Поэзия
Гавриил (Гаврила) Романович Державин
Гавриил (Гаврила) Романович Державин (3 (14) июля 1743(17430714), село Сокуры, Лаишевского уезда Казанской губернии (ныне село Державино Лаишевского района Татарстана) — 8 (20) июля 1816, имение Званка, Новгородская губерния) — русский поэт и драматург эпохи Просвещения, государственный деятель Российской империи, сенатор, действительный тайный советник.
По семейному преданию, род Державиных происходил от одного из татарских мурз. Его далекий предок Багрим мурза, который переехал из Большой Орды в 15 веке в Москву, был крещён и стал вассалом Российского великого князя Василия II.
Гавриил Романович родился в семье мелкопоместных дворян в родовом имении Сокуры под Казанью 14 июля 1743 года, где провёл детство. Он рано лишился отца, отставного майора Романа Николаевича.
С 1762 года служил рядовым гвардейцем в Преображенском полку, в составе полка принимал участие в государственном перевороте 28 июня 1762 года, в результате которого вступила на престол Екатерина II.
С 1772 года служил в полку в офицерской должности, в 1773−1775 годах в составе полка участвовал в подавлении восстания Емельяна Пугачёва. Первые стихи Державина увидели свет в 1773 году.
В 1777 году, по выходу в отставку, началась гражданская служба статского советника Г. Р. Державина в Правительствующем Сенате.
В начале 1778 года Гавриил Романович женился на 16-летней Екатерине Яковлевне Бастидон, дочери бывшего камердинера Петра III португальца Бастидона.
Широкая литературная известность пришла к Г. Державину в 1782 году после опубликования оды «Фелица», которая в восторженных тонах была посвящена автором Императрице Екатерине II.
Г. Р. Державин (Гравюра Ф. П. Бореля)
С момента основания в 1783 году Императорской Российской академии Державин был членом академии, принимал непосредственное участие в составлении и издании первого толкового словаря русского языка.
В мае 1784 года был назначен первым гражданским губернатором только что образованной Олонецкой губернии. Прибыв в Петрозаводск организовал формирование губернских административных, финансовых и судебных учреждений, ввёл в действие первое в губернии общегражданское лечебное заведение — городскую больницу. Результатом выездных инспекций по уездам губернии стала его «Подённая записка, учинённая во время обозрения губернии правителем Олонецкого наместничества Державиным», в которой Г. Р. Державин показал взаимообусловленность природных и экономических факторов, отметил элементы материальной и духовной культуры края. Позднее образы Карелии вошли в его творчество: стихотворения «Буря», «Лебедь», «Ко второму соседу», «На Счастие», «Водопад».
В 1786-1788 годах служит Тамбовским губернатором. В 1791-1793 годах — кабинет-секретарь Екатерины II.
C. Тончи. Портрет Г. Р. Державина, 1801
В 1793 году назначен сенатором с производством в тайные советники.
В 1793 году на 31-м году жизни скоропостижно скончалась супруга Гавриила Романовича — Екатерина Яковлевна. Через полгода Г. Р. Державин женился на Дарье Алексеевне Дьяковой.
С 1794 года — президент Коммерц-коллегии. В 1802-1803 годах — министр юстиции Российской империи.
Всё это время Державин не оставляет литературное поприще, создает оды «Бог» (1784), «Гром победы, раздавайся!» (1791, неофициальный Российский гимн), «Вельможа» (1794), «Водопад» (1798) и многие другие.
Гавриил Романович дружил с князем С. Ф. Голицыным и посещал усадьбу Голицыных в Зубриловке. В известном стихотворении «Осень во время осады Очакова» (1788) Державин призывал друга побыстрей взять турецкую крепость и вернуться к семье:
И ты спеши скорей, Голицын!
Принесть в твой дом с оливой лавр.
Твоя супруга златовласа,
Пленира сердцем и лицом,
Давно желанного ждет гласа,
Когда ты к ней приедешь в дом;
Когда с горячностью обнимешь
Ты семерых твоих сынов,
На матерь нежны взоры вскинешь
И в радости не сыщешь слов.
7 октября 1803 года был уволен в отставку и отстранён от всех государственных постов («уволен от всех дел»).
В отставке поселился в своём имении Званка в Новгородской губернии. В последние годы своей жизни занимался литературной деятельностью.
«Старик Державин нас заметил. И, в гроб сходя, благословил» (А. С. Пушкин). Экзамен в Императорском лицее на картине И. Е. Репина
Державин скончался в 1816 году в своём доме в имении Званка.
Могила четы Державиных в Варлаамо-Хутынском монастыре
Гавриил Романович Державин и его вторая супруга Дарья Алексеевна (умерла в 1842 году) похоронены в Спасо-Преображенском соборе Варлаамо-Хутынского монастыря близ Великого Новгорода. (см. фото). Детей Г. Р. Державин не имел ни от первого, ни от второго брака.
