28 марта 2024  13:47 Добро пожаловать к нам на сайт!
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 37 июнь 2014 г.

Проза

Евгений Сартинов

Е. Сартинов

Последняя империя

(Окончание, начало в № 36)

Часть четвертая
БАЛКАНСКАЯ УДАВКА


ЭПИЗОД 41
Непрерывный, давящий на уши рев вертолетного двигателя внезапно захлебнулся тишиной, потом движок снова взревел, и опять повторилась пугающая пауза. МИ-8 резко пошел вниз, заложило уши. Скрежет рассыпающихся шестеренок редуктора был слышен даже в салоне, в иллюминаторе мелькнули белые стволы деревьев, солнце полоснуло Сизова по глазам, затем раздался сильный удар, и бесчувствие поглотило его тело и душу...
Очнувшись, он почувствовал легкое покачивание, сильно болели ноги, пахло йодом.
"Море? Почему море? Почему так больно?..."
Но странно знакомый голос ворвался в эту немоту.
- Быстрей, быстрей, мать вашу! И не трясите так сильно! Гони! Ящик водки ставлю, но чтобы через полчаса мы были в столице!..
"Сашка", - понял Сизов и, не задавая никаких вопросов, провалился в беспамятство.
В тот же день диктор Центрального телевидения был предельно собран и строг:
- Сегодня днем в районе Солнечногорска потерпел аварию вертолет МИ-8 с группой высокопоставленных военных из числа членов Временного Военного Совета. Из шести пассажиров и двух членов экипажа в живых остался только один человек, это глава ВВС Владимир Сизов. Он получил множественные ранения ног, сильную трамву головы, но врачи оценивают его положение как стабильно тяжелое и надеются на положительный исход лечения. Среди погибших такие высокопоставленные деятели, как министр оборонной промышленности Вахрушев, адмирал Баранов, первый заместитель министра иностранных дел Завольский и первый заместитель министра обороны генерал армии Бутенко...
Би-би-си более широко комментировало происшедшее.
- ...Компания направлялась в заказник в район Завидово. И Сизов, и все находившиеся в вертолете были заядлыми охотниками. Повезло не только чудом оставшемуся в живых Сизову, но и двум его старым друзьям, Сазонтьеву и Соломину. Оба они должны были лететь на охоту. Но Соломина отвлекли срочные дела, а Сазонтьев, по обыкновению, перепил и просто-напросто опоздал к вылету. Интересные, просто мистические подробности поведал один из спасателей, прибывший на место катастрофы через час после падения вертолета вместе с первой группой. По его словам, после падения произошел пожар и тела погибших трудно было даже опознать, а Сизова они обнаружили в двадцати метрах от вертолета с переломанными ногами, без сознания, но живого. Скорее всего, его выбросило в открывшуюся дверь, а сугроб снега смягчил удар. Аналитики всех уровней сейчас пытаются понять, что это было: простая катастрофа или тщательно подготовленная диверсия. Если второе предположение верно, то вскоре нас ожидают большие изменения в составе руководства России...
Соломин приехал в ЦКБ уже поздно вечером. Первое, что бросилось ему в глаза - бронетранспортер, перегородивший ворота и нехотя отъехавший перед машиной премьера, с десяток солдат в полной амуниции на крыльце больницы. Навстречу премьеру выбежал сам Сазонтьев, без фуражки, в походном камуфляже.
- Как он? - спросил Соломин, пожимая руку Сибиряку.
- Два раза приходил в сознание, говорить не может, но, судя по глазам, понимает все.
Быстрым шагом они поднимались наверх, попадающиеся навстречу врачи и медсестры жались к стенам, настолько напряженными и сосредоточенными были лица недавних майоров.
- Кто за ним ухаживает?
- Я привез своих врачей, Сашка не отходит от кровати.
- Ты сам догадался или что знаешь?
- Ты про что? - удивился Сазонтьев.
- На, послушай вот это.
Соломин сунул в руки главковерха небольшой диктофон и прошел в палату. Нажав на кнопку, Сазонтьев услышал странно знакомый голоса:
"- ...Знаешь, завтра хорошая погода ожидается.
- Неужели?
- Да, очень хорошая.
- Значит, завтра?
- Да.
- Проколов не будет?
- Все должно пройти на высшем уровне, не дрейфь.
- Ну смотри..."
После небольшой паузы снова зазвучали те же самые голоса, только интонации разговора изменились и стали раздраженно-нервными.
"- ...Ты говорил, что все пройдет нормально, и это ты называешь нормально?
- Не горячись. Ну не повезло, бывает. Главное, что все чисто, там ничего, абсолютно.
- Точно?
- Господи! Ты как ревнивая вдова, муж умер, а она теперь подозревает соседок по кладбищу. Можешь спать спокойно.
- Так говорят на похоронах.
- Да типун тебе на язык!
- И тебе того же, той же монетой и вдвойне..."
Разговор прервался. Как раз из палаты вышел Соломин.
- Ну, все понял? - спросил он.
- Кто это?
- Демин и Елистов. Первый разговор вчера вечером, второй сегодня, два часа назад.
Они отошли к окну, закурили.
- Откуда эта запись у тебя? - спросил Сазонтьев.
- Радиоперехват, говорили по сотовому. Полчаса назад ко мне прорвался пацан из ФАПСИ, принес эту пленку. Засек их случайно, отслеживали совсем другие номера, а попали на собственное начальство. Он вспомнил про этот разговор после сообщения об аварии и снова настроился на ту же волну.
- Значит, с вертолетом это не просто так?
- Конечно нет. Только доказать что-то будет трудно, не зря Демин хвалился. Они это хорошо придумали, одним ударом всю верхушку, и у руля остаются вдвоем.
- Интересно, они это сейчас придумали или еще тогда, в июне прошлого года?
- Это не важно. Главное, что нам теперь делать?
- Где они?
- Демин уехал к себе в санаторий, знаешь этот санаторий бывшего НКВД в Архангельском?
- Нет.
- Там у него неофициальная резиденция, его убежище. Охраняет санаторий целая рота.
- Без драки не обойдется, - подвел итог Сазонтьев.
- Скорее всего.
- А Елистов?
- Тот у себя в московской конторе.
- Это еще хуже.
- Да. Стрельба в центре города нам ни к чему.
- Но брать придется обоих. В город я отправлю Баранникова, он справится, а Деминым займусь сам. Возвращайся в город, после моего звонка подними по тревоге наиболее надежные части. А до этого никаких переговоров по телефонам, даже сотовым.
Соломин знал, что Сибиряк очень не любил главного эфэсбешника страны. Сазонтьев никак не мог простить Демину, что пятнадцатого июня тот фактически использовал заговор майоров в своих целях. Сашка подозревал, что у эфэсбешника был вариант, при котором всех их должны были после расстрела президента убрать. После чего в стране ввели бы чрезвычайное положение и к власти пришел бы сам Демин.
Но он не рассчитал, что обвал власти в России произойдет столь стремительно. Демину недавно стукнуло шестьдесят, во Временном Военном Совете он был самым старым. Внешне глава ФСБ немного походил на артиста Бондарчука. Кипенно-белая седина, волосы пышные, зачесаны назад, крупные черты лица, и само лицо гладкое, без старческих морщин, осанка и манеры скорее дипломата, чем шпиона. Это и в самом деле было так. Совместительство на двух работах помогло Демину сделать хорошую карьеру по обоим ведомствам. Заканчивал он "совмещение" заместителем министра иностранных дел и генералом по ведомству шпионажа. Окончание дипломатической карьеры совпало с официальным назначением Демина директором ФСБ. На этом посту он пробыл пять лет, и все это время считался личным другом президента. Тем неприятнее Сазонтьеву было узнать, что Демин практически "сдал" им "гаранта конституции" памятным днем пятнадцатого июня. Главковерх хорошо помнил из истории, что продавший друга один раз может повторять это действие до бесконечности.
Через час машины кортежа главковерха мчались по ночному городу. На выезде Сазонтьев велел остановиться, выскочил из "Волги" и зашел в небольшой дежурный магазин. Вскоре он вернулся с большим пакетом, откуда торчали горлышко шампанского, палка копченой колбасы, сочная желтизна ананаса и зеленые перья молодого лука. Именно с этим пакетом он вышел из машины перед воротами санатория "Звезда". Весь свой многочисленный кортеж машин и два бронетранспортера Сазонтьев оставил за поворотом дороги. Начальник караула, выглянув в окошко КПП и увидев рослую фигуру главковерха, настолько растерялся, что не знал что делать. Он заметался по комнате, лихорадочно застегивая китель и порываясь то схватиться за телефон, то убрать со стола кулек с конфетами и два стакана с чаем. Сазонтьева в войсках откровенно побаивались. Привычка Сибиряка чуть что хвататься за пистолет была известна всем, сама фигура и внутренняя мощь главковерха заставляли трепетать не только лейтенантов, но и командующих округами. А Сазонтьев уже входил в караулку. На нем был парадный китель с золотыми погонами и звездой Героя на груди.
- Смирно!.. - скомандовал лейтенант.
- Вольно, - недовольно буркнул Сибиряк, пристально осмотрел начальника караула, при этом у того от страха затряслись коленки, и, любовно поправив объемный пакет, спросил:
- Демин здесь?
- Так точно! Второй корпус налево.
- Мы сейчас пройдем, и не дай бог ты туда звякнешь! Испортишь нам сюрприз - расстреляю лично, понял?!
- Так точно!
- Пошли Петро, устроим Михалычу праздник.
Вслед за Сазонтьевым прошли еще два адъютанта, Лавров и Татарник. Оба они были под стать своему генералу, рослые, атлетического сложения, с главковерхом неразлучны еще с лейтенантских времен. Сразу за воротами санатория, чуть в стороне, стоял БТР.
- Приготовьте оружие, только тихо! - приказал министр уже во дворе санатория. Он опустил пакет, и адъютанты достали из него два пистолета с длинными набалдашниками глушителей. - Внутри таких лопоухих уже не будет.
Второй корпус оказался небольшим двухэтажным зданием, выглядевшим хотя и старомодным, но достаточно уютным и крепким. Дверь в домике отдохновения главного хранителя тайн страны оказалась закрыта, и Сазонтьев, проигнорировав звонок, негромко постучал в нее согнутым пальцем. Она открылась почти сразу. Не тратя времени на разговоры, главковерх вломился в помещение, выставив впереди себя заветный пакет. Привратник, открывший было рот для резонного вопроса: "А какого хрена вы сюда прете?" - сразу закрыл его, лишь увидев лицо позднего визитера.
- Ну, где новорожденный-то? - спросил Сазонтьев, искренно надеясь, что этот молодой лох в штатском не знает, когда у его начальника день рождения.
- На втором этаже, вторая дверь налево.
- Пригляди за ним, чтобы не звякнул наверх, - буркнул Сазонтьев Татарнику и вдвоем с Лавровым начал подниматься по лестнице. До поры все шло хорошо, но навстречу им, на звуки голосов вышел личный адъютант Демина Вадим Палин. В отличие от всех остальных он был посвящен в детали происходящих событий. Увидев Сазонтьева, он на секунду остолбенел, а затем схватился за пистолет в нагрудной кобуре. Вытащить его он не успел. Сибиряк чуть посторонился, и пуля после тихого хлопка пистолета Лаврова точно нашла лоб адъютанта.
Теперь и привратник понял, что происходит что-то непонятное. Он повернулся к небольшому пульту на стене, но тяжелый удар ребра ладони Татарника переломал шейные позвонки парня, как пучок соломы. Остановившись на верхней площадке, Сазонтьев поставил на пол пакет с продуктами и вытащил свой табельный пистолет. Нужная им дверь оказалась выкрашена нелюбимым Сибиряком салатным цветом. Поморщившись, он нажал на ручку, но дверь не подалась. Тогда он кивнул Лаврову, тот чуть отстранился и всей своей стодвадцатикилограммовой массой врезался в преграду. Раздался грохот, треск, и дверь вылетела вместе с петлями и частью косяка. В спальне сразу вспыхнула настольная лампа, Демин, щурясь со сна, вглядывался в нежданных визитеров. За спиной его виднелось испуганное женское лицо. Сазонтьев не стал форсировать события. Плюхнувшись в кресло, он коротко скомандовал:
- Вставай, собирайся.
Уверенный тон и расслабленные манеры главковерха подействовали на Демина парализующе. Вяло, неторопливо эфэсбешник начал одеваться, Сазонтьев его и не торопил. Закурив, он рассматривал Демина и его даму, испуганно поглядывающую то на своего шефа, то на незваных гостей. Сибиряка позабавило то, что и на груди Демина волосы были такого же цвета, как на голове. Раньше неестественная их белизна вызывала подозрение, что директор ФСБ красится. Как теперь оказалось, это было совсем не так. Вещи Демина были свалены на кресле вперемешку с форменной одеждой девушки, Сазонтьев даже рассмотрел на рубашке погоны прапорщика.
А Демин в это время думал о том, где же он допустил ошибку. Двойная жизнь прочно проросла в психологии этого человека. В самых рискованных операциях он никогда не забывал про страховку, оставлял пути для отхода. Три часа назад он был уверен, что никто не заподозрил, что авария вертолета была совсем не случайна. Еще в шесть вечера он разговаривал с Соломиным, и тот даже мысли о диверсии не высказал. Елистов психовал, но Демин никогда не воспринимал своего коллегу как равного себе, считал того выскочкой и карьеристом. Но недавний подполковник оказался более прозорливым, чем он с его стажем и опытом.
"Как они смогли разоружить охрану без единого выстрела? Неужели и эти сдали меня, а я был в них так уверен," - думал Демин.
Наконец он оделся, затягивая галстук, обернулся к Сазонтьеву:
- Я готов.
- Ну что ж, пошли, - главковерх загасил сигарету о журнальный столик и первым шагнул в коридор. Демин не попрощался со спутницей этой ночи, даже не вспомнил про нее. Зато прикрывающий их сзади Лавров не очень доброжелательно поглядывал на пассию эфэсбешника. Он не зря не доверял этой дамочке. Едва незваные гости вместе с Деминым покинули спальню, как госпожа прапорщик кинулась к телефону. Но тот молчал. Татарник внизу зря времени не терял, он давно уже тщательно и неторопливо оборвал все телефонные провода.
На лестничной площадке Демин на секунду остановился около тела адъютанта. Как ни странно, ему стало легче. Хоть один человек попытался его защитить.
До КПП они шли молча, лишь у самых ворот Сазонтьев обнял директора ФСБ за плечи и шепнул ему на ухо:
- Только не дергайся, не надо.
Дуло пистолета Лаврова, упершееся в ребра генерала, хорошо аргументировало просьбу главковерха. Лишь теперь до Демина начало доходить истинное положение вещей.
- Да, это ваш стиль, молодые нахалы, - пробормотал он.
Разговор они начали в машине.
- Вы это с Елистовым давно запланировали? - спросил Сазонтьев. - Еще в июне?
- Вы про аварию?
- Да.
- Нет, хотя он, по-моему, всегда держал этот вариант в уме.
- Нехорошо на других сваливать.
- Это правда. Он был очень честолюбив. Кстати, его взяли?
- Не знаю, Миша, запроси-ка Баранникова. Так в чем же была цель вашего заговора? Прорваться к власти?
- Нет, - Демин отрицательно мотнул головой, выглядел он сейчас спокойным и даже уверенным. - Мы спасали страну. Вы слишком далеко зашли в своей конфронтации с США и НАТО. Пора притормозить. Югославию надо им отдать, это необходимая жертва. Я десять лет работал в США, знаю эту страну, ее экономику, ее потенциал. Нам ее не свалить. В июне я вас поддержал лишь потому, что понимал всю дикость затей Президента с Украиной. Честно говоря, я даже не думал, что кто-то из вас останется в живых. Но все оказалось таким прогнившим...
- Баранников на проводе, - прервал их диалог Лавров.
- Ну что там у тебя? - спросил Сазонтьев, прижимая телефонную трубку к уху.
- Плохо.
- Что так?
- Его нигде нет.
- Как это нет? Куда делся?
- Мы захватили здание без единого выстрела, но Елистова в нем не оказалось.
- Может, там его и не было.
- Никак нет, все в один голос утверждают, что он прошел в свой кабинет в десять вечера и с тех пор не выходил... - Тут возникла пауза, Сазонтьев уже собирался прикрикнуть, поторопить собеседника, но тот снова заговорил: - Есть, нашли.
- Что, Елистова?
- Никак нет, потайной ход. Это какие-то старые катакомбы времен Ивана Грозного, но сделано очень ловко, мы еле нашли вход, прямо из кабинета.
- Черт! - Сазонтьев выругался. - Перекрыть все дороги, закрыть город, все границы, проверить аэропорты! Я сейчас буду.
С недовольным лицом главковерх отдал телефонную трубку адъютанту.
- Что, ушел? - поинтересовался Демин.
- Да, эта сволочь оказалась хитрее тебя.
- Он будет уходить через финскую границу.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, работа у меня такая. Была.
Сазонтьев уже с любопытством посмотрел на своего пленника.
- Рассчитываете заработать снисхождение сдачей подельника?
- Нет, просто Елистов за бугром опаснее атомной бомбы. А я все-таки люблю эту страну. Мне столько раз предлагали остаться там, но...
- Хорошо, где у него окно? - прервал лирические размышления Сазонтьев.
- Не знаю, но то, что дырка у него там есть, это точно.
Через полчаса на ноги были подняты все заставы русско-финской границы, активизирована агентура за рубежом. Было раннее утро, когда над головой пограничного наряда с ревом пролетел небольшой самолет. "Цессна-250" шла на предельно малой высоте, чуть не подстригая крыльями верхушки деревьев. Пограничники успели лишь проводить самолет взглядом. Сержант, выругавшись, торопливо включил рацию и начал диктовать в микрофон:
- Первый, первый, я седьмой! Только что над нами в сторону Финляндии пролетел одномоторный самолет типа "Цессна" с поплавками гидросамолета.
- Что ж не стреляли?
- Не успели, он проскочил за секунду.
- Отпуск у тебя, Ласточкин, мимо проскочил, понял?!
- Так точно, - нехотя признался сержант и, положив трубку, от души отматерил все мыслимое и немыслимое начальство, начиная с самого Господа Бога и кончая старшиной.
О пролете самолета в сторону Финляндии Сазонтьеву доложили на совещании Временного Военного Совета.
- Значит, все-таки ушел, сука! - сказал он и в сердцах добавил еще кое-что от себя крупнокалиберным матом. - Интересно, что он дальше будет делать?
- В Финляндии вряд ли остановится. Там мы его еще можем прихватить, - заметил полковник Ждан, исполняющий обязанности директора ФСБ.
- Что же делать?
- Активизировать агентуру в городах Швеции и Норвегии, наверняка он обратится в посольство США, а может, и других стран НАТО. И привлечь к охоте папарацци.
- А это еще зачем? - удивился Сазонтьев.
- Побег такого влиятельного лица мы все равно не сможем скрыть, а журналисты начнут охотиться за ним по всей Скандинавии. И нам будет легче отслеживать его перемещения.
- Верно, - поддержал предложение Ждана министр иностранных дел. - Это племя хуже тараканов. Они возьмут в осаду все посольства и консульства США в Швеции и Норвегии.
- Ну хорошо, согласен. Но что они будут делать дальше?
- Вывезут в США, это наверняка.
- Каким образом?
- Или на специальном самолете с одной из баз НАТО, либо рейсовым самолетом, но... Хотя, это вряд ли.
- Почему?
- Они знают, что мы будем охотиться на Елистова, значит, нет смысла подвергать его риску в аэропорту.
- Все равно прикажите держать людей в аэропортах и не забудьте морские сообщения, - сказал молчавший до сей поры Соломин. - Даже если мы угробим всю агентуру в Скандинавии, мы должны достать его.
Елистова засекли газетчики в Стокгольме ровно через сутки после этого разговора. В машине, въехавшей на территорию посольства Соединенных Штатов, были затемненные стекла, но дальнобойные объективы фото- и телекамер не оставили никакого сомнения в том, что человек, проскользнувший в здание под прикрытием двух дюжих охранников, являлся бывшим директором ФАПСИ Елистовым. После этого осада посольства приняла просто грандиозные размеры. Десятки журналистов, увешанных самой разной оптикой, окружали здание днем и ночью. Сколько среди них было агентов русской разведки, не знал никто.

Резидент агентуры ЦРУ в Скандинавии Джозеф Пирс чуть отогнул край плотной шторы и посмотрел наружу. Ему казалось, что это он сделал весьма осторожно, но плотная толпа за решеткой ограды заволновалась, как море в час прибоя, и круглые глаза объективов безошибочно развернулись в его сторону.
- Вот дьявол! Вы сейчас звезда первой величины, Ник, - сказал он, оборачиваясь к сидевшему в кресле Елистову.
- Меня это отнюдь не радует, - сухо ответил тот, перебирая многочисленные газеты. Как большинство разведчиков, он предпочитал именно этот вид прессы, как наиболее объективный и точный. - Так когда вы меня отсюда вывезете? Насколько я понял, сегодня это уже сделать не удастся.
- Да, возникли некоторые осложнения, северный маршрут отпадает.
- Почему? - удивился Елистов. Вариант перевозки его с одной из военных баз в Норвегии прямиком в США на военном транспортнике он считал наиболее приемлемым.
- Увы, ваш Северный флот почти в полном составе вышел в море. Сейчас он практически блокирует все побережье севера Норвегии.
- Да, тогда не стоит рискововать. Но и тянуть нельзя.
- Я не понимаю, Ник, что вам не нравится в вашем нынешнем положении? Здесь тихо, надежно, есть все условия для работы.
Елистов иронично посмотрел на своего собеседника.
- Джо, я, конечно, понимаю, что вам не терпится получить повышение по службе, но вы в любом случае получите его. А я начну говорить, лишь когда окажусь в безопасности, где-нибудь в центре штата Кентукки. И вывозите меня скорее! Вы дождетесь того, что Сазонтьев сбросит на ваше сраное посольство атомную бомбу.
- Не надо нас пугать, Ник.
- Я вас не пугаю, я говорю что есть. Вы еще недооцениваете этого человека. Да и других тоже. А я их знаю очень хорошо! Вы же профессионал, Джо! Это же элементарно: операция прикрытия и операция отвлечения, это же так просто! Неужели мне и здесь учить вас, как надо действовать?
- Ну хорошо, мы обсудим это предложение с руководством. Я надеюсь, что через сутки мы вас отсюда выдернем.
Пирс развернулся, чтобы уйти, но Елистов его остановил:
- Да, кстати, скажите своим орлам, чтобы они зря не старались. Не стоит каждый раз, когда я ухожу в ванну, перетряхивать мои вещи. Никаких дискет с информацией у меня нет, вся она находится вот здесь, - и Елистов постучал себя указательным пальцем по голове. Пирс скривился в ответ в вымученной улыбке.
На следующий день с утра из ограды посольства Соединенных Штатов выехал кортеж из пяти машин. Для того, чтобы дать им дорогу, полицейским пришлось изрядно попотеть, сдерживая толпу репортеров. Зато потом переулок перед воротами опустел впервые за эти дни.
Кавалькада машин и мотоциклов растянулась на добрые полкилометра. Этот хвост в конце концов прибыл к воротам военно-воздушной базы шведских ВВС. Американская делегация пробыла внутри базы чуть больше часа, а затем все машины вернулись обратно в посольство. Никому из репортеров не удалось заснять ничего стоящего. Им просто не было ничего видно за строениями и ангарами.
Теперь уже журналисты разделились на две части. Половина осталась дежурить около ворот базы, остальные вернулись к посольству. Никто не обратил внимания, что часом раньше из ворот посольства выехал самый обычный фургон, каждый день привозивший на территорию посольства продукты. Попетляв по улицам, он остановился в укромном тупичке в старом городе, шофер открыл заднюю дверь, и два человека, выбравшись из грузового салона, быстро нырнули в подъехавший "Фольксваген".
- Ну что, Генри, хвоста не было? - спросил Пирс шофера, вытирая платком лоб.
- Нет, шеф. Я бы его заметил.
- Хорошо, - Джозеф покосился на Елистова, ему хотелось, чтобы тот оценил красоту операции, но лицо перебежчика оставалось бесстрастным. - Тогда гони в аэропорт.

Третий советник российского посольства в Стокгольме Вадим Пересадов уже больше суток не покидал аэропорт шведской столицы. Из всех работников невидимого фронта он один лично знал беглеца. Два года назад тогда еще никому неизвестный подполковник ФАПСИ читал им курс лекций о новых видах прослушивания. Память у Пересадова от рождения была неплохой, и он хорошо запомнил высокую, худощавую фигуру Елистова, его характерное, вытянутое лицо с профилем старого грифа-падальщика. Кроме него, в аэропорту паслись еще два "нелегала", работающих под журналистов, но час назад они уехали отдохнуть и принять душ.
Пересадов знал про марш-бросок к военной базе шведских BBС, видел его по телевизору в баре и как-то уже уверился в том, что перебежчик ускользнул от возмездия. В кармане Вадима лежал взведенный пистолет, приказ, полученный им, звучал коротко и недвусмысленно: "...При обнаружении немедленно уничтожить..."
Зайдя в бар, Пересадов выпил чашечку кофе, но не почувствовал облегчения.
"Какая это уже у меня за сутки? Двадцатая? Да нет, больше, наверное. Все-таки это бесполезно. Надо вызвать Левку, пусть меня сменит. Смешно будет, если у спящего советника российского посольства шведская полиция найдет в кармане пистолет".
Выйдя на внутренний балкон второго этажа, он безразличным взглядом пробежался по толпе, собирался уже отвернуться, когда заметил двух мужчин, быстро шагающих от входной двери к стойкам регистрации. Пересадова привлекли к ним три детали: решительная, целеустремленная походка обоих пассажиров, отсутствие багажа и черные очки на лицах обоих, хотя день выдался пасмурным. Вадим отметил, что фигуранты подходят под нужную категорию людей - оба высокие, чуть сутулящиеся. Одинакового покроя плащи и похожие шляпы также нивелировали облик обоих подозреваемых. Тем временем один из них протянул документы таможеннику, что-то весело сказал ему.
Пересадов не видел лиц этих людей, а спуститься и подойти к ним он уже не успевал. Предъявил документы для проверки и второй пассажир, а Вадим так и не решил, что делать.
- Да нет, вряд ли это они, - пробормотал он.
Левее стойки регистрации неожиданно раздался звонкий шлепок, а затем резкий, пронзительный детский визг разрезал ровное гудение людского муравейника. Уже получивший в руки документы человек в черных очках нервно оглянулся на звук плача и тут же вскинул руку к голове. Вадим не видел под левым ухом большую черную родинку каплевидной формы, но жест был столь характерным, что он не мог ошибиться.
"Елистов!" - полыхнуло в мозгу.
Рука Пересадова проскользнула в карман, он нащупал рукоять пистолета. Расстояние между ними было метров двадцать пять, с такого он не промахнется. Но перед Вадимом зримо встало все, что ожидает его в будущем: суд, многолетняя отсидка в шведской тюрьме, неизбежный выход в отставку. Навесят что-нибудь и на грудь, но компенсируют ли запоздалые почести долгие годы за решеткой?
За этими раздумьями пролетели драгоценные секунды, Елистов (а Вадим уже ни капли не сомневался, что это именно он) шагнул вперед и исчез внутри лабиринтов таможенного досмотра.
Пересадов разжал мокрую ладонь, вытер с лица пот и, вытащив сотовый телефон, вызвал посольство.
- Он только что прошел регистрацию рейса на Гамбург. Вылет через тридцать минут.
- Это точно?
- Да, я опознал его по характерному жесту, когда он трогает родинку под ухом.
- Хорошо, можешь возвращаться, молодец.
Через пять минут о вылете Елистова из столицы Швеции уже знали в Кремле.
- Откуда такая уверенность? - спросил Соломин.
- Этот парень знал Елистова лично, он опознал его по родинке.
- Ну что ж, мы знаем теперь, где он, и что это нам дает? Соедините-ка меня с Сазонтьевым.
Через двадцать секунд его соединили с главковерхом.
- Ты где? - спросил Соломин.
- Пункт управления ПВО.
- Ты уже знаешь?
- Да.
- Что-нибудь придумал?
- Конечно.
- Что?
- Поднял в воздух АВАКС. Они уже засекли этот борт.
- Ты что, хочешь его сбить?
- Само собой.
Соломин помолчал.
- Другого выхода нет? - тихо спросил премьер.
- Я не нашел. Придумай что-нибудь еще. Как там говорил Сизов: "Жертвовать - так пешками".
- Ладно, действуй. Мы еще успеваем?
- Да, подняли пару МиГов с Калининграда. У нас очень мало времени.

Лишь здесь, на высоте десяти километров, Елистову действительно понадобились темные очки. Солнце нещадно слепило глаза, а он никак не мог оторваться от иллюминатора, разглядывая облака, словно пацан, первый раз поднявшийся в воздух. Пирс дремал рядом, за прошедшие сутки он почти не спал, готовил этот странный побег. Елистов закурил и подумал: "Вот оно, первое различие двух стран. В "Боингах" можно курить. Может, в Штатах у меня получится лучше? Обидно, что все оборвалось в одном шаге от успеха. Нельзя просчитать каждую деталь, невозможно! Этим парням везет во всем. С первого дня, с первых шагов. И вот теперь придется начинать все сначала. Надо подумать, как построить тактику общения с цэрэушниками. Если они думают, что меня можно выжать как губку и выбросить, то это они зря. Непременно надо добиться принятия на службу в Лэнгли..."
Елистов не знал, что в это время сближающимся курсом к его "Боингу" с интервалом по ширине в сто километров несется пара тяжелых высотных перехватчиков МиГ-31. Они летели по прямой, нещадно пронзая невидимые границы чужих государств, уже на пределе своей дальности. Еще немного, и им не хватит топлива вернуться обратно на базу. Каждый из них нес только одну ракету класса "воздух-воздух" с системой самонаведения "выстрелил и забыл".
- Я первый, есть захват цели, - сообщил пилот первого МиГа.
- Я второй, цель не вижу.
- Огонь, первому! - скомандовал далекий голос из Москвы.
Прочертив белый инверсионный след, ракета пошли на цель, а пара перехватчиков немедленно легла на обратный курс.
Елистов продолжал просчитывать тактику и стратегию своего предательства, Пирс спал, остальные семьдесят девять человек на борту "Боинга" занимались кто чем, когда самонаводящаяся ракета разнесла кормовую часть лайнера. Через полминуты в темные воды Балтики рухнули пылающие обломки.




