29 марта 2024  03:47 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 32 март 2013 г.

Дискуссионный клуб

Э. Родзинский

Иосиф Сталин

Начало

продолжение, начало ы № 31 http://baltias.sitecity.ru/stext_1710230056.phtml

ПОРАЗИТЕЛЬНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

"После смерти жены Коба стал ревностным организатором убийств князей, священников, буржуа" (Иремашвили).

Но тогда же появляются слухи - странные, точнее, страшные для революционера: бесстрашный Коба, удачливый Коба, уходящий от всех преследований, на самом деле провокатор, засланный полицией в революционное движение. Однако слухи прерывает арест Кобы. Коба - в тюрьме. При аресте у него найдены документы - доказательства "его принадлежности к запрещенному Бакинскому комитету РСДРП". Это дает полиции основание для нового обвинения - уже с перспективой каторжных работ.
Но... Бакинское жандармское управление почему-то закрывает глаза на эти документы и рекомендует всего лишь вернуть Кобу на прежнее место ссылки - в Сольвычегодск сроком на три года. После чего новое удивительное решение:
Особое совещание при министре внутренних дел отправляет Кобу в ссылку только на два года! Путь ссыльных в забытый Богом городишко Сольвычегодск шел через Вятку. В камере вятской тюрьмы Коба заболел тифом. Из камеры его перевозят в губернскую земскую больницу. Он находился на грани смерти. Но выжил.
В Сольвычегодске он снял комнату в доме Григорова. Крохотный городишко был в то время одним из центров революционной жизни: на 2000 жителей было 450 политических ссыльных. Все эти революционеры, получавшие пропитание от сославшего их государства, проводили дни в спорах о будущей революции. В его государстве ссыльные будут жить совсем иначе... В Сольвычегодске Коба поправился, поздоровел и уже в начале лета бежал. По полицейским сообщениям, побег произошел 24 июня 1909 года. И опять он не боится выбрать Кавказ!
Девять месяцев он находится на свободе. 23 марта 1910 года его арестовывают. Три месяца следствия, и вновь - поразительные обстоятельства!
Помощник начальника Бакинского жандармского управления Н. Гелимбатовский пишет заключение: "Ввиду упорного его участия в деятельности революционных партий, в коих он занимал весьма видное положение, ввиду двухкратного его побега... принять меру взыскания - высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет". Но за-ключение игнорируют. Вместо него следует благодушное решение - выслатьнеисправимого Кобу в тот же Сольвычегодск! Так началась третья ссылка.
29 декабря 1910 года он опять поселился в доме Григорова, но прожил там на этот раз недолго. Вряд ли ему было там плохо - иначе бы он не поселился во второй раз. Скорее, сыграло свою роль нечто другое...
10 января 1911 года Коба переселяется в дом Матрены Прокопьевны Кузаковой, молодой вдовы. Она сама описала их встречу: "Зимой 1910 года зашел ко мне мужчина средних лет и спрашивает: "Жил у вас на квартире мой друг Асатиани?" Посетитель назвался Иосифом Виссарионовичем Джугашвили. Одет не
по-зимнему - в черном осеннем пальто и фетровой шляпе. Вдова поинтересовалась: "Сколько вам лет?" - "А сколько дадите?" - "Лет сорок, пожалуй". Он рассмеялся: "Мне только двадцать девять".

ЗАГАДОЧНЫЙ КУЗАКОВ

Свой дом Кузакова описала так: "Дом был тесный, дети спали прямо на полу... Детей у меня было много, иной раз расшумятся, какое уж тут чтение". Так что, видимо, не условия жизни в этом доме привлекли Кобу...

В 1978 году на телевидении праздновали 70-летний юбилей одного из телевизионных начальников - Константина Степановича Кузакова. Это был сын той самой Матрены Кузаковой. Все телевидение знало: он сын Сталина! И похож, удивительно похож. Биография Константина Степановича была крайне загадочна. Один ответственный работник телевидения рассказывал мне: "Вскоре после возвышения Иосифа Виссарионовича вдову вызвали в столицу, дали квартиру в новом правительственном доме, юный Кузаков получил высшее образование и всю жизнь занимал высокие посты, соответствующие рангу заместителя министра. Сталина он никогда не видел. В конце 40-х годов Кузаков уже работал в ЦК партии. В это время началась очередная волна репрессий. Очередь дошла до Кузакова. Его выгнали из ЦК. Казалось, дни его сочтены, но он написал заявление на имя Сталина, и Кузакова тотчас оставили в покое... В анкете Кузакова в графе рожде-ния стоит 1908 год, а его отец, согласно той же анкете, умер в 1905
году!"
Вот так-то! Впрочем, 1908 год - всего лишь осторожная деликатность. Так же, как напечатанный в "Правде" рассказ вдовы о знакомстве со Сталиным только в 1910 году. Конечно, Коба не мог не познакомиться с нею еще в первой ссылке - в начале 1909 года, ибо тогда у вдовы квартировал его друг, грузинский революционер Асатиани. Утрата жены была тогда особенно остра. Добрая вдова, видимо, помогла ему забыться. Вот почему, когда Коба вновь появился в Сольвычегодске, он переехал в ее шумный дом. Так что Константин Степанович, скорее всего, родился годом позже. Я видел его не раз - старея, он
становился все более похож на Сталина. Он это знал и немного играл: был нетороплив, немногословен. Дочь Сталина Светлана Аллилуева пишет, что, по рассказам теток, в одной из сибирских ссылок отец жил с крестьянкой и где-то должен быть их сын... Впрочем, как и все в биографии Кобы, это тоже будет надежно запутано Сталиным.
Уже после того как я закончил книгу, в самом конце сентября 1996 года в газете "Аргументы и факты" было напечатано интервью самого Кузакова под названием "Кузаков - сын Сталина". Предположения оказались верными: подходя к своему девяностолетию, Кузаков решился наконец открыть то, о чем молчал всю свою длинную жизнь. "Я был еще совсем маленьким, когда узнал, что я сын Сталина", - заявил он корреспонденту.

"ЧИЖИКОВ"

Ссылка Кобы закончилась, и с нею житье в шумном доме Кузаковой, где бегали многочисленные дети (как утверждали злые языки, весьма напоминавшие ее прежних ссыльных постояльцев). Не имея права выехать в столицу, Коба выбирает для жительства Вологду. Все это время Ленин помнит о верном удалом
грузине, нетерпеливо зовет его. Об этом Коба пишет сам в письме, перлюстрированном полицией: "Ильич и Ко зазывают в один из двух центров (т. е. в Москву и Петербург. - Э. Р.) до окончания срока. Мне же хотелось бы отбыть срок, чтобы легально с большим размахом приняться за дело, но если нужда острая, то, конечно, снимусь".
И опять странность. Почему этот великий конспиратор так странно доверчив? Как он мог забыть, что полиция перлюстрирует письма? Вскоре в Департамент полиции пошло сообщение: "Как можно полагать,
кавказец (так полиция именует Кобу. - Э. Р.) в скором времени выедет в Петербург или в Москву для свидания с тамошними представителями организации и будет сопровождаться наблюдением... Явилось бы лучшим производство обыска и арест его нынче же в Вологде".
Но... никакого ареста! Руководство Департамента будто не слышит и никак не реагирует! Немного спустя Ленин приказал - и тотчас Коба "снялся в Петербург". Следует новое донесение: "В 3.45 кавказец пришел на вокзал с вещами... вошел в вагон третьего класса в поезд, отходящий на Санкт-Петербург... Кавказец с
означенным поездом уехал в Петербург". И никакой попытки его задержать! Но почему? Для побегов революционеры пользовались двумя видами документов. Первый - так называемые "липовые" -

поддельные. Это старые просроченные паспорта, выкраденные из волостных правлений. Их обрабатывали химикатами, вписывали новые данные. И "железные" - подлинные паспорта, которые продавали местные
жители, а продав, через некоторое время заявляли в полицию о пропаже. После отъезда Кобы в делах жандармского управления появляется "Прошение жителя Вологды П.А. Чижикова о пропаже у него паспорта". Но к тому времени паспорт уже был найден: "В Петербурге в гостиничных номерах был задержан некий Чижиков, оказавшийся бежавшим с поселения И. Джугашвили". И опять непонятное. С самого начала Коба должен был знать: побег в Петербург безнадежен. В это время в Киеве выстрелом из револьвера убит глава правительства Столыпин. Петербург наводнен полицейскими агентами. Как
уцелеть с паспортом на имя Чижикова и с грузинской физиономией? Тем более что в Петербурге Коба вел себя совсем странно. Вначале он был осторожен.
Из воспоминаний С. Аллилуева: "Он вышел с Николаевского вокзала и решил побродить по городу... надеялся кого-нибудь встретить на улице. Это было безопаснее, чем искать по адресам. Под дождем он проходил весь день. Толпа на Невском редела, гасли огни реклам, и тогда он увидел Тодрию. После
убийства Столыпина вся полиция была на ногах. Решили снять меблированную комнату. Швейцар вертел его паспорт недоверчиво - в нем он значился Петром Чижиковым. На следующее утро Тодрия повел его к нам". Потом Аллилуев в окно видит шпиков, которые явно следят за квартирой. Но подозрительный Коба только шутит и настроен странно беспечно. Далее он и сопровождающий его рабочий Забелин с удивительной легкостью ускользают от наблюдения, он ночует у Забелина, после чего... возвращается в те же меблированные комнаты! И это - зная, что за ним следят!
Анна Аллилуева: "По словам самого Сталина, он был арестован по возвращении в меблированные комнаты поздно ночью, когда заснул".
Неудивительно, что его арестовывают. Удивительно другое: почему он так легкомысленно себя вел?
Вот так загадочно окончились три дня его жизни в Петербурге. До середины декабря ведется следствие. Наказание Коба вновь получает мягкое: его выслали на три года, да еще с правом выбора места жительства. Он снова
выбрал Вологду.
Тут в следственном деле Джугашвили мелькнула еще одна фамилия, которой предстоит стать знаменитой: Молотов. Молотов - партийная кличка революционера Вячеслава Скрябина. Под этой фамилией будущий министр иностранных дел СССР будет делить Европу и войдет в мировую историю. Я просматриваю его скудный фонд в Партийном архиве. Автобиография, которую он написал в девятнадцать лет при аресте... Будущий министр тоже недоучился: в Казанском реальном училище он создал тайную революционную
организацию, за что был исключен и отправлен в ссылку под надзор полиции - в тот же Сольвычегодск.
Итак, они были рядом, правда, в разное время. Судьбе угодно было отсрочить их встречу: в те дни, когда Коба покинул Сольвычегодск и бежал в Петербург, его будущий верный соратник там только появился. Причем вначале - в том же гостеприимном доме Кузаковой! Романы молодых ссыльных... Как молоды они были, как полны надежд, тогда, на пороге второго десятилетия юного века... Их века, который принесет
этим безызвестным людям власть и славу. А потом и гибель - большинству.