Во время Великой Отечественной войны монастырские постройки подверглись артиллерийскому обстрелу и более сорока лет находились в руинах. В 1959 году состоялось перезахоронение останков Г. Р. Державина и его жены в Новгородский кремль.
В 1993 году, после окончания реставрации Преображенского собора Варлаамо-Хутынского монастыря, приуроченной к 250-летию со дня рождения Г. Р. Державина, останки Гавриила Романовича и Дарьи Алексеевны Державиных были возвращены из Новгородского кремля в склепы монастыря.
Награждён Орденами Святого Владимира 2-й и 3-й степени. Почетный гражданин Тамбовской области. Звание присвоено постановлением Тамбовской областной думы от 23.07.2003 № 554.
Творчество Г. Р. Державина представляет собой вершину русского классицизма М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова. Предназначение поэта, в понимании Г. Р. Державина — прославление великих поступков и порицание дурных. В оде «Фелица» он прославляет просвещённую монархию, которую олицетворяет правление Екатерины II. Умная, справедливая императрица противопоставляется алчным и корыстным придворным вельможам:
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачества сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного…
Главным объектом поэтики Державина является человек как неповторимая индивидуальность во всём богатстве личных вкусов и пристрастий. Многие его оды имеют философский характер, в них обсуждается место и предназначение человека на земле, проблемы жизни и смерти:
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшёл? — безвестен:
А сам собой я быть не мог.
Ода «Бог», (1784)
Державин создаёт ряд образцов лирических стихотворений, в которых философская напряженность его од сочетается с эмоциональным отношением к описываемым событиям. В стихотворении «Снигирь» (1800) Державин оплакивает кончину Александра Суворова:
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
кем мы пойдём войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Перед своей смертью Державин начинает писать оду РУИНА ЧТИ, от которой до нас дошло только начало:
Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбs
Произведения Гавриила Державина.
Разлука
Неизбежным уже роком
Расстаешься ты со мной,
Во стенании жестоком
Разлучаюсь я с тобой;
Обливался слезами,
Не могу тоски снести,
Не могу сказать словами,
Сердцем говорю: прости.
Белы руки, милы очи
Я целую у тебя.
Нету силы, нету мочи
Мне уехать от тебя.
Лобызая, обмирая,
Тебе душу отдаю
Иль из уст твоих желаю
Душу взять с собой твою.
Первая пол. 70-х гг.
Сонет
Красавица, не трать ты времени напрасно
И знай, что без любви все в свете суеты:
Жалей и не теряй прелестной красоты,
Чтоб после не тужить, что век прошел несчастно.
Любися в младости, доколе сердце страстно;
Как сей век пролетит, ты будешь уж не ты.
Плети себе венки, покуда есть цветы,
Гуляй в садах весной, а осенью ненастно.
Взгляни когда, взгляни на розовый цветок,
Тогда, когда уже завял ее листок:
И красота твоя подобно ей завянет.
Не трать своих ты дней, доколь ты не стара,
И знай, что на тебя никто тогда не взглянет,
Когда, как розы сей, пройдет твоя пора.
Первая пол. 70-х гг.
Пикники
Оставя беспокойство в граде
И всё, смущает что умы,
В простой приятельской прохлад
Свое проводим время мы.
Невинны красоты природы
По холмам, рощам, островам,
Кустарники, луга И воды -
Приятная забава на
Мы положили меж друзьями
Законы равенства хранить;
Богатством, властью и чинами
Себя отнюдь не возносить.
Но если весел кто, забавен,
Любезнее других тот нам;
А если скромен, благонравен,
Мы чтим того не по чинам.
Нас не касаются раздоры,
Обидам места не даем;
Но, души всех, сердца и взоры
Совокупя, веселье пьем.
У нас не стыдно и герою
Повиноваться красотам;
Всегда одной дышать войною
Прилично варварам, не н
У нас лишь для того собранье,
Чтоб в жизни сладость почерпать;
Любви и дружества желанье -
Между собой цветы срывать.
Кто ищет общества, согласья,
Приди повеселись у нас;
И то для человека счастье,
Когда один приятен час.
1776
Кружка
Краса пирующих друзей,
Забав и радостей подружка,
Предстань пред нас, предстань скорей,
Большая сребряная кружка!
Давно уж нам в тебя пора
Пивца налить
И пить.
Ура! ура! ура!
Ты дщерь великого ковша,
Которым предки наши пили;
Веселье их была душа,
В пирах они счастливо жили.
И нам, как им, давно пора
Счастливым быть
И пить.
Ура! ура! ура!
Бывало, старики в вине
Свое всё потопляли горе,
Дралися храбро на войне:
Ведь пьяным по колени море!
