ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 38 сентябрь 2014 г.

 

Человек и природа

 

 

Владимир Кабаков

 

Олени Ричмонд парка

 

(окончание, начало в № 36)

 

Девятнадцатого июня. Погода облачная, с ветром, но тепло. Около двадцати градусов. Приехал в Ричмонд – парк около двух часов дня. На заходе долго снимал с пяти метров из–за куртины папоротника кролика около норы. Он сидел на выходе, шевелил усами, крутил головой и прислушивался. При малейшем шуме убегал в нору и выходил вновь через несколько минут.
Выйдя на луговину, увидел на противоположном краю маток благородных оленей. Их было штук семьдесят – восемьдесят. Одна матка отделилась от стада и, идя по ковылю (высокой траве), отошла метров на сто и легла в траву. Рассматривая всю картину происходящего в бинокль, я заметил в зелёном пучке густой травы, мелькнувшее коричнево - жёлтое пятно, а потом оттуда поднялся телёнок, осмотрелся и снова лёг… Видимо он ждал мать – «кормилицу».
Оторожно, начал к нему подходить. Трава за эти солнечные недели как бы выцвела, и к зелёному цвету добавился серый. Высота травяного покрова около полуметра, местами ещё выше, и под ветром ковыль красиво ходит волнами… В такой траве оленята затаиваются и их не видно совершенно. Обойдя место, где видел телёнка, я осторожно стал приближаться ближе, стараясь неслышно ступать по узкой тропинке, набитой оленями. Вначале, ещё издали, заметил большую лёжку под куртиной травы, в которой видимо недавно лежала матка, а потом, в нескольких метрах от меня, в траве мелькнули рыже–коричневые ушки, торчащие и двигающиеся.
Потом разглядел голову, обращённую в противоположную от меня сторону, и не реагирующую на моё присутствие. Затем, в бинокль, разглядел и туловище, коричневое с белыми «солнечными» пятнышками по всему тельцу.
Я снимал головку с большими ушами на камеру, а потом пошевелился неловко и олененок, наконец, заметив меня, вскочил, отбежал на несколько шагов, остановился, повернувшись ко мне, и стал внимательно рассматривать…
Так мы и стояли, друг против друга несколько минут…
Затем оленёнок, не торопясь отошёл от меня, примерно на пятьдесят метров и снова лёг в траву. По времени было около трёх часов дня и светило яркое солнце.

 

Я, помня, что матки приходят кормить спрятанных оленят около четырех часов дня, прошёл краем луговины по крупному дубняку, и сел на скамейку за дорогой, ведущей к дворцу.
Я читал, что этот дворец принадлежал когда-то деду Бертрана Рассела, известного английского математика и философа. Сейчас там, кажется, школа балета. Достав бинокль, я стал рассматривать стадо оленей, которое было от меня метрах в восьмидесяти. Вдруг, рядом с матками, случайно увидел поднявшуюся головку оленёнка, потом вторую, третью. Малыши, родившиеся неделю, две назад, жили уже при стаде и стараясь избавиться от полчища кровососущих насекомых и разминая ноги, они, по временам, начинали бегать по кругу, посередине стада, то в одну, то в другую сторону.
Разглядывая стадо в бинокль, я насчитал до семи телят и один, как минимум, был спрятан в ковыле. Все оленята были небольшими, но разного роста, с коричнево–рыжей шубкой, с пятнышками почти белого цвета, разбросанными по всему тельцу, со временем темнеющими. Голова небольшая, точёная, с непропорционально большими ушками и с тёмными глазками. От пятнистых оленей они отличались: зеркальце на заду было жёлтым, а не серо–беловатым, как у первых, и по размерам эти недельные телята были похожи на годовалых маток пятнистого оленя.…

Чуть погодя, я услышал в стаде звуки, напоминающие трескучее блеянье барашков, и увидел, как один телёнок, подойдя к «мамаше», подлез под неё и стал сосать молоко. Матка стояла неподвижно, и телёнок сосал молочко несколько минут (4 – 5 мин), не отрываясь. Закончив кормление, малыш пошёл вперёд, а мать шла рядом и старалась его вылизывать.
Поснимав эту сцену, я вернулся к спрятанному оленёнку, и увидел подходящих к тому месту двух маток. Первая уверенно шла к месту, где затаился телёнок. Когда до него оставалось метров десять, оленёнок вскочил из травы, подскакал к матке, но та оттолкнула его головой – это был не её оленёнок. Телёнок тоже видимо понял свою ошибку и остановился в недоумении.
Вторая матка рысью подбежала к нему и он, узнав «родную», нырнул ей под брюхо и стал с жадностью сосать молоко. Из травы видны были только его задние ножки. Через некоторое время мать увела накормленного оленёнка в стадо, а вторая, так и не найдя своего, тоже возвратилась следом за ними.
Стадо оленей, как обычно, сопровождали галки, но вглядевшись, я понял, что это скворцы, стая штук в пятьсот, числом. Они весь день летали плотным «облачком» над полем, иногда по несколько штук рассаживаясь на спины оленей, и с высоты рассматривали окрестности.
… Я подумал, что у скворцов были брачные игры – нечто подобное сбору или митингу...
Рассматривая стадо оленей в бинокль, я увидел рядом с одной из маток две крошечных ушастых головки и понял, что это двойняшки…
Матки в это время очень пугливы и осторожны. Увидев меня, они неподвижно замирают и неотрывно смотрят, подняв уши немного вперёд и вверх. Давая сигнал опасности другим оленям, они басисто рявкают, совсем как сибирские косули – самцы.
Через время, я поднялся и пошёл разыскивать оленей быков, которых не видел недели две. Они переместились со своих привычных мест, и я никак не мог их найти…

Перескочив заросший ручеёк, по тропике, петляющей между двух густых и высоких куртин папоротника, пошёл в дальний конец леса, В этот момент показалось, что услышал стук копыт по дереву...
Я повернул голову и увидел вначале рога, а потом и быков, стоящих и кормящихся посреди высокого и частого папоротника. Вначале даже показалось, что это была развесистая коряга. Но, когда "коряга" двинулась, я понял, что наконец-то нашёл стадо быков. Это были, в основном, быки-доминанты и рога у них стали развесисто громадными, как мне показалось.

