Исторический архив
Большой террор
«Большой террор» — термин современной историографии, характеризующий период наиболее массовых репрессий и политических преследований в СССР 1937—1938 годов. Кампания массового террора была организована лично Сталиным и принесла большой вред экономике и военной мощи Советского Союза.
Массовые репрессии периода Большого террора базировались на основе решений Политбюро ЦК ВКП(б), которые принимались в соответствии с теорией Сталина об усилении органов диктатуры пролетариата для борьбы с остатками капиталистических классов и для уничтожения их путём изоляции или ликвидации враждебных (с точки зрения руководства СССР) советскому строю лиц. Осуществлялись на основании «спущенных на места» цифр «плановых заданий» по выявлению и наказанию так называемых «врагов народа».
По утверждению О. В. Хлевнюка, исключительная роль Сталина в организации этого всплеска террора не вызывает сомнений и подтверждается многими документами. Имеются сотни записок, сделанных рукой Сталина, в которых он требовал от чекистов убивать все больше и больше[4]. Приговор он выносил красным карандашом. Напротив некоторых имен писал: «Бейте еще». Внизу многочисленных страниц стояло: «Всех расстрелять». В некоторые дни Сталин приговаривал к казни более 3000 так называемых врагов народа. Установлено, что в эти годы по политическим мотивам было приговорено к расстрелу 681 692 человека. Вместе с умершими в этот период в ГУЛАГе, исправительно-трудовых учреждениях и тюрьмах, а также политическими заключёнными, расстрелянными по уголовным статьям, количество жертв за 1937—1938 годы составило около 1 млн человек. В период 1936—1939 годов было арестовано более 1,2 млн коммунистов, что составило половину общей численности компартии. Из них, по данным А. Д. Сахарова, вышло на свободу 50 тыс. человек, остальные были расстреляны (600 тыс.) или погибли в лагерях.
Первым термин «Большой террор» применил американский автор Р. Конквест в книге «Большой террор» (англ. The Great Terror). В постсталинском СССР период репрессий 1937—1938 годов было принято называть «ежовщиной» по имени народного комиссара внутренних дел Н. И. Ежова.
Ежов и Сталин
Идеологической основой для Большой чистки 1937—1938 годов послужила разработанная Сталиным доктрина «усиления классовой борьбы по мере завершения строительства социализма», впервые высказанная им на пленуме ЦК ВКП(б) 9 июля 1928 года.
Террор опирался на уже сложившиеся ранее механизмы. Внесудебные репрессии широко применялись коммунистами ещё во время Гражданской войны, а первым «образцом» для «московских процессов» стал показательный процесс 1922 года над эсерами.
Историк Ю. Н. Жуков связывает Большой террор с принятием Конституции СССР 1936 года и выборами в Верховный Совет СССР в декабре 1937 года. По его утверждениям, Сталин намеревался провести первые выборы в Верховный Совет СССР как альтернативные, состязательные, хотел «вообще отстранить партию от власти», но ему в этом помешали руководители региональных партийных органов, которые якобы боялись лишиться своих постов в ходе этих выборов и потому выступили инициаторами Большого террора. И. В. Павлова критикует эту концепцию, доказывая, что инициатором террора был именно Сталин, а выборы изначально были лишь имитацией демократии. Российский учёный, специалист по истории СССР 1920—1950-х годов О. В. Хлевнюк дал следующую характеристику книге Ю. Н. Жукова «Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933—1937 гг.»:
Германский историк Й. Баберовски считает причиной перехода к Большому террору сопротивление Сталину со стороны региональных и местных элит, саботировавших указания центра. Французский историк Н. Верт рассматривает Большой террор как осуществляемый властью механизм социальной инженерии, окончательное завершение политики «раскулачивания» и депортаций «вредных элементов». Американский историк Д. Ширер увязывает логику развязывания Большого террора с преодолением общего хозяйственно-политического хаоса первой половины и середины 1930-х годов. Российский историк А. Г. Тепляков, автор нескольких книг, посвященных сталинскому террору, в историографическом обзоре пишет, что в настоящее время большинство исследователей уверено в том, что Большой террор был подготовленной и спланированной акцией. В то же время, по мнению Теплякова, в научной среде нет согласия по поводу удовлетворительного объяснения причин террора 1937—1938 годов. А. Г. Тепляков приводит мнение историка культуры сталинского периода Е. А. Добренко о появлении в последнее время в научной среде более широкого подхода к причинам репрессий (Ш. Фитцпатрик, Э. Найман, К. Кларк, Т. Лахузен, И. Халфин,О. Хархордин и др.), пересматривающего как представления традиционной советологии (тоталитарный режим и страдающие массы), так и положения школы ревизионизма. В рамках этого нового подхода многие современные историки видят взаимное поддерживание, усиление и слияние масс и режима, вместо традиционного их противопоставления, а источник террора оказывается не в режиме, а в самих массах, в отсталой политической культуре, которая воспроизвела режим, институционно оформивший массовую агрессию и коллективное пренебрежение к личности.
Американский исследователь В. З. Голдман выдвигает версию самого деятельного участия масс в репрессиях под давлением госаппарата, отказываясь видеть причину развязывания Большого террора в стремлении Сталина к единоличной власти.
Германский историк К. Шлегель полагает, что инициированный верхушкой во имя великой цели избавиться от врагов террор был с готовностью подхвачен и использован множеством структур и граждан для решения своих проблем
Убийство Кирова 1 декабря 1934 г. было использовано как повод для усиления политических репрессий. По мнению тогдашнего руководства СССР, убийца Кирова Николаев Л. В. якобы действовал не по собственной инициативе, а был связан с остатками разгромленных в 1920-е годы внутрипартийных оппозиционеров, которые после своего вытеснения из легального поля якобы перешли к прямо террористическим методам (в настоящее время всё чаще начинает звучать версия «бытового» мотива убийства в порядке ревности и мести за своё увольнение; судя по дневникам Николаева, он находился под влиянием советской литературы, прославлявшей революционный террор в царской России, и высказывал недовольство «бюрократическим перерождением» большевистской партии в 1920-е годы).
1 декабря 1934 г. ЦИК СССР приняли постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» следующего содержания: При расследовании дела об убийстве Кирова Сталин приказал разрабатывать «зиновьевский след», обвинив в убийстве Кирова Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева и их сторонников. Через несколько дней начались аресты бывших сторонников зиновьевской оппозиции, а 16 декабря были арестованы сами Каменев и Зиновьев. 28-29 декабря 14 человек, непосредственно обвинённых в организации убийства, были приговорены к расстрелу. В приговоре утверждалось, что все они были «активными участниками зиновьевской антисоветской группы в Ленинграде», а впоследствии — «подпольной террористической контрреволюционной группы», которую возглавлял так называемый «Ленинградский центр». 9 января 1935 г. в Особом совещании при НКВД СССР по уголовному делу «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других» были осуждены 77 человек. 16 января были осуждены 19 обвиняемых по делу так называемого «Московского центра» во главе с Зиновьевым и Каменевым. Принято считать, что все эти дела были грубо сфабрикованы.
О. Г. Шатуновская в письме А. Н. Яковлеву утверждает, что «в личном архиве Сталина при нашем расследовании был обнаружен собственноручно составленный список двух сфабрикованных им „троцкистско-зиновьевских террористических центров“ — Ленинградского и Московского».
В течение нескольких последовавших лет Сталин использовал убийство Кирова как повод для окончательной расправы с бывшими политическими противниками, возглавлявшими различные оппозиционные течения в партии в 1920-е годы или принимавшими в них участие. Все они были уничтожены по обвинениям в террористической деятельности.
В закрытом письме ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова», подготовленном и разосланном на места в январе 1935, помимо предъявления Каменеву и Зиновьеву повторных обвинений в руководстве «Ленинградским» и «Московским центрами», которые являлись «по сути дела замаскированной формой белогвардейской организации», Сталин напоминал и об иных «антипартийных группировках», существовавших в истории ВКП(б) — «троцкистах», «демократических централистах», «рабочей оппозиции», «правых уклонистах» и др. Это письмо на местах следовало рассматривать как прямое указание к действию
26 января 1935 г. Сталин подписал постановление Политбюро о высылке из Ленинграда на север Сибири 663 бывших сторонников Зиновьева. Одновременно 325 бывших оппозиционеров были переведены из Ленинграда на партийную работу в другие районы. Аналогичные действия предпринимались и в других местах. Так, например, 17 января 1935 г. Политбюро ЦК КПУ поставило вопрос о необходимости перевода бывших активных троцкистов и зиновьевцев из крупных промышленных центров республики и о подготовке материалов на исключённых из партии, в том числе за принадлежность к «троцкистскому и троцкистско-зиновьевскому блоку». Всего в январе-феврале 1935 в Ленинграде были арестованы 843 «зиновьевца».