Забыть и нам всю грусть пора,
Отважным быть
И пить.
Ура! ура! ура!
Бывало, дольше длился век,
Когда диет не наблюдали;
Был здрав и счастлив человек,
Как только пили да гуляли.
Давно гулять и нам пора,
Здоровым быть
И пить.
Ура! ура! ура!
Бывало, пляска, резвость, смех,
В хмелю друг друга обнимают;
Теперь наместо сих утех
Жеманством, лаской угощают.
Жеманство нам прогнать пора,
Но просто жить
И пить.
Ура! ура! ура!
В садах, бывало, средь
прохлад
И жены с нами куликают,
А ныне клуб да маскарад
И жен уж с нами разлучают.
Французить нам престать пора,
Но Русь любить
И пить.
Ура! ура! ура
Бывало - друга своего,
Теперь карманы посещают;
Где вист, да банк, да макао,
На деньги дружбу там меняют.
На карты нам плевать пора,
А скромно жить
И пить.
Ура! ура! урa!
О сладкий дружества союз,
С гренками пивом пенна кружка!
Где ты наш услаждаешь вкус,
Милз там, весела пирушка.
Пребудь ты к нам всегда добра:
Мы станем жить
И пить.
Ура! ура! ура!
1777
Правило жить
Утешь поклоном горделивца,
Уйми пощечиной сварливца,
Засаль подмазкой скрып ворот,
Заткни собаке хлебом рот, - Я бьюся об заклад,
Что все четыре замолчат.
Ок. 1777
Невесте
Хотел бы похвалить, но чем начать, не знал.
Как роза ты нежна, как ангел хороша,
Приятна как любовь, любезна как душа;
Ты лучше всех похвал; тебя я обожаю.
Нарядом мнят придать красавице приятство.
Но льзя ль алмазами милей быть дурноте?
Прелестнее ты всех в невинной простоте:
Теряет на тебе сияние богатство.
Лилеи на холмах груди твоей блистают,
Зефиры кроткие во нрав тебе даны,
Долинки на щеках - улыбки зарь, весны;
На розах уст твоих - соты благоухают.
Как по челу власы гы рассыпаешь черны,
Румяная заря глядит из темных туч;
И понт как голубый пронзает звездный луч,
Так сердца глубину провидит взгляд твой
скромный.
Но я ль, описывать красы твои дерзая,
Все прелести твои изобразить хочу?
Чем больше я прельщен, тем больше я молчу:
Собор в тебе утех, блаженство вижу рая!
Как счастлив смертный, кто с тобой проводит
время!
Счастливее того, кто нравится тебе.
В благополучии кого сравню себе,
Когда златых оков твоих несть буду бремя?
1778
Препятствие к свиданию с супругой
Что начать во утешенье
Без возлюбленной моей?
Сердце! бодрствуй в сокрушенье,
Я увижусь скоро с ней;
Мне любезная предстанет
В прежней нежности своей,
И внимать, как прежде, станет
Нежности она моей.
Сколько будет разговоров!
Сколько радостей прямых!
Сколько милых, сладких взоров,
Лучше и утех самих!
Укротися же, стихия,
Подстелися, путь, стопам;
Для жены моей младыя
Должно быть послушным вам.
Так, свирепыми волнами
Сколько с нею ни делюсь,
Им не век шуметь со льдами, -
С нею вечен мой союз.
Не страшился 6 я ввергаться
В волны яры для нея,
Но навеки с ней расстаться, - Жизнь мне дорога моя.
Жизнь утехи и покою!
Возвратись опять ко мне;
Жить с толь милою женою
Рай во всякой стороне;
Там веселия сердечны,
Сладки, нежны чувствы там;
Там блаженствы бесконечны,
Лишь приличные богам.
1778
На рождение в Севере
порфирородного отрока
С белыми Борей власами
И с седою бородой,
Потрясая небесами,
Облака сжимал рукой;
Сыпал иней пушисты
И метели воздымал,
Налагая цепи льдисты.
Быстры воды оковал.
Вся природа содрогала
От лихого старика;
Землю в камень претворяла
Хладная его рука;
Убегали авери в норы,
Рыбы крылись в глубинах.
Петь не смели птичек хоры,
Пчелы прятались в дуплах;
Засыпали нимфы с скуки
Средь пещер и камышей,
Согревать сатиры руки
Собирались вкруг огней.
В это время столь холодно,
Как Борей был разъярен,
Отроча порфирородно
В царстве Северном рожден.
Родился, - и в ту минуту
Перестал реветь Борей;
Он дохнул, - и зиму люту
Удалил Зефир с полей;
Он воззрел, - и солнце красно
Обратилося к весне;
Он вскричал, - и лир согласно
Звук разнесся в сей стране;
Он простер лишь детски руки, -
Уж порфиру в руки брал;
Раздались Громовы звуки,
И весь Север воссиял.