За эти две недели рога на вершинках своих у всех раскрылись подобие «вазочек» из которых в разные стороны, торчали по три – четыре коротких острых отростка.
Здесь была половина бывшего бычьего стада, но какие они все были крупные и откормленные!
Одни ходили по папоротнику и скусывали что–то с земли, другие лежали и жевали нескончаемую жвачку...

Я с волнением устроился неподалёку, и стал наблюдать за ними в бинокль. Новая шерсть на оленях отросла, бока круглились от съеденной сытной травы. Изредка останавливаясь, они неподвижно смотрели на меня, а потом убедившись, что я не представляю опасности, начинали кормиться снова.
На концах рогов, доминантных быков выросло что–то невероятно массивное, и у одного, я насчитал девять отростков, включая длинные четыре отростка на стволе и на вершине, остальные четыре или даже пять, но совсем коротких сантиметров в пять-десять.
Уже идя в сторону дома, я увидел ещё быка, но в одиночестве. Видимо настала пора, когда он посчитал возможным отделиться от стада.
Я его так и назвал для себя – Одиночка. У него на голове были большие рога в семь длинных отростков и на морде, как мне показалось, росли седые волосы…
Заметив меня, он поднял голову на мощной шее и долго смотрел с расстояния в двадцать метров крупными глазами навыкате, тёмными, ничего не выражающими.

… По шоссе, метрах в трёхстах от нас, катили автомобили, в небе гудели авиалайнеры, направляясь на посадку в сторону Хитроу, а мы стояли друг против друга и, глядя в упор, молчали, словно играя в игру, кто кого переглядит.
Я, наконец, стал опасаться решительных действий со стороны Одиночки и начал «отход», - двинулся по тропинке назад…
А бык, по-прежнему пристально глядя, поворачивал голову на толстой шее вслед моему передвижению. По выражению его глаз ничего нельзя было определить заранее – в каком он настроении.
Отойдя метров на сорок, я сел на сухой ствол поваленного бурей дуба и стал рассматривать пасущегося быка. Это был крупный, тёмно–коричневого цвета бык, который в стаде доминантных самцов выделялся размерами и «мрачным» спокойствием. И вот сейчас он решил жить один, дожидаясь осени, когда начнётся гон и надо будет драться с другими быками, заводить себе гарем и охраняя его, «крыть» маток, передавая им свои гены в потомство. Ну а пока он спокойно в одиночестве пасся, думая о чём-то своём, бычьем…

...В Англии и в Лондоне был апогей лета. Парк утопал в зелени и многокилометровые луговины, покрытые высокой травой, волновались под порывами тёплого ветра.
Дубы вокруг стояли во всей зелёно–лиственной красе, а их шершавые, тёмно–морщинистые, многообхватные стволы, вздымались над травой гигантскими кронами, сплетёнными из толстых, в обхват толщиной, причудливо изогнутых веток.

 

Посереди леса то тут, то там лежали кучи торчащих из травы обломков стволов, спиленных вершин и обломанных веток, собранные в кучу. Обычные приметы старого леса.
Над просторными, постоянно меняющими цвет луговинами в синем небе заливались свистящими трелями крошечные трепещущие крылышками жаворонки. А в дубняках базаристо кричали галки, и чирикали «иноземные» длиннохвостые и зелёные попугаи, словно по ошибке попавшие в Англию.
…Ближе к вечеру золотой закат сменял яркий свет дня, и на притихший парк опустились тёплые сумерки, в которых хорошо видны были электрические светлячки на башнях ближних многоэтажек. Казалось, что эти многоэтажки выросли когда-то здесь сами собой, заполнив пространства между дубовыми рощами, луговинами и гольфовыми, стриженными под гребенку полями.
«Хотел бы я здесь жить – размышлял я. – Ведь с балконов домов, в бинокль можно по утрам видеть стада оленей на луговинах. А на закате по весне слушать разнообразные трели дроздов и других певчих птиц…»
Я розмечтался, - над моей головой под порывами ветра шумела жёсткая узорная листва дубов и о чём-то грустно шептались плакучие столетние ивы, растущие над соседним ручьём. Изредка, по тропинкам и дорожкам парка пробегали неутомимые бегуны, и уже совсем редки были прохожие, внезапно возникающие среди зелени травы и деревьев, и так же внезапно исчезающие в складках местности и в зарослях лиственных рощ…

Олень – Одиночка, к тому времени лёг, и спокойно пережёвывал жвачку в сорока метрах от меня. А я сидел на сухой коряжине, изредка взглядывая в его сторону и слушая недалёкую перебранку галок в соседнем дубняке…
Уходить не хотелось. Мир и покой разлитые вокруг в природе захватили и меня…
Сегодня я увидел в этом большом парке – заповеднике столько необычного, что вдруг и сам почувствовал себя частью этого сложного часто драматичного природного мира. Со мной так бывало и раньше, когда я в одиночку жил и бродил по необъятной сибирской, прибайкальской тайге, наслаждаясь свободой, спокойным и равнодушным величием природы, в которой драма нашей жизни оканчивающейся рано или поздно, растворяется в вечности существования этого бесконечного мира…
Здесь, посередине огромного старинного оленьего парка, я вдруг вновь почувствовал себя одиноким, но свободным…
Небо над горизонтом на западе постепенно окрасилось в ало–серый цвет, потом потемнело, и электрические огоньки города придвинулись ближе в наступившей темноте…
А мне надо было уходить… Со вздохом я поднялся, в последний раз глянул в сторону оленя–Одиночки и быстрым шагом пошёл к опустевшей дороге…

 

Двадцать седьмого июня. Ричмонд – парк. Солнечная, тёплая погода с ветерком…

Приехал в парк в три часа дня. На обычном месте, возле перекрёстка, паслось стадо маток и среди них телята. Трава на луговине «порыжела» и кое–где приобрела охристый оттенок. Очень красиво.
Я пошёл дальше искать стадо быков, и через некоторое время нашёл их, лежавших в обычном месте на луговине, возле автостоянки. Рога у быков приобрели естественные размеры, и когда они лежат в траве, кажется, что из земли торчат бороны, или сухие сучья, разбросанные в траве.
Вместе с быками было несколько маток и два телёнка разных размеров, видимо родившихся в разное время. Тут же ходили матки пятнистых оленей и одна из них почти белая, как домашняя коза, а другая совсем чёрная. Видимо меланисты встречаются в природе одна-две на сто особей и в таком большом стаде они обязательно должны присутствовать…
У одного доминантного благородного (красного) быка, рога имеют одиннадцать отростков, за счёт раскрытия вершинного «узла», на котором пять или шесть маленьких остреньких отросточков, торчат не симметричны «букетом» У того быка, у которого один рог был совсем без боковых отростков, наверху «узел» раскрылся развилкой из трёх отростков.
Олени уже давно перелиняли и новая шерсть начала отрастать, закрывая красную «подпушь» более тёмными остевыми волосами… Но гривы на шее пока нет ни у кого.
«Шуба» оленей заметно потемнела. На рогах – пантах пушок ещё есть, но некоторые рога стали светло – серого цвета. Сегодня сытые животные лежат, не вставая до шести часов вечера, и поднимаются кормиться не все сразу…

 

Двадцать пятого июля. Жарко и солнечно. Температура около тридцати градусов.