ВВЕДЕН В ЦК ЛИЧНО ЛЕНИНЫМ

В конце декабря 1911 года Коба прибыл в Вологду. Было Рождество, город
радостно встречал великий праздник.
В новом году к Кобе вернулась удача. Орджоникидзе - давний друг и
видный функционер партии - приезжает к нему в Вологду.
Григорий Орджоникидзе (партийная кличка Серго) моложе Кобы - он родился
в 1886 году в дворянской грузинской семье. С семнадцати лет вступил в
революционное движение, арестовывался, сидел в тюрьме, потом эмигрировал,
жил во Франции, учился в большевистской партийной школе в Лонжюмо...
Орджоникидзе был известен в партии своим темпераментом и яростной
манерой громогласно спорить, вернее, кричать на оппонентов. На одном из
съездов партии его даже не захотели избрать в ЦК, но Ленин, ценивший его
преданность, схитрил - объявил, что Серго глуховат на одно ухо и потому так
кричит.
В 1912 году Орджоникидзе был нелегально послан Лениным в Россию -
работать в подполье.
Орджоникидзе и рассказал Кобе об удивительных событиях, произошедших в
партии: неутомимый Ленин совершил переворот! После поражения революции
рядовые члены партии - и меньшевики, и большевики - стремились уничтожить
раскол. Это подогревалось нехваткой средств у меньшевиков. Они пытались
обсудить вопрос о шмидтовском наследстве, завещанном всей РСДРП и
захваченном большевиками. Было принято решение о созыве Всероссийской
конференции РСДРП для окончательного объединения враждующих. Но мало кто
верил в это объединение.
"Разумеется, на такой конференции кучка драчунов, живущих за границей,
будет состязаться в крикливости... и ожидать чего-то путного от этих петухов
- чистейший самообман", - саркастически заметила Роза Люксембург.
Но она не знала Ленина. Ему нужно было только показать партии: мы
сделали все для объединения. После чего, обвинив меньшевиков в нежелании
сотрудничать, в январе 1912 года Ленин открыто произвел переворот. Он созвал
конференцию большевиков в Праге, и она провозгласила себя единственным
представителем РСДРП, избрала большевистский ЦК. Среди членов нового ЦК были
Ленин, Зиновьев, тот же Орджоникидзе, принимавший самое активное участие в
подготовке пражского переворота, и прочие. Но Кобы среди них не было.
Коба был введен в ЦК позже - лично Лениным.
Возмущенные письма от Плеханова, от Троцкого, от лидеров меньшевиков,
от немецких социалистов Ленин попросту игнорировал.
Это тоже было составной частью искусства Вождя нового века: абсолютное
наплевательство на общественное мнение. Коба успешно постигнет и это.
Орджоникидзе сообщил Кобе волю Вождя: Ленин потребовал его побега. И
через несколько дней после свидания с Орджоникидзе, 29 февраля 1912 года, он
в очередной раз бежит.
Сбежав из ссылки, Коба развивает бешеную деятельность. Сначала посещает
родной Тифлис - соскучился по солнцу в безысходной Сибири. Потом
отправляется в Петербург, по дороге инспектируя провинциальные комитеты.
Полиция заботливо рисует его портрет: "Лицо в оспенных пятнах, глаза
карие, усы черные, нос обыкновенный. Особые приметы: над правой бровью
родинка, левая рука в локте не разгибается".
Революционерка Вера Швейцер дополняет:
"На обратном пути в Петербург он заехал в Ростов. Он оставил мне
директивы для работы Донского комитета. В это время ЦК почти весь сидел...
Мы дошли до вокзала пешком и, маскируя нашу встречу, выпили по чашечке кофе
и провели вместе два часа до поезда. Он был в демисезонном пальто черного
цвета. На нем была темно-серая, почти черная шляпа, и сам он был худой, а
лицо смуглое..."
Все то же пальто, все та же шляпа. Черный человек.
Выборы в Государственную думу очень волнуют Ленина. Ради них он уже
пожертвовал самыми близкими людьми - направил на избирательную кампанию
Инессу Арманд и Георгия Сафарова. Арманд - возлюбленная Ленина, с
существованием которой приходится мириться Крупской. Сафаров в то время
выполнял секретарские обязанности при Вожде.
Крупская: "Инесса и Сафаров, которых Ильич накачал инструкциями, были
тотчас арестованы в Петербурге".
И тогда Ленин заставил бежать Кобу.
В Петербург Коба доехал благополучно.
После революции Сафаров станет одним из руководителей Красного Урала и
подпишет решение о расстреле царской семьи.
Через два десятка лет он сам будет расстрелян Сталиным.

ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

В Петербурге Коба руководит избирательной кампанией. Здесь он встречает
Скрябина-Молотова, также нелегально прожи-вающего в столице. К ним
присоединяется еще один подпольный революционер - Свердлов.
На этот раз Коба - очень подозрителен. Обычно аресты производятся ночью
- теперь он не возвращается домой ночевать. После сходок с рабочими, где
обсуждается тактика кампании, он бродит всю ночь по извозчичьим чайным и
трактирам. В махорочном чаду, среди дремлющих за столами пьяниц и извозчиков
Коба дожидается утра. От усталости и бессонных ночей он еле держится на
ногах.
И все-таки петербургская весна закончилась арестом. Но если в сентябре
1911 года он был на свободе ровно три дня, то теперь - несколько недель. 22
апреля его арестовали. На этот раз ему не удалось уехать в хорошо знакомую
Вологду - его отправляют в суровый Нарымский край. Но Коба не стал
дожидаться ледяной нарымской зимы и уже 1 сентября бежал! В пятый раз!
В делах Департамента полиции есть телеграмма: "Джуга-швили бежал из
Нарымского края... намерен направиться к Ленину на совещание. В случае
обнаружения наблюдения просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за
границу..."
Но почему-то ему опять разрешают благополучно переправиться через
границу!
Он направляется сначала в Краков к Ленину, потом в ноябре преспокойно
возвращается в Петербург, чтобы уже в конце декабря... вновь
беспрепятственно вернуться в Краков на февральское совещание ЦК. И при этом
у него нет заграничного паспорта! Но как? Как все это удалось?
Вот его собственное объяснение, пересказанное старшей дочерью Аллилуева
- Анной.
Оказывается, адреса человека, который должен переправить его через
границу, у Кобы не было. Но он встречает на базаре поляка-сапожника, и,
когда тот узнает, что отец Кобы тоже был сапожник и бедняк в Грузии, которую
так же угнетают, как Польшу, тотчас соглашается перевести его через границу.
На прощание, не взяв денег, поляк говорит Кобе: "Мы, сыны угнетенных наций,
должны помогать друг другу". "Я слышала этот рассказ, - пишет Аллилуева, -
много лет спустя после революции... Он, смеясь, рассказывал нам".
Действительно, такое можно рассказывать только наивным девушкам и
только смеясь. Так что по-прежнему остается открытым вопрос: как же он без
заграничного паспорта, при предупрежденной о его маршруте полиции сумел
дважды пересечь границу?
Череда нудных, одинаковых вопросов без ответа.

"ЧУДЕСНЫЙ ГРУЗИН" ИЗ СТАЛИ

За границей Коба наблюдает привольную жизнь большевист-ской эмиграции:
споры о революции в кафе за чашечкой кофе. С иными живут жены, дети -
нормальная жизнь, на которую он и ему подобные нелегалы в нечеловеческих
условиях зарабатывают деньги в России.
Здесь у него была возможность наконец-то поговорить с Лениным. О чем
они говорили? Наверное, о том же, о чем Ленин беседовал, к примеру, с
Николаем Валентиновым и прочими симпатичными ему революционерами. Валентинов
пересказал эти беседы.
Тема номер один - "кровавый марксизм".
"Быть марксистом, - говорил Ленин Валентинову, - это не значит выучить
формулы марксизма... выучить сможет и попугай... чтобы быть марксистом,
нужна соответствующая психология - то, что называют якобинством".
Якобинство - борьба за цель, "не исключающая никаких решительных
действий: борьба не в белых перчатках; борьба, не боящаяся прибегать к
гильотине... Именно отношение к якобинству разделяет мировое
социалистическое движение на два лагеря - революционный и реформистский".
"От ража у Ленина краснели скулы, - писал Валентинов, - глаза превращались в
маленькие точки".
И про якобинство, и про гильотину запомнит Коба. "Учимся понемногу,
учимся".
Вслед за Лениным он переезжает в Австрию. В своем вечном черном пальто
он оказывается в Вене.
В 1913 году Троцкий тоже был в Вене. Он сидел в квартире Скобелева -
сына бакинского богача и тогдашнего верного ученика Троцкого (впоследствии
его противника - министра Временного правительства). "Внезапно, - пишет
Троцкий, - без стука открылась дверь и... на пороге появилась странная
фигура: очень худой человек невысокого роста со смугло-серым отливом лица,
на котором ясно виднелись следы оспы. Во взгляде его не было ничего похожего
на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было принять
за приветствие, налил молча стакан чаю и молча вышел.
- Это кавказец Джугашвили, - пояснил Скобелев. - Он вошел в ЦК
большевиков и начинает играть у них, видимо, роль.
Впечатление было смутное, но незаурядное... априорная враждебность и
угрюмая сосредоточенность..."
Так наконец заметил его Троцкий.
А Коба вернулся со стаканом чая к прерванной работе. Это была
теоретическая работа. Ленин пригласил "национала" Кобу выступить против
"бундовской сволочи" - еврейских социалистов, требовавших
национально-культурной автономии, так и не сумевших забыть свою еврейскую
принадлежность. Хотел ли Ленин использовать для дела даже столь ненавидимый
им антисемитизм Кобы?
Коба усердно работал. Он писал о будущем мире, где восторжествует
интернационализм, где не будет жалких наций - но единый мир победившего
пролетариата. Ленин заботливо отредактировал работу.
"У нас один чудесный грузин засел и пишет большую статью", - сообщал он
Горькому.
Под этой работой Коба поставил уже свое новое партийное имя - "Сталин",
Человек из стали.
Это было модно: Скрябин стал Молотовым - громящим врагов как молот; был
большевик Броневой - твердый как броня. И так далее. Но при этом Коба не
взял имя "Сталев" - наподобие "Каменев". Нет, Сталин - чтоб звучало как
Ленин! Как и положено азиату, он был во всем - раб перед господином.
Эти наивные клички вызывали улыбку у интеллектуала Троцкого.
Из Вены Коба пишет письмо любимцу Ленина - главе фракции большевиков в
Государственной думе Малиновскому, блестящему оратору, организатору
профсоюза металлистов. Как и в случае с Кобой, именно Ленин выступил
инициатором избрания Малиновского в ЦК партии. Но одновременно с высокими
партийными обязанностями Малиновский исполнял должность... штатного
осведомителя Департамента полиции!
Таков был петербургский адресат Кобы. Судя по письму, они были коротко
знакомы. Оба из нелегалов, из тех руководителей партии, которые не
отсиживались за границей, а работали в России. В этом откровенном письме
Коба жалуется Малиновскому: "Занят вздором, чепухой". Так он определил свои
теоретические занятия... Ему скучно. Он не может быть здесь первым - он
может лишь повторять ленинские мысли.
Ленин отсылает его в Россию. Коба возвращается в Петербург - руководит
работой думской фракции. И опять ведет себя крайне осторожно.
Из воспоминаний большевички Т. Словатинской (бабушки писателя Юрия
Трифонова): "Я жила на конспиративной квартире вместе с дочерью. В одной из
комнат прятался А.Сольц - большевик, за плечами которого и ссылки, и тюрьмы.
Он жил в маленькой комнатке, предназначенной для прислуги. Однажды Сольц
сказал, что приведет товарища-кавказца, с которым хочет меня познакомить. И
тут выяснилось, что на самом деле этот кавказец уже несколько дней живет у
Сольца, не выходя из комнаты. Видно, все те же неписаные законы конспирации
не позволяли им даже мне открыться... Так я познакомилась со Сталиным. Он
показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось,
больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я
настояла, чтоб он спал в большой комнате и с бґольшими удобствами. Уходя на
работу, я каждый раз просила его обедать с детьми... но он запирался на
целый день в комнате, питался пивом и хлебом... Его арестовали весной 1913
года на благотворительном вечере. Мы часто с каким-либо студенческим
землячеством устраивали концерты, якобы с благотворительной целью, а на деле
- чтобы собрать деньги для партии... Помню, как сейчас... он сидел за
столиком... и беседовал с депутатом Малиновским, когда заметил, что за ним
следят... Он вышел на минутку в артистическую комнату и попросил вызвать
меня... он сказал, что появилась полиция, уйти невозможно, сейчас он будет
арестован. Попросил сообщить, что перед концертом он был у Малиновского.
Действительно, как только Сталин вернулся, к его столику подошли двое
штатских и попросили его выйти с ними. О том, что Малиновский провокатор,
никто еще не знал".