Я увидел в восхищеньи
Растворен судеб чертог;
И подумал в изумленьи:
"Знать, родился некий бог".
Гении к нему слетели
В светлом облаке с небес;
Каждый гений к колыбели
Дар рожденному принес:
Тот принес ему гром в руки
Для предбудущих побед;
Тот художества, науки,
Украшающие свет;
Тот обилие, богатство,
Тот сияние порфир;
Тот утехи и приятство,
Тот спокойствие и мир;
Тот принес ему телесну,
Тот душевну красоту;
Прозорливость тот небесну,
Разум, духа высоту.
Словом: все ему блаженства
И таланты подаря,
Все влияли совершенства,
Составляющи царя;
Но последний, добродетель
Зарождаючи в нем, рек:
"Будь страстей твоих владетель,
Будь на троне человек!"
Все крылами восплескали,
Каждый гений восклицал:
"Се божественный, - вещали, -
Дар младенцу он избрал!
Дар, всему полезный миру!
Дар, добротам всем венец!
Кто приемлет с ним порфиру,
Будет подданным отец!" -
"Будет, - и судьбы гласили, -
Он монархам образец!"
Лес и горы повторили:
"Утешением сердец!" -
Сим Россия восхищенна
Токи слезны пролила,
На колени преклоненна,
В руки отрока взяла;
Восприяв его, лобзает
В перси, очи и уста;
В нем геройство возрастает,
Возрастает красота.
Все его уж любят страстно,
Всех сердца уж он возжёг:
Возрастай, дитя прекрасно!
Возрастай, наш полубог!
Возрастай, уподобляясь
Ты родителям во всем;
С их ты матерью равняясь,
Соравняйся с божес
1779
На смерть князя Мещерского
Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает,
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет - и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией, косою блещет
И дни мои, как злак, сечет.
Ничто от роковых когтей,
Никая тварь не убегает:
Монарх и узник - снедь червей,
Гробницы злость стихий снедает;
Зияет время славу стерть:
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы;
Глотает царства алчна смерть.
Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся;
Приемлем с жизнью смерть свою,
На то, чтоб умереть, родимся.
Без жалости всё смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит.
Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает;
Приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапу похищает.
Увы! где меньше страха нам,
Там может смерть постичь скорее;
Ее и громы не быстрее
Слетают к гордым вышинам.
Сын роскоши, прохлад и нег,
Куда, Мещерский! ты сокрылся?
Оставил ты сей жизни брег,
К брегам ты мертвых удалился;
Здесь персть твоя, а духа нет.
Где ж он? - Он там. -
Где там? - Не знаем.
Мы только плачем и взываем:
"О, горе нам, рожденным в свет!"
Утехи, радость и любовь
Где купно с здравием блистали,
У всех там цепенеет кровь
И дух мятется от печали.
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.
Глядит на всех - и на царей,
Кому в державу тесны миры;
Глядит на пышных богачей,
Что в злате и сребре кумиры;
Глядит на прелесть и красы,
Глядит на разум возвышенный,
Глядит на силы дерзновенны
И точит лезвие косы.
Смерть, трепет естества и страх!
Мы гордость, с бедностью совместна;
Сегодня бог, а завтра прах;
Сегодня льстит надежда лестна,
А завтра - где ты, человек?
Едва часы протечь успели,
Хаоса в бездну улетели,
И весь, как сон, прошел твой век.
Как сон, как сладкая мечта,
Исчезла и моя уж младость;
Не сильно нежит красота,
Не столько восхищает радость,
Не столько легкомыслен ум,
Не столько я благополучен;
Желанием честей размучен,
Зовет, я слышу, славы шум.
Но так и мужество пройдет
И вместе к славе с ним стремленье;
Богатств стяжание минет,
И в сердце всех страстей волненье
Прейдет, прейдет в чреду свою.
Подите счастьи прочь возможны,
Вы все пременны здесь и ложны:
Я в дверях вечности стою.
Сей день иль завтра умереть,
Перфильев! должно нам конечно:
Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.
1779
Ключ
Седящ, увенчан осокою,
В тени развесистых древес,
На урну облегшись рукою,
Являющий лице небес
Прекрасный вижу я источник.
Источник шумный и прозрачный,
Текущий с горной высоты,
Луга поящий, долы злачны,
Кропящий перлами цветы,
О, коль ты мне приятен зришься!
Ты чист - и восхищаешь взоры,
Ты быстр - и утешаешь слух;
Как серна скачуща на горы,
Так мой к тебе стремится дух,
Желаньем петь тебя горящий.
Когда в дуги твои сребристы
Глядится красная заря,
Какие пурпуры огнисты
И розы пламенны, горя,
С паденьем вод твоих катятся!
