в супер-прибыльный бизнес по выращиванию голландских роз на острове Бали. Ну тут все, прям, за животы схватились. А я не сдержался, выступил: доколе, братцы, терпеть это будем? Долой, чтоб духу ее в группе не было – в общем, вечный бан и бойкот!

АЛЕНА. И правильно! Сколько же она зла натворила!

БАТЮШКА. Отец Александр почитал мои проклятия и спрашивает: ты думаешь, она не страдает? Ведь через нее приходит в этот мир опыт, который кому-то очень нужен. Подумай, зачем твоей подруге нужен был скандал с айфоном, зачем девочке, ну у которой миникупер, эта история с Таней. Представь людей, которые потеряют деньги на этих голландских розах – что это за люди? Не уготовано ли им преображение, от которого они давно прячут свои души и свои жизни? Переход на новый уровень – как в игре.

АЛЕНА. Еще скажите – сами напросились.

БАТЮШКА. Тут другое. Вспомни Иуду. Ведь без него не было бы ничего – ни веры нашей, ни прекрасных храмов, ни Баха, ни Рафаэля – всей христианской цивилизации не было бы! История пошла бы другим путем.

СЕРГЕЙ. То, что должен, делай скорее…

БАТЮШКА. Да, Иисус знал, что без Иуды нет пути на небо, он просил его: делай, что должен, делай скорее – предай меня! Если не предашь, не донесешь Пилату – не будет ни креста, ни воскрешения, ни Церкви – ничего! Вы думаете, Иуда не страдал? Вы думаете, он сам себя назначил на эту подлую роль? У него был выбор?

АЛЕНА. И что – нам теперь этой Тане в ножки кланяться? Танечка, кинь меня еще немножко, баксов на двести. А то никакой жизни от этих денег! Никакой жизни от этих машин, квартир! А лучше сразу – на крест меня отведи, Танюша. Повисеть хочу, на солнышке позагорать! И гвозди побольше возьми, Таня. А то маленькие – они ж совсем не больно протыкают мои ладошки. Так, что ли?

СЕРГЕЙ. И как же вас, батюшка, из РПЦ не выгнали за такие взгляды? Вместе с отцом Александром.

БАТЮШКА. Он-то в зарубежной РПЦ, у них свое начальство – в Америке. А наш митрополит мои взгляды за хобби почитает. Вот у тебя же есть хобби? Кузнечным делом занимаешься, а я – взгляды имею.

СЕРГЕЙ. Кузнечным? Да кто вам сказал?

БАТЮШКА. Жена твоя, кто ж еще!

АЛЕНА. На печь тридцать тысяч истратил. Мог бы и на кресты немного подкинуть! Давай продадим шубку, не буду ее носить. Или сдадим обратно – деньги вернут.

СЕРГЕЙ. Какую шубку?

АЛЕНА. Ты что, Сережа? Которую вчера подарил. Не нужна она мне.

БАТЮШКА. Пойду я. Бог с вами.

СЕРГЕЙ. Да что вы все – в карман-то ко мне лезете! Коллекторы с приставами всю душу вымотали, и вы – туда же. Мало я вам давал до кризиса? То на стеклопакеты, то на иконы, то на эти одежды ваши эти золотые. И что? Что я видел от вас? Что я видел от жизни?

БАТЮШКА. Так уж и ничего! Не гневи Господа.

СЕРГЕЙ. Знаешь, как я понимаю: баланс есть в мире – баланс отдачи и получения. Сколько отдал – столько и получи, а если придержал более положенного – кому-то не хватит. И если взял меньше положенного – где-то лишнее образуется. Непорядок. Все в равновесии должно быть. Брать лишнее – плохо. Давать, не получая взамен – тоже плохо! Подал старухе сто рублей – так хоть конфетку с нее получи, леденец жеваный!

БАТЮШКА. Ты к чему это все?

СЕРГЕЙ. К тому, что если мне что и привалит теперь – больше ни копейки! Никому! Теперь только получать! За все, что жизнь-то со мной сделала. За то, что брала, брала, забирала! Пора и мне уже получать!

БАТЮШКА. Аминь. (уходит)

АЛЕНА. Я вас провожу.

 

Алена накидывает платок на голову и выбегает вслед за батюшкой. Сергей идет за ширму.

 

СЕРГЕЙ. Вот видишь, Олесечка, нельзя нам пока деньги тратить. Узнают, догадаются. Вопросы начнут задавать – откуда, почему. Дурак я. Поротопился с этой шубкой. Думал, приятно ей будет. Ничего, прорвемся. Теперь все будет хорошо. Теперь только получать будем. Столько у меня жизнь отнимала! И тебя отнимала. Ты потерпи, ладно? Нельзя сейчас операцию делать – спросят, откуда деньги. Догадаются, все разнюхают. Потерпи, хорошо? В Америку поедем, в Чикаго – к самому лучшему врачу. Я, знаешь, что придумал – еще одну скважину сделаю. В два раза больше добывать буду. А братик твой мне поможет. Да, пришлось ему все рассказать, без него – никак. Нельзя чужую бригаду вызывать – пробурят скважину, а там – золото. Глеб машину специальную купит, сами бурить будем. Мы с ним таких дел тут наворочаем!

 

Появляется Алена, начинает убирать со стола. Сергей выходит из-за ширмы.

 

АЛЕНА. Помнишь, когда она заболела… Она тебе говорила: папочка, делай быстрее, делай, что должен, папочка… (плачет)

СЕРГЕЙ. Успокойся. Она ничего не понимала. Это же в бреду.

 

Сергей достает лекарства, наливает стакан воды, протягивает жене.

 

АЛЕНА. А я вот тоже не понимаю! Откуда у тебя деньги? Ты же трем банкам должен, не считая друзей и родственников. Что ты натворил опять? Еще и сына втянул? Куда ты его отправил? Вот что ты его втянул?

СЕРГЕЙ. Я делаю то, что должен! Спасаю нашу семью. Кручусь, как могу. А ты хочешь, чтобы я руки опустил? На диван завалился? Вместо того, чтобы поддержать меня – только мозг выносишь. Еще язык распустила: бла-бла-бла-бла-бла-бла, печки-лавочки, блять!

АЛЕНА. Пожалуйста, не кричи на меня.

СЕРГЕЙ. Прости, прости меня (обнимает). Я люблю, люблю тебя, прости.

АЛЕНА. Делай, делай, что должен, делай скорее… Она ведь совсем уже большая у нас, немного подрастет еще – и шубка как раз будет. Можно я не буду ее носить? Пусть Олесечка поносит. Она у нас такая красавица. Правда, ведь? Почему ты не дал батюшке денег? У тебя же есть деньги! Олесечка выздоровеет, парня хорошего встретит, они полюбят друг друга, захотят венчаться. Придут в храм, а над ним кресты золотые, и солнце в них сияет. А на Олесечке шубка будет. Они зимой будут венчаться?

СЕРГЕЙ. Конечно, зимой. (гладит жену по голове)

АЛЕНА. Красиво будет. Солнце большое-большое, красное. И чайки над волнами.

СЕРГЕЙ. И дельфины. Смешные такие. Улыбаются. Все улыбаются. И ты. И я. И она.

 

За окном сигналит машина. Сергей выглядывает во двор.

 

СЕРГЕЙ. Глеб вернулся.

 

Алена выглядывает в окно.

 

АЛЕНА. А это что за «Титаник»? Кран, что ли?

СЕРГЕЙ. Сама ты – кран. Буровая установка. Скважины будем делать, воду людям добывать. Один метр скважины – знаешь, сколько стоит? Две с половиной тысячи.

АЛЕНА. Молодцы, наконец-то делом хорошим занялись. Тогда и нам пробурите новую, а то в старой – один песок. Вода еле течет.

СЕРГЕЙ. Какая же ты у меня умница! Обязательно пробурим. Теперь все пробурим!

 

Подхватывает Алену, начинает кружить. Входит Глеб.

 

ГЛЕБ. Вы чё, молодые? Алё? Медовый месяц у вас, что ли?

СЕРГЕЙ. Иди мамке скважину бури, геолог!

ГЛЕБ. Сорри! Пока парковался, меня уже Михалыч ангажировал, я обещал с него начать.

СЕРГЕЙ. Не понял. На что ангажировал?

ГЛЕБ. На танец страсти, пап. Танго, вальс, румба-тумба-юмба, сальса, ламбада.