ЗА КРАЕМ СВЕТА

На сей раз наказание более сурово: Кобу выслали в Турухан-ский край
сроком на четыре года.
В арестантском вагоне - через Урал и Сибирь в Красноярск, а оттуда - на
край света, в Туруханский край. Его везут в лодке по бурному Енисею в село
Монастырское. Из Монастырского дальше, за край света, в поселок Костино.
Потом его переведут за Полярный круг - в поселок Курейку. Его встречают
места жуткие для жителя солнечного юга - бесконечная свирепая зима, сырое
короткое лето с тучами мошкары и тревожными белыми ночами. Время тут
остановилось. Бескрайнее ледяное небо и крохотный человек. Здесь покончил с
собой большевик Иосиф Дубровинский - соратник Ленина, здесь погибнет от
чахотки другой известный большевик - Спандарян.
Шел 1913 год - Россия праздновала трехсотлетний юбилей династии
Романовых. Строй казался незыблемым. И Ленин с печалью признавался: не
увидеть им революции при жизни...
Коба рассылает жалобные письма.
"Кажется, никогда еще не переживал такого ужасного положения. Деньги
все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усиливающимся
морозом (37 градусов холода), - пишет он думской фракции большевиков. - Нет
запасов ни хлеба, ни сахара, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова...
но нет денег. У меня нет богатых родственников или знакомых, мне
положительно не к кому обратиться. Моя просьба состоит в том, что если у
фракции до сих пор остался фонд репрессированных, пусть она... выдаст мне...
хотя бы рублей 60".
В издательство "Просвещение": "У меня нет ни гроша, все запасы вышли...
были кой-какие деньги, да ушли на теплую одежду... нельзя ли растормошить
знакомых и раздобыть рублей 20-30. Это было бы прямо спасение..."
Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они
тотчас выслали ему деньги. Впоследствии он ненавидел писать длинные письма.
Но тогда в этом страшном краю письма были единственной возможностью говорить
с близкими, а ближе этой полузнакомой семьи у одинокого Кобы никого не было:
"Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас
большая семья... Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете
присылать открытые письма с видами природы... В этом проклятом краю природа
скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы
на бумаге".
В Партархиве хранится рассказ "В пургу", написанный со слов Кобы сыном
Сергея Аллилуева - Федором. Видимо, когда он ухаживал за Надей Аллилуевой,
Коба, как шекспиров-ский Отелло, рассказывал о "мучительном прошлом"... Как
он шел в полярную ночь - добывать рыбу, которая была "вся его пища". И как
однажды чуть не погиб...
"Мороз все крепчал... голубоватый в свете луны снег и тени от торосов.
Ледяная пустыня. Но подул северный ветер, завьюжило, и скрылись звезды. Он
попал в пургу. Вешки, которыми отмечали путь, исчезли в пурге. При каждом
порыве ледяной стужи лицо немело, превратившись в ледяную маску. Саднящая
боль. Пар изо рта смерзался. Голова и грудь покрылись ледяной коркой, дышать
невозможно, обындевевшие веки слипались. Тело растеряло тепло. Но он все
шел. И дошел..."
Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать?
Однако "сапоги" (так называли паспорта для побега) ему так и не прибыли...
Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из
всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой - самой ужасной... Ничего
подобного! Он страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему?
Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы.