 

Не был в парке почти месяц. Весь июль стояла жара около тридцати…
Маток увидел на старом месте, около перекрёстка. Среди них по-прежнему ходит, как пастух, бык с пятью отростками. Это тот, которого я называю «девчачий пастух».
Прошёл дальше и увидел маток с подросшими телятами… Сел на землю под двухобхватный дуб, и сидел так, несколько часов, наблюдая за оленьей жизнью, изредка меняя положение тела – ноги затекали от неподвижности…
Размышлял о том, что звери в природе заняты постоянно либо поисками пищи и насыщением, либо её перевариванием. Но делается всё это неспешно и спокойно, по заведённому давным-давно природному распорядку. И только когда в такую размеренную жизнь вступает, а точнее врывается инстинкт размножения, тогда животных охватывают страсти и бешеные чувства погони, сладострастия или горя разочарования.
Чувство приходит в жизнь природы с возникновением любви. И получается, что целый год вот так звери живут упорядоченно и размеренно и вдруг, с наступлением сезона любви: гона, «свадеб», токов - становятся существами непредсказуемыми и одушевлёнными…
Трава на луговине выросла ещё, но высохла и пожелтела. Отзывается волнами на малейший ветерок.
Благородные олени ещё потемнели, и уже не кажутся красными. Многие стали тёмно–бурого цвета. Рога перестали расти, но по-прежнему покрыты сверху ворсистой кожицей… У всех доминантных быков рога высокие, широко расставленные и по шесть – семь, восемь – девять - десять отростков. Рога вогнуты и концами торчат чуть вперёд. Обычно надглазные отростки самые длинные, потом на стволе ещё растут два или три. И потом уже на вершине «разветвление – узел», в котором до шести маленьких остреньких отросточков, торчащих во все стороны несимметрично. Иногда, загнув голову, быки рогами, которые достают почти до хвоста, почёсывают бока.
В середине лета, стояла сильная жара и канава, идущая вниз от главного пруда пересохла, а озерко в лесу обмелело, заросло ряской и издаёт неприятный гнилостный запах. Вся поверхность его закрыта зелёной ряской.
Пройдя мимо озера в поисках «своих» быков, поднялся на горку и в начале, увидел матку пятнистого оленя, а потом под дубом в тени, заметил несколько десятков быков прячущихся от жары и мошки здесь, в лесу, под крупным тенистым дубом…
Звери стояли плотной «толпой», и только доминантные быки могли себе позволить изредка менять место, пугая молодых оленей своими намерениями. Один молодой бык, лежащий на дороге у «старшего» не успел уступить, и «доминант», пренебрежительно ткнул его копытом в бок, сверху, после чего, «молодой» вскочил и отбежал в сторону.
Около четырёх часов дня, стадо, постепенно выходя из тени дуба, начало кормится и в этот момент, вдруг все олени замерли и в напряжении повернули головы в одну сторону.
Я некоторое время гадал, что могло привлечь из внимание и вдруг, увидел инвалидную коляску с сидящим человеком, и другого, который катил эту коляску мимо, по лесной тропинке.
Олени проводили поворотом голов это казалось неуместное здесь на горке, среди леса существо и успокоившись начали вновь кормиться, а я подумал, что инвалид с помощью «поводыря», таким образом общается с дикой природой…Для инвалида, такое общение – своеобразным лекарством от одиночества и неподвижности.
Ведь и для меня все эти долгие месяцы знакомства с парком и его «населением», были лечебным средством от тоски и однообразия, часто бессмысленной городской жизни. Каждый раз, под вечер, возвращаясь после продолжительного свидания» с оленями, я словно «выныривал» из другого мира, где никто не озабочен течением времени, где смысл и радость, неприятности и даже трагедии взаимообусловлены самим процессом жизни, протекающей на лоне матушки природы, бесстрастно равнодушной, но щедро согревающей и кормящей своих «детей», вне глупого экономизма или идеологий.
Я заметил, что нервы мои успокаиваются, без каких - либо лекарств или упражнений с моей стороны. Придя домой, я с восторгом, напоминающим былые мои энтузиастические времена, рассказывал домочадцам о том, что увидел в «лесу», а потом, поужинав долго и продуктивно, внимательно и сосредоточенно читал, писал или печатал свои заметки на компьютере, нисколько не раздражаясь если неисправная «мышка» не попадала на нужный значок с первого раза…
Ещё совсем недавно, я от этого мог прийти в гневное бешенство, а сейчас, посмеивался и упорно двигал курсор в нужную сторону…
Так, я невольно открыл действенный метод лечения нервных, тяжёлых депрессий…
От общения с природой, от сидения долгими часами рядом с оленьим стадом я чувствовал себя умиротворённым и проблемы смысла в моей жизни, перестали меня тревожить. Я подспудно понял, что надо просто жить, есть, двигаться не думая, что я могу от этого выиграть или проиграть, получить или потерять… Жизнь ведь сама по себе есть драгоценный Божий дар…
Но я отвлёкся…
Самые крупные быки, не уходя из тени, кормились, иногда позёвывая и облизывая длинным языком чёрный нос…
Наконец солнце опустилось за деревья и звери по одному по два, по три, ведомые крупным, доминантным самцом, «Чернышом» (он по цвету шерсти самый тёмный), двинулись мимо меня в сторону лесного озерца, которое после летних жар превратилось в грязевую лужу, покрытую тинистой ряской. Проходя мимо пруда, некоторые олени заходили в тёмную воду почти по брюхо и охладившись выходили на берег разбрызгивая со шкуры капли мутной грязи…
Стадо, к вечеру переместилось на луговину, а я сопровождая их, вышел на берег озера, рассмотрел на грязном берегу их следы и присев на корягу, в тени крупного раскидистого дуба, съел бутерброды, прихваченные с собой из дому, прихлёбывая водичку из пластиковой бутылки.