СЕРГЕЙ. Кончай кривляться, что ты ему сказал?

ГЛЕБ. Сказал – заметано, Михалыч, начну с тебя. Сейчас придет с тобой договариваться, денег-то у него не особо – сам знаешь.

СЕРГЕЙ. Ну-ка пойдем, осмотрим покупку.

 

Выходят на крыльцо.

 

СЕРГЕЙ. Сынок, ты зачем это сделал? Ты когда думать начнешь?

ГЛЕБ. А что? Мужик-то нормальный! Сосед, все-таки. На своих, что ли, наживаться?

СЕРГЕЙ. Я же просил – никому ни слова!

ГЛЕБ. Да я ему ни слова, про золото – ни слова!

СЕРГЕЙ. Тссссс!

ГЛЕБ. Про золото я ему ни слова. Он меня увидел в машине, спросил, что да как. Ну и в шутку – помогли бы старику со скважиной: вода в колодце болотистая, а из реки зимой не накачать.

СЕРГЕЙ. А ты?

ГЛЕБ. Я ему – да не вопрос, Михалыч. Начнем с тебя.

СЕРГЕЙ. Ты пойми, под нами огромные залежи. Не только здесь. Они вон там, вон там, вон там – везде! И под участком Михалыча – тоже! Понимаешь?

ГЛЕБ. Да уж понимаю! Хреново. Давай я ему скажу, что передумал, работы много, заказов. Ну, за деньги, то есть.

СЕРГЕЙ. Ты уже все сказал. Сиди, помалкивай. Когда он обещал зайти?

ГЛЕБ. Да говорю тебе – сейчас.

СЕРГЕЙ. Пойдем.

 

Заходят в дом. Садятся за стол. Молчат.

 

АЛЕНА. Сережа, Глебушка, вы что? Поругались?

СЕРГЕЙ. Ты же хотела к Наташке сбегать за свеклой. Забыла?

АЛЕНА. Я рассольник решила сварить – твой любимый, Глебушка.

ГЛЕБ. Вообще-то… я борщ люблю больше. То есть, сейчас больше люблю.

АЛЕНА. Я перловку уже замочила.

СЕРГЕЙ. Кашу сваришь, а насчет борща – согласен. Голосуем!

 

Глеб и Сергей поднимают руки. Алена набрасывает на голову платок, уходит. Через некоторое время возвращается.

 

АЛЕНА. Так она на службе. На часы глянь.

СЕРГЕЙ. А в магазине?

АЛЕНА. Ты сам знаешь, осенью не продают. Свекла, картошка, морковка – почти все у людей свое. К весне кончатся запасы – тогда и завозить начнут.

ГЛЕБ. Жаль. Борща хотелось. Уже недели две.

СЕРГЕЙ. Четыре. Ты мне звонил – помнишь? Месяц назад. Просил маме насчет борща передать.

АЛЕНА. Ну ладно, схожу на тот берег, к тете Насте. А то неудобно к соседям – денег-то не берут. Попрошайничаю, как нищенка.

 

Алена надевает плащ, натягивает сапоги. В это время раздается стук в дверь, и входит Петр Михайлович. У него в руках большая сумка, которую он ставит перед Аленой.

 

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. На-ка, хозяйка, принимай урожай в закрома Родины. Вы же все больше по кузнечным делам да по цветочкам.

АЛЕНА. Петр Михайлович, ну что вы, неудобно!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Неудобно сериалы по радио смотреть.

АЛЕНА (заглядывает в сумку). А вы все без телевизора? И свекла! Вот спасибо!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Я же кредиты эти поганые не беру. А пока накопишь с нашей пенсией, да с ценами… Как раз на том свете и посмотрю.

СЕРГЕЙ. Все прибедняешься, Михалыч? На жалость берешь?

АЛЕНА. Ну ты что, Сережа. Зачем ты так? Петр Михайлович, он шутит. Сережа, не надо, извинись, прошу.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Ну что вы, Аленушка, за что извиняться-то? Что правда – то правда. С деньжатами у меня туговато. Вот и попросил сыночка вашего со скважиной-то помочь. Такую машину замечательную купили, молодцы! А у меня в колодце – болото, только лягушки не квакают.

АЛЕНА. Конечно, Петр Михайлович, поможем. Правда, Сережа? Я потерплю, наша скважина еще ого-го – правда, Сережа? Ты чего молчишь?

СЕРГЕЙ. Не могу, Михалыч. Извини. Заказов уже набрали – на год вперед. Все расписано.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Ты если насчет денег, так давай обговорим. Я не задаром.

СЕРГЕЙ. Один метр – три тысячи. Горизонт у тебя метрах на сорока. Вот и считай.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Дороговато, конечно.

СЕРГЕЙ. Может, в реку насос бросишь?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. А зимой – как? Замучаюсь. Ты уж выручи, сосед. Помоги.

АЛЕНА. Да в чем вопрос, поможем! Что ж мы – звери?

СЕРГЕЙ. Ты куда лезешь? Иди, борщом займись!

АЛЕНА. Ишь, раскомандовался. От тебя сегодня прикуривать можно. Вон – искры летят во все стороны!

СЕРГЕЙ. Тяжело тебе тут, Михалыч. Пора в город переезжать – в квартиру со всеми удобствами. Продавай свое поместье, Михалыч, а? Хорошую цену дам. Глеб женится – не к мамке же под юбку. Но все-таки рядом, под боком будет. И ты в гости приезжай, когда соскучишься по малой родине. Всем хорошо. Скважину, опять же, выпрашивать не надо.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Да я разве выпрашиваю. Рассрочку бы небольшую.

СЕРГЕЙ. Так что насчет усадьбы? Сговоримся?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Сразу, конечно, не могу. А с пенсии – по две-три тысячи.

СЕРГЕЙ. Ты оглох, Михалыч? Три миллиона за твой сарай даю. Прямо сейчас!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Ну и сейчас вот… С книжки снял.

 

Петр Михайлович достает сверток, обернутый в носовой платок. Разворачивает и кладет на стол скрученные трубочкой купюры. Алена достает с полки бутылку вина. Ставит

перед Сергеем, протягивает штопор.

 

АЛЕНА. Надо отметить ваш первый заказ! Открывай. Со дня рождения берегу. Мой любимый «гевюр». Петр Михайлович, вы как относитесь к винограду сорта гевюрцтраминер?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Это из Крыма, что ли? Слово-то какое – турецкое. Там же турки жили раньше, слыхали?

 

Сергей смахивает бутылку со стола на пол.

 

СЕРГЕЙ. Татары.

АЛЕНА. Что?

СЕРГЕЙ. Крымские татары.

 

Алена начинает плакать, убегает. Петр Михайлович встает, берет деньги со стола, пятится к дверям. Уходит. Глеб собирает осколки бутылки.

 

СЕРГЕЙ. Если его участок купим – весь полуостров наш, от мыса и до холма! Все залежи! Только наши, понимаешь? Миллион в месяц – это как минимум. Миллион факин долларов. Ты слышишь?

ГЛЕБ. Пап, ты успокойся, ладно?

СЕРГЕЙ. Миллион факин долларов. Выкачаем все, до донышка!

ГЛЕБ. Михалыч не продаст. Любит он эти места. Как он там, в городе, без речек наших? Со скуки помрет.

СЕРГЕЙ. Ничего, книжки почитает. Поумнеет.

 

Сергей берет с полки книгу, открывает ее, читает вслух.

 

СЕРГЕЙ. Во мраке неведомого зреют зародыши бесконечных горестей… и бесконечных радостей. Можешь ты обратить свой взор к восходящему солнцу? Тогда радуйся! И если в конце концов оно ослепит тебя – все равно радуйся! Ибо ты жил!

ГЛЕБ. «Титан»?

СЕРГЕЙ. «Титан»… Титан… Титаник…

 

 

Картина 2.

 

Забор между участками. По одну сторону забора – Сергей. По другую – Петр Михайлович.

 

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Здравствуй, Сережа.

СЕРГЕЙ. Здравствуй, Петр Михайлович. Не дуешься?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Кто старое помянет – тому сам знаешь.

СЕРГЕЙ. Я тут думал-думал, и все больше мне идея моя нравится. Чтоб дом твой подправить, да Глеба отселить. Сразу бы и девку завел, и с внуками дело ускорилось. Михалыч, продай. У меня с деньгами, сам знаешь, не густо. Подзайму, перехвачу. Три миллиона – хорошая цена. Здесь больше двух ни за один дом не давали.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Цена хорошая, слов нет. И квартиру в городе прикупить можно, и на старость останется.

