АНТОЛОГИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО ПОЛУФАБРИКАТА

или

КРЫМСКИЙ СТËБ

О КНИГЕ.

«Очень своевременная книга!».

В. И. Ленин

ОБ АВТОРЕ.

Многоликая и разносторонне одаренная личность с труднообъяснимым прошлым и непредсказуемым будущим, отягощенным бесконтрольными вспышками интеллекта. Родился в прошлом веке в семье мужчины и женщины. Ходить, говорить, шутить начал одновременно. Расхохотался лишь в 2005 году, начав знакомиться с продукцией коллег по словоблудию. Сразу захотел по-большому. Писать. Последствия перед Вами.

Когда-то был молод и красив, теперь - только красив. Не женат, но уже обожает будущую тещу. Характер умеренный, местами до сильного с порывами от Эдиты Пьехи до «иди ты на…». С окружающими близок до беспредела в разумных пределах. Связей, порочащих его, имел, но не любил два раза. Моет руки перед едой.

ВСТУПЛЕНИЕ.

Знаете, все в этом мире – «палка о двух концах». Иногда думаешь, все ли было плохо при наличии цензуры? Сегодня ее нет. Сочиняй любой непотребный бред, плати деньги, издавайся тиражом 100-500 экземпляров, раздаривай знакомым (кто ж бред купит?), включай в новую книгу половину из предыдущей, повышая тем самым количество изданных, надувай щеки, называясь поэтом с десятками книг, получай за это премии местного разлива, самоутверждайся, короче, как хочешь. Если раньше терпела только бумага, то сейчас терпит еще и Интернет, который вообще бездонный. Вот и развелось «рукоблудов от пера». Впрочем, нет худа без добра; жить стало веселее. А был бы жив Александр Иванов, – стал бы мультимиллионером.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Все тексты, послужившие предметом пародий, с точки зрения правописания соответствуют оригиналу и скопированы буквально.

ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ.

Книга целиком издана на средства пародируемых авторов строго пропорционально количеству пародий, написанных на одно лицо, за что от автора респект и уважуха.

ПРОЛОГ.

«Называть себя поэтом – нескромно. Это все равно, что представиться: «Очень хороший человек».

Е. Евтушенко

«Можно быть замечательным поэтом, но писать плохие стихи».

А. Ахматова

ЭПИГРАФ.

«Есть только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. Хотя насчет Вселенной я не вполне уверен».

А. Эйнштейн

«Чувство юмора — красивая вывеска для наших достоинств и надежная занавеска для наших недостатков».

Кто-то

Александр Загорулько.

Начинал скромно окулистом-урологом. Ничто не предвещало беды, пока к нему на прием не попал поэт с диагнозами:

1. Шизофрения.

2. Мастопатия.

3. Идиосинкразия.

4. Вода в колене.

5. Тараканы в голове.

6. Седина в бороде.

7. Бес в ребре.

8. Словесный понос.

9. Запор мысли.

10. Саблевидная голень.

11. Седловидный нос.

12. Волосатая рука.

13. Заячья губа.

14. Волчья пасть.

15. Грудная жаба.

16. Лысое темя.

17. Сучье вымя.

После этого решил стать патологоанатомом и поэтом, дабы любыми доступными средствами ковыряться в природе словесности. Хронологически же, по версии самого Александра, выглядело все следующим образом.

«Мать-природа – не свистулька!

Нынче я уверен в том:

Я рожден как Загорулько,

Александром стал потом».

Не смог удержаться.

Эволюционная.

Роды – это не бирюльки.

Как-то раз на этот свет

Загорулько с загогулькой

Появился, как эстет.

Вот крутящего всем дульки

Александром нарекли,

Сердобольные бабульки

В детский садик повели.

Годы шли. Случилась мулька, –

Этого никто не ждал, –

Наигравшись со свистулькой,

Саша грамоту познал.

Перестал ходить на гульки

И работа нипочем.

Стал поэтом, елки-бульки.

Но читатель здесь причем?

И понеслось. Особенный отпечаток на творчество Александра наложило высшее медицинское образование. Отсюда и чуткое прислушивание к собственному организму.

«Что-то я раздухарился

Как кот Васька во дворе –

Это значит: притаился

Камень в желчном пузыре».

Пришлось назвать пародию

Диагностическая.

Что-то перевозбудился,

Женский взгляд опять пленит.

Не иначе обострился

Застарелый простатит.

Что-то хочется напиться

И на море в Партенит.

Верный признак: обострится

Тихо дремлющий гастрит.

Закурю – стенокардия,

Лягу – остеохондроз,

Выпью – сразу невралгия,

Выйду в город – кандидоз.

Впрочем, придержу интригу

И закончу, как герой:

Напишу об этом книгу, –

Будет полный геморрой!

На этом околомедицинская тема не заканчивается, и автор под любым предлогом возвращается к ней.

«Как нежно герпес опоясал спину!»

Никогда бы не пришло в голову так поэтично воспевать такую паскудную заразу. Но ведь говорят же, что можно спеть даже телефонный справочник.

Рекламная.

Как нежен герпес, как лишай тактичен,

Как возбуждает энтероколит,

А токсикоз так чуток, романтичен,

Как трепетный и сладкий дерматит.

Педикулез, как прежде, сексуален,

Всегда проникновенен лямблиоз,

Трихомоноз, что чувственно подарен,

А с ним и старый добрый гельминтоз.

Экзема и микоз так эротичны,

Так искренен и ласков псориаз,

Что быть здоровым просто неприлично.

У Загорулько сделайте заказ!

А как Вам новое в анатомии?