ТРИНАДЦАТЫЙ ПРОВОКАТОР

Помню, студентом я проходил практику в Центральном Историческом архиве
в Москве. Там я увидел картотеку Московского охранного отделения. Это была
картотека революционеров: синие - большевики, белые - кадеты, розовые -
эсеры. Более 30 000 карточек - на всех видных деятелей революции. На обороте
карточек - клички провокаторов, давших эти сведения... Здесь же была
знаменитая секретнейшая картотека Департамента полиции - в ней учитывались
революционеры-провокаторы. Завербованный ценный провокатор открывал путь
наверх для чиновника Департамента, так что они берегли своих подопечных. "Вы
должны смотреть на сотрудника как на любимую замужнюю женщину, с которой
находитесь в связи. Один неосторожный шаг - и вы ее погубите", - говорил В.
Зубатов, глава охранки.
После Февральской революции Временное правительство создало ряд
комиссий - и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти
большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном
архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была
упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать
провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший
кличку Василий, так и не был выявлен...
Слухи о том, что Коба - провокатор, появились уже в начале его
деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте
жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская - личный секретарь
председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно
же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала
высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично
заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин - провокатор. Шаумян
рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой
знал только один человек - Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса
подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять
упорный слух - Коба.
О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но
и опубликованные документы:
"Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакин-ский комитет
РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член
комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. - Э. Р.) и другие. Члены
предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором,
агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин
ответил им взаимными обвинениями. Фикус".
Этот документ хранился в секретном фонде Архива Октябрьской революции.
Под кличкой Фикус в полиции проходил Николай Ериков. Этот революционер,
проживавший нелегально под именем Бакрадзе, состоял секретным сотрудником
охранки с 1909 по 1917 год. В партии он был со дня ее основания.
И далее Фикус сообщает: "Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на
постановку большой техники (типографии. - Э. Р.)... находятся у Кузьмы, и он
пока отказывается их выдать Кобе... Коба несколько раз просил его об этом,
но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие". Именно в этот
момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка
покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет:
"На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки
денег, нет пальто и даже платья на нем".
В 1947 году, готовя второе издание "Краткой биографии", Сталин внес в
старый текст интереснейшую правку. Она сохранилась в Партархиве.
В старом тексте написано: "С 1902 до 1913 года Сталин арестовывался
восемь раз". Но Сталин исправляет - "семь".
В старом тексте - "Бежал из ссылки шесть раз". Он исправляет - "пять".
Какой-то арест его явно тревожил, и он решил его изъять.
Шатуновская считала: тот самый, когда он стал провокатором.
Я слышал рассказы Шатуновской уже в конце хрущевской оттепели. Со
страстью она сыпала именами старых большевиков, знавших о провокаторстве
Кобы: секретарь Ростовского обкома Шеболдаев, член Политбюро Косиор,
командарм Якир...
Из письма Л.Корина: "Слух о провокаторстве Сталина был известен в
Коминтерне. Мой отчим, старый большевик, рассказывал: "Как-то в Коминтерне
Радек читал вслух секретную инструкцию Департамента полиции о вербовке
провокаторов. Это делалось, чтобы научить компартии бороться с провокаторами
и самим вербовать агентов. Причем читал с неподражаемым легким сталинским
акцентом..."
Самое забавное: в фонде Коминтерна я наткнулся на эту инструкцию. Вот
несколько выдержек:
"Наибольшую пользу секретные агенты приносят охранному отделению, если
они стоят во главе партии... Если оно не в состоянии завербовать такого
агента, то охранное отделение старается провести его с низов к вершине
партии".
"Наиболее подходящие лица к заагитированию - лица, самовольно
возвратившиеся из ссылки, задержанные при переходе границы, арестованные с
уликами, предназначенные к высылке. Если секретному агенту грозит
разоблачение, то он арестовывается вместе с другими членами партии, и в том
числе с тем, от которого узнали о его провокаторстве".
Так что можно представить, как пишет Корин, что "чтение Радека имело
большой успех у посвященных слушателей".
Шатуновская рассказывала, что материалы о провокаторстве Сталина были
переданы Хрущеву. Но когда его попросили о дальнейшем расследовании, Хрущев
только замахал руками: "Это невозможно! Выходит, что нашей страной тридцать
лет руководил агент царской охранки?"
Здесь следует вспомнить все фантастические побеги Кобы, его поездки за
границу, странное благоволение полиции и бесконечные тщетные телеграммы с
требованием задержания, ареста, которые почему-то остаются без последствий.
Очередная шифрограмма начальника Московского охранного отделения А.
Мартынова в Петербургское охранное отделение: "1 ноября 1912 года.
Коба-Джугашвили направляется в Питер, и его следует задержать... перед
отъездом за границу".
Но Коба преспокойно проследовал за границу через Петербург! В очередной
раз! И участвовал вместе с Лениным в краковском совещании большевиков, на
котором, кстати, присутствовал и провокатор Малиновский.
Неужели Коба действительно был агентом охранки?
Чтобы разобраться, следует вспомнить странную историю его близкого
знакомого и адресата - Малиновского, "русского Бебеля", как называл его
Ильич. Уже с 1912 года некоторые члены партии имели серьезные подозрения
против Малинов-ского. В то время он был избран от Москвы в Государственную
думу, стал главой большевистской фракции. Когда председатель Думы узнал о
его службе в полиции, Малиновскому было предложено тихо уйти. Он уехал из
столицы. Это странное исчезновение всполошило большевиков. Вспоминаются
слухи о провокаторстве, назначается расследование, создается комиссия.
Малиновский соглашается предстать перед ней. Комиссия заслушивает всех
обвиняющих, но Малиновского упорно защищает Ленин. В результате комиссия
объявляет: "Обвинения в провокаторстве не доказаны". При этом некую личную
историю, которой Малиновский объяснял свой уход из Думы, решено не оглашать.
И в дальнейшем Ленин горой стоит за своего любимца. Когда молодой
Бухарин рьяно выступил против Малиновского, Ленин написал ему письмо на
бланке ЦК: если он будет продолжать клеветать на Малиновского, его исключат
из партии...
Реабилитированный Малиновский продолжал служить РСДРП. Во время войны
он пошел добровольцем в армию с секретной задачей - сдаться немцам и в плену
вести большевистскую пропаганду среди русских военнопленных. В Парт-архиве
существует заботливое письмо Ленина Малиновскому об отправке ему в 1915 году
теплых вещей в лагерь военно-пленных.
Однако после Февральской революции провокаторство Малиновского было
доказано. И Ленин... продолжал биться до конца! По западным источникам, он
решительно заявил комиссии Временного правительства: "Я не верю в
провокаторство Малиновского, потому что будь Малиновский провокатор, то от
этого охранка не выиграла бы так, как выиграла наша партия..."
В этом ответе Ленина, возможно, открыт ключ к удивительной ситуации.
Действительно, Малиновский принес партии куда больше пользы, чем вреда: его
зажигательные речи в Думе, существование "Правды" - газеты большевиков, где
печатались крамольные статьи, - все это властям приходилось терпеть под
нажимом охранки, покрывавшей Малинов-ского.
О том же говорит один из руководителей охранки, Висса-рионов: "Когда я
стал читать его выступления в Думе, я пришел к заключению, что более нельзя
продолжать работу с ним".
В этом заявлении слышится голос обманутого человека.
Однако документов становилось все больше, и большевикам пришлось
уступить. Имя Малиновского стало синонимом провокаторства наряду с именами
Азефа и Дегаева. И вот после Октябрьского переворота, в октябре 1918 года,
Малинов-ский... возвращается из Германии в Петроград! Его тотчас
арестовывают, переправляют в Москву. Уже 5 ноября в Кремле состоялся суд, и
Малиновский сделал странное заявление, о котором в своей книге о Ленине
пишет Луис Фишер: "Ленину должна быть известна моя связь с полицией".
Он просил очной ставки с Ильичем, но... его поторопились расстрелять.
Думая над историей Малиновского, я вспомнил свою студенческую юность. В
тот год у нас шли практические занятия в том самом Историческом архиве, где
находились уже упоминавшиеся картотеки провокаторов и революционеров. В те
годы в архив часто приходили запросы старых большевиков, хлопотавших об
установлении им пенсии за революционные заслуги.
Тогда я стал свидетелем одной истории. Очередной старый большевик
попросил справку о своей революционной деятельности. И сотрудница нашла его
имя в картотеке провокаторов.
И вот он пришел в архив за справкой. Благоволившая ко мне
руководительница практики позволила мне присутствовать при разговоре... Я
помню этого старика - высокого, с белоснежными волосами. И никогда не забуду
его усмешку, когда ему сказали об открытии.
Состоялся удивительный разговор. Передаю его, естественно, по памяти.
Но смысл, поразивший меня тогда, сохраняю в точности.
- Да, я числился агентом, но им не был... - сказал старик. - Я работал
с согласия партии. Так мы доставали информацию. К сожалению, те, кто меня
послал в полицию, давно расстреляны Сталиным.
- Но вы же выдали... - Сотрудница назвала имена.
- Как вы понимаете, так приходилось поступать, чтобы полиция верила...
Но уверяю вас, если бы выданные мною знали об этом - они одобрили бы мои
действия. Наши жизни принадлежали партии. Для ее блага мы жертвовали и
свободой, и жизнью... Впрочем, сейчас это трудно понять: революционеры
погибли - Термидор победил.
Хорошо помню: он встал и ушел, не прощаясь.
Вспомним "Катехизис" Нечаева: все те же идеи! Известная социалистка
Анжелика Балабанова записывает поразившее ее суждение Ленина о готовности
использовать провокаторов в интересах дела: "Когда вы начнете понимать
жизнь? Про-вокаторы? Если бы я мог, я поместил бы их в лагере Корнилова".

ВЕРСИЯ

Итак, моя версия о Малиновском. Сначала полиция, узнав о его темном
прошлом (изнасилование, воровство и прочее), начала его шантажировать и
предложила стать агентом. Впо-следствии Малиновский, достигнув большого
влияния в партии, решился сообщить об этом Ленину. Как и ожидал хорошо
изучивший Ленина Малиновский, Вождь равнодушно отнесся к его прошлым
преступлениям. Они не были совершены против партии, и с точки зрения
"Катехизиса", призывавшего сотрудничать даже с разбойниками, Малиновский был
невиновен. Ленин понял: нельзя было допустить, чтобы очернили "русского
Бебеля", ибо это очернило бы партию. И вот тогда, видимо, Ленин принял
решение абсолютно в духе "Катехизиса": Малиновский должен продолжать быть
провокатором, чтобы большевики смогли использовать полицию! Конечно,
впоследствии, по ходу взаимоотношений Малиновского с полицией, приходилось
даже жертвовать "некоторыми товарищами", но отдавали самых ненужных -
"революционеров второго разряда" (говоря языком "Катехизиса"). Зато польза
делу, которую теперь приносил Малиновский, была несравненно больше.
Благодаря полиции Малиновский прошел в Думу, где беспрепятственно громил
самодержавие. Многим помог он и "Правде". Его провокаторство происходило в
обстановке обычной строжайшей секретности, и, скорее всего, никто, кроме
Вождя, не знал об этом. Вот почему, когда свершилась революция, Малиновский
вернулся в Россию. Но он забыл "Катехизис": главное - польза дела. Ленин не
мог открыто объявить о существовании уголовного крыла своей партии. И
забывчивого Малиновского расстреляли.
Но вряд ли история Малиновского была единичным явлением. Возможно, была
целая практика двойных агентов. И коварный восточный человек, как никто,
подходил для этой роли. Вероятно, чтобы вести успешнее "бомбовые дела", Кобе
и было предписано Вождем вступить в контакт с полицией. Тогда все становится
понятней: и почему он так легко бежит, и почему так мало заботится о своей
безопасности. И почему Ленина не тревожат его странно удачные побеги и
слишком легкие поездки за границу.
"Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним
отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в
дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском" (из секретной инструкции
Департамента полиции).
Но, как и в случае с Малиновским, полиция, видимо, начала догадываться
о двойной игре Кобы. Потеряв покровительство полиции, он был вынужден стать
очень осторожным. Ему пришлось перестать заниматься "эксами" и
сосредоточиться на работе с думской фракцией. Он сумел и здесь доказать свою
ценность для Ленина. Но после окончания выборов он перестал быть так уж
ценен для партии. Руководить текущей работой фракции - то есть выполнять
полученные из-за границы указания Ленина - могли и другие.
И возможно, Малиновскому позволили его выдать...
Кобе пришлось понять: его предали. Им пожертвовали. Он стал
"революционером второго разряда"!
Но понял он это не сразу. Из туруханской ссылки он шлет письма Ленину.
Он верит - его спасут, помогут бежать. Ведь теперь, без помощи полиции, ему
не сделать это одному.
"Коба прислал привет и сообщение, что он здоров", - пишет Ленин
Карпинскому в августе 1915 года. Но Кобе Ленин не ответил.
Ему не до Кобы. Пока тот гниет в Туруханском крае, начинается мировая
война. И с нею великая драка между социалистами. Большинство поддерживает
свои правительства. Но Ленин заявляет: "Наименьшим злом было бы теперь
поражение царизма".
Поражение в войне, кровь солдат, "чем хуже - тем лучше" - вот путь к
революции. Впрочем, через несколько месяцев, когда Ленин решил оживить
деятельность Русского бюро ЦК, интерес к Кобе возродился. Ленин пишет
Карпинскому: "Большая просьба, узнайте фамилию Кобы (Иосиф Дж.? Мы забыли.
Очень важно!!!)".
Ленин уже не мог вспомнить фамилию верного Кобы...
Но видимо, планы Вождя переменились. И опять молчание.
А Коба все пытается напомнить о себе. Пишет статью по национальному
вопросу: Ленин так любил, когда "чудесный грузин" Коба переписывал его
мысли. Коба отсылает статью. Но... Ленин не отвечает.
Забыли, забыли верного Кобу...