По плану Управления НКВД по Ленинградской области (циркуляр от 27.02.1935 «о выселении контрреволюционного элемента из Ленинграда и пригородных районов в отдалённые районы страны») в течение одного месяца выселению из Ленинграда подлежали 5 тысяч семей бывших дворян и тому подобных «бывших людей». С 28 февраля по 27 марта 1935 г. были отправлены в ссылку 11 072 человек (4 833 глав и 6 239 членов семей), в том числе: бывших князей — 67, графов — 44, баронов — 106, бывших офицеров императорской и белой армий — 1177, священнослужителей — 218. С 1 апреля 1935 года началась новая операция, в ходе которой к 25 апреля было выселено ещё 5100 семей (22 511 человек). Позднее до 15 июня 1935 года за пределы Ленинграда, погранзоны и 100 км режимной местности дополнительно было выслано свыше 8 тысяч человек (так называемый «Кировский поток»).
В марте-апреле 1935 г. Особое совещание при НКВД СССР осудило ряд известных партийных деятелей (А. Г. Шляпников и др.), поддержавших в 1921 г. во время дискуссии по материалам X съезда партии платформу «рабочей оппозиции», по сфальсифицированному делу о создании «контрреволюционной организации — группы „рабочей оппозиции“».
В январе—апреле 1935 г. органы НКВД «раскрыли» так называемое «кремлёвское дело», в рамках которого была арестована группа служащих правительственных учреждений в Кремле по обвинению в создании террористической группы, готовившей покушения на руководителей государства. В связи с этим делом 3 марта 1935 г. был снят с поста секретаря ЦИК СССР Авель Енукидзе. Его сменил бывший прокурор СССР И. А. Акулов, которого, в свою очередь, сменил первый заместитель А. Я. Вышинский.
В 1935 году глава НКВД Генрих Ягода и прокурор СССР Андрей Вышинский докладывали о создании внесудебных «троек» для нарушителей паспортного режима: «В целях быстрейшей очистки городов, подпадающих под действие ст. 10 закона о паспортах, от уголовных и деклассированных элементов, а также злостных нарушителей Положения о паспортах, Наркомвнудел и Прокуратура Союза ССР 10 января 1935 г. дали распоряжение об образовании на местах специальных троек для разрешения дел указанной категории. Это мероприятие диктовалось тем, что число задержанных лиц по указанным делам было очень значительным, и рассмотрение этих дел в Москве в Особом Совещании приводило к чрезмерной затяжке рассмотрения этих дел и к перегрузке мест предварительного заключения».
Эти так называемые «милицейские тройки» были образованы приказом НКВД СССР № 00192 27 мая 1935 г. Данным приказом обращалось внимание на абсолютную недопустимость производства массовых операций при «изъятии» уголовного и деклассированного элемента. При вынесении решений «тройкам» НКВД предлагалось руководствоваться правами, предусмотренными Положением об Особом совещании при НКВД СССР. Участие прокурора в заседании «тройки» было обязательно. Протоколы «троек» направлялись начальнику Главного управления рабоче-крестьянской милиции для представления их на Особое совещание НКВД СССР.
В период 1936—1938 состоялись три больших открытых процесса над бывшими высшими функционерами компартии, которые были в 20-е годы связаны с троцкисткской или правой оппозицией. За рубежом их назвали «Московскими процессами» (англ. «Moscow Trials»).
Обвиняемым, которых судила Военная коллегия Верховного суда СССР, вменялось в вину сотрудничество с западными разведками с целью убийства Сталина и других советских лидеров, роспуска СССР и восстановления капитализма, а также организация вредительства в разных отраслях экономики с той же целью.
- Первый Московский процесс над 16 членами так называемого «Троцкистско-Зиновьевского Террористического Центра» состоялся в августе 1936. Основными обвиняемыми были Зиновьев и Каменев. Помимо прочих обвинений, им инкриминировалось убийство Кирова и заговор с целью убийства Сталина.
- Второй процесс (дело «Параллельного антисоветского троцкистского центра») в январе 1937 прошёл над 17 менее крупными функционерами, такими как Карл Радек, Юрий Пятаков и Григорий Сокольников. 13 человек расстреляны, остальные приговорены к длительным срокам заключения.
- Третий процесс в марте 1938 состоялся над 21 членами так называемого «Право-троцкистского блока». Главным обвиняемым являлся Николай Бухарин, бывший глава Коминтерна, также бывший председатель Совнаркома Алексей Рыков, Христиан Раковский, Николай Крестинский и Генрих Ягода — организатор первого московского процесса. Все обвиняемые, кроме трёх, казнены.
Все оставшиеся в живых подсудимые были расстреляны в сентябре 1941 года или убиты в тюрьмах (Радек и Сокольников).
Ряд про-советских зарубежных обозревателей в то время считали, что вина осуждённых доказана. Все осуждённые дали признательные показания, суд был открытым, отсутствовали явные свидетельства пыток или накачивания наркотиками.
Позднее стала преобладающей точка зрения, что обвиняемые подвергались психологическому давлению и признательные показания были вырваны силой. Показателен эпизод, когда на Третьем московском процессе Крестинский вступил в пререкания с Вышинским, а на следующий день сам взял слово и признал свою вину.
В мае 1937 сторонники Троцкого основали в США комиссию Дьюи, обратившую внимание на ряд нестыковок. Так, на первом московском процессе подсудимый Гольцман «признался», что в 1932 году якобы встречался с сыном Троцкого, Львом Седовым, в гостинице «Бристоль» в Копенгагене. На самом же деле эта гостиница была закрыта в связи со сносом ещё в 1917 году, а секретарь чекиста Молчанова перепутал её с другой гостиницей в Осло; кроме того, сам Лев Седов в этот день сдавал экзамены в Берлине.
Скандалом сопровождался и второй процесс. Георгий Пятаков дал на нём показания, что в декабре 1935 он летал в Осло для «получения террористических инструкций» от Троцкого. Комиссия утверждала, что, по показаниям персонала аэродрома, в этот день никакие иностранные самолёты на нём не приземлялись. Другой обвиняемый, Иван Смирнов, признался в том, что принял участие в убийстве Сергея Кирова в декабре 1934, хотя в это время уже год находился в тюрьме.
Комиссия Дьюи составила 422 страничную книгу «Невиновны», утверждавшую, что осуждённые были невиновны, а Троцкий не вступал ни в какие соглашения с иностранными державами, никогда не рекомендовал, не планировал и не пытался восстановить капитализм в СССР.
Впоследствии все подсудимые, кроме Ягоды, были реабилитированы.
Одним из первых репрессированных военных стал Гай Г. Д., в 1935 году арестованный за то, что в частном разговоре спьяну сказал, что «надо убрать Сталина, всё равно его уберут». Вскоре он был арестован НКВД и осуждён на 5 лет лагерей, однако при пересылке в Ярославскую тюрьму 22 октября 1935 году бежал Для его поимки НКВД мобилизовало до нескольких тысяч чекистов, комсомольцев и колхозников для создания сплошного кольца радиусом 100 километров; через два дня Гай был пойман.
В июне 1937 также состоялся суд над группой высших офицеров РККА, включая Михаила Тухачевского, т. н. «Дело антисоветской троцкистской военной организации». Обвиняемым вменялось планирование военного переворота 15 мая 1937.
Настороженное отношение Сталина к военным уходило своими корнями ещё во времена Гражданской войны, когда главой Красной Армии был его заклятый враг Троцкий. Тесная работа с Троцким заставляла направленных в армию старых большевиков зачастую относиться к нему с большей симпатией и принимать его взгляды. Хотя Троцкий ещё в январе 1925 года был смещён с постов наркомвоенмора и предреввоенсовета, на 1937 год практически всех высших командиров Красной Армии можно было считать «выдвиженцами Троцкого» уже в силу того, что соответствующие приказы о назначениях подписывались Троцким в его бытность наркомом.
Большевики хорошо знали историю Французской революции, и уже с начала 1920-х годов в их среде широко распространились опасения грядущего в СССР «бонапартистского» военного переворота. Наиболее реальными эти опасения были в декабре 1923 — январе 1924 годов, когда один из ближайших сторонников Троцкого, начальник ПУР Антонов-Овсеенко в своём письме ЦК прямым текстом пообещал «призвать к порядку зарвавшихся вождей».
Хотя к 1937 году Троцкий уже давно был не только лишён всех постов и исключён из партии, но и изгнан из СССР, Сталин продолжал воспринимать высокопоставленных военных, как потенциальных противников. Ситуация усугублялась конфликтом между Тухачевским и одним из ближайших соратников Сталина, Ворошиловым К. Е. Хотя Ворошилов ещё со времён Гражданской войны проявлял полную некомпетентность как военачальник, и в 1940 году по итогам советско-финской войны был снят с поста наркома обороны самим же Сталиным, в 1937 году Сталин ещё широко его поддерживал. Наступление Сталина на военных сопровождалось рядом «отвлекающих манёвров». 21 ноября 1935 года впервые в СССР было введено звание «Маршал Советского Союза», присвоенное пяти высшим военачальникам. Во время чистки из этих пяти человек двое были расстреляны, а один погиб от пыток во время допросов. Кроме того, Сталин предложил судить Тухачевского с подельниками самим же военным. В состав Специального судебного присутствия, приговорившего обвиняемых к смертной казни, входило девять человек; из них пятеро (Блюхер, Белов, Дыбенко, Алкснис, Каширин) сами были вскоре репрессированы и расстреляны (Блюхер умер в Лефортовской тюрьме от пыток в начале ноября 1938 года), а комкорГорячев, ожидая ареста, покончил с собой в декабре 1938 года.