СЕРГЕЙ. Ну так что, по рукам?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Нет, Сережа, я уж тут помирать решил. До кладбища рукой подать, отсюда и несут пусть – к Люсеньке моей. Я с ней рядом и местечко приготовил, оградкой общей нас обнес. Так-то лучше.

СЕРГЕЙ. Да никуда твое кладбище не денется. Тебе еще жить да жить!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Торопиться туда – грех, я еще поживу. А потом забирай. Отпишу на тебя и дом, и участок, и добро все, если хочешь. Детей мы с Люсенькой не нажили.

СЕРГЕЙ. С твоим здоровьем, я не сына отселю, а внука. Три-двести, идет?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Не стану я торговаться, что за дела еще! Не стоит он три-двести. Что я, спекулянт, что ли, какой! Мне чужого не надо.

СЕРГЕЙ. Михалыч, ну дорогой, ну очень надо! Три-пятьсот.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Я пойду, Сережа. Не нравится мне это все. Не понимаю я. Что за нужда? И сына у тебя давно не видать – опять в городе пропадает. С чего ты, вдруг? Извини, ладно? Пойду я.

 

Сергей перепрыгивает через забор. Подходит вплотную к соседу.

 

СЕРГЕЙ. Тебе-то какая разница! Ты в чужие дела нос-то не суй! Бери четыре миллиона и ни в чем себе не отказывай! Бьют – беги, дают – бери!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Странный ты, Сережа, стал. Как будто подменили. Раньше и приветливый был, и с праздником поздравишь, и с огородом поможешь.

СЕРГЕЙ. Учителя хорошие. Отучили. А то слишком добренький был – вот все и ездили. А у нас если людям доверяешь, значит – лох, значит – кинуть надо. Спасибо, образумили. Я теперь, Михалыч, за балансом отдачи и получения слежу. Вот я тебе с огородом помог – ты мне осенью мешок картошки. А не принес – тебе же хуже: радикулит схватит или телевизор сгорит.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Это что за теория? Американцы придумали?

СЕРГЕЙ. Почему американцы?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Так все у них «дашь – на дашь», никакой сердечности. И ты сам, как американец. Все выгоды считаешь, как в банке нашем – эти, с калькуляторами, сидят, проценты у них одни в голове. А был бы человеком хорошим – так и с домом порешали. Как хорошему человеку откажешь?

СЕРГЕЙ. А говоришь – кто старое помянет! Крепко обиделся тогда? Крепко, видать.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Почему машину забросил? Люди бурильщиков из города зовут. Одной дороги на двадцать тыщ, не считая работы.

СЕРГЕЙ. Бур сломали. Камни тут сплошные. Себе набурили с грехом пополам.

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Cтарую скважину-то не забросил? Слышу, насос и там и там качает.

СЕРГЕЙ. Ну и слух! Абсолютный! Ты почему на скрипке не играешь? Да, старую скважину на хознужды и баню завел. Еще фонтан жене пообещал. Как в Большом театре хочет. Должен сделать!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Делай, что должен. Да поскорей. Я вот тоже в банк съездил, заявление написал.

СЕРГЕЙ. Какое заявление?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Так на кредит, будь он неладен. Согрешил на старости лет, прости Господи.

СЕРГЕЙ. На что? На что кредит?!

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Так на скважину. С Кириллычем договорился, да с Авдотьей Петровной, ну та, что за почтой. На троих дешевле, вроде. Если одобрят – сразу вызову машину из города. Бригада, говорят, хорошая.

СЕРГЕЙ. Что одобрят?

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Так говорю же – кредит если одобрят. Им же посчитать все нужно, проверить меня – какой я человек, не курю ли, не пью, сколько еще протяну. Диспансеры всякие. Муторно это. А еще отказать могут, если не понравлюсь им, значит. Тогда без фонтана помирать придется.

СЕРГЕЙ. Отказать… Да… Могут…

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Заболтались мы с тобой. Пойду, справки отнесу в банк. Поклон супруге.

СЕРГЕЙ. Передам… Спасибо.

 

Петр Михайлович уходит. Сергей провожает его взглядом. Потом перепрыгивает через забор, бежит и пулей врывается к себе в дом. Выбегает оттуда с канистрой. Тащит ее через весь участок, перелезает через забор, отвинчивает крышку канистры, начинает плескать из нее в сторону соседского дома. Щелкает зажигалкой. Потом садится на землю и беззвучно рыдает.

 

Затемнение.

 

Сергей входит в дом, ставит канистру на пол. За столом – Алена и молодой врач Дима. Сергей открывает холодильник, достает оттуда бутылку и пьет из горла.

 

АЛЕНА. Заправил? Молодец. А то стоит груда железа, ржавеет. Сколько денег на нее потратил – уму непостижимо! Пора уже и зарабатывать. Пусть немного. Но надо же работать, зарабатывать…

СЕРГЕЙ. Заткнись, слышишь? Заткнись, я тебе сказал!

ДИМА. Сергей Николаевич, у Олеси состояние стабильное. Признаков ухудшения нет. Но долгое отсутствие положительной динамики – не есть хорошо.

СЕРГЕЙ. У нас нет денег. Ты слышишь? Нет денег!

ДИМА. Вы успокойтесь, никто не настаивает на немедленном вмешательстве. Я знаю, что вы копите на операцию, что все будет в порядке. Вы не волнуйтесь. Я знаю, что сумма нужна очень большая, а вы – не миллионер. Я все знаю.

СЕРГЕЙ. Что ты знаешь? Ты, нищеброд! Что ты знаешь про миллионеров? Чего ты разговорился тут! Чё за базары?

АЛЕНА. Дима, давайте я вас провожу.

СЕРГЕЙ. Дима не пойдет с тобой. Дима хочет поговорить про миллионеров – да, Дима? Интересно ему – про миллионеров поговорить. А там – что? Скукота. Такие же нищеброды, как он сам. Так что ты знаешь про миллионеров, Дима? ДИМА. А вы что про них знаете? Мне, правда, интересно.

СЕРГЕЙ. Миллионеры, Дима, это богатые люди. А богатство – оно, Дима, метит людей. Видел по телеку, как овец краской метят? Пшик – и красное пятнышко на шерсти. Хорошая овца, отборная! Так и у людей. Пшик богатством – значит, непростой человек… особый… избранный! Сверхчеловек – вот кого метят настоящим богатством! Большим богатством – миллионами, миллиардом! А сверхчеловекам ваша убогая мораль… не интересна. Она скучная, как твоя жизнь.

ДИМА. И что у них вместо морали, Сергей Николаевич?

СЕРГЕЙ. Хороший вопрос, Дима! Правильный! Добро и зло – это не для них, это для вас. Вот взорвали американские миллиардеры башни свои одиннадцатого сентября, чтоб стадо не разбредалось, кто-куда. А стадо – у-у-у-у, не забудем, не простим. Ну и понеслась вся эта звездно-полосатая хрень, сопли по экрану – за все хорошее против всего плохого. А миллиардеры сидят и даже улыбаться им лень. Они в другой системе координат, понимаешь? Другая матрица у них. Они вообще мыслят иначе, другими категориями! А ты их судить собрался? Чем ты собрался их судить? Моралью? Так они же ее и придумали – для вас!

ДИМА. А бог – что бог придумал? Вы говорите, мораль придумали богачи. А бог что придумал? Кстати, раньше не обращал внимания, что бог и богач – однокоренные слова.

СЕРГЕЙ. Воооот! (берет с полки книгу, читает вслух). А бог, Дима, не что иное как стремление к равновесию, которое для человечества находит свое приблизительное выражение в общественном договоре. Слыхал про такой?

ДИМА. По-вашему, общественный договор – это суть деятельности бога?

СЕРГЕЙ. Это не по-моему, Дима. Это Теодор Драйзер, «Титан» – на, почитай.

ДИМА. Читал, не впечатлило.

СЕРГЕЙ. Зря! Общественный договор – это очень полезная штука. Благодаря ему миллиардеры взрывают вас не так часто, как могли бы.