ЛАВА 5

Новый Коба

ИТОГИ

Вскоре в Сибирь приехало пополнение. Послушные воле Ленина,
думцы-большевики отказались вотировать военные кредиты. Депутаты объезжали
Россию, агитируя против войны. Вся думская фракция большевиков была
арестована.
В разговорах с ними Коба, видимо, окончательно уяснил роль
Малиновского. И свою жалкую роль. Когда-то он потерял веру в Бога. Теперь
наступил второй страшный переворот в его душе. Он потерял веру в бога Ленина
и в товарищей.
Он мог подвести итоги. Ему 37 лет - жизнь уже повернулась к смерти. И
кто он? Член Центрального Комитета партии говорунов, большинство которых
сидит по тюрьмам, а остальные ругаются между собой по заграницам. Жизнь не
удалась! Теперь по целым дням он лежит, повернувшись лицом к стене. Он
перестал убирать комнату, мыть после еды посуду. Деливший с ним жилье
Свердлов рассказывал, как с усмешкой Коба ставил тарелки с объедками на пол
и смотрел, как пес вылизывает посуду. И Свердлов вздохнул с облегчением,
переехав в другой дом.
Между тем началась мобилизация в армию среди ссыльных. Свердлову службу
в армии не доверили, а Кобу решили призвать.
И опять везли полузамерзшего грузина по тундре, по скованной льдом
реке. Лишь через шесть недель, в конце 1916 года, измученного, привезли его
в Красноярск на медицинскую комиссию. Но повезло: усохшая левая рука
освободила от военной службы будущего Верховного Главнокомандующего.
Срок его ссылки заканчивался 7 июня 1917 года. И вновь некоторое
благоволение властей: 20 февраля, за три с лишним месяца до окончания срока
ссылки, ему разрешено отбыть в городок Ачинск.
В Ачинске в то время жил в ссылке Лев Каменев, редактор "Правды". Он
был осужден вместе с фракцией большевиков в 1915 году. На суде вел себя
странно, точнее, трусливо: в отличие от думцев-большевиков отказался осудить
войну. Но все равно получил свою ссылку в Туруханский край.
По прибытии Каменев тут же был вызван на товарищеский суд ссыльных
большевиков. В суде принимали участие только члены ЦК. И Каменев странно
легко оправдался. Он сообщил нечто такое, в результате чего была принята
резолюция, одобрявшая поведение всех большевиков на царском суде.
Уже после Февральской революции молодые вожди петро-градских
большевиков попытаются вновь устроить суд над Каменевым, на что тот
величественно им ответит: "Ввиду партийно-политических соображений не могу
дать всех объяснений по поводу своего поведения на суде впредь до
переговоров с товарищем Лениным". Иными словами, он объяснил молодым
большевикам, что есть вещи, о которых могут знать только вожди партии. И
действительно, когда Ленин приедет в Петроград, "трус" Каменев с его
одобрения станет членом ЦК.
Да, видимо, и это была столь знакомая Кобе двойная игра: Каменеву было
поручено предать свои убеждения на суде. Ленин попытался сохранить на
свободе нужного ему соратника. Но полиция поняла маневр, и Каменев получил
ссылку.
В Ачинске Коба частенько навещает Каменева. Лев Борисович
ораторствовал, учил мрачного грузина, а Коба слушал, молчал, попыхивая
трубкой. Учился.
Если бы знал Каменев, какой ад был в душе Кобы. Сколько он понял,
передумал. И как изменился.

17-й ГОД

"Некто 17-й год", - зловеще назвал его в своих предвидениях Велемир
Хлебников.
Военные поражения, нехватка хлеба и холодная зима разбудили надежды
революционеров. "Что-то в мире происходит. Утром страшно развернуть лист
газетный", - писал Александр Блок.
В фельетоне, напечатанном в "Русском слове", Тэффи перечисляет слова,
наиболее часто слышимые в толпе: "Отечество продают", "Дороговизна растет",
"Власти бездействуют"...
Мейерхольд ставит "Маскарад", где в фантастически роскошных декорациях
по сцене скользил, кривлялся Некто... Это была Смерть.
И свершилось! Сразу! Как бывает только на Руси! Свершилось то, о чем
год назад нельзя было даже помыслить: в Петрограде произошла революция!
"Все сооружение рассыпалось как-то даже без облака пыли и очень
быстро", - с изумлением писал будущий строитель Мавзолея А. Щусев.
И Бунин записал слова извозчика: "Мы - народ темный. Скажи одному:
"трогай", а за ним и все".
Тюрьмы открыты, горят охранные отделения. Кто-то сумел позаботиться -
настроил толпу. В революционном пожаре горят списки секретных сотрудников
охранки...
И вот уже в Ачинске узнают потрясающую весть: царь отрекся от престола.
Так в одночасье переменилась судьба Кобы.
Его прежняя энергия проснулась. Но это был уже новый Коба.
Каменев и Коба спешат в революционную столицу. Вместе с ними в поезде
большая группа сибирских ссыльных.
В вагоне было холодно. Коба мучился, мерз, и Каменев отдал ему свои
теплые носки. На станциях ссыльных встречали восторженно, а среди них и его
- безвестного неудачника Кобу. Теперь они назывались "жертвы проклятого
царского режима". Как всегда в России, после падения правителей в обществе
проснулась ненависть ко всему, что связано с павшим режимом.
12 марта транссибирский экспресс привез его в Петроград. Он успел -
прибыл в столицу одним из первых ссыльных большевиков и сразу направился к
Аллилуевым.
Анна Аллилуева: "Все в том же костюме, косоворотке и в валенках, только
лицо его стало значительно старше. Он смешно показывал в лицах ораторов,
которые устраивали встречи на вокзалах. Он стал веселый".

"НЕЖНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ"

Стояли мартовские дни, полные солнца. Солдатики, совершившие революцию,
еще мирно сидели в петроградских кафе, и хозяева кормили их даром. Это были
солдаты Петроградского гарнизона, те, кто под разными предлогами сумел
остаться в столице и избежал фронта. "Беговые батальоны" - так презрительно
называли их в действующей армии, ибо, когда их направляли на фронт, они
бежали в первом же сражении. Они ненавидели войну и быстро стали находкой
для революционной пропаганды. Теперь они чувствовали себя героями.
Интеллигенция была счастлива: отменена цензура, впервые - свобода
слова. Политические партии росли как грибы. В театрах перед представлениями
выходили знаменитые актрисы и, потрясая разорванными бутафорскими кандалами,
символизирующими освобожденную Россию, пели "Марсельезу". Свобода, свобода!
Петроградские улицы покрылись красным - красными бантами, красными флагами
нескончаемых демонстраций. Все это напоминало о крови. Чернели только
сожженные полицейские участки...
И солнце светило в те дни как-то особенно ярко. Даже свергнутая царица
писала в своем письме отрекшемуся царю: "Какое яркое солнце..." Хотя уже
тогда убивали: офицеров, полицейских... и в газетах было напечатано: "Убит
тверской генерал-губернатор". (Впрочем, в той же газете объясняли: "Он был
известный реакционер...")
С каким интересом следил вчерашний ссыльный за событиями! Он понимал
эту революционность столицы с ее интеллигентскими идеями, с гарнизоном, не
желавшим идти на фронт... Но остальная Россия, Святая Русь, миллионы
крестьян, которые еще вчера молились за царя - помазанника Божьего, - что
скажут они?
И они сказали... "С какой легкостью деревня отказалась от царя... даже
не верится, как пушинку сдули с рукава", - с изумлением писала в те дни
газета "Русское слово".
Значит, правы были те, кто говорил о возможности переворота сверху?
Значит, это верно: в стране рабов боятся силы и подчиняются силе... "Учимся
понемногу, учимся".
Едва сошедши с поезда, туруханские ссыльные начали действовать. Ленин,
Зиновьев и прочие лидеры большевиков были в эмиграции. Как и в 1905 году,
они не готовили революцию, участия в ней не принимали. И теперь оказались
отрезанными от России: как русские подданные, они не имели права проехать
через сражавшуюся с Россией Германию и лихорадочно решали: что делать?
В Петрограде большевистскими организациями руководили молодые люди: уже
знакомый нам Вячеслав Скрябин-Молотов и его сверстники, выходцы из рабочих -
Шляпников и Залуцкий. Им удалось в начале марта наладить выпуск "Правды".
Редакцию возглавил Молотов, с ним - "революционеры второго ранга". Еще
недавно их заседания проходили по чердакам - теперь большевики реквизировали
роскошный особняк балерины Кшесинской. Была в этом какая-то злая ирония:
самая радикальная партия разместилась в скандальном "любовном гнездышке".
Коба и Каменев тотчас отправились в особняк. На заплеванной окурками,
недавно роскошной лестнице - черные тужурки рабочих и серые солдатские
шинели. В спальне стучали "ундервуды" - там работал секретариат партии...
Молодые петроградцы не проявили восторга по поводу появления
туруханцев. Но те действовали жестко.
"В 17-м году Сталин и Каменев из редакции "Правды" вышибли меня умелой
рукой. Без излишнего шума, деликатно", - вспомнит эти дни девяностолетний
Молотов. Опять наступило время бушующей толпы, время улицы, время ораторов.
Весь этот период бывший поэт проведет редактором в "Правде".