Помимо бывших кулаков, бывших оппозиционеров и высокопоставленных военных жертвами чисток стали и сами сотрудники НКВД. Показательно дело помощника начальника УНКВД по Иркутской области Кульвеца Б. П., который «вскрыл» в Бодайбинском районе Иркутской области «агентов» не только немецкой, но даже финской и чехословацкой разведок, и репрессировал всех поголовно лиц китайской национальности, которых он только смог обнаружить. В свою очередь, сам Кульвец был осуждён в мае 1941 года с формулировкой «бывший эсер и белогвардейский прислужник, японский шпион и диверсант, харбинский прихвостень, готовивший убийство руководства Иркутской области, взрывы на Транссибирской магистрали с целью отторжения Дальнего Востока в пользу Японии».
В ходе террора были последовательно расстреляны наркомы внутренних дел Ягода и Ежов, два начальника охраны Сталина, Паукер и Дагин. В общей сложности Ежов репрессировал 2273 чекиста (в это число входят не только расстрелы), а Берия — ещё 937. Особенно жёсткой стала чистка самых высокопоставленных чекистов; из 37 человек, имевших звание комиссара госбезопасности на 1935 год, к концу террора осталось в живых лишь двое.
Чистка внутри НКВД сопровождалась рядом скандалов; в частности, инициировавший чистки в Азовско-Черноморском крае и на Дальнем Востоке Люшков Г. С., не дожидаясь собственного ареста, в 1938 году бежал в Японию. Наркомвнудел Украинской ССР Успенский А. И. в том же году имитировал самоубийство и бежал в Воронеж.
Исследователь Наумов Л. А. обращает внимание на резкие перекосы состава НКВД перед началом террора; в частности, на 1 июля 1934 года в НКВД насчитывалось непропорционально много, 31,25 %, бывших членов небольшевистских партий. К концу чисток состав органов НКВД резко изменился, львиную долю сотрудников начала составлять молодёжь, пришедшая по ленинскому призыву.
В своей работе «Сталин и НКВД» Леонид Наумов проводит подробный анализ способов парадоксального самоистребления НКВД. Широко практиковались перемещения высокопоставленных чекистов из одного региона СССР в другой (например, Балицкий В. А. переводился с Украины на Дальний Восток), кроме того, дополнительным стимулом для чисток стала возможность выдвинуться, уничтожив, в том числе и физически, собственных начальников. Ещё одним методом разрушения местных чекистских «кланов» стали визиты членов Политбюро, лично курировавших чистки на местах (в частности, Жданов А. А. «чистил» Башкирию, а Каганович Л. М. — даже четыре области и, кроме того, железные дороги).
Установка на начало чистки была дана на пленуме ЦК ВКП(б) 23 февраля — 3 марта 1937 года. На этом пленуме со своим докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» выступил Сталин И. В., повторивший свою доктрину об «обострении классовой борьбы по мере строительства социализма».
На пленуме были заслушаны обвинения в адрес Бухарина Н. И. в подпольном сколачивании «право-левой» оппозиции, которая якобы должна была объединить как бывшие левые оппозиции (троцкистыПятаков Г. Л., Карл Радек, зиновьевцы Каменев Л. Б., Сокольников Г. Я. и др.), так и бывших «правых уклонистов» (Бухарин Н. И., Рыков А. И., Угланов Н. А.). В распоряжении НКВД оказалась запись тайных переговоров Бухарина с Каменевым о создании подобной «право-левой» (в сталинской терминологии — «троцкистско-бухаринской») объединённой оппозиции. Кроме того, согласно докладу Ежова Н. И., Бухарин и Рыков якобы прямо планировали террор против Сталина.
Рассмотрев «дело Бухарина-Рыкова», пленум обвинил в первую очередь Бухарина в «двурушничестве» (тайном ведении оппозиционной деятельности), несмотря на публичные «признания ошибок». Заявления Бухарина о том, что данные о его якобы террористической деятельности являются клеветой, а соответствующие показания выколочены следователями НКВД, были объявлены очернением советского строя; объявленная Бухариным в знак протеста голодовка была заклеймена как «троцкистский метод». По итогам пленума Бухарин был исключён из партии, его дело передано в НКВД.
В ходе террора из 72 лиц, выступавших на этом пленуме, 52 были расстреляны.
В июне 1937 года Троцкий Л. Д., на тот момент находившийся в изгнании в Мексике, направил в ВЦИК СССР телеграмму, в которой писал, что «Политика Сталина ведёт к окончательному как внутреннему, так и внешнему поражению. Единственным спасением является поворот в сторону советской демократии, начиная с открытия последних судебных процессов. На этом пути я предлагаю полную поддержку». Телеграмма была переслана Сталину, наложившему на неё резолюцию: «Шпионская рожа! Наглый шпион Гитлера!»
28 июня 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло следующее решение: «1. Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков. 2. Для быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (председатель), начальника управления НКВД по Западной Сибири, тов. Баркова, прокурора Западно-Сибирского края, и тов. Эйхе, секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии».
2 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик следующую телеграмму:
Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учёт всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но всё же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке. Телеграмма была подписана Сталиным.
16 июля 1937 г. состоялось совещание Ежова с начальниками областных управлений НКВД для обсуждения вопросов проведения предстоящей операции. Имеются свидетельства отдельных его участников в следственных делах на наркома Н. И. Ежова и его заместителя М. П. Фриновского — показания С. Н. Миронова (начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю), А. И. Успенского (нарком внутренних дел УССР), и Н. В. Кондакова (нарком внутренних дел Армянской ССР) и других. С. Н. Миронов показывал: "Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие её прорабатывал с каждым начальником управления «оперативный лимит» (см.: ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-15301. Т. 7. Л. 33), то есть количество лиц, подлежавших репрессии в том или ином регионе СССР. С. Н. Миронов в заявлении на имя Л. П. Берия писал: «… в процессе доклада Ежову в июле я ему заявил, что столь массовые широкие операции по районному и городскому активу… рискованны, так как наряду с действительными членами контрреволюционной организации, они очень неубедительно показывают на причастность ряда лиц. Ежов мне на это ответил: „А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберётесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил“. При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно „с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия“» (см.: ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-15301. Т. 7. Л. 35-36). Бывший нарком внутренних дел Армении Н. В. Кондаков со ссылкой на своего бывшего начальника по Ярославскому управлению НКВД А. М. Ершова показывал: "Ежов допустил такое выражение «Если во время этой операции и будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом совсем нет. Поэтому особо стесняться в арестах не следует» (ЦА ФСБ РФ Ф Зое Оп 6 Д 4 Л 207). «Начальники управлений, — показывал А. И. Успенский, — стараясь перещеголять друг друга, докладывали о гигантских цифрах арестованных Выступление Ежова на этом совещании сводилось к директиве „Бей, громи без разбора“ Ежов прямо заявил, — продолжал он, — что в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно» (ЦА ФСБ РФ Ф Зое Оп 6 Д 3 Л 410). На вопрос Успенского, как быть с арестованными 70- и 80 летними стариками, Ежов отвечал «Если держится на ногах — стреляй» (ЦА ФСБ РФ Ф Зое On 6 Д 3 Л 410).
31 июля 1937 приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» был одобрен Политбюро ЦК ВКП(б) (одновременно было принято решение о расширении системы лагерей ГУЛАГа)и подписан Ежовым.
В нём говорилось:
Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпосёлков. Осело много, в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооружённых выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, муссаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п.Часть перечисленных выше элементов, уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства. Кроме того, в деревне и городе до сих пор ещё гнездятся значительные кадры уголовных преступников — скотоконокрадов, воров-рецидивистов, грабителей и др. отбывавших наказание, бежавших из мест заключения и скрывающихся от репрессий. Недостаточность борьбы с этими уголовными контингентами создала для них условия безнаказанности, способствующие их преступной деятельности. Как установлено, все эти антисоветские элементы являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности. Перед органами государственной безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства…
I. КОНТИНГЕНТЫ, ПОДЛЕЖАЩИЕ РЕПРЕССИИ.
- Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность.
- Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпосёлков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность.
- Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность.
- Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, муссаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники, переправщики,реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность.
- Изобличённые следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела ещё судебными органами не рассмотрены.
- Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых посёлках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу.
- Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела ещё судебными органами не рассмотрены.
- Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудпосёлках и ведущие в них преступную деятельность.
- Репрессии подлежат все перечисленные выше контингенты, находящиеся в данный момент в деревне — в колхозах, совхозах, сельско-хозяйственных предприятиях и в городе — на промышленных и торговых предприятиях, транспорте, в советских учреждениях и на строительстве.
II. О МЕРАХ НАКАЗАНИЯ РЕПРЕССИРУЕМЫМ И КОЛИЧЕСТВЕ ПОДЛЕЖАЩИХ РЕПРЕССИИ.
- Все репрессируемые кулаки, уголовники и др. антисоветские элементы разбиваются на две категории:
а) к первой категории относятся все наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках — РАССТРЕЛУ.
