19 марта 2024  08:20 Добро пожаловать к нам на сайт!
Крымские узоры

Константин Вихляев


Константин Вихляев (Крым, г. Ялта) – поэт, автор песен, прозаик, эссеист, руководитель клуба авторской песни, организатор концертов авторской песни, организатор «Ялтинского фестиваля авторской песни». Родился 26 ноября 1954 года. Закончил Донецкий институт советской торговли (экономист, 1984 год), Одесский государственный университет (математик, 1995 год). Работал замом директора, начальником отдела кадров, завхозом, электросварщиком, штукатуром, плиточником, "челноком", учителем истории, математики, завучем, художником-оформителем, музыкантом, экспедитором. В 1995 году, на заре совкапитализма, некоторое время жил в Одессе, зарабатывая на жизнь торговлей «импорта» с Малой Арнаутской. Там познакомился с Виктором Байраком, которого до сих пор считает своим «крестным отцом» в авторской песне. Затем нашел в Симферополе клуб авторской песни «Таласса», куда нередко ездил из Рыбачьего. В 2002 году переселился в Ялту, женился на замечательной женщине – Юте Арбатской. Возродили Ялтинский КСП. Лауреат фестивалей в г. Ялта, Симферополь, Сумы, Одесса. Автор музыкальных альбомов «Чатыр-Даг», «Неразменный пятачок», «Сад камней», «Ассоциации», «Зачерпни воды из родника». Автор сборника стихов и песен «Мужской каприз», книги поэзии «Безветрие», книг философской прозы «Тетради Авроры» и «Сиам-JAZZ», книги «Розовый сад русского дворянства».

СТИХИ

***

Если голос свободы проплачен,
Результат не достоин похвал.
Соберемся, друзья, и поплачем,
Что не мы сражены наповал,

Что не нас отпевали под флагом,
Не бросали цветы на гробы.
Может быть, под каким-то рейхстагом
Мы еще разобьем себе лбы.

И пока остается надежда
Где-то головы наши сложить,
Между Богом и Дьяволом между
Будем в горле у жизни першить.

Мантра палача

Повешу царицу, царя обезглавлю,
Но душу не тронет слеза.
В моем королевстве есть правило слабых:
Шестерка главнее туза.

Мне тоже не нравится нож гильотины,
Удавки фатальная нить,
Пускай я считаюсь последней скотиной,
Но кто-то ведь должен казнить!

***

Будем радоваться. Будем злиться.
Будем ветер качать в губах.
Будем морды менять на лица,
Вышивая тату на швах.

В разночинцы пойдет разносчик,
В терапевты подастся псих...
Я целую святые мощи,
Умоляя спасти других.

***

Карманное счастье: в цветах пламенеть,
Доде перечитывать с горя,
Разлапистым кедром звенеть-зеленеть
У самого синего моря.

Карманная вера – такая же муть,
Карманная слава – путана.
Но как ни пытаюсь себя обмануть,
Никак не прожить без кармана.

***

В сказочном Зальцбурге в ночь Всех Святых
На лютеранском погосте
Замерли в отблесках свеч золотых
Окаменевшие гости.

Кто здесь усопший, а кто здесь живой? –
Все в полумраке двулично.
В споре со смертью – итог нулевой:
Минус и плюс симметричны,

Есть только образ, опять-таки ноль,
Тот, кому молятся числа.
На языке ощущается соль
Города, времени, смысла.

В заспанном Зальцбурге звон, звон…
Колокол бьет равномерно,
В лодке ночной – Амадей и Харон,
Только они и бессмертны.

Алупкинский парк

Парк ночной, благоуханный,
На террасе дастарханной
Дремлют каменные львы.

Сонно все, неговорливо,
Даже лунное огниво
Гаснет в сумраке листвы.

У высоких стен свинцовых
Бродят тени Воронцовых
Меж япончатых мимоз,

А за ними, глядя в небо,
Семенит садовник Кебах
В ароматах чайных роз.

Душно в воздухе прогретом…
Под китайским кабинетом
Тают призраки дворца.

Спят жасмины и спиреи,
Звезды падают в аллеи,
Этой ночи нет конца.

Одиноко крикнет совка,
Сторож спит, и спит винтовка –
На дворе двадцатый год,

И, спасая от порубки
Парк божественной Алупки,
Сам Господь идет в обход.

Настурция


Настурция сбросила звоны, -
Чудачка, ведь лето еще!
Зеленое стало зеленым,
А красное – наперечет.

Цветочные тряпочки эти
Беспомощно вянут в траве,
И взгляды прохожих, как дети,
Вприпрыжку бегут по листве,

Лелея надежду увидеть
Хотя бы один граммофон:
Ведь август нельзя ненавидеть
За то, что кончается он.

Все души цветов, умирая,
Взлетают в свои небеса.
В тиши ароматного рая
Неведомы их адреса.

Мы в парке гуляем с тобою,
Настурций кусты на пути…
Любовью своей дождевою
Поможем же им зацвести,

Пошлем поцелуй Артемиде,
Чтоб цвету повторному быть, -
Ведь август нельзя ненавидеть
И, как человека, убить.