ЭПИЗОД 42
Когда Сизов пошел на поправку, скандал cо сбитым "Боингом" начал уже идти на спад. Сазонтьев оказался прав, принимая такое решение. Сбитый пассажирский лайнер лишь добавил несколько штрихов к общей картине "Империи зла", давно и беспощадно нарисованной западной прессой. Количество туристов в Россию сократилось до минимума. Как Ждан шутил: "Теперь к нам едут только по служебной надобности, так что каждого прибывшего можно автоматически записывать в шпионы".
Творческое рвение Кэтрин Джонс побудило ее выступить с инициативой послать объединенные войска стран НАТО с целью снять блокаду Чечни. Но даже самые рьяные ястребы посмотрели на госсекретаря как на сказочника Ганса Христиана Андерсена. Сухопутная операция НАТО в глубине российской территории была просто самоубийственной.
Потихоньку отъезжала на Запад творческая интеллигенция. Первыми рванули туда, лишь только почувствовав на своей спине седло и узду цензуры, писатели и журналисты. Для некоторых это был уже второй отъезд насовсем, чем они откровенно хвалились перед своими более молодыми коллегами. Подобный разговор происходил в купе СВ поезда "Москва - Париж" осенью две тысячи четвертого года.
- Вы ведь на Западе были так, наскоком. Видели его мурло с парадной стороны, - вещал торопливым говорком прозаик Симеон Антипин, мужичок с длинными седыми волосами, необычно шустрый для своих шестидесяти пяти лет. - А я пять лет мыл машины на автозаправке в Гамбурге, так что мне это все знакомо изнутри.
- Так что же вы туда так рветесь? - мрачно заметил его визави, Егор Костюк, молодой журналист из мощной плеяды "шоковых репортеров". Свое талантливое перо он ценил весьма дорого, за большие деньги мог написать что угодно и про кого угодно. Цензура просто перекрыла ему кислород, а жить на рублевые гонорары он уже отвык.
- А потому что в отличие от вас у меня есть куда ехать. Вот он, - Антипин продемонстрировал на брелке хитроумный английский ключ. - Висит, есть не просит, ждет своего часа. Небольшая квартирка на Монмартре, по парижским меркам совсем крохотная, но я привык к российским стандартам, все эти громадные "пентхаузы" меня пугают своими размерами. В них неуютно, нет теплоты российских бараков или московских хрущоб. А жилье на Западе - это самое главное, поверьте мне. Все остальное не составляет проблем, были бы лишь руки да голова на плечах.
В этот момент поезд тронулся. Антипин встал и, глядя в окно на проплывающий перрон, торжественно и с пафосом прочитал:
- Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна рабов, и вы мундиры цвета хаки, и ты, тупейший мой народ.
Костюка этот "ремейк" Лермонтова слегка покоробил, но тут подошли еще два знакомых литератора, и отъезжающие загудели до самого Парижа.
- Это вы, молодежь, довели страну до диктатуры. Вы мечтали о "твердой руке", о возрождении Сталина, - пьяно покачиваясь в такт поезду, витийствовал Антипин.
- Чего сразу валить на нас, - огрызнулся Костюк, разливая по стаканам водку. Он толкнул своего задремавшего соседа, известнейшего тележурналиста Болотова, прославившегося даже в своей среде редкой продажностью. - Привычка стариков обвинять во всех нынешних бедах молодежь адекватна только привычке молодых обвинять в этих же самых бедах стариков. Так ведь, Миша?
- Пошел ты... - буркнуло телесветило и окончательно завалилось на диван Костюка.
- Э, нет, - Симеон Владимирович торжественно помотал перед носом журналиста своим мелким, дамским пальчиком. - Мы-то в свое время хлебнули дерьма тоталитаризма выше головы. Мы рисковали не баксами, а головой. Загреметь в лагеря было легче, чем выпить кружку пива. И это мы довели вас до демократии, своей кровью, своими нервами, своей борьбой, а вы ее профукали.
- Это была не демократия, это хрен знает что, феодализм с элементами первобытного строя. У кого больше - тот и пан. Каждый новый правитель приходил словно царь, отныне и навсегда. После нас хоть потоп, говорил Людовик. После наших царьков скорее останется пустыня.
- И все-таки это вы профукали свою свободу и теперь бежите на Запад, туда, где ее переизбыток, - настаивал прозаик, тщетно пытаясь увернуться от попыток своего соседа, сатирика Апалина, полить его редеющие волосы пивом.
Несмотря на эти бесконечные споры, Костюк с Антипиным почти сдружились, но, к удивлению Егора, по прибытии в столицу Франции старый забулдыга не пригласил его пожить у себя на квартире, даже не назвал свой парижский адрес.
Спустя два месяца они совершенно случайно встретились в одном из парижских "бистро" на бульваре Капуцинов. Костюку показалось, что его собрат по перу выглядит несколько странно. Он был в том же самом легком, не по сезону, плаще и не слишком свежей шляпе. Антипин мелкими глотками пил горячий кофе, лицо его при этом как-то не источало радости и покоя.
- Добрый день, Симеон Владимирович, - вежливо поздоровался Костюк.
- А, Егор Андреич, какая встреча! - обрадовался старый прозаик. - Ну как вам Париж, как вам весь этот Запад? Достаточно прогнил?
- В меру, в меру. Нам еще сгодится. Как вы-то поживаете?
Прозаик сразу поскучнел, со вздохом признался:
- Не очень. С квартирой я пролетел.
- Как это? - ахнул Егор.
- А вот так. Хваленая западная демократия. Пока я жил в Москве, Аннет, моя парижская подруга времен первой эмиграции, отсудила ее в свою пользу как алименты на воспитание сына. Меня даже не поставили в известность. Так что я теперь снимаю номера, деньги идут к концу, преподаватели русской словесности никому здесь не нужны, ну а мыть посуду по ресторанам я уже не потяну. Финита ля комедиа. Ну а вы-то как, нашли работу, жилье?
- Да, я устроился по специальности.
Антипин был поражен.
- Как, где?!
- Все возвращается на круги своя. Реанимируются хорошо вам известные радиостанции "Свобода", "Свободная Европа" и "Голос Америки", идет увеличение штатов и часов вещания. Так что не упустите свой шанс, Симеон Владимирович. Я сейчас еду в Гармиш-Пантеркирхен, могу замолвить про вас словечко шефу редакции.
- Ради бога, Егор Андреич! По гроб жизни буду вам обязан.
Через полгода четкая скороговорка Симеона Антипина летела по волнам эфира в сторону исторической родины.
- ...И последнее. Западные аналитики всерьез выражают сомнение, что Владимир Сизов когда-либо уже появится на международной сцене. Есть предположения, что хотя он и выжил в катастрофе, но полностью лишился речи и разума и представляет сейчас из себя некую живую куклу. Диктатор и раньше редко появлялся на публике, а после катастрофы мы не услышали из его уст ни слова. Предполагают, что его друзья Соломин и Сазонтьев могут использовать Сизова как номинального главу Временного Военного Совета в игре против новых его членов, прежде всего Ждана и Малахова. Вы слушали радиостанцию "Свобода" из Мюнхена, с вами был Симеон Антипин.
За тысячи километров от Мюнхена Сизов усмехнулся и выключил приемник. Привычку слушать "чужие" голоса он приобрел в больнице, с интересом анализируя всю ту муть, что выливали "вещатели". Его позабавило, что на Западе однокашников называют Триумвиратом, причем его именуют Диктатором, а Соломина и Сазонтьева соответственно Премьером и Главковерхом. Почему-то ему вспомнилось, как неделю назад он первый раз после аварии появился в зале заседаний Временного Военного Совета. На его месте сидел Сазонтьев, говоривший что-то резкими, отрывистыми фразами. Лицо у него было сосредоточенное и деловое. Но, увидев входящего Сизова, он расплылся в детской улыбке, засмеялся и, сорвавшись с места, кинулся к Владимиру. И он, и остальные члены Временного Военного Совета минут десять тискали его в своих объятиях, Соломин даже прослезился. Как никогда ранее Сизов почувствовал, что он действительно уважаем, любим и нужен этим людям.
Поднявшись с кресла, Владимир, прихрамывая, прошелся по комнате, остановился около камина, отхлебнул из бокала красное грузинское вино, а затем нажал кнопку вызова.
- Найдите мне Фокина, - велел он адъютанту.
Через две минуты его соединили с главным идеологом страны.
- Ты где сейчас? - спросил Сизов.
- В Останкино, а что?
- Да время уже второй час, думал, ты спишь.
- Нет, работы слишком много. Я заночую тут.
- Ты что же, Андрей, не докладываешь, что меня на Западе начали потихоньку списывать со счетов, а?
- Ну это же полная ерунда.
- Не скажи. У тебя брифинг завтра?
- Да, как обычно, по пятницам. Сказать что-нибудь по этому поводу?
- Не надо. А вообще-то, про что будешь говорить?
- Про Югославию. Сейчас это главное.
- Хорошо, я послушаю.
Положив трубку, Сизов задумался о судьбе бывшего журналиста.
Человек сугубо штатский, Фокин неожиданно оказался гораздо большим ястребом, чем даже некоторые члены Временного Военного Совета. На Западе его часто сравнивали с Сусловым и даже с Победоносцевым. Став главным рупором правительства, Фокин подмял под себя прежде всего телевидение, руководя двумя основными каналами. Это отнимало колоссально много времени, и чаще всего Андрею приходилось ночевать в Останкино. На всю жизнь Сизов запомнил несколько основополагающих тезисов своего штатского друга из скромной брошюры с броским название "Идиотизм демократии".
"... Сам по себе принцип демократии абсурден именно властью массы, толпы. Это право тупого торжества серости и ограниченности над горсткой прогрессивно настроенных граждан. Историю прежде всего делают личности, это хорошо видно на примере Александра Македонского и Чингисхана, Аттилы и Бонапарта. Всем своим прогрессом мы обязаны единицам активных личностей, упрямо толкавших серое болото мещанства вперед. Васко да Гама и Колумб, Кортес и Ермак - только им мы обязаны завоеванным простором для существования человечества. Ницше и Шопенгауэр, Кант и Спиноза - лишь единицы способны дать для человечества новые идеи, сотни людей - понять их и тысячи - претворить в жизнь. Если бы принцип демократии существовал в природе, человечество до сих пор жило в пещерах и питалось падалью. Тем более принцип демократии неприемлем в России. Это хорошо видно по всей истории нашей страны после девяносто первого года. Такой дикой, махровой коррупции и воровства не знала ни одна страна. За короткий срок было разрушено все, что создавалось десятилетиями: промышленность, армия, культура. Будем считать, что эти годы послужили как бы прививкой от западной заразы по имени демократия. Теперь нам нужно не менее десяти лет, чтобы ликвидировать разрушающие нас язвы..."
Ровно в двенадцать в конференц-зале Агентства Роспресс начался обычный брифинг Андрея Фокина. Ответив на несколько вопросов о положении внутри страны, он перешел к внешним делам.
- Теперь, что касается Югославии...
В этот момент сбоку от стола распахнулась дверь, и в зал, чуть прихрамывая, вошел Владимир Сизов. Его появление было настолько неожиданным, что сначала журналисты оцепенели, потом торопливо замигали вспышки фотоапаратов, засуетились у телекамер операторы.
- О нашей позиции в югославском вопросе расскажет непосредственно глава Временного Военного Совета Владимир Сизов, - закончил свою фразу Фокин.
- Добрый день, господа, - с улыбкой начал Сизов. - Положение в Югославии настолько серьезно, что я решил сам пояснить позицию России в этом вопросе. Вот уже более полугода продолжается военный конфликт в Косово. Натовцы, вынужденные эвакуировать свои войска из этого района Европы, опять начали изуверскую тактику бомбежки мирных городов Югославии. У границ этой страны концентрируются войска стран Североатлантического альянса. В условиях блокады мы не можем больше поставлять сербам ракеты к комплексам С-400, но и оставить без помощи братский славянский народ не имеем права. Поэтому мы решили выдвинуть Северный флот к берегам Западной Европы.
- Кто говорил, что он сошел с ума? - тихо спросил один из корреспондентов соседа.
- А разве то, что он предлагает, не безумие? - ответил тот.
- Если авиация НАТО продолжит наносить удары по Югославии, то мы ответим адекватно, - закончил Сизов.
- Но как вы пройдете проливы? - сразу полетел из зала вопрос.
- Вас перещелкают еще на подходе к Ла-Маншу.
- А мы не будет соваться в проливы. И с Северного моря можно нанести удары по странам, входящим в блок НАТО. Прежде всего это штаб-квартира блока в Брюсселе, резиденция английского правительства, Берлин и основные военные базы США в Англии и Германии.
- Это будут ядерные удары или обычные?
- Это как получится, - ответил Сизов. - Все на усмотрение командующего операцией.
- А кто командует вашим флотом?
- Флотом командует адмирал Елисеев, а непосредственно операцией будет руководить министр обороны.
- Сазонтьев?
- А что, у нас есть другой министр обороны? - засмеялся Фокин.
Эта было самое сенсационное во всей пресс-конференции.
Сазонтьева на Западе боялись давно и устойчиво, еще со времен памятной записи Шустермана. Атомная бомбардировка Шикотана еще больше усилила этот страх. Лицо Александра Македонского, амбиции Наполеона и комплекция Терминатора вводили западных обывателей в шоковое состояние. Как обычно все это перехлестывало в совершенно противоположные стороны. В то время как мужская половина человечества видела в Сазонтьеве антихриста и потенциального могильщика западной цивилизации, прекрасная же его часть ставила главковерха на первые места в десятке самых красивых мужчин мира. Среди иконостаса среднеевропейской девушки рядом со звездами Голливуда и большого спорта теперь частенько можно было увидеть парадную фотографию Сибиряка в мундире со всеми орденами и медалями. Журнал "Плейбой" заработал целое состояние, поместив снимок главковерха в одних плавках. Папарацци засекли Сазонтьева на редком отдыхе в Сочи, и этот снимок еще больше разжег страсть женской половины западного мира. Сашка от природы был награжден сложением античного бога.

Уже через сутки к холодным водам, омывающим Норвегию, было приковано внимание всего человечества. Никогда еще Европа не стояла так близко к ядерной катастрофе. Ракетный атомоход крейсер "Петр Великий" неумолимо двигался вдоль берегов Скандинавии в нейтральных водах. Его сопровождали три эсминца, два больших противолодочных корабля, ракетные катера и два танкера с топливом. Стратегические бомбардировщики России и Америки непрерывно барражировали на предельных высотах, наблюдая за кораблями противника. Самолеты системы АВАКС прослушивали все переговоры эскадры между кораблями и Москвой.
Над крейсером кружили, чуть не сталкиваясь друг с другом, несколько вертолетов с телеоператорами крупнейших вещательных компаний мира. Несколько раз они засекали на палубе рослую фигуру Сазонтьева. Время от времени со стороны континента поднимались самолеты сил НАТО, обычно F-117. На предельно малой высоте они проносились в непосредственной близости от кораблей, и тогда шестиствольные тридцатимиллиметровые зенитные автоматы открывали заградительный огонь. Сазонтьев помнил свои шуточки с "Нимицем" и не подпускал самолеты противника близко.
Иногда, услышав шум винтов подводных лодок, открывали огонь и противолодочные корабли. Реактивные бомбометы РБУ с грохотом выстреливали в серые, осенние волны серии противолодочных бомб. В подобном напряжении прошли сутки. Затем случилась трагедия. Во время очередного залпа в сторону американского разведывательного самолета под очередь подвернулся один из вертолетов. Его падающие в огне обломки очень красочно сняли остальные репортерские группы. Сазонтьев тут же вышел в эфир по международному каналу и лично принес свои извинения французскому правительству. По несчастью, именно французский вертолет столь неудачно попал под огонь зенитчиков с крейсера. Но шеф-редактор "Антенн-2" Анри Бойль недаром слыл среди своих коллег пронырой из проныр. Через два часа он сам связался с Сазонтьевым и предъявил ему ультиматум:
- Господин генерал, вы угробили мою лучшую группу репортеров, за это я с вас потребую самую жесткую контрибуцию.
- Какую же? - несколько опешив от подобного напора, спросил Сибиряк.
- Я требую, чтобы вы дали мне интервью на борту вашего крейсера.
Сазонтьев рассмеялся и сказал:
- Хорошо, я согласен. Сейчас я отдам приказ освободить вертолетную площадку на корме, через два часа можете садиться. С собой возьмите только телеоператора.
Через два часа двадцать минут после этого разговора Анри Бойль, высокий мужчина лет пятидесяти с заметной залысиной и живыми черными глазами, шагнул через порог каюты главковерха. Сазонтьев принял его стоя, на нем был парадный мундир со всеми регалиями. Поздоровавшись за руку с журналистом и неодобрительно покосившись на бородатого хипповатого телеоператора, он на хорошем английском обратился к гостю:
- Я еще раз приношу свои извинения за гибель ваших друзей. Это не было злым умыслом, мы давно предупреждали ваших папарацци об опасности подобных полетов.
Бойль развел руками:
- Охотно верю, на войне как на войне. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, господин генерал. Тех, что интересуют сейчас весь мир.
- Ну что ж, охотно на них отвечу, но сначала пройдемте за стол. По русскому обычаю гостя обязательно надо накормить.
Стол поразил француза своим разнообразием и изысканностью сервировки. Присутствовала и красная, и черная икра, ветчина, балычок, четыре вида салатов, фрукты, красная рыба. Вся обстановка каюты, обитой мореным дубом и красным бархатом, белоснежные салфетки, серебряный сервиз и букет цветов - все это скорее напоминало обстановку элитного ресторана. Лишь еле заметная дрожь, перезвоном отзывающаяся в хрустальных бокалах, подсказывала, что крейсер неумолимо движется вперед.
- О, это просто великолепно! - восхитился Анри. - Не поверишь, что это все происходит практически на войне. Я как будто попал к "Максиму"!
- А почему мы должны отказывать себе в таких простых радостях, может быть, это наш последний обед.
- Вы настроены так скептически?
- Скорее решительно, - поправил Сазонтьев. По праву хозяина он налил в бокалы красное вино, к удивлению журналиста оказавшееся очень хорошим "Бордо".
- Давайте выпьем за знакомство, за то, что мы еще можем себе позволить подобные радости.
Анри заметил, что главковерх только пригубил бокал.
- Вы не выпили до дна, кажется, по-русски это считается чем-то вроде оскорбления? - блеснул эрудицией шеф-редактор.
Сазонтьев рассмеялся.
- И вы, и я находимся на работе. Я не думаю, что европейцы будут рады узнать, что крейсером командует пьяный русский генерал. Боевые сто грамм хороши перед рукопашной, и то больше для трусов.
Отведав жареного фазана и фаршированную рыбу, француз задал другой вопрос:
- Я не ожидал, что вы так хорошо говорите по-английски.
- Почему, это естественно. Надо знать язык потенциального врага.
- А французский вы случайно не знаете?
- К сожалению, нет. Очень бы хотелось посетить Париж, поклониться праху Наполеона.
- Почему вы так преклоняетесь перед нашим императором, ведь у вас много своих великих полководцев, например Суворов, Жуков?
- Они только воины, Наполеон же создатель империи. Таких в мировой истории всего двое, он и Александр Македонский.
- Значит, вы тоже хотите создать свою империю? И в каких пределах? Франция в нее войдет?
Сазонтьев улыбнулся.
- Нам это ни к чему. У нас уже есть готовая империя - Россия. Единственное, что мы хотим - чтобы нам не мешали жить по-своему.
- Значит, Парижу и Франции в целом ничего плохого не угрожает?
- Нет.
Бойль покосился в сторону оператора, заснял ли тот эти слова. Франсуа, явно глотая слюни, исправно снимал странный банкет.
- А кому же стоит опасаться за свою жизнь?
- Прежде всего странам и столицам, непосредственно участвующим в агрессии против Югославии: Англии, ФРГ, Италии, Бельгии. Пусть жители этих столиц испытают на своей шкуре, что такое страх, что значит оказаться под бомбами и ракетами, что такое быть беженцем, чувствовать себя неуверенным в завтрашнем дне.
После обеда собеседники устроились друг против друга в мягких креслах. Сазонтьев расстегнул китель и угостил гостя гаванской сигарой. Указав сигарой на китель главковерха, тот спросил:
- Генерал, у вас столько орденов, за что вы их получили?
- В основном за Кавказ. Кроме них, есть еще и другие награды - три ранения и одна контузия.
- Насколько вы решительны в своем ультиматуме о прекращении агрессии против Сербии?
- Мы пойдем до конца. Европейцы привыкли к этой войне, они не обращают внимание на бомбежки Югославии. Уже пятьдесят лет Европа живет в мире, и им трудно понять, что значит вечный страх перед налетами авиации. Придется кое-кому напомнить, что это такое.
- Скажите, крылатые ракеты на борту вашего крейсера снабжены ядерными боеголовками?
- Конечно, стоило ли тащить на такое расстояние какой-то тротил?
- Но это же чистой воды самоубийство! На вас тут же накинется весь флот НАТО! - Бойль махнул рукой в сторону невидимого противника.
- С полчаса мы продержимся, но Европе я тоже не позавидую. Взрыв корабля, нашпигованного ядерным оружием и атомным реактором, не очень приятная перспектива. К тому же, если хотя бы треть наших ракет достигнет своих целей, то оставшихся жителей Европы придется переселять в Австралию или в Антарктиду.
Француз не успел оправиться от предыдущего откровения главковерха, как его приятно шокировало следующее действие. В каюту вошла женщина. Глянув на Сашку, Сазонтьев довольно усмехнулся. Она все-таки надела темно-синее вечернее платье, хотя перед этим устроила целую истерику, не желая менять свой привычный камуфляж на какого-то Диора. Анри, подскочив с кресла, поклонился даме, поцеловал ей ручку. Сашка, словно спустившая всю свою предыдущую жизнь на скуку высшего общества, небрежно кивнула в ответ и уселась на валик кресла Сазонтьева. Тот сразу обнял ее, с любовью глянул на курносый профиль. Выглядела товарищ прапорщик сейчас удивительно хорошенькой, хрупкой и женственной, что особенно контрастно смотрелось на фоне гиганта главковерха.
- Это моя жена, Александра, - представил французу даму Сазонтьев. На самом деле он так и не нашел время развестись с Надей и расписаться.
- Вы взяли с собой даже любимую женщину? - удивился репортер.
- Да, - с улыбкой признался Сибиряк. - Умереть вместе - это ведь тоже большое счастье.
- Вы с такой неизбежностью говорите о собственной смерти...
- Это часть моей профессии. Не стоит идти в военные, если трясешься за свою паршивую жизнь.
- Но вернемся к конфликту вокруг Югославии. Возможно ли его разрешение?
- Прежде всего надо прекратить бомбардировки и сесть за стол переговоров. Согласитесь, что, провозгласив отделение Косова от Югославии и присоединение края к Албании, сепаратисты нарушили соглашения девяносто девятого года. Так что никаких возвращений к прежним рубежам не будет. Никакого сербского геноцида в отношении албанцев не было и не будет. Все это измышления крыс из Лэнгли. Пусть кто хочет из албанцев возвращается и живет в мире. Мы согласны даже на ввод миротворцев, но не из стран НАТО. Швейцария, Болгария, Македония - что-нибудь из этого списка.
Разговор продолжался еще минут десять и касался уже только политики.
- Беда европейцев в том, что они только пешки в игре дяди Сэма. Вся Европа может быть уничтожена. А там, за океаном, будут только довольно потирать руки. Вашему президенту, я имею в виду Де Голля, это было понятно еще сорок лет назад.
Реакция на репортаж Бойля, тут же поданный в эфир и ставший сенсацией недели, оказалась неожиданной. Паника в городах и странах, названных Сазонтьевым потенциальными мишенями его ракет, приобрела грандиозный размах. Спокойная уверенность главковерха, незаурядная сила, веющая от фигуры генерала, убедили обывателя в неизбежности военного конфликта. Сотни тысяч людей бросали работу, жилье и сплошным потоком устремлялись во Францию, надеясь на слово главковерха. Самолеты в Австралию летели забитыми под завязку.
Удар по экономике основных стран НАТО был нанесен жуткий. Встали сотни заводов, простаивали гиганты вроде "Филипса" или "Фольксвагена". Зато гостиницы Франции и Швейцарии огребали необыкновенные барыши. Выросли заказы на переоборудование подвалов в персональные бомбоубежища, впервые за много лет жители Европы закупали продукты мешками и ящиками. Цены на консервы выросли в несколько раз.
Сазонтьев внимательно просмотрел репортаж Бойля, хмыкнул и спросил:
- Кто сервировал стол?
Капитан корабля, не поняв интонаций голоса главковерха, переглянулся со старпомом:
- Мичман Никитенко.
- Представить к очередному званию. Никогда не думал, что курицу можно замаскировать под фазана.

Объединенный флот стран НАТО под командованием английского адмирала Уайта встретил эскадру Сазонтьева восточней Шепландских островов. На все призывы остановиться русские коробли отвечали молчанием и упрямо шли вперед. Вытянувшись в линию, корабли английского, американского и немецких флотов преграждали путь российской эскадре. Расстояние неминуемо сокращалось, в бинокли было видно, что крышки всех двадцати контейнеров с крылатыми ракетами открыты, так же как и шахты противокорабельных ракет типа "Москит". На мостике английского тяжелого крейсера "Хок" царило напряженное молчание. Казалось, что еще немного - и произойдет непоправимое.
- Пора открывать огонь, - тихо сказал американский адмирал Вайс, представитель Объединенного командования НАТО на эскадре.
- У меня не было такого приказа, - отозвался англичанин.
- У вас приказ не допустить русских в Северное море.
- Те, кто отдавали этот приказ, не обозначили в нем действий моей эскадры.
- Не смешите меня, адмирал, есть только один метод остановить этого монстра - пустить его на дно.
Уайт не отвечал, в бинокль он всматривался в приближающиеся корабли. Вопреки всем флотским канонам впереди на полной скорости в тридцать два узла шел сам крейсер, за ним, заметно отставая, эсминцы и остальные корабли сопровождения. Пора было открывать огонь, но в этом целеустремленном движении двадцати четырех тысяч тонн стали было что-то завораживающее. Адмирал, набрав в грудь воздух, приготовился отдать роковую команду, но тут вскрикнул дежурный радист:
- Господин адмирал, вас вызывает Сазонтьев.
- Что ему надо?
- Не знаю.
- Звук на громкую связь.
Через секунду из динамиков громкой связи донесся голос Сазонтьева. Со своим характерным, мягким славянским акцентом тот равномерно и размеренно повторял одно и то же:
- Сазонтьев вызывает "Хок", Сазонтьев вызывает "Хок", адмирал Уайт, адмирал Уайт.
- Адмирал Уайт на связи. Что вы хотели нам сказать?
- Слушай, дружище, - судя по голосу, Сазонтьев явно обрадовался ответу. - Вот у меня на столе стоят две бутылки виски, "Гленливен" и "Маккалоун", какой сорт лучше?
- А по какому поводу собираетесь праздновать?
- Как по какому, сегодня же день рождения адмирала Нельсона. Мне бы хотелось отметить этого достойнейшего адмирала не менее достойной выпивкой на английский манер.
Уайт неотрывно смотрел на приближающийся крейсер. Время было упущено, взрыв нашпигованного ядерной начинкой русского корабля означал бы и конец эскадры Уайта. "Петр Великий", не сбавляя скорости, шел точно на немецкий фрегат "Байер". Расстояние сократилось до трехсот метров, крейсер уже не успевал остановиться. И у командира фрегата не выдержали нервы. Под кормой корабля забурлила вода, и "Байер", освобождая проход, двинулся вперед.
- Слабак, - пробормотал Уайт в адрес немецкого капитана.
Корабли разошлись в каких-то тридцати метрах друг от друга. Круто задранный вверх нос крейсера затмил скромно выглянувший из-за туч и линии горизонта ущербный кусочек солнца, и волна от буруна ракетоносца заметно качнула фрегат. Вслед за своим лидером в освободившийся проход втянулись и остальные корабли эскадры. Все это происходило под непрерывным обзором доброй полдюжины телекамер. Никогда еще ни один конфликт не освещался с такими подробностями в эфире реального времени. Корреспондент Си-эн-эн Джон Райт начинал свои репортажи одной и той же фразой:
- Добрый вечер из преддверия ада. Если человечеству суждено будет погибнуть, то вы узнаете об этом первыми. Оставайтесь с нами на канале Си-эн-эн...

Получив сообщение о том, что русский корабль находится в ста пятидесяти милях от Лондона, срочное ночное собрание парламента отправило в отставку правительство Стоквуда. За это голосовали и консерваторы, и лейбористы. Тем же утром из английской столицы начался многотысячный исход. Побросав работу и жилье, англичане, с трудом вспомнив адреса дальних родственников, мчались в захолустье Эссекса, Кента, а то и дальше, в Шотландию.
Активней всего на угрозу уничтожения отреагировали жители Брюсселя. Началось все с пикетов у штаб-квартиры НАТО, а когда эскадра русских прорвалась в Северное море, в гости к генеральному секретарю НАТО Сантосу пожаловал сам мэр города, господин Йенсон. По такому поводу он был одет официально, в черную, бархатную мантию, с массивной цепью на шее и большим ключом в руке.
- Господин генеральный секретарь, от лица жителей города Брюсселя я выражаю вам недовольство вашей деятельностью на территории Бельгии и предлагаю вашему учреждению покинуть территорию города в течение суток.
Сантос откровенно опешил.
- Но, господин мэр, это несерьезно. Во-первых, только правительство Бельгии может принять такое решение. Во-вторых, мы на этой земле по долголетнему договору, и в-третьих, так подобные дела в цивилизованном обществе не делаются.
- И все-таки вы должны оставить наш город как можно быстрее. Через час мы отключим электричество и воду.
- Как хотите, надеюсь, вы понимаете, что у нас есть система автономного снабжения своих объектов. И вообще, это свинство, Йенсон! Два года назад вы сами мне говорили, что наша контора - золотое дно для города, а теперь выкидываете такие фортели.
Но мэр был невозмутим.
- В таком случае мы силами полиции перекрываем дороги и опечатываем здание штаб-квартиры.
- Может быть, вы еще рискнете пойти на штурм здания? - съязвил Сантос. - Морским пехотинцем давно уже надо потренироваться в стрельбе в реальных условиях по движущимся мишеням.
Но утром работники штаб-квартиры обнаружили, что мэр свое слово сдержал и перекрыл проезд машин к зданию. Из него пропускали всех, туда же не пускали никого. Кроме чахлых переносных заграждений и трех десятков полицейских дорогу блокировала десятитысячная толпа демонстрантов с пацифистскими лозунгами.

Сазонтьев еще пробивался со своей эскадрой в Северное море, а в Москве готовились к приему высокопоставленного гостя.
- К нам летит Кэтрин Джонс, - сказал Володин, появляясь в дверях зала заседаний Временного Военного Совета.
- Только этой суки не хватало, - вздохнул Ждан, мотнув головой.
- Что она везет, Сергей, как ты думаешь? - спросил Сизов министра иностранных дел.
- Как что, ультиматум. На другое она просто не способна. Что мне ей говорить?
- А стоит вообще разговаривать? - спросил Сизов.
- Дипломатический этикет надо соблюдать.
- Ты вроде бы собирался ехать в Берлин?
- Да, самолет уже готов.
- Вот и езжай, а мы ее тут сами встретим.
- Хорошо, только ради бога, - Володин умоляюще приложил к груди правую руку, - не переборщите. Это такая вредная баба!
- Ладно-ладно, не сомневайся.
- Мы ей рога поотшибаем, - хохотнул Ждан, получив в ответ укоризненный взгляд министра иностранных дел. Именно Володину приходилось расхлебывать всю кашу, заваренную этими "молодыми нахалами", а Ждан и молодчики из ФСБ были его постоянной головной болью.
Когда "Боинг" Кэтрин Джонс приземлился в Домодедово, его встречала лишь небольшая кучка людей. Трап подали с большой задержкой, внизу госсекретаря встретили посол США в России и молодой человек с погонами старшего лейтенанта. На безупречном английском он обратился к высокому гостю:
- От лица правительства и народа России мы приветствуем вас, госпожа Джонс, на российской земле. Прошу вас пройти в машину, все переговоры пройдут в здании МИДа на Смоленской площади.
Госсекретарь с явным недоумением уставилась на встречающего.
- А где Володин? - спросила она.
- Полчаса назад он вылетел в Германию.
Презрительно пожав плечами, госсекретарь прошла в поданный ей "Линкольн". По дороге она спросила посла Джона Стайка:
- Как здесь, в Москве, чувствуется напряжение? Они еще не бегут из столицы?
- Не особенно. По крайней мере внешне ничего не заметно.
- А эти вшивые немцы и англичане рванули так, будто ракеты уже поднялись в воздух. Кстати, в каком звании этот мальчик, что встречал меня?
- Старший лейтенант.
- Похоже, они хотят унизить в моем лице Соединенные Штаты, вам так не кажется, Джон?
Посол дипломатично пожал плечами. В отличие от своей гостьи, он хорошо знал эту страну и где-то даже любил ее.
Следующий удар по самолюбию Кэтрин был нанесен в высотке на Смоленской площади. Ее привели в кабинет человека, едва ли более старшего по возрасту, чем встречавший ее лейтенант. На погонах его были четыре маленьких звезды, и госсекретарь быстро сообразила, что перед ней не более чем капитан.
- Советник министерства иностранных дел Пантелеймонов, - представился офицер. - Мне поручено вести с вами переговоры от лица Временного Военного Совета.
- А что, у вас не нашлось никого более старшего по званию? - разозлилась Джонс.
- Увы, все в разъезде. Володин в Германии, Черышев в Англии, Юдин в Югославии.
- В таком случае я от лица Объединенного командования стран НАТО и Соединенных Штатов выражаю свой протест по поводу введения в Северное море военных кораблей России. Если в течение трех дней вы не вернете корабли в Мурманск, мы пустим их на дно. Кроме того, мы нанесем удары крылатыми ракетами с ядерными боеголовками по важнейшим объектам вашей страны.
- Хорошо, мы ожидали что-то подобное. Хочу только уточнить, это официальный ультиматум от лица глав стран НАТО или одних Соединенных Штатов?
- Какая разница?
- Большая.
- Это официальная позиция правительства Соединенных Штатов, поддержанная главами всего альянса.
- Разрешите ознакомиться с официальным документом.
- Пожалуйста, - хмыкнула Джонс.
Внимательно изучив документ, Пантелеймонов с сомнением покачал головой:
- Я не уверен, что эта бумага соответствует действительным намерениям стран Североатлантического альянса. Канцлер ФРГ, например, не давал согласия на участие в акции.
Кэтрин чуть скривила свои знаменитые губы. Этот капитан вольно или невольно угадал самое больное место документа. У Джонс не хватило времени, чтобы до конца согласовать документ с главами всех правительств. Но считаться с подобными мелочами было не в стиле "стальной леди". Она давно уже чувствовала себя на европейской политической арене выше всех этих канцлеров и премьеров.
- В любом случае это не меняет сути документа, - госсекретарь сгустила голос до откровенно угрожающих тонов. - Каков будет ответ вашего правительства?
- Ответ будет адекватным. В случае прямой агрессии Соединенных Штатов против России наше правительство берет на себя ответственность нанести удар баллистическими ракетами морского базирования по территории Соединенных Штатов.
- Вы говорите так, словно европейских стран и вовсе не существует.
- С ними у нас отдельный диалог. Просто вы там, на континенте, чувствуете себя неуязвимыми. Именно этого чувства мы и хотим вас лишить. На подводной лодке класса "Дельта" шестнадцать ракет с десятью отделяющимися боеголовками, умножьте все это на шесть - это и будет ваша доля апокалипсиса.
- Мы держим все ваши лодки под прицелом.
- Не все. Далеко не все.
Это было действительно так. ВМС США потерял три "Дельты" и один "Тайфун". Этого вполне хватило бы для уничтожения всей страны. Кэтрин Джонс указала пухлым пальцем на папку в руках капитана:
- Это все, что вы желаете сказать мировому сообществу?
- Да.
- Но вы даже не информировали ваших лидеров о тексте ультиматума! - вспылила она.
- Зачем? Мы примерно знали, с чем вас ждать. Если вы действительно хотите соблюсти процедуру, я передам ваш документ членам Временного Военного Совета.
- Куда, в баню? - съязвила госсекретарь.
- Нет, это недалеко, в центр управления стратегических войск.
Джонс с минуту молчала, пристально рассматривая своими выпуклыми глазами бесстрастное лицо собеседника.
- Что ж, тогда мне не стоит зря терять времени.
Она поднялась и решительно направилась к выходу. Капитан еле успел сунуть бювар с ответом правительства России в руки растерянного посла.
Уже в машине, глядя в окно на Москву, госсекретарь сказала Стайку:
- Вам, кажется, нравится этот город, Стайк?
- Да, мадам.
- А мне он кажется чудовищным. Слава Богу, что скоро его сотрут с лица земли.
На борту самолета Кэтрин Джонс узнала еще одну неприятную новость. На Мальорке в это время открывалось первое собрание саммита глав правительств стран НАТО. Само по себе это собрание не было чем-то необычным, Джонс сама готовила это сборище. Но то, что переговоры начали, не дождавшись госсекретаря, больно ударило по самолюбию "Стальной леди".
В том же аэропорту произошла еще одна знаменательная встреча. "Боинг" Джонс транспортировали по рулежкам, когда выглянувшая в иллюминатор госсекретарь увидела только что приземлившийся самолет со знакомой эмблемой Организации Объединенных Наций.
- А этот-то что тут делает? - возмутилась она, ткнув пальцем в сторону личного самолета главы ООН Хамаза аль-Гамани. Представителя Египта давно уже никто не ставил и в медный грош. Его участие в решении мировых проблем было определено прихотью администрации США.
- Не знаю, про этот визит мы даже не слышали.
- Старый дурак решил поиграть в большую политику? Ну-ну! Пускай побегает впереди тележки с яблоками. Он, кажется, забыл, что скоро перевыборы главы ООН.
Но аль-Гамани наоборот прекрасно помнил про выборы. Годы пребывания в последней должности не были для престарелого дипломата самыми счастливыми в его жизни. Впрочем, его честолюбие с возрастом чуть угасло, аль-Гамани вполне устраивало номинальное первенство на мировой сцене. Но месяц назад у него обнаружили рак в запущенной форме. Как истинный мусульманин, он воспринял это известие с философским спокойствием. Собственная судьба его уже мало интересовала, но внезапно вспыхнуло честолюбие. Захотелось уйти красиво, так, чтобы все поняли, чего он стоил на самом деле.
В отличие от предыдущего посланника генерального секретаря ООН принимали на высшем уровне. Несмотря на поздний час аль-Гамани привезли в Большой Кремлевский дворец. С любопытством оглядываясь по сторонам и пытаясь найти видимые следы боев июньского переворота, низкорослый араб, тяжело опираясь на палку, прошел в Георгиевский зал. Там его встречал одетый в парадную форму Сизов.
- Приветствую вас, господин генеральный секретарь, от лица народа и правительства России. Мы рады, что в этот сложный час в мировой истории вы посетили нашу столицу с миротворческой миссией. В сложившийся ситуации только ООН может стать посредником между конфликтующими сторонами.
- Да, я тоже так считаю. Именно поэтому я здесь.
Переговоры были недолги, и через три часа самолет генсека ООН вылетел на Мальорку.

ЭПИЗОД 46
В самый разгар событий вокруг Югославии было объявлено об окончательном слиянии в одно государство России и Беларуси. Церемонию подготовили торжественную и даже помпезную, но все западные корреспонденты отметили в своих комментариях довольно кислую физиономию бессменного белорусского лидера. Похоже было, что он все-таки не ожидал столь быстрого объединения, тем более в не очень приятных условиях балканского кризиса. Белорусам оставили их парламент, видимые черты самоуправления, но в тот же день по российскому телевидению были показаны кадры, объясняющие всю подоплеку столь стремительного объединения.
По Минскому шоссе, мимо стенда с надписью "Беларусь" проследовали десять мощных тягачей со стратегическими ракетами типа "Тополь". Бесконечные колонны танков и моторизованной пехоты смотрелись уже как довесок основного оружия первого удара. Ядерное дуло российского шантажа уперлось в висок старушке Европе. Особенно не понравилось это новообращенным странам НАТО: Польше, Венгрии и Чехии. Пока конфликт тлел в Северном море, они чувствовали себя более или менее в безопасности. Но теперь, когда ракеты оказались у них под боком, и они почувствовали леденящий холодок атомного апокалипсиса.
Кроме этого, явно видимого противостояния существовал и еще один незримый фронт в глубинах Мирового океана. И борьба эта началась за две недели до выхода Северного флота России из своих портов. С одного из аэродромов в Сибири с ревом поднялся в воздух тяжелый стратегический бомбардировщик Ту-160. Сорок минут он упорно забирался все выше и выше. Достигнув максимальной высоты пятнадцать километров, самолет еще пять минут выжидал и в точно определенное полетным заданием время выпустил тяжелую ракету класса "воздух-воздух". Пронзив стратосферу, она отработала первую ступень, и отделившаяся небольшая головная часть управляемого снаряда нашла и уничтожила низколетящий спутник-шпион. Это был уже третий сбитый американский спутник за последние сутки. Теперь разрывы в наблюдениях территории России достигли нескольких часов.
Через сутки, рассматривая последние фотоснимки космической разведки, аналитик ЦРУ Джозеф Адамски присвистнул. Просмотрев их внимательно еще раз, он набрал номер телефона своего непосредственного начальника:
- Господин адмирал, надо поговорить.
- Хорошо, подваливай к борту. Через три минуты я тебя жду.
Вице-адмирал Джонсон в своем ведомстве заведовал отделом, курирующим военно-морские силы России. Всего лишь полгода назад он водил корабли Шестого флота США и еще не до конца втянулся в новую для него работу. Нарочитая грубоватость манер старого морского волка была для него защитной броней в обществе рафинированных интеллектуалов.
- В чем дело, Джо, что-то сверхъестественное?
- Мне кажется, что да.
Адамски разложил на столе перед адмиралом два ряда снимков.
- Это данные за последние сутки. Судя по ним, большая часть ракетных подводных лодок России покинула свои причалы и вышла в океан.
- Да, мы засекли три "Дельты" и два "Тайфуна", наши парни висят у них на винтах.
- Это я знаю, но в море вышло как минимум девять субмарин.
Теперь адмирал уже внимательно всмотрелся в фотографии.
- В последнее время они посылали на дежурство не более трех лодок, - напомнил Джозеф, - остальные, по нашим агентурным сведениям, либо не имели топлива, либо нуждались в ремонте. А тут сразу такая активность, причем во всех портах. Это и Скалистый, и Камчатка, и Владивосток.
- Какое твое мнение обо всем этом? - спросил адмирал. - Война?
Адамски пожал плечами:
- Я знаю одно. Залпа любой из "Дельт" хватит для того, чтобы у нас на континенте некому оказалось справлять Хеллуин.