ДИМА. В целом понятно. У меня еще один вопрос к вам, по части морали. Вы у нас донором записаны – вторая группа, резус-фактор отрицательный. В больнице дальнобойщика после аварии откачивают – уснул за рулем. Не миллионер, правда, но уж пардоньте. За неимением гербовой, как говорится, пишем на простой. Переливаем как раз вторую отрицательную. Подъедете?

АЛЕНА. Конечно, подъедет. Он всегда кровь сдавал, вы же знаете.

СЕРГЕЙ. Если ты сегодня произнесешь еще одно слово – я тебя убью.

 

Сергей уходит и возвращается с ружьем. Кладет на стол, дулом к Алене. Бросает рядом патроны. Алена пытается выскользнуть из-за стола.

 

СЕРГЕЙ. Нет, не поеду, Дима… Знаешь, почему?

ДИМА. Любопытно, неужели из-за морали?

СЕРГЕЙ. Я иголок боюсь. И крови. До смерти боюсь.

ДИМА. Можно вопрос, чисто теоретический? СЕРГЕЙ. Валяй.

ДИМА. А раньше вы их тоже боялись – когда кровь сдавали?

СЕРГЕЙ. Еще больше боялся. Хуже смерти боялся. Только я про баланс не знал. Слыхал про баланс, Дима? Я думал, отдавать надо. Отдавать, отдавать, отдавать. Как мама с папой сказали. Только они одну важную вещь не сказали. Что когда отдаешь – у тебя еще больше отнимут. Все отнимут – деньги, работу любимую, уважение людей… Дочку! Дочку тоже отнимут.

АЛЕНА. Козел!

 

Алена уходит. Дима берет из его рук бутылку, наливает себе в стакан. Выпивает. Листает книгу. Читает вслух.

 

ДИМА. Подобно метеору, который, прочертив небо, оставляет за собой огненный след, Каупервуд на какой-то краткий срок явил взорам людей свою индивидуальность – удивительную и страшную.

СЕРГЕЙ. Нееет, Дима, я не Купер… Каурвуд… Купервуд. Я – Кащей… Там царь Кащей над златом чахнет. Знаешь, сколько у меня золота? Показать? Пойдем в Гохран! Я тебе выпишу пропуск. Это очень красиво, Дима, когда много золота.

ДИМА. Извинились бы, перед женой.

СЕРГЕЙ. Да пусть прыгает!

ДИМА. Куда?

СЕРГЕЙ. «Титаник» смотрел? Когда эта дура убиться хотела – за борт прыгнуть, помнишь?

ДИМА. Где она?

СЕРГЕЙ. На мысу. Меня ждет. Я типа должен как Ди Каприо – прибежать, обнять, поцеловать и… лягушка превратится в царевну. Но я же – Кащей. Над златом чахну. А золота у меня много. Надо каждый слиточек осмотреть, тряпочкой протереть, пронумеровать, в книжечку записать. В общем, прыгнуть успеет. Да хоть два раза.

 

Дима хватает плащ и выбегает из дома. Сергей листает книгу, читает вслух.

 

СЕРГЕЙ. А что сказать о растерянности, испуге и муках, о душевном смятении тех, кто, попав в орбиту его полета, был выбит из привычной колеи обыденного?

 

Сергей направляется к ширме.

 

СЕРГЕЙ. Ему диктует свою волю все тот же закон вечного равновесия, и ему суждено сделать трагическое открытие, что даже гиганты – всего лишь пигмеи, и что вечное равновесие будет достигнуто… Никакой я не гигант, Олесечка. Обычный пигмей – как Дима. Не могу, не способен... Мораль не пускает. Держит, сволочь!

 

Сергей подходит к столу, допивает из бутылки, направляется к телефону, снимает трубку и сразу начинает говорить.

 

СЕРГЕЙ. Михалыч, я дурак был, не помог тебе со скважиной, ты прости. Хотел скрысятничать, а золото – оно же твое. Под моим участком очень много золота. И под твоим тоже. Я давно добываю. Много золота намыл! Я тебя научу…

 

Сергей кладет трубку, потом поднимает ее снова.

 

СЕРГЕЙ. Михалыч, привет, слушай внимательно. Только не перебивай. Под нашими с тобой участками – большое месторождение золота. Там очень много золота. Я давно его добываю. У меня уже Гохран в сарае. Участок мне твой не нужен. Давай вместе разрабатывать, пятьдесят на пятьдесят, идет? Все официально – компания, лицензия, налоги. Все, как полагается. Мы тут с тобой такого натворим. Работы будет у всех – завались. Люди бухать перестанут. Магазин построим, клуб откроем, кинотеатр. Ты любишь кино, Михалыч? Кинотеатр обязательно построим! Заборы всем починим, дома поправим, покрасим в яркие цвета, чтоб зимой глаз радовался. Что еще, Михалыч? Дорогу заасфальтируем – чтобы из города ни одной ямки! Батюшке купола позолотим, Диме – больницу новую построим, томограф купим, и что там еще…

 

Сергей кладет трубку. В этот момент раздается звонок. Сергей снимает трубку. Слушает.

 

СЕРГЕЙ. И что теперь? Ну, расстреляйте меня. Может, вам полегчает всем! А скальп не хотите снять? На банке своем повесить! А давайте я лучше сам застрелюсь, хотите?

 

Сергей бросает трубку. Начинает смеяться. Смех становится все сильнее и громчеу. Снова раздается звонок.

 

СЕРГЕЙ. Да идите вы, уроды… Ало… А, Михалыч, легок на помине… А? Да хулиганы балуются. Слушаю тебя… Одобрили?.. Поздравляю… Михалыч, со скважиной – пять миллионов. Меньше пяти дать не могу. Совесть не позволяет. Пять миллионов, идет?.. Шесть, Михалыч!.. Десять миллионов! Десять факин миллионов!!!… Сколько?! Назови свою цену… Какой же ты идиот, Михалыч… Кредит? Отметим. Конечно, отметим. Ты когда вернешься?.. Я-то свободен… Аленка? Нет, она плохо себя чувствует. Когда бригада приедет?.. Уже едет? Ну ты метеор, Михалыч. Оставляешь за собой огненный след… Да ничего… След, говорю, оставляешь. Огненный… Ну давай скорей, возвращайся, я пока в магазин… Да, по сусекам поскребу…

 

Сергей кладет трубку. Подходит к столу. Берет ружье в руки, переламывает его и, один за другим, вставляет в ствол патроны. Щелкает затвором.

 

Затемнение.

 

 

Картина 3.

 

Клинообразный выступ в месте слияния двух рек. На краю выступа – двое. Сергей и батюшка. На плече Сергея ружье.

 

СЕРГЕЙ. Спасибо, что пришли, батюшка. Совет мне нужен.

БАТЮШКА. Ни одной утки не видать, а ты с ружьем.

СЕРГЕЙ. Я… это… по тарелочкам.

БАТЮШКА. Слушаю, говори.

СЕРГЕЙ. Как понять, чего хочет Бог?

БАТЮШКА. Ты давай, рассказывай, не тяни кота за яйца.

СЕРГЕЙ. Вот если, например, тебе удача улыбнулась – в лотерею выиграл, или контракт с «Газпромом» подписал – это же от Бога? Это он тебя выбрал, он отметил? Он так хочет, верно?

БАТЮШКА. На все воля Божья.

СЕРГЕЙ. Значит, он хочет, чтобы этот выигрыш или контракт достался именно тебе. И, значит, он не хочет, чтобы ты его лишился, раз он дал его тебе. Верно?

БАТЮШКА. Бог дал – Бог взял.

СЕРГЕЙ. А что это значит? Почему он забирает, если что-то дает сначала. И как сделать так, чтобы он не забирал то, что дал? Могу я защищать как-то – ну то, что он дал. Не давать это отнять, например. Сопротивляться.

БАТЮШКА. Что благородней – духом покоряться пращам и стрелам яростной судьбы, иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством, умереть, уснуть… Знаешь, откуда это?

СЕРГЕЙ. Нет, не слыхал.

БАТЮШКА. Ты бы почитал что-нибудь.

СЕРГЕЙ. Я читаю… Драйзера.

БАТЮШКА. Как там у него? Человечество одурманено религией, тогда как учиться жить нужно у жизни? Хорошо! А я тебе про Шекспира. Монолог Гамлета «Быть или не быть». Главный вопрос мироздания – покоряться или сразить? Правильный вопрос. А правильный вопрос дороже ста правильных ответов. Ты просишь меня ответить правильно – есть ли воля, помимо Высшей Воли? А я радуюсь твоему вопросу.