Гора в день стадом покровенну
Себя в тебе, любуясь, зрит;
В твоих водах изображенну
Дуброву ветерок струит.
Волнует жатву золотую.
Багряным брег твой становится,
Как солнце катится с небес;
Лучом кристалл твой загорится,
В дали начнет синеться лес,
Туманом море разольется.
О! коль ночною темнотою
Приятен вид твой при луне,
Как бледны холмы над тобою
И рощи дремлют в тишине,
А ты один, шумя, сверкаешь!
Сгорая стихотворства страстью,
К тебе я прихожу, ручей:
Завидую пиита счастью,
Вкусившего воды твоей,
Парнасским лавром увенчанна.
Напой меня, напой тобою,
Да воспою подобно я,
И с чистою твоей струею
Сравнится в песнях мысль моя,
А лирный глас с твоим стремленьем.
Да честь твоя пройдет все грады,
Как эхо с гор сквозь лес дремуч:
Творца бессмертной "Россиады",
Священный Гребеневский ключ,
Поил водой ты стихотворства.
1779
К первому соседу
Кого роскошными пирами
На влажных Невских островах,
Между тенистыми древами,
На мураве и на цветах,
В шатрах персидских, златошвенных,
Из глин китайских драгоценных,
Из венских чистых хрусталей,
Кого толь славно угощаешь
И для кого ты расточаешь
Сокровищи казны твоей?
Гремит музыка, слышны хоры
Вкруг лакомых твоих столов;
Сластей и ананасов горы,
И множество других плодов
Прельщают чувствы и питают;
Младые девы угощают,
Подносят вина чередой,
И алиатико с шампанским,
И пиво русское с британским,
И мозель с зельцерской водой.
В вертепе мраморном, прохладном,
В котором льется водоскат,
На ложе роз благоуханном,
Сред" лени, неги и отрад,
Любовью распаленный страстной,
С младойу веселою, прекрасной
И нежной нимфой ты сидишь;
Она поет, ты страстью таешь,
То с ней в весельи утопаешь,
То, утомлен весельем, спишь.
Ты спишь, - и сон тебе мечтает,
Что ввек благополучен ты,
Что само небо- рассыпает
Блаженства вкруг тебя цветы,
Что парка дней твоих не косит,
Что откуп вновь тебе приносит
Сибирски горы серебра
И дождь златый к тебе лиется.
Блажен, кто поутру проснется
Так счастливым, как был вчера!
Блажен, кто может веселиться
Беспрерывно в жизни сей!
Но редкому пловцу случится
Безбедно плавать средь морей:
Там бурны дышут непогоды,
Горам подобны гонят воды
И с пеною песок мутят.
Петрополь сосны осеняли, -
Но вихрем пораженны пали,
Теперь корнями вверх лежат.
Непостоянство доля смертных,
В пременах вкуса счастье их;
Среди утех своих несметных
Желаем мы утех иных.
Придут, придут часы те скучны,
Когда твои ланиты тучны
Престанут грации трепать;
И, может быть, с тобой в разлуке
Твоя уж Пенелопа в скуке
Ковер не будет распускать.
Не будет, может быть, лелеять
Судьба уж более тебя
И ветр благоприятный веять
В твой парус: береги себя!
Доколь текут часы златые
И не приспели скорби злые,
Пей, ешь и веселись, сосед!
На свете жить нам время срочно;
Веселье то лишь непорочно,
Раскаянья за коим нет.
1780
На модное остроумие 1780 года
Не мыслить ни о чем и презирать сомненье,
На все давать тотчас свободное решенье,
Не много разуметь, о многом говорить;
Быть дерзку, но уметь продеозостями льстить;
Красивой пустошью плодиться в разговорах
И другу и врагу являть приятство в взорах;
Блистать учтивостью, но, чтя, пренебрегать,
Смеяться дуракам и им же потакать,
Любить по прибыли, по случаю дружиться,
Душою подличать, а внешностью гордиться;
Казаться богачом, а жить на счет других;
С осанкой важничать в безделицах самих;
Для острого словца шутить и над законом;
Не уважать отцом, ни матерью, ни троном;
И словом, лишь умом в поверхности блистать,
В познаниях одни цветы только срывать;
Тот узел рассекать, что развязать не знаем, -
Вот остроумием что часто мы считаем!
Ок. 1776; 1780
На Новый год
Рассекши огненной стезею
Небесный синеватый свод,
Багряной облечен зарею,
Сошел на землю Новый год;
Сошел, - и гласы раздалися,
Мечты, надежды понеслися
Навстречу божеству сему.
Гряди, сын вечности прекрасный!
Гряди, часов и дней отец!
Зовет счастливый и несчастный:
Подай желаниям венец!
И самого среди блаженства
Желаем блага совершенства
И недовольны мы судьбой.