Спустя две недели, одна из русских подводных лодок "К-445", по классификации НАТО "Дельта-3", двигалась строго на юг в двухстах километрах от западного побережья Англии. Ровно в восемь утра по московскому времени командир корабля капитан 1-го ранга Сергей Михайлович Заманихин появился в центральном посту управления подводным ракетоносцем. Месяц назад ему исполнилось ровно сорок, но выглядел он даже моложе. Высокого роста, с коротко стриженными волосами и фигурой борца, он уже третий сезон ходил на этом судне капитаном.
- Смирно! - скомандовал дежурный офицер капитан 3-го ранга Семенов.
- Вольно, - кивнул головой капитан и, подойдя к настольному светящемуся штурманскому планшету, всмотрелся в расположение надводных и подводных кораблей.
- Какова обстановка в Северном море?
- Все такая же. Дрейфуют в поле видимости друг друга. До конца ультиматума еще сутки.
- Как реактор?
Главный инженер-механик дивизиона капитан 1-го ранга Сергей Иванов со вздохом признался:
- В норме.
- Без выкрутасов?
- Да. Я уже не знаю, что делать, похоже на него, как на деда-ревматика, влияет смена погоды.
Еще в прошлом походе с реактором начало твориться что-то странное. Без видимых причин начинала расти мощность, постепенно, но неуклонно достигая опасного уровня. Для регулировки приходилось опускать графитовые стержни, после чего мощность резко падала, едва не заглушая при этом реакцию. Техническая комиссия не нашла у реактора видимых изъянов, на всякий случай лодку должны были вывести в ремонт, но тут подвернулась вся эта заваруха с югославами, и экипажу под командованием Заманихина пришлось выйти в море. Для страховки ему в поход прикрепили Иванова, но и он, в своем деле ас высшего пилотажа, не смог найти никаких явных причин подобных аномалий реактора.
- Как ведут себя соседи? - спросил Заманихин, кивая куда-то в сторону.
Он даже прислушался, хотя услышать шумы американской подводной лодки сейчас было невозможно.
- Вполне пристойно, идут на цыпочках, шаг в шаг.
- Расстояние?
- Одна миля.
Американская атакующая подводная лодка типа 688 "Чикаго" прицепилась за "К-445" сразу по выходу из фиорда Североморска, в Баренцевом море. Обычно в таких случаях капитаны ракетоносцев пытаются всеми возможными способами оторваться от своих опекунов, но в этот раз Заманихин сознательно увел за собой американца. Он знал, что с интервалом в час вслед за ним на океанскую вахту выйдут еще две "Дельты" и один "Тайфун". Уже тогда Заманихин понял, намечается что-то экстраординарное, подобное задание он получил в первый раз. Когда же начали поступать сообщения о походе российских кораблей в Северное море, капитан ракетоносца осознал всю подоплеку своей миссии.
- Товарищ капитан, докладывает пост гидроакустики.
- Что там у тебя, Андрейченко?
- К шумам винтов эсминца добавились еще два, оба квалифицирую как противолодочные корабли.
- Хорошо, молодец. Слушай дальше, - отключившись, Заманихин обернулся к своему штурману Василию Смыслову, за имя и фамилию получившему кличку "Шахматист". - Час от часу не легче. Зажимают.
- Да, теперь нам пикнуть не дадут. Утопят как котят.
- А надо бы подвсплыть для сеанса связи.
- Попробуем?
- Да. Подвсплыть на перископную глубину! - скомандовал Заманихин.
Через десять минут радист доложил:
- Товарищ капитан, телеграмма из штаба ВМС.
Прочитав бланк, Заманихин с напряженным лицом глянул на всех присутствующих в рубке:
- Готовность номер один.
Вместе со штурманом и замполитом он открыл небольшой сейф, вытащил пакет и дискету. На ней были записаны координаты целей для боеголовок его корабля. Сто шестьдесят целей на территории Соединенных Штатов Америки. Через пару минут Смыслов доложил:
- Координаты введены, ракеты к пуску готовы.
- Ну что ж, осталось только ждать.
После этого время на корабле словно остановилось. Громадная махина высотой с семиэтажный дом почти бесшумно скользила в толще вод. Прошел обед, затем и ужин, сменялись на вахте офицеры, мичманы и матросы, но капитан не покидал центр управления. Раз в полчаса он запрашивал акустиков о расстоянии до судов преследователей, оно не изменялось. Это внушало некоторую надежду.
На корабле все понимали, что они уже заложники, почти смертники. Если начнется вооруженный конфликт и ракеты полетят на Россию, их уничтожат в ту же самую секунду. Если же Россия первая ударит по Американскому континенту, то придется вступить в бой и субмарине. Только что из этого получится, дадут ли им выпустить ракеты?
Стоит акустикам с американской лодки услышать, как открываются люки ракетных шахт и вода заполняет их, тотчас в сторону лодки полетят торпеды, а сверху посыплются глубинные бомбы.
Имелся еще и третий путь - не выполнить приказ командования. Оправдание этому с точки зрения обычной логики можно было найти. С самого начала Заманихин знал, что основная его функция - быть приманкой, отвлекать внимание на себя.
- Фамилия у тебя такая, Заманихин, вот и будешь их заманивать, - пошутил на последнем инструктаже адмирал.
Но не только фамилия сыграла при этом роль. Стоило пожертвовать лодкой с барахлящим реактором ради того, чтобы ушли незамеченными другие суда. Сейчас они также дрейфуют вдоль берегов Америки или лежат на грунте и ждут своего часа. Они даже смогут уйти после залпа, не все, но уйдут.
Субмарине Заманихина тоже можно было попробовать уйти. Не выпускать ракеты, просто врубить на полную мощность реактор и, используя весь набор технических средств и опыт и интуицию капитана, укользнуть от торпед и мин американцев. Про этот вариант знали немногие - Смыслов, Семенов, еще несколько офицеров. Но ни один из них не подал вида и даже не намекнул своему капитану на возможность подобных действий. Всю сознательную жизнь их готовили к часу Икс, ради этого они надели погоны, ради этого их семьи долгие годы жили в скалистом неуютном краю за полярным кругом. Вольно или невольно, но среди офицеров, этой замкнутой касты, выросли люди, мыслящие совсем по-другому в век сплошного чистогана.
Смыслов и Иванов, сидя за столом в кают-компании, тихо беседовали о главном.
- Если они угрожают нанести удар крылатыми ракетами, то значит, война может носить локальный характер, - сказал штурман.
- В таком случае больше шансов, что они ударят по Скалистому.
- Да, хотя если они долбанут баллистическими по крупным городам, нам тоже мало не покажется.
За этим простым разговором стояло главное - мысли о семье и доме.
- У тебя Нелька-то поступила? - спросил Смыслов. Машинально он крутил по столу стакан с компотом, весь остальной обед стоял перед ним без следов прикосновения ложки. Его собеседник нехотя ковырял вилкой котлету.
- Да, в МГУ.
- Ну вот, я же тебе говорил, все-таки золотая медалистка.
- Да, что ты! Сейчас без денег никуда. Хорошо, она выиграла областную олимпиаду и получила соросовский грант.
- Дурдом! Чтобы выучить ребенка, надо получить деньги от потенциального противника.
- Может, все еще обойдется?
- Не знаю. Сейчас все как в цейтноте, вечный шах.
- Все у тебя шахматы на уме. Только фигуры в этих играх больно страшные.
Смыслов отодвинул от себя так и не тронутые тарелки.
- Ладно, пора идти, время менять Мишина. Как реактор?
- Тьфу-тьфу, не сглазить бы.
- Хоть это хорошо.
Увидев входящего Смыслова, капитан кивнул ему головой:
- Ты как раз вовремя. Я так подумал, нечего ждать милостей от природы... Будем пробовать оторваться сейчас, пока у них нет приказа открыть огонь. Давай-ка все просчитаем, куда и как мы сможем уйти.
Через полчаса Заманихин глянул на часы. До конца времени, определенного ультиматумом, оставалось два часа.
- Ну что ж, начнем. Команде боевую тревогу. Ныряем на глубину двести пятьдесят метров, под термонесущий слой. Машинное, прибавить мощности реактора и увеличить скорость до двадцати пяти узлов, курс прежний, - приказал он.
И тихо, сам у себя спросил:
- Что они там думают, черт возьми! Надо же все это как-то кончать.




ЭПИЗОД 48
Похожие слова произнес председательствующий на саммите на Мальорке канцлер ФРГ Шнейдер. Оглядев расположившихся за овальным столом глав правительств стран НАТО, он сухим звенящим от внутреннего напряжения голосом заявил:
- Господа, ситуация в Европе стала предельно напряженной, и требуется что-то решать. Мы не можем выпустить развитие событий из-под контроля политиков и отдать все на откуп военным.
- По-моему, как раз политикам уже не стоит ввязываться в происходящее, - резким тоном заявил Апдайк. - Колесо запущено, его не остановишь. Мы не можем отказаться от нашего ультиматума. По истечении положенного времени "Петр Великий" уйдет на дно вместе со своим сумасшедшим генералом.
- Что вы называете "нашим ультиматумом"? - Шнейдер даже побагровел от гнева. - Я под этой бумажкой своей подписи не ставил!
- Это не решает дела. Вы же не хотите сказать, что против всех пунктов ультиматума?
- Нет, я как раз против! Вы поступили как фальшивомонетчик, Апдайк, вы и ваша "Ржавая леди"! Что-то я сегодня не вижу ее за вашей спиной? Кто же без нее диктует вам решения?
Апдайк скривился. За спиной президента действительно сегодня сидел один Гарри Линч. Американского президента давно уже коробили эти насмешки над превалированием идей и решений Кэтрин Джонс в международных делах. Сам он не очень-то разбирался в международной кухне, без помощи советников не мог отличить Польшу от Венгрии, а Корею от Филиппин. Особенно в память президента врезалась карикатура из "Нью-Йорк Таймс". Кэтрин Джонс там была представлена в роли кукловода, а он сам в роли глупой марионетки в ее руках.
- Я бы на вашем месте выбирал выражения, Шнейдер! Нам сегодня нельзя ссориться, на это и делают упор русские. А Джонс сейчас летит из Москвы. Кстати, хочу сообшить вам, что эти нахалы приняли ее как посла какого-нибудь Заира. С ней говорил от лица правительства юный лейтенант.
Реакция на его слова оказалась абсолютно неожиданной. Шнейдер во всю глотку захохотал, да и остальные главы правительств начали оживленно переговариваться между собой с откровенно издевательскими улыбками. Апдайк почти с ненавистью взглянул на немецкого лидера. Этот бывший мясник, любитель пива и бабник коробил своими грубоватыми манерами даже его, "Техасского ковбоя".
- Наконец хоть кто-то указал нашей леди ее истинное место в политике, - сказал канцлер.
- Я не понимаю вашего сарказма, - возмутился Апдайк. - Она выступала от лица глав стран НАТО.
- То, что сейчас происходит в Европе, является следствием проводимой вами, вернее ею, политики. Не стоило доводить Югославию до белого каления.
- И вообще с этими албанцами вы переборщили, - проворчал греческий премьер-министр. - Их откровенно финансируют мусульманские фундаменталисты. Мы уже раскрыли на своей территории несколько групп, проповедующих распространение ислама силовыми методами. Там было уже все - наркотики, взрывчатка. В основном это были как раз албанцы, застрявшие в стране с девяносто девятого года.
- Вообще с албанцами трудно, они что-то не сильно стремятся вернуться к себе на родину, - поддержал грека глава правительства Италии Беллини. - Мы уже жалеем, что в свое время предоставили такую большую квоту для беженцев.
- И ни один албанский беженец не попал на территорию США, - напомнил Шнейдер.
- Господин канцлер, вы сегодня настроены неконструктивно, - попробовал утихомирить немца Апдайк.
- Еще как конструктивно! Я велел отозвать наши корабли из эскадры Уайта.
- Вы могли бы это сделать и раньше, они что есть, что их нет. Именно из-за вашего фрегата Сазонтьев прорвался в Северное море. И теперь его корабли дрейфуют всего в ста пятидесяти милях от нашей столицы! - взорвался английский премьер.
- Кстати, Стоквуд, а кого вы представляете? Насколько я знаю, парламент послал вас к чертовой матери, - ответил колкостью на колкость Шнейдер.
- Посмотрим, что скажет ваш парламент и ваш народ на очередных выборах, - огрызнулся англичанин.
Этот глупый спор оборвал премьер-министр Бельгии Ван-Фоссен, болезненного вида грузный старик с белоснежной шевелюрой и красными глазами альбиноса.
- По-моему, вы все говорите какие-то глупости. Причем тут выборы и парламент? Через трое суток нас уже никто и никогда не будет избирать, у нас просто не будет избирателей! Когда Бельгия после войны вступала в Атлантический союз, она прежде всего думала, что большие страны защитят ее от страшной угрозы коммунистической агрессии. Еще десять лет назад у меня было искреннее желание выйти из блока, так как положение в Европе представлялось более чем безоблачным. К сожалению, тогда я не настоял на своем и теперь пожинаю плоды своей нерешительности. Для Бельгии хватит и одной крылатой ракеты, чтобы прекратить существование моей страны и моего народа.
- Я не понимаю ваших претензий, - сказал Апдайк. - Все вооруженные силы НАТО стоят на защите вашей страны, что вам еще надо? Мы гарантируем, что ни одна ракета не упадет на вашу кукольную державу.
Лицо Ван-Фоссена начало наливаться кровью. Как все представители небольших государств, он не любил, когда подчеркивали незначительность их территории.
- То, что вы называете претензиями, я называю другим словом. Я обвиняю вас, и в вашем лице Соединенные Штаты, в чрезмерном хозяйничанье в Европе! Вы не считаетесь с нашими национальными интересами. Именно вы довели ситуацию до конфликта! Я считаю, что военную операцию в Югославии стоит приостановить и сесть за стол переговоров с русскими и сербами. Именно это предложение я выношу на обсуждение.
- Мы собрались вообще-то совсем по другому вопросу, - напомнил Апдайк. - О мере участия стран НАТО в боевых действиях на территории Сербии. Военную наземную операцию стоит закончить в кратчайшие сроки и уже не останавливаться в Косово, а идти до Белграда. Кстати, Бельгия обязалась в свое время предоставить в распоряжение Объединенного командования полицейский батальон.
- Мы отказываемся от этих обязательств, - пояснил Ван-Фоссен. - Кроме того, мы закрываем все представительства НАТО в стране, включая штаб-квартиру в Брюсселе.
- Я думал, что самовольные действия вашего мэра будут осуждены и пресечены, - настаивал президент США.
- Нет. Если остальные страны не поддержат наше предложение, то Бельгия оставляет за собой право в одностороннем порядке начать переговоры с командующим русской эскадры.
- Это предательство, Ван-Фоссен! На США сейчас нацелены сотни боеголовок, но мы же не поднимаем руки перед русскими!
- Это личное дело Соединенных Штатов. Бельгия как суверенное государство имеет право поступать по-своему.
Апдайк и бельгийский премьер замерли, с упрямством глядя друг на друга. Никто из остальных членов саммита не решался прервать эту странную дуэль. Лишь Шнейдер с заинтересованным видом просматривал поданную ему помощником бумагу. Разрядила ситуацию появившаяся в дверях зала Кэтрин Джонс. Она не сразу разобралась в ситуации. Занятая своими мыслями, "Стальная леди" даже не обратила внимания на странную тишину в большом гулком зале. Грузно усевшись на зарезервированное для нее место, она тихо сказала на ухо президенту:
- Я прошу слова для доклада.
- Госпожа госсекретарь хочет рассказать нам об итогах своей поездки в Москву, - объявил за Апдайка нервничающий Гарри Линч.
Но госсекретарь не успела открыть рот, как пребывающий сегодня в ударе Шнейдер откровенно захохотал и спросил:
- Скажите, мадам, вы переговорили со всеми лейтенантами в России? Может, кого-то еще пропустили?
"Стальная леди" забыла весь свой заготовленный текст.
- Я не понимаю вашего тона, канцлер! Пощечина была нанесена всему сообществу, можно сказать, всему миру, а вы тут позволяете себе ерничать!
- Да что вы говорите: "Всему миру"... После вас главу ООН почему-то принял сам Сизов. Это говорит о многом, в частности, о вашем истинном авторитете, мадам. Кстати, самолет аль-Гамани уже вылетел из Москвы, и генсек ООН запросил разрешения выступить на нашем саммите со своими мирными инициативами.
- Мы не для того собирались, чтобы выслушивать всякие бредни старого араба! - взорвалась Джонс.
- И все-таки я предлагаю подождать генерального секретаря. Кто за это предложение?
Против оказались только США и Англия. Оглядываясь по сторонам, Кэтрин Джонс впервые за свою жизнь почувствовала себя загнанной в угол.




ЭПИЗОД 50
Постепенно усилиями аль-Гамани конфликт начал сходить на нет. Войска НАТО перестали бомбить Сербию, эскадра Сазонтьева покинула Северное море и направилась на свою базу в Мурманске. В Македонии начались переговоры югославских генералов и представителей НАТО при посредничестве ООН. Генерал Шлиман, командующий войсками альянса в Европе, в знак протеста подал в отставку. Она была принята. Больше того, воспользовавшись ею, главы европейских стран продвинули на этот пост своего представителя, германского генерала Андреаса Бюлова. Сильно обострились отношения не только между Америкой и Европой, но и внутри правительства США. Апдайк впервые дал понять, что недоволен действиями своего госсекретаря.
Сместить Джонс с ее поста у президента все-таки не хватило духа. Злая на весь белый свет "Стальная леди" уехала на Балканы, чтобы попытаться протащить на переговорах свою точку зрения. В рекламных целях она посетила один из палаточных городков албанских беженцев.
Госсекретарь США мирно беседовала с закутанными в платки молодыми мамашами, даже подержала на руках обделавшегося в ее объятиях толстощекого младенца. Неожиданно толпу вокруг Джонс растолкал высокий старик с обезумевшими глазами. Прежде чем его остановили, албанец успел ударить старинным кинжалом госсекретаря в спину. Как потом оказалось, у него при отступлении из Косова погибла вся семья. Это была очередная ошибка пилотов НАТО.
Джонс выжила, но сошла с арены мировой политики и до конца дней оказалась прикована к инвалидной коляске.
К подписанию соглашения Апдайка подтолкнула и необычно резкая реакция на кризис в собственной стране. Пока конфликт тлел на Европейском континенте, американцы чувствовали себя спокойно. Но с подачи российской агентуры в средства массовой информации была организована утечка данных об обложивших Америку русских подводных лодках. Сначала об этом сделала громадный репортаж Си-эн-эн, потом информация пошла и по остальным каналам. "Нью-Йорк Таймс", также не без помощи российской разведки, раскопала историю об изрядно поредевшем космическом щите страны. Тысячи американцев начали освобождать от хлама давно заброшенные бомбоубежища времен холодной войны и заполнять их продуктами и запасами воды. Республиканское большинство в сенате попыталось прощупать возможности импичмента президента, конгресс потребовал предотвратить любой ценой возможность нанесения ядерного удара по США. И президенту пришлось пойти на уступки европейцам.
Всего в дни всеобщей паники по миру погибло несколько сот человек. Примерно половина из них покончили жизнь самоубийством, остальные стали жертвами обезумевших маньяков, с удивительной периодичностью поднимавших стрельбу по согражданам в самых людных местах. Тринадцать человек погибли только в маленькой Бельгии, грабя оставленные хозяевами дома. Мародеры настолько обнаглели, что при виде полиции начинали отчаянно отстреливаться. Трое полицейских погибли, шестеро были ранены.
В Канаде совершила коллективное самоубийство секта огнепоклонников в составе пятидесяти шести человек. Кроме того врачи отметили резкий пик смертей от инфарктов, особенно среди пожилых людей.
В России также нашелся повод для траура. Не вернулась из похода подводная лодка под командованием капитана 1-го ранга Заманихина. "К-445" и преследующий ее "Чикаго" устроили рискованную игру на глубине. На скорости тридцать узлов и на глубине двухсот метров они двигались друг за другом с интервалом чуть больше мили.
- Включить глушитель акустики, отстрелить имитатор шумов, лево руля двадцать! - скомандовал капитан.
Гидроакустик американцев доложил:
- Они активно ставят помехи, цель раздвоилась.
- Похоже отстрелили имитатор, молодцы. Но это вряд ли им поможет...
Капитан "Чикаго" Джозеф Берри не успел закончить свою фразу. Все на американской лодке услышали приглушенный расстоянием взрыв, русский корабль сразу потерял ход.
- Что случилось?! - крикнул Заманихин.
- Взорвался охладительный контур! - отозвался из реакторного отсека Иванов. - Растет температура реактора!
- Заглушить его!
- Поздно, стержни опущены, но реакция продолжается.
- Перейти на охлаждение забортной водой!
- Не получается, поврежден механизм забора воды. Да это и бесполезно. Тут все уже светится!
- Продуть балластные цистерны! - приказал капитан. - Всем, кто может, собраться в спасательной капсуле!
После этого он наклонился к микрофону и спросил:
- Иванов, сколько до взрыва?
- Жду в любую секунду. Могут сдетонировать боеголовки, они уже на взводе.
- Я знаю.
В это время сверху, как раз над самой лодкой раздался мощный взрыв. Атомоход вздрогнул словно ударенная хлыстом лошадь, мигнул, но тут же снова зажегся свет. Смыслова бросило на панель управления с такой силой, что из носа потекла кровь.
- Эсминцы противника прямо над нами, - доложил акустик, мичман Андрейченко, не покинувший боевого поста.
- Это все, - сказал капитан.
Лодка медленно, слишком медленно поднималась вверх. В динамике раздался голос Семенова:
- Товарищ капитан, похоже взрывом повредило одну из балластных цистерн, у нас осталась половина плавучести.
Заманихин скрипнул зубами:
- Есть только один выход.
Он наклонился над микрофоном и скомандовал:
- Оставить переходные люки открытыми.
В рубке этажом выше старпом трамбовал в спасательную капсулу все прибывающих и прибывающих матросов.
- Плотней, плотней! Жить всем охота! Давай братки, давай!
- Старпом, кончай загрузку! - скомандовал капитан.
- Все, все ребята, - сказал старпом трем подбежавшим матросам.
Он помог задраить люк спасательной капсулы и спустился вниз, в командирскую рубку.
- Готово, - доложил он Заманихину. Тот нажал на кнопку сброса капсулы. Все ждали толчка корпуса, но ничего не произошло.
- Капитан, капсула не вышла, - доложил Смыслов.
- В чем дело?
- Похоже, заклинило.
- Не везет - так до конца, - скрипнул зубами капитан. И он и все остальные офицеры на капитанском мостике обливались потом. Табло, оповещающее о перегреве реактора, мигало непрерывно. Заманихин ждал, что эсминцы продолжат "глушить" его глубинными бомбами, но "Чикаго" находился слишком близко от "Дельты", и надводным судам поневоле пришлось прекратить бомбежку русского атомохода.
- Ты хотел пустить в лодку воду? - спросил Смыслов командира.
- Да. Здесь нужно много воды, - Заманихин глянул на глубиномер. Стрелка его медленно переползла стометровую отметку. - Ну что ж, придется позвать на помощь наших американских коллег.
С этими словами он нажал на одну из кнопок на пульте пуска ракет. Звук заполняющихся водой ракетных шахт был хорошо слышен на "Чикаго".
- Они открыли ракетные шахты! - закричал акустик.
- Носовые торпедные аппараты, пли! - скомандовал Берри.
Прежде чем торпеды американцев ударили в "Дельту", Заманихин успел пороховыми зарядами выбросить все ракеты за борт лодки. Две торпеды разворотили борт русского атомохода как раз в районе реакторного отсека. "Чикаго" повезло. Раскаленный реактор не сдетонировал на взрыв торпед, а холодная вода Атлантики приостановила реакцию деления. Лодка падала на глубину двух километров долгие десять минут. Постепенно реакция деления нейтронов прекратилась.
Через полгода американцы опустили к "Дельте" свой глубоководный аппарат системы "Авалон". Лодка лежала на правом боку, обнажив огромную пробоину. Тотчас включился и вскоре начал зашкаливать счетчик Гейгера. "Авалон" поспешно пошел на всплытие.
Никто из свидетелей этой трагедии так до конца и не осознал, насколько близко человечество находилось к ядерной катастрофе.



ЭПИЗОД 52
Необъявленная война двух сверхдержав шла на всех уровнях. И едва ли не самый важный ее фронт проходил через большое четырехэтажное здание на окраине столицы. По виду это было типичное КБ закрытого типа, серая коробка с плоской крышей, с окнами, утыканными радиаторами кондиционеров. Внешне казалось, что попасть туда легко. Подумаешь, два милиционера на воротах, пропускная система, вывеска со словами "НИИ Академии наук". По коридорам ходили самые обычные сотрудники, с деловыми бумагами в руках, озабоченные и не очень. В кабинетах горели голубые экраны компьютеров, и приглушенный женский смех временами сопровождался звяканьем чайной ложечки, помешивающей непременный китайский чай.
Но на самом деле этажей в здании было пять. Высокий верх чердачного типа скрывал этот неучтенный пятый, без единого окна этаж. Люди, работающие там, были лишены обычной радости лицезреть во время работы окружающий чахлый лесок и оборотную сторону серого бетонного забора. Забавно было то, что на пятый этаж можно было попасть только из подвала. Спустившись в него по лестнице с торца здания, посвященный оказывался в небольшой комнатке с двумя внимательными вахтерами средних лет в звании не ниже майора. Проверив документы, охранники пропускали вновь прибывшего дальше, через неприметную дверь. Мягкая кабина обширного лифта поднимала посвященного на нужный этаж, двери бесшумно открывались, и вот только здесь начиналась пристальная и тщательная идентификация личности. Двое в штатском долго изучали документы, пускали в ход металлофон, электронные системы отслеживания жучков. Затем рука прибывшего опускалась на экран системы электронного сканирования отпечатков пальцев, и лишь после этого избранный попадал в пустынный коридор пятого этажа.
Работали на нем всего тридцать пять человек. Директор ЦРУ Артур Элби как-то сказал, что лично желает содрать кожу с этих людей. Самому старшему из них было сорок пять, младшему - восемнадцать. Как раз сегодня он первый раз попал в этот земной рай компьютерной мысли.
- Роман Малиновский? - спросил охранник у щуплого, коротко стриженного парнишки в очках, казавшихся чересчур большими на его худощавом лице. Среднего роста, чуть-чуть сутуловатый, со смазанными чертами лица, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
- Да, - несколько нервно отозвался он, поправляя заученным жестом очки. Романа несколько покоробило то, что, прежде чем спросить, майор добрых пять минут изучал его паспорт.
- Положите руку на сканер, - предложил строгий вахтер, и новичок первый раз в жизни выполнил это простое действие. Глянув на табло, майор утвердительно кивнул головой:
- Проходите.
Роман шагнул за дверь и остановился, дожидаясь своего провожатого, Николая Левина. Это был молодой парень лет двадцати семи, черноволосый красавец с вечной улыбкой на губах.
- Ну как? - спросил он Романа. - Испытываешь ли ты трепет, смертный, входя в чертоги богов?
- Пока нет, - честно признался тот, оглядываясь назад. - Только неприятно, что они так вот смотрели, как будто я уже шпион.
- Не обращай внимания, работа у них такая. Ну вот мы и пришли.
Роман Малиновский в этой жизни был явно выраженный компьютерщик-одиночка, он привык к собственной небольшой спальне с вечно горящим монитором, и зрелище обширного зала, буквально напичканного электроникой, вызвало у него растерянность. Привычный шум вентиляторов охлаждения системных блоков сливался в один ровный гул. Одновременно было задействовано не менее тридцати мониторов, хотя народа в зале было куда меньше. В помещении Роман заметил только представителей мужского пола, но Николай обратился к коллегам своеобразно:
- Братья и сестры! Представляю вам нового члена нашей банды Романа Малиновского, в миру более известного вам под кличкой Бэд.
Левин, подхватив под руку Романа, начал представлять компьютерщиков. Лишь двоим из них на вид можно было дать больше сорока лет. Представляя одного из них, Николай сказал:
- А это наш босс, Андрей Ильич Семушкин. Доктор наук, член-корреспондент Академии наук...
- Дважды женат, трижды разведен, - подхватил член-корреспондент и тут же отчитал подчиненного: - Ты бы еще сказал мой личный адрес, телефон и имя любовницы.
- Нет, ну надо же произвести впечатление на нового члена нашей команды! - развел руками Левин.
- Ладно, проехали, - Семушкин развернулся на своем вертящемся кресле к Роману. - Ваши возможности мы оценили по достоинству, но теперь, молодой человек, самодеятельность кончилась. Раз вы дали согласие работать на наш отдел, то извольте выполнять определенные требования. Работа у нас посменная, скучная, рутинная. Самое плохое в ней знаете что?
- Нет.
- Девкам про нее ничего рассказать нельзя. А порой так охота похвастаться.
Николай и ближние к ним операторы засмеялись.
- К кому же тебя пока приставить? - спросил Семушкин, оглядывая зал.
- К Скутеру. Роман - его добыча, - предложил Левин.
- Ах, да, точно! Поступаешь на стажировку к Андрющенко.
Николай повел новичка в дальний угол зала. Этот работник "электронной разведки" поразил Романа своим внешним видом. В стандартном кресле сидел, развалившись, самый обычный панк. Розовый ирокез был разрезан надвое тонким ободком черных наушников. Судя по равномерному покачиванию головы, парень слушал что-то ритмичное. Развернув кресло к себе, Левин содрал со странного оператора наушники и представил его Роману:
- Знакомься, Игорь Андрющенко, в миру Скутер. Это он выловил тебя из Интернета.
- Бэд? - спросил Скутер.
- Да, - признался Роман.
- Держи, - панк протянул новичку перебинтованную руку, и Роман с удивлением отметил, что, несмотря на кожаный прикид с миллионом заклепок, лицо хакера выдавало его немалый возраст.
"Лет тридцать, не меньше, " - подумал Малиновский.
- Введи его в курс дела, будешь опекать крестника первое время,- предложил Левин.
Крестником Скутера он назвал Романа не зря. Три месяца назад Малиновский нахально забрался в одну из многочисленных сетей ВМС США. Данные о наличии на складах разного рода вооружений и амуниции показались ему неинтересными, и он их попросту стер. Тогда он думал, что сумел проделать все это без следа, но в тот же вечер группа захвата в масках и камуфляже разнесла в щепки дверь в скромное жилище Малиновских. Перепугав соседей, они, к ужасу предков, забрали с собой единственного отпрыска старинного польского рода.
После первых трех дней допросов Роман уже уверовал, что его ожидает если не расстрел, то как минимум пожизненное заключение. Но именно на третий день в кабинете следователя появился Николай Левин. Они беседовали часами. Долго, дотошно Левин расспрашивал подследственного о его образовании, взглядах на жизнь, проверял его знания как программиста.
- Так где ты обучался программированию? Курсы какие-нибудь заканчивал?
- Да нет, - пожимал плечами явный флегматик Роман. - Отец показал, как надо запускать компухтер, ну а остальное я уже сам все понял.
- И сколько же тебе было тогда лет?
Роман наморщил лоб.
- Лет десять, - неуверенно вспомнил он. - Или чуть меньше.
- А чего полез в эту сеть ВМС?
- Да просто она первая мне попалась. Мне все равно было, лишь бы им навредить.
Левин крякнул.
- Навредил ты скорее нам. Мы к этой базе данных две недели пробирались, и на тебе, под самым носом стирают все, что нам надо.
- Чего, количество постельного белья на складах? - удивился Роман.
- Не только. Например, запасы торпед с ядерным зарядом за июль месяц. Если сравнить их с предыдущим месяцем, то будет понятно, сколько подлодок вышло в море на дежурство. Ясно?
- Да, - вздохнул Роман, поникнув головой.
Вскоре допросы прекратились, затем молодому хакеру официально предложили поступить на службу в спецотдел ФАПСИ. Проверки всех уровней, начиная с генеалогии и кончая детектором лжи, продолжались два месяца. Уже во дворе корпуса "НИИ", при последнем перекуре на свежем воздухе, Левин коротко рассказал новичку историю создания их команды.
- У нас всегда была группа информационной контрразведки, но после Японии мы поняли, что одним нам не справиться. В это время целые армады наших хакеров начали громить японские сети, и руководство решило привлечь их к этой работе. Мы тестировали всех, отобрали лучших и вот уже второй год работаем вместе. Хвалиться, конечно, большой грех, но... большинство успехов на Балканах и в Персидском заливе обеспечили именно мы. "Эйзенхауэр", сошедшие с ума крылатые ракеты, летевшие вместо Белграда в Хорватию и Болгарию, АВАКС, столкнувшийся при посадке с взлетающим "Праулером", - это все наша работа.
- Класс! - восхищенно сказал Роман.
- Да, удачно получилось. Но особенно ценной была информация, получаемая с американских спутников-шпионов.
- Вы что, перехватывали ее прямо из космоса?
- Первое время. А затем просто нашли одну сеть с уже расшифрованными сигналами. Самое забавное, что они передавали эту информацию внутри одного здания. Американцы все-таки перемудрили со своей всемирной паутиной.
- Я не пойму, почему они все еще не отрезали нас от Интернета?
- Потому что надеются залезть и в наш карман. Но, по-моему, зря.
После знакомства Скутер начал вводить новичка в курс дела.
- Можешь звать меня просто Гера, - сказал он, потом показал оттопыренным пальцем на экран дисплея. - Сейчас я шарюсь по ближнему зарубежью, там янки чувствуют себя как рыба в воде. Кое-кто из хохлов им явно помогает, и уже оттуда они долбят наши сети...
Разговор прервал подошедший Семушкин.
- Гера, ты скачал заказанную информацию по химии?
- Да, вчера еще.
- Где?
- Вон, пласт в сидюке торчит.
Семушкин вытащил диск и, поигрывая им, спросил:
- Гера, а что это у тебя с руками?
Романа тоже интересовал этот вопрос. Пальцы и кисть руки заслуженного панка России были перевязаны пластырем.
- А, ерунда.
- Снова подрался? - допытывался член-корреспондент.
- Не подрался, а отбивался, отбивался от этих козлов из Союза молодежи! Морды у них как из стали, а мозги, наверное, вообще из чугуна, - болезненно перекосившись, Скутер пошевелил перебинтованными пальцами.
Семушкин тяжело вздохнул.
- Гера, тебе тридцать два года, а ты все как пацан. Сколько можно хипповать!?
- Андрей Ильич, мои убеждения прошу не трогать! Я в отличие от многих убеждений своих не менял и не поменяю!
- Пойми, дурилка, с твоими мозгами в институт надо, а не в "Ржавый пень" шляться каждый вечер. Что за счастье такое - надраться пивом, водкой и схлопотать по фейсу! Вон рожа-то какая, сразу видно - с бодуна! Как у тебя только мозги еще после этого не глючат!
Роман слышал про этот ночной клуб, последнее убежище для столичной молодежи с задатками неформалов - панков, металлистов, рокеров. Все остальные клубы или были закрыты властями, или там заправляли военизированные дружины Союза молодежи.
Воспитательный процесс продолжался еще минут пять, затем начальник ушел.
- Забодал, бугор, - пробормотал Скутер, осторожно оглянулся назад и вытащил из-под стола пластиковую бутылку пива. Сделав добрый глоток, он предложил Роману:
- Будешь?
- Да нет, не хочу. Я это, не сильно...
- Молодец, не пей и не кури. А Андрей - ничего мужик, но иногда достает своей правотой.
- А про какую химию он говорил?
- Промышленный шпионаж, технология производства новейшей автомобильной краски на заводах компании "АГ Фарбениндустри".
Заметив удивление в глазах новичка, Скутер усмехнулся:
- А ты что думал, мы тут только с Пентагоном воюем? Две трети заказов от промышленности. ВАЗ так бы и не пустили, если бы мы не перекачали все нужные им данные по производству недостающих деталей...
В это время слева от них раздались возбужденные голоса.
- Давай, давай, тяни! Качаем, качаем! Хорошо...
- Стоп, звери!
- Руби! Так, быстро!..
Скутер махнул рукой, и они с Романом направились к одному из операторских столов. Его уже окружили почти все присутствующие в зале.
- Что там, Олег?
- Похоже, кто-то нас хотел подсечь. Что мы имеем? - бормотал, быстро стуча по клавиатуре, программист с неестественно большими линзами очков. - Ага, старый знакомый, "Шикотан". Скорее всего это группа из Киото, "Полночный камикадзе".
Кто-то за его спиной присвистнул.
- Тачку можно выбросить.
- Сервер тоже хорошо зацепило, постирало почти все, - подтвердил Олег.
- Это что за "Шикотан"? - тихо спросил Роман у своего наставника.
- Японский зверь. Назван так в честь нашего удара по острову. Япошки все надеются поквитаться с нами хоть в "Паутине". Но, честно говоря, в программировании они довольно туповаты. "Шикотан" - их лучшее творение, он для харда страшен как та наша бомба. Осыпается все сразу.
- Ну что, Олег? - спросил Семушкин.
Оператор со вздохом отъехал от стола и, протянув руки в сторону потухшего дисплея, воззвал куда-то в глубь комнаты:
- Федор! Калым есть!
Из-за дальних стеллажей показалось бородатое, широкое лицо мужика лет сорока. По виду он походил на кузнеца или грузчика, но никак не на инженера-ремонтника высшего класса.
- Опять машину угробили, охальники! - издалека начал возмущаться он. При своем росте и габаритах Федор на голову возвышался над остальными членами группы, как нарочно сухопарыми и худощавыми. Вспышку гнева крупногабаритного умельца погасил Левин.
- Федя, - сказал он, - могу тебя поздравить. Ты оказался прав, та штука в пухтере оказалась не чем иным, как радиомаяком. Так что отдел техконтроля утерся и сказал спасибо.
- Ну, а я что говорил! Не должно было быть той фигни в айбиэмке. Если дело так пойдет, то скоро придется покупать машины желтой сборки. Эти янки совсем оборзели, пичкают в "тачки" черт знает что...
Федор с ворчанием утащил к себе в закуток системный блок, а Олег с напарником тут же принесли на его место другой.
- Ни минуты простоя, ни секунды простоя... - напевал Олег, подключая многочисленные кабели.
Уже отойдя к своему рабочему месту, Скутер пояснил Роману:
- Федор у нас самородок. Десять классов и больше ничего. Но в электронике - бог и царь! Его тоже выловили с помощью ФСБ лет пять назад. Организовал мини-АТС на дому, приставку такую сообразил из модема и радиотелефона. Через него звонили в Израиль и Америку, не оставляя при этом следов. Аппаратура на междугородке работает, а никаких счетов, ничего. Наши академики за головы хватались - ну не может такое работать, никак не должно, противоречит всем законам физики. А эта штука работала.
- А что за радиомаяк он нашел?
- А, это. Прислали последнюю модель пухтера IBM, купили за бешеные деньги через третьи руки. В отделе техобслуживания контрразведки все проверили, сняли два жучка, а на эту штуку внимание не обратили. А Федька, тот сразу усек. Он ведь все новое не сразу включает, а первым делом внутрь лезет. Один раз настоящую мину обезвредил, серьезно. Небольшой такой диод размером миллиметров десять и толщиной с карандаш. Управлялся дистанционно. Если бы он сработал, разнесло бы компухтер как хорошую бомбу.
- Из-за такой маленькой штуки? - поднял брови Роман.
- А чего ты удивляешься? Они сунули туда какую-то суперсовременную взрывчатку, нам бы хватило. Оператору точно бы голову оторвало.
Гера допил свое пиво, со вздохом сожаления выкинул бутылку в урну.
- А почему тебя Скутером зовут? - спросил Роман.
- Группа такая была. Сейчас ее уже и не помнит никто. Ну ладно, поехали, расскажу я тебе, чем ты будешь у нас заниматься...
Обучение Романа должно было продлиться три месяца, но пришлось ограничиться двумя, и случилось это не по воле самого молодого хакера.
В тот день Скутер не пришел на работу. Через полчаса в зал просто ворвался возбужденный Семушкин:
- Геры не будет! Вчера он опять ввязался в драку с "союзниками" и сейчас лежит в Склифе с проломом черепа.
- Это серьезно?
- В коме. Черт! - Андрей Ильич начал расхаживать из угла в угол, нервно потирая руки. - А как раз сегодня он нам так нужен!
- Зачем? - спросил Левин.
- Решили взломать мировую банковскую систему, будет сам Боголюбский. А Гера лучше всех знал подходы к ней.
Пока Андрей Ильич расхаживал из угла в угол, Роман тихо спросил Левина:
- А кто такой Боголюбский?
Тот посмотрел на Малиновского с изумлением, словно просвещенный миссионер на язычника.
- Боголюбский - это наш лучший математик. Академик всех мыслимых и немыслимых академий мира, лауреат всех невозможных и возможных премий.
- Что, и Нобелевской тоже?
- Милый мой, запомни, по математике Нобелевская премия не вручается. Не любил Альфред считать больше чем до тысячи. - Левин хмыкнул и добавил: - Процентов прибыли.
К полудню в зале действительно появился человек лет шестидесяти пяти, невысокого роста, абсолютно седой, улыбчивый. Его сопровождали два настороженных, закаменевших жлоба в штатском с оттопыренными подмышками, и еще двое мужчин, по виду также из органов. Уже по этому эскорту Роман понял, что визитер - величина первостатейная.
В мире науки имя Боголюбского было окружено ореолом легенд. Академиком он стал в тридцать с небольшим, моложе его действительным членом АН становился только Сахаров. Уже несколько поколений математиков учились по его учебникам, но мало кто мог похвастаться, что знал его лично. Всю свою жизнь ученый работал под эгидой военных и разведки. Амплитуды запуска баллистических ракет, расчеты взлетов и посадок "Союзов", коды и шифры для разведки и связи - за всем этим стоял Боголюбский. Именно его система дешифрации позволила выходить на американские спутники и доить с них информацию.
- Ну что ж, старички, попробуем тряхнуть янки? - спросил он, здороваясь со всеми присутствующими персонально за руку. - У вас новичок?
- Да, Роман Малиновский. Пока стажер.
- Ну что ж, приступим.
Оператором в этот раз сидел Олег, тот самый парень в очках-линзах, за его спиной столпились все остальные члены группы. Первое время Романа нервировало такое скопление техники и народа в одном зале, но потом он оценил все преимущества подобной системы "мозгового штурма". Для решения самых сложных задач подключались все присутствующие, и все дальнейшее действие по азарту походили не то на игру в преферанс, не то на угар "фанатов" на матче "Спартака".
Частенько вся группа задерживалась допоздна, и с подходившей второй сменой в зале скапливалось до двадцати человек, а то и больше. Для Романа эти два месяца прошли словно в наркотическом угаре. Никогда он еще не чувствовал себя так хорошо, словно рыба в воде. Домой он возвращался только затем, чтобы поесть, поспать и, главное, успокоить встревоженных предков. По наивности те даже начали думать, что их сын подсел на иглу, слишком измученным он возвращался с работы. Опасения родителей развеяла первая получка сына. Денег было столько, что они решили, что Роману явно переплатили, и клятвенно упрашивали сына пока деньги не тратить, а то все равно лишнее рано или поздно вычтут. Но Роману было не до денег. Стихия хакерной войны захлестнула его с головой. К его мнению уже начали прислушиваться, кое-что он сумел сотворить и сам. Но свой собственный, домашний "Пентиум" Бэд не включал уже давно, и его монитор покрылся толстым слоем пыли.
Европейские сети они прошли легко и даже изящно.
- Так, терминал биржи Нью-Йорка, заходим, сбрасываем, все!
- Молодец, - похвалил академик оператора. - Теперь будем ждать. Пойдемте покурим, что ли?
Через полчаса Олег снова подключился к Нью-Йоркской бирже, но ничего особенного никто не заметил, все так же шли бесконечные котировки биржевых бумаг.
- Похоже, они нас засекли, - решил Олег. - У этого червя слишком длинный хвост.
- Может попробовать на какой-нибудь другой бирже? Например, Токийской? - предложил Левин.
- Давайте попробуем, - сказал Семушким, сам усаживаясь на место оператора. Роман первый раз видел шефа за клавиатурой. Это произвело на него большое впечатление. Пальцы Андрея Ильича, тонкие, нервные, работали как у хорошего пианиста, при этом он совсем не смотрел на клавиатуру.
- Класс, правда? - тихо шепнул ему Олег.
- Да, здорово.
- Нет, - резко сказал Семушкин, "аккордом" по трем клавишам перезагрузив компьютер. - Рубят на лету. Не проходит крэк. Слишком большой червь, в этом Олег прав.
- Жаль, - сказал поскучневший лицом академик. - Может, его еще ужать?
- Но потом все равно придется его разархивировать. Здесь его и засекут.
- А в чем смысл всей этой фигни? - спросил Роман.
Все в зале обернулись к Малиновскому. Особенно заинтересованными выглядели ученые мужи.
- Ты про что это, Роман? - спросил Семушкин.
- Зачем он нужен, этот зверь?
- А, понимаешь, сынок, программа начинает повышать или понижать курс акций в зависимости от теории игр, а не действительного положения вещей, - объяснил Боголюбский.
- Ну и что?
- Должна произойти разбалансировка всей системы. Это вызовет непременный обвал биржи и, вполне возможно, приведет к мировому финансовому кризису, - терпеливо объяснял академик своему молодому собеседнику.
- А это что, так важно?
- Конечно, - заметил неприметный человек в штатском из свиты академика. Это был директор ФАПСИ Майоров. - Через два дня голосование в конгрессе по импичменту Апдайка. Сейчас голоса балансируют на грани равенства. Если мы устроим обвал биржы, он точно проиграет.
На несколько минут Роман задумался, потом меланхолично кивнул головой:
- Можно сделать все по-иному, проще.
Минут десять хакер с фигурой и манерами подростка объяснял академику, членкору и всем остальным свою идею.
- Остроумно, - решил Боголюбский. - А что, давайте попробуем!
Чтобы увеличить эффект, решили параллельно действовать сразу на двух биржах "большой семерки", Лондонской и Токийской. Рядом с Романом снова уселся Семушкин, но теперь Андрей Ильич все делал с оглядкой на монитор Малиновского. Действовал Бэд с виду неторопливо, но очень уверенно и остроумно.
- Парень мыслит совершенно по-другому, чем мы, - тихо говорил Левин на ухо Боголюбскому. Из-за академика к его голосу прислушивался Майоров. - Черт его знает, но он понимает компьютер как бы изнутри, чувствует как тот работает, что ли. Все-таки самоучка.
Уже через десять минут Роман продрался в святая святых Лондонской биржи, в системы управления и рассылки котировок. То, что он сделал там, не понял никто, настолько быстро простучал он по клавишам.
- Все, - заявил Роман, переключив экран на котировки акций.
- Погоди-погоди! Как это ты сделал? - растерялся Семушкин.
Роман, не вставая со стула, подъехал к столу членкора и чуть помедленнее показал нехитрую комбинацию своей команды.
- Теперь все почтовые поступления будут копироваться по десять раз. И это будет на всех биржах, система автомата. Вот, понеслось.
Действительно, дисплей начал выдавать показатели резкого роста документации. Самая обычная почта, все те же котировки "Юнайтед Стил", "Майкрософт" и еще тысяч фирм начали множиться в геометрической прогрессии. Минут десять громадные серверы Лондонской биржы еще справлялись с этой массой инфомации, затем начали уничтожать ее, и, наконец, вся система зависла, прекратив казавшийся вечным хоровод человеческой алчности.
Поняв, что случилось что-то невероятное, сотни брокеров, оставив бесполезные ящики умных машин, бросились звонить по телефонам на другие биржи. Но и до тех уже дошла волна наводняющего умножения, биржевикам было не до разговоров с коллегами. Поняв, что "большая семерка" ухнула в небытие, замерли и все остальные биржи мира.
Такого мир не испытывал с роковой "черной пятницы" двадцать девятого года. Ставки на электронную систему учета сыграли плохую службу для биржевых маклеров. Обрушился один из столпов, на котором держался западный мир. Несмотря на все заверения глав правительств, что крах бирж явление временное, началась паника, сравнимая разве что с недавно пережитым психозом ожидания ядерной войны.
На огромном количестве заводов замерла деятельность, встали конвейеры автомобильных гигантов мира. Лишь спустя четыре дня финансисты смогли запустить свою биржу в Нью-Йорке, через десять дней восстановить всю мировую сеть, а через три месяца минимальные показатели индекса Доу-Джонса. За это время доллар упал как никогда низко, пошатнулись марка и фунт, позиции сохранили только йена и евро.
Шквал финансового кризиса смыл с политической арены Апдайка. В США были назначены внеочередные президентские выборы. А еще через два месяца Роман пришел на работу и сразу понял, что произошло что-то чрезвычайное. Так же горели мониторы компьютеров, все были на своих местах, но народу в зале собралось как никогда много, операторы сбились в кучки, говорили все тихо и сдержанно. Не было обычного трепа, сальных анекдотов и группового гогота.
Малиновский подошел к группе, столпившейся вокруг Левина. Тот сразу протянул ему руку.
- Здравствуй, Роман. Вчера был у Скутера в больнице.
- Ну как он?
- Плох. Сбрили его ирокез, на голове такие дикие швы, две трепанации делали, все бесполезно. Не узнает даже мать. Полный коматозник.
- Жуть, - передернулся всем телом Роман.
- Жалко Геру, - подтвердил Николай.
В это время появился Семушкин, на пару с Федором тащивший два ящика самого дорогого шампанского.
- Господа программисты, приготовьте фужеры! Благодатный напиток с плато Абрау-Дюрсо жаждет выстрелить в потолок торжественным салютом, - провозгласил начальник отдела, скидывая пиджак и беря в руки бутылку. - Гусары сегодня гуляют!
Вместо хрусталя в дело пошли пластиковые стаканчики, и Роман, получив в руки неблагородную тару с шипучей жидкостью, спросил:
- Так по какому все-таки поводу праздник?
Несколько человек рядом с ним засмеялось. Народ все подходил и подходил. Далеко не всех он знал - не совпадали смены. Андрей Ильич, усевшись на стол - вольность, за которую он всегда ругал подчиненных, мило пояснил самому молодому члену команды:
- Как, Рома, вы разве еще не поняли? Посмотри на мониторы, что ты там видишь?
И тут до Романа дошло, что на дисплеях вертелись замысловатые картинки хранителей экранов, причудливые заставки, даже картинки компьютерных игр. Ни один из мониторов не был задействован в дело.
- Сегодня день победы, товарищ Бэд. По тайному сговору "большой семерки" нас отрезали от мировой сети. Враги признали наше превосходство и свою слабость в нашей отрасли. Это их полная, и безоговорочная капитуляция, как в Берлине в сорок пятом.
- И что же? Наша группа распускается? - спросил Роман, отхлебнув кисловатого, на его непросвещенный вкус, шампанского.
- Зачем, просто две трети личного состава уйдут в отпуск. Я что-то не помню, чтобы кто-то за последний год у нас отдыхал. Отдых будет большой, дней семь, не меньше. Но некоторым я не обещаю и этого. Как раз вам, Рома, отпуск не грозит. Эти наивные люди отрубили нас от основных сетей через Европу. А есть ведь еще Индия, Азия, Африка. Где-нибудь да подключимся, например, через спутник связи. Уже сегодня обещали один порт через Румынию.
Семушкин поглядел на ближайший экран, но на нем Олег в мрачном подземелье крушил жутких монстров.
- Я попробую, только пройду этот уровень, - пробормотал, не отрываясь от экрана, Олег. - Давно я так не отрывался.
Секунд через тридцать на его экране появилась традиционная надпись: "Level 2".
Игра продолжалась.