СЕРГЕЙ. Но ведь нас учат – что можно, что нельзя. Мораль там, все такое.

БАТЮШКА. Мораль – это первый уровень компьютерной игры. Нельзя ребенку сразу высшую математику давать. Сначала он яблоки считает, потом треугольники чертит, потом синус-косинус. До синуса – и то не все доберутся. А сколько – до высшей математики? Несколько миллионов? Это на восемь-то миллиардов. Этим миллиардам без морали никак нельзя. Поубивают друг друга. Кто ж работать будет?

СЕРГЕЙ. А если не мораль – то что? Если она уже не держит? Если я понимаю, что это фуфло – для тех восьми миллиардов, которым и без высшей математики хорошо? Что дальше? Что там – на втором уровне?

БАТЮШКА. Да ты сам знаешь. Слава Богу, перешел.

СЕРГЕЙ. Куда перешел?

БАТЮШКА. На второй уровень игры.

СЕРГЕЙ. Когда? Я что-то пропустил.

БАТЮШКА. Чтобы распознать момент перехода – поищи в своем прошлом самую большую боль, самую большую потерю – дыхание смерти, свой крест. Как у Господа нашего. У каждого свой крест, и свой переход. У тебя на второй уровень, у него – на небо.

СЕРГЕЙ. Допустим, я на втором уровне. А что здесь вместо морали? Кто объяснит?

БАТЮШКА. Да объяснил уже какой-то добрый человек. Был бы ты поумнее – все правильно понял, а так – одна каша в голове.

СЕРГЕЙ. Как это?

БАТЮШКА. Да я про баланс твой – отдачи и получения. Работает он, существует. Только не так, как в совке – «ты мне – я тебе». По-другому.

СЕРГЕЙ. А как?

БАТЮШКА. Триллионы душ во Вселенной. Бесконечное множество. И все блага Вселенной – они бесконечны, они для всех. И на всех хватает, как при коммунизме. Только если кто-то одеяло не начнет тянуть на себя. Ну и пусть бы тянул, если где-то в другом месте потом – подушкой поделится. Тогда все в равновесии, нигде не убудет, нигде не прибудет лишнего. Река течет спокойно, без заторов и разливов, без порогов и стремнин.

СЕРГЕЙ. В другом месте и потом? А как понять, что вот этот выигрыш в лотерею или контракт с Газпромом – это за то, что бабушку через дорогу перевел, я не знаю, или соседу огород вскопал год назад?

БАТЮШКА. А ты не считай, выкини из головы свой дурацкий калькулятор. Не наше это дело – считать, где сколько дал, да сколько потом получил. Ты знай свое дело – отдавай, а по делам твоим воздастся тебе. Источник блага и получатель твоей ответной благодарности не всегда совпадают. Да почти никогда не совпадают. Поэтому все и работает, как часы: если все отдают, не важно – кому, то и приходит тебе, не важно – от кого. Мир пребывает в равновесии, и всем хорошо.

СЕРГЕЙ. Но ведь все не так – не хорошо, не в равновесии.

БАТЮШКА (поет). Нет, ребята, все не так, все не так, как надо… Это долгий разговор, а мне на службу пора. Обратно, на первый уровень. (осеняет Сергея крестным знамением).

СЕРГЕЙ. Интересный вы человек, батюшка.

 

Батюшка уходит. Сергей снимает с плеча ружье. Не целясь, выпускает в небо обе пули. Прибегает Глеб.

 

ГЛЕБ. Ты чего палишь?

СЕРГЕЙ. А, явился. Где пропадал?

ГЛЕБ. В городе, где же еще.

СЕРГЕЙ. А поздороваться?

ГЛЕБ. Здорово.

СЕРГЕЙ. Здравствуй, сынок.

ГЛЕБ. Ты видел? У Михалыча бурят вовсю.

СЕРГЕЙ. Метеор, блять!

ГЛЕБ. Чего?

СЕРГЕЙ. Кредит ему дали, чего!

ГЛЕБ. Что же теперь будет? Узнает ведь.

СЕРГЕЙ. Ну на, держи. (протягивает ружье). Патроны – знаешь, где.

ГЛЕБ. Батя, ты чего?

СЕРГЕЙ. Я – того.

ГЛЕБ. Ты успокойся, ладно? Может, не найдет. Сам говорил – уровень везде разный.

СЕРГЕЙ. Бог не выдаст, свинья не съест.

ГЛЕБ. Не продал, значит? Даже за десятку?

СЕРГЕЙ. Откуда узнал?

ГЛЕБ. О чем?

СЕРГЕЙ. Про десятку.

ГЛЕБ. Да Сашка-таксист пятистенок свой мне толкнуть решил. За два миллиона. Говорит, зачем тебе сарай Михалыча. Веди невесту в мои хоромы.

СЕРГЕЙ. Разболтал дубина.

ГЛЕБ. Отец, у меня дело к тебе.

СЕРГЕЙ. Деньги, что ли? Я же давал тебе.

ГЛЕБ. У меня проблема небольшая. Нужно пять миллионов.

СЕРГЕЙ. Сколько?

ГЛЕБ. Я отдам, честное слово. Мне бы перекрутиться только. Через неделю отдам.

СЕРГЕЙ. Сынок, пять миллионов – это большая проблема. Это очень большая проблема.

ГЛЕБ. Знаю, прости, ладно?

СЕРГЕЙ. Нет, не ладно. Рассказывай.

ГЛЕБ. Да что рассказывать. Играем мы с ребятами.

СЕРГЕЙ. В футбол?

ГЛЕБ. Шутишь? В покер.

СЕРГЕЙ. Так запрещено же.

ГЛЕБ. Да ты что, первый раз замужем, что ли? У нас что запрещено – то не запрещено. Ментам платим, квартиры меняем. Все под контролем.

СЕРГЕЙ. Что за ребята?

ГЛЕБ. Да, блин, в том-то и дело. Думал – нормальные ребята. А у них команда. Вместе работают. Крыша у них сильная. Прижали, говорят – три дня у тебя. Хоть почку отрезай.

СЕРГЕЙ. Мать их…

ГЛЕБ. У меня так-то нормально все было. Поднялся хорошо. И карта идет, и считаю их на раз. А они, черт знает, или перемигиваются, или еще как-то сигналят. В общем, все мои блефы стали ловить. А тут банк большой – у меня флэш. Я поднимаю, Игорь отвечает. Я олл-ин, он коллирует. И фуллхауз показывает. А там шансов – ноль! Подловили, твари.

СЕРГЕЙ. Ну ты и дурак, сынок.

ГЛЕБ. Прости, пап, больше не буду, правда. Отдам эти деньги – и все, с тобой, с мамкой останусь. Поработаем вместе.

СЕРГЕЙ. Будешь!

ГЛЕБ. Что?

СЕРГЕЙ. Будешь, говорю. Эта зараза хуже героина. Знаю, сам увлекался. Повидал придурков. Это же болезнь. Там гормон впрыскивается, когда карту ждешь, или блефуешь. А без этого гормона – ломка, как у наркомана. Соскочить нереально. Химия! Организм требует. Потом уже все-равно, на что ставить – на лошадей, на компьютерные игры, на фантики или скорость ветра. Лишь бы гормона впрыснуть. Это не лечится.

ГЛЕБ. Ты чего, я не такой, все под контролем.

СЕРГЕЙ. В общем так. Выкручивайся сам. Урок тебе будет.

ГЛЕБ. Пап, ты чего? Они ж меня реально прессуют.

СЕРГЕЙ. Выкручивайся, говорю, сам. Занимай, где хочешь, договаривайся, рассрочку проси. Ты это сам заварил – сам и решать должен, понял?

ГЛЕБ. Да какая рассрочка? Мне три дня дали!

СЕРГЕЙ. Ничего, и такой опыт пригодится... Вот и у тебя переход намечается.

ГЛЕБ. Какой, к черту, переход?

СЕРГЕЙ. На следующий уровень.

ГЛЕБ. Издеваешься? Знаешь, у меня нет выбора. Если не дашь денег – я всем расскажу про золото. Пойду сейчас к Михалычу – и расскажу.

СЕРГЕЙ. Это у меня нет выбора, сынок. Я делаю то, что должен.