ГЛАВА 6

Партии великого шахматиста

ДЕБЮТ: ВСТРЕЧА С ВЛАСТЬЮ

Его статьи в "Правде" поразят историков странным забвением взглядов его
учителя Ленина. Кобе явно нравится эта буржуазная революция, столь успешно
перевернувшая его жизнь. Он славит Российскую социал-демократическую партию,
совершенно забыв, что единой партии для последователя Ленина быть не может:
есть два непримиримых врага - большевики и меньшевики. В то время как
Шляпников и молодые петроградцы призывают к ленинским лозунгам - братанию на
фронте, немедленному прекращению войны, - Коба пишет в "Правде": "Лозунг
"Долой войну!" совершенно не пригоден ныне, как практический путь". Каменев
идет дальше - призывает солдат "отвечать пулей на немецкую пулю".
Но Коба не только пишет. Вместе с Каменевым он поворачивает политику
петроградских большевиков - начинает кампанию объединения большевиков с
левым крылом меньшевиков. Кампанию, преступную для последователя Ленина!
Впоследствии Троцкий напишет о "растерянном Кобе, который в те дни
следовал за Каменевым и повторял меньше-вистские идеи". И Троцкий прав.
Только он не понимает - почему.
Наряду с Временным правительством в Петрограде с начала революции
установилась вторая власть - Совет рабочих и солдатских депутатов. Сам
термин "Совет" очень удачно родился еще в революцию 1905 года. Слово уходило
корнями в крестьянское сознание, в традицию русской соборности.
Пока Дума, захлестнутая революцией, пыталась предотвратить хаос, две
революционные партии - эсеры и меньшевики - в казармах и на заводах быстро
провели "летучие выборы" простым поднятием рук. Уже 27 февраля было
объявлено о создании Петроградского Совета. В него вошли делегаты от рабочих
и, что самое важное, от воинских частей. Руководили Советом, конечно, те,
кто умело продирижировал выборами: революционная интеллигенция - эсеры и
меньшевики. Теперь в Таврическом дворце, где заседала Дума, объявилась еще
одна власть - Совет. Власть, опирающаяся на толпу.
При помощи солдатских депутатов Совет контролирует гарнизон. Он издает
знаменитый "Приказ номер один": в частях правят теперь солдатские комитеты,
офицеры поставлены под контроль солдат. Это - конец дисциплины. Уже началась
охота на офицеров...
Да, Совет - это сила. Он воистину делит власть со слабым Временным
правительством - в его состав уже введен председатель Совета, эсер Александр
Керенский.
Совет предложил новый обычай: полки приходят к Таврическому дворцу, где
заседает Дума, формально - для выражения ей поддержки. Но уже 3 марта
председателя Думы Михаила Родзянко едва не расстреляли пришедшие матросы. И
Коба теперь каждый день мог наблюдать одну и ту же картину: перед дворцом
яблоку негде упасть - толпа серой солдатни и черноватого рабочего люда.
Грузовики, набитые солдатами и рабочими, режут толпу, торчат во все стороны
штыки и красные флаги. Непрерывные крики, зажигательные речи... Из вестибюля
дворца льется поток людей. Чтобы двигаться куда-то, надо в него
включиться...
Растет, растет могущество Совета. Коба знает: это по решению Совета
солдатики проводят обыски в квартирах бывших царских сановников - пока не
без робости. И после обыска, смущаясь, просят на чай у обыскиваемого барина
- Россия!
Но уже идут аресты. В Совет привозят "прислужников царского режима".
Приволокли бывшего министра юстиции Щегловитова, - его спас от самосуда
Керенский. Уже срывали со старика погоны, когда Керенский вырос перед толпой
с криком: "Только через мой труп!" Накануне приезда Кобы Совет заставил
Временное правительство арестовать отрекшегося царя и отправить его
министров в камеры Петропавловской крепости.
Пока Совет не может сместить Временное правительство, ибо в глазах
России и оно, и Дума - зачинатели революции... Но Совет уже открыто его
контролирует. Появляется зловещая формула "постольку-поскольку":
правительство может управлять постольку-поскольку его поддерживает Совет...
Могущественен Совет - и теперь Коба стал частью этого могущества. Во
главе Совета стоят старые его знакомцы по Кавказу, грузинские революционеры.
Председатель Совета - меньшевик Николай Чхеидзе, другой влиятельнейшей
фигурой является Ираклий Церетели. Вечное братство маленького народа...
Конечно же, они хотели, чтобы большевики делегировали в Совет знакомого им
грузина Кобу. И вот вчерашний всеми забытый туруханский ссыльный - член
Исполнительного комитета Совета, истинного властителя Петрограда. Так
впервые он соединился с государственной властью.
Коба умеет служить могуществу. Так что не зря он вдруг забыл ленинские
напутствия, не зря повторяет идеи меньшевиков и поддерживает еще одного
большевистского члена Исполкома - интеллигента Каменева, опьяненного
воздухом революционного Петрограда, проповедующего "единение демократических
сил".
А дальше - больше: в одной из своих статей Коба славит идею сохранения
русского унитарного государства.
"Он будто позабыл прежние идеи по национальному во-просу, написанные по
указке Ленина", - язвит Троцкий.
И опять Троцкий прав, и опять не понимает - почему.
Эти идеи державности, сохранения Империи не могли не понравиться людям
из Временного правительства. Они должны были заметить Кобу, влиятельного
радикала, у которого тем не менее такие удобные взгляды... На многих
направлениях начал играть новый Коба в первой и сразу ослепительной
шахматной партии.
"Коба Сталин" - так подписывает он теперь свои статьи. Новый Коба.
Прежний остался в Туруханске - преданный, жалкий глупец, которого
использовали и легко забыли. Нет, он больше не таскает для других каштаны из
огня. Теперь он служит себе. Себе и революции - "постольку-поскольку" она
сможет служить ему.
Всего за две недели пребывания в Петрограде Коба захватил "Правду",
стал одной из главных фигур среди петроград-ских большевиков и вошел в
руководство Совета - Власти.
Но в Совете Коба держится странно незаметно.
"За время своей скромной деятельности в Совете он производил на меня
(не на одного меня) впечатление серого пятна, всегда маячившего тускло и
бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать" - так писал о Кобе
меньшевик Суханов. Он тоже - ничего не понял... Нет, совсем не серое пятно -
Коба Сталин.
В середине марта в редакцию "Правды" явилась не совсем молодая, но еще
весьма красивая дама. Это была знаменитая радикалка-большевичка, дочь
царского генерала - Александра Коллонтай. Она и передала в редакцию для
печати два письма Ленина. В этих "Письмах издалека" Вождь неистовствовал,
клеймил меньшевистских лидеров Совета и Временное правительство, требовал не
оказывать ему никакой поддержки. Ленин провозглашал курс на новую революцию
- социалистическую.
Каменеву все это показалось бредом эмигранта, много лет оторванного от
России. Вопреки Марксу, Ленин не хотел ждать завершения демократических
перемен в отсталой России, он требовал немедля вести азиатскую крестьянскую
страну без сильного пролетариата - к пролетарской революции. Когда-то в дни
первой русской революции подобные идеи провозглашал Троцкий, и Ленин тогда
издевался над ним. И вот теперь...
Но письма Вождя не печатать нельзя. И Каменев придумал: опубликовать
первое письмо (вымарав самые резкие слова о правительстве и меньшевиках), а
о втором письме как бы забыть. Коба согласился. Он понимал: в будущем
ответственность за курс "Правды" ляжет на Каменева - ведущего журналиста
партии, а он, Коба, всего лишь практик...
Коба все больше задумывался о будущем. Он уже оценил этих вольнолюбивых
говорунов из Совета - вечно ссорящихся друг с другом демократов, напуганных
все поднимающейся волной безумного русского бунта.
Чхеидзе, Церетели, эти евреи-идеалисты Дан, Нахамкис и прочие... Разве
им по плечу эта стихия? Да, большевики пока только выходили из подполья, но
Коба знал силу этой беспощадной законспирированной организации. Привыкшая к
жесткой дисциплине, безоговорочному подчинению - она ничто без Вождя.
Но с Вождем...

НЕМЕЦКОЕ ЗОЛОТО

Вождь должен был вскоре приехать. Коба не сомневался в согласии немцев
пропустить Ленина с соратниками. Ибо за это время, конечно же, узнал о
крепких связях, которые неожиданно соединили большевиков с кайзеровской
Германией. Он знал: Ленин вернется в Россию с большими деньгами...
Эти деньги большевики получили после начала войны. И это было понятно:
Ленин агитировал за поражение цар-ской России, за превращение войны с
Германией в междо-усобную войну внутри России - когда крестьяне и рабочие,
одетые в солдатские шинели, повернут ружья против собственной буржуазии.
Размеры немецкой помощи Кобе нетрудно было понять по большим средствам,
которые имела его газета "Правда", по щедрым субсидиям на вооружение,
которые получила Военная организация, созданная внутри партии. На эти деньги
она лихорадочно создавала Красную гвардию по всей России.
Коба не стал жить у гостеприимных Аллилуевых, хотя они сказали: "У нас
Кобу всегда ждет комната".
Он поселился в большой квартире, где жили молодые руководители
петроградских большевиков.
Молотов: "Мы жили тогда со Сталиным на одной квартире. Он был холостяк,
я холостяк. Была большая квартира на Петроградской стороне. Я жил в одной
комнате с Залуцким, рядом жил Смилга с женой, Сталин к нам присоединился.
Вроде коммуны у нас было..." Там Коба многое смог услышать о немецком
золоте, хотя бы из рассказов частого гостя на этой квартире - коллеги по
руководству петербургскими большевиками Шляпникова. На немецкие деньги
Шляпников разъезжал во время войны по европейским столицам, печатал и
засылал в Россию груды литературы, агитирующей за поражение.
Немецкое золото... одна из постыдных тайн. Сколько страниц будет
написано, чтобы доказать: это клевета. Но после поражения гитлеровской
Германии были опубликованы документы из секретных немецких архивов.
Оказалось, что и после Октябрьского переворота, как мы увидим в дальнейшем,
большевики продолжали получать немецкие деньги.
Итак, брали ли большевики деньги у немцев? Безусловно, брали. Были ли
они немецкими агентами? Безусловно, нет.
Они лишь следовали "Катехизису": "Использовать самого дьявола, если так
нужно для революции". Так что у Ленина не могло быть сомнений - брать или не
брать. И в который раз понял Коба: все дозволено.
"Учимся понемногу, учимся"...

НАКАНУНЕ РЕЗНИ

Русский бунт: только начнись - не усмирить... В первые дни революции,
когда интеллигенция радостно приветствовала "утро свободы", художник Сомов
записал в дневнике: "Толпа настроена пока благодушно, но думаю, будет
большая резня". Разгулялась Русь...
И вот должен приехать тот, кто жаждет раздуть возгорающийся пожар. Коба
верно оценил, что значит прибытие якобинского Вождя, снаряженного немецким
золотом, которого ждет в России закаленная в подполье организация. При
всеобщей разрухе и армии, не желавшей воевать, Коба чувствует, за кем
будущее. Вот почему он так осторожен в Совете: со второй половины марта он
уже ждет нового хозяина. За грехи "Правды" ответит Каменев, но за
собственную позицию в Совете придется отвечать самому. И он делает свой
любимый ход - непроницаемо молчит. Присутствуя в Совете - отсутствует. Серое
пятно. Он понимает: время речей кончается, наступает время действий. Его
время.
3 апреля русскую границу пересек поезд, в котором ехал Ленин и с ним
три десятка русских эмигрантов-революционеров. Поезд беспрепятственно прошел
через воюющую с Россией Германию. Как писал впоследствии генерал Гофман:
"Пришла в голову мысль использовать этих русских, чтобы еще скорее
уничтожить дух русской армии". "Это путешествие оправдывалось с военной
точки зрения", - отметил генерал Людендорф в своих воспоминаниях. Впрочем,
то, что напишут впоследствии немецкие генералы, уже тогда нетрудно было
понять обществу. Крупская рассказывала, как опасался Ленин "злого воя
шовинистов" и даже предполагал, что дело может дойти до суда и "его повезут
в Петропавловку".
И еще Крупская и Ленин волновались по бытовому поводу. Был пасхальный
день, и они боялись, что приедут поздно и "будет трудно найти извозчика".
Но вместо этого...
Уже на финской границе Ленина встречала делегация большевиков. Кобы
среди них не было. Он предпочел, чтобы ярость Ильича выплеснулась на
Каменева. И все было именно так.
"Едва встречающие вошли и уселись на диван, Ленин сразу набросился на
Каменева: "Что это у вас пишется в "Правде"? Мы видели несколько номеров и
здорово вас ругали..." - так описал эту сцену участник делегации Федор
Раскольников.
Впоследствии Коба исправит историю. И на сотнях полотен будет
изображена радостная встреча великих Вождей - Сталина и Ленина.
А тогда была ночь. И гигантская толпа на Финляндском вокзале. Вместо
камеры Петропавловской крепости Ленина встречала делегация могущественного
Совета во главе с председателем Чхеидзе, которого Ильич так клеймил в своих
письмах... Почетный караул и броневик ждали маленького лысого человека,
который никогда не выступал перед аудиторией большей, чем кучка эмигрантов.
Но сейчас он увидел вожделенные толпы и с броневика призвал к осуществлению
безумной мечты утопистов - к победе социалистической революции.
Всего год назад это было бредом, фантазией. И вот - толпа, прожектора,
броневик...