С дерева, слетела ворона, чёрная и блестяще – глянцевая и села, поближе ко мне. Она вперевалку ходила неподалёку, и когда я бросил ей корочку хлеба, она схватила его в клюв, подскакала к лужице, бросила корочку в воду и стала уже размоченный хлеб отрывать клювом по кусочку, придавив ломтик лапой.
Я с восхищением наблюдал за смышлёной птицей и думал, что человек только себе приписывает свойства, так называемого инструментального разума, а тут на мох глазах, ворона демонстрировала этот «разум» нисколько не гордясь своим развитым интеллектом, способностью логически связывать причину и следствие…
Однажды, я, вот так же, прогуливаясь в лондонском Беттерси – парке, видел, как ворона наевшись, закопала в траву кусочек хлеба и сверху, схватив клювом палый лист, прикрыла им «схоронку», замаскировала её…
На луговине я долго наблюдал за оленями. Крупные быки, иногда очень осторожно чешут увеличившуюся в размерах мошонку, кончиком передних отростков рога, изгибаясь и напрягая большое тело. У двух доминантных быков рога самые большие, как по высоте, так и по количеству отростков. У основания они массивны, не мене десяти сантиметров в диаметре. Эти рога могли бы завоёвывать медали на трофейных выставках…
А я вспомнил экспонаты единственного в мире музея охотоведения, в Сибири, в Иркутске. Там есть рожищи, рога и рожки оленей лосей, косуль, снежных баранов, дзеренов и прочее и прочее. Музей сам по себе чрезвычайно интересен, но коллекция рогов для меня особенно привлекательна, потому что, глядя на рога, я могу представить размеры животных, на чьих головах они росли. Кроме рогов и чучел, часто уникальных животных, в музее есть модели охотничьего снаряжения и оборудования, муляжа лесных домиков – зимовий и эвенкийских жилищ – чумов.
Каждый раз, бывая в этом музее, я словно попадаю в страну чудесных явлений и знаний. То, что я в лесу, в тайге, в степи видел мельком, несколько мгновений и часто издалека, здесь я могу рассматривать вблизи и долгое время. И видя всё так отчётливо и подробно, я могу лучше понимать жизнь этих животных и птиц в самой природе…
Сегодняшнее стадо, за которым я наблюдаю, состоит из трёх десятков быков, имеющих на головах разных размеров и конфигураций рога, от длинных, выгнутых в середине, наружу «спичек», по сорок сантиметров длинной, до развесистых толстых, высоких, «супер» рогов.
И всё это разнообразие находится от меня метрах в сорока – пятидесяти и в бинокль, я могу рассматривать это великолепие часами. Я конечно ещё и снимаю на камеру любопытные эпизоды и рано или поздно хочу сделать фильм – «Олени Ричмонд – парка…»
Рядом с этим стадом сегодня крутится почему – то матка – одиночка пятнистого оленя.
Отношения благородных и пятнистых оленей, тоже чрезвычайно любопытны, но исследовать их я постараюсь в следующие годы.
Над луговиной изредка пролетает с тонким свистом маленький соколок, которого, здесь, я вижу очень редко. Вообще, тут бывают совершенно неожиданные встречи. Например, как – то вечером, я услышал в лесу необычный крик и приглядевшись к толстому соседнему дубу, вдруг различил дупло, из которого показалась круглая головка, а потом вылетела сова. Совсем небольшая, она села на ближайший сучок, прокричала несколько раз свою тревожную песенку и не услышав ответа, вновь слетела к дуплу и забралась внутрь.
В лесу, почти на каждой полянке, на открытые пространства выбегают резвые суетливые кролики, и рядом, иногда, можно увидеть в траве скачущих пушистых серых белочек, за которыми, азартно гоняются прогуливаемые хозяевами собаки, разных пород и размеров. Человека, белки почти не боятся и подпускают очень близко. Однако в отличие от белок в других лондонских парках, которые совсем ручные, эти – дикие, и к человеку, выпрашивая орешки, сами не подбегают. Им, наверное, хватает того корма, который здесь растёт на деревьях и прячется в траве...
Ближе к вечеру, я отправился домой и обойдя гору, встретил стадо маток, голов в сто, лежащих на луговине. С матками ходит бык – «девчачий пастух» и тут же в густой траве прячутся телята - в куртинах травы. Иногда, видна только маленькая аккуратная головка, с острыми ушками, коричневого цвета. Их тела, по-прежнему покрыты беловатыми пятнышками, имитирующими рефлексы солнечного света. Они лежат в густой траве отдельно друг от друга , а когда присоединяются к матерям, то ходят отдельным стадом чуть в стороне от остальных оленей. Оленята уже хорошо и быстро бегают и потому, иногда играют между собой устраивая гонки, посреди лежащих и жующих мамаш - оленух…
Телята, после того как встают и присоединяются к родительницам, залезают им под брюхо и сосут молочко, и в это время матки стоят неподвижно, а после кормления стараются вылизывать «деточек», чтобы малыши поменьше привлекали к себе кровососущих.
Я наконец посчитал , что в стаде из ста голов телят всего около четверти, приблизительно двадцать пять штук. Заметил, что есть и несколько «двойняшек»…
На днях, ходил за стадом оленей по папоротниковой чаще, и, приехав домой, принимая ванну, вдруг с удивлением заметил на теле несколько маленьких, чёрных впившихся в меня клещей. Они, намного меньше сибирских, таёжных, и едва заметны, даже на открытых участках кожи. Видимо они существуют, как оленьи паразиты и, впившись в животных, пьют кровушку и мучают их. Ранки после извлечения из меня клещей тоже стали зудиться…
Вот уж никогда бы не подумал, что клещи живут и в центре Лондона, в городских парках. Для Сибири, клещи, переносчики опасных инфекций – это целое стихийное бедствие. Ежегодно, только от клещевого энцефалита умирает в России несколько сотен, если не тысяч людей.
Мне рассказали, что одна девушка гуляла в парке, в черте города, была укушена инфицированным клещом и умерла через некоторое время, несмотря на все старания врачей спасти её…

 

Тридцатое июля. Тепло ветрено, иногда сеет мелкий дождик.