ГЛЕБ. Так делай скорее! Делай, что должен! Предай меня! Предай своего сына. Пусть мне почку вырежут. Глаза вырвут. Ноги сломают. Делай, что должен!

 

Глеб уходит.

 

СЕРГЕЙ. Стой!

ГЛЕБ. Михалыч! Бури поглубже! Там золото, Михалыч! У отца на участке золото, и у тебя тоже. Много золота, Михалыч!

 

Сергей бросается на Глеба, валит его на землю. Бьет.

 

Затемнение.

 

В доме темно. Появляется Сергей, с фонарем в руке. Ступает осторожно, неслышно. Выключает и с глухим стуком кладет фонарь на стол. Вглядывается в окно. Потом одевается и идет за ширму.

 

СЕРГЕЙ. Спишь, доченька? Я ненадолго. Что же за беда такая. Все из рук валится. Только удача улыбнулась – и на тебе. Мама твоя заболела опять. У Глеба проблемы, большие проблемы. Играет он, остановиться не может. Это очень плохо, доченька. А тут еще Михалыч. Скважину пробурил и молчит. А вдруг нашел золото? Нашел и молчит. Затаился, планы строит. Что у него там на уме? Я спать не могу, доченька. Схожу к нему, посмотрю фильтр – хорошо, если не добурились. Одной проблемой меньше. А с Глебушкой мы все уладим, ты не переживай. Он поймет, что так лучше для него. Утром с ним поговорю, объясню все. Утро вечера мудренее.

 

Сергей пробирается к двери, натыкается на стул, роняет фонарь – тот с тяжелым стуком падает на пол. Сергей поднимает фонарь, прислушивается некоторое время и выходит. Идет к забору, перелезает и останавливается возле соседской скважины. С трудом поднимает тяжелую крышку, включает фонарь, спускается вниз. Вдруг появляется чья-то тень, приближается к яме. Начинает спускаться в яму, из которой пробивается свет фонаря.

 

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. А ну, стой!

 

Петр Михайлович исчезает в яме.

 

ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ. Так и знал, что полезешь проверять. Вот ведь Иуда, фашист, обокрасть меня хотел, и участок отобрать и золото мое заграбастать. В полицию тебя надо сдать…

 

Вдруг раздается глухой удар. Свет пропадает. Наступает мертвая тишина. На поверхности появляется чья-то тень. Скрипит закрывающаяся крышка. Тень замирает на несколько секунд и крадется к забору. Перемахивает через него бесшумно и исчезает в темном доме.

 

Затемнение.

 

Сергей за столом. Перед ним – бутылка. Он опрокидывает стопку, не закусывая. Входит Алена.

 

АЛЕНА. Не звонил?

СЕРГЕЙ. А тебе?

АЛЕНА. Нет. И трубку уже три дня не берет. Что у вас произошло?

СЕРГЕЙ. Гудки есть – значит, все нормально. Телефон заряжает… Прячется, крысеныш.

АЛЕНА. Что он натворил?

СЕРГЕЙ. Твой сын – вор.

АЛЕНА. Что он натворил?

СЕРГЕЙ. Вор, говорю! У родного отца ворует!

АЛЕНА. Что он украл? Деньги?

CЕРГЕЙ. Результаты труда в физическом их выражении.

АЛЕНА. Что?.. Сколько?

СЕРГЕЙ. Три килограмма результатов труда в физическом их выражении.

АЛЕНА. Три тысячи взял? До города добраться. Отдаст.

СЕРГЕЙ. В одном килограмме тысяча граммов, в трех килограммах – три тысячи. Точно!

АЛЕНА. Почему он ночью уехал? Ты не знаешь? Куда он торопился? СЕРГЕЙ. Крысы бегут с тонущего корабля. Ха, помнишь, у Наутилуса песня была – и никто не хочет и думать о том, пока «Титаник» плывет. Никто не хочет думать – это точно! Пока этот «Титаник» не начнет тонуть – никто же не задумается. А что не так? Где ошибка? Почему такой замечательный корабль, непотопляемый, шикарный – почему он тонет? А я знаю. Сказать? Потому что им всем там нужен пе-ре-ход. Ты думаешь, айсберг – это кусок льда? Нееееет. Айсберг – это фамилия. Еврейская. У Штирлица был друг Айс-ман. Помнишь? Это немец. А Айс-берг – это еврей. Иуда Николаевич Айсберг. Ну да, Иисус же был евреем, и все ученики его, вместе с Иудой. Он всегда появляется, когда нужен переход. Если ты застрял на каком-то уровне – не можешь дверь секретную найти, или монстра главного замочить. А тебе на следующий уровень давно пора. Ты ходишь, стреляешь, круги наматываешь...

 

Алена подходит к окну.

 

АЛЕНА. Скорая у Михалыча. Людей много. Пойду посмотрю. Не видно его давно. Не случилось бы чего.

СЕРГЕЙ. Сделай мне кофе.

АЛЕНА. Молока нет.

СЕРГЕЙ. А я без молока люблю.

 

Алена готовит кофе. Стук в дверь. Входит Дима.

 

ДИМА. Петра Михайловича увезли.

АЛЕНА. Куда увезли?

ДИМА. В морг. Нельзя пожилым людям такие ловушки ставить. Жил бы со своим колодцем еще лет двадцать.

АЛЕНА. Что произошло?

ДИМА. Полез в скважину. Крышка захлопнулась. Да эту крышку даже я с трудом поднял. А снизу – совсем никак. Задохнулся. Авдотья Петровна – та, что за почтой живет – звонит ему, звонит, он не отвечает. Ну она тревогу и подняла.

АЛЕНА. Да что ж такое! Вот беда.

ДИМА. Можно я руки у вас помою? АЛЕНА. Конечно, проходите. И мы не заподозрили ничего. Может, в город уехал. Хотя, к кому? Он никогда с ночевкой не уезжал никуда. Это мы недоглядели. (Сергею) Ты не подумал, что это странно? Так долго его не видно.

ДИМА. Долго он там был.

АЛЕНА. Ужас, какой ужас!

ДИМА. Дня три. Когда ему скважину пробурили?

АЛЕНА (Сергею). Когда?.. Три дня назад или..? Да, три дня назад. Как раз Глеб уехал.

СЕРГЕЙ. Сон мне сегодня приснился.

АЛЕНА. Какой?

СЕРГЕЙ. Цветной.

АЛЕНА. Про что?

СЕРГЕЙ. Что умирает он. Партнер мой. По бизнесу.

АЛЕНА. Леша?

СЕРГЕЙ. Петр Михайлович. Золото мы с ним добывали. Пятьдесят на пятьдесят. Люди

вокруг стоят, плачут. А он лежит, улыбается. Благодарят его за все. За дорогу, за купола,

за клуб с магазином, за кинотеатр, а ты, Дима, его за больницу благодаришь. Хотя это была моя идея – томограф тебе купить. А долю свою Михалыч мне оставляет, говорит – работай на благо людей, и себя не забывай. Дима, давай помянем партнера моего.

 

Сергей наливает стопку Диме. Встает.

 

СЕРГЕЙ. Когда человек рождается – он один плачет, а все вокруг улыбаются и говорят – здравствуй, дорогой. Так давайте выпьем за то, чтобы когда пришел наш последний час - мы бы улыбались, а все вокруг плакали и говорили – прощай, дорогой.

ДИМА (выпивает). Хороший тост.

СЕРГЕЙ. Из фильма. Не помню, как называется. Хороший фильм.

 

 

Картина 4.

 

За столом сидят Сергей, Алена, двое полицейских. Один что-то пишет.

 

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Когда вы видели сына в последний раз?

АЛЕНА. Дней пять назад, когда скважину у соседа бурили. (Сергею) Какое число это было?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Двадцать третьего? АЛЕНА. Да, наверное. Пришел с речки, лег спать, утром уехал.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Утром? В котором часу?

АЛЕНА. А что случилось? Вы можете мне сказать? Что с ним? ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Жив-здоров, не волнуйтесь. Привет передает. Так в котором часу он уехал?

АЛЕНА. Я спала.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. То есть, вы проснулись, а его уже нет? Почему же вы говорите, что утром? У нас есть показания гражданина Семенова Александра Леонидовича, водителя такси – он утверждает, что подвозил вашего сына в 2 часа ночи. Глеб Сергеевич выглядел очень взволнованным, на вопросы отвечал невпопад, очень спешил. Вы не знаете, почему?