б) ко второй категории относятся все остальные менее активные, но всё же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки.— Приказ НКВД от 30.07.1937 № 00447
Всего только в рамках «кулацкой операции» было осуждено тройками 818 тыс. человек, из них к расстрелу 436 тыс. человек.
О. В. Хлевнюк пишет:
Политбюро давало указания о проведении различных операций и показательных судебных процессов, утверждало все основные приказы НКВД. Деятельность «троек» регулировалась при помощи лимитов, также утверждённых в Москве. Приговоры в отношении руководящих работников в основной массе формально выносила Военная коллегия Верховного суда СССР. Однако фактически они утверждались небольшой группой высших советских руководителей (Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Жданов, в нескольких случаях Микоян и С. Косиор). Об этих 383 списках, в которых содержались приговоры к расстрелу или (в незначительной степени) к заключению более 40 тыс. советских «номенклатурных» работников, впервые упомянул Н. С. Хрущёв на XX съезде партии. В настоящее время они опубликованы. Наконец, важно упомянуть о том, что импульсы «большому террору» придавали также регулярные поездки членов Политбюро на места с целью проведения чисток в республиканских и областных партийных организациях. Известны такие командировки Л. М. Кагановича в Челябинскую, Ярославскую, Ивановскую области, в Донбасс; А. А. Жданова — в Башкирию, Татарию и Оренбургскую области; А. И. Микояна — в Армению. Функции разъездного комиссара по репрессиям выполнял в 1937—1938 гг. А. А. Андреев… Несмотря на то, что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, как теперь совершенно точно установлено, Сталин. Многие решения Сталин принимал фактически единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с личными указаниями. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии о ходе суда над «вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района», Сталин телеграфировал: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати». Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком. Единолично решал Сталин вопросы об аресте тех или иных работников и направлении хода следствия по различным делам
Тройки рассматривали дела в отсутствие обвиняемых, десятки дел на каждом заседании. По воспоминаниям бывшего чекиста М. П. Шрейдера, проработавшего на руководящих должностях в системе НКВД до 1938 г. и затем арестованного, порядок работы «тройки» по Ивановской области был следующий: составлялась повестка, или так называемый «альбом», на каждой странице которого значились имя, отчество, фамилия, год рождения и совершенное «преступление» арестованного. После чего начальник областного управления НКВД красным карандашом писал на каждой странице большую букву «Р» и расписывался, что означало «расстрел». В тот же вечер или ночью приговор приводился в исполнение. Обычно на следующий день страницы «альбома-повестки» подписывали другие члены тройки.
Протоколы заседания тройки направлялись начальникам оперативных групп НКВД для приведения приговоров в исполнение. Приказ устанавливал, что приговоры по «первой категории» приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников областных управлений и отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение.
Часть репрессий проводилась в отношении лиц, уже осуждённых, и находившихся в лагерях. Для них выделялись лимиты «первой категории», и также образовывались тройки.
Для того, чтобы выполнить и перевыполнить установленные планы по репрессиям органы НКВД арестовывали и передавали на рассмотрение троек дела людей самых разных профессий и социального происхождения.
Начальники УНКВД, получив развёрстку на арест нескольких тысяч человек, были поставлены перед необходимостью арестовывать сразу сотни и тысячи человек. А так как всем этим арестам надо было придать какую-то видимость законности, то сотрудники НКВД стали выдумывать повсеместно всякого рода повстанческие, право-троцкистские, шпионско-террористические, диверсионно-вредительские и тому подобные организации, «центры», «блоки» и просто группы.
По материалам следственных дел того времени почти во всех краях, областях и республиках существовали широко разветвлённые «право-троцкистские шпионско-террористические, диверсионно-вредительские» организации и центры и, как правило, эти «организации» или «центры» возглавляли первые секретари обкомов, крайкомов или ЦК компартий союзных республик.
Так, в бывшей Западной области руководителем «контрреволюционной организации правых» был первый секретарь обкома И. П. Румянцев, в Татарии «руководителем правотроцкистского националистического блока» являлся бывший первый секретарь обкома А. К. Лепа, руководителем «антисоветской террористической организации правых» в Челябинской области был первый секретарь обкома К. В. Рындин, и т. д.
В Западно-Сибирском крае ещё в мае 1937 г. началась фабрикация дела гигантского «эсеро-монархического» вооружённого заговора, якобы организованного в Западной Сибири эмиссарами РОВСа и японской разведкой. Вооружённой опорой заговора якобы должны были стать раскулаченные-спецпоселенцы и ссыльные из «бывших».
В 1939 г. арестованный начальник Ужурского районного отдела Управления НКВД по Красноярскому краю А.Григорьев писал (орфография сохранена)
управление НКВД — КК — возглавляемое Гречухиным и их непосредственными помощниками — Лебедевым, Булачевым, Хвастовским, Кувеневым и др. узнали, что в Новосибирске вскрыта и ликвидирована большая так называемая «Ровсовская организация» имеющая у себя повстанческие штабы и полки, численность которых доходит до чрезмерных цифр.
А в Красноярске нет. Так вышепоименованное командование через н-ков оперсекторов НКВД — Хмарина, Орлова, Плоткина и Якубсона решили создать эту «Ровсовскую организацию», расчленив таковую: в Канске штаб и полк, в Ачинске штаб и полк, в Красноярске связывающий штаб с выходом на главный штаб повстанческой организации в гор. Новосибирске.
Для руководящего состава и командиров штабов и полков — решили подбирать контингент исключительно из бывш.офицерства фельдфебелей, дворян, графов, а полки формировать из беглого кулачества, кулаков и спецпереселенцев. Таким образом схема — особенно Булачевым и Хвостовским, для создания такой организации была готова…
…При этом должен отметить, что на всех без исключения членов Ровсовской организации, протоколы допросов составлялись заранее, руководством «корректировались», после этого если не н-ки отделений, то передовали готовые протоколы допросов сержантам или их практикантам, которых проинструктировали чтобы составленные заранее протоколы допросов и скорректированные начальством их сожали с обвиняемыми, почти не зачитывая протокола допроса заставляли подписывать протокол, применяя к ним конвейерную систему держали на выстайке, несколько дней не давали спать и есть, а когда подпишет, считают, что его «раскололи», таким образом был изъято около 1800 человек Ровсвовской организации, которые в большинстве подвергнуты к ВМР.
В конце июля 1937 г. опербригада работника секретно-политического отдела УНКВД ЗСК П. И. Молостова, в значительной степени составленная из курсантов межкраевой школы НКВД, ходила по предприятиям и стройкам Новосибирска, выясняя у администрации наличие «антисоветского элемента» — без всяких протоколов, ограничиваясь записями вроде «антисоветски настроен», «кулак» и т. д. Затем сотрудники НКВД ночью оцепили огромную площадку строительства оперного театра и в течение трёх дней арестовали до 200 строителей. Один из сотрудников НКВД, проводивший операцию вПрокопьевске, позднее показал: «Ночью к зданию городского отдела были подогнаны около 15 грузовых автомашин с вооруженной охраной. По указанию Дымнова мы выехали на посёлок Южный, где в основном жили спецпоселенцы, и… подвергли аресту всех мужчин. Ордеров на арест у нас не было… брали всех подряд, кто окажется дома… В этот раз было арестовано свыше 200 человек… Руководством городского отдела, видимо, с участием Дымнова, был составлен список всех арестованных, которых вписали в заранее заготовленную схему повстанческой организации…». Всего до 15 марта 1938 г. было осуждено 24.383 «ровсовца», из них 21.129 человек были расстреляны.
Из показаний арестованного начальника 3-го отдела УНКВД Московской области А. О. Постеля:
«Поэтому, если проанализировать протоколы и альбомы осужденных „террористов“ по датам и моментам, когда и где они намечали осуществление терактов, то получится такая совершенно дикая и невероятная картина, что в дни празднеств 1 мая или 7 ноября в колоннах демонстрантов на Красной площади чуть ли не целые десятки или сотни „террористов“, которые проходя мимо мавзолея должны были якобы стрелять, но по различным причинам якобы этому помешали, или же на Можайском шоссе, где проезжали правительственные машины, о чем „террористы“ даже и не знали, в определенные дни летом „дежурили“ целые группы разных „террористов“, поджидавших якобы эти машины для стрельбы по ним, чему опять-таки, якобы помешали какие-то причины, которые и придумывались для правдоподобности показаний»
В Новосибирской области были «вскрыты» «Сибирский комитет ПОВ», «Новосибирская троцкистская организация в РККА», «Новосибирский троцкистский террористический центр», «Новосибирская фашистская национал-социалистическая партия Германии», «Новосибирская латышская национал-социалистическая фашистская организация» и ещё других 33 «антисоветских» организации и группы.
НКВД Таджикской ССР якобы вскрыл контрреволюционную буржуазно-националистическую организацию. Связи её выходили на право-троцкистский центр, Иран, Афганистан, Японию, Англию и Германию и контрреволюционную буржуазно-националистическую организацию Узбекской ССР.