Приехал в парк около часу дня. Рядом с перекрёстком встретил стадо маток с телятами. Телята большие, перекликаются с матками тихими, блеющими голосами. При переходах и на днёвках, держатся своеобразным детским садом, не смешиваясь с остальными. Видимо матки живут родственными группами: дети, матери, бабушки и так далее…
Пошёл через гору к стоянке машин, но стада быков на обычном месте не оказалось. Уже совеем собрался уходить, когда за дорогой увидел мелькание серых рогов и движение коричнево – шоколадных тел, над зелёными зарослями высокого папоротника. Это было небольшое стадо быков, которое кормилось, медленно переходя с места на место и подминая под себя папоротник. Подойдя поближе, я различил «лес» рогов над зеленью и насчитал около тридцати быков. Вторая половина стада отсутствовала…
Рога по-прежнему в шерстистой сероватой кожице. Но заметно, что рога быстро окостеневают и принимают более чёткие резкие формы. У одного из быков, с рогов висят уже клочки подсохшей сухой кожи и видны белые костяные кончики отростков, наверху рогов…
Я собираюсь уезжать почти на месяц, и потому пришёл проститься, на время.
Быки и матки за лето успели нагулять, наесть себе жиру и потому выглядят сильными и здоровыми. Шерсть на их спине и боках отливает блеском. Видно, что звери готовятся к гону и спариванию.
Папоротники, местами выросли выше двух метров, и почти полностью скрывают самых крупных оленей. Быки по-прежнему живут отдельно от маток, но разделились на две половины, на два стада. Матки тоже ходят группами по пятнадцать – двадцать особей.
Всего, красных оленей, - так их называют в Англии, в Ричмонд – парке около двухсот голов.
Пройдя метров триста в сторону Ричмондских ворот, увидел вторую половину стада быков. Они стояли или кормились около дороги и все были очень упитанны, уверенны в своих силах и красивы. Рога достигли в росте максимальной величины, и когда быков много, поражаешься разнообразию величин и форм рогов. Конечно, все рога более или мене симметричны, но у одних, у доминантных быков, они по шесть, семь, десять(!) отростков и высотой более метра, как и в размахе, а у других с пятью отростками, не более семидесяти сантиметров высотой и шириной около полуметра.
Быки, не боятся людей и подпускают почти на десять шагов. Когда оленей много, то это замечательное, почти нереальное зрелище. Я уже говорил, что увидеть такое количество оленей, и так близко, просто невозможно где – нибудь в тайге, при всех ухищрениях, и подкрадываниях. А здесь, я рассматриваю красивейших животных часами, так что они уже ко мне привыкли и почти не обращают внимания.
Оставив быков пастись, я пошёл к выходу из парка, и по дороге встретил стадо маток с телятами, общим числом голов в шестьдесят. Они шли впереди меня по дороге, и казалось, не собирались мне уступать. Только когда я приблизился к последней оленухе на пять шагов, она, кося на меня большим недовольным глазом, перешла на вялую рысь и сошла с дороги в сторону, в папоротник. Среди телят уже есть большие, почти с матку величиной. Думаю что это будущие быки. Матки – телята конечно поменьше. Похоже, что они тоже обрастают новой шерсткой, и белые маскировочные пятна исчезают с их шкурок…
Чуть дальше, на краю большой луговины, видел молодых быков, которые парочкой друзей, путешествовали по лесу, отколовшись от стада. Возможно, они переходили из одной половины стада быков в другую.
Чуть дальше увидел в кусте папоротника подозрительное движение и, всмотревшись, понял, что над кустами торчат большие оленьи рога. Подойдя, почти на пять метров, я кашлянул и бык поднял рогатую голову. Это был Одиночка. Он долго, неподвижным взглядом, рассматривал меня и от этого взгляда, внутри невольно зародился страх, и мурашки побежали под корнями волос. Однако, бык не стал предпринимать никаких действий и повернувшись на месте, медленно пошёл на луг. Остановившись метрах в тридцати, он угрожающе помотал рогами и после улёгся в траву. Я уже говорил, что Одиночка, в силу своего характера постоянно делает, какие – то индивидуальные действия, часто уходя от сородичей «гуляя сам по себе».
Я долго сидел на валёжине, наблюдая за ним в бинокль, и уже в сумерках пошёл назад, к Ричмондским воротам.
Проходя по дамбе разделяющей пруд на две половины, уже почти в полной темноте, услышал плеск воды и увидел, как из пруда выходило стадо маток. В темноте олени подпускают человека очень близко и потому, в десяти шагах от меня стадо не торопясь пересекло тропинку и исчезло в зарослях.
Выйдя на просеку, увидел пятнистых оленей неподвижно стоящих на обочине и наблюдающих за мной. Ни моё покашливание, ни шуршание шагов их не пугало. Выйдя на дорогу, я двинулся по асфальтированному тротуару и, проходя мимо ближней к воротам дубовой рощи, вдруг, увидел очень близко, под деревьями стоящих оленей. Самый крупный, высотой почти в полтора метров, с высоко поднятой, рогатой головой, замер, наблюдая за мной… Рядом с ним несколько маток.
Я хотел напугать их и зарычал, изображая хищника. Но на оленей это не произвело никакого впечатления. Теперь уже испугался я сам, и оглядываясь, продолжил путь в сторону, сверкающих огнями, проезжих улиц города, за воротами…

 

Появился в Ричмонд парке, через месяц, после поездки по Франции, Италии и Швейцарии во время отпуска. Об этой отпускной поездке я тоже написал, и о ней можно прочесть в другом месте…
Первое сентября. Тепло, солнечно. Небольшой ветерок. Пришёл в Ричмонд парк после месячного перерыва. Трава на луговинах стала охристо-коричневого цвета и подсохла, а папоротники вместо зелёного, обретают коричневый цвет, постепенно теряя упругость и свежесть.
Застал стадо быков на обычном месте. Быки лежали и жевали жвачку, а несколько маток ходили рядом и паслись. Молодые быки начинают возбуждаться, и сегодня, я впервые видел, как они стали бодаться, постукивая рогами о рога, тренировочно упираясь головами. Стараясь занять своими рогами лучшую позицию, иногда, они склоняли головы до земли и сцепившись рогами сохраняли такую позицию некоторое время. Быки доминанты, по-прежнему спокойно невозмутимы и не обращают внимания на молодых…

 