АЛЕНА. Нет, все было нормально. Пришел с речки, лег спать. Все было хорошо! (Сергею) Правда? Ну скажи им!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Была ли какая-то причина у вашего сына покидать дом ночью? Утром он мог бы доехать до города на маршрутке. Зачем тратить на такси несколько тысяч? Куда он спешил? Может быть, у него какие-то дела в городе?

АЛЕНА (Сергею). Наверняка позвонил кто-то из города, он и сорвался. Наверное, дело там какое-то. (Сергею) Да? Ты как думаешь?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ночью? Чем занимается ваш сын?

АЛЕНА. Отцу помогает. Они скважины бурят.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В городе? По ночам?

АЛЕНА. Я не знаю.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Много набурили?

АЛЕНА. Я не знаю. Я в их дела не лезу.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сергей Николаевич, а вы чего молчите?

СЕРГЕЙ. Бур сломался.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что?

СЕРГЕЙ. Бур сломался, больше не бурили.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Чем занимается ваш сын? Чем на жизнь зарабатывает?

СЕРГЕЙ. У меня берет.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сам берет или вы даете?

АЛЕНА. Да вы что говорите? Конечно, дает! (Сергею) Ты же даешь, скажи им!

СЕРГЕЙ. Даю.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сколько даете? АЛЕНА. Да по-разному. Раньше немного, сейчас побольше.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Какие суммы, примерно? АЛЕНА. Да что вы мучаете нас! Скажите, что случилось? Зачем вам это все? ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сергей Николаевич, достаточно ли тех сумм, которые вы давали сыну, для покупки трех килограммов золота? По рыночным ценам это больше пяти миллионов рублей.

АЛЕНА. У нас нет таких денег. Это какая-то ошибка! (Сергею) Это же ошибка! Ты что молчишь?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сергей Николаевич, откуда у вашего сына могло взяться три килограмма золота?.. А? Сергей Николаевич?

СЕРГЕЙ. Понятия не имею.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что? Не слышу! СЕРГЕЙ. Понятия не имею.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В каких отношениях ваш сын находился с гражданином Еремеевым? СЕРГЕЙ. Кто это?

АЛЕНА. Так это же сосед наш покойный, Петр Михайлович.

СЕРГЕЙ. С кем?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С вашим соседом – Петром Михайловичем Еремеевым.

СЕРГЕЙ. С Михалычем?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да, с Михалычем!

АЛЕНА. В хороших отношениях, да у него со всеми были прекрасные отношения.

ПОЛИЦЕЙСКИХ. Нас не интересует, как со всеми. Нас интересует, как у него было с Петром Михайловичем Еремеевым.

АЛЕНА. Да прекрасно было!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что вы можете сказать относительно планов вашего сына занять дом Еремеева с целью создания там семейного гнездышка, так сказать.

АЛЕНА. Занять? Это как?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Купить за пять миллионов рублей, например.

АЛЕНА. Что-то припоминаю… Вроде, шутили они как-то с мужем, когда Петр Михайлович деньги им за скважину предлагал.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А не было ли у вашего сына конфликта с соседом по поводу нежелания последнего расставаться с фамильной собственностью, так сказать?

АЛЕНА. Да на что ему этот сарай! Он и приезжать сюда не любит. Пять раз позвонишь, пока приедет.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А перед последним его приездом вы ему звонили? Звали?

АЛЕНА. Перед крайним? Нет, он сам. Ни с того – ни с сего. Мы и не ждали.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вам знаком этот предмет?

 

Полицейский достает из портфеля и кладет на стол с глухим стуком фонарь.

 

АЛЕНА. Конечно, это наш фонарь. (Сергею) Это же твой фонарь.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Где вы его храните?

АЛЕНА. Там, на полке.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Когда вы в последний раз видели этот фонарь?

АЛЕНА. Когда свет отключали. Летом. Мы его достаем, когда свет выключают. У нас трансформатор старый, а летом дачников много, все телевизоры смотрят, холодильники работают. Свет часто выключается. А фонарь хороший, большой. Всю ночь светит.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Так и запишем – фонарь с лета вы не видели, верно?

АЛЕНА. Не видели.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Хорошо. Распишитесь здесь. И здесь. И вы тоже.

 

Алена и Сергей расписываются.

 

АЛЕНА. Теперь вы можете сказать, что случилось? Где он?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ваш сын в настоящее время находится в камере предварительного заключения. Он арестован. По подозрению в убийстве гражданина Еремеева Петра Михайловича.

АЛЕНА. Да что вы говорите? Какое убийство?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Умышленное.

АЛЕНА. Петр Михайлович задохнулся, на него крышка упала.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. На него упал вот этот фонарь. Прямо в затылок. Вскрытие показало, что смерть наступила не в результате удушья, а в результате удара тупым тяжелым предметом в затылочную область. Когда крышка упала – он был уже мертв.

АЛЕНА. Этого не может быть, это ошибка! Он спал дома! Всю ночь!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы не видели сына после того, как он вернулся с речки и заснул. Откуда вы знаете, что он делал ночью?

АЛЕНА. Он невиновен, поймите, зачем ему этот проклятый дом?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Когда произвели вскрытие, и выяснилось, что это убийство, подозрения сразу пали на него – слишком странным был спешный отъезд посреди ночи. Опросили таксиста, поехали к вашему сыну. На съемной квартире обнаружили три килограмма золота и это. Экспертиза подтвердила – удар нанесен именно этим фонарем. Как он у него оказался в городе, если должен лежать на полке в вашем доме?

СЕРГЕЙ. Он мог ночью что-то искать, с фонарем… А потом взял с собой, чтобы дойти до поселка. Было очень темно. Так и уехал с ним.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А что он мог искать? Золото? Может, у вас в тут Эльдорадо, Гохран, Форт-Нокс?

СЕРГЕЙ. Он мог просто взять фонарь, чтобы дойти до поселка. Темно же было, говорю.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Экспертиза подтвердила, что удар нанесен именно этим предметом. Если бил не он – то у кого фонарь был до его отъезда? Может быть, у вас?

АЛЕНА. Эксперты могли ошибиться.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Когда совпадений выше крыше – экспертам нужно доверять.

АЛЕНА. Не понимаю… Не понимаю… Не понимаю…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы поверьте, а поймете – потом. Ваш сын – убийца. И сядет надолго.

 

Полицейские уходят. Алена провожает их до двери и садится напротив Сергея.

 

АЛЕНА. Не понимаю… Не понимаю…Как ты мог! Как ты мог?! Стойте! Вернитесь! Это он! Слышите? Вернитесь! Это он!

 

Сергей хватает руку Алены. Держит ее. Она пытается вырываться.

 

АЛЕНА. Чудовище! Чудовище!! Лучше бы ты сдох! Слышишь? Ненавижу тебя! Чудовище! (плачет)

СЕРГЕЙ. Снег.

АЛЕНА. Что?

СЕРГЕЙ. Снег идет. Красиво, да?

АЛЕНА. Скажи им, что ты это сделал. Ведь это же ты его убил! Ты! Из-за золота. Он что-то узнал, да? И ты его убил! Не хотел делиться. Думал, что оно твое. Только твое. Ты ведь столько страдал. Столько мучился. Все потерял. А тут – золото! Вот оно – вселенское равновесие. Компенсация! Наконец-то! Ты ведь так думал, да?

СЕРГЕЙ. Я его вытащу. У меня есть деньги. Теперь я могу. Я все могу.

АЛЕНА. Если ты им не скажешь – я тебя убью! Крысиного яда положу. В кофе. Чтоб ты сдох! Сдох, как крыса.

СЕРГЕЙ. Крыс нету. Они сбежали. Они давно знают, чем все закончится. Вжик – и убежали. Откуда они все знают? Кто им говорит, что «Титаник» утонет? Бог говорит! Он и мне говорит. А тебе он говорит? Нееет. Потому что он говорит только крысам.

АЛЕНА. Спаси его, прошу тебя. Умоляю. Спаси нашего сына.