В руководстве этой организации состояли 4 бывших секретаря ЦК КП(б) Таджикистана, 2 бывших председателя СНК, 2 бывших председателя ЦИК республики, 12 наркомов и 1 руководитель республиканских организаций, почти все зав. отделами ЦК, 18 секретарей РК КП(б) Таджикистана, председатели и зам. председателей райисполкомов, писатели, военные и другие партийно-советские работники.
УНКВД по Свердловской области «вскрыло» так называемый «Уральский повстанческий штаб — орган блока правых, троцкистов, эсеров, церковников и агентуры РОВСа», руководимый секретарём Свердловского обкома И. Д. Кабаковым, членом КПСС с 1914 года. Этот штаб якобы объединял 200 подразделений, сформированных по военному образцу, 15 повстанческих организаций и 56 групп.
В Киевской области уже к декабрю 1937 г. было «вскрыто» 87 повстанческо-диверсионных, террористических организаций и 365 повстанческо-диверсионных вредительских групп.
Только на одном московском авиазаводе № 24 в 1937 году было «вскрыто» и ликвидировано 5 шпионских, террористических и диверсионно-вредительских групп, с общим количеством 50 человек («право-троцкистская» группа и группы, якобы связанные с германской, японской, французской и латвийской разведками). При этом указывалось, что «Завод до сего дня засорён антисоветскими социально-чуждыми и подозрительными по шпионажу и диверсии элементами. Имеющийся учёт этих элементов по одним только официальным данным достигает 1000 человек.»
Из-за огромного объёма фальсификации следственных дел, а также не слишком высокого общего уровня грамотности следователи иногда допускали абсурдные ошибки. Так, из-за неправильного написания фамилии указывалось, что Штеклян Антон Петрович завербовал Штеклера Антона Петровича (на самом деле это один и тот же человек), а немцу Эдуарду Зоммерфельду вменялось в вину посещение польского клуба в Москве, где он якобы встречался с польскими шпионами.
Значительной категорией репрессированных были священнослужители. В 1937 году было арестовано 136 900 православных священнослужителей, из них расстреляно — 85 300; в 1938 году было арестовано 28 300, расстреляно — 21 500.. Были также расстреляны тысячи католических, исламских, иудейских священнослужителей и священнослужителей прочих конфессий.
В связи с продажей КВЖД в Советский Союз вернулось несколько десятков тысяч советских граждан, ранее работавших на КВЖД, а также эмигрантов. Вся эта группа лиц получила нарицательное имя «харбинцы» и затем подвергнута репрессии в соответствии с приказом НКВД СССР № 00593 от 20 сентября 1937 года. Их было всего осуждено 29 981 человек, из них к расстрелу — 19 312 человек.
В начале 1938 года дела инвалидов, осуждённых по разным статьям на 8—10 лет лагерей, пересматривались тройкой по Москве и Московской области, которая приговаривала их к высшей мере наказания, так как их нельзя было использовать как рабочую силу.
…Самые худшие операции — это на Украине — хуже всех была проведена на Украине. В других областях хуже, в других лучше, а в целом по качеству хуже. Количеством лимиты выполнены и перевыполнены, постреляли немало и посадили немало, и в целом если взять, она принесла огромную пользу, но если взять по качеству, уровень и посмотреть, нацелен ли был удар, по-настоящему ли мы громили тут контрреволюцию — я должен сказать, что нет…
…Если взять контингент, так он более чем достаточный, а вот знаете головку, организаторов, верхушку, вот задача в чём заключается. Чтобы снять актив — сливки, организующее их начало, которое организует, заводило. Вот это сделано или нет? — Нет, конечно. Вот возьмите, я не помню, кто это мне из товарищей докладывал, когда они начали новый учёт проводить, то у него, оказывается, живыми ещё ходят 7 или 8 архимандритов, работают на работе 20 или 25 архимандритов, потом всяких монахов до чёртика. Всё это что показывает? Почему этих людей не перестреляли давно? Это же всё-таки не что-нибудь такое, как говорится, а архимандрит всё-таки. (Смех.) Это же организаторы, завтра же он начнёт что-нибудь затевать…
…Вот расстреляли полтысячи и на этом успокоились, а сейчас, когда подходят к новому учёту, говорят, ой, господи, опять надо. А какая гарантия, что вы через месяц опять не окажетесь в положении, что вам придётся такое же количество взять…
Выступление Н. И. Ежова перед руководящими работниками НКВД УССР 17 февраля 1938 г.
В 1937—1938 гг. репрессии проводились не только органами госбезопасности. В областных и краевых управлениях милиции определялись лимиты на аресты «социально-вредного» и уголовного элемента, которые доводились до местных начальников. Работники милиции арестовывали облавами ранее судимых, бездомных, беспаспортных, неработающих, нередко задерживали и тех, кто приходил в милицию, чтобы заявить об утере документов. Так, например А. П. Пульцин, возглавлявший Рубцовский райотдел милиции УНКВД по Алтайскому краю, получил указание о немедленном аресте 300 уголовников, на операцию был дан месяц. Выполняя лимит, Пульцин под видом уголовников организовал арест множества случайных лиц. В ноябре 1937 г. двумя милиционерами был избит кладовщик А. Савин. С целью скрыть это преступление Пульцин приказал сфабриковать на Савина материалы о его якобы приводах в милицию, после чего тот был осуждён милицейской тройкой по ст. 35 УК на пять лет лагерей как «социально-вредный элемент». Огульный подход к осуждению «социально-вредных элементов» встревожил власти, и 21 мая 1938 г. НКВД была принята инструкция, согласно которой аресты уголовно-деклассированного элемента милицейскими тройками должны были осуществляться повседневно, без «массовых операций» и кампаний. При этом критиковались «извращения» при осуждении колхозников, имевших прежде судимости или приводы в милицию, но работавших и не связанных с уголовной средой. Одновременно отмечалось, что настоящие уголовники получают минимальные сроки заключения как нарушители паспортного режима. Всего «милицейские тройки» в 1937—1938 гг. осудили около 420—450 тыс. чел. из числа деклассированных и беспаспортных.
Кроме того, уголовники осуждались тройками НКВД по приказу № 00447 («кулацкая операция»), при этом к ним массово применялся расстрел. По «кулацкой операции», согласно итогам 1937 г., по всему СССР уголовников среди расстрелянных оказалось 15 %. Так, например, житель Омской области Ефим Родионов в 1937 г. был признан виновным в хищении крупного рогатого скота и по статье 166 УК, имевшей верхний порог наказания в 8 лет, был осуждён тройкой к расстрелу. Для осуждения оказалось достаточным показаний потерпевшего и свидетелей, в которых Родионов характеризовался как ранее судимый известный конокрад, но не было конкретных фактов его преступной деятельности.
Иногда уголовников расстреливали по политическим обвинениям. Так, Ф. С. Рэкетский, прибывший из Польши и работавший шофёром в совхозе № 160 на ст. Ояш Западно-Сибирского края, был известным в Ояше вором и несколько раз обкрадывал местный клуб и ларьки. Ночью 30 августа 1937 г. его взяли с поличным в магазине, доставили в политотдел совхоза № 78, а откуда сразу же отправили в Новосибирск, в отдел контрразведки УНКВД. Ракетский признал вину в краже, но был осуждён как польский шпион и расстрелян.
Изучение останков на Бутовском полигоне показывает, что приговоры как правило приводились в исполнение выстрелами в затылок. Использовались наганы, пистолеты ТТ-33 и пулемёты Дегтярёва. Трупы хоронили группами в заранее вырытых ямах.
Исследователь Алексей Тепляков в своей работе «Сибирь: процедура исполнения смертных приговоров в 1920-х — 1930-х годах» высказывает мнение, что «традиция» расстрелов в затылок с последующим контрольным выстрелом «установилась достаточно рано», уже в начале 1920-х годов. Также исследователь цитирует показательные воспоминания бывшего помощника уполномоченного ОГПУ Спиридона Карташова, досрочно ушедшего на пенсию в связи с начавшимися у него припадками эпилепсии:
У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе. Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить, мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил. …Мною лично застрелено тридцать семь человек, большое число отправил в лагеря. Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно. (…) Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю (туда) вплотную. Меня только тёплой кровью обдаёт, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать — убивать. Если бы не припадки, я бы так рано на пенсию не ушёл.
25 июля 1937 года начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю Миронов С. Н. (который впоследствии был сам расстрелян), на совещании начальников оперсекторов управлений НКВД инструктировал их:
Чем должен быть занят начальник оперсектора, когда он приедет на место? Найти место, где будут приводиться приговора в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дерн и потом этим дерном покрыть это место, с тем, чтобы всячески конспирировать место, где приведён приговор в исполнение — потому что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом [проявления] религиозного фанатизма. Аппарат никоим образом не должен знать ни место приведения приговоров, ни количество, над которым приведены приговора в исполнение, ничего не должен знать абсолютно — потому что наш собственный аппарат может стать распространителем этих сведений.