Шестнадцатого сентября. Прохладно и солнечно. Небольшой ветерок. С нетерпением ожидаю начала оленьего гона – рёва. Но большинство доминантных быков совершенно спокойны.
Отдельно увидел Одиночку, который, то объединяется со стадом, то уходит в лесок. Он был необычно возбуждён и не мог оставаться на одном месте.
Однажды, выйдя на середину луга, он вдруг поднял голову и коротко заревел – замычал так, как иногда мычат молодые быки в колхозном стаде. Это было первое проявление оленьего гона. Я пытался ходить по его следам, но он двигался очень быстро и потому я, не видя его, ещё раз услышал рёв на опушке леса. Остальные быки не обратили на эти звуки никакого внимания. Тем не менее, можно записать шестнадцатое сентября, как первый день наблюдаемого мною начала рёва…
Матки по-прежнему держатся отдельно от быков. Но разделились на группы по пятнадцать – двадцать голов…
К сожалению, через три дня я уехал в Россию и возвратился только двадцать шестого октября…
За это время я побывал в Петербурге и в Сибири, где несколько раз ходил в тайгу, а также побывал на охоте, на изюбрином реву (Изюбри – это подвид благородного оленя обитающего в прибайкальской тайге)
Об этой охоте я написал рассказ, который называется «Ностальгия». В тот раз, мы добыли добыли оленя, и я видел и манил голосом огромного быка – рогача, который не только отвечал, но и пришёл снизу большой пади, чтобы драться со мной. Но об этом подробнее в самом рассказе.

 

Шестое ноября. Солнечная, ясная, но прохладная погода, при которой, когда долго стоишь на месте, начинают подмерзать руки.
Войдя в парк, я залюбовался яркими красками осени: дубы только - только начали терять первую листву, а клены, и платаны стояли ещё полностью зелёными. Однако лиственные кустарники были ярко – жёлтого или даже коричнево – алого цвета и потому броскими пятнами контрастного цвета выделялись на общей лиственной зелени. Папоротники же, почти засохли и обрели цвет от светло - коричневого до тёмно – коричневого и были все истоптаны оленями.
Я шёл, любовался окружающим меня осенним великолепием и покоем, вглядывался в кроны деревьев выделяющихся на синем небе и вдыхал прохладный горьковатый запах чуть подмороженной первыми утренними заморозками травы и листьев.
И вдруг, где - то справа, далеко, за огороженной плантацией, услышал рёв и понял, что это ревёт бык - олень. Я, не веря своим ушам, почти бегом кинулся в ту сторону и услышав рёв во второй или третий раз, убедился, что это гонный бык. Я уже совершенно был уверен, что гон окончился и вдруг этот нервный яростный рёв…
Я дрожал от возбуждения, а когда увидел на скамейке, на берегу круглой озеринки, спрятанной в зарослях папоротника, парочку сидящих пожилых спокойно разговаривающих людей, то сбавил ход и разочарованно вздохнул.
И вдруг вновь хриплый прерывистый рёв раздался теперь уже метрах в ста пятидесяти и мне даже показалось, что я увидел над коричневым папоротник мелькнувшие, светло - серые большие рога…
Тут я заставил себя остановиться и начал прикидывать, как лучше и безопасней подойти к этому сумасшедшему быку. Ведь в таком состоянии он и пырнуть рогами может, не разобравшись…
Я обошёл широкое поле папоротника, вышел на тропинку, и чуть продвинувшись вперёд, увидел как на полянке, с зелёной травкой, вдруг появился возбужденный бык с высоко поднятой головой и гривастой толстой шеей. Он, быстро ходил по папоротниковой чаще, посреди которой мелькала, то его коричневого цвета грудина, то видна была только часть шеи и голова с рогами.
Вдруг перейдя на рысь, он появился на открытом пространстве, остановился, нервно озираясь, и заревел хрипло, сердито, с перерывами. Потом вновь скрылся в чаще и через время я увидел, что поодаль от него, появились неслышно идущие оленухи – матки и чуть позже, другой доминантный бык, который шёл осторожно, опасливо и молчал, хотя видно, что не боялся первого быка, и что у него у самого есть свой «гарем» маток.
Вдруг из кустов появился молодой бык с целой копной сухого папоротника на рогах. Первый бык раздражённо коротко, но часто «хрюкая» кинулся в его сторону, и молодой бык с необычайной скоростью ретировался, вовсе и не думая вступать с доминантным быком в драку.
В стаде первого доминантного быка, было около пятнадцати маток, включая двух телят, и парочка молодых быков с пятиотростковыми тонкими и невысокими рогами.
Отчего этот бык пришёл в такое волнение, я мог только догадываться - всё что предшествовало его появлению здесь, происходило до меня и вне поля зрения, в непроглядных кустах. Можно только предположить, что второй доминантный бык, у которого тоже было несколько маток, приблизился со своим «гаремом», непозволительно близко, к Нервному. (Для простоты описания я его так и назову). У Нервного, гон, видимо был ещё в разгаре, в то время, как многие остальные быки ещё ревели, но драться уже избегали и не так уже ревновали своих «наложниц» к другим самцам.
Наконец, Нервный выгнал своё стадо на полянку и тут, матки частью легли, а частью медленно продвигались в сторону озерца, пощипывая траву. Я незаметно подкрался к стаду метров на двадцать пять и бык, раздражённо помахивая головой, словно тренируя удары рогами, стал уходить вправо, изредка останавливаясь и всматриваясь в мою фигуру - я был одет в серые брюки и светлую куртку и по цвету никак не напоминал оленя.
Я сделал несколько кадров моей кинокамерой и продолжал двигаться за стадом Нервного. Матки не торопясь кормились и когда второй бык - доминант, вместе со своими матками удалился на почтительное расстояние первый бык начал успокаиваться и тоже принялся кормиться, изредка останавливаясь, поднимая голову и вытянув шею ревел, но уже без ярости и азарта. Он делал это минуты через три - четыре: иногда довольно высоким тоном, а иногда рыкая, как раздражённый тигр, хрипло и простужено…
Я тоже немного успокоился и, идя не спеша вслед оленям, старался их не беспокоить и слишком близко не приближаться. Постепенно сумерки стали спускаться на лес и луговины, заросшие папоротником. Руки у меня начали зябнуть, и я отогревал их попеременно в карманах куртки. Становилось по вечернему прохладно и бык, когда ревел, вращал головой и из его жаркой глотки вылетали струйки пара…
Я вышел на глинистую тропинку и увидел в сумерках, впереди в папоротнике несколько маток. С другой стороны, пересекая мне путь, подошёл молодой олень - рогач и остановившись на обочине, задрал голову, прижал уши и открыв пасть, смотрел в мою сторону как – то дерзко и с вызовом.
Я засуетился, почувствовав в этих его жестах очевидную враждебность, и на всякий случай рыкнул по-звериному, на что молодой бык никак не отреагировал.
«Ещё кинется на меня» – подумал я и постарался обойти раздражённого оленя стороной…
Я понял, что в таком состоянии, быки бывают намного смелее и даже агрессивны, особенно вечерами и ночью…
Вскоре стемнело и я, поёживаясь от вечерней прохлады, вышел на асфальтовую дорогу и проследовал в сторону выхода. Выйдя за ворота, я спустился к смотровой террасе и полюбовался переливами огней большого города, внизу, за рекой. Над головой с громким гулом, проплывали, сверкая алыми бортовыми огнями, самолёты направляющиеся в сторону аэропорта Хитроу…