Часть пятая
КАВКАЗСКИЙ МОЛОХ


ЭПИЗОД 54
Колонна вошла в аул, находящийся в сорока километрах вглубь Чечни, в десять часов утра. В низинах еще прятался лохматый туман, но дальние горные вершины уже сияли во всей своей угловатой красе. Погода позволила вертушкам отработать по полной программе.
- Седьмой, все чисто, - донеслось из наушников, и майор Силантьев, взмахнув рукой, скомандовал:
- Вперед!
Это был самый обычный кавказский аул, громадные дома, сложенные большей частью не из кирпича, а из камня, гнезда, дающие приют порой сразу пяти поколениям одной семьи. Пыльные улицы были пусты, даже собаки не лаяли из-за высоких ворот - их давно уничтожили боевики.
Часть солдат и танк остались на окраине, еще же два танка и бронетранспортер на предельной скорости пронзили селение и застыли на противоположном его краю, на вершине пологого холма.
Силантьев не торопясь шествовал по самой середине улицы, разглядывая дома. Обветренное лицо его было бесстрастно, седина густо перемешалась с выгоревшими до белесости волосами. По многолетней привычке майор никогда не ходил в фуражке, предпочитая защищаться от чересчур яркого светила дешевенькими темными очками. Справа и слева от него цепью шли солдаты, настороженно вглядываясь в глухие каменные стены. Сзади майора шагали радист и переводчик Вагиз, высокий черноглазый парень, знающий добрый десяток наречий этой местности. И уже дальше, за ними неторопливо ползла командирская БМП.
На небольшой центральной площади с убогой мечетью Силантьева встретил глава местного самоуправления, мужик лет сорока с типичным для его возраста оплывшим лицом и солидным животом.
- День добрый, гаспадин майор! - приветствовал он комбата, пожимая его руку своими двумя.
- Привет, Айрат. Как у вас дела? Все спокойно?
- Все нормально, все хорошо. Разве у нас может быть по-другому?!
Глаза Айрата бегали, сам он казался неестественен в своем радужном оптимизме, но Силантьев давно служил на Кавказе и знал, что на подобные мелочи не стоит обращать внимания. Свой это человек или бандитский прихвостень - какая разница. В горах стоило рассчитывать только на себя. Уберешь этого - назначат другого, и он точно так же будет врать солдатам, потому что уйдут они, придут бандиты и надо будет так же угождать и им.
- Ну вот и чудненько. Тут у вас живет такой Бислан Фатаров, знаешь его?
Глава аула чуть замешкался, потом кивнул головой.
- Да, есть, очень уважаемый человек, аксакал.
- Вот и веди нас к нему.
Дорога была недалекой. Метров через пятьдесят Айрат остановился и не рукой, не кивком головы, одними глазами показал на большие высокие ворота, выкрашенные густой темно-зеленой краской. После этого мэр попятился и как-то мгновенно исчез, словно растворился в воздухе.
- Это действительно тот дом? - спросил Силантьев у переводчика.
Тот пристально глянул на мечеть, на зеленые ворота и утвердительно качнул головой.
- Он самый. Бислан Фатаров. Три сына у бандитов, перевалочный пункт поставок оружия для боевиков, должны быть и заложники.
- Ну что ж, зайдем в гости, - сказал майор.
Повинуясь его жесту, два солдата начали стучать в калитку прикладами. Она открылась почти сразу, чувствовалось, что незваных гостей давно ждут. С десяток солдат, ворвавшись во двор, быстро рассыпались во все стороны, настороженно оглядываясь по сторонам. Лишь после этого через калитку неторопливо прошел Силантьев. На крыльце дома его уже ожидала все многочисленное семейство, женщины, дети и впереди всей этой толпы высокий, худой старик в папахе, с суковатым батогом в руках. Морщинистое, загорелое лицо его было бесстрастно, лишь старческие, скрюченные подагрой пальцы сжимались и разжимались на отполированном набалдашнике резной палки из темного дерева.
- Добрый день, - вежливо начал Силантьев. - Вы Бислан Фатаров?
- Да, я, - подтвердил старик. Даже в этих коротких междометиях слышался сильный гортанный акцент.
- Где ваши сыновья?
- Двое в Москве, трое в Моздоке, брынзой торгуют.
- И давно они там торгуют?
- С весны.
- Много, однако, вы брынзы заготовили. Или не берут ее ингуши? Своей, наверное, хватает. Так когда ждать сыновей обратно?
- На все воля аллаха. Захочет он - свидимся, не захочет - до порога дойдешь, а порог не переступишь.
- Ладно, с сыновьями выяснили. Оружие в доме есть?
- Нет.
- А заложники?
Старик не ответил, только отрицательно покачал головой.
- Обыскать дом, - скомандовал майор.
Солдаты рассыпались по двору как муравьи. Все они ходили парами, один двигался впереди, второй страховал напарника. Силантьев придирчиво наблюдал за действиями своих подчиненных. Этих парней он взял год назад необученными юнцами, сразу с поезда, и вот теперь это были воины, профессионалы, способные дать бой хоть самому дьяволу.
Вскоре из сарая двое притащили пулемет Калашникова и три противотанковые мины.
- В сене были спрятаны, - пояснил один из солдат.
Тут же призывные крики донеслись из огорода. Сержант-минер сосредоточенно водил рамкой миноискателя над грядкой с фасолью. Быстро разбросав насаждения лопатами, солдаты обнаружили под овощами три ящика с зарядами для миномета.
Обыск закончили через час.
- Все, товарищ майор, - доложил лейтенант Попов.
- Заложников не нашли?
- Никак нет.
- Странно. Вы хорошо все осмотрели?
- Да.
Майор ненадолго задумался. Потом спросил:
- А Сашка где?
- Да только что тут был, - удивился лейтенант, оглядываясь по сторонам. - Сашка! - крикнул он во все горло.
Секунд через тридцать откуда-то из глубины сараев выскочил приземистый парень с лычками сержанта. Голову его перехватывала грязная бандана, сам он был курносый, с голубыми нагловатыми глазами. На ходу надев каску, Сашка подскочил к начальству и вскинув руку к виску, застыл в ожидании приказа.
Силантьев прищурился, потом сделал шаг вперед и сказал:
- Ну-ка дыхни.
Сашка улыбнулся и попытался сделать вместо выдоха вдох, но майор неожиданно ударил его коленкой в пах, и сержант невольно ойкнул и согнулся, обдав командира густым запахом домашнего кавказского вина.
- Так, по возвращении на базу получишь три наряда вне очереди. Понял? - спросил Силантьев.
- Так точно! - отозвался вояка с хмельным весельем.
- А теперь внимательнее осмотри дом, двор, огород. У них должны быть заложники, но мы ничего не нашли.
Сашка сразу подобрался, выражение счастливого разгильдяйства исчезло с его лица. Прищурившись, он внимательно осмотрелся по сторонам, затем исчез за одной из дверей громадного двухэтажного сарая.
Вне армии Сашка Мешнин непременно бы угодил в тюрьму, причем не один раз. Энергия кипела в его коротконогом теле с интенсивностью атомного реактора. Обычная жизнь для него казалось пресноватой. Еще до службы он был осужден за злостное хулиганство - бросил дымовую шашку на дискотеке. Обошлось, правда, условным сроком, что и позволило призвать Сашку в железнодорожные войска. Люди в погонах не знали, что этим они значительно осложняют свою собственную жизнь. Спустя месяц после принятия присяги он попал в Дагестан, где немедленно пошел в "самоволку" с двумя земляками. Отойдя от части на триста метров, разгильдяи наткнулись на троих чеченцев, совершающих рейд за очередной порцией живого товара.
В плену Мешнин провел почти три года. Природная хитрость и наглость в конце концов позволили ему вырваться из лап "кавказского гостеприимства". Сашка втерся в доверие к очередным своим хозяевам, пас в горах скот, строил дома, по-скоморошьи смешил детей и взрослых, по-собачьи угодливо выпрашивал вино и анашу. Его даже перестали на ночь бросать в яму, просто привязывали к стене собачьей цепью. И все это время он терпеливо изучал язык горцев, стараясь понять, где он сейчас находится и далеко ли ближайшая российская земля. Выяснив все, что ему надо, Сашка в священный месяц рамазан устроил своим благодетелям огромный пожар, начисто уничтоживший пол-аула, прихватил оружие и отправился в сторону России. Пройдя по горам более ста километров, он вышел точно в расположение батальона майора Силантьева. После месячных допросов и проверок его отправили домой, а к осени Сашка вернулся и попросился записать его в строй уже контрактником. За годы плена у парня умерла мать, друзья поразъехались, девушки повыходили замуж. Пожив немного у дальних родственников и окончательно почувствовав себя на родине чужим, Сашка рванул назад, туда, где он был нужен, где за ним еще остался неоплаченный должок.
Силантьев понял этого парня еще после первого же допроса, и все-таки он взял Саньку под свое крыло. Хлопот от него было много. Любитель выпить и пройтись по бабам, этот сержант-переросток, по общему мнению офицеров, разлагал новобранцев как никто другой. Но все это компенсировалось в боевой обстановке. Хитрее и осторожнее Сашки в бою не было. В самой безвыходной обстановке он находил какие-то невероятные ходы и выводил свое отделение разведки из-под огня без потерь. Но больше всего сержант был незаменим именно при таких вот операциях в населенных пунктах.
Прежде всего он знал языки, природа одарила его этим своеобразным даром. Разговаривать не мог, но понимал все, о чем судачили между собой местные жители. Пристроившись с глуповатым видом рядом с сообществом местных аксакалов, Сашка прикрывал глаза и, делая вид, что дремлет, внимательно вслушивался в гортанную речь старейшин. Те вскоре переставали обращать внимание на глупого русского парня и выбалтывали много чего лишнего.
Но особенно Сашка не любил тех, кто держал у себя пленных рабов. Таких он просто нюхом чуял. Именно эта ненависть заставила его вернуться в горы. Вот и теперь он методично проверял все помещения обширного дома, сараи и подвал с домашним вином. Но все было бесполезно.
- Ну что? - спросил майор, когда сержант остановился рядом прикурить сигарету. - Может, нет здесь никого, ошибочная информация?
- Да нет, должны быть, - Сашка кивнул головой на кирпичную стену очередного пристроя. - Взрослых мужиков в семье нет, а кладочка-то новая, на днях строили, раствор еще свежий.
Он прошелся по огороду, внимательно осматривая его, затем остановился рядом со свежей кучей навоза.
- Зачем же это они его сюда притащили? - пробормотал он себе под нос. - Сараи далеко... Эй, вы, трое с лопатами, оба ко мне! Раскидайте-ка эту кучу!
Через пару минут лопаты заскребли по дереву плотно подогнанного люка. Он был закрыт на замок, но крепыш Серега Васильев в три удара лома разнес люк в щепки. И тут же отшатнулся от запаха хлынувшей на него из погреба вони, а Сашка крикнул вниз:
- Эй, кто-нибудь там есть?
Не дождавшись ответа, Сашка послал вниз Серегу. Тот осторожно спустился и вскоре выволок наверх безжизненное тело парня в оборванном камуфляже.
- Их трое там, - сказал он, тяжело дыша. - Принимайте еще.
- Врача, быстро! - скомандовал Силантьев.
С немалым трудом и помощью солдат доктору удалось откачать всех троих.
- Сколько же их тут мариновали эти суки? - спросил Попов.
- Часа три как минимум. Еще немного и все, не отходили бы, - сказал доктор, вытирая со лба пот и с благодарностью принимая из рук лейтенанта сигарету.
- Давно здесь? - обратился майор к одному из пленников.
- С ноября, - просипел тот, растирая рукой грудь и жадно вдыхая воздух. Взгляд белобрысого парня блуждал как у пьяного, движения были заторможены, он еще не понял, что свободен, что смерть снова проскочила мимо.
Выяснив подробности пленения и проживания в семье горцев, Силантьев вернулся во двор.
- Собери всех жителей, - сказал он Попову. - И снеси к чертям эти ворота!
Через полчаса на площадке перед домом собралось все взрослое население аула. Чеченцев оказалось человек триста, не больше. В основном это были закутанные в черные платки грузные старухи, высохшие старики и молодые небритые парни, угрюмо поглядывающие на солдат. Вместо начала митинга БМП, разогнавшись, снесла зеленые ворота и, наехав на них, застыла на месте. Вскарабкавшись на броню, Силантьев начал свою речь:
- Вы все прекрасно знаете, что по законам военного времени любой человек, укрывающий оружие, оказывающий помощь бандитам и держащий у себя заложников, приговаривается к смертной казни. Хозяин этого дома, Бислан Фатаров, нарушил все три эти правила, за что и приговаривается к повешению.
Стоящий на земле переводчик закончил свою речь почти на полминуты позже майора. Выслушав его, толпа на площади загудела, но на броне уже появился Сашка, быстро пристроивший петлю на морщинистую шею старика. Второй конец веревки он завязал на поперечине ворот и крикнул вниз механику: "Давай!"
БМП рванулась вперед, да так, что сам Сашка едва не свалился с брони, чудом успев ухватиться руками за скобу. Толпа ахнула, расступаясь перед бронемашиной, ноги старика с полминуты судорожно искали исчезнувшую твердь, потом все его тело обмякло и вытянулось. Во дворе с плачем и причитаниями женщины клана Фатаровых пытались пробиться к телу старика. Один из пацанов лет десяти с кухонным ножом кинулся на здоровяка Васильева, но тот ударом ноги отшвырнул парнишку в сторону.
Лейтенант Овчинников, недавний выпускник училища, вышедший в свой первый рейд, тихо спросил Попова:
- А почему именно вешать, а не расстрелять?
- У них по религии удавленники и утопленники не попадают в рай. Это для мусульман страшнее всего.
Лишь через полчаса женщин пропустили к телу старика. Они еще не успели снять труп, как солдаты покинули двор. И в ту же минуту дом запылал, подожженный сразу с нескольких сторон.
Силантьев наблюдал за всем со стороны, он направился было к своей БМП, но тут его окликнул радист:
- Товарищ майор, вас вызывает Алтухов.
Лейтенант Алтухов был командиром танковой группы, приданной батальону Силантьева. Сейчас он находился в одном из танков на окраине аула.
- Что у тебя, Витя?
- Шеф, на северном склоне горы блики оптики.
- Снайпер?
- Не знаю, что-то не похоже. Может, долбануть по нему парой осколочных?
- Не надо, сделаем по-другому...

Когда колонна бронетехники медленно выползла из аула, Барбара Херст опустила бинокль, с облегчением перевела дух и глянула на своего оператора Джона Хадсона, многолетнего спутника самой удачливой пресс-леди мирового спрута Си-эн-эн.
- Ну что? - спросила она.
- Все как на ладони. Эта оптика делает чудеса, даже было видно, как у старика дергались ноги.
- Дай посмотреть! - с азартом вскрикнула Барбара и, включив обратную перемотку, приникла к окуляру видеокамеры. - Блеск! Это сенсационный материал. Нам удалось это сделать!
После переворота 15 июня ни одному независимому журналисту не удалось передать ни строчки, ни кадра с территории Чечни. Кавказ, словно черная дыра, без следа поглощал нелегально проникавших туда журналистов. Все попытки узнать что-то о судьбе пропавших кончались ничем. Военные кивали на полевых командиров, дескать, это они повинны во всем, а тем просто не удавалось выйти на связь ни с кем из западных репортеров. Вся информация шла лишь от пресс-центра Вооруженных сил.
Тщательно проанализировав все известное об обстановке в Чечне, Барбара поняла, что не стоит связываться ни с официальными властями, ни с боевиками, хотя необходимыми документами для тех и других все же запаслась. Пять дней они с Хадсоном пробирались по горам, минуя селения и города. Но Барбару недаром называли "Гарпией войны", она всегда была там, где начинали стрелять и лилась человеческая кровь. Удача чаще всего оказывалась на ее стороне, не отвернулась она от нее и сейчас.
- Куда теперь? - спросил оператор, осторожно укладывая в жесткий футляр камеру.
- Пора выбираться отсюда. Мне жутко надоели эти горы. Больше всего на свете я сейчас мечтаю о горячей ванне.
Наскоро перекусив, репортеры закинули на плечи рюкзаки, но, не пройдя и десяти шагов, остановились. Впереди них, на большом камне сидел человек в камуфляже. Голова его была повязана платком, особых знаков отличия не было видно, но голубые глаза и славянский тип лица не оставляли сомнения, к какой из воюющих сторон он относится.
Хотя солдат улыбался, первым желанием Барбары было бросить рюкзак и бежать. Не сделала она этого лишь потому, что, оглянувшись, увидела за своей спиной еще двоих таких же парней, появившихся бесшумно, словно из-под земли.
- Ручки поднимите, - вежливо сказал Сашка, разглядывая задержанных. Мужик у него особых эмоций не вызвал, а вот женщина... Сухопарая, но еще довольно молодая, с правильными чертами лица, длинными, роскошными волосами. Что еще нужно для оголодавшего по бабам сержанта?
"Трахнуть бы ее прямо здесь, да майор пристрелит к чертям", - подумал он.
- Мы есть американские подданные, вы не имеете прафа нас задерживать... - слегка коверкая слова, начала журналистка. Этот текст она выучила наизусть еще в Америке.
- Ну-ну... - развеселился Сашка. - Что мы еще не имеем?
Этот вопрос Барбара не поняла, она беспомощно глянула на своего напарника, но тот был растерян не меньше ее, а по-русски не понимал совсем. Подошедшие солдаты отобрали у них рюкзаки, обшарили карманы. Журналистку Сашка обыскал сам, и Барбаре эта процедура особого удовольствия не доставила. Глянув в нагловатые Сашкины глаза, она поняла про него все, и где-то в области желудка нехорошо екнуло дурное предчувствие.
Через полчаса их вывели к остановившейся за первым же поворотом колонне.
- Вот, товарищ майор, - как обычно в своем разгильдяйском стиле доложил Сашка. - Нашли эту парочку, гуся да гагарочку. Говорят, что американцы.
Силантьев, в отличие от сержанта, сразу узнал журналистку.
- Что вы делаете на территории Чечни? - спросил он.
- Мы независимые журналисты. Ви не имеете прафа нас задерживать.
Майор спорить не стал.
- Ну что ж, разберемся потом, на базе.
Силантьев посмотрел назад, прошел уже час, но черный столб дыма по-прежнему виднелся со стороны аула. Это очень не нравилось майору, и, поразмыслив, он снова остановил колонну и включил рацию:
- Десятый, десятый, пройдись по всему маршруту, посмотри, как там.
- Хорошо, ждите через десять минут, - ответили с аэродрома.
- Засекаю время.
Вскоре над колонной с ревом пронесся штурмовик СУ-25.
- Седьмой, все чисто, но я покружусь рядом, прикрою, если что.
- Хорошо, - согласился майор и дал команду двигаться.
Подспудно Силантьев чувствовал, что сегодня без стрельбы не обойдется. Эта была интуиция, дар, выработанный годами жесточайшего напряжения.
"Самый опасный участок в Казырском ущелье. Я бы встретил именно там. Черт бы побрал этих журналистов, если б не они, давно бы проскочили опасную зону," - подумал он. Через пять минут майор скомандовал в микрофон:
- Внимание, приготовиться!
Сидящие на бэтээрах солдаты сняли автоматы с предохранителей, пулеметчик задрал вверх ствол зенитного пулемета. Оглянувшись, майор убедился, что приказ выполнили на всех бронемашинах. И тут же со склона ближайшей горы ударил гранатомет. Первый бронетранспортер сразу встал, черный дым начал расползаться из-под брони. А с вершины уже застучал пулемет.
- Десятый, квадрат три, Казырское ущелье, справа от меня! - закричал в микрофон Силантьев.
- Вас понял, буду секунд через двадцать.
Бой уже гремел вовсю. С вершин скал били не менее чем из десяти стволов, при этом выделялся басовитый голос ДШК. Второго гранатометчика, пытавшегося подбить хвостовую машину, заметили и застрелили своевременно. А вскоре на синем небе возник черный крестообразный силуэт штурмовика. "Грач" с ходу ударил по вершинам неуправляемыми ракетами, а потом развернулся и прошелся еще раз, обрабатывая скалы свинцом из пушек и пулеметов. Огонь с вершин сразу поубавился, лишь один упрямый пулеметчик продолжал садить пулю за пулей по БМП командира, но и он скоро смолк навеки, успокоенный снайпером. Прикрывая друг друга, солдаты полезли в горы и вскоре вернулись назад, неся в руках трофейное оружие. Силантьев слышал за это время три одиночных выстрела, что это было, он знал прекрасно, его подчиненные давно уже не брали пленных.
- Семь человек, плюс этот смертник с гранатометом, - Попов кивнул в сторону трупа на склоне. Около него уже возился переводчик. Вскоре он подошел, на ходу листая какую-то книжечку.
- Что там у тебя, Вагиз? - спросил Попов.
- Записная книжка. Судя по ней, это был один из сыновей того старика.
- Надо известить ФСБ, пусть поинтересуются, чем в Москве занимаются остальные Фатаровы. Какие потери?
- Васильев ранен, ногу зацепило, да Васька, водила бэтээра, контужен.
- Ну это хорошо, - с облегчением вздохнул майор. - Всегда бы так.
Через пятнадцать минут, взяв на буксир подбитую бронемашину, колонна продолжила движение. Очередной рейд закончился удачно, без потерь. В этом году подобное случилось всего в третий раз.