О, люди, красивые люди,

Отцветшие рано, не в срок!

Как ценен и как многотруден

Повторного счастья цветок!

Когда обезвожены корни

И осень близка – се ля ви,

Мы просим у неба покорно

Живительной влаги любви.

Грядущее нам не увидеть,

Отцветшее не воскресить,

А все же нельзя ненавидеть,

Покуда возможно любить.

Розы Константина Коровина


Коровинский Гурзуф, коровинские розы,
В букетах на холстах – шаляпинские позы:
Печаль с бравадой пополам.

Полуденный левант качает занавески,
По улице бредет июль в турецкой феске:
«Салам!», – «Алейкум ас салам!».

Врывается в окно восточный дух базарный, -
Лавандовый, густой, фруктово-скипидарный,
Дробится в гуле слово «гюль»,

И хочется писать до дрожи, до невроза
Не море, не Гурзуф, а голубые розы:
«Продай букетик роз, июль!».

Но нет в продаже роз на рынке возле дачи
Ни белых, ни цветных, а голубых – тем паче,
А краски просятся на лист.

Сапфировая даль не утоляет жажды,
И ставится в кувшин букет цветов бумажных,
И розы вновь выводит кисть.

Барселона


Когда помидор каталонского солнца
Достигнет размеров тарелки с гаспаччо,
А запах безделья, магнолий и йода
Омоет вершину горы Тибидабо,
Отпев на коленях воскресные мессы,
На улицы хлынут потоки меланжа,
Заполнив глазами проулки и скверы.

На площади у кафедрального храма
Танцуют сардану, танцуют свободу,
Не веря, что круг этот тоже порочен,
А дальше, за площадью, шумная Рамбла
Уже собирает зевак с кошельками,
Торговцев цветами, воров и фанатов
Футбола, Колумба и Черной Мадонны.

И все эти люди, их пятна и тени,
Счастливые лица и грустные лица
Проходят сквозь стены, врезаются в память.
И память-птенец оперится к полудню,
А после сиесты она уже – птица,
Не мироточивая женщина-птица,
Которая прячется в струны и струи,
А та, изваянная в шелковом камне,
Что правит осанку детей Арагона.

Энтропия


Физика и караоке: что общего?
Мысли амебообразны...
Какая огромная площадь!
Какие названия разные!

Мир кружится вокруг центра,
Единственного, как я,
Имя которому «энтро-
Пи-пи-пи-я».

***

Фарфор Серебряного века –
Так хрупок, так прозрачен он.
Что вдохновенье человека? –
Звон. Но какой! Волшебный звон.


Кому в мансардах разогретых
Стихи на блюдцах остужать
И в губы белые поэтов
Еще при жизни целовать?


Кому под белые креманки
Стелить дворянские мечты?
И на голодном полустанке
Сжигать тетрадные листы?


Секли осколками «максимы»
Не из фарфора – из свинца.
На время век прощался с Крымом,
Но нет у времени конца.


В трущобах русского Белграда,
Харбина, Лондона, Афин
Меняли царские награды
На хлеб для восковых графинь,


Стрелялись, вспарывали вены,
Все отдавали без стыда,
Но томик Пушкина бесценный
Не продавали никогда.


А здесь, в дымах своих сиреней,
В бараках дальних лагерей
Мы умирали от ранений,
Сражаясь с Родиной своей...

Фарфор Серебряного века
Хрустел под тяжестью сапог
И с каждой юбилейной вехой
Все глубже уходил в песок.


Что поколенью Интернета
До поколенья серебра?
Все непременно канет в Лету:
Стихи, фарфор, et cetera.


Любому веку - свой Иуда,
Любой идее - свой Прокруст.
В эпоху разовой посуды
Любимый звук – не звон, а хруст.


Смакует новости бомонда
Свобод не знавшая страна,
И на обломках генофонда
Никто не пишет имена.

***

Неторопливые шаги,

Неразличимые движенья, –

Так идут наши супружеские дни.

Мы два часа как не враги,

И в знак вечерних примирений

На кухне лепим пельмени,

А получаем пироги.

И заполняет окоем,
Тайком подглядывая в спальню,
Осенний дождик за окном.
Весь день звонящий телефон
Сосредоточенно серьезен,
Влетают светлые стрекозы,
И оживает Мендельсон…

***

Работа – варикоз вздувает вены в крыльях,
Кукуют времена, и тает снег грехов,
Но под моей шагреневою кожей крокодильей
Еще не лопнул тромб таинственных стихов.
Тех правильных, единственно моих гробовщиков.

***

Птица вьется, вьется, вьется,
знамя бьется на ветру.
Счастье пулей не дается,
да и где оно в миру?

Медсанбат переезжает,
в бричках стонущий народ,
остановка небольшая,
и опять вперед, вперед.

Госпитальная повозка
на ухабах скрип да скрип,
медсестра-орденоноска
под шинелями не спит.

О любви она мечтает,
потому и не уснуть...
Гул моторов нарастает,
Жить осталось пять минут,

Стоп, механик! Кинопленку

На сто лет вперед крути!..

Те же грезы, кровь, сестренка,

Та же смертушка летит.

Rado Laukar OÜ Solutions