Еще вельможа возвышаться,
Еще сильнее хочет быть;
Богач богатством осыпаться
И горы злата накопить;
Герой бессмертной жаждет славы,
Корысти льстец, Лукулл забавы
И счастия игрок в игре.
Мое желание: предаться
Всевышнего во всем судьбе,
За счастьем в свете не гоняться,
Искать его в самом себе.
Меня здоровье, совесть права,
Достаток нужный, добра слава
Творят счастливее царей.
А если милой и приятной
Любим Пленирой я моей
И в светской жизни коловратной
Имею искренних друзей,
Живу с моим соседом в мире,
Умею петь, играть на лире, -
То кто счастливее меня?
От должностей в часы свободны
Пою моих я радость дней;
Пою творцу хвалы духовны
И добрых я пою царей.
Приятней гласы становятся,
И слезы нежности катятся,
Как россов матерь я пою.
Петры, и Генрихи, и Титы
В народных век живут сердцах;
Екатерины не забыты
Пребудут в тысящи веках.
Уже я вижу монументы,
Которых свергнуть элементы
И время не имеют сил.
На победы в Италии
Ударь во сребряный, священный,
Далекозвонкий, валка, щит!
Да гром твой, эхом повторенный,
В жилище бардов восшумит.
Встают. - Сто арф звучат струнами,
Пред ними сто дубов горят,
От чаши круговой зарями
Седые чела в тьме блестят.
Но кто там белых волн туманом
Покрыт по персям, по плечам,
В стальном доспехе светит рдяном,
Подобно синя моря льдам?
Кто, на копье склонясь главою,
Событье слушает времен?
Не тот ли, древле что войною
Потряс парижских твердость стен?
Так; он пленяется певцами,
Поющими его дела,
Смотря, как блещет битв лучами
Сквозь тьму времен его хвала.
Так, он! - Се Рюрик торжествует
В Валкале звук своих побед
И перстом долу показует
На росса, что по нем идет.
"Се мой, - гласит он, - воевода!
Воспитанный в огнях, во льдах,
Вождь бурь полночного народа,
Девятый вал в морских волнах,
Звезда, прешедша мира тропы,
Которой след огия черты,
Меч Павлов, щит царей Европы,
Князь славы!" - Се, Суворов, ты!
Се ты, веков явленье чуда!
Сбылось пророчество, сбылось!
Луч, воссиявший из-под спуда,
Герой мой, вновь свой лавр вознёс!
Уже вступил он в славны следы,
Что древний витязь проложил;
Уж водит за собой победы
И лики сладкогласных лир
1799
Жуковскому и Родзянке,
приславшим с большими похвалами автору
перевод его оды "Бог"
на французском языке
Не мне, друзья! идите вслед;
Ищите лучшего примеру. -
Пиндару русскому, Гомеру
Последуйте, - вот мой совет
1799
На переход Альпийских гор
Сквозь тучи вкруг лежащи, черны,
Твой горний кроющи полет,
Носящи страх нам, скорби зельны,
Ты грянул наконец! - И свет,
От молнии твоей горящий,
Сердца Альпийских гор потрясший,
Струей вселеину пролетел;
Чрез неприступны переправы
На высоте ты новой славы
Явился, северный орел!
О радость! - Муза! дай мне лиру,
Да вновь Суворова пою!
Как слышен гром за громом миру,
Да слышит всяк так песнь мою!
Побед его плененный слухом,
Лечу моим за ним я духом
Чрез долы, холмы и леса;
Зрю, близ меня зияют ады,
Над мной шумящи водопады,
Как бы склонились небеса.
Идет в веселии геройском
И тихим манием руки,
Повелевая сильным войском,
Сзывает вкруг себя полки.
"Друзья! - он говорит, - известно,
Что россам мужество совместно;
Но нет теперь надежды вам.
Кто вере, чести друг неложно,
Умреть иль победить здесь должно" -
"Умрем!" - клик вторит по горам.
Идет, - о, зрелище прекрасно,
Где прямо, верностью горя,
Готово войско в брань бесстрашно!
Встает меж их любезна пря:
Все движутся на смерть послушно,
Но не хотят великодушно
Идти за вождем назади;
Сверкают копьями, мечами.
Как холм, объемляся волнами,
Идет он с шумом - впереди.
Ведет в пути непроходимом
По темным дебрям, по тропам,
Под заревом, от молньи зримом,
И по бегущим облакам;
День - нощь ему среди туманов,
Нощь - день от громовых пожаров;
Несется в бездну по вервям,
По камням лезет вверх из бездны,
Мосты ему - дубы зажженны,
Плывет по скачущим волнам.
Ведет под снегом, вихрем, градом.