Вечером в укреплагерь пожаловал сам генерал Пронин, командующий Восточной группировкой войск федералов в Чечне.
- Ну что тут у вас? Это в самом деле Барбара Херст?
- Так точно, вот документы.
Полистав найденные у журналистов бумаги, Пронин сморщился и пробормотал себе под нос что-то нецензурное.
- Что-нибудь они успели наснимать?
- Да, вот.
Силантьев нажал на кнопку видеомагнитофона, и генерал воочию убедился, что его подчиненные не зря едят государственный хлеб.
- Да, изображение достаточно четкое. Это им спустить нельзя, янки сразу же раздуют скандал в ООН, вспомнят о своих сраных правах человека.
Чуть подумав, генерал решился.
- Надо их убрать обоих. Представить как несчастный случай. Сотри кассету, верни обратно в камеру, а потом надо вывезти их и сунуть куда-нибудь в ущелье поглубже.
Заметив, что майор поморщился, Пронин ухмыльнулся.
- Не бойся, твоим парням это делать не придется. Оставлю тебе тут двух особистов, пусть свой хлеб отрабатывают. Все должно быть естественно: шли опасным маршрутом и загремели нахрен ко всем чертям. Место подберешь сам. Все понял?
- Так точно. Сейчас уже темно, займемся этим завтра с утра.
Генерал убыл, вскоре на лагерь опустилась хрупкая тишина ночного покоя времен войны. Таких баз на территории республики было пять, еще двадцать гарнизонов численностью поменьше прикрывали заставы пограничников с наружной границы Чечни. На вышках по углам периметра скучали часовые, прожектора шарили слепящим светом по окрестностям, в палатках и сборных щитовых домиках спали утомленные дневным походом солдаты и офицеры. Не спал лишь один человек. Силантьев слово свое сдержал, Мешнин вместо заслуженного отдыха пошел в караул.
Его очередь заступать на пост должна была подойти позже, и можно было с полчаса покемарить в караулке, но Сашке не давало спать присутствие в лагере женщины. Ближайшая казачья станица находилась за тридцать километров от лагеря, в самоволку не убежишь, а в увольнительную последний раз он ходил два месяца назад, и сдобная вдовушка-казачка, утешившая героя-солдата в тот день, и сниться ему перестала. А тут эта американочка. Сашкины пальцы невольно вспомнили упругую плоть женского тела, небольшие аккуратные груди, ответный резкий взгляд, легкий запах не то духов, не то дезодоранта, что-то пьянящее и волнующее.
"Вот, падла, и на войне с духами не расстается, сучье племя", - подумал он и попытался поудобней устроиться на жестком настиле.
А в час ночи пришла его пора сменить часового с гауптвахты. В игравшей ее роль обширной землянке сейчас находились оба телевизионщика. До двенадцати их плотно допрашивали приезжие особисты, а затем, по их распоряжению, заморских гостей разместили в разных половинах землянки. То, что обоих американцев уберут, Сашка знал точно. Подобная практика имела место уже целых два года. Силантьевцам с ней сталкиваться не приходилось, но глухие слухи шли давно.
Минут десять Сашка боролся с собой, но поняв, что это бесполезно, шагнул к двери. Ключ к ней он заимел с месяц назад. Отрабатывая очередной наряд, Сашка мыл полы в канцелярии Силантьева и по воровской привычке пошарил в ящиках стола, где и обнаружил дубликаты ключей от замков гауптвахты.
В землянке было темно. Когда заскрипела входная дверь, Барбара не увидела лица вошедшего в помещение человека, она слышала лишь его возбужденное дыхание. Вспыхнувший свет фонарика на секунду ослепил ее, затем снова наступила темнота, и тяжесть мужского тела навалилась на журналистку. С упорством пресса неизвестный перемалывал сопротивление женщины, она задыхалась от тяжести и густого запаха давно не мытого тела. Отчаяние придало ей новые силы, вспомнив уроки самообороны, Барбара, мотнув головой, ударила лбом невидимку по лицу. Получилось это у нее хорошо, от неожиданности насильник вскрикнул и замер, что позволило журналистке бешеным толчком сбросить его с себя. Вскочив на ноги, она рванулась к выходу, но Сашка успел подняться, перехватить женщину у самой двери и отшвырнуть ее назад. Упав на топчан, Барбара обнаружила под рукой что-то тяжелое, цилиндрическое. Она чуть было не запустила этой вещью в незнакомца, но потом догадалась нажать на кнопку выключателя.
Вспышка света подействовала на Сашку как удар. Он прикрыл лицо рукой и недовольно пробормотал: "Выключи!" Сержант досадовал на себя, ведь он почти добился своего, и лишь секундная расслабленность свела на нет все его усилия. Теперь же эта сука еще и видела его лицо. Даже если ее завтра грохнут, она успеет настучать Силантьеву, а тот за подобные художества может и расстрелять.
- Я буду кричать! - заявила журналистка, показывая вполне приличное знание русского языка, которое не выявили даже особисты.
- Кричи, не кричи, все равно никто не услышит, - сказал Сашка, отворачиваясь от назойливого луча света.
- Все равно я буду кричать! - возбужденно твердила американка.
- Ладно, не хочешь, не надо, - с кривой усмешкой заметил сержант. - Нет, чтобы перед смертью получить удовольствие.
- Ты врешь.
- Чего это я вру, - откровенно засмеялся Мешнин, присаживаясь на топчан. Барбара отодвинулась подальше от незваного гостя, но фонарь опустила чуть ниже. - Тех, кого вылавливают на входе в зону, чаще всего просто высылают, но кто успел чего лишнего наснимать, тому каюк. С полгода назад в соседней бригаде захватили двух англичан, их увезли, и больше никто их не видел.
Херст напряглась. Скандал с пропажей двух журналистов из Би-би-си был ей хорошо известен. История наделала много шума, русские военные заявляли, что они не причастны к исчезновению репортеров, скорее всего, это чеченцы взяли их в заложники и вскоре потребуют многомиллионный выкуп. Теперь она получила совсем другую информацию, сенсационную и ужасную одновременно.
- Ну так что, не хочешь трахнуться напоследок?
Барбара недаром считалась самой удачливой и рискованной журналисткой из числа практикующихся в области жареных фактов.
- Хорошо, я отдамся тебе, но лишь тогда, когда выведешь меня из этого вашего... - она замялась, подбирая слова.
- Лагеря?
- Да.
Это было самоубийство. Если Сашка отпустит журналистку, Силантьев немедленно его расстреляет. Но возбужденная похоть заглушала последние искорки разума в голове.
"Трахну ее, а потом глушану и притащу обратно. А чтоб не болтала, придумаю чего-нибудь", - решил сержант.
- Хорошо, я согласен.
- А Джон? - спросила она.
Сашка засмеялся:
- Я не голубой, он меня не вдохновляет.
"Ладно, Джоном придется пожертвовать, если я сбегу, они вряд ли решаться его убрать", - решила Херст.
Выведя журналистку из землянки, Сашка навесил замок и знаком велел Барбаре следовать за ним. Они прокрались вдоль большого деревянного склада с продовольствием и боеприпасами, свернули за угол, и, опустившись на четвереньки, сержант пополз в темную, неосвещаемую прожекторами зону за трехметровым забором. Забор был построен из массивных бетонных блоков, но и среди них солдаты нашли брешь, узкую щель сантиметров тридцати шириной. Именно Сашка за две ночи сделал под ней подкоп. Возвращаясь с очередного увольнения, он прятал невдалеке от базы спиртное, а потом по ночам бегал к тайнику, растягивая удовольствие на неделю.
Сам он протиснулся через щель с трудом, а вот более стройная журналистка угрем проскользнула вслед за своим провожатым. Здесь Сашка прижал ее к земле и шепнул на ухо: "Тс-с... Тихо, делай, как я. Кругом мины, так что иди след в след ".
С минуту они лежали на земле, выжидая. Наконец луч прожектора с угловой вышки скользнул рядом и замер, высвечивая жухлую траву на склоне сопки метрах в ста от них.
- Пошли, - шепотом скомандовал разведчик и, пригнувшись, бесшумно шагнул вперед.
Сначала им пришлось преодолеть забор из колючей проволоки, давно уже прореженный ушлым сержантом на нижних рядах. Спираль Бруно в этом месте была разорвана при минометном обстреле лагеря еще полгода назад, так что оставалось только пройти минное поле.
Глаза Барбары уже привыкли к темноте, она двигалась за плотной фигурой сержанта, с виду неторопливо шагавшего вверх по склону.
"Что он может видеть в темноте? Не дай боже ошибется, и тогда мы оба взлетим на воздух" - от этой мысли журналистку охватил озноб, она никак не могла понять, что ей делать: может, отстать немного от провожатого, тогда будет больше шансов уцелеть при взрыве? Но тогда она рискует заблудиться в темноте и, сбившись, все-таки забрести на минное поле.
Лишь перевалив за сопку, Сашка разогнулся, обернулся к журналистке и сказал:
- Ну вот и все, дальше уже чисто.
Барбара облегченно перевела дух, от напряжения у нее подгибались ноги. В ту же секунду она оказалась на земле, а Сашка уже нетерпеливо рвал с корнем замок ее джинсов. Он верно выбрал момент, у репортерши уже не было ни сил, ни желания сопротивляться.
Закусив губу и сдерживая стоны, она молча сносила затянувшийся акт изголодавшегося самца. Наконец Сашка насытился и отвалился в сторону, блаженно переводя дух. С минуту Барбара лежала неподвижно, затем натянула джинсы и перевела взгляд на своего спасителя. Тот как раз встал, глянул на часы.
"Полчаса до смены караула, надо торопиться, а то придется тащить ее на плечах, это долго..." - думал Сашка.
Он не видел то, что видела сейчас журналистка. На фоне нестерпимо ярких звезд появились две большие темные тени, раздался глухой звук удара, и, захрипев, Сашка опустился на колени, а затем завалился набок. Луч фонарика ударил в лицо журналистки, зазвучали возбужденные гортанные голоса.
- Я журналист из Америка, мой зовут Барбара Херст! - Женщина от страха нещадно коверкала слова.
- Тихо, тихо, дарагая, - говоривший подсветил снизу свое горбоносое лицо. - А меня зовут Исмаил, я командир отряда "Хезболлах". Ты в самом деле из Америки?
- Да, нас захватили вчера у селения Чаях.
- Хорошо, надо уходить отсюда.
Разогнувшись, Исмаил что-то скомандовал трем бесшумно появившимся из темноты боевикам. Один из них взвалил на плечи бесчувственное тело Сашки, два других подхватили под руки журналистку и повели вниз по склону.
Мешнина хватились при смене караула, подняли в ружье весь гарнизон. Силантьев долго не мог сообразить в чем дело, лишь когда догадались открыть гауптвахту и обнаружили пропажу журналистки, майор понял все.
- Тьфу, стебанутый... - длинно выругался он. - Из-за какой-то бл...
- Считаешь, он освободил ее? - спросил Попов. - Сашка вроде не дурак.
- Был! Он труп, если чечены его не грохнули, то я его сам пристрелю рано или поздно!
В это время откуда-то издалека донесся отзвук дальнего взрыва.
- Ну вот и последний привет от Сашки.
- Думаешь, он? - спросил лейтенант.
- Скорее всего. К рассвету чтобы были готовы все. Ночью в горах мы их все равно не найдем.
Майор был прав. Сержант очнулся на самой вершине перевала, кто-то поливал его лицо водой.
- Ачухался, дарагой, - гортанный голос явно издевался над разведчиком. - Хватит на мине верхом ехать, теперь топай сам, ножками.
Рядом засмеялся кто-то еще, сержанта поставили на ноги, кто-то пнул его в живот, не со зла, довольно лениво.
- Пошли, дарагой. Гостем будешь.
Сашка чувствовал себя так, словно у него в голове разорвался снаряд. Покачнувшись, он чуть было не упал, при этом локоть его нащупал объемный бугорок рядом с сердцем. "Слава богу! - мелькнула последняя радостная мысль сержанта. - Не нашли!"
Эту лимонку он таскал уже почти год, пришив на рукаве потайной карман. Он знал, что в случае плена ему обеспечена страшная затяжная смерть. Подобный НЗ носили многие из контрактников, не желающие очутиться у ваххабитов. Свою "смертную" лимонку они по давней, еще афганской традиции не меняли, не путали с другими гранатами и перед выходом непременно крестили на счастье, дабы не воспользоваться ею.
- Да нет, я у вас нагостился, - пробормотал Сашка, с трудом выдергивая связанными руками чеку лимонки.
Ночная темнота за спиной Барбары Херст взорвалась оглушительной вспышкой взрыва, болезненно закричал непривычно тонким голосом раненый ваххабит, взволнованно загомонили бросившиеся к месту трагедии Исмаил и его спутники. Вместе с собой Сашка забрал двоих бородачей, третьего серьезно ранило, пришлось его нести за собой.
Поиски беглецов не дали результатов, хотя весь район прочесали не один раз и перекрыли границы усиленными нарядами. Но хитрый чеченец не пошел к границе кратчайшим путем, а увел свою нежданную спутницу вглубь Чечни.
Сгоряча Силантьева чуть было не расстреляли, но на Кавказе давно научились ценить настоящих воинов, поэтому его понизили в звании до капитана и отправили в другой район командовать ротой. С оператором поступили точно по заранее выбранному плану: нагрузили рюкзаком и сбросили в пропасть вместе с дорогущей телекамерой. Через три дня его труп "случайно" нашли и передали тело посольству США в России.
Барбара выбралась из Чечни лишь через месяц. Она похудела за это время на семь килограммов и, спасаясь от колтуна и вшей, вынуждена была коротко обрезать свои знаменитые волосы. Ее пресс-конференция оказалась сродни разорвавшейся бомбе. США снова начали требовать введения в Россию сил НАТО и почти добились своего. Помешали этому совсем непредвиденные для Запада обстоятельства.
Через два месяца после той памятной пресс-конференции Барбара Херст с удивлением поняла, что беременна. Ультразвук подтвердил ее подозрения, ожидалась девочка, вполне здоровый и крупный ребенок.
Это было весьма странно, еще лет десять назад врачи уверили репортершу, что детей у ней не будет никогда - последствия бурно проведенной молодости. И вот теперь, в тридцать шесть лет, такой неожиданный подарок судьбы. Журналистке оставалось только гадать, кто же стал отцом будущего ребенка, русский сержант или Исмаил, получивший от Барбары благодарность той же самой женской разменной монетой.
Оставалось только ждать и надеяться, что будущей мисс Херст не достанется нос чеченского благодетеля.




ЭПИЗОД 56
Но все понимали, что борьбу с Чечней надо начинать в Москве. И она началась еще задолго до июньского переворота, зимним слякотным вечером.
В придорожном ресторане "Тройка", в получасе езды от первопрестольной, обедала компания чернявых, плохо выбритых парней. Все шестеро вели себя по-хозяйски, шумно галдели на своем варварском языке, во все горло хохотали и тискали за мягкие места проходящих мимо официанток. Наконец они расплатились и вышли. Выпитое вино располагало к благодушию, намечался поход на Тверскую. Столпившись у своих машин, кавказцы обсуждали, куда затем поехать с девушками. Никто из них не обратил внимания на свернувший к стоянке рядом с рестораном джип "Чероки". Но приземистая машина резко развернулась, и из открывшихся дверей ударили автоматные очереди. Лишь один из шестерых кавказцев успел упасть на землю, но и это его не спасло. Двое в черных масках выскочили из джипа подбежали и добили и его, и всех остальных, не пожалев при этом патронов. После этого киллеры повели себя несколько странно. Демонстративно поигрывая автоматами, они уже не торопясь вернулись к своей машине, и тяжелый внедорожник на умеренной скорости направился в сторону Москвы.
Не проехав и двух километров, автомобиль свернул на проселок, полчаса промучался по раскисшей колее и выбрался на асфальт около небольшого дачного поселка. Конечным пунктом поездки оказался двухэтажный дом за деревянным забором. Там киллеров уже ждали. Ворота открыл высокий человек с седой головой, с резной палкой в руке. Выправка и полувоенная одежда прямо указывали на его военное прошлое.
- Ну что, Леня, как все прошло? - спросил он.
- Нормально, Георгий Иванович. Никто из них даже пикнуть не успел, - доложил водитель джипа. Остальные трое в это время быстро спустили в подвал оружие, коротко попрощались и, рассевшись в две машины, разъехались в разные стороны.
Леонид Круглов уже закрывал за последним автомобилем ворота, но тут за ними снова просигналил клаксон, и во двор въехал синий "жигуленок" пятой модели с помятой правой дверцей. Водитель его, русоволосый улыбчивый парень, напевая и пританцовывая чечетку, поднялся на крыльцо.
- А, вот и Вадик, наши глаза и уши, - сказал Круглов, с усмешкой наблюдая за шутовскими манерами парня.
- Ну что там? - спросил весельчака хозяин дома.
- Все нормально, полковник. Эти шестеро так же живы, как тело Ленина в мавзолее.
- Не юродствуй, Вадя. Ленин хотя и мертв, но дело его живет и побеждает, надо смотреть хоть иногда репортажи из Думы, - осадил его полковник.
- Ты скажи главное - номер джипа кто-нибудь запомнил? - спросил Леонид.
- Наполовину. Но я им напомнил.
- Не сильно засветился?
- Нет. Кстати старший брат Бетоева примчался буквально через пятнадцать минут. Он плакал, рвал и метал. Не завидую я теперь Арзумяну.
- Хорошо.
- Ну что, я поехал?
- Давай.
- Связь как прежде?
- Да.
Сменив помятый "жигуленок" на "девятку", Вадим выехал за ворота. А хозяин дома тронул Круглова за плечо.
- Пошли, обмоем это дело.
- Сейчас, номера только сниму.
Войдя в холл, Леонид первым делом кинул в огонь камина картонные таблички с цифрами "666 АО". На джипе с таким номером ездил глава небольшой армянской группировки Арзумян. Убийство младшего брата чеченца Бетоева было лишь одним звеном проведенной операции. Заставить кавказцев уничтожать друг друга - вот чего добивались сидевшие за этим столом два человека.
- Давай выпьем за то, что мы все-таки начали работу. Сейчас так много говорят и так мало что-то делают по-настоящему, - сказал полковник, разливая по стаканам водку.
- И за Игоря, - поддержал Круглов.
Они выпили, помолчали. Сын хозяина дома лейтенант Игорь Павловский погиб в Чечне в девяносто пятом, и Леонид Круглов был его непосредственным начальником. В том же самом бою капитан Круглов лишился четырех пальцев левой руки, после чего был комиссован и уволен из армейских рядов. Леонид относился к той редкой породе людей, которая не мыслила себя вне армии. Удар был особенно тяжелым на фоне общего поражения российских военных. Приехав однажды к отцу погибшего однополчанина, капитан нашел не только старого одинокого человека, но и единомышленника по идеям и общей боли. Особенно отставников возмущало всесилие чеченских, грузинских и прочих кавказских мафиози в столице.
Полковник Павловский многие годы провел советником в Египте, прошел две арабо-израильские войны. Пользуясь старыми связями, он навел справки в военных библиотеках о так называемых "эскадронах смерти". Подобные соединения процветали в Латинской Америке в шестидесятые-семидесятые годы. То, что узнал Павловский, мало подходило для российской действительности. Все эти "эскадроны" действовали в условиях жесточайшей военной диктатуры и фактически убивали с подачи и негласного разрешения властей. Ничего похожего не могло пройти у нас в столице. Павловский и Круглов из латиноамериканского опыта позаимствовали лишь саму идею "эскадронов смерти": очищение общества от элементов, дестабилизирующих его. После долгих раздумий, когда они решили сообща действовать, для названия группы они выбрали простое и емкое слово "Центр". В нем не было патриотических загибов, и это было очень важно для офицеров.
Полковник придумал и эмблему будущего объединения: перекрещенные сабли, красная звезда над ними и слово "Центр". У них не было ни оружия, ни людей, ни денег. Оставалось только одно - собирать информацию о противнике.
На это ушло несколько лет, но именно на этом пути они встретили всех остальных членов группы. Кто помогал им пассивно, собирая по крохам информацию, кто-то добывал оружие. Самыми ценными среди них были два действующих офицера ФСБ, снабдившие группу "Центр" прослушивающей аппаратурой и фальшивыми, но очень похожими на настоящие документами родного ведомства. Вадик Арефьев, тот самый улыбчивый парень, отслеживал перемещения намеченных жертв, наиболее любимые места развлечений, определял адреса кавказцев, ставил в их квартирах и офисах "жучки", действуя при этом весьма нахально и хитроумно. Трое автоматчиков, так лихо расстрелявших завсегдатаев "Тройки", также были офицерами, прошедшими Афган и Чечню. Всего же группа Павловского могла собрать под свои знамена пятнадцать готовых на все людей. Никто из них не получил ни копейки.
Следующий случай подвернулся через неделю. Поздно вечером Круглову позвонил Вадим:
- Шеф, они забили стрелку.
- Где?
- Химки.
- Когда?
- В час ночи.
- Хорошо, времени у нас вагон.
- Собрать всех?
- Двоих хватит. И еще. Лети к полковнику, возьми ту штуку, что изготовил майор, встречаемся на месте.
- Понял! - даже по голосу было слышно, как обрадовался Вадим.
В час ночи площадка недалеко от Химкинского речного вокзала напоминала не то автотолкучку, не то табор цыган. Десять солидных, тяжеловесных автомобилей, в основном джипов разных марок, расположились в две линии, между ними стояли шесть человек, возбужденно и яростно жестикулирующих. Еще человек двадцать собрались около машин, настороженно поглядывая друг на друга. Говорили все на русском - и армяне, и чеченцы, и посредники грузины.
- Да не убивал Хачик твоего брата, он в это время в Подольске был, у меня, мамой клянусь! Ты мне веришь?! - бил себя кулаком в грудь высокорослый грузин.
- А кто, кто тогда убил его? Номер его, Арзумяна, машина его, что мне еще думать!..
- Погорячился ты, Арслан, надо было все узнать толком...
Наблюдающий за переговорами в бинокль Круглов поморщился.
- Пора, а то они так еще и помирятся.
Вадик кивнул головой, послюнявил большой палец и надавил на красную кнопку самодельного пульта. Мощный взрыв разнес стоящую в пяти метрах от беседующих урну, подбросил вверх и перевернул ближайшую машину. Грохот взрыва не успел умолкнуть, как из темноты внутрь железного каре машин одна за другой полетели гранаты. Это был ад. Полыхали машины, в стальной ловушке метались раненые, падали убитые кавказцы. А взрывы гремели один за другим, словно торопясь заглушить стоны и крики раненых. За все это время со стороны жертв прозвучали лишь несколько одиночных неприцельных выстрелов. Никто не видел врага. Приехавшие спасатели, милиция и пожарные долго не могли приступить к выполнению своих обязанностей, горящие машины взрывались одна за другой.
Урон кавказцев в этой бойне был внушителен. Двадцать пять человек погибли, и лишь трое раненых и обгоревших выжили в этом аду.
- Надо нам подписаться под этим делом, - сказал Павловский Круглову на следующий день. Капитан удивленно посмотрел на своего собеседника:
- Не рано? Зачем нам сейчас светиться?
- Понимаешь, Леня, если мы не обозначимся - будет просто очередная разборка. А нам нужно, чтобы нас боялись. Это ведь только начало. Все эти Бетоевы так, дешевка. Надо браться за фигуры покрупнее, из первого десятка, а затем ударить и по нашим иудушкам.
Они давно уже выяснили, что главные сливки с обширного московского гостиничного комплекса, игорных домов и проституции снимают чеченцы уже не в камуфляже, а в смокингах. Даже крупнейшие банки платили дань заезжим горцам. Появилась новая формация чеченских лидеров, окончивших Кембридж и Итон. Они уже не носили бороды и не резали головы непокорным должникам. Президенты крупных фирм и банков, они были далеки от своих полуграмотных родственников в Ичкерии. Павловский и Круглов не имели ничего против них самих. Но они знали, что тейпы "Матери Волчицы" никогда не отпустят своих просвещенных родственников. Мощный финансовый поток продолжал питать чеченские кланы.
На следующий день в редакции популярной московской газеты раздался телефонный звонок.
- Да, отдел информации, я вас слушаю, - привычно сказал дежурный журналист, потягивая теплый кофе.
- Записывайте: ответственность за уничтожение кавказцев в Химках берет на себя группа "Центр". Наша цель - полностью вывести столицу из-под контроля чеченских и прочих кавказских преступных группировок. Каких-либо меркантильных целей при этом мы не преследуем, для нас главное - благо Родины. Будет уничтожен каждый, кто прямо или косвенно поддерживает преступные связи с силами, настроенными на развал и расчленение России.
- Это касается только кавказцев или также и русских? - закричал скинувший сонную истому журналист.
- Всех, - односложно ответил далекий голос, и тут же в трубке раздались короткие гудки.
- Вот это да, вот это сенсация! - пробормотал корреспондент, лихорадочно выдирая из магнитофона кассету с записью разговора и моля об одном, чтобы главный редактор еще не уехал на обед.
Публикация в газете была словно разорвавшаяся бомба. Несколько дней по всем каналам вещания склоняли новоявленных Робин Гудов, давая самые полярные оценки, в зависимости от окраски органов печати и телевидения. Министр внутренних дел озабоченно хмурил свои знаменитые брови и грозился поймать террористов в течение недели. Коммунисты и фашисты всех мастей взахлеб прославляли мстителей, со злорадством отмечая беспомощность властей.
- Народ давно понял всю пагубность политики продажного режима президента и его команды. Россия продается на корню, оптом и в розницу! - вещал на митингах лидер Русской националистической партии Коньков. - И лишь немногие истинные патриоты вступили на борьбу с исламской угрозой. Это только первая ласточка, придет время, и русский народ под руководством нашей партии сметет всех двурушников со своего пути!
Прошло три недели, но больше в столице не происходило ничего похожего на бойню в Химках. Если и убивали бизнесменов или политиков, то лишь из-за чисто меркантильных интересов. О загадочной группе "Центр" начали забывать, а все дело было в отсутствии финансов. Без денег было очень трудно вести прослушивание и слежку, тем более что подопечные Вадика Арефьева стали заметно осторожнее. Некоторые из них наняли спецов из охранных агентств, и те обезвредили большинство "жучков", установленных людьми Круглова. Надо было покупать новые, более изощренные средства слежения, но финансовые дела "Центра" стремительно катились к "дефолту". Среди центровцев не было ни одного бизнесмена или просто богатого человека.
Вадик приехал к Круглову домой уже в десятом часу вечера. В этот раз обычно улыбчивый парень выглядел собранным и деловым.
- Дело есть, капитан, - заявил он с порога.
- Пошли на кухню, - сказал Круглов, покосившись в сторону зала. Оттуда доносились детские голоса, женский смех.
- Что-нибудь срочное? - спросил он уже на кухне, наливая гостю стакан горячего чая.
- Да, есть очень интересный перехват, - с блаженством отхлебнув чай, заявил Вадик. - Они говорили открытым текстом, по-своему, думали, что мы не поймем, но дежурил как раз Семен. Короче, завтра утром на Кавказ едет машина с миллионом баксов в кузове.
Круглов присвистнул.
- Ого, хорошая заначка. Сопровождение большое?
- Как минимум десять человек на двух машинах.
- Это серьезно, - он на минуту задумался. - Придется привлечь как можно больше народу. Собери всех, кого можешь. Потребуются все машины, побольше оружия.
- Это будет трудно.
- Да, надо придумать что-то неожиданное. Но решим все на ходу.
В полдень, по мокрому от очередной оттепели шоссе в сторону юга мчался небольшой караван из трех машин. Впереди ехал тяжелый черный джип, за ним, метрах в ста, крытая брезентом "Газель", и еще чуть дальше, все в том же интервале ста метров, приземистый "Фольксваген". Продвижение этого долларового каравана по пути отслеживали несколько машин с наблюдателями "Центра", постепенно пристраиваясь впереди и позади автомобилей чеченцев. По ходу движения они менялись местами, стараясь не быть замеченными. За все это время кавказцы остановились лишь один раз. Держались чеченцы настороженно, в придорожный лесок бегали по очереди, большинство не покидали машин, пристально разглядывая проезжающие автомобили.
- Что же делать? - спросил Круглов Вадика. Они всю дорогу ехали в одной машине, с ними были еще Семен Долматов, единственный человек, хорошо знающий чеченский язык, и шофер, профессиональный автогонщик Алексей Мизунов. Все это время Семен прослушивал переговоры своих подопечных.
- Связь они держат стабильно, каждые двадцать минут, хотя и видят друг друга, - сообщил он.
- Осторожничают.
- Оба, смотри! - вскрикнул Вадик. Толстый, почти квадратный в своем тулупе гаишник взмахом жезла остановил "Фольксваген".
- Сбавь, Леша, - сказал Круглов водителю. Тот чуть притормозил, и, проехав еще метров триста, "пятерка" Круглова выскочила на пригорок. И джип и "Газель" за это время уехали далеко.
- Не форсируй, они не видели, как остановили "Фольксваген", сейчас должны притормозить и дожидаться его, - велел капитан.
Он угадал. Скоро обе машины свернули к обочине и остановились. Через полминуты мимо них промчался "жигуленок" Круглова.
- Все, ждать больше нечего, - заявил он и скомандовал в микрофон. - Начинаем! Шестой ты первый, потом я, третий берет последнего. Второй и четвертый страхуют.
За ближайшим небольшим поворотом они развернулись и успели как раз вовремя. В экипаже кавказского каравана были карачаевцы, чеченцы, русские. Никто из них не ожидал, что неторопливо ехавшая встречная затентованная полуторка-иномарка преподнесет им весьма неприятный сюрприз. Когда полуторка поравнялась с отдыхающими чеченцами, тент с ее правого борта задрался вверх. По кабине "Газели" ударили из подствольника, а в салоне джипа взорвался "подарок" от гранатомета "Муха". В ту же секунду открыл огонь из двух автоматов экипаж вернувшейся "пятерки" Круглова. Из кузова "Газели" ему помогали еще трое. За какие-то полминуты обе машины чеченцев превратились в решето, точно так же, как и все их обитатели.
А на звуки выстрелов уже летел наконец-то отвязавшийся от надоедливого гаишника "Фольксваген". Четверо боевиков в салоне автомобиля достали и приготовили автоматы, машина шла на предельной скорости, и никто не обратил внимание, что от "Фольксвагена" не отстает мощный "Вольво". Из него прозвучала только одна очередь, пришедшаяся по задним колесам "Фольксвагена", но и этого вполне хватило для того, чтобы вывести его из игры. На скорости сто шестьдесят километров в час автомобиль занесло, легкий, чуть заметный изгиб дороги пришелся не вовремя. Вылетев с шоссе, машина раз пять перевернулась и с грохотом и треском вломилась в придорожную лесополосу.
В это время Круглов и его люди вовсю потрошили кузов "Газели".
- Ба, да тут "Стрела"! - вскрикнул Вадик, обнаружив в одном из мешков ракету зенитного комплекса.
- Хрен с ней! Ищи деньги! - прикрикнул на него капитан.
- Есть! - крикнул Семен, выкидывая наружу объемный мешок.
- Хорошо, уходим! - скомандовал Круглов.
Напоследок Вадик бросил в кузов лист бумаги с надписью: "Смерть чеченцам!" и эмблемой "Центра" - скрещенными саблями. За это время мимо них не проехало ни одного автомобиля, это еще две машины Круглова перекрыли дорогу с обеих сторон. Все четверо боевиков "Центра" были одеты в камуфляж с шевронами СОБРа на рукаве, в черных масках, с автоматами в руках. Они продержали автомобильный поток семь минут, просто и солидно аргументируя свои действия.
- Идет спецоперация, подождите немного. О, слышите! - мнимый собровец ткнул короткоствольным "Кедром" в сторону выстрелов. - Не стоит соваться под пули.
Оставив на месте бойни свой фирменный знак, Круглов не прогадал. Особых проблем при возвращении у них не было, хотя по рации они и слышали приказы милицейского начальства о плане "Перехват".
Наиболее засветившуюся "пятерку" они оставили на платной стоянке в ближайшем городе и до Москвы добирались уже поездом. А мешок с долларами благополучно доехал до первопрестольной в "Вольво".
С такими деньгами можно было начинать большую охоту. Через неделю у подъезда своего дома пулей снайпера был убит депутат Государственной Думы Корешков, главный лоббист чеченских мафиози в нижней палате. Сотрудничать с ними он начал давно, еще в пору пребывания во власти в девяносто пятом году. Именно с помощью Корешкова, тогда федерального министра, чеченцы смогли избежать полного разгрома. Документы о связях Корешкова с Ичкерией Круглов послал все той же газете, соорудившей по этому поводу грандиозную статью.
Еще через неделю на охоте был расстрелян Имран Алакбеков, двадцатисемилетний вице-президент крупного московского банка. Вместе с ними погибли три охранника и шофер. Но это была последняя удача "Центра".
Всех подвел Вадик Арефьев. Парень почувствовал себя неуязвимым и самым хитрым на этой планете. Два бывших контрразведчика из охранного кооператива "Геркулес" засекли его, когда он устанавливал жучки на машине видного чеченского босса. Не помогло даже то, что на Арефьеве в этот момент была форма работника заправочной станции. Когда две "Волги" зажали его "жигуленок" на подмосковном шоссе, Вадик успел расстрелять пол-обоймы, прежде чем его изрешетили из трех стволов.
Вадик не был профессионалом в деле шпионажа и слежки. Просто веселый парень, бывший десантник, для которого жизнь на гражданке казалось слишком пресной без приключений. Из множества его недостатков основным оказалась плохая память. В записной книжке Вадика следователи нашли телефоны всех остальных членов группы. Их взяли в течение суток, на свободе остался лишь один Павловский, его телефон Вадик помнил наизусть. Никто из четырнадцати человек полковника не выдал, так что следствие не нашло ни денег, ни оружия.
Произошло это в первой декаде июня, а через три дня в коридоре Бутырской тюрьмы произошел краткий диалог двух надзирателей. Тот, что постарше, рыхлый, вечно жующий прапорщик Дымчук тихо сказал своему сменщику, более молодому коллеге Ерзикову:
- Переведешь этого, новенького, в сорок пятую.
- Круглова? - переспросил тот.
- Да.
- Чего это? - удивился тот.
- Чего-чего, надо, - отрезал прапорщик, сунул в руку Ерзикову несколько компактно сложенных бумажек и ушел отдыхать. Пять сотенных бумажек убедили надзирателя больше не задавать глупых вопросы. Сорок пятая камера считалась пресс-хатой. Сидели там самые отъявленные, "ссученные" душегубы. Если надо было кого-то сломать морально или просто убить, обращались к ним, благо стоило это недорого, вполне хватало нескольких пачек чая.
В ту же ночь Круглов был задушен. Еще через неделю в сорок пятую уже сам Дымчук провел Валерия Григорьева, первого заместителя Круглова. Невысокий, плотного сложения капитан-разведчик прошел и Афганистан и Чечню девяносто пятого. Именно он командовал расстрелом денежного каравана чеченцев.
Утром прапорщик, безмятежно насвистывая, открыл "кормушку" и крикнул:
- Сорок пятая, подъем! На поверку.
В ответ ему не донеслось ни звука. Дымчук крикнул еще два раза, потом позвал на помощь соседа и, бормоча ругательства, открыл дверь. К его изумлению, никто из семи старожилов пресс-хаты не подавал признаков жизни. Все они лежали на нарах и на полу, изуродованные до неузнаваемости. Лишь в самом углу, на нижних нарах под окном, прапорщик обнаружил безмятежно спящего новичка.
- Подъем, сука! - закричал Дымчук, жиганув дубинкой по спине наглеца. Тот не стал возмущаться, а быстро соскользнул на пол и, позевывая, объяснил надзирателю:
- Извините, товарищ прапорщик, заспал. Эти козлы всю ночь спать не давали, чего они не поделили, понять не могу. Эх и лупцевались, как с ума сошли. Под утро только заснул.
Дымчук задыхался от злобы. Деньги за этого парня он уже получил, Малик будет очень недоволен, когда узнает, что доллары ушли впустую.
"Пристрелить его как оказавшего сопротивление?.." - Мысли прапорщика прервал крик его напарника:
- Витек, по радио такое передают! В Кремле стрельба...
Через неделю Григорьева вызвали на очередной допрос. К удивлению капитана, собеседником его в этот раз был человек лет пятидесяти, представившийся полковником ФСБ.
- Моя фамилия Луценко. По долгу службы я занимался примерно тем же, чем и вы в своем "Центре", только законными методами. Ваш руководитель, Круглов, к сожалению, погиб, мы еще выясним, при каких обстоятельствах это произошло...
Григорьев напрягся. Про смерть капитана он не знал. А полковник продолжал:
- Нас интересует прежде всего этот список. Мы составляли что-то похожее, но ваш реестр гораздо подробнее.
Луценко выложил перед Григорьевым знакомый ему список потенциальных жертв "Центра".
- Тут удивляют некоторые фамилии, не объясните мотивировку включения их в этот скорбный перечень?
Григорьев усмехнулся.
- А что я буду иметь за подобную откровенность?
- А вы непременно хотите что-то такое получить?
- Конечно.
- Например?
- Свободу.
Полковник улыбнулся, с видимым недоумением приподняв левую бровь.
- Да, методы вашего"Центра" всегда отличались редким нахальством. И вы рассчитываете получить эту самую свободу?
- Непременно. Иначе нам не о чем говорить.
Тогда Луценко со вздохом достал из папки лист бумаги и протянул его капитану:
- Я, честно говоря, не одобряю ваших методов. Но новое руководство страны и мое непосредственное начальство имеет другое мнение. Это приказ о вашем освобождении. Также мы отпускаем и всех остальных членов вашей группы. Более того, вам предлагается в полном составе вступить во вновь создаваемую спецгруппу по борьбе с сепаратистами непосредственно в столице. Полномочия у вас будут огромными, методы... - полковник поморщился, - такими же, как практиковал ваш "Центр". Проще говоря вам дается карт-бланш на убийство.
Григорьев быстро пробежал глазами короткий текст бумаги и удолетворенно кивнул головой.
- Хорошо, я согласен.
- У вас тут есть что забрать? Личные вещи, может, еще какие пожелания будут?
- Пожелания? Пожалуй, будут. Вызовите сюда моего надзирателя.
Через десять минут в камеру вошел Дымчук. Покосившись на стоящего на вытяжку перед столом заключенного, он поднес к мятой фуражке свою пухлую руку.
- Товарищ полковник, прапорщик Дымчук по вашему приказанию...
Григорьев не дал ему докончить рапорт. Коротко ударив локтем по объемному животу надзирателя, он заставил того с хрипом нагнуться вперед, а затем ударом ребра ладони перебил ему шейные позвонки. Разведя руками, он прокомментировал все происшедшее для ошеломленного Луценко:
- Ну что ж, я уже начал работать.

Вскоре конвейер смерти заработал бесперебойно. Операцию назвали "Большая охота". Чеченцы гибли один за одним, умирали от неожиданных инфарктов и инсультов, разбивались в автокатастрофах и тонули в личных бассейнах. Попутно были уничтожены несколько служителей ислама в Башкирии и Татарстане, откровенно поддерживавшие ваххабитов. Стальная рука отдела "Ноль" при ФСБ не щадила и русских, чиновников и военных, помогавших сепаратистам в прошлом и настоящем. Еще до передела страны на генерал-губернаторства, в августе, прошла "большая охота" и на Северном Кавказе. Три десятка ингушских, осетинских и прочих горских лидеров, помышлявших об отделении от России, неожиданно погибли в самолете, летевшем в столицу на фестиваль народов Кавказа. Вместе с ними разбился экипаж самолета и детский хореографический ансамбль, но это были неминуемые щепки "большой рубки леса".
Подобным же образом были ликвидированы вожаки Абхазии. Их самолет разбился, когда они возвращались с визитом из Москвы. Силы ООН были выведены, и Грузия снова взяла под контроль автономную республику. По договоренности за оказанную при этом со стороны России помощь грузинский президент ликвидировал на территории Абхазии все тренировочные лагеря российских сепаратистов и сохранил российские военные базы.
Отдел "Ноль" работал настолько успешно, что уже через год Григорьев получил полковника.