 

Пятнадцатое ноября. Ясная прохладная погода. Приехал в парк часам к трём дня.
Пройдя по дороге, до места, где в прошлый раз встретил Нервного и его соперника, никого там не обнаружил и потому заспешил вниз в сторону большого пруда, к стоянке машин.
Деревья за это время покрылись разноцветными листьями и я, шагая не спеша, любовался яркими красками древесной листвы и вдыхал холодные, немножко горьковатые ароматы. По пути увидел корягу, лежащую на обочине, со следами свежих заломов и царапин. Наверное, раздражённый бык – рогач тренировался здесь, «нападая» на валежину и ломая её рогами и копытами…
Выйдя на луговину, неподалёку от автостоянки я увидел в дальнем её конце несколько коричневых силуэтов и понял, что там олени. Но сколько их и какие олени я не мог рассмотреть.
В этот момент, я случайно глянул с обочины дороги на папоротниковую поляну справа и посередине различил, вначале хороши видимые на коричневом фоне серые крупные рога, а потом и стоящего неподвижно, крупного быка. Взглянув в бинокль, я узнал его – это был Одиночка. Он неподвижно стоял и смотрел на меня, пристально и не двигая ни одной мышцей. «Что с ним – подумал я. - Он что болен?»
Долго мы стояли в пятидесяти шагах друг от друга и смотрели, узнавая и не узнавая.
Чуть позже, я понял, почему он один и почему так грустен. Видимо начиная «гоняться» первым среди доминантных быков, он, наверное, первым и закончил гон и сейчас уже старался отъедаться перед зимними испытаниями и не обращал внимания на царящую, продолжающуюся вокруг него суету гона…
«А может быть в одной из схваток, тот же Нервный, нанёс ему чувствительное поражение и тем самым погрузил его в нескончаемые переживания – предположил я, и усмехнулся. - Я знаю за собой такую черту – драматизировать всё происходящее вокруг»
Постояв и понаблюдав ещё какое – то время за грустным Одиночкой, я пошёл дальше и вдруг справа, но далеко впереди, за дорогой услышал знакомое раздражённое «рычание» Нервного, а потом появился и он сам, гоня перед собой стадо маток. Он по-прежнему нервничал, и рысью обегая маток по дуге, не позволял им расходится по луговине. На другом конце большой поляны, расположились ещё три стада во главе с крупными быками.
Подойдя поближе, я остановился и стал снимать оленей, находящихся от меня по периметру, метрах в пятидесяти.
У подошвы лесистого холма, на противоположной стороне луга паслись пятнистые олени, в основном матки… Молодые оленята громко перекликались с мамашами, - кне- е – е, кне – е – е, словно что – то им рассказывая, или о чём – то прося совета…
Постепенно солнце спряталось в холодных тучах, и приблизился вечер, - время наибольшей активности «поющих» быков…
Нервный, разволновался и на быстрой рыси, раздраженно обегал, раз за разом своих маток и видимо недосчитавшись одной, вернулся за дорогу, туда, откуда стадо только что пришло. Опустив голову к земле, он, вынюхивая след «пропавшей жены» зигзагами бегал вдоль берега ручья. Потом остановился, поднял голову, проревел – прокричал, что – то яростное в тишину приходящего вечера и рысью вернулся к стаду. В это время с противоположной части луговины в его стадо, на галопе возвратилась потерявшаяся «жёнка». Она видимо просто заблудилась и услышав яростные вопли быка – хозяина «гарема» поспешила назад…
Нервный, немного напоминал пьяного мужа – ревнивца, который всегда в беспокойстве, всё время озирается и воображает улики «измены».
На лугу, кроме стада Нервного находились ещё три «гарема» во главе с доминантными быками, включая молодых быков, их адъютантов. «Хозяева» остальных гаремов вели себя спокойно, а молодые, с наступлением сумерек принялись между собой «бороться». Эти «тренировки» готовят молодых к будущим боям, и, кроме того, позволяют установить иерархическую лестницу «силы и власти» в стаде. Схватки эти были, в отличие от начала сезона, вполне агрессивны, хотя и не так опасны для дерущихся, как бои между доминантными быками за обладание новыми самками.
Вокруг заметно потемнело и похолодало. Над луговиной поднялся туман. Создалось впечатление, что земля вздыхает, выделяя из себя этот сырой тёплый воздух, который, соприкасаясь с холодным воздухом вне земли, окрашивался в белый цвет, напитывался влагой – конденсатом…
Я собрался уходить и, обойдя луговину, вышел на противоположный её край, на границу с холмистым лесом. Часть «гарема» другого быка - доминанта, вошла в этот лес, в сторону лесного озерца и я вглядевшись в полутьму, увидел как два молодых быка, стуча рогами, во время схватки, принялись, толкая друг друга, упёршись лбами, гоняться друг за другом. Костяной стук рогов наполнял лес, и я не рискнул войти под его потемневшие своды.
Бык - доминант, в это время, не обращая внимания на суету вокруг, выйдя на берег озеринки нашёл грязевую яму и повалившись в неё начал возиться там, ударяя в лежачем положении передними ногами по вязкой, как тесто, чёрной пахучей грязи. Когда один из молодых быков с рогами из пяти отростков, подошёл к нему слишком близко, «хозяин» вскочил и отогнал молодого от «своей» грязевой ванны.
Конечно, все действия оленей, имеют какой – то утилитарный смысл, которого я, часто не мог угадать. Зачем, например бык – рогач, уже в такую прохладу принимает «грязевые ванны?
Чуть позже сгоняя несколько назойливых мошек со лба, я понял, что во влажном воздухе появляется много кровососущих и потому бык, старается забив грязью шерсть, не дать им, пробираясь к коже, кусать себя …
Туман, поднявшись над землёй на метр – два стал густеть и превращаться в непроницаемое для взгляда «молоко», смешавшееся с наступающей ночной темнотой. Травянистой поверхности луга не стало видно, и по большой туманной поляне, бродили тёмные силуэты оленей, с выделяющимися среди них крупными самцами, с большими рогами, торчащими вверх, как бороны.
Нервный, в это время немного успокоился, зато начал часто и раздражённо реветь ближний ко мне бык – доминант. Он крутился на площадке размерами десять на десять метров и, задирая голову, ревел низким простуженным голосом, отрывисто и сердито. Его матки паслись неподалеку, не обращая внимания на возбуждение и раздражение «хозяина».
Движение по дорогам парка прекратилось, а я зашёл в этот вечер так далеко, что точно не знал в какую сторону и сколько мне идти до Ричмондских ворот. Я, вздыхая, и не желая уходить, оттягивал момент прощания с оленями и, наконец, невольно помахав им рукой, тронулся в сторону дороги, которая к тому времени исчезла в пелене туманного мрака.
Выйдя на дорогу, и пройдя по ней несколько сотен метров, я свернул на щебёнчатую тропинку, пришедшую справа, и направился, как мне казалось, вдоль неё и в итоге… потерял путь. Я шёл в тумане, видя далеко сбоку и вверху электрические огни высоких здания. Но внизу всё расплывалось, терялось в клочьях тумана. Иногда, сбоку от тропы, я видел силуэты оленей и даже мог различить среди них крупных быков с высокими развесистыми рогами. Они стояли неподвижно, и провожали меня взглядами, поворачивая головы вослед моей фигуре…
Меня охватило чувство тревоги, которое я испытывал и не один раз, в глухой сибирской тайге, населённой дикими зверями и опасными хищниками. Казалось, я на время забыл, что нахожусь в парке, в большом европейском городе…
Я вращал головой в разные стороны, напряжённо всматриваясь в туманную мглу, пытаясь определить, где нахожусь…
Наконец я понял, что не узнаю этих мест, и что заблудился. Конечно, я мог выйти из парка через ближайшие ворота, но мне - то надо было выйти как можно ближе к метро «Ричмонд- парк»!
Я начинал нервничать, представляя себе, как начну крутиться на одном месте и вдруг выйду совершенно в противоположную сторону…
А дома меня будут ждать и волноваться, а потом успокоившись, надеясь, что я остался в парке ночевать, лягут спать. Я знаю, что домашние от меня ожидают всего, что угодно, зная мой авантюрный характер…
Тут, впереди, на асфальтированной тропинке, раздались чьи – то шуршащие шаги и появился силуэт человека, ведущего сразу несколько собак на поводках. Я обрадовался встрече и, запинаясь, по-английски спросил, как пройти к Ричмонд – Гейт, и услышал в ответ, что надо идти прямо, никуда не сворачивая и до ворот около мили пути.
Я воспрял духом и уже метров через триста начал, по чёрным силуэтам холмов и крупных деревьев, узнавать знакомые места.
В это время, вдруг резко похолодало, и туман быстро поднялся, обнажив и землю и заросли папоротника и силуэты деревьев по обе стороны дороги, и чистое темное небо, с множеством мерцающих, далёких электрических огней Лондона, на горизонте, над линией лесистых холмов.
Увидев впереди, за металлической оградой ворот, огни городских улиц, я невольно вздохнул с облегчением: «Сегодня, по крайней мере, не придётся ночевать под деревом» – подумал я и невольно рассмеялся, представляя, как холодно и сыро бывает здесь во вторую половину ночи…