«И дама изящно на веках подправила тушь…»

Мне почему-то казалось всегда, что она обычно на ресницах бывает. Хотя кому нынче можно верить?

Бракодельная.

Бедняжке не везет. Из уха кроет матом,

Помада на груди, дрожат колени рук…

Как хорошо, что я – патологоанатом,

А не какой-то там пластический хирург.

Особая, заслуживающая отдельного разговора, тема для многих людей, называющих себя мастерами художественного слова, – интимные взаимоотношения с русским языком. Этот животрепещущий вопрос не обошел вниманием и наш уважаемый автор.

«В завываньи метелей и пург…»

«Царь оперся ладонью на Польшу…»

«Потому что любовь нужен людям…»

«По просторам саваннов и прерий…»

«Стая разномастный кораблей…»

Не прошел мимо.

Великодушная.

Царь конкретно на Польшу не ложит

После русский тайгов и пургей.

И к поляке любовь нужен тоже,

Хоть и меньше у них просторей.

Или, примерно, на ту же тему.

«Из полу-тьмы, из полу-света…»

«Неумехи-хлопцы…»

«Не из сорви-голов…»

«Вверх взмывайте по-скорей!»

«И на площади Сан-Марко…»

«И гребец в ней паренек по-жиже…»

«Не ходи в Мулен-Руж…»

«Есть в Киеве роли по-пьедестальнее…»

Полупародия.

Полупоэт в полу-одежде

Полустихи полуписал.

Полупитал полунадежду

Полупопасть на пьедестал.

Обычных знаков препинаний

Он не любил употреблять,

Зато без всяких колебаний

Везде любил «тире» вставлять.

А такие шедевры?

«И созвездия в небе качнуться…»

«Плюнте на свою кормушку…»

«Вновь корида с мальчиком-тореро…»

«И никому не ведомая малость…»

«И что-то вам кричал в догонку…»

Слава Богу, что при наличии званий главного патологоанатома Минздрава Автономной Республики Крым, доктора наук, профессора, заведующего кафедрой Крымского медуниверситета, члена Международной Академии патологоанатомов, члена Союза писателей, Лауреата премии АРК (не уверен, что перечислил все), никто не заставляет время от времени экзаменом подтверждать свое лояльное отношение к великому и могучему.

Демонстративно-принципиальная.

Пегас поэта не осудит,

Его не перевоспитать.

Не хочет он, да и не будет

По-русски грамотно писать.

Здесь уместно вспомнить и «трибуна революции», который в свойственной ему манере возлюбил богатейший язык межнационального общения. Возможно, он, ознакомившись с рожденным в муках продуктом творчества нашего героя, ответил бы…

Подражательная.

И будь я хоть негром преклонных годов,

Носящим притом портупею, –

Я идиш бы выучил только за то,

Что русский намного сложнее.

Кстати, о площади Сан Марко. Сидел как-то на ней Александр Кимович и наблюдал картину, которую не смог не отобразить в своем творчестве.

«И кормит голубей с руки

Толпа бессмысленных японцев…»

Такую уникальную характеристику захотелось развить и мне.

Переосмысленная.

От Родины вдали живут другие музы:

Абсурдный папуас, внезапный алеут,

Осмысленный араб, глубинные французы,

Замысловатый серб, бессмысленный якут,

Вербальный эскимос и вздыбленный болгарин,

Бесспорный киприот и смысловой поляк,

Абстрактный белорус и образный татарин,

Бессвязный гагауз, избыточный словак,

Сумбурный ирокез, безвыходный малаец,

Беспочвенный индус, умышленный еврей…

Ну, ладно, отвали, двусмысленный китаец, –

Немыслимый поэт докормит голубей.

Кстати, тема переосмысления вчерашних событий и утреннего стыда за них извечно сопутствовала менталитету славянского человека. Задавал себе подобные вопросы и Александр Кимович.

«Неужто я, наутро отупевший,

С пустой башкой от скотского питья,

От похоти и дури не прозревший,

Стал жить, как жил? Неужто то был Я?»

Как не успокоить человека, находящегося в состоянии подобной душевной паники? Что ж мы, господа, – звери, что ли?

Реабилитационная.

Ты – не такой. Ты – белый и пушистый.

Ты – не сторонник низменных интриг.

А тот, – подонок грязный, неказистый, –

Плод «белки». То – эфирный был двойник.

Известно, что многие люди творческих профессий иногда создают свои произведения в состоянии измененного сознания, прибегая к разного рода стимуляторам. Трудно заподозрить в этом цитируемого автора, однако «из песни слов не выкинешь».

«Напрасный труд – понять язык травы

И тайные желания форели…»

«И все-таки как мило и забавно

Хоть иногда шутить с самим собой!»

Рецептурная.

Берем сто граммов водки, пару спелых мухоморов

И через полчаса трава расскажет обо всем.

Деревья – обхохочешься, форель – вообще умора,

А чтоб домой вернуться – аэробус тормознем.

Тема творческого поиска, стремления к самосовершенствованию, поэтической неуспокоенности и гражданской ответственности служителя муз очень близка Александру Загорулько. Поэтому мы встречаем у него такие строки.

«В глухих чащобах редких слов,

В пустых степях местоимений…»

«Слова бессмысленно звенят,

Как колокольчики на елке».

«Муха, попавшая в сметану,

Трансформирующуюся в творог…»

«Как много бестолковых слов,

Как мало настоящих строчек!»

«Ах, если бы запомнили

По точкам-запятым!

Но лучше быть непонятым,

Чем просто понятым».

«Рискуя налететь на риф,

Всю жизнь над словом бьюсь!

