Проза
Вадим Михайлов
Послевкусие страстей или превратности мнимой жизни
(Окончание, начало в 27 номере)
7.
- Так на чем мы остановились? – спросил Платон.
- Вспомни, - приказала Ульяна.- Вспомни… Ну… Они стояли у ворот Детского дома...
- Да… Вспомнил…
- …Я ПОСИЖУ В МАШИНЕ, - СКАЗАЛА ОЛЯ. - ВЫ БЕЗ МЕНЯ… ВОТ ВАНЬКА УДИВИТСЯ!
ОНА ЖДАЛА И СМОТРЕЛА НА КРЕПКИЕ ВОРОТА. А КОГДА УВИДЕЛА ВАНЮ, ВЫСКОЧИЛА ИЗ МАШИНЫ, ПОБЕЖАЛА НАВСТРЕЧУ.
В РУКАХ У ВАНИ БЫЛО БОЛЬШОЕ КРАСНОЕ ЯБЛОКО.
- ДАЙ КУСНУТЬ.
ОЛЯ ОТКУСИЛА. ПОТОМ ОПЯТЬ ОТКУСИЛ ОН. ИМ БЫЛО ВЕСЕЛО И СЧАСТЛИВО ОЩУЩАТЬ РОДСТВО КРОВИ.
ПЛАТОН ПЫТАЛСЯ ЗАВЕСТИ МАШИНУ. ОНА НЕ ЗАВОДИЛАСЬ.
ОН ПОДНЯЛ КАПОТ И ПЫТАЛСЯ ПОНЯТЬ, ПОЧЕМУ ОНА ЗАГЛОХЛА.
- СВОРОВАЛ? – УСЛЫШАЛ ОН.
ВАНЯ СТОЯЛ У НЕГО ЗА СПИНОЙ И ЖДАЛ ОТВЕТА.
- СВОРОВАЛ?! - ВОЗМУТИЛСЯ ПЛАТОН. - КУПИЛ!..
- НУ ДА, - УСОМНИЛСЯ ВАНЯ. - ВСЕ ВОРУЮТ.
- Я НЕ ВОРУЮ, – СКАЗАЛ ПЛАТОН. - ЗАПОМНИ РАЗ И НАВСЕГДА.
- ВСЕ ВОРУЮТ, - УПРЯМО ПОВТОРИЛ ВАНЯ.
- ЕСЛИ БЫ ВСЕ ВОРОВАЛИ, ВЕЗДЕ ДАВНО БЫ БЫЛА ПУСТЫНЯ… САХАРА, - ОТВЕТИЛ ЕМУ ПЛАТОН.
- ПОЧЕМУ?
- НУ, САМ ПОДУМАЙ. ЕСЛИ ВСЕ ВОРУЮТ, ТО НЕКОМУ РАБОТАТЬ. А ЕСЛИ НЕКОМУ РАБОТАТЬ, ТО НИЧЕГО НЕ БУДЕТ, И ВСЕ УМРУТ… Я НЕ ВОРУЮ. И ТЫ НЕ БУДЕШЬ ВОРОВАТЬ.
- А МНЕ НУЖНЫ ЧАСЫ, - СКАЗАЛ ОН, ПРИПОДНИМАЯСЬ НА ЦЫПОЧКАХ, ЧТОБЫ ПРИБЛИЗИТЬСЯ К УХУ ПЛАТОНА.
- ЛАДНО, БУДУТ ТЕБЕ ЧАСЫ, - ПООБЕЩАЛ ПЛАТОН. - КОГДА ВЫУЧИШЬ ЦИФРЫ ДО ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ И ТАБЛИЦУ УМНОЖЕНИЯ.
- У-У, - СКАЗАЛ ВАНЯ. – ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ! ЭТО ТАК МНОГО. А У МЕНЯ ВСЕГО ДЕСЯТЬ ПАЛЬЦЕВ НА РУКАХ… ТАК, ЗНАЧИТ, ВЫ БУДЕТЕ ТЕПЕРЬ МОИМ ПАПОЙ… А ВЫ МАМОЙ…
…МАХМУДКА-АБРЕК ДОБЫВАЛ СРЕДСТВА К СУЩЕСТВОВАНИЮ.
НА БЕЗЛЮДНОЙ УЛОЧКЕ ОН СОПРОВОЖДАЛ СТАРУЮ ЖЕНЩИНУ С ПРОДУКТОВОЙ СУМКОЙ.