Бывший начальник Куйбышевского оперсектора УНКВД по Новосибирской области Л. И. Лихачевский (который впоследствии сам был арестован) показал, что по Куйбышевскому оперсектору в период 1937—1938 годов было ликвидировано около 2 тыс. чел., из них около 600 ликвидировано путём удушения, причём на одного человека уходило в среднем по минуте
8 августа 1937 г. заместитель Ежова Фриновский направил телеграмму: «Всем начальникам УНКВД. В дополнение оперприказа № 00447. Приговора троек объявлять осужденным только второй категории. Первой категории — не объявлять. Повторяю — не объявлять. Фриновский». В результате обреченные на смерть узнавали о своей участи лишь на месте расстрела.
Колхозник колхоза «Труженик» Ново-Борчатского сельсовета Крапивинского района современной Кемеровской области Григорий Чазов, приговоренный «тройкой» к расстрелу 22 марта 1938 года был вызван с группой других заключеных якобы для отправки на этап. Их по одному выводили из камеры и направляли за дом, где уже была приготовлена братская могила. Григорий Чазов получил удар по голове сзади от коменданта тюрьмы, а двое неизвестных, насунув ему шапку на глаза, повели за дом и сильным толчком бросили его в глубокую яму. Упав в яму, Чазов почувствовал под собой тела стонущих людей. По этим людям неизвестные ему лица ходили и стреляли в них. Чазов, лёжа между трупами, не шевелился и таким образом остался жив. А когда расстреливавшие люди уехали, оставив яму незакопанной, — вылез и пошёл домой в колхоз, находившийся за 45 километров от места расстрела..
Впоследствии, совместно с братом Фёдором, Чазов приехал в Москву искать справедливости — направились к Михаилу Калинину, откуда они оба были направлены в Прокуратуру СССР. Там после допроса с санкции заместителя Прокурора СССР Г. Рогинского оба были арестованы и Рогинский написал Фриновскому о необходимости привлечения к ответственности лиц, «небрежно выполнивших приговор о расстреле». 20 июня 1938 г. Григорий Чазов был расстрелян в Москве, а его брат 29 июля по докладу Рогинского был осуждён как социально-вредный элемент на 5 лет заключения.
Дело № 33160 на 17 человек, в том числе Григория Чазова, было грубо сфабриковано: обвинительное заключение было составлено уже 19 января 1938 года, а все необходимые допросы были проведены уже позднее, с 16 по 19 февраля, и оформлены задним числом, причём в деле отсутствовали какие-либо документы и свидетельские показания. В связи с этим в 1939 году прокуратура СССР даже внесла протест на решение по делу Чазова.
Высокопоставленный старый большевик Постышев П. П. с 1933 года работал на Украине, где, по утверждению Троцкого, довёл травлей до самоубийства Скрипника Н. А. Однако к 1937 году Постышев попал в опалу и был переведён на пост первого секретаря Куйбышевского обкома партии. В начале года он был снят с постов первого секретаря Киевского обкома и горкома, секретаря ЦК КП(б) Украины. В марте был избран первым секретарём Куйбышевского горкома, в июне — Куйбышевского обкома.
Стремясь оправдать упрёки в том, что на Украине он проявлял недостаточное рвение в деле «разоблачения врагов», Постышев приступил к широкомасштабным репрессиям в Куйбышевской области. По мнению Роговина В. З., развязанный Постышевым режим террора «был беспрецедентным даже по меркам 1937 года». Так, «новацией» Постышева стало то, что он разогнал в полном составе 34 райкома партии.
За подобные «перегибы» 8 января 1938 года Постышев был снят с должности, и ему постановлением Политбюро был объявлен строгий выговор. На январском пленуме ЦК 1938 года Постышев подвергся травле, против него выступил даже собственный подчинённый, второй секретарь Куйбышевского обкома Игнатов. Как подчёркивает Роговин, «в качестве критиков Постышева, с негодованием реагировавших на его объяснения, выступали даже такие матерые палачи, как Ежов, Берия и Багиров»:
ЕЖОВ. Вы скажите, как вы распустили 30 райкомов…Зачем было распускать.
МАЛЕНКОВ. Да никто в обкоме толком не знал сколько райкомов у них распущено: сначала сказали, что 13, потом сказали, что 20, а когда им сказали, что у них распущено 30 райкомов, они удивились. А теперь оказывается, что распущено 34. Позорный факт для обкома.
КАГАНОВИЧ. Если даже 4 человека осталось в райкоме и то распускать — нечего…
МОЛОТОВ. Дискредитация партии получается, тов. Постышев, при головотяпстве руководителей в обкоме…
ПОСТЫШЕВ. Разрешите же мне кончить и объяснить все дело как я умею.
КАГАНОВИЧ. Плохо умеешь, вот об этом и говорят.
КОСИОР …Роспуск — это мера чрезвычайная, это самая политически острая, принимаемая в исключительных случаях мера… Обыкновенно есть какая-то часть партийного комитета, на которую надо опереться. В этом случае можно собрать конференцию, совещание, поставить вопрос о довыборах или перевыборах партийного комитета, но роспуск является таким актом, который наши партийные организации политически мажет.
СТАЛИН. Это расстрел организации.
КОСИОР. Совершенно правильно.
СТАЛИН. К себе они мягко относятся, а районные организации они расстреливают.
КОСИОР … Это провокационный метод. Это граничит с провокацией, кто подсказывает такой метод.
СТАЛИН. Это значит поднять партийные массы против ЦК, иначе это понять нельзя…
ИГНАТОВ….Решение Куйбышевского областного комитета по вопросу роспуска 34 районных комитетов партии действительно …по своим последствиям явно провокационное решение…Почему это произошло?…Вы знаете, что февральско-мартовский пленум Центрального Комитета призывал нашу партию и руководителей беспощадно вести борьбу с врагами … Тов. Постышев сидел в обкоме с марта месяца и, я должен сказать, что до вмешательства Центрального Комитета, до августа месяца, когда Центральный Комитет послал секретаря ЦК т. Андреева, никакой борьбы с врагами не было…
Тов. Андреев … Постышеву сказал: «Тов. Постышев, Центральный Комитет считает, что борьбы у вас с врагами нет, что вам надо мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов. Дела у вас неважные»
Тогда стиль [у Постышева] появился другой, что везде и всюду начал кричать, что нет порядочных людей…У нас две недели все секретари городских райкомов и весь аппарат райкомов в городе Куйбышеве бегали с лупами. Постышев берет лупу, вызывает к себе представителя райкома и начинает рассматривать тетради, все тетради у нас оборвали, на обложках находили фашистскую свастику и дошли до того, что на печеньях есть олени — фашистские значки, на конфетах карамель, там цветок, это тоже фашистский значок.
СТАЛИН. Врагов ищет.
ИГНАТОВ. Да, везде искали врагов с лупами…
По итогам пленума Постышев был переведён из членов ЦК в кандидаты. 10 февраля Политбюро передало дело Постышева Комиссии партийного контроля. На основании постановления Комиссии от 17 февраля Постышев был исключён из партии, 22 февраля 1938 года арестован. Расстрелян 26 февраля 1939 года. Помимо самого Постышева, была также расстреляна его жена, а сын получил 10 лет лагерей.
В целом январский пленум 1938 года уже дал некие намёки на сворачивание террора. Своим постановлением «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков» пленум признал многочисленные «перегибы» при исключении коммунистов из партии. При этом законность арестов, и вообще деятельность НКВД пока что не подвергалась никакому сомнению, а сами необоснованные исключения из партии объяснялись исключительно происками «врагов народа»:
Бывший секретарь Киевского обкома КП(б)У, враг народа Кудрявцев на партийных собраниях неизменно обращался к выступавшим коммунистам с провокационным вопросом: «А вы написали хоть на кого-нибудь заявление?» В результате этой провокации в Киеве были поданы политически компрометирующие заявления почти на половину членов городской парторганизации, причем большинство заявлений оказалось явно неправильным и даже провокационным.
Разоблаченное ныне вражеское руководство Баррикадного райкома ВКП(б) гор. Сталинграда провокационно исключило из партии и добилось ареста члена партии с 1917 года Мохнаткина, бывшего красного партизана, начальника одного из крупнейших цехов завода «Баррикады» за «антисоветские разговоры». Как выяснилось в результате проверки, эти «антисоветские разговоры» выражались в том, что т. Мохнаткин в беседе с товарищами высказывал недовольство по поводу бездушного отношения сельсовета к детям павшего в бою с белыми в годы гражданской войны командира партизанского отряда, в котором Мохнаткин был помощником командира. Тов. Мохнаткин восстановлен в правах члена партии только после вмешательства КПК при ЦК ВКП(б).
Такие факты провокационной работы врагов партии, пробравшихся в партийный аппарат, имели место также в Воронежской, Краснодарской, Челябинской и в других партийных организациях.
Вследствие массовых репрессий, распространившихся в том числе и на сам ЦК, его численность в течение 1937—1938 годов постоянно уменьшалась. В ходе трёх пленумов — июньского и октябрьского 1937 года, а затем январского 1938 года, — из ЦК было исключено более половины его членов. Фактически уже январский пленум, даже несмотря на повышение кандидатов до членов ЦК, собрался без кворума.
В общей сложности в промежуток между XVII и XVIII съездом из 139 членов и кандидатов в члены ЦК было расстреляно 98 человек, в общей сложности, вместе с естественными смертями и самоубийствами умерло 108 человек, то есть более 70 %.