ЭПИЗОД 58
Судьба Чечни решалась на очередном совещании Совета Национальной Безопасности, или, как чаще говорили, большой шестерки. Присутствовали Сизов, Соломин, Сазонтьев, директор ФСБ Ждан, министр внутренних дел Малахов и директор ФАПСИ Майоров.
- Что будем делать с этой заразой? - спросил Сизов.
- Бомбу надо сбросить на них, как на Кунашир, - отозвался Сазонтьев, поудобнее устраиваясь в кресле и морщась от боли. Десять дней назад, находясь в очередной командировке в Чечне, он попал под минометный обстрел и получил осколок в седалищную часть тела. Только везение да обычная для него храбрость помогли главковерху уйти из-под обстрела. Так что Сибиряк имел на Чечню большой персональный зуб.
- Это будет слишком большая цена, - вздохнул Соломин. Он перебрал бумаги в открытой папке и печальным голосом сказал: - На Кавказе мы оставляем почти треть годового бюджета страны. Пограничные линии, бригады быстрого реагирования, авиация, и все без толку. Самое опасное, что эта зараза расползается во все стороны. Северная Осетия, Ингушетия, Карачаево-Черкессия, некоторые районы Дагестана, все они под большим влиянием Чечни.
- Да, - согласился Ждан. - Мы изолировали Ичкерию, но теперь боевики и не очень-то пытаются прорваться туда, они устраиваются в Дагестане и Ингушетии. Там дело идет к повторению чеченского варианта. Похищения заложников, торговля оружием. Местное население живет в страхе. Особенно дело плохо в Ингушетии. Местные власти слишком распустили своих абреков, пришлось наводить порядок силовыми методами.
- Ну, а вообще можно ли вернуть Чечню к мирной жизни? - спросил Сизов.
- Вряд ли, - Ждан отрицательно мотнул головой. - Слишком долго они воюют. Промышленность разрушена, сельским трудом там сильно-то не проживешь, и, кроме того, все привыкли к власти силы. Полевые командиры не дадут вернуться стране к прошлому. Это как в Афганистане. Деньги там крутятся бешеные. В прошлом месяце мы расстреляли командира одной погранзаставы. Он получил сто пятьдесят тысяч долларов только за то, что пропустил на территорию Чечни двадцать боевиков с оружием. Все они кормятся из-за рубежа. Конфликт прежде всего выгоден Турции, она не отказывается от мысли вернуть себе утраченное за годы Советской власти влияние. Азербайджан практически уже под их крылом. С Арменией это не пройдет, геноцид шестнадцатого года никто из армян не простит. Колеблется Грузия, и то скорее из-за христианства, а не из-за политической выгоды. Она надеется все же присосаться к "большой нефтяной трубе" и мечтает войти в НАТО. Анкара давно уже прикармливает грузин. Но основной поток капитала идет из арабских стран: Иордании, Пакистана. Раньше так же щедро снабжали их Кувейт и Саудовская Аравия, но теперь им самим приходится несладко. Через Турцию помогает чеченцам и Америка. С помощью Чечни они рассчитывают начать развал России. Им выгодно, что мы тратим на эту необъявленную войну столько средств. Все более или менее благоразумные люди покинули Чечню. Только за последний год население уменьшилось до четырехсот тысяч человек. Из них русских - не более пяти тысяч.
- Самое главное, что у народа там нет другой альтернативы. Работать негде, деньги можно получить только у бандитов, - снова вздохнул Соломин.
Ждан согласно кивнул головой и продолжил доклад:
- Как я уже говорил, по нашим сведениям, снова планируются провокации в районе Гудермеса. За последние полгода отмечен интенсивный рост количества боевиков направляющихся в Чечню. Вернулись полевые командиры, до этого отсиживавшиеся в Абхазии, Дагестане и даже Афганистане. Они активно вербуют бойцов среди мирного населения Чечни. В основном это молодые парни семнадцати и менее лет. Отслежены несколько полигонов, где обучается молодняк. По нашим данным, общая численность боевиков с учетом старых кадров, до поры маскирующихся под "мирных" горцев, может достичь десяти тысяч человек.
- Разве они не понимают, что все эти вылазки бесполезны? - спросил Сизов.
- Ну, это им не объяснить. Судя по всему их хозяева исламисты потребовали широкомасштабной акции, дабы чеченцы доказали, что деньги на них тратятся не зря. Все будет как прежде: нападение на город, захват его, широкие демарши в сторону Запада. Затем все эти шакалы ускользают из окружения, оставляя за себя погибать молодняк.
- И когда все это должно произойти?
- Как всегда, ближе к зиме, с ее туманами и непогодой, чтобы ликвидировать наше преимущество в авиации.
- Короче, надо сбросить на них бомбу, - снова подал голос Сазонтьев.
- Ты сильно-то не раскидывайся, сами потом в этом дерьме захлебнемся, - поморщился Сизов. - Нужно придумать что-то кардинальное. Одним ударом разрубить этот узел.
Работники невидимого фронта переглянулись, затем Майоров осторожно сказал:
- Есть у нас одна задумка, опасная, конечно. Но момент подходящий. Как раз все основные полевые командиры соберутся в Чечне. Есть возможность уничтожить их на корню.
- Ну, давай, выкладывай, - подбодрил его Сизов.
- В союзном наследстве нам досталось несколько разработок бактериологического оружия. Есть один штамм конго-крымской геморрагической лихорадки невероятной активности. Вся болезнь развивается и протекает максимум за два дня. Передается она, как обычный грипп, воздушно-капельным путем. Мы и так уже огородили Чечню кордоном, так что можно смело запустить эту заразу в клетку.
- А мы сами-то не передохнем от этой вашей чумы? - спросил Сазонтьев.
- У нас есть сыворотка, кроме того у этого вируса один недостаток, который можно превратить в его достоинство - он не выносит минусовых температур. План таков: предварительно мы проводим вакцинацию всех войск и населения ближайших областей, где-нибудь поближе к холодам рассеиваем с самолетов культуру штамма над всеми населенными пунктами Чечни, ну а с первыми заморозками происходит естественная дезактивация территории.
- Интересно, - заметил Сизов. По привычке он встал и начал, прихрамывая, расхаживать по кабинету. - А где гарантия, что этот вирус не убежит вглубь России, к тому же он может перебраться в Грузию и Азербайджан.
- Мы объявим о карантине, покажем по телевидению кадры пострашнее, и они сами перекроют границы.
Сизов сел, осмотрел всех присутствующих.
- Ну что, решимся?
- Жутковато, - заметил Соломин, не поднимая глаз.
- Нет, лучше шандарахнуть бомбой, это как-то эстетичней, - вздохнул Сазонтьев.
- Все равно придется эту проблему как-то решать, - настаивал Ждан. - Сейчас май, за три месяца мы сможем изготовить вакцину для войск внутри Чечни, затем для передового кордона, еще через пару месяцев - для второго круга. Нам нужна неделя в начале октября для всей операции.
- Ну что ж, надо попробовать, - решил Сизов. - Давайте, запускайте свою дьявольскую кухню. А тебе, премьер, лично проследить, чтобы обеспечили работой Дагестан и остальные районы Кавказа. Закупайте у них баранов, брынзу, самотканые ковры из овечьей шерсти, хоть овечьи какашки, но безработицу надо ликвидировать.
Сизов немного помолчал, потом добавил:
- Сепаратизм для нас сейчас враг номер один. С его сторонниками можно бороться двумя методами. Или поднять уровень благосостояния настолько, что им будет невыгодно отделяться, либо задавить силой, хотя бы на время сбить эту волну.

За неделю до операции "Штамм Икс" Сизов принял у себя популярного ведущего аналитической программы канала Эн-би-си Мэтью Кларка. Манера ведения его передач отличалась редкой дотошностью и неожиданностью суждений. Уже двадцать лет Кларк лидировал в рейтингах подобных аналитических программ. Кроме того в негласном пантеоне репортерской славы он уверенно держал второе место вслед за великим и непогрешимым Уолтером Кронкайтом. Худощавый, подвижный старик с морщинистым лицом столетнего гнома в своих беседах с политиками был беспощаден и беспристрастен.
Встреча состоялась в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца, но изысканная роскошь царских палат, казалось, не произвела на старика никакого впечатления. Выполнив необходимые для знакомства формальности, Кларк сразу взял быка за рога. В основном беседа была посвящена затухающему балканскому конфликту, но затем журналист коснулся и проблем Кавказа.
- Скажите, господин Сизов, почему Россия столь болезненно относится к желанию Чечни самоопределиться в отдельное государство? Ведь одним из пунктов вашей конституции предусматривается такая возможность для субъектов федерации.
- Да, но чеченские лидеры сразу взяли курс именно на силовые методы борьбы за свой суверенитет. Дудаев даже не делал попыток оформить выход из состава России конституционными средствами, например, с помощью плебисцита. Он просто вооружил половину населения Чечни и отправился грабить проходящие по его территории поезда. Заложники, угон самолетов, фальшивые авизо - все это началось именно тогда, и это спровоцировало первую чеченскую войну. Я не думаю, что вашим согражданам понравилось бы появление подобного штата на территории Америки.
- Да, - улыбнулся Кларк. - Это было бы забавно. Штат Техас в роли Чечни. Но западные страны волнует скорее не сама Чечня, бандитов не любят нигде, а методы борьбы с ними, когда сильно страдает мирное население.
- А почему же вас не заботит, что от ваших бомбежек страдает мирное население Югославии? И я скажу вам, почему ваше руководство предпочло именно бомбардировки наземной операции. Был учтен опыт миротворческой операции в Сомали. Вы тогда получили хороший пендель в зад, утерлись и решили больше не рисковать.
Переводчик чуть-чуть споткнулся, стараясь подобрать английское слово, эквивалентное по смысловой и эмоциональной нагрузке сизовскому "пенделю". Выслушав его вариант, Кларк усмехнулся и согласно кивнул головой. Попытка усмирить впавшую в полную анархию страну на Африканском Роге закончилась тогда для США бесславно. Несколько десятков американских морских пехотинцев отправились домой в цинковых гробах, а затем и все остальные силы миротворцев НАТО отбыли по домам, оставив Сомали в прежнем хаосе. В те времена и Кларк выступал против этой бессмысленной акции.
- Почему же именно Чечня стала такой болевой точкой России?
- Это идет из глубины веков. Чеченцев никогда не любили на Кавказе. Волки - вот самое лучшее определение для этих людей. Было несколько попыток расселить их еще при царизме, потом сделал попытку Сталин. Увы, со временем характер этого народа не изменился. К этому добавился фактор экономического провала политики СССР на Северном Кавказе. Безработица и нищета подготовили кадры для бандитов.
- На Западе кажется, что вы вообще болезненно воспринимаете любые попытки народностей Кавказа добиться большей автономности.
- Все, что им надо, у них есть. В свое время им попытались дать волю, но из этого ничего хорошего не вышло. Поймите, на Западе пытаются идеализировать эти народности, представить их этакими шотландцами времен сопротивления англичанам или индейцами времен колонизации Дикого Запада. На самом деле все обстоит по-другому. Клановая система позволяла им выжить в средневековье, но сейчас это жуткий тормоз на пути их дальнейшего развития. Бесконечная вражда между кланами, кровная месть, безусловное подчинение старейшинам, причем неважно при этом, правы они или нет. В любом государстве с таким общественным устройством начинается одно и то же: стоит кому-то занять главенствующее место в стране, как тут же находятся претенденты из других кланов. Так было везде, даже в более развитых по сравнению с Чечней Таджикистане и Азербайджане. В восьмидесятые годы кавказским народам дали максимальную свободу, и что получилось?
Сизов начал загибать пальцы:
- Нагорный Карабах, война Грузии и Абхазии, Северной и Южной Осетии, чечено-ингушский конфликт, Кабардино-Балкария, чечено-дагестанский инцидент. Сто с лишним лет при российском управлении Кавказ был одним большим курортом, зоной мира и спокойствия. Что мы имеем теперь? Кровь, войны, трупы. Если сейчас отпустить Северный Кавказ на волю, это будет один большой кипящий котел.
Кларк с сомнением покачал головой:
- И все-таки мне кажется, что России рано или поздно придется предоставить кавказским народам большую степень свободы. Это показывает хотя бы затяжной многолетний характер конфликта вокруг Чечни. На такое сопротивление способен только очень свободолюбивый народ.
- Я скажу вам одно. Этот конфликт будет тлеть хотя бы потому, что слишком много желающих его раздуть. В Чечне не останется ни одного чеченца, война будет продолжаться силами наемников. Взять хотя бы ваше правительство. Сколько миллионов оно тратит на поддержание ваххабитов? И не надо, не делайте такие большие глаза, Мэтью.
Сизов достал из папки, лежащей на столике между ними, и подал журналисту лист бумаги.
- Это копия меморандума Совета национальной безопасности для президента и прочих высокопоставленных чиновников. Тут черным по белому сказано: "...Чечня сегодня для России - это то же самое, что Афганистан для Советского Союза. Так же как афганская война подорвала моральные и физические силы Союза и привела его к распаду, так и чеченская война должна привести к истощению России и неизбежному дроблению страны на незначительные маломощные государства. Рекомендуется всеми силами и средствами поддерживать антирусскую оппозицию, используя для это турецкий канал..." Так что Чечня это не только наша война, но и ваша. Тут не сказано, сколько именно средств ваших налогоплательщиков выделяется для ваххабитов, но, по нашим прикидкам, не менее ста миллионов долларов в год. Как вам подобный расклад сил?
Кларк чуть замешкался с ответом, бегло пробежал текст документа и мгновенно уверовал в его истинность. Предложенный ему текст слишком хорошо укладывался в схему противостояния США и России. В руках у него была сенсация, да еще какая! Сотни миллионов долларов уходят на поддержку ваххабизма как раз в то время, когда участились случаи терактов исламистов против граждан Америки по всему миру. Кроме того, сам факт появления этого меморандума в руках Сизова был подобен хорошо начиненной бомбе. Документы с подобным грифом охраняются ничуть не хуже самого президента. От силы его могли читать человек десять, в том числе президент и вице-президент, министр обороны, директор ЦРУ и председатель объединенного комитета начальников штабов. И все-таки русские сумели выкрасть этот документ!
"Да, в администрации полетят чьи-то головы", - подумал Кларк и начал вежливо прощаться с Диктатором. Взрывоопасную бумажку он получил себе на память.
Реакция на публикацию этого меморандума была очень неприятной для Апдайка и его команды. Разгорелся колоссальный скандал, шумиха в прессе переросла в разбирательство в специально созданной комиссии конгресса. И общественность и конгресс требовали наказать виновных, во-первых, в разбазаривании госсредств на сомнительные проекты, а во-вторых, в утрате столь ценного документа. Президент оказался в глупом положении.
На самом деле этот меморандум был стопроцентой дезинформацией русских. Его никто никогда не крал. Документ этот родился в недрах аналитического отдела ФСБ специально для Мэтью Кларка. Но сделан он был настолько схожим с настоящим меморандумом по чеченскому вопросу, что Гарри Линч не очень и оправдывался. Русские угадали даже примерную дату создания настоящего документа, а слог и характер языка подделки давали фору формулировкам самого Линча.
Как раз в это же время в районе Луксора в Египте исламистские фанатики расстреляли автобус с американскими туристами, погибли тридцать шесть человек. Американский народ требовал крови. Как шутили телекомики: "...иначе мы линчуем самого Гарри Линча". ЦРУ срочно пришлось найти козла отпущения в лице одного из чиновников Агентства по национальной безопасности, имевшего несчастье разбиться на машине за месяц до злополучного интервью. На него свалили похищение несуществовавшего меморандума, в результате чего пострадала ни в чем не повинная семья покойного, лишившаяся пенсии и подвергнутая общественной обструкции.

Через полгода после знаменательного совещания в Кремле, в ночь на двенадцатое октября в штабе базового лагеря бригады Александра Камкова горел свет. За самодельным столом сидели трое: сам майор Камков, подполковник медицинской службы Зимин и священник ближайшей к ним казачьей станицы отец Андрей. Сидели уже давно, провожали закончившего инспекцию Зимина, а задушевности разговора способствовал кувшин доброго самодельного вина, привезенного священником вместе с продуктами для бригады - подарком казачьей станицы.
- ... А Господь ведь что говорит: "Не суди да не судим будешь, ибо в глазе ближнего своего ты видишь соринку, а в своем не замечаешь и бревна"... Нельзя пенять другому за грехи его. За них он будет отвечать перед Господом. Самому надо жить по совести.
- Удивляюсь я вам, батюшка. Сколько раз вас похищали - три? Почти два года в яме, и после этого вы еще защищаете этих гадов, - качая головой, сказал Камков.
Отец Андрей, рослый мужчина лет сорока пяти с редеющей бородой и умными спокойными глазами человека, нашедшего свое место в жизни, отрицательно качнул головой:
- Я их не защищаю, просто начинать надо с себя. Ленивые мы стали, пьянствуем страшно, жутко, по делу и без дела, гибнем тысячами по пьянке. А тут еще эта новая напасть - наркомания, - священник по-смешному непривычно делал ударение на последнем слоге. - Мы погрязли в грехе. И это особенно видно иноверцам.
- Ну хорошо, - вступил в спор медик. - Ислам действительно запрещает все это, но что они творят под зеленым флагом, это же страшно! Они же атакуют по всем фронтам, во всех странах, в Африке, в Европе, везде. Вы и это оправдываете?
- Да я не оправдываю их, я хочу их понять. У них же религия молодая. Они на семьсот лет моложе нас! Откиньте от двух тысяч семьсот лет, что получится?
- Тысяча трехсотый год.
- Вот именно, - засмеялся отец Андрей. - Что у нас в это время было?
- Крестовые походы, - припомнил майор.
- Инквизиция, аутодафе, - продолжил медик. - Монголы.
- Ну вот, и у них сейчас такое же время. Все старые религии уже нашли свою главную суть - любовь к ближнему, а они еще думают, что силой можно победить. Победить же можно только идеей, любовью, и Мухамед это знал точно так же, как и Иисус...
Диспут прервал длинный резкий телефонный звонок.
- Да, второй на проводе, - сказал майор, поднимая трубку.
- Это пятый. Слушай, Камков, медик еще у тебя?
- Подполковник? Вот он рядом сидит.
- Дай-ка ему трубку.
- Вас, - Камков протянул трубку Зимину. - С заставы.
- Да, подполковник Зимин слушает.
- Товарищ подполковник, докладывает капитан медицинской службы Попович. Товарищ подполковник, у нас ЧП, заболели пять солдат.
- Чем? - спросил Зимин, уже заранее зная ответ и чувствуя, как холодеет в этом предчувствии душа.
- Все признаки болезни Икс. Температура, отек легких, обширное поражение печени и почек.
- Они прививались?
- Да.
- Точно?! Проверь по журналу регистрации.
- Да что проверять?! Я сам им прививки делал.
- Они изолированы?
- Да.
Чуть помолчав, Зимин сказал:
- Хорошо, я сейчас подъеду.
Положив трубку, подполковник какое-то время сидел неподвижно, затем обернулся к командиру бригады:
- Майор, я сейчас поеду на заставу, разверни караулы вокруг нее километрах в двух и никого туда не впускай и не выпускай.
Вся территория Чечни была окружена полностью оборудованной границей, с контрольно-следовой полосой, с заборами из колючей проволоки, минными полями и хитроумной сигнализацией. А сзади пограничников прикрывали укрепрайоны мобильных войск вроде бригад Силантьева или Камкова. Каждая такая бригада состояла из батальона, усиленного танковой ротой, батареей реактивных минометов и приданной авиацией.
Трясясь в неудобном "уазике", Зимин думал о судьбе, о непреложности рока.
"От нее не уйдешь, хочешь ты этого или нет. Как петля, накинули на шею, ты бежишь, жизни радуешься, свободе, а веревка никуда не делась, только ждет, когда ты забудешь про нее. И вот тогда - все! Рывок, и ты на спине и дышать нечем..."
Подполковник имел полное право рассуждать подобным образом.
Восемнадцать лет назад молодым выпускником мединститута он участвовал в разработке этого самого штамма Икс. В той группе Зимин был самым молодым, так, на подхвате. Сначала он и не сознавал толком, какую дурную силу хранили пробирки и реторты. Понимание пришло, когда по своей халатности заразился и скоропостижно умер его друг Пашка Кулибин. После этого Зимин напросился на перевод в войска обычным врачом. Грешить на жизнь он не мог, она удалась. И карьера, и семья, уважение коллег. Да и сегодня стоило ему уехать из части на полчаса раньше, и все пошло бы по-иному.
Отпустив "уазик" за километр от заставы, Зимин дальше пошел пешком. Его уже ждали. Молодой капитан - начальник заставы и врач в белом халате стояли на крыльце казармы. В руках у обоих дымились сигареты, но, кажется, они забыли про них. За последний месяц оба повидали не меньше сотни пришедших из-за кордона и умерших у них на глазах людей. Это была страшная, нечеловечески жуткая смерть, и теперь она грозила им всем.
- Ну что? - спросил Зимин, даже не здороваясь.
- Уже шесть, - сказал медик.
С недоумением глянув на потухшую сигарету, он выбросил ее и, повязав на лице марлевую повязку, пошел впереди подполковника.
Карантин был оборудован в небольшом здании бани. Пройдя пахнущий прелыми досками предбанник, оба медика зашли в бывшую парную. Здесь уже пахло только смертью. Шесть абсолютно голых парней лежали на старых матрасах без простыней. Один из них был еще в сознании. Покрытый потом, с блуждающими зрачками, он приподнялся в сторону докторов, потом застонал и откинулся назад.
- Что чувствуешь, Пахомов? - спросил лейтенант.
- Боль... во всем теле... жар, жарко...
Подполковник не слушал его, ему было достаточно взгляда, чтобы понять весь ужас ситуации. По телам всех остальных пятерых солдат уже пошли синие, похожие на трупные пятна, фирменный знак штамма Икс. Зимин сразу припомнил характеристику данную в свое время этой болезни его начальником, генералом от пробирок и мензурок:
- Если Господь захочет уничтожить человечество, то он воспользуется именно этой штукой.
"Время инкубации от шести до двенадцати часов, потом невыносимый жар, так что больные сдирают с себя одежду, затем развиваются пятна, и еще через шесть часов отек легких, мозг превращается в студень, отказывают почки, печень, и все - смерть. Если штамм действительно мутировал и его не берет вакцина, то это ужасно. Погибнут все, солдаты на заставе, я, затем зараза пойдет дальше и дальше."
Сделав знак рукой, он вышел из бани, сорвал маску и закурил.
Через пять минут он понял, что стоит все в той же позе, с поднятой рукой и сгоревшей до самого фильтра сигаретой. Подошел начальник заставы, вопросительно глянул на медиков. Зимин неожиданно подумал, что для своего звания капитан выглядит слишком молодо, но не удивился этому. На Кавказе звания получали гораздо быстрее, чем в метрополии.
- Капитан, сколько человек находятся за пределами роты?
- Согласно наряда, тридцать человек в дозорах.
- Передайте всем, пусть возвращаются. Были попытки прорыва с той стороны?
- В эти сутки не было.
- А последний контакт?
- Вчера, примерно в половине двенадцатого. Он уже доходил, морда синяя, голый, так и пер шатаясь по шоссе.
- Кто с ним контактировал?
Капитан кивнул в сторону бани.
- Эти четверо. А у остальных двоих койки стоят рядом.
- Понятно. Остальные солдаты спят?
- Нет. Лежат, переговариваются.
- Сейчас сделаем вот что...
Их разговор прервал хлесткий выстрел где-то совсем рядом. Из казармы выскочил с автоматом в руках дневальный, вместе с ним офицеры завернули за казарму, и в свете ручного фонарика увидели торчащие из кустов ноги, смятую белизну больничного халата.
- Попович, сука! Легкой смерти захотел, - выругался капитан. - Всем в казарму и никому ни слова, - велел он дневальному и дежурному.
- Да, сбежал парень, - согласился Зимин. - Дезертировал. Дай-ка закурить, пограничник.
Они дружно задымили и вернулись к крыльцу.
- Что, надежды никакой? - тихо спросил капитан.
- Практически нет, - признался Зимин. - Как тебя зовут?
- Володя. Капитан Петенков.
- Зимин Олег Николаевич. Ты женат?
- Да.
- Плохо, я тоже. И дети есть?
- Двое.
- И у меня двое. Одному уже двадцать лет, второму всего два года.
К ним подбежал возбужденный дежурный по роте.
- Товарищ капитан, солдаты бузят!
- Что они?
- Ваське Сидорову плохо, а они боятся оставаться с ним в казарме.
- Пошли, капитан, - выкидывая сигарету, сказал Зимин. - Я буду разговаривать с солдатами, а ты позвони в бригаду и скажи вот что...
В казарме горел свет, за закрытой дверью словно гудел потревоженный улей. Сняв халат, Зимин шагнул за порог. Увидев офицера с погонами подполковника медицинской службы, солдаты примолкли.
- Дежурный, постройте личный состав, - приказал Зимин сержанту.
- Застава, подъем! Стройся! - скомандовал тот.
Пройдя вдоль строя, подполковник поправил на одном из солдат загнутый воротник, затем остановился и начал речь.
- Вы уже знаете, что ваши товарищи заразились и сейчас находятся в тяжелом состоянии. Но повода для страха и паники нет. Я привез новую вакцину, более действенную, сейчас буду делать прививки, сержантам обеспечить наличие личного состава, начнем по порядку. Симптомы у прививки те же, что и в прошлый раз.
Зимин блефовал. На самом деле это была та же самая, уже бесполезная вакцина. Она очень тяжело переносилась, человек часа на два выбывал из строя, да и потом еще почти сутки чувствовал болезненное недомогание и слабость. Теперь, когда инфекция прорвала этот кордон, повторная прививка могла только ухудшить положение больных и приблизить их конец.
Подполковник хотел скомандовать отбой, но солдаты вдруг дружно загудели и начали переговариваться, глядя куда-то за его спину. Обернувшись, медик с удивлением увидел на пороге высокую фигуру отца Андрея. Солдаты хорошо его знали, священник не раз до этого приезжал на заставу, несколько парней всерьез заинтересовались религией, даже оформили в красном уголке небольшой иконостас.
- А вы что это сюда, отец Андрей? - спросил Зимин, подходя к священнику.
- Тут есть больные и умирающие, значит, нуждающиеся в слове Божьем.
Как ни странно, но именно появление священника внесло успокоение в ряды пограничников. Несколько наиболее рьяных из них поспешили приложиться к руке попа. Так что через полчаса гости заставы трудились не покладая рук: медик делал бесполезные уколы, священник отводил службу. Паства у него в этот раз была как никогда прежде многочисленной.
Через четыре часа на ногах в казарме оставались лишь три человека: Зимин, священник и капитан Петенков. Они обходили кровати с лежащими солдатами, старались хоть немного приободрить их.
- Ну вот, еще два часа и все пройдет, - в очередной раз говорил Зимин молодому солдатику, отслужившему всего месяц. Выглядел тот как больной ребенок, наголо остриженный, худой, с тонкой шеей подростка.
- Доктор, а я точно поправлюсь? - спросил он, с надеждой глядя на медика блестящими от температурной лихорадки глазами.
- Конечно, еще и повоюешь. И на свадьбе погуляешь. Девушка-то есть?
- А как же.
- Часто пишет?
- Через день.
- Это хорошо. На свадьбу не забудь пригласить.
В другом конце казармы у кровати сошлись священник и капитан.
- У меня мать одна, газа у нас нету, а дров колхоз не выделил. Она просто замерзнет там одна, ноги у ней не ходют... - говорил молодой новобранец с сильным псковским акцентом.
- Ладно, ладно, поедешь ты в отпуск, слово даю, - капитан старался успокоить этого белесого, с выгоревшими бровями деревенского паренька.
- Мне только ей дров напилить, и все...
За хлопотами все невольно забыли про сержанта Деменко, дежурного по роте. В отличие от остальных он все понял, когда увидел тело застрелившегося медика. Сержант прививаться не стал, выйдя из казармы, он сорвал с себя повязку дежурного и, завернув за угол, перемахнул через забор. Выбравшись на дорогу, Деменко припустил со всех ног и бежал он так до тех пор, пока силы не оставили его. Упав прямо на асфальт, сержант чуть отдышался, а затем, пошатываясь, побрел дальше. Вскоре его остановили.
- Стой, кто идет! - послышалось из кустов.
- Свои... свои!
- Руки! Кто свои? Откуда идешь?
Вскинув руки, Деменко торопливо начал говорить, на ходу придумывая версию своего появления:
- С заставы я, капитан меня послал за подмогой. Еще, говорит, лекарства нужны...
- Так ты с заставы? - переспросил голос из кустов.
- Да-да! С заставы...
Длинная очередь оборвала речь и жизнь сержанта. Вслед за этим полыхнуло пламя огнемета. Через полчаса на асфальте дымилась только кучка пепла. Распоряжения Зимина выполнялись точно.
В это время и сам подполковник почувствовал первые признаки болезни. Пошатываясь, он вышел на крыльцо, сел. Было уже утро, прохладный воздух бодрил медика прощальной радостью. Краски окружающего мира показались ему как никогда чистыми и девственно свежими, словно Господь только что сотворил этот мир и никто еще не успел его испачкать злобой или страданием. Сзади Зимина заскрипела дверь, на крыльце появился священник. Присев рядом с подполковником, он ясным взором окинул прекраснейший пейзаж, улыбнулся и сказал:
- В такое утро хорошо умирать. Душа полетит в небо с радостью.
- Вы думаете, что загробная жизнь все-таки существует?
- Я знаю это.
Спорить или расспрашивать священника о причине подобной уверенности у Зимина не было ни желания, ни сил.
- Где капитан, я что-то давно его не видел?
- Лежит уже. Я причастил его.
Зимин вспомнил, как час назад, проходя мимо канцелярии, услышал взволнованный голос начальника заставы:
- Лена, запомни, я очень и очень тебя люблю! Ты слышишь меня? Всю жизнь я любил только тебя, поцелуй Галинку, Игорька. Лен, я ничего не могу тебе сказать, все у меня хорошо, но помни, я всегда любил тебя!..
"Может, мне тоже позвонить? - подумал подполковник. - Только кому, Соне или Ирине?"
Счастливо прожив двадцать лет с первой женой, Зимин на пятом десятке влюбился в молоденькую медсестру. Сначала их роман не выходил за рамки служебного, но когда Ирина родила сына, подполковник окончательно ушел из семьи. Он знал, что и первая, и вторая жена любили его, каждая по-своему, но обе искренно и всерьез. Значит, разговаривать надо было с обеими, а это было уже выше сил доктора.
- У меня начинается, - сказал он, вытирая со лба холодный пот. - Святой отец, вы останетесь последним из живых в этой юдоли печали. Свяжитесь потом с Камковым, пусть здесь все зачистят. А вот, похоже, и они.
На пригорке, в километре от заставы, показался танк с необычными конфигурациями башни. Лязгнув гусеницами, он застыл на месте.
- Да чего ждать, Господь примет нас с радостью, часом позже или часом раньше.
- Тогда пойдемте, и отпустите мне грехи мои, отец Андрей. А их у меня ой как много, успеть бы все вспомнить.
Они ушли в казарму, священник придерживал ослабевшего подполковника. Спустя полчаса необычный танк с лязганьем подполз чуть ближе, замер, и длинная струя оранжевого пламени с ревом устремилась в сторону заставы. Деревянная казарма вспыхнула, как рождественская свечка, а огнемет все продолжал извергать смертоносное пламя. В перерывах между залпами экипаж услышал по рации сквозь шум помех донесшееся из динамика церковное пение. Танкисты удивленно переглянулись, но связь тут же оборвалась, и лишь ровный, давящий гул огня продолжил свою ревущую, торжествующую языческую песнь.




ЭПИЗОД 60
За два дня до этого на противоположном краю Кавказского фронта, в гарнизоне номер шесть происходила плановая прививка от штамма Икс. Этот военный городок располагался в тылу и обслуживал аэродром, и соседние склады, и базу горюче-смазочных материалов. Фельдшер Артюхов, молодой парень, окончивший перед армией медучилище, по одному принимал заходящих к нему солдат. Сделав в руку укол, он вписывал фамилию привитого в толстый журнал, а в военный билет шлепал квадратную печать.
Артюхов прослужил в армии уже год и, как говорят старшины, "службу понял". Все его действия были заторможены до степени, приближенной к лунатизму. Фельдшер употреблял для всех своих действий ровно столько сил, чтобы окончательно не уснуть и в то же время хоть как-то способствовать продвижению очереди. Если бы зашел кто из начальства, он бы мгновенно начал двигаться в три раза быстрее, а выражение сонной скуки в глазах сменилось бы упоительным рвением. Но единственный врач гарнизона уехал в ближайший город с летчиком, повредившим при аварийной посадке позвоночник, так что на сегодня медбрату работы хватало на весь день.
- Следующий! - крикнул Артюхов, и из-за белой простыни, навешенной на дверной проем, показался очередной солдат. В отличие от предыдущих вояк этот был в парадной форме и при всех значках. Увидев его, фельдшер обрадовался. Сергей Литвинов был земляком и погодком Артюхова.
- Привет, Леха! - сказал он, подавая руку медику.
- О, Серега! Ты чего так вырядился?
- В отпуск еду! - довольно улыбнулся Литвинов.
- Везет! - с завистью сказал Артюхов. Они не только были из одного города, а даже выросли в одном дворе, и хотя не были большими друзьями, но приятельствовали. Фельдшер невольно представил себе до боли знакомый городской двор с покосившейся беседкой, ржавой в это время года горкой, с двумя березками в окружении пирамидальных тополей.
- А меня не пустили, - со вздохом сказал он. - Попозже, говорят, поедешь, зимой. Слушай, а как же это ты умудрился? Пока не переболеешь с прививкой, тебя никто не отпустит!
- Вот в том-то и дело! Я сказал комбату, что еще позавчера укололся. Он проверять не стал, на слово поверил. Слушай, Леха, - Сергей опасливо оглянулся на дверь и, пригнувшись, шепнул на ухо земляку: - Не делай мне прививку.
- Ты чего, с ума сошел! Знаешь, с этим как строго? Батя тут стращал всех трибуналом. Аж пистолет вытаскивал!
- Я знаю, но ты прикинь: мне в дорогу, а тут эту дрянь вколют! Я как раз по пути домой и свалюсь. Мне через полчаса выезжать.
Артюхов прикинул в уме, выходило, что Серега прав. Прихватит его как раз на полпути. Реакция на прививку была сильнейшая, некоторые теряли сознание, у других на время просто отнимались ноги. А отпускник продолжал давить на психику земляка:
- А там, дома? Ни выпить, ни закусить. Хрен ли это, а не отпуск!
- Ты на чем едешь-то?
- На попутке. "Урал" послали в Пензу за запчастями, ну и как раз подкинет меня. Лех, какая там нахрен болезнь?! У нас же никого больных не было, до Чечни сто километров, какая тут в п... болезнь?!
- Без штампа тебя не выпустят, - заметил Алексей.
- Вот и стукни его. А приеду, вколешь мне эту заразу задним числом. Лех, я тебе лично литр привезу. Хоть водяры, хоть самогонки.
Артюхов сразу оживился:
- Тети Машиной, на изюме?
- Ну да!
Последний очаг сопротивления в душе фельдшера был сломлен бесповоротно.
- Ладно, давай билет.
Стукнув печать, он сказал:
- К моим зайди, расскажи, как я тут.
- Обязательно! Лех, литр за мной!
И счастливый отпускник выбежал на улицу. Вскоре Артюхов услышал тяжелый рев грузовика.
"Серега поехал, - подумал он. - Через несколько часов будет дома".
Он снова вспомнил родной двор, представил себе, как товарищ поднимается по лестнице на второй этаж, открывает дверь... Но чувство тревожной неуверенности так и не покидало его до самого вечера.