Я не боюсь банальных рифм –

Безмолвия боюсь!»

Серьезная тема. Призадумался я, что бы тут можно ответить. И вдруг – удивительная вещь! Ответ нахожу у самого же автора! Первый раз получилась эдакая автопародия. Редкий случай. И сочинять ничего не пришлось.

Автопортретно-самокритичная.

«Есть все: игра и блеск ума,

И каламбуров кутерьма,

И грез полна ночная тьма,

Строки изящная тесьма,

Тюрьма и горькая сума,

Святая Русь и Кострома,

Наборы «звезды-ночь-зима»,

Комплекты «кровь-любовь-хурма»,

Стенания: «Сойти с ума!»,

Осточертевшие дома…

Все это есть. Стихов «нэма»!»

Валерий Митрохин.

Родился в эпоху недоразвитого социализма и, не приходя в сознание, приступил к работе. Прошел большой путь от сперматозоида до несостоявшегося убийцы Фрейда. В детстве на вопрос о национальности отвечал: «А если да, – так что?»

Трудовой путь начал в качестве человека с чайником в Смольном. Работал кукурузоведом колхоза «Высокий початок» в г. Оймякон и систематизатором статистических данных об идиотах Крымского Управления статистики.

В жесткой и бескомпромиссной борьбе с талантом за читателя всегда проигрывал нокаутом во втором раунде. Хотя объем библиографии превышает в сумме написанное Б. Шоу и В. Шекспиром, что достигнуто, видимо, миллионными тиражами публикаций в популярнейших изданиях типа «Китобой Закавказья», «Банановодство Заполярья» и «Хлебороб Оклахомщины». В то же время полностью соответствует определению Станислава Ежи Леца: «Быть может, Муза и вправду со многими спит, но потомство имеет лишь от немногих».

Владеет русским со словарем, имеет опыт сурдоперевода для глухонемых афганских борзых. Хобби: подглядывание за проезжающими трамваями, получение удовольствия от спаривания хомячков, инсценировка раздумья.

Прямо не знаю, с чего начать. Плодовитый деятель, мечта пародиста. Ладно, пойдем без хронологии.

Заметил, что многие «рупоры эпохи», к каковым себя причисляют, страдают массой комплексов, которыми стремятся непременно поделиться с читателем, вызывая тем самым, в лучшем случае, сарказм, если не жуткий хохот. Некоторая эстетическая недоразвитость мешает осознать разницу между душевным стриптизом и психологическим эксгибиционизмом. У Митрохина тоже есть таких «фишек». К примеру.

«Змея, сосущая малину…»

«Вечной жизни горький сок – на висок и на сосок».

«Сосцы, что как плоды шелковицы…»

«Истощенные жаждой сосцы…»

«Сосцы и грудь – два солнечных крота».

«Тут зимы коротал Гирей, сосал кальян…»

«Чтоб не сосало под ложечкой, с ложечки мед обсоси».

«Эти острые коленки, эти острия сосцов…»

«Виноградные сосцы – наслаждения истцы».

«Сосет змея его плоды…»

«На девических сосках принесла морскую пыль».

«Переполненный сосуд пчелы райские сосут».

«…Мне напомнили полные медом сосцы».

«Пока сосут коренья красный камень…»

«Зерна сосца, полные сока земного».

«Мы жили, оба припадая к сосцам средь ночи и чуть свет».

«Сосет сады омела…»

«Темнеют у каштанов почки, как материнские соски».

«Теплы сосцы Кассиопеи».

«Сосцы ее, как финики, медовы».

«Эти очи и эти сосцы…»

«Он сосцы так нежно треплет».

«Обжимая взасос волнолом».

«…Что сосцы молоком бесконечно будут течь…»

«…Чтоб к сосцу приложить наше чадо…»

«Луны ореол и сосца ареола святая…»

«Грудному ребенку – сосок».

«Южным ветром обсосанный лед…»

Как говорится, без комментариев. Хороша подборочка? Фрейд в гробу переворачивается. Я пошутил в подражание Баркову с заголовком

Соском к соску соска не пососать.

О, Божий мир, как всем неймется!

Сосется зверь, сосется скот,

В нем все животное сосется.

Сосутся птицы всех пород,

Сосутся все! Сосется гнида,

Сосет медведь, тюлень, олень,

Сосет и бабка Степанида,

Сосутся все, кому не лень!

Слон насосался с крокодилом,

И даже вошь сосцы сосет,

На пару с синим гамадрилом

Сосет в пучине кашалот.

Осел сосет своей ослихе,

Сосет на крыше воробей,

Подсасывает муравьихе

Даже нескромный муравей.

Сосать – нелегкое занятье:

Вдруг недовысос, недовсос.

Не пососав лет десять, братья,

Нельзя досасывать подсос.

Нельзя подсасывать в присосе,

Нельзя присасывать чуток,

Чтобы не выглядеть в засосе,

Как пересосанный сосок.

От недососа жизнь страхуя,

Сосать рекомендую всем.

Везде, всегда и все сосу я

И не болят соски. Меж тем,

Начав однажды с детской соски,

Не насосавшийся всерьез,

Люблю засасывать присоски,

Как высосавшийся насос.

И я сосал порой несносно:

Вот недососанный носок…

Бывало, и рыдал засосно

В недоприсосанный сосок.

Благословен всегда сосущий,

Посасывающий взасос,

И всяк, соски свои несущий

На самовысос, самовсос.

Повсюду нас соски прельщают,

Манят к себе толпы людей,

И груди в воздухе летают,

Как по сараю воробей.

Сосок – создание природы

И он же – символ бытия.

К нему стремятся все народы,

Как будто пчелы из улья.