 

Двадцать четвёртое ноября. Облачно и сыро. Весь день шёл дождь и совсем недавно прекратился…
Приехал в парк во вторую половину дня. Всё тихо грустно и влажно. Тропинки через лес размокли и я старался аккуратно пробираться по обочинам. Выйдя на большую луговину, увидел стадо оленей – вперемежку стояли, лежали и паслись благородные и пятнистые олени. Молодые пятнистые оленята перекликались блеющими тоненькими, мяукающими голосами и потому, над полем стоял неумолчный шум. Быстро наступили сумерки и я, проходя мимо благородных оленей пытался их снимать на камеру. Звери стояли кучками, неподвижно и поднимая головы повыше и направив длинные острые уши в мою сторону, слушали внимательно и смотрели во все глаза. Доминантные быки, находясь среди стада были уже совершенно спокойны и жуя жвачку равнодушно поглядывали в мою сторону. Их возбуждение улеглось, а значит, гон закончился. Теперь, они сами будут отъедаться после приключений во время гона, а матки вынашивать появившихся в них зародышей – результат этих страстей…
Олени по прежнему были разбиты на стада и проходя мимо одного из них я остановился и стал подражая голосу телёнка манить: К – не – е – е, К - не – е - е…
Матки насторожились, а одна даже пошла в мою сторону, высоко и грациозно поднимая при ходьбе передние копыта и тревожно поводя высоко поставленной головой…
Я постоял некоторое время, а потом пробовал реветь, правда, голосом сибирского изюбря. Доминантный бык поднялся из лёжки прошёл несколько шагов в мою сторону и насторожившись наблюдал за моими действиями. Очевидно, олени принимали меня за подгулявшего чудака…
Сумерки постепенно переходили в ночную тьму и я, на сей раз, не решаясь оставаться до ночи во влажном, грязном лесу, поспешил на «выход». Однако, увидев скамейку на мысу леса, решил передохнуть, подстелив газету под себя сел и развернув свой «пикник», (еду для леса) принялся жевать вкусный бутерброд из свежеиспечённого хлеба с сыром и запивать водичкой из полиэтиленовой бутылки.
Я смотрел на притихших в вечерней мгле лес, на чистую луговину впереди и думал, что в этом году олений гон уже закончился, и что надо будет цикл наблюдений начинать заново. Впереди была ещё ненастная осень и длинная зима, с лёгкими морозами, капелью и может быть даже внезапным, быстро стаивающим снегом. Я в такую пору обязательно постараюсь побывать в Парке и обо всё увиденном расскажу нашим читателям.