УДАЧНЫЕ ХОДЫ

Кто организовал приход на вокзал председателя Совета, чье появление
сделало легальным скандальный приезд Ленина и его соратников? Кто уговаривал
Чхеидзе, доказывал, что слухи о немецких деньгах на руку правым силам, что
его присутствие на вокзале положит конец "провокационным разговорам"?
Ленин не мог не оценить этой услуги Кобы и Каменева - двух старых
членов его партии большевиков.
3 апреля Ленин выступил перед аудиторией с "Апрельскими тезисами".
Выступление произвело впечатление взрыва: никакой поддержки Временному
правительству, никаких "постольку-поскольку". Вся власть должна принадлежать
Советам. Но главное, что должно было поразить Кобу, - легкость, с которой
Ленин отказался от известнейших марксист-ских догм. Маркс писал о
неизбежности прихода к власти буржуазии после демократической революции, а
Ленин объ-явил приход буржуазии к власти в России - результатом... ошибки
пролетариата! Он провозгласил переход к социалистической революции.
Изумленная аудитория внимала тому, как человек, объявлявший марксизм
Евангелием, преспокойно отбросил один из главных его постулатов. Коба еще
раз понял: все дозволено Вождю. "Учимся понемногу, учимся"...
Он тотчас изменил свои взгляды. Теперь Коба Сталин печатает в "Правде"
одну за другой статьи, где он - рабский толкователь мыслей Ленина. Хозяин
вернулся.
29 апреля началась очередная конференция большевиков. В большой зале,
столь любимой балериной Кшесинской, Ленин сделал доклад, повторив свои
"Апрельские тезисы". Каменев решает бороться за свои убеждения. Он выступает
против Ленина.
И тогда Ленин выпустил Кобу. Коба говорил в новом стиле -
бездоказательно, грубо, беззастенчиво перевирая слова Каменева. Он попросту
беспощадно сек своего недавнего друга. Выступал новый Коба, у которого нет
теперь друзей.
Позиция имела успех. Конференция набросилась на Каменева, припомнив все
его грехи. Потом состоялись выборы в ЦК, и Ленин лично рекомендовал Кобу:
"Товарища Кобу мы знаем очень много лет. Хороший работник на всяких
ответственных работах".
Зал понял своего Вождя: не должно быть вопросов по поводу прежних
статей Кобы. И "хороший работник" набрал 97 голосов, уступив лишь Ленину и
Зиновьеву. Это была победа. Коба окончательно вышел на первые роли. То, что
он не мог завоевать преданностью, он сразу завоевал предательством. Впрочем,
пришлось Ленину поддержать и Каменева - слишком много знал Лев Борисович, да
и сделал для Ленина немало. И непримиримый Ленин, к удивлению аудитории, без
всяких объяснений закрыл историю поведения Каменева на суде. Сказал:
"Инцидент исчерпан". И все!
Ленин рекомендовал Каменева в ЦК, и съезд покорно избрал его. Да, все
дозволено Вождю. "Учимся понемногу, учимся"...
Коба не ошибся в Ленине. Уже тогда, на конференции, пошла работа по
захвату власти. Было решено опутать всю страну сетью большевистских ячеек и
отрядов Красной гвардии. Для этой цели Ленин выбрал гениального организатора
- соседа Кобы по туруханской ссылке Якова Свердлова. И вскоре известные
партийные функционеры отправились в провинцию - готовить новую революцию. С
ними были немецкие деньги. Скоро загорится Россия...
Курс на новую революцию Ленин назвал "мирным", но готовил кровь. Теперь
ему был нужен Коба - хитроумный террорист, проявивший себя в самых
сомнительных делах. К тому же Ленин знал: он всегда будет высказывать его
мысли. Мгновенная капитуляция Кобы его еще раз в этом убедила.
После конференции был избран некий узкий состав руководства партии,
названный Бюро ЦК. Впоследствии оно получит название Политическое бюро и на
десятилетия станет официальным руководством шестой части планеты. Тогда в
первое Бюро вошли четверо - Ленин, его верный помощник Зиновьев, Каменев и
Коба Сталин. Уже в мае 1917 года Коба вошел в четверку вождей партии.

ВТОРОЙ ФЕРЗЬ

Но вскоре Кобе пришлось потесниться, как, впрочем, и другим членам
Бюро. В Россию вернулся Троцкий.
Он был меньшевиком и много порочил большевиков, потом ушел и от
меньшевиков. Этот "вольный художник революции", блестящий журналист и
великий оратор постоянно сражался с Лениным. "Диктатор", "будущий Робеспьер"
- так именовал Ленина Троцкий. "Иудушка" - так называл Троцкого Ленин. И это
были самые мягкие взаимные оскорбления... Но теперь, после Февраля, взгляды
врагов удивительно сблизились. Теперь Ленин провозглашал давнюю мечту
Троцкого - курс на "непрерывную революцию". И оба бунтарских лозунга - "Вся
власть Советам!" и "Долой Временное правительство!" - совершенно совпали у
бывших непримиримых врагов.
Идя столько лет в разные стороны, враги встретились.
Первая же речь Троцкого на вокзале наэлектризовала толпу. Великий актер
в драме революции вновь вышел на под-мостки.
Как нужен Ленину такой союзник! Но он знал: избалованный славой Троцкий
никогда не пойдет первым на примирение. И Ленин пошел сам - после стольких
лет взаимных оскорблений. Уже через несколько дней после возвращения
Троцкого состоялся этот путь в Каноссу. Ленин заставил участвовать Зиновьева
и Каменева в переговорах, точнее, в уговорах. Бывшие враги Троцкого
уговаривали его вступить вместе со своими сторонниками в партию большевиков.
Троцкий упрямился - требовал снять название "большевики". Ленин не
соглашался, но продолжал уговаривать. Каменев и Зиновьев ревниво смотрели,
как унижается Ленин. И как Троцкий держит себя вождем партии, еще не вступив
в нее.
Троцкий начинает сотрудничать с Лениным. Но Коба спокоен. Впоследствии
Троцкий утверждал, что Коба всегда питал к нему зависть и ненависть. Думаю,
ошибался. Все диктовала шахматная партия, которую разыгрывал Коба. И для нее
приезд Троцкого, как это ни странно, очень полезен.
Коба умел читать в душах низменные чувства. И понимал: прибытие
Троцкого сплотит с ним и Каменева и Зиновьева, как сплачивает верных старых
слуг появление нового любимчика. Теперь они будут вместе. И еще: он знал
Ленина. Никогда тот не забудет Троцкому многолетней борьбы, никогда не
признает его "своим", всегда будет опасаться этого неуправляемого
революционера, который чувствует себя равным Вождю.
Коба знал: выделиться особой преданностью Ленину - значит выделиться
особой ненавистью к Троцкому.

СЛОЖНЕЙШАЯ КОМБИНАЦИЯ

3 июня открылся Первый Всероссийский съезд Советов, где произошел
эпизод, который войдет во все произведения о революции. Меньшевик Церетели
заявил: "В настоящее время в России нет политической партии, которая бы
говорила: "Дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой
партии в России нет". И тогда Ленин выкрикнул из зала: "Есть!"
Это показалось диким: большевиков на съезде - жалких девять процентов.
Но 6 июня на совместном заседании Военной организации большевиков и ЦК
партии Ленин предложил провести демонстрацию - показать силу своей
малочисленной партии.
Демонстрация именовалась мирной, но... "Вся власть Советам!", "Долой
десять министров-капиталистов!" - таковы ее воинственные лозунги.
Член ЦК Смилга: "Если события приведут к столкновению, участники
демонстрации должны захватить здания почты, телеграфа и арсенала".
Из выступления М.Лациса: "При поддержке пулеметного полка занять
вокзал, банки, арсенал и здания почты и телеграфа..."
Да, нетерпеливый Ленин уже готовит первую попытку большевистского
переворота. Мог ли он не использовать Кобу - организатора кровавых
демонстраций в Грузии? Конечно же, Коба был в центре событий. Это им
составлено воззвание "Ко всем трудящимся и ко всем рабочим и солдатам
Петрограда". Но участие его максимально скрыто: ведь Коба - один из
влиятельных членов Исполкома Совета, и в случае неудачи его надо там
сохранить. Отсюда реплики Кобы во время заседания: "Нельзя форсировать, но
нельзя и прозевать", "Наша обязанность - организовать демонстрацию"... Но
"никаких захватов телеграфа".
Уже 9 июня на съезде распространяются слухи о демонстрации большевиков
против правительства. Меньшевик Гегечкори зачитывает съезду листовку с
воззванием Кобы, случайно подобранную на улице.
В сочетании с заявлением Ленина готовящаяся демонстрация приобретает
зловещий смысл. На трибуне Церетели: "То, что произошло, является заговором
для... захвата власти большевиками..."
Буря негодования. Чхеидзе: "Завтрашний день может стать роковым..."
Каменев, Коба и члены большевистской фракции демонстрируют изумление и
голосуют вместе со съездом против демонстрации.
Временное правительство предупредило: "Всякие попытки насилия будут
пресекаться всей силой государственной власти". Ленин решает сдаться: ночью
принимается решение отменить демонстрацию. Это решение вызывает забавный ход
Кобы.
Он подает заявление о выходе из ЦК - считает отмену демонстрации
ошибочной. Коба отлично знает: ход безопасный - ему будет предложено взять
заявление назад.
Так оно и получилось. Но этим шагом он открыл партии тайное: свое
участие в организации демонстрации.
Какой он смелый и решительный парень - Коба. Игрок Коба.