Сосок! О, жизни наслажденье!

Сосок – вместилище утех!

Сосок – небес благословенье!

Соску и кланяться не грех!

А какой же поэт без мании величия? Это мы быстренько и не один раз.

«Выкопав из-под земли

Клубни синего картофеля –

Эти яйца мефистофеля –

На костре мы испекли».

«На обезбоженном Олимпе

Хозяйничает Некто в нимбе.

Его я за подол треплю…»

Чего только с людьми не бывает!

Бомондовская.

Он дергал Бога за штаны,

И, хлебные презревши крохи,

Вкус гениталий Сатаны

Успел познать гурман Митрохин.

Иногда Валера, конечно, прозревает и его пробивает на самокритику, но это ненадолго.

«Поэзия в провинции пылится.

Стихи мои не признаны в столице».

Не все так плохо в столице, оказывается!

«Дожил. Стихов не печатает пресса.

Нет у читателей к ним интереса».

Ну, почему же. Просто, слава Богу, не везде дураки сидят.

«Теперь мой слог коряв».

Ну, почему же только теперь?

«Спустя семь лет, я перечел стихи.

Огрехи – не прощенные грехи!»

Иногда чтение может становиться причиной развития мозга. А уж нагрешил ты, родной, на сотню жизней вперед!

«На деньги, что мне заработало слово,

Я не построил ни дома, ни дачи…»

Ну, какое слово, – такая и стоимость. Да и мало знать себе цену - надо еще пользоваться спросом.

Отказная.

И двадцать лет проблемы не решают,

Когда диагноз цепок и устойчив.

В столице же своих больных хватает.

Да и читатель слишком переборчив.

Тяжелое детство и, как результат, отсутствие тяги к знаниям приводит к весьма приблизительной ориентации в географии, мерах величин и прочей ерунде.

«В струе неистощимого Гольфстрима

Мелькает лик разгоряченный Крыма».

«Искажается орбита каждый век на полкарата».

«И опека быстрее парсека».

Географически-метрическая.

На Колыму, что на Канарах,

Решил поехать отдыхать

Митрохин весом два гектара

И ростом унций двадцать пять.

Еще очередной эксклюзивчик для обладателей нетрадиционной интеллектуальной ориентации.

«Идя по краю мира, где рядом день и ночь,

Несет ко мне Людмила на левом локте дочь».

«Поцелуй меня как птицу в самый клюв.

Поцелуй меня в ключицу – крыльев ключ».

«Пью из чашечки коленной».

Все-таки ничто так не украшает человека, как дружба с собственной головой.

Ночной кошмар Пикассо.

Придерживая клювом на левом локте дочь,

Пытается мне Люда с метафорой помочь.

На плечевом суставе рюмашку поднесла,

Меж ребрами заветный огурчик припасла.

Ключицею в затылке небрежно постучав,

Переднею рукою лопатки причесав,

Гортань перевернула, глаголами звеня.

Такая вот поэма, такая вот х..ня.

Полная дискредитация поэтов как класса выглядит в исполнении Митрохина следующим образом.

«Оказалось: поэты плохие мужья.

Оказалось: поэты плохие друзья.

Оказалось: они и отцы никудышные».

Это точно. Хуже умных врагов могут быть только хитрожопые друзья.

Вопросительная.

Какой-то явной у поэтов

Нет отличительной черты.

Быть может, утверждая это,

Всех по себе равняешь ты?

По собственному признанию Митрохина,

«Всегда от одиночества меня спасало творчество.

От горя отвлекало поэзии лекало.

Рифмованные строфы – спасли от катастрофы.

Поэзия моя – примета бытия».

Вот мне и кажется, что, судя по написанному Валерием, – все его бытие – это сплошное одиночество, горе и катастрофа.

И снова вольная трактовка сразу нескольких научных дисциплин из курса средней школы.

«Вот явилась весна. Улыбаются бабы.

В африканской саванне цветут баобабы.

Соловей разгоняет ночную тоску».

Сомнительная.

Если б лыбились бабы, где цветут баобабы, –

Соловей разгонял бы тоску им едва бы.

А когда соловей нашим бабам поет, –

То в саванне уже баобаб не цветет.

Или вот тоже под лозунгом «Долой всеобщее образование! Даешь индивидуальное восприятие и трактовку правил, норм и законов!»

«…И падаю лицом усталым в сенцы».

«…Шагнешь на хрупкий августа ледок».

«…Нанизывая нас на шампура».

«…Твоих волос, чей запах чабрецов».

«Бабочка – крошечный мой птеродактиль».

Признательно-покаянная.

Давно уже пишу. Мой труд, увы, ужасен.

Со смыслом не дружу (и с формой умолчим).

Простите, что мой слог для психики опасен, –

Какой с убогих спрос? Маразм неизлечим.

А вот пример галлюциногенного воздействия на органы чувств метода голотропного дыхания.

«Не от нашего ль дыханья

Эти сутки напролет –

Звук шуршанья, звук порханья,

Звук спасения: рот в рот?»

Натуралистическая.

Орган в органе случайно

Вызывает разный звук, –

Всплеск, мычание, урчанье,

Звук освобожденья, – пук.

«Все-таки это много – в стихи обращать слова».

«Ну, как найти в стогу иголочку стиха,

В нестройных голосах закономерность лада?»

Это уж точно. Не каждому под силу. Вопрос таланта, видимо.

«Ты славы хочешь? Слава стоит крови».

«Свинцом нас пока не задело –

Опала страшнее, друзья.

Стихи – наше кровное дело.

Выходит, без крови нельзя».