Та ночь в городской больнице мало чем отличалась от десятков и сотен предыдущих ночей. Небольшой, сорокатысячный городок Николаевск исправно поставлял обычное число пациентов для дежурных врачей. Привезли пьяного парня с ножевым ранением. Он дико матерился, пытался сорвать бинты, наложенные на густо исписанный татуировками торс, порывался сбежать и замочить какого-то Резвана.
Чуть позже в приемный покой внесли сбитого ночным лихачом велосипедиста. Судя по густому перегару, он вряд ли видел роковую машину и умер в лифте, не доехав до операционной.
Не успели врачи и медсестры перевести дух, только разлили в чашки чай, как распахнулась дверь и с шумом и грохотом в небольшую комнату приемного покоя ввалилась целая толпа народу. Дежурный врач, невысокий, полноватый брюнет, нахмурил брови. За прошедшие после окончания мединститута два года Владимир Ханкеев достаточно втянулся в рутинную жизнь горбольницы, так что удивить его чем-то было трудно. С досадой отставив чашку, он поднялся из-за стола и решительно шагнул вперед. Сначала он не сразу понял, кто из этих людей пострадавший, определил лишь одно - все они пьяны.
- Андрюха, да держи ты его, не отпускай.
- Куда вы его прете, мать вашу, сюда давай!
- Куда сюда, наверх его надо!
- Тихо! - заорал Ханкеев и только тут увидел в толпе больного.
Высокий, обнаженный по пояс русоволосый парень повис на плечах двух очень похожих на него парней. Закатившиеся глаза, крупные капли пота и открытый рот сразу подсказали доктору, что дело плохо.
"Алкогольная кома, почти наверняка", - с ходу поставил он диагноз.
- Кладите его на кушетку, - все тем же строгим голосом велел врач. - И все вон отсюда, остаются только близкие родственники.
- Мы все... тут родственники, братаны, - с запинкой начал объяснять один из носильщиков, неуверенным жестом ткнув себя пальцами в грудь. - Серега наш брат, мне и Пашке родной.. остальным двоюродный.
Поморщившись от противного запаха самогонного перегара, Ханкеев потрогал лоб пациента и отдернул руку.
- С ума сойти, градусов сорок, - пробормотал он и крикнул в сторону ординаторской: - Лена, дай градусник!
Медсестра принесла градусник, Ханкеев в это время уже прослушивал пациента в стетоскоп. На лице его было написано явное недоумение.
- Откуда он приехал? - спросил врач двух снова ввалившихся в приемный покой "братанов".
- С Кавказа, откуда же еще! - как само собой разумеющееся сказал один из них.
- Он же солдат, в отпуск приехал, - пояснил второй брат.
- Он не в Чечне был? - спросил Ханкеев, и в душе его захолодил страх.
- Ну да, в летунах.
- Где его военный билет?
- А хрен его знает, дома, наверное.
- Адрес!
- Да здесь вот, за углом, Севастопольская, пять, квартира девять.
Ханкеев только два дня назад прошел инструктаж по поводу новой кавказской заразы, и в памяти были еще свежи симптомы этой жуткой болезни.
- Давно это с ним? - врач кивнул в сторону кушетки.
- Да часа два... нет, три... - по очереди начали припоминать парни.
- Плясал вместе со всеми, и бац, упал!
- Думали так, с перепоя, отнесли в спальню, а потом хватились, с ним совсем плохо...
- Горячий, одежду рвет...
Ханкеев тем временем набирал номер инфекционной больницы.
- Багрянцев, ты сегодня дежуришь? Слушай, помнишь собирали нас два дня назад по поводу той дряни? Ну вот, есть похожий клиент. Да, солдат, приехал в отпуск, буквально сегодня. Симптомы стопроцентные, температура... - медсестра подала ему градусник. - Сорок два, похоже на отек легких.
Через пятнадцать минут к воротам городской больницы подрулил "уазик".
- Где он? - с порога спросил высокий седой человек в белом халате, главврач инфекционки Куликов. Вместе с ним приехал и однокурсник Ханкеева Багрянцев. Завязав предохранительные маски, они уже втроем склонились над больным.
- А это что? - спросил Куликов, чуть поворачивая голову солдата и показывая на легкий синяк рядом с ухом.
- Может, подрался с кем? - предположил Ханкеев. Ему никак не хотелось верить в свой же уже поставленный диагноз.
- А вот еще, - заметил Багрянцев, поднимая руку больного и показывая на более отчетливое пятно под мышкой.
- Да, похоже, все ясно.
Они отошли в сторону. Пока Куликов просматривал данные на солдата, Багрянцев принес большой круглый кофр.
- У нас есть сто доз вакцины, сначала вкатим ее себе, не дело будет, если мы свалимся в первую очередь. Сережа, сделай всем уколы, а я пока подниму на ноги городское начальство, военкомат и позвоню в областной центр.
И военком, и мэр прибыли быстро, жили совсем рядом. К этому времени Ханкеев сходил на квартиру Литвиновых и принес документы солдата. Самого Сергея отправили в инфекционную больницу.
- Они уже там забыли про него, перепились окончательно, - делился впечатлениями доктор. - Мать с отцом в полной отключке, еле нашел его сестру, она вспомнила, где висит его китель.
- Судя по военному билету, прививка ему была сделана буквально сегодня утром. Это очень плохо.
- Почему? - не понял мэр, невысокий человек лет пятидесяти с округлым брюшком.
- А то, что прививка не подействовала. Если так, то и наши - мертвому припарка. Алексей Михайлович, - Куликов обернулся к военкому, - надо дозвониться до воинской части Литвинова и узнать, в самом ли деле солдатик прививался. От этого зависит очень многое.
- Хорошо, займусь этим сейчас же. У нас он еще не встал на учет.
- И надо выяснить, каким транспортом он добирался до города, маршрут, попутчики. Все требуется знать досконально. Если парень подцепил новую разновидность вируса, то его попутчикам сейчас весьма хреново.
Зазвонил телефон. Куликов подняв трубку, выслушал короткий доклад:
- Хорошо, - сказал он и повесил трубку. Затем повернулся к присутствующим: - Он весь покрылся синими пятнами. Все сомнения отпали.
- Кто на очереди следующий? - спросил Багрянцев.
- По идее первыми его встретили отец и мать, - заметил Куликов.
- Да, они там... - начал было Ханкеев, но потом осекся. Ему вспомнилась квартира Литвиновых, колобродившие "братаны" и расслабленные позы старших родственников. - Вообще-то хорошо бы их снова навестить.
- Всю эту компанию надо изолировать, пройтись по адресам, куда заходил Литвинов.
- Им сейчас не до расспросов.
- Ничего, подключим милицию, сунут всех под душ.
Допрос принудительно протрезвленных родственников солдата принес мало радости для врачей. Литвинов наследил не только в своем дворе, он умудрился посетить и любимую девушку, и единственную прабабушку на другом конце города. Самое страшное, что все это время он пользовался обычным рейсовым автобусом.
Еще через час в город прибыли части МЧС, областное медицинское начальство. И мало кто знал, что два батальона солдат окружили город со всех сторон.
С собой медики привезли три тысячи доз вакцины, но в сорокатысячном городе это было каплей в море. Единственно, врачи уже знали, что Литвинов просто напросто не прошел вакцинацию, комбат быстро расколол хитроумного фельдшера. Это давало Николаевску небольшой шанс выжить.
К утру все дороги из города были перекрыты, людей, пришедших к первой электричке, отправили обратно, все остальное население Николаевска было разбужено в шесть утра работающими на полную громкость радиоприемниками и громкоговорителями с разъезжавших по улицам машин.
- Жители города Николаевска, в связи с объявленным карантином просим никого не выходить из своих квартир. Не открывайте двери никому, кроме врачей, не ходите к соседям, запаситесь водой на несколько дней. Вас посетят на дому и сделают прививки от болезни...
Несмотря на эти вполне внятные приказы, сотни людей пытались прорваться на работу, выйти в магазин или на рынок.
- Дед, ты куда прешь? Тебе что сказали, сидеть дома! - орал на сгорбленного старика с палкой и бидончиком невыспавшийся ломаемый прививкой милиционер.
- Я иду на базар, за молоком, - дед шаркающей походкой продолжал продвигаться вперед.
- Какой к такой-то матери рынок! - милиционер ткнул дубинкой в пустые прилавки. Но старик был почти слеп и остановиться не захотел. Добравшись до прилавков и не обнаружив продавцов, он пристроился на скамейку и, судя по позе, никуда не собирался уходить.
- Дед, ты чего тут расселся? Видишь же, нет никого и никого не будет!
- Кто-нибудь да принесет молоко. Мне молоко нужно, у меня диета, - упрямо твердил старикан. - Мне кашу надо варить манную. Дожили, молока в стране не стало. При коммунистах-то все было, после войны вон каждый год цены снижали, и воровства не было...
- Гриб горбатый, - сказал милиционер, отходя к сослуживцам. - Капитан увидит этого козла, затрахает до смерти. О, еще какая-то овца выползла! Э, ты куда это, детка!
Молодая девица в синей импортной куртке, выпорхнув из подъезда, волокла на буксире заспанного малыша.
- Я, я в детский сад. Мне на работу надо.
- Ты что, не слышала, что передают по радио? - милиционер ткнул дубинкой в проезжающую машину с громкоговорителем.
- Слышала.
- Ну и куда же ты тогда прешь?
- Мне в магазин надо, у меня хозяин очень строгий, Рагим, азербайджанец. Он меня уже грозил уволить за опоздания, я хлебом торгую, тут недалеко, вот за тем домом.
Милиционер был готов взвыть от злости.
- Какой тебе Рагим?! Никто и нигде и ничем сегодня торговать не будет! Ты сдохнуть что ли хочешь вместе со своим щенком?
- Нет, - девчонка подхватила малыша с земли. Она смотрела на милиционера ясным наивным взглядом ничего не понимающих голубых глаз, и тот, перестав ругаться, просто взял молодую мамашу под локоть и отвел ее в подъезд.
- Ей самой еще в ясли ходить, полная дура, а она уже сама со спиногрызом..
Он бормотал еще что-то, пока сосед не толкнул под руку:
- Вань, глянь-ка.
У дальнего угла пятиэтажки виднелась убегающая щуплая фигурка в синей куртке. Всех троих милиционеров бросало то в жар, то в холод, тело нещадно ломало и не было ни малейшего желания бегать за разными идиотками.
- Хрен с ней, на всех дураков намордников не наденешь. Постоит у запертого детсада да вернется домой. О, вот и дед собрался до хаты!
- А при коммунистах молоко всегда было! И порядка было больше, - упрямо прошамкал старик.
- Давай-давай, скоро повидаешься со своими, и с Леней и с Виссарионычем, - приободрил Ваня упрямого оппонента.
Но больше всего работы милиционерам досталось на следующий день, когда болезнь подошла вплотную.
- Помогите! Боже мой, хоть кто-нибудь, помогите!
Крик этот раздался сверху, и, подняв головы, дежурный наряд увидел на балконе третьего этажа обнаженную растрепанную женщину лет тридцати. Подняться она уже не могла, не хватало сил. Лежа на бетонном полу, она прижалась к решеткам ограждения и протягивала сквозь них руки. От ее жуткого крика у всех в округе просто мурашки бежали по спине:
- Ну помогите хоть кто-нибудь, мне так больно!
- Ты своим-то сделал прививку? - тихо спросил сержант напарника.
- Нет, очередь еще не подошла.
- Какая очередь! Подойди, сунь врачу, и он все сделает.
- В самом деле?
- Чудак ты, Васек, беги быстрее! Вон, как раз машина с медиками пошла, заверни ее к себе. Мы с Саньком подежурим.
Агония женщины продолжалась почти три часа, и ее наблюдали жители трех ближайших домов. Даже издалека было видно, как тело жертвы неумолимо покрывалось синими пятнами.
Еще несколько человек примерно в таком же состоянии умудрились выбраться на улицу. Особенно поразил всех мужчина громадных габаритов, появившийся по утру на центральной площади города.
Из одежды на нем остались лишь застиранные синие трусы, почти такого же цвета пятна покрывали все тело гиганта. Глаза его были закрыты, он шатался как пьяный, чудом удерживаясь на ногах, но упрямо шел вперед, к какой-то своей, не известной остальным цели. Стоявшие в оцеплении солдаты шарахнулись от заразного в разные стороны, никто из них еще не был привит. А тот вышел на середину площади и упал у самых ног статуи Ленина. Умирал он долго, огромный организм упрямо не хотел принимать смерть.
- Да пристрелите вы его! - возмутился приехавший с инспекцией командир части.
- Может не надо? - возразил сопровождавший его мэр города. - Это произведет плохое впечатление на жителей.
- Ну, как хочешь, но если меня так скрутит, то, Титов, - полковник обернулся к адъютанту, - не пожалей патрона, очень прошу.
Несколько хитроумных горожан пытались окраинами выбраться из города, но ничего хорошего из этого не получилось. Стоявшие в оцеплении солдаты боялись их гораздо больше, чем приказа начальства, и завернули беглецов назад, не дав им даже приблизиться.
- Куда? Ну-ка вали обратно! - крикнул сержант, начальник одного из караулов, завидев неторопливо ехавшего на велосипеде по дороге от города мужика в брезентовом дождевике и с привязанными к раме удочками.
Рыбак не послушался, и сержант, с руганью сорвав с плеча "Калашников", дал очередь поверх головы упрямца. Этот аргумент подействовал мгновенно. Мужик завалился набок и уже из кювета начал дискуссию с караулом:
- Ты чего, охренел, что ли?! Так ведь и убить мог!
- Я тебя, падлу, сейчас точно грохну. Тебе сказано было, чтоб не выходил из дома?! А ты куда прешь?
- Да ложил я на вас всех с прибором, запрещать они мне будут!
На вид мужику можно было дать и пятьдесят лет и все семьдесят, худой, со вставными железными зубами и лицом изголодавшейся после долгой зимы кикиморы.
- Куда хочу, туда и еду. Я каждый день по этой дороге на рыбалку езжу, и не дави мне мозжечок всякими там указаниями!
- Слушай, дядя, вали отсюда, а! По-хорошему прошу!
- Указывать мне еще будешь, сосунок!..
Длительная перепалка кончилась тем, что сержант, не выдержав ослиного упрямства оппонента, дал еще одну очередь перед самыми ногами рыбака. Это наконец-то подействовало, и рыбак развернул свой двухколесный экипаж. Отъезжая, он вылил на сержанта такой поток мутного мата, что тот, не выдержав, шмальнул еще одну очередь. Целил он поверх головы, но рука дрогнула, и две пули разнесли затылок нарушителя карантина. Сержант еще не успел осознать происшедшего, как совсем рядом, из-за поворота, послышался знакомый звук мотора командирского "Уазика". Полковник мчался на звуки выстрелов.
- Сука, что же ты наделал, а?! - со слезами в голосе спросил сержант не то самого себя, не то мертвого велосипедиста.
На другом посту пришлось обстрелять машину, пытавшуюся прорваться из города. Сначала ударили вдогонку, по колесам, а когда машина завалилась в кювет, всех пассажиров, четверых кавказцев, расстреляли, не дав выбраться из салона, а потом облили бензином и сожгли.
Карантин в собственных квартирах продолжался четверо суток.
Вакцина поступала прямо с колес, и медики, падая от усталости, по очереди обходили дома, делая прививки.
- Так, дом сорок шесть, с номера первого, - сказал Ханкеев, вступая в очередной подъезд. За ним шла медсестра Лена с толстым журналом регистрации. Доктор нажал кнопку звонка, подождал, потом постучал.
Никто не отзывался. Зато загремели засовы в соседней квартире. Дверь чуть приоткрылась, из-за цепочки выглянуло испуганное женское лицо:
- Вы в первую квартиру?
- Да, с вакцинацией.
- Ой, наверное, они все умерли. Вчера там кто-то жутко кричал, просто сил не было слышать такое!
- Во сколько это было?
- Часов в пять вечера.
- А сколько человек жило в квартире?
- Трое, муж с женой и дочка лет пяти.
Ханкеев еще раз, более длительно нажал на кнопку звонка, но так и не дождался отзыва.
- Ну что ж, пометь как зараженную и пошли дальше. Открывайте, уколем вас, - обратился врач к словоохотливой соседке.
- Ой, а это не опасно? Эта прививка, она точно поможет?
- Конечно, на себе проверено, - качнул головой доктор и усталым жестом потер лицо.
Через неделю ударили первые морозы. Для большей эффективности естественной дезактивации во всем городе отключили отопление, вымораживая жилье. За это время в Николаевске умерло семь тысяч триста пятьдесят шесть человек, в том числе и семья фельдшера Артюхова. Серега все-таки успел забежать к соседям и передать им привет от сына. Из многочисленных родственников Сергея выжили двое, умудрившихся даже не чихнуть там, где остальные загибались за считанные часы. Всего таких везунчиков по городу набралось человек пятнадцать. Жуткую трагедию пережил один из этих людей. У него на глазах умерли все родные: мать, отец, сестра, два брата с женами и детьми, собственная жена и двое детей. Главу семейства чеченская зараза не взяла. Тогда он просто вставил в рот дуло охотничьего ружья и большим пальцем ноги нажал на курок.
Самое страшное выпало солдатам, очищавшим городские квартиры от трупов. Дело это затянулось на целую неделю, и тела умерших разложились до жуткого состояния. Но все равно нашлись и мародеры, проникавшие в квартиры раньше погребальной команды и не брезговавшие чужими вещами. Еще долго потом на местных рынках продавали вещи, пропахшие сладковато-приторным трупным запахом.
Карантин с Николаевска был снят лишь через месяц. Из медиков скончались четверо. Умер и Куликов, но не от болезни, а от обширного инфаркта.
Но это был лишь один из прорывов блокады карантина. Всего таких случаев было четыре. Особенно жуткой оказалась гибель деревни Кисловки на Смоленщине. Триста пятьдесят дворов вымерли начисто, и никто не слышал и не видел последних мучений этих людей. Просто в ближайший городок на молокозавод перестали привозить из Кисловки молоко. Удивленный подобным нарушением многолетних связей директор позвонил в деревню, но никто не поднял трубку.
Когда экспедиторы с молокозавода приехали выяснить, в чем дело, и при случае поругаться с деревенщиной, оказалось, что ругаться-то и не с кем. На фермах и во дворах мычала и визжала некормленная скотина, а заезжих гостей уберег от гибели первый десятиградусный заморозок. Врачи так и не смогли понять, каким образом попал в эти глухие места вирус штамма Икс.
В начале декабря начальник медицинской службы Вооруженных сил докладывал Временному Военному Совету:
- В Чечне осталось не более пяти процентов населения, в основном в горных районах, ударные бригады до сих пор очищают населенные пункты от трупов. За кольцом карантина погибли семнадцать тысяч триста пятнадцать человек. Эти данные, естественно, секретные...
- Не надо секретности, - прервал его Сизов. - Наоборот, проведите брифинг и обнародуйте факты. Покажите кадры с мест событий. А то эти в ООН и так себе позволяют слишком много.
Действительно, с самого начала эпидемии со стороны Запада раздавались критические голоса:
- Как это русским так быстро удалось создать сыворотку от совершенно новой болезни? - ехидничал на трибуне ООН представитель США Джанни Бальмонд. - Иногда на то, чтобы определить возбудителя болезни, уходит несколько месяцев, а тут русские врачи совершили чудо из серии сказок Шахерезады. Какой джин помогал им? Не создан ли он раньше самими русскими умельцами?
В тот же вечер Сизов сделал в дневнике очередную запись:
"Как часто приходится жертвовать тысячами людей для блага миллионов. Семнадцать тысяч триста пятнадцать человек. Цифры выглядят отстраненно и совсем не страшно. Чужая смерть трогает, лишь когда погибают твои родственники или чужие люди умирают на твоих руках. Надеюсь, что эти жизни окупятся в будущем."











Часть шестая
ЗАТИШЬЕ


ЭПИЗОД 62
Осень кончилась вместе с балканским конфликтом. Жители Европы медленно приходили в себя, начала налаживаться обычная, повседневная жизнь, такая обычная и скучная прежде и казавшаяся чудом теперь, после пережитого кошмара ядерного противостояния.
С первыми заморозками Сизов наконец позволил себе передохнуть. На этом настояли врачи, встревоженные усилившимися головными болями своего высокопоставленного пациента. На неделю он уехал к себе в подмосковную резиденцию "Сосны", много гулял, пару раз выезжал на охоту. К нему привозили только самые важные документы, изредка звонил Соломин, да пару раз навестил Сазонтьев, все продолжавший обмывать свои погоны полного генерала армии.
Но за это время произошло и нечто важное в личной жизни Диктатора. Закончив процедуру подписания очередных бумаг, Михаил Фартусов, секретарь Сизова, несколько замялся и напросился на вопрос:
- Есть что-то еще?
- Да, Владимир Александрович, тут... э... одна журналистка нас допекает уже три месяца. Говорит, что вы ей обещали интервью частного характера.
Сизов улыбнулся.
- Да, было дело. И что, сильно она этого добивается?
- Звонит каждый день. Надо сказать, весьма язвительная дама, такое порой про вас говорит.
- Например? - заинтересовался Сизов.
- Ну, например, что вы не умеете держать слово, что боитесь ее.
Теперь Владимир расхохотался уже во все горло. Он прекрасно помнил эту зеленоглазую фурию, не пропускавшую ни одной пресс-конференции с его участием. В глазах симпатичной репортерши Диктатор читал не любовь, а скорее, наоборот, явную ненависть. Может, это и привлекало в ней. Сизов прекрасно помнил, как после памятной пресс-конференции по Югославии она пробилась к нему вплотную и, просунув голову под мышкой телохранителя, спросила:
- Почему вы не даете интервью о своей личной жизни?
- Не считаю нужным.
- А народ считает это нужным, по крайней мере, все женщины России.
Сизов остановился:
- А вы какой орган представляете?
- "Крестьянку".
Владимиру стало смешно. Демонстративно оглядев одетую от Диора и Кардена журналистку с ног до головы, он покачал головой:
- Крутые у нас пошли колхозницы.
Внимания на явную издевку пресс-дама не обратила и продолжила "прессовать" главу Временного Военного Совета:
- Так вы все-таки дадите интервью нашему журналу?
- Хорошо, но только не сейчас, чуть позже. Когда кончится заваруха с Балканами.
- Я буду звонить каждый день, - пригрозила она и, как оказалось, выполнила свое обещание.
После короткого раздумья Сизов согласно кивнул головой:
- Хорошо, можешь пригласить ее сюда завтра, с утра. Кстати, как ее зовут?
- Ольга. Ольга Данилова.
- Как она, по-твоему, сильно большая дура?
Фартусов пожал плечами.
- Пишет она хорошо. В прошлом активистка движения феминисток, дама независимая, разведенная, бездетная. Кстати, она уже побывала в семье Соломина, брала интервью у Сазонтьва, у его жены.
- У Нади или у новой?
- У той, прежней.
- Кстати, Сибиряк оформил свой развод?
- Нет, ему все не до этого.
Владимир вздохнул. Он всегда поражался способности главковерха собираться в экстремальных ситуациях и вести дела на пределе человеческих возможностей. Но после разрешения конфликтов Сашка и пил безмерно, превышая все возможные человеческие нормы.
- Ладно, приглашай эту заразу, а то еще действительно подумает о себе невесть что.
На следующее утро, без десяти десять "девятка" Ольги Даниловой затормозила у ворот загородной резиденции. Сразу за воротами ее встретил Фартусов, похвалил за точность и повел к небольшому двухэтажному дому, виднеющемуся за рядами корабельных сосен. Журналистка чувствовала себя так, словно хватанула лошадиную дозу кофеина. Она оглядывалась по сторонам, стараясь заметить и запомнить что-то необычное, особенное. Но увы, все было предельно строго и скупо. Метрах в пятидесяти от дома громоздились хозяйственные постройки, что-то вроде большого гаража, по всему участку разбегались расчищенные дорожки, а в остальном - сосны, снег, чистый воздух. Лишь рядом с крыльцом Ольга заметила следы - кто-то недавно ходил на лыжах.
Сизов ожидал ее на первом этаже, сидя в кресле перед большим камином. На нем был бежевый свитер, лицо еще не остыло от прогулки на морозе. В этот раз он показался ей даже моложе, чем прежде, может из-за румянца, а может быть, потому что была нарушена знаменитая фирменная прическа Диктатора. При виде дамы Владимир вежливо встал, но поцеловать ей руку не решился.
- Добрый день, это вы катались на лыжах? - с ходу взяла быка за рога Ольга.
- Да, пробовал.
- И как?
- Пока не очень получается. Переломы болят, не дают толком разбежаться. Хотите шерри? Говорят, это лучший напиток для женщин в такую морозную погоду.
- Спасибо, не откажусь. Вы ведь перворазрядник по лыжам?
- Откуда вы знаете? - удивился Сизов.
- Я много что о вас знаю, - отрезала Данилова.
Сизов усмехнулся. Своеобразные манеры журналистки его, как ни странно, не раздражали, скорее, наоборот. Она сейчас была очень хороша, в темно-синем трикотажном платье, выгодно подчеркивающем красивую фигуру. От этой феминистской дивы так сильно веяло чисто женским началом, что Владимир временами терял нить беседы.
- Я, например, знаю, что на лыжи в первый раз вы встали лишь в пятнадцать лет. До этого ваш отец служил в Туркестанском военном округе, и снег вы видели больше на картинках. Но потом его перевели в Мурманск. Товарищи сначала над вами смеялись, но уже через три месяца вы стали чемпионом школы по лыжам, а к концу десятого класса выполнили норматив первого взрослого разряда.
- С ума сойти, какие подробности! - позволил себе сыронизировать Сизов. - Вспомните еще, как я ходил в ясли.
- Это неплохая идея, но мне пока хватает и школы.
Они сидели перед горящим камином, Владимир потягивал легкое молдавское вино, а Данилова, время от времени прикладываясь к бокалу шерри, продолжала "дознание":
- Я вижу у вас на столике книгу Маккиавели. Это случайно или нет?
Сизов улыбнулся.
- Нет. Это просто ликбез. Я часто слышал это имя, но к стыду своему, не читал. Теперь вот наверстываю.
- Ну и как вам этот казуист?
- Большая часть его постулатов уже устарела. Хотя кое-какой смысл в этом есть.
- Например?
- Ну хотя бы... - Сизов полистал книгу, присматриваясь к многочисленным карандашным пометкам. - Вот: "И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна - женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, часто подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают".
Ольга хмыкнула:
- Не хотела бы я попасть в руки этого вашего Маккиавели. Но оставим его. Основной вопрос, интересующий женщин России: почему вы не женаты?
- А вы почему не замужем?
- Я пока не нашла свою, как это принято говорить, вторую половину.
- Ну совсем как я!
- Однако вы два раза были в браке?
- Вы тоже, - парировал Сизов.
Журналистка в первый раз за время беседы смутилась.
- Ну... это индивидуально. Сначала меня бросили, потом я оставила мужа. Просто оказались разными по характеру, по взглядам.
- Вот то же самое произошло и со мной. Вы сказали половинка, а вторая моя жена пыталась стать, как бы это сказать, трехчетвертинкой. А я этого, - он покачал головой, - не люблю.
- Я понимаю, вы лидер, это ясно по всей вашей биографии. Но почему вы расстались с первой женой?
Сизов усмехнулся:
- Это еще проще. Типично офицерский брак. На плечах погоны и билет на Камчатку, все девушки кажутся красавицами, комсомолками и активистками. Ну, а потом выясняется, что ты живешь с каким-то совершенно другим и не очень приятным человеком.
- Вы думаете найти себе спутницу жизни?
- Конечно.
- Каким образом? Может, нашему журналу устроить конкурс?
Сизов расхохотался:
- Проще поместить объявление: "Одинокий холостяк желает соединить судьбу неважно с кем, лишь бы кто позарился".
Они проговорили два часа, в конце беседы, провожая журналистку, Сизов сказал:
- Ну что ж, до скорой встречи.
- Вот как! - оживилась Ольга. - И когда же она состоится?
- Это зависит от того, как быстро вы напишете вашу статью. Ведь цензором буду я.
Через два дня Данилова позвонила в секретариат, и Сизов пригласил ее к восьми вечера. Диктатора Ольга нашла все у того же камина, на обширном диване. Ополовиненная бутылка водки на журнальном столике и расслабленная поза Сизова слегка удивили журналистку.
- Я принесла статью, посмотрите? - спросила она.
Сизов молча показал рукой на диван рядом с собой, но на протянутые бумаги не обратил никакого внимания. Все так же не говоря ни слова, он притянул Ольгу к себе, опрокинул на диван и навалился сверху, подавляя быстро слабеющее сопротивление...
Машина журналистки так и простояла всю ночь у КПП, покрываясь слоем снега.
Это была странная связь. Два сильных характера объединились в один союз. Сизова неудержимо влекло к Ольге как к женщине, а та просто почувствовала огромное одиночество этого сильного человека. Первый раз вместе на людях они показались на новогоднем праздничном балу. Эта была сенсация, о которой только и говорил весь присутствующий бомонд. На встрече с премьером Госсовета Китая Ольга была уже официальной половиной Сизова. Фамилию она сохранила свою, хотя журнал оставила и перешла работать в личную концелярию главы Временного Военного Совета. Первым делом Ольга попыталась изменить имидж своего нового мужа.
- Ты слишком закрыт. Знаешь ли ты, что по популярности среди всех остальных членов ВВС ты всего лишь во второй пятерке?
- Я не кинозвезда, чтобы любоваться своим рейтингом, - попробовал отшутиться Сизов.
- Нет, ты не понимаешь. Знаешь, кто самый популярный в народе среди членов вашей банды?
- Сазонтьев?
- Нет, Соломин. Сазонтьев на втором месте.
- Почему?
- Потому что круглый, добродушный, с чувством юмора. Слово свое держит. Сказал не допущу голода - сделал.
- Ну, а кто там дальше в твоем рейтинге?
- Фокин. Его жутко не любят все телевизионщики, да и вообще, журналисты. Зато среди народа он популярен. Эти его еженедельные брифинги длятся не больше десяти минут, парень улыбчивый, с юмором, что еще нужно нашим баранам? Потом идут Володин и глава Центробанка Анохин.
- А этот-то как туда попал?! - искренне удивился Сизов.
- Ну, он сохранил все вклады, повысил ставки, симпатичный мужик, опять же с чувством юмора. А вот за ним уже идешь ты.
- Ладно, и кто же у тебя на последнем месте?
- Догадайся с трех раз.
- Ждан?
- Точно.
Сизов хмыкнул. Главу ФСБ было трудно обвинить в мужской красоте. Нет, он был рослым и атлетически сложенным мужчиной, но лицом откровенно смахивал на побрившегося бабуина. Глубоко посаженные глаза располагались чересчур близко друг к другу и прикрывались сверху выпирающими надбровными дугами. Сазонтьев как-то на отдыхе шепнул на ухо Сизову, показывая глазами на плещущегося в бассейне Ждана:
- Я как его увидел, так поверил Дарвину, что человек произошел от обезьяны.
Несмотря на всю свою "первобытную" внешность, Ждан был лишен каких-либо комплексов и со страшной силой приударял по женскому полу, отставая по этому показателю лишь от своего предшественника Лаврентия Палыча. Дурная, животная сила так и перла из мускулистого тела фээсбешника.
- Ну и что же ты предлагаешь делать? - продолжил разговор Сизов.
- Почаще появляться на народе, побольше улыбаться. Пару раз принять участие в каких-нибудь неофициальных церемониях, открыть школу или дать старт пробегу на лыжах. Блокада когда-нибудь кончится, надо будет выезжать на Запад. А ты только и умеешь, что в Бане мяч пинать.
Она показала на здоровущий синяк на ноге Сизова. Тот засмеялся. Пресловутая Баня возникла после провала заговора Елистова и Демина. Среди архивов бывшего главы ФАПСИ нашли массу пленок с записями десятков часов сверхсекретных разговоров членов Временного Военного Совета. Чтобы избежать повторения подобного и была создана так называемая резиденция "Ключи". В народе, да и между собой, члены ВВС называли ее просто Баня. Баня там действительно была, и весьма знатная, на любой вкус - финская, русская, римские термы. Больше всего предавался огненным забавам Ждан, он мог не вылезать из парной по часу. Состязался с ним только Сазонтьев, да и то больше из самолюбия, чем по охотке. Кроме того рядом имелся плавательный бассейн, зал тренажеров и спортзал для игры в мини-футбол. Именно там во время очередного матча Сизов и заработал от Ждана синяк. Угнаться за всеми остальными Владимир пока не мог, но зато хорошо стоял на воротах.
Преимущество новой резиденции заключалось в том, что она полностью была защищена от любой прослушки. Все строения, даже парная, были экранированы, и представляли из себя железную коробку, сверху обитую деревом. В парной, в бассейне, на тренажерах порой решались важнейшие дела.
Теперь Сизов смог попристальнее присмотреться к тому, что происходит внутри страны. Прошедшие полтора сумасшедших года она целиком находилась в распоряжении двух людей: премьер-министра Соломина и министра внутренних дел Малахова. Через месяц после переворота все губернии и автономные республики были ликвидированы, страну поделили на двадцать регионов во главе с генерал-губернаторами. Власть их была огромна. Например Седов, глава Восточно-Сибирской губернии, управлял на территории от реки Лены до самого Тихого океана, включая Камчатку и Чукотку. Не везде это разделение прошло гладко, Башкирия и Татарстан полыхнули националистическими бунтами, подавленными быстро и жестоко. С одной стороны такая концентрация власти виделась удобной, легче командовать двадцатью послушными генералами, чем восемью десятками строптивых политиканов. Но и загибы этих "держиморд" порой были чудовищны.
Глава Центросибири Сударкин вбухал бешеные деньги в восстановление музея Сталина в Курейке. Он же возвел для себя под Красноярском царские покои с настоящим гаремом. За эти две "ударные стройки" генерала пришлось расстрелять, дабы другим наместникам неповадно было повторять его подвиги.
Чем больше Сизов погружался в дела, тем больше поражался масштабу мышления Соломина. За короткий срок тот сумел перевернуть страну на сто восемьдесят градусов. Все то, что кормило раньше государство - экспорт, было обрезано санкциями ООН и США. Еще в октябре две тысячи четвертого года во Временный Верховный Совет пришли десять олигархов, главы нефтяных и газовых концернов страны. Это было странное зрелище, словно сошлись в бою две армии. С одной стороны стола - ряд людей в однообразной военной форме, по другую сторону - десять человек в не менее однообразных костюмах, пошитых самыми престижными кутюрье мира, в строгих галстуках и белоснежных рубашках. Разговор начал Артур Андриевский:
- Господа, мы хотим, чтобы вы воспринимали нас не только как ходячие тугие кошельки, но и как главных двигателей прогресса в России. Мы даем работу половине работоспособного населения страны. Ежегодно бюджет на треть пополняется за счет налогов с нажитого нами и нашими работниками капитала. Именно поэтому мы попросили принять нас. Нас беспокоит положение страны, прежде всего в экономической области. Из-за введения эмбарго государство лишается основного притока валюты, а значит, и доходов. Впереди нас ждет финансовый крах, хаос, нищета и голод. Это будет похлеще, чем на Кубе или в Северной Корее.
- И что вы предлагаете? - спросил Сизов.
- Надо идти на компромиссы с Западом. Нет-нет, не принимать их ультиматум, - Андриевский даже поднял вверх ладони, успокаивая оживившихся офицеров, - а просто гибко лавировать. Пойти на ряд уступок. Например, можно пожертвовать Чечней и предоставить ей автономию, а за это выторговать хотя бы возможность продавать свою нефть.
- Значит, вы считаете, что нам не выжить без западных подачек?
- Ну, можно называть их подачками, можно траншами, суть от этого не меняется, - сказал, пожимая плечами, Альфред Кашинский. Полноватый информационный магнат имел неприятную особенность улыбаться по делу и без дела, в радости или, как сейчас, в беде. - Без этого нам пока не обойтись.
- А если не воровать? - спросил Соломин. - Мы пошли вам навстречу, снизили налоги до тридцати процентов с прибыли. И что мы имеем в ответ? По-прежнему черный нал, двойная бухгалтерия. Не так ли, господин Кашинский?
Магнат заметно побледнел:
- Почему вы так решили?
- Мы не решили, мы точно знаем, как вы это делаете, с кем и куда исчезают неучтенные финансы. Полмиллиарда долларов вы вывезли из страны только за последние два месяца.
В разговор вступил Сизов.
- Мы предупреждали, что продолжение подобной практики будет караться по всей строгости законов военного времени.
В ту же секунду открылись двери, и два офицера, подойдя к Кашинскому, ловко и быстро заломили ему руки и выволокли из комнаты. Чуть погодя, в невольно наступившей тишине, все расслышали отдаленный пистолетный выстрел. Из всеобщей оторопи олигархов вывел голос Сизова.
- Но продолжим наш разговор. Насколько я понял, вы на данный момент не в состоянии управлять своими финансовыми и производственными делами. Мы решили пойти вам навстречу и согласны национализировать ваши предприятия, банки и фирмы.
- Но вы же заявляли нам тогда, в июне, что гарантируете... сохранность частной собственности! - срывающимся голосом заявил Андриевский.
- Да, но вы же сами только что заявили, что не способны в условиях блокады продолжать свою деятельность!
- Мы говорили не про это. Мы говорили о путях вывода России из политического кризиса, - резко заявил Шахновский, глава Газпрома.
- А вам незачем соваться в дела политики. Россия будет в блокаде еще не один год, так что привыкайте.
- Знаете, есть такая фраза: "Политика - это концентрированная экономика", - напомнил Андриевский.
- Вот именно, - подтвердил Сизов. - Именно поэтому мы и затеяли всю эту заваруху с переворотом. Россия должна перестать жить на деньги богатого дядюшки с Запада.
- Но это сейчас невозможно!
- Мы думаем иначе. Виктор Андреевич, ознакомьте господ финансистов с нашей экономической программой.
- Ну, тут все внешне просто, - начал свою речь Соломин. - Есть три кита, на которые мы намерены опираться: строительство, сельское хозяйство и снабжение энергоносителями. Только треть страны газифицирована, это наш позор. Дальний Восток и Камчатка не имеют своих нефтеперерабатывающих заводов. Это также полный идиотизм. Естественно, что строительство дальних нефте- и газопроводов вызовет рост производства труб, а значит, и черной металлургии. Затем строительство. Две трети населения страны нуждаются в улучшении условий проживания. Мы намерены, как минимум, в десять раз увеличить финансирование индивидуального строительства, особенно дорог и жилья в сельской местности. И это даст не только рост производства кирпича и бетона, но и сопутствующей техники: кранов, подъемников, оборудования для кирпичных заводов, производства красок, обоев и прочего. Ну и сельское хозяйство. На первое время все усилия сосредоточим на наиболее рентабельных хозяйствах - птицефабриках и производстве зерновых.
- Но главное сделано еще в июле, - перебил премьера Сизов. - Издан закон, разрешающий покупать и продавать землю.
- Ну как же, "Декрет о Земле", - с кривой усмешкой заметил Шахновский. - Только вся эта голытьба кинулась сейчас же пропивать свою землю.
- Это пена, - ответил Соломин. - Вы правильно заметили - голытьба. Не они накормят Россию.
- Ну так что, господа? Есть желание поработать на важном фронте во благо страны?
Говоря это, Сизов чуть усмехнулся. Он слишком хорошо знал этих людей. ФАПСИ с первых дней после переворота взяла десятку под плотный колпак слежки. Большинство из них все это время занималось только одним - попытками вывезти из страны как можно больше валюты.
Вместо ответа Шахновский молча поднялся и пошел к двери. За ним последовали все остальные магнаты. За столом остался только один из олигархов - Андриевский.
- Вы знаете, у меня полтора десятка кирпичных заводов, - заявил он. - Так что я не прочь содействовать вашей строительной программе.
- Хорошо, мы рады этому, - сказал Соломин и кивнул своей круглой головой.
Во дворе олигархов ждало неприятное зрелище. У стены, под строительными лесами, окружившими Большой Кремлевский дворец, лежало тело Кашинского.
- Нет, надо бежать из этой страны и немедленно, - шепнул один из финансистов, Рубин, Шахновскому.
- Куда бежать, мы под колпаком, ты разве не понял? - зло отозвался тот.
Наблюдая из окна за исходом финансовой гвардии России, Сизов заметил:
- Лучшие мозги России - семь евреев и татарин. Смешно.
На этом неприятности для олигархов не кончились. Оказалось, что за время, пока они беседовали с руководством Временного Военного Совета, в их офисы успели вломиться энергичные молодые люди с погонами офицеров и штатскими манерами. Процесс национализации начался незамедлительно.
Горячие головы предлагали национализировать все, вплоть до последних парикмахерских и магазинов, но Соломин на это не пошел.
- Как раз мелкооптовая торговля у наших "бизнесменов" получается лучше всего. Пусть себе торгуют.
Самой трудной проблемой было оторвать рубль от курса доллара. Раньше, при социализме, это удавалось чисто искусственными мерами. Теперь же Соломин объявил о переходе рубля на золотой номинал. Одновременно была разрешена свободная продажа золота. Ожили Колыма и Магадан, курс золота неизменно рос, и добыча ценных металлов перестала приносить убытки. Первоначально возник обширный теневой валютный рынок, но нефтяной кризис сильно подорвал доверие к доллару, тот подешевел настолько, что фарцовщики начали более охотно брать за единицу расчета евро. Большую часть добытого золота закупало государство, устроив жесточайшую войну "Ингуш-золоту" и всем остальным подпольным цеховикам-перекупщикам. Одновременно Временный Военный Совет утвердил "Земельный кодекс", разрешающий свободную продажу и скупку земли. Специальный Земельный банк должен был обеспечить операции живыми деньгами. Идея едва не закончилась крахом. Тысячи колхозов, совхозов и фермеров бросились в банк, выпрашивая ссуды под залог своих земельных угодий. Уставного капитала оказалось слишком мало. Тогда волевым приказом Соломин перевел дополнительные средства из Центробанка, что и спасло аграрных банкиров. Из-за этого решения Соломин надолго вошел в конфликт с директором Центробанка Анохиным, и лишь вмешательство Сизова разрешило этот небольшой, но принципиальный кризис.
Пришлось прибегнуть и к традиционным формам пополнения казны еще со времен Ивана Грозного - введению государственной монополии на продажу спиртного. Спиртовая мафия развязала настоящую войну за сохранение своих привилегий, но была уничтожена под корень апробированными методами бывшего танкиста Доронина.
Приток медикаментов из-за рубежа иссяк, и теперь уже государству пришлось искать возможности производства в стране нужных лекарств или закупать их через третьи страны и вводить на них фиксированные, заранее убыточные цены. И тут же, мгновенно, появился теневой рынок медикаментов, бороться с которым было очень сложно.
Самыми трудными были первые полгода после введения эмбарго. Встали целые отрасли промышленности, например, автомобилестроение. Замер конвейер ВАЗа. Сотни машин так и остались на потоке без импортных комплектующих. Застыли нефтяные "качалки", все хранилища были заполнены "черным золотом". В Тюмени и Поволжье нефтяным магнатам удалось спровоцировать рабочих на забастовки, испугав их неизбежной потерей длинного рубля. Забузили было и в Тольятти, но Соломин лично побывал на местах и спокойно и уверенно разъяснил забастовщикам политику своего правительства. Собрав в Москве директоров крупнейших производств, пострадавших от введения эмбарго, премьер-министр быстро разъяснил им существующее положение вещей:
- Эмбарго, это всерьез и надолго. Ищите смежников и покупателей внутри страны. Длинного доллара больше не будет.
Первый полностью отечественный автомобиль сошел с конвейера в Тольятти уже зимой. К этому времени цена на бензин упала до невероятно малых величин. На фоне общемирового энергетического кризиса эти цены выглядели, как сказки Шахерезады. Булка хлеба стоила в несколько раз дороже, чем литр бензина. На автомобильном рынке наблюдался ажиотажный спрос. Новые машины расхватывали, как горячие пирожки. Основными покупателями стали офицеры, получившие соответствующие дотации, и фермеры, старающиеся приобрести на полученные кредиты как можно больше техники.
Гораздо труднее решались вопросы с продовольствием. Крупные города типа Москвы и Питера привыкли кормиться поставками из-за рубежа. Столичные экспедиторы рванулись в российскую глубинку, сметая за баснословные для тех мест цены говядину и свинину. Но Россия никогда бы не смогла прокормить себя, если бы не поставки китайского риса, мяса и пшеницы. Удавалось закупать пшеницу и совсем уж в экзотических странах вроде Египта, через посредничество все того же Китая. Россия расплачивалась со своим южным соседом бензином, дешевым электричеством, поставкой оружия и поддержкой политического курса Поднебесной в отношении Тайваня. На рынок России хлынул поток дешевых китайских товаров. Трикотаж и электроника, знаменитые китайские термосы и велосипеды, все то, что перестала закупать Америка, перекочевало теперь в Россию.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что введение эмбарго даже помогло решить некоторые проблемы с продовольствием. Весь рыболовецкий флот страны лишился своих иностранных заказчиков. С упорством, достойным лучшего применения, десятки патрульных самолетов и кораблей ВМС США следили за тем, чтобы не дай Боже какой-нибудь русский траулер не перегрузил выловленную селедку на борт американской плавбазы. Поневоле рыбакам пришлось развернуться в торговле вглубь страны. Магазины и рынки оказались завалены дарами моря. Прилавки украшали десятки сортов рыбы, кальмары, креветки, гребешки, мясо криля и громадные тихоокеанские крабы, даже не подозревавшие о существовании своих геометрически правильных родственников.
Первое время из-за конфликта вокруг Курил Япония полностью исчезла из числа покупателей рыбных продуктов России. Но война постепенно сошла на нет, и миллионы привередливых японцев снова пожелали увидеть на своем столе традиционные продукты моря. Морская акватория восточнее Шикотана из-за радиактивного заражения оказалась непригодной для добычи рыбы и крабов. Тогда армада браконьерских судов по привычке ринулась в территориальные воды России. И обнаружила неприятный сюрприз. Если раньше пограничники испытывали дефицит горючего и быстроходных кораблей, то теперь и того и другого у них хватало. Появились новые суда на воздушной подушке, переоборудованные под сторожевики суда на подводных крыльях. Кроме того, были задействованы авиация и вертолеты. Наглухо перекрыв кислород браконьерам, дальневосточный губернатор Молодцов выждал два месяца, а затем встретился в открытом море с одним из крупнейших японских торговцев рыбой.
- Господин Ясухаро, вам нужны рыба и крабы, нам же нужна валюта. Давайте договоримся так: мы вылавливаем рыбу, вы дожидаетесь нас в условленной точке, и когда небо над нами будет чистым от американских спутников, перегружаем ее на ваши суда. Таким образом вы получаете рыбу и избегаете штрафных санкций США. Технологию мы отработаем, как вам сам принцип?
Японец не задумался ни на секунду:
- Мне очень нравится этот ваш принцип. Цены на рыбу и крабов у нас сейчас таковы, что их выгодно транспортировать даже из Норвегии, не то что с Курил.
- О цене мы договоримся.
- Я в этом уверен.
- Только валюта нам нужна наличными.
- Я не секунды в этом не сомневался, - вежливо осклабился в улыбке Ясухаро.
Технологию они действительно отработали до совершенства. Несколько японских сейнеров болтались в нейтральных водах рядом с громадной плавбазой. Тут же, недалеко, промышляли и русские суда. Когда получался интервал в наблюдении из космоса, в воду с российской плавбазы опускались громадные кошельковые неводы, под завязку забитые рыбой. Подцепить их и отранспортировать на свою плавбазу японским сейнерам не составляло большого труда. Полученной выручкой Молодцов делился с Москвой, и это устраивало всех.
На основные продукты питания, ввозимые из-за рубежа: хлеб, сахар, рис, - пришлось установить фиксированные цены. Для того чтобы торговцы их не взвинчивали, объявили жесткие меры штрафных санкций. Во всех городах были расклеены номера телефонов, по которым можно было "настучать" на торгашей.
Индийский чай исчез с прилавков, его целиком и полностью заменил китайский. Непривычный вкус последнего вызывал ругань и многочисленные шутки и анекдоты, но другого чая просто не было. Наиболее же возросли цены на кофе. Его закупали через третьи страны, и редко какая семья могла позволить себе купить большую банку. С сахаром было полегче, его, не афишируя, завозили с Украины. Это было настолько выгодно для обеих стран, что соседи-хохлы откровенно чихали на все эмбарго. Конечно же, подорожал шоколад. Его начали производить гораздо меньше, но витрины были им просто завалены, настолько кусались цены. Зато карамель на этом фоне смотрелась дешевой.
В первый же год Соломин сделал упор на кооперацию. Торгово-закупочным предприятиям внутри страны были предоставлены такие льготы, что они начали расти как на дрожжах. У населения скупали все: мясо, ранние овощи, картофель. Если раньше дачники закапывали большую часть урожая яблок в землю, то теперь с нетерпением ожидали многочисленных машин, скупающих фрукты ведрами. Подпорченные яблоки шли на вино, все остальные "разметали" города-миллионеры. Охрану дачных поселков взяли на себя дюжие парни из Союза молодежи. Наиболее рьяных воришек при попустительстве милиции просто забивали насмерть, остальных связывали, вешали на шею табличку: "Вор" и, украсив похищенными овощами, в таком виде водили по городу. Перестали воровать и цветной металл, просто не было возможности вывезти его из страны. Для сотен тысяч наркоманов, живших за счет мелкого воровства, наступили черные времена.
Весной две тысячи пятого года под картошку были вспаханы грандиозные площади. Народ, почувствовавший нехватку продовольствия, как всегда решил надеяться не на государство, а на себя. Помог и Бог, в этом году собрали огромный урожай пшеницы. Это позволило запустить на полную мощность производство комбикормов. Заработали птицефабрики, к концу две тысячи пятого года отечественная птица полностью заменила "ножки Буша". Дешевые корма и топливо вызвали ответную реакцию. Поголовье личного скота у крестьян выросло в несколько раз.
Потихоньку, но начал наблюдаться подъем и в производстве. Газопроводы развернули на восток, стальные магистрали требовали сотен тысяч тонн стальных труб. Разработка нефти на шельфе Сахалина, производство цемента, кирпича и бетона вызывали ажиотажный интерес. Соломиным был создан специальный "Стройбанк", кредитовавший индивидуальное строительство. Беспроцентные ссуды давались на десять и двадцать лет, получило развитие ипотечное кредитование. Были введены новые нормы индивидуального строительства. Непременно предусматривалось снабжение дома водой и канализацией, размер участка предполагался не менее десяти соток.
Уже никто не строил одноэтажных домов, российские деревни и городские пригороды неуклонно тянулись вверх.
Эмбарго имело еще один неожиданный плюс для промышленности. Отпала необходимость платить за новые ворованные технологии. Промышленный шпионаж достиг грандиозных размеров. Кроме хакерной команды ФАПСИ им занимались еще множество организаций в ФСБ и во всех остальных спецслужбах. Если технологии было мало, то через третьи руки за бешеные деньги закупалось и оборудование, приглашались иностранные специалисты. Бедный Кашинский так и не узнал, что полмиллиарда долларов, поставленные ему в вину, были переведены на счета с небольшой пометкой: "На предъявителя". Наследники нашлись быстро, но никто из них не носил фамилии безвременно почившего олигарха.