Вопреки распространённому мнению доносы играли незначительную роль в раскручивании маховика репрессий. Характер сталинского террора, его сугубая централизация и проведение на основе заранее определённых «контрольных цифр» оставляли мало места для активности «добровольных помощников» НКВД. Основой обвинительных материалов в следственных делах были признания, полученные во время следствия. Заявления и доносы как доказательство вины арестованного в следственных делах встречаются сравнительно редко. По архиву бывшего управления ФСБ по Томской области, например, такие доносы были обнаружены в менее чем 0,5 % изученных дел. Механизм организации массовых операций 1937—1938 гг. не предусматривал широкого использования доносов (по крайней мере, текущих доносов) как основы для арестов. Изъятия «антисоветских элементов» проводились первоначально на основе картотек НКВД, а затем на основе «показаний», выбитых на следствии. В конце 1937 г. Ежов разослал в УНКВД краёв и областей указание с требованием сообщить о заговорах, которые были вскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были обескураживающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 г. от начальника Омского УНКВД: "Случаев разоблачения по инициативе колхозников шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было.
Важное значение в механизме террора имела официальная пропаганда. Собрания, где клеймили «троцкистско-бухаринских подонков» проходили в трудовых коллективах, в институтах, в школах.
Казахский поэт Джамбул Джабаев сочинил Ежову целую оду: «… Враги нашей жизни, враги миллионов, ползли к нам троцкистские банды шпионов, бухаринцы — хитрые змеи болот, националистов озлобленный сброд. Мерзавцы таились, неся нам оковы, но звери попались в капканы Ежова. Великого Сталина преданный друг, Ежов разорвал их предательский круг».
1-й секретарь ЦК КП(б) Грузии Л. П. Берия (ставший преемником Ежова) в 1937 на 5 съезде КП(б) Грузии заявил: «Пусть знают враги, что всякий, кто попытается поднять руку против воли нашего народа, против воли партии Ленина-Сталина, будет беспощадно смят и уничтожен».
Нагнеталась шпиономания, доходящая до абсурда.
Перед нами «Сборник упражнений по стилистике» проф. Бархина. Этот учебник, изданный Учпедгизом в 1936 г., содержит такие «упражнения»:
«26. Написать сочинение (описание) в деловом тоне: „Завод, на котором работает мой отец (брат, мать…)“, ответив на вопросы:
Где находится? Величина (в сравнении, например, с другим заводом, лежащим в том же районе)? Кем был основан и когда? Какие пути ведут к заводу (есть ли железнодорожная ветка, проходит ли поблизости от завода трамвай)? Какой силы машины и какие двигатели (паровой, газовый, электрический и т. д.)? Каким пользуется топливом? Какое сырье перерабатывает? Что завод производит? Куда идет продукт (в город, в деревню)? Сколько рабочих на заводе? К какому профессиональному союзу принадлежат рабочие? В каком цехе работает отец? Какие ещё есть цехи? Когда начинаете работа? Как велик рабочий день? Есть ли при заводе столовая, амбулатория, клуб?»
Это, с позволения сказать, «упражнение» предоставляет любому шпиону, разведчику, троцкисту или иному двурушнику, пробравшемуся в школу, широкие возможности для собирания «полезных сведений» в пользу иностранной буржуазной разведки. Такое «пособие» может явиться орудием в руках любого диверсанта…
Многие простые люди видели в терроре удар против «зарвавшегося» и коррумпированного начальства и использовали террор в личных целях, в 1937—1938 тысячи простых граждан заваливали НКВДдоносами на своих сослуживцев, соседей, начальников, знакомых, доносов было столько, что НКВД просто не справлялся. Много было случаев, когда доносы писали друг на друга в институтах и прочих учебных заведениях. Так например (уже после снятия и казни Н. И. Ежова) в 1940 году, будущий военный историк и писатель В. В. Карпов, тогдашний курсант Ташкентского военного училища, был репрессирован по доносу, написанному на него однокурсником.
Сталин на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК ВКП(б) так говорил о доносительнице П. Т. Николаенко:
«Пример с Николаенко. О ней много говорили. И тут нечего размазывать. Она оказалась права. Маленький человек Николаенко, женщина. Писала, писала во все инстанции. Никто внимания на неё не обращал. А когда обратил, то ей же наклеили за это. Потом письмо поступает в ЦК. Мы проверили. Но что она пережила, и какие ей пришлось закоулки пройти, для того чтобы добраться до правды. Вам это известно. Но ведь факт — маленький человек, не член ЦК, не член Политбюро, не нарком, и даже не секретарь ячейки, а просто человек, а ведь она оказалась права. А сколько таких людей у нас, голоса которых глушатся, заглушаются. За что её били? За то, что она не сдается так, мешает, беспокоит. Нет, она не хочет успокоиться. Она тыкается в одно место, в другое, в третье. Хорошо, что у неё инициативы хватило. Её все по рукам били, и когда, наконец, она добралась до дела, оказалось, что она права. Она вам помогла разоблачить целый ряд людей. Вот что значит прислушиваться к голове низов, к голосу масс.»
Начальник ленинградского управления НКВД Заковский писал в газете «Ленинградская правда»: «Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер — дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся».А.Краснов-Левитин. Лихие годы:1925-1941
Официально пытки к арестованным были разрешены в 1937 с санкции ЦК ВКП(б). Когда в 1939 году местные партийные органы требовали отстранять и отдавать под суд сотрудников НКВД, которые участвовали в пытках, Сталин направил партийным органам и органам НКВД следующую телеграмму, в которой дал теоретическое обоснование допустимости пыток как исключительного средства в отношении явных врагов народа:
|
Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключённых для вымогательства ложных показаний и «признаний». Заранее определялось количество признаний, которых должен добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причём нормы часто доходили до нескольких десятков «признаний». Следователями широко применялась практика полного взаимного информирования о содержании полученных показаний. Это давало возможность следователям при допросах «своих» арестованных подсказывать им тем или иным способом факты, обстоятельства, фамилии лиц, о которых были раньше даны показания другими арестованными. В результате очень часто такого рода следствие приводило к организованным оговорам ни в чём неповинных людей. Для того, чтобы получить большее количество признаний, в ряде органов НКВД прибегали к прямой провокации: уговаривали заключённых дать показания об их, якобы, шпионской работе в пользу иностранных разведок, объясняя при этом, что такого рода вымышленные показания нужны партии и правительству для дискредитации иностранных государств. При этом обещали заключённым освободить их после дачи подобного рода «признаний». Руководство НКВД в лице тов. Ежова не только не пресекало такого рода произвол и перегибы в арестах и в ведении следствия, но иногда само способствовало этому. Малейшие попытки со стороны чекистов-партийцев противодействовать такому произволу глушились.29 января 1939 г. нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев и заведующий отделом организационно-партийной работы ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков представили И. В. Сталину сопроводительное письмо к акту приёма-сдачи дел в НКВД СССР, где в частности было сказано следующее:
Начальник отдела УГБ НКВД БССР Сотников писал в своём объяснении:
Примерно с сентября месяца 1937 года всех арестованных на допросах избивали… Среди следователей шло соревнование, кто больше «расколет». Эта установка исходила от Бермана (бывший наркомвнудел Белоруссии), который на одном из совещаний следователей наркомата сказал: «Ленинград и Украина ежедневно дают на двойку по одному альбому, и мы должны это делать, а для этого каждый следователь должен давать не менее одного разоблачения в день» [дела о шпионаже рассматривались не тройками, а «двойкой», состоявшей из Ежова и Вышинского, которая рассматривала их на основании так называемых альбомов — списков обвиняемых с указанием их фамилий, имени, отчества и других установочных данных, краткого содержания выдвинутого обвинения и предложений следствия по приговору].Избиение арестованных, пытки, доходившие до садизма, стали основными методами допроса. Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания в день.
В наркомате был сплошной стон и крик, который можно было слышать за квартал от наркомата. В этом особенно отличался следственный отдел. (Архив Ежова, опись № 13).