Прямо фильм ужасов какой-то. Кровожадный Митрохин, однако. А дальше снова поперла мания величия.

«Остаются мудрые советы.

Им отважно следует народ.

Коль родятся на земле поэты,

Значит, все, как следует, идет».

Возможно, только причем здесь автор? Впрочем, позвольте замереть в глубоком пардоне. Забыл, с кем имею дело.

«Я уже давно пророк в Отечестве:

Знаю, что случится в Человечестве».

«Поэзия пророчество всегда.

Она подвластна разве что пророкам».

«Тебе не скажешь «Вы». С Тобой – на «ты».

О, Господи! Благодарю! Спасибо!»

«Всегда в каком-то ареале поэт – Создателя И.О.»

«Я – Петрарка, Я – Чюрленис,

Мандельштам и Кантемир…»

«Нельсон я или Кутузов,

Митридат ли, Апулей…»

Так-то. Это вам не дули воробьям крутить.

Элитарно-производственная.

Слава, очевидно, осеняет

Тех, кто проливает свою кровь,

Кто великий русский изучает,

Кто не пишет бреда про любовь,

Кто не пропускает запятые,

В школе части речи проходил,

У кого все рифмы, – как влитые,

Кто размер и разум находил.

Вымысел без умысла и смысла

Замыслом зовется у «творцов».

Слов понос при параличе мысли –

Признак местечковых мудрецов.

Мания величия при этом

Плещет зачастую через край.

Трудно быть непризнанным поэтом, –

Им родство с Мессией подавай.

Пуля, к сожаленью, попадает

Изредка в поэтов. И не в тех.

Фактор этот, видно, побуждает

Размножаться нас за них за всех.

Сюжеты для фильмов ужасов и состояние измененного сознания – любимая тема Валерия.

«По звездному сверяясь чертежу,

Иду по раскаленному ножу.

Сверяясь по ладонному рисунку,

Иду по небу вопреки рассудку».

«Летаю, ссорясь с птицами заклято.

Вонзаюсь в снег, выныриваю в лето.

Плыву в червонном сумраке заката.

Мечусь в пунцовом зареве рассвета».

Надо же, какой непоседливый. Комсомольская закалка – это на всю жизнь.

«Мятется депрессивный разум,

В темницу горя заключен.

Мир наблюдая третьим глазом,

Не сообщает ни о чем».

«Не бойтесь меня, муравьи и стрекозы,

Медлительный жук, и задумчивый шмель.

Я вас заплетаю дочери в косы…»

А это уже садизмом попахивает.

Глюковая.

За каждое из воплощений

Свой отвечает препарат.

Коктейль пускается по вене,

Два кубика в один заряд.

Колеса запиваешь водкой,

Чтоб пролонгировать приход.

Не всей бутылкою, а «соткой»,

А то не повторишь полет.

Еще один из шедевров камасутры с русским языком, повествующий о латентных и непростых взаимоотношениях автора

с окружающей действительностью.

«Я – хищник минеральный,

В котором путь оральный

Прогрызли муравьи».

Экстремально-маниакальная.

Настроившись ментально,

Очистившись астрально,

На муравейник сел.

Расширить путь анальный

Субстанции фекальной,

Как видно, захотел.

Вопил путем оральным

И словом аморальным

Процесс сопровождал.

Водою минеральной

Зоолог неформальный

Путь новый охлаждал.

В лучших традициях Хичкока автор может и о любви.

«Сколько раз в момент слияния,

Ожигающий тела,

Видел чудное сияние

Потрясенного чела».

«То не страстная цикада

Раздевается, скрипя.

Это я люблю тебя».

Объяснительная.

Я не чудище с проказой,

Не мутант, не скунс, не еж.

Почему в момент экстаза

Ты меня не узнаешь?

Не пугайся, если взвою

И со скрипом захриплю,

Иль залаю над тобою, –

Это так тебя люблю.

Вот еще один характерный и явный комплекс неполноценности, возведенный автором в ранг фетиша, с которым он носится, судя по самой длинной подборке цитат, всю свою сознательную жизнь. Тема шикарная, а пародия короткая.

«…Ютимся, вечно бедные,

Без крыши и пожиток.

Ничья вина, ничья вина,

Что быт наш нищ и прост…»

«Вновь сотрясают бедное житье упреки…»

«Что мне крупные расходы, что последние гроши!»

«Увы, не нажил я себе достатку,

Хоть разменял еще одну десятку».

«Все больше тех, кому я должен,

А за душою ни копья».

«Пусто на сердце. Все по боку.

За душою ни гроша».

«Развивается наш сюжет.

Уменьшается наш бюджет».

«Поэт разут и наг…»

«Держи, поэт, зашитым

Широкий свой карман».

«Прости, что мне бумаги не хватило,

Что на Твоем пишу черновике».

«…Которые – с голоду злой –

Я ранил небритой скулой».

«Когда б ты не была такою,

Ходить мне по миру с сумой».

«Последние монеты

Гремят в моих штанах».

«Я спросил у рыбы: может,

Одолжишь хоть ты монет?»

«Последние пересчитать гроши…»

«Безденежье ненасытно…»

«Я сегодня один.

Я опять без гроша».

«Кончается бумага.

Мне не на чем писать».

«Гремят в штанах копейки».

«Душил безденежьем…и вот

Теперь уходишь, старый год».

«Денег нет… И славы тоже…»

«Пусты мои карманы,

Увы, не накопила

Поэзия деньжат».

«Я – нищий пилигрим».

«Когда за душой ни гроша…»

«Я последний свой червонец

Не отдам борьбе за мир».