Под ужасом природы всей;
Встречается спреди и рядом
На каждом шаге с тьмой смертей;
Отвсюду окружен врагами:
Водой, горами, небесами
И воинством противных сил.
Вблизи падут со треском холмы,
Вдали там гулы ропчут, громы,
Скрежещет бледный голод в тыл.
Ведет - и некая громада,
Гигант пред ним восстал в пути,
Главой небес, ногами ада
Касаяся, претит идти.
Со ребр его шумят вниз реки,
Пред ним мелькают дни и веки,
Как вкруг волнующийся пар;
Ничто его не потрясает,
Он гром и бури презирает -
Нахмурясь смотрит Сен-Готар.
А там волшебница седая
Лежит на высоте холмов,
Дыханьем солнце отражая,
Блестит вдали огнями льдов.
Которыми одета зрится:
Она на всю природу злится
И в страшных инистых скалах,
Нависнутых снегов слоями,
Готова задавить горами
Иль в хладных задушить когтях.
А там, невидимой рукою
Простертое с холма на холм,
Чудовище, как мост длиною,
Рыгая дым и пламень ртом,
Бездонну челюсть разверзает,
В единый миг полки глотает;
А там - пещера черна спит
И смертным мраком взоры кроет,
Как бурею, гортанью веет:
Пред ней Отчаянье сидит.
Пришедши к чудам сим природы,
Что б славный учинил Язон?
Составила б Медея воды,
А он на них навел бы сон.
Но в россе нет коварств примера;
Крыле его суть должность, вера
И исполинской славы труд.
Корабль на парусах как в бурю
По черному средь волн лазурю,
Так он летит в опасный путь.
Уж тучи супостат засели
По высотам, в ущельях гор,
Уж глыбы, громы полетели
И осветили молньи взор;
Власы у храбрых встали дыбом,
И к сей отваге, страшной дивом,
Склонился в помощь свод небес.
С него зря бедствия толики,
Трепещет в скорби Петр Великий:
"Где росс мой?" - след и слух исчез.
Но что! не дух ли Оссиана,
Певца туманов и морей,
Мне кажет под луной Морана,
Как шел он на царя царей?
Нет, зрю, Массена под землею
С Рымникским в тьме сошлися к бою:
Чело с челом, глаза горят -
Не громы ль с громами дерутся? -
Мечами о мечи секутся,
Вкруг сыплют огнь, - хохочет ад.
Ведет туда, где ветр не дышит
И в высотах и в глубинах,
Где ухо льдов лишь гулы слышит,
Катящихся на крутизнах.
Ведет - и скрыт уж в мраке гроба,
Уж с хладным смехом шепчет злоба:
"Погиб средь дерзких он путей!"
Но россу где и что преграда?
С тобою бог! - И гор громада
Раздвиглась силою твоей.
Как лев могущий, отлученный
Ловцов коварством от детей,
Забрал препятством раздраженный,
Бросая пламя из очей,
Вздымая страшну гриву гневом,
Крутя хвостом, рыкая зевом
И прескача преграды, вдруг
Ломает копья, луки, стрелы, -
Чрез непроходны так пределы,
Тебя, герой! провел твой дух.
Или Везувия в утробе
Как, споря, океан с огнем
Спирают в непрерывной злобе
Горящу лаву с вечным льдом,
Клокочут глухо в мраке бездны;
Но клад прорвет как свод железный,
На воздух льется пламень, дым, -
Таков и росс средь горных -споров;
На Галла стал нотой Суворов,
И горы треснули под ним.
Дадите ль веру вы, потомки,
Толь страшных одоленью сил?
Дела героев древних громки,
До волн Средьзенных доходил
Алкид и знак свой там доставил
На то, чтоб смертный труд оставил
И дале не дерзал бы ашор, -
Но, сильный Геркулес российский!
Тебе столпы ег-а, знать, низки;
Шагаешь ты чрез цепи гор.
Идет - одет седым туманом -
По безднам страшный Исполин;
За ним летит в доспехе рдяном
Вослед младый птенец орлим.
Кто витязь сей багрянородный,
Соименитый и подобный
Владыке византийских страи?
Еще росс выше вознесется,
Когда и впредь не отречется
Несть Константин воинский сан.
Уж сыплются со скал безмерных
Полки сквозь облаков, как дождь!
Уж мечутся в врагов надменных:
В душах их слава, бог и вождь;
К отечеству, к царю любовью,
Или врожденной бранной кровью,
Иль к вере верой всяк крылат.
Не могут счесть мои их взоры,
Ни всех наречь: как молньи скоры,
Вокруг я блеском их объят.
Не Гозано ль там, богом данный,
Еще с чудовищем в реке
На смертный бой, самоизбранный,
Плывет со знаменем в руке?
Копье и меч из твердой стали,
О чешую преломшись, пали:
Стал безоружен и один.