ЭПИЗОД 64
Кроме экономики самое пристальное внимание Сизова привлекла идеология. После переворота ему некогда было подолгу смотреть телевизор, знакомство с прессой ограничивалось двумя-тремя газетами. Радио он слушал исключительно из-за "бугра", его интересовала реакция Запада на действия ВВС. В этих передачах удивительно точно определялись болевые точки Европы, всего западного мира с его идеологией, шкалой ценностей и устоявшимся за века распорядком жизни. Но пришло время, когда Диктатору захотелось поглубже разобраться во всей этой не понятной ему механике идеологического механизма.
Три дня подряд Сизов провел у телевизора, попутно читая газеты. Все четыре канала показались ему на одно лицо. Одинаковая, суховатая подача новостей, огромное количество юмористических передач, комедий, импортных и отечественных, много спорта и мало так называемого "негатива". Навсегда исчезли из сетки вещания передачи-катастрофы вроде "Дорожного патруля" или "Шестисот секунд". Теперь о всякого рода происшествиях сообщали только в вечерних новостях, крайне скупо и без смакования подробностей. В общем-то, телевидение Сизову понравилось, но удивило огромное количество сериалов на историческую тему. Фокин умудрился пустить в дело почти всего Пикуля. Все это было красочно, костюмировано, с превосходной игрой актеров и крепкой режиссурой.
Гораздо больше вопросов у Диктатора вызвали газеты. Читать их было почти невозможно. Официальные новости подавались предельно сухо, казенным языком. Проблемные статьи появлялись только о сельском хозяйстве да промышленности. Зато шел вал восхваления доблестной милиции и героической армии.
- Слушай, Оля, - сказал Сизов жене. - Я что-то не пойму, журналисты не то боятся ментов, не то их жутко любят? Одни панегирики. Если судить по этим статьям, то преступность у нас должна быть искоренена в корне и навсегда. Под каждым фонарем стоит по милиционеру, и любая кража раскрывается через пять минут.
- А кому охота искать на свою шею приключений? - ответила Данилова, закуривая и располагаясь с бокалом шерри на другом конце памятного дивана. - Ты дал ментам столько полномочий, что они заткнут рот всякому, кто хоть слово скажет против.
- Ты это серьезно?
- Вполне. Только из моих близких знакомых пять человек были избиты, один совсем пропал без вести, - Ольга закурила и, после небольшой паузы, продолжила: - Признаться, он был мне небезразличен, поэтому я все это восприняла так болезненно.
- Как его звали?
- Игорь Никитский. Он работал в "Труде", раскопал что-то о злоупотреблениях на городских рынках, говорил, что есть интересный материал, а потом исчез без следа.
- Это интересно. Надо натравить на это дело внутреннюю полицию.
- Не верится что-то.
Сизов внимательно взглянул на жену. Эта женщина действовала на него, как наркотик. Он не мог на нее спокойно смотреть, а сама Ольга, хоть и жила с ним под одной крышей, все-таки оставалась на некотором отдалении от него, как сейчас, на одном диване, но на другом краю. Он сделал приглашающий жест рукой:
- Иди сюда.
Взгляд Сизова, характерное выражение его лица безошибочно подсказали Ольге, что именно Диктатор подразумевал под этими словами. Она поднялась и, расстегивая халат, со вздохом сказала:
- До сих пор у меня в наших журналистских кругах была репутация ненасытной бабы. Но, кажется, ты обломал и меня.
На следующий день Сизов лично прибыл в Останкино. Он любил такие неожиданные визиты, они открывали порой много интересного. Сизов не раз слышал о своеобразных методах правления Фокина. За первые полгода он умудрился разогнать половину персонала Останкино, сортируя его по двум принципам: долой "голубых" и евреев. Почувствовав свою власть и ответное сопротивление своеобразной "голубой" оппозиции, Андрей просто-напросто озверел и натравил на них спецотдел ФСБ с тогда еще мало кому известным полковником Жданом. Тот быстро пересажал на длительные сроки с десяток редакторов музыкальных программ, припаяв им статью за получение взяток. Из эфира навсегда пропали певцы, активно проповедовавшие нетрадиционную ориентацию. Иголка, воткнутая Сазонтьевым в обтянутый колготками зад "голубого принца", вызвала последнюю лебединую песню этого направления искусства.
- Стране нужны воины, а не педерасты, - коротко и емко заявил Фокин на одном из своих еженедельных брифингов. Сизов не мог понять, откуда у рафинированного, в третьем поколении интеллигента, выпускника МГИМО появилась эта манера изъясняться грубоватым солдатским стилем. Но надо было отдать Андрею должное: его брифинги получали рейтинг не ниже, чем многочисленные развлекательные передачи. Сарказм и остроумие Фокина порой имели больший пропагандистский успех, чем многочисленные газетные статьи и нудные передачи официальных аналитиков.
Еще на подходе к кабинету Фокина Владимир услышал интонации явного разноса. Чуть приоткрыв дверь, Сизов с интересом наблюдал за всей сценой. Андрей орал во всю глотку, и таким Сизов его никогда не видел. Жертвой главного идеолога был маленький человек с несуразно большой и абсолютно лысой головой.
- Это у тебя не Потемкин, а какой-то Казанова! Конь в штанах!
- Но он же такой и был.
- Может, он такой и был, но мне нужен фильм о покорении Крыма и строительстве Черноморского флота, а не о покорении всех б... от Петербурга до Стамбула. И Хохлов эту роль не тянет!
- Я понимаю, но зато какая фактура!
- Плевать мне на фактуру! Ты бы еще Шварценеггера пригласил на эту роль. Пересними все, на главную роль возьми Титова.
- Но он же в "Екатерине" играл Григория Орлова?
- Не важно, загримируй, он сыграет все что угодно, хоть саму Екатерину.
В этот момент Фокин заметил, что кто-то подсматривает в приоткрытую дверь. Сгребя со стола папку, он запустил ее в сторону любопытствующего, но не попал.
- Закрой дверь, мерзавец! - крикнул Андрей.
Появление Сизова он никак не ожидал, но смутился по минимуму, на какую-то секунду.
- А-а... это вы, Владимир Александрович. Я думал, кто-то из наших балбесов подсматривает.
Режиссер будто растворился в воздухе. Пожав руку главному идеологу страны, Сизов, усаживаясь в кресло, спросил:
- Лютуешь?
- Да, приходится. Поголовье дураков в России, несмотря на все стерилизации, неуклонно растет.
- Кстати, тебе не кажется, что ты перекармливаешь зрителя этими своими историческими эпопеями? Я вчера видел их по всем четырем каналам, в голове аж все смешалось, Екатерина, Елизавета, графья и князья.
- Ну, мы вообще-то заказали десять таких сериалов, по пятнадцать серий в каждой. Пока готовы шесть. Надо же воспитывать страну в гордости за свое прошлое. Особенно молодежь.
- Все верно, только вот как раз о молодежи я и хотел с тобой поговорить. Что ты думаешь о Союзе молодежи? Я посмотрел хронику прошлого года, это просто гитлер-югенд какой-то.
Фокин тяжело вздохнул, закурил сигарету.
- Я сам не могу спокойно смотреть на это все. Особенно новогоднее факельное шествие по столице. Прямо Нюрнберг тридцать восьмого. Но сделать ничего не могу. Прямые патроны Союза Ждан и Малахов. Создавалось-то все с хорошей идеей - помочь молодым в подготовке к службе в армии. Ну, а вылилось все вот в это. Погромы кислотных дискотек, отлавливание проституток с последующим купанием в дегте и перьях. Уличную шпану они почти ликвидировали, но какими методами!
- Да, перегибы серьезные.
- Просто в Союз ринулись те, кто раньше примыкал к фашистам и националистам. Союз их всех устроил.
- Значит, ты к его созданию не причастен?
- Нет. Я только подал идею.
- Ладно, и это уже хорошо. Теперь скажи, не кажется ли тебе, что у нас слишком много передач, восхваляющих офицерство, армию?
Фокин с изумлением посмотрел на Диктатора.
- Но два года назад вы наоборот говорили, что надо поднять престиж армии! Мы это сделали. Конкурс в военные училища больше, чем в ГИТИС, когда такое было?
- Нет, все это хорошо, но... - Сизову не хватало слов, и он по привычке поднялся и начал расхаживать по кабинету, - понимаешь, это уже как переслащенное варенье, до приторности. Не боишься обратного эффекта?
Андрей пожал плечами:
- Пока нет. Главное, что мы сумели оторвать большую часть молодежи от поклонения западной культуре, да и просто вырвать из плена наркотиков.
- Ладно, пока оставим это. Меня больше волнует другое. Ты что-то сильно перегнул с национальным вопросом. Соломин говорил, что ты хотел закрыть в Татарии и Башкирии все газеты на национальных языках, медресе и чуть ли не запретить местное вещание?
Фокин упрямо насупился.
- Все эти медресе просто кузница кадров для боевиков-исламистов. А предлагал я это сделать во время той зачистки в Чечне, на всякий случай.
- Пойми, Андрей, присматривать за экстремистами - дело ФСБ, а тебе нельзя разжигать ненависть в сердцах. Так что не свирепствуй. Нам не нужны новые Чечни в центре России. С национальным вопросом будь поосторожнее, это я тебе не приказываю, просто очень прошу.
- Хорошо, посмотрим внимательнее, что у них хорошего и что - не очень.

В тот же зимний вечер в одном из московских районов на углу у двенадцатиэтажной высотки стояли двое парней. Было холодно, и оба невольно начали исполнять некое подобие странного танца. Одеты они были одинаково, в короткие кожаные куртки на меху, джинсы и высокие армейские полусапожки-берцы. Головы подростков прикрывали черные вязаные шапки типа "горшок" плотной двойной вязки. Большой круглый значок-кокарда на груди с цветами национального флага дополнял своеобразный наряд. Любой из жителей столицы по этому облачению мгновенно приписал бы юнцов к дружинникам Союза молодежи.
- Где же этот твой Витек? - спросил один из подростков, тот что повыше.
- Откуда я знаю, должен был прийти полчаса назад.
- А позвонить ему нельзя?
- Нет у него телефона.
- Черт, Серый съест нас со всем дерьмом!
- О, идет!
- И не один.
Из-за угла действительно вывернулись двое, оба невысокого роста, в той же молодежной униформе.
- Ты что так долго?! Охренел, что ли?
- Леха, ей-богу не виноват, папан прицепил, совсем не хотел отпускать. Загнал в спальню и запер. Хорошо вот Мирон зашел, вытащил меня. Кстати, знакомьтесь, Вовка Миронов, или просто Мирон. Он в Москве всего две недели, переехали из Молдавии.
Столичные пацаны с любопытством рассматривали новичка. Невысокий, щупленький, с несколько растерянной улыбкой на губах. Но надо было спешить, и Леха скомандовал:
- Пошли, сейчас ротный нам такой втык пристроит, мало не покажется.
Путь их был недолог, через два квартала они поднялись на крыльцо, пристроенное к торцу пятиэтажки с вывеской "Опорный пункт порядка". В большой комнате было жарко и висел занавес табачного дыма. Человек тридцать молодых парней в возрасте от пятнадцати до двадцати хохотали над анекдотом, рассказанным самым старшим из них, высоким красивым парнем с красным шевроном на рукаве. Увидев опоздавших, он насмешливо воскликнул:
- Боже мой, кого я вижу! А я думал, вы уже драпанули к финской границе.
Леха и его попутчики смутились. Ротный командир и будущий философ Сергей Александров по кличке Серый учился на третьем курсе МГУ. Своим интеллектом и циничным складом ума он приводил в восторг подопечных, парней крепких, но не блещущих начитанностью и остроумием. При этом Серый имел черный пояс по каратэ и пальцами спокойно гнул монеты, фокус, на который не был способен ни один из его волонтеров. Кличку свою придумал сам, выводя ее не из имени, а из характера любимого зверя. Серый в свое время пришел в Союз молодежи просто из любопытства, но потом втянулся. Власть и обожание сотни парней пьянили его, как вино или наркотик. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, он никогда не ругался матом, а своих подчиненных изводил отточенным, литературно выверенным ехидством.
- Да это все Витька, его ждали, - с досадой сказал Алексей.
- Пахан взбеленился, не пущу, говорит, и все. Еле выбрался из дома... - оправдываясь, вздохнул Виктор.
Серый тут же прервал его:
- То, что твой папандреу несознательный элемент, мы все знаем. Но пятая глава устава гласит: "Солдат Союза молодежи, дав слово, всегда держит его". Так что ты должен был хоть из шкуры вывернуться, но прийти вовремя. Еще одно опоздание, и я вышвырну тебя из роты к чертовой матери. Кстати, кого это вы с собой привели?
- Это Мирон, мой сосед, - заторопился с объяснениями Витька. - Он из беженцев.
Серый окинул взглядом новичка. Невысокий, худенький, с небесно-голубыми глазами и белесыми бровями.
- Откуда?
- Из Молдовы.
- Ну и как там?
Мирон пожал плечами:
- Да нормально.
Ему показалось, что всех разочаровал его ответ, от него явно ждали чего-то другого. Серый поморщился и взглянул на часы:
- Ладно, чего зря время терять. Пора идти.
Он обернулся к Витьку:
- Ну, не забыл, где норка этих козлов?
- Нет, ты что!
- Тогда веди, С-сусанин! Кулик, командуй.
- Первый взвод, выходи строиться! - рявкнул рослый взводный.
Под дружный гогот тридцати луженых глоток вся дружина вывалила на улицу. Шли колонной по трое, не в ногу, засунув руки в карманы. Это был так называемый вольный стиль московских дружин правопорядка. В Питере предпочитали ходить, засунув в карман правую руку, левой при этом делая четкую строевую отмашку. Красноярские "абреки" носили непременные шарфы цвета российского флага, а во Владивостоке из-под любой одежды и в любую погоду должна была торчать тельняшка.
Народ при виде стройной толпы "союзников" шарахался к краям тротуаров, связываться с ними не хотелось никому. Через десять минут Витька подвел товарищей к обычному пятиэтажному дому постройки хрущевских времен.
- Здесь, - он кивнул на подвальную лестницу с торца дома.
- Еще выход есть?
- Да, с другой стороны.
Серый оглянулся назад:
- Кулик, заткни одним отделением ту дыру.
Десять человек тотчас отделились от толпы и скрылись в темноте. Остальные подошли к двустворчатым, обитым жестью дверям. Серый приложил ухо к двери, прислушался и удовлетворенно кивнул головой:
- Здесь они!
Мирон понял, что роли в бригаде распределены давно. В правой руке своего соседа он увидел полуметровый металлический прут с характерной ребристой структурой арматуры, проглядывающей даже через несколько слоев изоленты. В левой руке он держал фонарик. Точно так же были вооружены и все остальные "союзники". Серый посторонился, и два самых мощных дружинника с разбегу врезались в двери. Засов изнутри устоял, но не выдержали петли. С грохотом дверь завалилась, где-то вдалеке мелькнул слабый свет, затем раздался истошный женский визг. Свет впереди погас, но дружинникам он уже был не нужен. Тройками врываясь в дверь, они разбегались по отсекам хитроумной конструкции подвала. Впереди Мирона пляшущие огни фонарей высвечивали бетонные закоулки, раздавались крики, возбужденно-агрессивные и болезненно-панические. Об первого завсегдатая подвала он просто споткнулся, почувствовал под ногами что-то мягкое, податливое. Пробегавший мимо дружинник посветил на пол, и Мирон увидел лежащего на боку человека, по пояс голого, худого, с черной бородой и длинными волосами. Лицо его было запрокинуто и залито кровью, рука неестественно закинута назад.
"Хиппи", - понял Мирон. Дружинник побежал дальше, и Мирон поспешил за ним вперед, он просто боялся оставаться один на один с этим окровавленным человеком. Спотыкаясь и поминутно наталкиваясь на шероховатые бетонные стены, он шел вперед. В одном из отсеков двое дружинников старательно и с душой пинали обнаженного парня. Фонариком им подсвечивал третий. Мирон, присмотревшись, понял, что это его сосед, Витька. Выглядел он довольным, кивнув на избиваемого, пояснил:
- Голубой, пидорюга!
Мирон пошел дальше. Кое-где под ногами хлюпала вода, пахло откровенной канализацией. Похоже было, что рейд подходил к концу, криков больше не слышалось, где-то впереди уже звучал смех. Лиц Мирон не видел, слышал только возбужденные голоса:
- Блин, вот они куда ушли, здесь дверь в подъезд открыта!
- Двое еще в отдушину нырнули, я одному хорошо так по заднице прутом достал!
- Вонища какая-то, не то уксус, не то ацетон.
- А ты не понял, что ли? Ханку варили.
Откуда-то сбоку раздался громкий голос Серого:
- Осмотреть подвал, все закоулки.
Лучи фонарей снова пришли в движение, а Мирон все так же на ощупь начал пробираться вперед. Вскоре он увидел более сильный свет. Горела обычная лампочка, подвешенная к потолку. Судя по всему, в этом большом отсеке был центр притона. Два старых, продавленных дивана, пара ящиков и плитка на одном из них - вот и весь интерьер подвального клуба. Опрокинутый ковш с мутным варевом, грязные шприцы и развешенные на проводе тряпки с пятнами засохшей крови, пара резиновых жгутов - все это не оставляло никакого сомнения, чем занимались завсегдатаи подвала.
В самой комнате находились двое, Серый и тот самый взводный, Кулик. Сначала Мирон не понял, что они делают. Сосредоточенно и осторожно Серый разворачивал небольшой полиэтиленовый пакет.
- Блин, да это же гера! - тихо сказал он. - Вот удача!
- Сколько?
- Десять чеков.
- Как делить будем?
- Шесть ментам, четыре нам... Хотя нет, хватит им и четырех чеков. Остальное загоним. Он сейчас стоит в десять раз дороже ханки...
В это время за спиной Мирона послышались возбужденные голоса, полоснули лучи фонарей, и он вынужден был шагнуть в освещенную зону. Серый даже немного вздрогнул, настолько бесшумно и неожиданно выросла из темноты фигура новичка.
- А это ты, молдаванин... - протянул ротный.
"Видел он что или нет?" - мелькнуло в голове студента-философа. Большую часть найденных наркотиков дружинники сдавали милиции, для отчетности, но некоторую их долю ротный обычно припрятывал и сбывал студентам из своего общежития, в основном африканцам.
Серый еще размышлял над тем, что видел этот пацан, когда в отсек с шумом ввалились трое "союзников". Под руки они заволокли и бросили в угол того самого парня с бородой. Теперь было видно, что хиппи пришел в себя. Сквозь падающие на глаза окровавленные слипшиеся волосы он затравленно озирался по сторонам.
- Во, заполз в уголок и думал, что мы его не найдем! - радостно доложил один.
- Встань, сука! - крикнул на хиппи Кулик.
Тот с трудом повиновался. Кулик ногой отодвинул в сторону ящик и встал перед старожилом подвала в каратистскую стойку. Резко развернувшись на триста шестьдесят градусов, он ударил хиппаря ногой в солнечное сплетение. Тот отлетел обратно в угол и застонал от боли. Дружно заржавшие дружинники одобрительно захлопали в ладоши. Кто-то даже крикнул:
- Браво!
Но Серый поморщился.
- Нет, сколько тебя можно учить?! Надо точней выбирать расстояние. Ты же его только толкаешь, а концентрация удара должна приходиться сантиметров на пять вглубь тела. Поднимите эту падаль!
Хиппи снова поставили на ноги. Теперь он стоял, чуть покачиваясь и настороженно глядя на нового мучителя. А Серый без предварительных церемоний настолько быстро крутанулся и ударил его ногой в грудь, что пленник не успел прикрыться руками, а захрипел и свалился на пол.
- Видишь, - пояснил Серый. - Вся энергия ушла в удар, а не в толчок? Ребра я ему точно сломал. Все понял?
- Да.
- Повтори.
Живую грушу снова подняли. Бородач еле стоял на ногах, и по лицу было видно, что дышал он с трудом. Серый оказался прав, два ребра своей жертве он сломал. Кулик повторил удар с разворотом, но опять не так. Для очередного показательного удара Серого бородача уже пришлось держать под руки. Ноги у него подламывались, на губах виднелась кровь.
- Показываю последний раз, - сказал ротный, с явным превосходством оглядываясь по сторонам. - Сейчас этот мешок с костями ляжет и уже не встанет...
- Хватит! - резко крикнул Мирон. - Нельзя же так!
Серый удивленно развернулся в его сторону.
- Что ты сказал?
- Хватит, он же человек, ему же больно!.. - В возбуждении Мирон стянул с головы шапочку, ему было жарко и страшно. Словно приняв от него вызов, снял свою шапку и ротный.
- Он не человек, он отброс общества. Уничтожая таких, как он, мы делаем благое дело. Все эти голубые, панки, металлисты - все они разносчики сифилиса и СПИДа. Русское общество должно избавиться от этой нечисти. И мы, дружины Союза молодежи, санитары общества. Мы уничтожаем всю эту грязь и нечисть и расчищаем путь грядущим поколениям.
Серый говорил страстно, убедительно, красивым литературным языком. Мирон оглянулся и увидел горящие глаза остальных парней. Он упрямо качнул головой и сказал:
- Все равно так нельзя. Только бандиты так делают. Это я точно знаю.
- Значит, ты против Союза молодежи? Зачем же тогда пришел сюда? Здесь, - Серый картинно показал рукой в сторону остальных "союзников", - только настоящие парни, мужики, воины, солдаты будущего. Нам не нужны такие хлюпики. Уходи. Пропустите его, пусть идет.
Мирон почувствовал, как за его спиной нехотя расступилась враждебная толпа, но он не пошел, а отрицательно покачал головой:
- Я видел таких, как ты. Они тоже говорили красивые слова, а сами, как ты, торговали наркотиками...
Договорить Серый ему не дал. Страшный удар ногой по лицу опрокинул новичка на пол. Кулик настороженно глянул на своего командира.
- Выведите его и дайте хорошего пинка. Да и вообще, пора отсюда уходить, нечего нам дышать этой заразой...
Его размышления прервал возглас склонившегося над Мироном дружинника:
- Бля, да он себе голову разбил!
Из-под затылка Мирона растекалась темная лужа. Она особенно контрастно смотрелась рядом с сивыми волосами пацана. Серый перевернул тело и выругался. На затоптанном земляном полу лежал большой, угловатый камень.
- Быстро! Несите его к выходу! И никому ни слова про то, что тут произошло!
Мирона вынесли, Серый и Кулик нервно закурили.
- Что делать будем?
- Свалим все на этого, - ротный ткнул ногой хиппаря.
- Он нас заложит.
- Не сможет.
Серый пинком перевернул тело бородача, а затем двумя ногами прыгнул на его грудную клетку. Раздался треск ребер, и изо рта жертвы хлынула кровь.
- Вот и все. Скажем, что это он проломил молдаванину голову, а потом парни его сгоряча заметелили. Пошли, пора вызывать ментов и "скорую".
Но все-таки это дело не сошло Серому с рук. В тот же вечер он попался на сбыте наркотиков. Мирон умер, и несколько дружинников, взятые в оборот следователями из департамента по борьбе с наркотиками, дали показания против ротного. Студент-философ получил вместо диплома десять лет.
А Сизов настоял на своем. Права дружинников во многом были урезаны, при их рейдах были обязаны присутствовать представители милиции. За ношение арматуры или других видов самодельных дубинок полагался срок, как за хранение холодного оружия. Но на самом деле все осталось почти в том же состоянии. Милиции было выгодно свалить борьбу с уличной преступностью на плечи Союза молодежи. Вечерние рейды дружинников по улицам российских городов продолжались.
Сизов чувствовал, что принятых мер недостаточно, его продолжали беспокоить сотни тысяч парней с холодными взглядами сверхчеловеков. Но на время ему пришлось забыть обо всем. В мае грянуло событие, перевернувшее ход мировой истории.
Тот телефонный звонок раздался в десять часов утра. По случаю воскресенья Диктатор находился в своих любимых "Соснах" и только что сел с Ольгой завтракать. Звонил начальник Генерального штаба Авдеев.
- Владимир Александрович, есть плохие новости.
- Ну, говори.
- Талибы прорвали заслон Мансура и двинулись на Таджикистан. Наши заставы ведут тяжелые бои, многие из них уже уничтожены. Похоже, что это откровенное вторжение, поддержанное Пакистаном. У талибов много танков, тяжелая артиллерия и авиация. Впереди идут таджикские и киргизские сепаратисты. По предварительным данным, совершено покушение на президента Узбекистана. Его судьба пока неизвестна.
- Хорошо, я сейчас приеду, обсудим ситуацию.
- Главковерху в Париж сообщить?
- Да, но пусть свой визит доведет до конца.
Положив трубку, Сизов с силой потер лицо и взглянул на вопросительно смотревшую на него Ольгу.
- Ну вот и все, кончились спокойные времена.
30 декабря 1999г.
Rado Laukar OÜ Solutions