«Начинался финансовый дефицит…»

«Я гол и бос. Я – побирушка».

«Я живу в чужой квартире,

Потому что в этом мире,

Чтобы что–нибудь иметь,

Надо что–нибудь уметь».

«Беру, что подает судьба.

Поэтому пуста сума…»

«Как всегда, на 8-е марта

Настроенья и денег нет».

«Пока я, как египетский писец,

Сидел, поэму о любви слагая,

В капкан другого попадал песец,

В меха рядилась женщина другая.

Пока я сочинял свои рассказы,

По нам не наши плакали алмазы.

Прости за то, что лишнего рубля

Не накопила нам литература.

Не греет ног твоих медвежья шкура,

Не обнимают плечи соболя.

Прости за то, что золото серег

Твои, увы, не ощущают мочки.

Прости, любимая, что подарить я смог

Лишь эти фиолетовые строчки».

«Нет ни рассола, ни кусочка льда,

Не говоря уж о глотке кефира».

Оправдательная.

Когда дерьмо не покупают,

А сделать лучше – не твое,

То, если денег не хватает, –

Включай слюнявое нытье.

Снимай ответственности бремя,

Долой достаток и уют!

Песца носить уже не время,

А на кефирчик подадут.

Ну, и еще парочка пародий о превратностях взаимоотношений в случае традиционной сексуальной ориентации на основе опыта, накопленного Валерием Митрохиным.

«Посидим на горячих камнях,

Покопаемся в наших корнях.

Мы друг друга могли б разлюбить,

Если б корни не больно рубить».

«Да, было все: посуды битие,

Твое «еще» и «не могу» мое».

«Тело женщины греховно.

Отвернись, живи духовно».

«Не тот поэт, кого берет печать,

А тот, кто может хорошо кончать».

Либидовая песня.

Хотел иметь тебя греховно, –

Куда же либидо девать?

Мечтал, чтоб было все духовно,

Но Фрейд склонял меня кончать.

Копаясь в корне гениталий,

Об стену раздолбив сервиз,

Признаюсь: как меня достали

Твои «еще». Какой каприз!

Претензии к поэту вздорны,

Как витамины в колбасе.

Любви все возрасты покорны,

Вот только органы не все.

«Эта нежная змея,

Что калачиком свернулась

На груди моей, проснулась.

Это женщина моя».

Похмельная.

Черти вечером плясали,

На груди змею пригрел,

Видно, здорово гуляли,

Раз горячкой приболел.

Утром пробую наощупь, –

Не гадюка, а жена.

Но от этого не проще.

Пива бы! А тут – она.

Борьба гормональных и гастрономических приоритетов частенько прослеживается в творческих метаниях автора:

«Покуда вы, заискивая, просите

И то, и это у строптивых баб,

Мне кореянка на Московской площади

На закусь подает люля–кебаб».

Каждому – свое.

Кому-то – с упоеньем и неспешно

Сводить с ума роскошных страстных баб…

Другому – водку пить и безуспешно

Терзать усохший свой люля-кебаб.

Хотя, насчет алкоголя как любимой еды поэта я, возможно, и погорячился, поскольку в его устах постулат о пропорциональности женской привлекательности количеству выпитого претерпел существенные изменения:

«Я тебя не целую давно –

Мне врачи запрещают вино».

Но природу не обманешь. Зов предков все равно берет свое и поэтому

«Когда я умираю по ночам,

Отравленный некачественной водкой,

Я знаю, выжив, не пойду к врачам.

А вновь пойду уверенной походкой

В прокуренный недорогой кабак,

Увидеть пьяниц дорогие лица.

Гулять и пить».

То–то. Знай наших. Кто может – пьет за любовь. Кто не может – за дружбу. Так что, получение удовольствия в извращенной форме от люля-кебаба в случае с Валерой вполне закономерно.

«Я – восход, а ты – Восток.

Я – пчела, а ты – цветок.

Я – народ, а ты – мой вождь.

Я – пустыня, а ты – дождь».

Что-то где-то подобное я уже, кажется, слышал. То ли пел кто-то про это? Во всяком случае, мимо такой тесной взаимосвязи трудно пройти равнодушно.

Взаимозависимая.

Ты – президент, я – парламент,

Ты – мой ковер, я – орнамент,

Лошадь моя, я – копыто,

Стирка моя, я – корыто,

Ты – мой улов, я – твой сейнер,

Ты – мой маразм, я – Альцгеймер,

Спинка моя, я – твой копчик,

Попка моя, я – гудочек,

Зубки мои, я – дирольчик,

Брюшко мое, я – пупочек,

Сердце мое, я – одышка,

Ты – пищевод, я – отрыжка,

Кошка моя, а я – мышка,

Ты – унитаз, а я – крышка,

Ножка моя, я – твой пальчик,

Стульчик ты мой, я – твой кальчик,

Ты – локоток, я – суставчик,

Ты – аппетит, а я – хавчик,

Печень моя, я – циррозик,

Ты – мой запор, я – поносик,

Матка моя, я – яичник,

Ты – ОРЗ, я – горчичник,

Ты – мой второй мочеточник,

Я – твой кривой позвоночник…

Продолжать можно до бесконечности, поэтому резюмирую:

«Крыша» моя протекает,

Шифер твой не помогает.

Судьба следующей пародии примечательна. Она уже была написана до меня, но предмет пародии понравился мне настолько, что не смог не написать продолжения. В соавторстве получился продукт, первая глава которого принадлежит перу Маргариты Фитриди. Оригинальный текст повествует, видимо, о неоднозначной и сложной биографии автора.

«Когда-то был я ворожей

И заклинатель миражей.