"ГЛУБОКИЙ ЯЗЫК"

Этот разговор состоялся в Партархиве. Мой очередной анонимный
собеседник сказал: "Большевистские документы - особые. Если там написано
"мирная демонстрация", скорее всего, это - вооруженное восстание. Общее
правило: "да" - почти всегда значит "нет". И наоборот. Кто-то назвал этот
язык "глубоким" - бездонный язык с двойными-тройными смыслами. И еще: Сталин
- великий мастер игры. И чтобы понять причину его ходов - ищите результат
игры. Только тогда кое-что начинает проясняться..."
Я часто вспоминаю эти слова. Да, Коба хотел вооруженной демонстрации. И
только много позже мы поймем почему.
Итак, съезд возмущен подготовкой демонстрации. Буря надвигается:
кажется, большевиков растерзают. Предлагаются самые жесткие резолюции, но...
все уходит в песок. Вместо этого съезд принимает решение: провести
демонстрацию. Конечно, мирную и под лозунгом: "Доверие съезду и
правительству".
Но какую закулисную интригу надо было провести, как столкнуть
делегатов, чтобы вместо осуждения большевиков была принята идиотская
резолюция, фактически разрешившая большевикам провести уже подготовленную
демонстрацию! Кто спровоцировал съезд на это глупое решение? Да, тут
действовал гений интриги.
Комбинация Кобы развивается, хотя понять ее смысл пока трудно.
18 июня была проведена грандиозная демонстрация под лозунгами
большевиков. Триумф! В "Правде" появились две статьи о демонстрации: Ленина
и Кобы, двух организаторов.
"Солнечный ясный день, - писал Коба. - Шествие идет к Марсову полю с
утра до вечера. Бесконечный лес знамен... От возгласов стоит гул, то и дело
раздается: "Вся власть Совету! Долой министров-капиталистов!"
Уже через два часа после успеха демонстрации на совещании членов ЦК
Ленин заявляет: пора перейти к демонстрации силы пролетарских масс.
Слабеющее Временное правительство переживает очередной кризис. Вечно
ссорящиеся русские демократы создали выгодную ситуацию. И Ленин решает
попробовать - захватить власть.
В организации июльского выступления виден почерк будущих сталинских
шедевров. В Первом пулеметном полку, где полным-полно большевистских
агитаторов, распространяются слухи об отправке полка на фронт.
Предпочитающие сражаться на митингах солдаты приходят в ярость и объявляют о
вооруженном выступлении. Большевики, конечно же, уговаривают его отменить.
Как они это делали, изложил в своих воспоминаниях один из руководителей
Военной организации, В. Невский: "Я уговаривал их так, что только дурак мог
сделать вывод, что выступать не нужно". Солдаты, естественно, не захотели
быть дураками. Полк освоил "глубокий язык" своих агитаторов: просят не
выступать - значит, просят выступать.
2 июля полковой митинг призвал к восстанию. Полк отправил делегатов в
другие воинские части, на заводы и в Кронштадт. Вооруженные солдаты выходят
на улицы. Ленин объявлен больным и исчезает из активной жизни.
В Кронштадтской крепости шел непрерывный митинг. Матросская вольница
отличилась здесь уже в первые дни революции. В эти "бескровные дни" на
кораблях Балтийского флота были расстреляны матросами 120 офицеров. Матросы
сорвали погоны с адмирала Вирена, избивая, приволокли его на Якорную площадь
и убили. В тот же день были расстреляны адмирал Бутаков и еще 36 командиров.
Военная крепость превратилась в логово пиратов. Именно тогда в Кронштадте
был организован большевистский комитет, который и руководил этой вольницей.
Кронштадт стал ленинской цитаделью. Когда появились представители
пулеметного полка, была продолжена все та же комедия: большевики уговаривали
матросов не отвечать на призыв пулеметчиков, но уговаривали так, чтобы те
непременно ответили. Большевик Раскольников, один из вождей Красного
Кронштадта, писал: "У нас был очень хороший обычай, согласно которому я
ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или
Каменева... получал инструкции".
Но инструкции кронштадтцы получали и еще от одного руководителя. Поэт
Демьян Бедный описывал, как он был в редакции "Правды", когда на столе у
Кобы зазвонил телефон. Из Кронштадта спрашивали: следует ли морякам явиться
на демонстрацию в Петроград вооруженными или безоружными? Попыхивая трубкой,
Коба ответил: "Вот мы, писаки, свое оружие - карандаш - всегда таскаем с
собой... А как вы со своим оружием?"
Все как всегда - он в центре дела, но он и ни при чем. В тот же день,
как рассказывает Церетели в своей книге "Воспоминания о Февральской
революции", Коба явился на заседание Совета и сообщил: вооруженные солдаты и
рабочие рвутся на улицу, большевики разослали своих агитаторов, чтобы
удержать их.
Это заявление Коба попросил занести в протокол и удалился. Чхеидзе
сказал Церетели с усмешкой: "Мирным людям незачем заносить в протокол
заявления о своих мирных намерениях".
Конечно, Коба совсем не предполагал, что ему поверят. Просто, продолжая
шахматную партию, он выбрал себе удобную роль миролюбивого посредника между
Советом и большевиками. И возможно, убедил Ленина поручить ему эту роль.
Ведь грузину легче будет договориться с грузинами, коли демонстрация
провалится.
4 июля вооруженные кронштадтцы погрузились на суда и поплыли брать
Петроград. Со "своим оружием" высаживаются они на Васильевском острове и
направляются к особняку Кшесинской. Миролюбца Кобы, естественно, в штабе
большевиков нет, на балкон выходят Луначарский и Свердлов - "большевики
второго ранга". Но матросы требуют Ленина. Им объявляют: Ленин болен.
Матросы начинают волноваться.
Зная, что Ленин в особняке, изумленный Раскольников отыскивает
прячущегося Вождя. И приходится "больному" произнести весьма осторожную
речь. После чего демонстрация направляется к Таврическому дворцу требовать,
чтобы Совет взял власть. Здесь матросы арестовывают вышедшего к ним главу
эсеров Чернова и уже готовятся увезти его на автомобиле - расстреливать. Но
Троцкий, поняв, что за это придется расплачиваться, прыгает на капот
автомобиля и начинает произносить речь, славить матросов - "красу и гордость
русской революции". Завершает он свой панегирик неожиданной фразой:
"Гражданин Чернов, вы свободны".
Весь день шли беспорядочные манифестации. Толпы рабочих и вооруженные
матросы бродили по улицам, Ленин уже перешел в Таврический дворец. Но в этот
момент в город вошли воинские части с фронта, верные правительству. Судьба
выступления была решена. В особняке Кшесинской мичман Раскольников начал
готовить здание к обороне.

ВЫИГРАННЫЙ ЭНДШПИЛЬ

Итак, Ленин проиграл, а что же Коба? В случае победы он приходил к
власти вместе с партией. Но и в случае поражения он тоже приходил к
власти... внутри партии. Такова была его головоломная комбинация.
Временное правительство вело тогда секретное расследование. Перешедший
линию фронта прапорщик Ермоленко показал, что был завербован немцами с целью
вести агитацию в пользу мира с Германией и всеми силами подрывать доверие к
Временному правительству. Он также сообщил, что агитацию поручено вести
Ленину и что деятельность эта финансируется немецким генштабом, и назвал
каналы получения денег.
К делу подключились Ставка и руководство военной контрразведки. С этого
момента началась слежка за Лениным. Были перехвачены телеграммы о получении
большевиками крупных сумм из-за границы.
Вопрос об участии Ленина в этой деятельности, которая квалифицировалась
как шпионская, был взят под контроль лично Керенским, и о нем знал только
самый узкий круг лиц. Но эсер Керенский, конечно же, понимал: доказательства
вины большевиков будут использованы армией, монархистами и реакционерами
против левых. Мог ли он не оповестить об этом следствии руководство эсеров
(братьев по партии) и меньшевиков (сотрудников по Совету)?
Вскоре слухи о секретном расследовании уже бродили в обществе. И
конечно, они стали известны члену Исполкома Кобе. Он просчитал: каждая
демонстрация большевиков будет толкать правительство использовать результаты
расследования. Эти обвинения исключат из легальной деятельности и все
большевистское руководство, и Троцкого, - ибо все они так или иначе связаны
с немецкими деньгами. Не замазан в этой истории он один - Коба. И он не
"засветился" в июльском восстании. Он один останется на свободе.
Все так и произошло.
К вечеру 4 июля министр юстиции П.Переверзев оповестил газеты о
материалах незаконченного следствия - о связях Ленина и большевиков с
немцами. Ночью большевики поспешно объявляют об окончании демонстрации. Но
позд-но - "дело о шпионах" началось, джинн выпущен из бутылки. Конечно,
Ленин знал об этой бомбе замедленного действия. Не потому ли он так спешил -
рисковал с июльским выступлением?
Ленин обращается к Кобе. Он - единственный незапятнанный. И грузин Коба
отправился к грузину Чхеидзе просить "пресечь клевету" - запретить
публиковать материалы, пока не закончится следствие. Он добился своего:
Чхеидзе обещал. Но опытному газетчику Кобе ясно: запретить всем публиковать
такую сенсацию - невозможно. И непослушная газета тотчас нашлась: бойкий
листок "Живое слово" напечатал письма двух революционеров - отсидевшего
много лет в Шлиссельбургской крепости Панкратова и бывшего сподвижника
Ленина Алексинского. Оба обвинили Ленина и его соратников в шпионаже. Так
начался эндшпиль.
Прибывшие с фронта войска окружили особняк Кшесин-ской. Правительство
приказывает сформировать отряд для штурма особняка. Матросы под командой
Раскольникова готовятся к обороне, но это жест отчаяния. Небритые хмурые
фронтовики ненавидят околачивающихся в тылу матросов и жаждут расправы.
И опять положение спасает Коба! Он вступает в переговоры с Исполкомом
Совета, и кровь не пролилась - особняк сдан без боя.
Теперь Коба направляется в Петропавловскую крепость. Кронштадтцы,
засевшие в ней, решили обороняться, окружившие крепость солдаты готовились
перестрелять "немецких шпионов". Но неторопливой речью, грузинскими
шуточками Коба уговорил матросов - они согласились сдать оружие и с миром
возвратились в Кронштадт. "Дважды миро-творцу" удалось остановить
кровопролитие.
Временное правительство подписало указ об аресте большевистских
лидеров. В списке - Ленин, Троцкий, Луначар-ский, Зиновьев, Каменев...
Луначарский и Троцкий были взяты прямо из постели. Но Ленин и его верный
помощник Зиновьев сумели исчезнуть в подполье. Помог это сделать все тот же
Коба.
Сначала Ленин скрывается у большевика Каюрова. Но "сын Каюрова был
анархист, и молодежь возилась с бомбами, что не очень подходило для
конспиративной квартиры", - писала Крупская. Коба перевозит Ленина к своим
друзьям Аллилуевым.
Орджоникидзе вспоминал: "Многие видные большевики рассуждали: "Вождю
партии брошено тяжкое обвинение - он должен предстать перед судом и
оправдать себя и партию". И Ленин говорил Крупской: "Мы с Григорием
(Зиновьевым. - Э. Р.) решили явиться на суд... Давай попрощаемся - может, не
увидимся уже".
Очень не хочется ему в тюрьму. Что ж, и здесь Коба пришел на помощь. Он
придумывает очередную комедию с предрешенным исходом - посылает Орджоникидзе
в Совет узнать условия будущего содержания Ильича в тюрьме. Эти условия
тотчас объявляются Кобой неприемлемыми. Он заявляет то, что так жаждет
услышать Ильич: "Юнкера Ленина до тюрьмы не доведут - убьют по дороге".
Это означает: в тюрьму Ленину идти нельзя! Более того - принимается
решение ЦК: "Ввиду опасности для жизни Ленина... запретить Ленину являться
на суд".

Rado Laukar OÜ Solutions