Но, не уважа лютым жалом,
Разит он зверя в грудь кинжалом -
Нет, нет, се ты, россиянин!
О, сколько храбрости российской
Примеров видел уже свет!
Европа и предел азийской
Тому свидетельствы дает.
Кто хочет, стань на холм высоко
И кинь со мной в долину око
На птиц, на сей парящих стан.
Зри: в воздухе склубясь волнистом,
Как грудью бьет сокол их с свистом, -
Стремглав падет сраженный вран.
Так козни зла все упадают,
О Павел, под твоей рукой!
Народы длани простирают,
От бед спасенные тобой.
Но были б счастливей стократно,
Коль знали бы ценить обратно
Твою к ним милость, святость крыл;
Во храме ж славы письменами
Златыми, чтимыми веками,
Всем правда скажет: "Царь ты сил!"
Из мраков восстают стигийских
Евгений, Цесарь, Ганнибал,
Проход чрез Альпы войск российских
Их души славой обуял.
"Кто, кто, - вещают с удивленьем, -
С такою смелостью, стремленьем,
Прешел против- природы сил
И вражьих тьмы попрал затворов?
Кто больше нас?" - Твой блеск, Суворов!
Главы их долу преклонил-
Возьми кто летопись вселенной,
Геройские дела читай,
Ценя их истиной священной,
С Суворовым соображай;
Ты зришь тех слабость, сих пороки
Поколебали дух высокий, -
Но он из младости спешил
Ко доблести простерть лишь длани;
Куда ни послан был на брани,
Пришел, увидел, победил.
О ты, страна, где были нравы,
В руках оружье, в сердце бог!
На поприще которой славы
Могущий Леопольд не мог
Сил капли поглотить сил морем,
Где жизнь он кончил бедством, горем!
Скажи, скажи вселенной ты,
Гельвеция! быв наш свидетель:
Чья россов тверже добродетель?
Где больше духа высоты?
Промчи ж, о Русса! ты Секване,
Скорей дух русский, Павла мочь,
Цареубийц в вертепе, в стане
Ближайшу возвещая ночь.
Скажи: в руках с перуном Павел
Или хранитель мира, ангел,
Гремит, являя власть свою;
Престаньте нарушать законы
И не трясите больше троны,
Внемлите истину сию:
Днесь зверство ваше стало наго,
Вы рветесь за прибыток свой, -
Воюет росс за обще благо,
За свой, за ваш, за всех покой.
Вы жертва лжи и своевольства,
Он жертва долга и геройства;
В вас равенства мечта - в нем чин;
Суля вы вольность - взяли дани;
В защиту царств простер он длани;
Вы чада тьмы, - он света сын.
Вам видим бег светил небесных,
Не правит ли их ум един?
В словесных тварях, бессловесных
У всех есть вождь иль господин;
Стихиев разность - разнострастье,
Верховный ум - их всех согласье;
Монарша цепь есть цепь сердец.
Царь мнений связь, всех действ причина,
И кротка власть отца едина -
Живого бога образец.
Где ж скрыта к правде сей дорога,
Где в вольнодумном сердце мнят:
"Нет царской степени, нет бога", -
Быть тщетно счастливы хотят.
Ищай себе в народе власти,
Попри свои всех прежде страсти:
А быв глава, будь всем слугой.
Но где ж, где ваши Цинциннаты?
Вы мните только быть богаты;
Корысти чужд прямой герой.
О, доблесть воинов избранных,
Собравших лавры с тьмы побед,
Бессмертной славой осиянных,
Какой не видывал сей свет!
Вам предоставлено судьбами
Решить спор ада с небесами:
Собщать ли солнцу блеск звездам,
Законам естества ль встать новым,
Стоять ли алтарям Христовым
И быть или не быть царям?
По доблести - царям сокровный;
По верности - престолов щит;
По вере - камень царств угольный;
Вождь - знаньем бранным знаменит,
В котором мудрость с добротою,
Терпенье, храбрость с быстротою
Вместились всех изящных душ!
Сражаясь веры со врагами
И небо поддержав плечами,
Дерзай! великий богом муж.
Дерзайте! - вижу, с вами ходит
Тот об руку во всех путях,
Что перстом круги звездны водит
И молнию на небесах.
Он рек - и тучи удалились;
Велел - и холмы уклонились;
Блеснул на ваших луч челах.
Приятна смерть Христа в любови,
И капли вашей святы крови:
Еще удар - и где наш враг?
Услышьте F - вам соплещут други,
Поет Христова церковь гимн:
За ваши для царей заслуги
Цари вам данники отнынь.
Доколь течет прозрачна Рона,
Потомство поздно без урона
Узрит в ней ваших битв зари;
Отныне горы ввек Альпийски
Пребудут россов обелиски,
Дымящи холмы - алтари.
1799