Был я метателем ножей

И повелителем ежей.

Я в губы целовал ужей.

Стрелял без жалости моржей.

Совсем не зная падежей,

Ругался в девять этажей.

Сводил красоток от мужей,

Разбил немало витражей,

Пока однажды мне змею

Подсунули вместо ужа,

Покуда лезвием ножа

Не отворили кровь мою.

Доколе мне ловить чижей

И стрелами сбивать стрижей?

Скорей, моя ворожея,

Скажи мне, что безгрешен я».

Глава 1. Биографическая.

Он был когда-то колдуном,

Волхвом, кудесником, шаманом.

Великий Мерлин дружбаном,

А может, правильно, – дружбаном

Ему являлся. Недосуг

Шаману разуметь в глаголах.

Все больше ветреных подруг

Любил сводить у однополых.

Заблудших женщин матерком,

Пренебрегая падежами,

Склонял к сожительству.

Потом красотки убегали сами.

Любвеобильный ворожей,

Оракул, маг, наперсник вуду

Сказал: «Что бабы? Я ужей

Теперь любить и холить буду!»

Не заартачились ужи

И вскоре отрастили губы.

Им позавидовав, ежи

С себя посбрасывали шубы.

Моржи, прослышав о таком

Неординарном чародее,

Буквально приползли ползком.

Их беспощадно по трахее

Ножами резал имярек.

Издержки вкуса – вне закона.

Всяк не безгрешен человек,

Однажды вышедший из лона.

Глава 2. Самокопательная.

В мозгах запор, но рифмы прут,

Хоть с ударениями лажа.

Тяжел стихосложенья труд,

Как неподъемная поклажа.

Смеркалось. Вновь крепчал маразм

От поцелуев с витражами.

Зато вот испытал оргазм,

Совокупив ужей с ежами.

Стрижовый труп стрелой пронзив,

В обед поел ухи ершовой.

Оружье перезарядив,

Сменил ужовый на моржовый.

Мужи, чижи, моржи, ужи, –

Увязли все в предсмертных стонах.

Но о погибших не тужи, –

На то есть партия «зеленых».

Без литра водки для души

Не будет близости с моржами.

Не обкурившись анаши,

Нельзя повелевать ежами.

И если целовать ужа,

Убив моржа, еще возможно, –

То возбудиться от ежа

Из-за колючек очень сложно.

Когда-то заклинал мираж,

Метал в мужей, что под рукою,

С чужими женами кураж

Свой укрощал. Теперь покою

Хочу взамен приобрести,

Гормоны положив на полку.

И лучше рыбок завести,

Чем завораживать без толку.

Присядь, моя ворожея,

Травы курнем, падеж замутим…

Скажи мне, что дал маху я,

Что зоофил – юннат по сути.

И я спокойно удалюсь

В пижаме, вышитой стрижами.

Хотя наутро вновь проснусь

С ершом, ужом, моржом, чижами…

И еще нечто созвучное, зоологическое. Не отпускает автора тема.

«Человек – не больше зверь, чем птица.

Боже, как похожи наши лица!»

Ну, просто близнецы-братья!

«К груди моей прильнули два дельфина.

В крови моей гуляет соль морфина.

Четыре пятикрылых альбатроса…»

Понятно, после чего так вставляет.

«Мой Буцефал, ты снова молод.

В табун кобыл под звон копыт

Опять несет с тобой нас голод…»

Надо же, и это попробовал!

«Был я злаком и сорной травой.

Был я рыбой и птицей, и зверем».

Интересно, это в таблетках или уколах?

«Я волк с голубыми глазами».

Чисто красавец!

«Гадом я был, а возможно, я был динозавр

И замерзал в ледниковый период, как псина.

Терном увенчан был я или, может быть, лавр

Славою ранил меня, словно Божьего сына?!».

Соединить в четырех строчках зоофилию, идиотизм и манию величия – это круто!

«Большая рыба в толще вод…

У ней горячий нежный рот».

Что, и с рыбой тоже можно?!

«Я кормил голубиных сирот

Поцелуйным движением в рот.

И они прозревали потом.

Это тоже я чувствовал ртом».

В сумме практически докторская по сексопатологии.

«Страшнее зверя нет,

Чем эта жизнь, мой свет».

«Страшнее жизни зверя нет».

«Прости! Я – царь зверей!»

«Охотник я. И лев. И царь».

«У мамочки моей лицо –

Перепелиное яйцо».

Наследственность – упрямая вещь.

Моя бабушка была столь неразборчива

в связях, что на генеалогическом древе

нашей семьи она изображена в виде дупла.

Мой генетический набор –

Источник массы впечатлений.

Мутационный перебор

Сулит в избытке приключений.

Был я всегда, кем быть хотел.

Мы все в природе так похожи.

Простейшим я побыть успел

И ископаемым был тоже

Членистоногим кабаном,

Был семгой, сорною травою,

Пузырнодырчатым козлом,

Но все же, лучше – коноплею.

Не зарастет ко мне тропа

Плодов случайных трансмутаций.

Их бесконечная толпа –

След половых мистификаций.

Вот пятикрылый альбатрос

И многочлен шестиголовый,

Девятиглазый утконос

И гиппослонозавр ежовый…

Но тут процесс главврач прервал, –

Сторонник идентификаций.

Обидно, что не понимал

Моих ментальных мастурбаций.

На злопыхателя в ответ

Поток моих гормонов брызнет.

Страшнее жизни зверя нет.

Я – царь зверей! Хозяин жизни!