23 сентября 1939 г. военный прокурор войск НКВД Туркменского погранокруга Кошарский подал докладную записку прокурору СССР М. И. Панкратьеву и исполняющему дела главного военного прокурора РККА Гаврилову об итогах следствия по делам «о нарушениях социалистической законности» в органах НКВД Туркменской ССР. В частности, там говорилось:
Наряду с действительными врагами партии и советской власти начали производиться огульные, необоснованные аресты граждан, что при введённой Нодевым [наркомом внутренних дел Туркменской ССР]системе вымогательств и извращений неизбежно должно было привести и привело к крупнейшим ошибкам и преступлениям. Уже в сентябре 1937 г. по установкам Нодева работники аппарата НКВД ТуркССР начали широко применять т. н. «конвейер» и избиения арестованных. Конвейеру и избиениям подвергались почти все арестованные независимо от наличия их обвинительных материалов и, если в начале эти меры воздействия кое-как «регламентировались» Нодевым, который в каждом отдельном случае давал разрешение на избиение того или иного арестованного, то позже необходимость применения физических мер воздействия к арестованным определял сам сотрудник, производивший расследование по делу… Не довольствуясь, по видимому, эффективностью указанных выше мер приёмов следствия, Нодев вскорости дал провокационную установку о допросах арестованных «на яме». Сущность такого рода допросов заключалась в том, что вместе с очередной группой осуждённых к расстрелу на место приведения в исполнение приговоров выводился подлежащий допросу обвиняемый, который одним из следователей «допрашивался», тогда как в это же время на глазах у допрашиваемого расстреливались другие осуждённые. Обычно такой допрос сопровождался угрозами расстрела и обещаниями, что в том случае, если арестованный сознается и назовёт своих соучастников, ему будет сохранена жизнь… [с ноября 1937 г.] вместо допустимого в отдельных случаях применения принуждения к не сдающемуся на следствии явному врагу, во всех опрегруппах начались поголовные избиения и пытки арестованных, независимо от наличия материалов, уличающих их в контрреволюционной деятельности… За время пребывания Монакова в должности наркома внутренних дел [с декабря 1937 г.] массовые аресты невинных людей, незаконные осуждения тройкой граждан, провокации, подлоги, очковтирательство и обман центра приняли колоссальные размеры… Монаков требовал от сотрудников, ведущих следствие, чтобы они били арестованных так, чтобы было слышно у него в кабинете, и это требование Монакова следователями выполнялось в точности, больше того, крики избиваемых арестованных были слышны не только в кабинете Монакова, но и на улицах и в домах, прилегающих к зданию наркомата. В начале 1938 г. Монаковым и ближайшим соучастником его преступлений, начальником 5-го отдела НКВД ТуркССР Пашковским был введён так называемый «массовый конвейер». На этом «конвейере» или, как его тогда называли «конференции», устраивались групповые порки и пытки арестованных. Арестованных заставляли по несколько суток (иногда по 15-20) стоять на ногах или на коленях, заставляли избивать один другого и т. д. Во время массовых порок сотрудники для того, чтобы заглушить крики арестованных, пели хоровые песни
1 февраля 1939 г. прокурор СССР А. Я. Вышинский в письме И. В. Сталину и В. М. Молотову потребовал привлечь к уголовной ответственности сотрудников УНКВД Вологодской области. Среди прочего Вышинский писал:
1)Быв. начальник Белозёрского оперсектора УНКВД СССР лейтенант госбезопасности Власов, получив задание о разработке и выявлении кулацких, антисоветских элементов, занимающихся контрреволюционной деятельностью, вместо честного и добросовестного выполнения этого задания встал на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел. В этих целях Власов и работники оперсектора сержант госбезопасности Воробьёв, старший лейтенант чекист запаса Емин, сотрудник Левашев и прикомандированный к оперсектору начальник пограничной школы в Ленинграде капитан Антипов прибыли в исправительно-трудовую колонию № 14 под видом «медицинской комиссии», якобы для отбора и направления осуждённых в другие колонии. Отобрав здесь из отбывающих наказание 100 человек, Власов и его сотрудники составили подложные протоколы допросов обвиняемых, якобы сознавшихся в совершении тягчайших государственных преступлений. Подписи обвиняемых на протоколах были получены под видом подписей на «свидетельствах о болезни». Сфабрикованные таким образом дела были переданы на рассмотрение во внесудебном порядке на тройку при УНКВД по Вологодской области и все 100 челловек были расстреляны. 2) Власов, Емин, Воробьёв, Левашев и начальник Белозёрского РО НКВД Портнаго во время допросов доходили до изуверства, применяя к допрашиваемым всевозможные пытки. Дело дошло до того, что во время допросов этими лицами четверо допрашиваемых были убиты
Бывший наркомвнудел Грузии Гоглидзе, руководивший вместе с Берией развёртыванием репрессий в Грузии на суде в 1953 году показал:
Председатель: Вы получали указания от Берии в 1937 году о массовых избиениях арестованных и как эти указания вами выполнялись?Гоглидзе: Массовыми избиениями арестованных стали заниматься весной 1937 года. В то время Берия возвратившись из Москвы предложил мне вызвать в ЦК КП(б) Грузии всех начальников городских, районных, областных УНКВД и наркомов внутренних дел автономных союзных республик. Когда все прибыли, Берия собрал нас в здании ЦК и выступил перед собравшимися с докладом. В докладе Берия отметил что органы НКВД Грузии плохо ведут борьбу с врагами, медленно ведут следствие, враги народа разгуливают по улицам. Тогда же Берия заявил что если арестованные не дают нужных показаний, их нужно бить. После этого в НКВД Грузии начались массовые избиения арестованных…
Председатель: Берия давал указания избивать людей перед расстрелом?
Гоглидзе: Берия такие указания давал…Берия давал указания избивать людей перед расстрелом… (Джанибекян В. Г., «Провокаторы и охранка», М.,Вече, 2005)
Арестованный начальник 1 отдела ГУГБ НКВД СССР И. Я. Дагин в показаниях от 15 ноября 1938 г. сообщал:
Ежов… пристально посмотрел на меня и сказал… «Был у меня такой хороший приятель Марьясин… вместе с ним работали мы в ЦК. Марьясин пошёл против нашего дела и за это по моему указанию его каждый день били… Дело Марьясина было давно закончено, назначалось к слушанию, но каждый день откладывалось по моему распоряжению для того, чтобы продолжать избивать Марьясина. Я велел отрезать ему ухо, нос, выколоть глаза, резать Марьясина на куски. И так будет со всеми»
Заведующий отделом организационно-партийной работы Калининского обкома партии, докладывая в конце марта 1939 г. о проверке работников НКВД области, писал: «все следователи… начиная от начальника отдела, занимались извращённым методом ведения следствия, избиением арестованных, необоснованными арестами». Называя чекистов «шайкой палачей», которым «доверили распутывание дел, которые ими же запутаны», партийный чиновник ставил вопрос о необходимости дальнейшей чистки НКВД.
Военачальнику В. К. Блюхеру выкололи глаз, партийному деятелю Р. И. Эйхе и деятелю литовской компартии З. И. Ангаретису сломали позвоночник, сотруднику Коминтерна В. Г. Кнориньшу паяльной лампой жгли спину. С. П. Королёву сломали челюсти и вызвали сотрясение мозга .
В том же 1937 году от пыток в Тбилисской тюрьме скончался грузинский композитор и дирижёр Е. С. Микеладзе.
Случаи, когда сотрудники НКВД отказывались участвовать в расправах с невиновными, были весьма редки, так как такой отказ означал смертельную угрозу для самого сотрудника НКВД. Тем не менее, такие случаи известны.
Так, замначальника Особого отдела ГУГБ НКВД СибВО П. Ф. Коломиец столкнувшись с массовыми арестами и расстрелами военнослужащих, 7 декабря 1937 г. отправил «воздушной почтой» письмо Ежову с просьбой прислать комиссию для вскрытия извращений в следствии. Узнав о том, что, вопреки его мнению, сторож Легалов был расстрелян по обвинению в мифическом поджоге, Коломийц сказал о своём рапорте заместителю начальника УНКВД И. А. Мальцеву. Вскоре Коломийц зашёл к начальнику управления Горбачу и отказался нести ответственность за отдел. 23 декабря он был арестован и подвергся пыткам. В марте 1938 г. он был вынужден написать: «… Последние 6-7 лет я не принимал участия в делах по массовым операциям, в так называемой ударной следственной работе… варился в собственном соку и поэтому лишён был приобретения того положительного опыта… который накопили передовые органы и работники ОГПУ-НКВД […] Некоторые явления практической чекистской работы по осуществлению карательной политики ВКП(б) и Советской власти я в ряде случаев рассматривал с точки зрения ложной, гнилой морали». Коломийц был осуждён на 20 лет лагерей, но в 1940 г. его реабилитировали.
Мобилизованный в НКВД в разгар террора, молодой сотрудник оперчекотдела Сиблага Садовский написал Сталину письмо с протестом против пыток и фальсификаций. Его немедленно арестовали, пытали и осенью 1938 г. он был расстрелян.
Начальник СПО и член тройки НКВД ТатАССР Я. Я. Веверс в ноябре 1937 г. приказал арестовать своего подчинённого С. А. Аухадеева, отказавшегося принимать участие в расстрелах. Аухадеев получил пять лет за «антисоветскую агитацию», но в 1939 г. его дело было прекращено.
Заместитель начальника Благовещенского РО УНКВД по Алтайскому краю М.Сейфулин, будучи, по словам одного из коллег, не согласен «с постановкой в то время арестов и методов следствия, весной 1938 года застрелился». Начальник одного из РО НКВД Курской области Д.Щекин 4 августа 1938 г. также покончил с собой, а перед этим посещал семьи арестованных и выпивал с ними.
В сентябре 1937 г. референт по следственному производству Воронежского областного УНКВД Гуднев без доклада начальнику управления освободил четырёх человек, арестованных за «подрывную агитацию против ЦК и выпуск нелегальной литературы». После этого он скрылся, а вместе с ним скрылись и освобождённые им лица. Перед этим Гуднев уничтожил находившиеся в своём производстве дела, по которым арестованным грозил расстрел.