СЕРГЕЙ. Да, конечно! Я все сделаю. Вот только снег пройдет. Ты не волнуйся, хорошо? Это очень хорошо, это правильно! Мне нельзя говорить. Если меня посадят в тюрьму – кто нам поможет? Кто выручит? Надо концы искать, с адвокатами встречаться. Только надо в кафе встречаться. Кофе пить. Там крыс нет. Яд им не нужен. Адвокат взятку передаст. Себе оставит немного. Так надо. Ты не думай – он возьмет немного. И следователь возьмет. Если дать много – он возьмет! Ему надо много дать! У меня много денег! Я не успокоюсь, пока не вытащу Глеба. Ты не волнуйся только. У меня есть деньги. Пойдем, покажу. Пойдем! Я выпишу тебе пропуск.

АЛЕНА. Скажи им… Я… я очень тебя люблю!.

СЕРГЕЙ. Правда, у меня много денег. Пойдем в кафе. Я покажу.

АЛЕНА. Я люблю тебя. Ты же знаешь, что я очень тебя люблю.

СЕРГЕЙ. Это правда, я знаю. Это хорошо! Пойдем. Я покажу тебе кофе. Много кофе. Оно ваше! Это же все ради вас! Ради Олесечки. Я же все для нее сделаю. Все это – ради нее. Ты слышишь? Ради Олесечки. Мы обязательно ее вылечим. Слышишь?! Мы ее вылечим!

АЛЕНА. Она мертва… Ее нет... Олесечки нет... Твоя дочь мертва.

СЕРГЕЙ. Она любит снег. Где ее санки? Ты не выбросила санки?

АЛЕНА. Выбросила. Давно.

СЕРГЕЙ. А куда ты их выбросила? Я схожу, поищу. В кафе? Мы сходим с Олесечкой в кафе, хорошо? Я возьму ей мороженое, она любит мороженое.

АЛЕНА. Ты не пойдешь с ней в кафе.

СЕРГЕЙ. Почему? Она получила двойку, да, я знаю. Ты не ругай ее, хорошо?

АЛЕНА. Олеся умерла.

СЕРГЕЙ. Неправда, она там. Она спит.

 

Сергей медленно идет к ширме. Заглядывает за нее.

 

СЕРГЕЙ. Зачем ты меня пугаешь? Олесечка, мама хотела меня напугать. Ты же знаешь, это все ради тебя! Ты мне веришь? Доченька, ты мне верь, хорошо? На улице снег. Ты ведь любишь снег. Хочешь посмотреть? Там очень красиво. Посмотри.

 

Сергей отодвигает ширму. За ширмой никого и ничего нет.

 

СЕРГЕЙ. Красиво, правда. Хочешь посмотреть поближе?

 

Сергей наклоняется и берет «дочку» на руки.

 

АЛЕНА. Не надо. Я прошу тебя.

СЕРГЕЙ. Мама не любит снег. Она любит море, тепло, чаек, дельфинов. Тебе видно? Снег будет идти долго-долго. Мы будем с тобой смотреть на него. Вместе. Мы теперь всегда будем вместе.

АЛЕНА. Прекрати. Она мертва, ты слышишь? Я все знаю! Я не верила, не хотела верить. И ты это все сам устроил, когда я заболела. Когда Олесечка умерла.

СЕРГЕЙ. Ты заболела. Конечно, я помню. Тебе нельзя волноваться. Дима сказал. Мы с ним договорились, что он будет приходить.

АЛЕНА. Я знаю, ты ему давал денег. Я видела. Чтобы он делал вид, что Олесечка жива. Ради меня. Чтобы я верила, что Олесечка жива. Я верила.

 

Алена идет к телефону, набирает номер.

 

АЛЕНА. Дима, здравствуйте. Это Алена. Прошу, пожалуйста, скажите ему, скажите… что… Олеси нет… Я знаю… Да, я очень вам благодарна… Хорошо… Возьми трубку.

 

Сергей подходит к телефону. Алена прикладывает трубку к его уху. Сергей долго молчит.

 

СЕРГЕЙ. Это неправда. Когда ты придешь – ты поймешь, что это неправда. Я не хочу с тобой разговаривать. Ты не читал «Гамлета». Ты ничего не понимаешь. Я не буду с тобой разговаривать. Я не хочу. Мы смотрим на снег. Он скоро кончится. Не приходи больше. Она тебя боится. Ты страшный. Она говорит, что у тебя клыки. Большие. Она их видела, когда ты улыбался…

 

Алена кладет трубку.

 

АЛЕНА. Олесечка, ты не проголодалась?

СЕРГЕЙ. Доченька, что ты хочешь?

АЛЕНА. Я пожарю картошку.

СЕРГЕЙ. Отлично! Она очень любит картошку.

АЛЕНА. Положи ее, пусть отдохнет.

 

Сергей относит «дочку» обратно туда, где стояла ширма. Алена ставит ширму на прежнее место. Потом достает картошку, чистит ее. Начинает плакать. Бросает картошку и в рыданиях выбегает из дома. Сергей начинает что-то искать. Заглядывает на полки. Находит веревку. Вяжет петлю. Смотрит на потолок. Ставит стул, привязывает веревку к балке и накидывает петлю себе на шею. Вдруг открывается дверь и входит батюшка.

 

БАТЮШКА. Не дури, слышишь?

СЕРГЕЙ. Я знаю ответ!

БАТЮШКА. Слезай, говорю.

СЕРГЕЙ. Я знаю правильный ответ!

БАТЮШКА. Аллиллуйя. Ты сейчас слезешь и расскажешь, идет? Нельзя умирать, оставляя мир в неведении. Нехорошо. Вот так, давай мне веревку. СЕРГЕЙ. Вы же тоже знаете. Вы все знаете, батюшка. К нему тоже приходил священник?

БАТЮШКА. Откуда бы у него взялась веревка.

СЕРГЕЙ. А деньги?

БАТЮШКА. Коллега их потом рассыпал, когда уходил. Так более художественно.

СЕРГЕЙ. Зачем?

БАТЮШКА. Когда б вы знали, из какого сора растет мораль, не ведая стыда. И крик петуха, и веревка, и деньги – все это часть Замысла…

СЕРГЕЙ. Как мне теперь жить? Я не смогу.

БАТЮШКА. Сможешь. Это тоже часть Замысла. Не такого глобального, конечно. Как у него. Так и ты – не он. Не по сеньке шапка.

СЕРГЕЙ. Я погубил столько людей. Как я могу жить после этого?

БАТЮШКА. Никто не облегчит твои муки. Ты сам все знаешь! Но от этого не легче.

СЕРГЕЙ. Знаю, Михалыч хотел к своей Люсеньке, он сам хотел к своей Люсеньке. Он ведь хотел этого? Но почему я?

БАТЮШКА. Ты все знаешь сам.

СЕРГЕЙ. Да, знаю… Это из-за Глеба. Я видел, как его убивают. Ведь его убили бы?

БАТЮШКА. Да, и пришлось бы душе отправляться на штрафной круг. Ты сам знаешь, что однажды он тебе скажет…

СЕРГЕЙ. Тсссс! Знаю. Но сейчас я должен быть чудовищем. Для всех!

БАТЮШКА. И для себя. Важнее всего – оставаться чудовищем для самого себя. Я тебя научу. Это нетрудно. Станиславский говорил – надо идти от внутреннего к внешнему. Стань чудовищем для самого себя, тогда и другие увидят чудовище.

СЕРГЕЙ. У Иуды получилось. Хорошо получилось. Талантливо.

БАТЮШКА. Он был крут. Поэтому двадцать веков – ни одного памятника! Ни одной иконы. Он крут! Двадцать веков за все хорошее, против всего плохого. Все работает, как часы – проклинаем тех, кого должны боготворить. Верим в черное и белое. В любовь и смерть. В добро и зло.

СЕРГЕЙ. Я справлюсь.

БАТЮШКА. Знаю.

СЕРГЕЙ. У меня есть просьба. Я все смогу, я справлюсь. Но пусть – ОНА не верит.

БАТЮШКА. Она не верит.

СЕРГЕЙ. Почему?

БАТЮШКА. Ты знаешь сам.

СЕРГЕЙ. Знаю.

БАТЮШКА. Иди к ней.

 

Затемнение.

 

Клинообразный выступ в месте слияния двух рек. На краю выступа – Алена. Сзади к ней подходит Сергей и берет ее за руки. Она поднимает руки, словно крылья. Они стоят с раскинутыми руками. Алена начинает опускаться вниз, скатываясь по нему, как слеза – обнимая его и целуя. Она падает перед ним на колени, обнимая и целуя его ноги. Сергей остается стоять с раскинутыми руками. Он смотрит на жену.

 

ЗАНАВЕС.