Иногда людям, пытающимся рифмовать слова, в силу ограниченного доступа к ресурсам русского языка либо врожденного стремления выглядеть крупнее, чем они весят на самом деле, хочется расширить существующие горизонты, что в качестве эксперимента не всегда приводит к полному и всеобщему удовлетворению.

«Соловьи по-лягушечьи яро ревели…»

«Медогубая, златолозая…»

«Красногубо герани глядят из окон…»

«Молчит удод – двоустый сын развалин».

«Веночек златомасленный…»

«Поцелуепричудливый клевер…»

«Ампирен и барочен, вампирен и порочен…»

«Он был обезъязычен…»

«…Крещаем был ребенок мой».

«Ветром распятые – розовопятые».

«Перстень златокованный».

«Эту жаркую жадную жажду пия…»

«Армагеддонен каждый атом».

Выпендрежноконструктивная.

Трудно быть стихоложцем, по-русски читаемым.

Русский – тесный язык для широкой души.

Пушкиноидно пишущие – повторяемы;

Ты попробуй ошизофрененно пиши.

Златозубооскаленный образ издателя

Генитальнонаправленно послан был мной.

Соплеслюнослезительно жаль мне читателя,

Что в толпе за стихами не сгинет, родной.

Тиражи моих книг были недокастрачены,

Недоабортированы мысли мои,

Обезбашеннонизмы еще не растрачены,

Так что, органы чувств берегите свои.

«Учился рыжик у сморчка

Или наоборот?

Учился зяблик у сверчка

Или наоборот?

У хомячка учился крот

Или наоборот?

Лечу тормашками вперед

Или наоборот?

Цветку заглядываю в рот

Или наоборот?

Опять от новеньких ворот

Я получаю отворот.

Быть может, это приворот,

А может быть, наоборот?

Я – обер-мот.

Ты – обормот.

А может, все наоборот?

Уходят задом наперед

Века, или наоборот?»

Удивительная способность писать такие шедевры имеет два названия: умное и простое. Умное: атрофия эректильной функции интеллектуальной потенции остаточной культи умственных способностей блуждающих фрагментов серого вещества, осложненная синдромом приобретенного энцефалодефицита, паразитирующего на фоне платонической аноргазмии с гипермыслеформообразующим началом и очаговой гипердистрофией сфинктера речепродуцирующего центра с повреждением антидиарейного клапана звукоиспускательного канала. Простое: словесный понос и запор мысли.

Оборотносторонняя.

Струится пот. Попив компот,

Я вытру рот, как жирный кот,

Рвану вперед, как самолет,

И удобряя огород,

Как крупный и рогатый скот,

Я выращу запретный плод

И сам сожру. Я – супер-жмот!

А может быть, наоборот?

И, если пародист не врет,

Я атипичный идиот?

Ведь без проблем и без забот

На сочинения не прет.

Очень хорошо, конечно, что есть такие люди, как Валера. Без них жизнь была бы намного скучнее и предсказуемее. Ну, кто бы еще из всего многообразия букв сложил такие прелестные комбинации?

«…И мальчик с головою богомола…

----------------------------------------------------

…И мальчик с переносицей орла…»

«Неандерталец – пища кроманьонца».

О деликатесном питании пародистов.

Один «поэт» с мозгами аскариды,

Змеиным глазом, черепом коня,

Походкой утки, запахом ставриды

Не устает быть кормом для меня.

Он важен, как аншлаги для артиста,

И нужен, как художнику мольберт.

Митрохин – это пища пародиста

На первое, второе и десерт.

И закончить экскурс в Митрохинею хотелось бы откровением автора, которое, пожалуй, наиболее емко выражает собой всю смысловую квинтэссенцию его творчества.

«Дурак становится поэтом».

«Я круглый дурак и квадратный, и разный…»

«Я – бездарность и невежда…»

«Поэту умным быть не надо.

Прекрасен глупостью поэт».

«Без шапки зимою ходить –

Простудишь мозги ненароком.

Не внял и этим урокам.

Мне нечего было студить».

Об операции по замене головного мозга на плавленый сырок, перенесенной некоторыми поэтами.

Пусть читать меня довольно жутко,

Ведь пишу нескладно, хоть убей,

Пусть дурак без мозга и рассудка,

Но прекрасен глупостью своей!

Николай Ширяев.

Тоже думает, что поэт. Теоретически знает, что мужчина должен вырастить сына, посадить дерево и построить дом, но до сих пор не подозревает, что все это делается разными инструментами. Данный факт является основой половины написанного. Остальное можно разложить на несколько полок по тематике раннего облысения, сожаления по поводу собственной половой неустроенности, творческой невостребованности. Особенностью своей сделал также чрезмерное использование старославянских слов, украинизмов. То ли это желание показать свою эрудицию, то ли попытка придать некоторую выспренность слогу, – можно догадываться. Но не пахнет ни тем, ни другим. А вот далеко не полная подборка еще одного перебора.

«Обнял, ну и так далье».

«И каждый норовил войти в исторью…»

«Тот не теряет, тем не менье…»

«…мерно строил зданье».

«Мир лежит во зле, и тем не менье…»

«Есть сила мышцы и угол зренья…»

«Замучил огонек сандальей».

«Распродав свои именья…»

«…неожиданные известья…»

«Наличье Христианства…»

«С точки зренья…»

«…откроется значенье».

«Поминанья в тайне тоже…»

«Так в полнолунье скребется мышь…»

«…возобновлять отверстья».

«…берегут наследье».

«…И событье, и завязь».

«Печальное наследье…»

«Доверьем наполняются умы…»

«Как выпытать взаимопониманье…»

«…сокрытье истины во благо…»

«…она же в основаньи».

«…На строй и его развитье».