МАХМДКА УЛЫБАЛСЯ И ДЕЛАЛ ВИД, ЧТО ОН СОВСЕМ НЕ ЧУЖОЙ МАЛЬЧИК, ЧТО ОН ВНУК ИЛИ ПЛЕМЯННИК...
СТАРУХА ОТТАЛКИВАЛА ЕГО И РУГАЛАСЬ, А МАХМУДКА ТО ТЯЖЕЛУЮ СУМКУ НОРОВИЛ НЕСТИ, ТО ПОДДЕРЖИВАЛ БАБУШКУ ПОД ЛОКОТЬ. И, УЛЫБАЯСЬ, ШАРИЛСЯ В СУМКЕ, ЗАПУСКАЛ РУКУ В ЕЁ КАРМАН.
ТУТ ОН УВИДЕЛ АНДРЕЯ. ЗАУЛЫБАЛСЯ, ЗАСМЕЯЛСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ. ПОБЕЖАЛ К НЕМУ.
А СТАРАЯ ЖЕНЩИНА ПОШЛА СВОЕЙ ДОРОГОЙ. ОГЛЯДЫВАЛАСЬ И КРЕСТИЛАСЬ.
- ТЕБЯ ИЩУТ, - СКАЗАЛ АНДРЕЙ.
- ПУСТЬ ИЩУТ, - МАХМУДКА ПРОТЯНУЛ АНДРЕЮ БАНАН. - НЕ ХОЧУ В ДЕТДОМ … У МЕНЯ ДЕНЬГИ ЕСТЬ.
- СЕСТРА ИЩЕТ!
- ОЛЯ?..
- ОНА ЖДЁТ ТЕБЯ НА АВТОБУСНОЙ СТАНЦИИ. ДО УТРА.
- ВСЕ РАВНО НЕ ХОЧУ… ВОЗЬМИ, - ОН ПРОТЯНУЛ АНДРЕЮ ГОРСТЬ МЕЛОЧИ. - Я У ТЕБЯ БРАЛ.
ДЕНЬГИ СЛОЖИЛИ В ОДИН КОШЕЛЕК.
- СИГАРЕТЫ НАДО КУПИТЬ, - СКАЗАЛ АНДРЕЙ. - И ЖВАЧКУ… И СВЕЖИЕ ГАЗЕТЫ!
- И МОРОЖЕННОЕ! И ПЕПСИ! - ПОДДЕРЖАЛ МАХМУДКА.
ОНИ БЫЛИ СВОБОДНЫ И СЧАСТЛИВЫ.
- А ГДЕ БУДЕМ НОЧЕВАТЬ? - СПРОСИЛ АНДРЕЙ.
- В МАШИНЕ! - СКАЗАЛ МАХМУДКА. - Я ЗНАЮ ОДНУ... У НЕЕ ДВЕРКА СЛОМАТАЯ...
…ГАСЛИ ОКНА ОДНОЭТАЖНОЙ РОССИИ. ШЕЛ ДОЖДЬ. ДУЛ ВЕТЕР.
НА ТЕМНОЙ ПЛОЩАДИ СТОЯЛИ РЯДКОМ МАШИНЫ. В ОДНОЙ ЧУТЬ-ЧУТЬ СВЕТИТСЯ ОГОНЕК СИГАРЕТЫ. В ТЕМНОТЕ ШЕПТАЛИСЬ МАХМУДКА И АНДРЕЙ.
- МЕНТЫ... ГАСИ СИГАРЕТУ... – СКАЗАЛ МАХМУДКА.
- НЕ... ПРОСТО МАШИНА, - ОТВЕТИЛ АНДРЕЙ.
- ХОЛОДНО...
- А ДАВАЙ ЗАБЕРЕМСЯ В ЭЛЕКТРИЧКУ... И УЕДЕМ НА ЮГ, - ПРЕДЛОЖИЛ АНДРЕЙ.
- НА ЮГЕ ТЕПЛО, - ГОЛОС МАХМУДКИ СТАЛ МЕЧТАТЕЛЬНЫМ. - ТОЛЬКО ВЫСАДЯТ…
- А МЫ ПОД СКАМЕЙКОЙ... МОЖНО В МОСКВУ... ИЛИ ЧЕБОКСАРЫ…
- В МОСКВЕ ТОЖЕ ХОЛОДНО... – СКАЗАЛ МАХМУДКА. - ТИХО!.. Я ГОВОРИЛ - МЕНТЫ!.. ЗАМЕТУТ!..
- ПРОЕХАЛИ...
- ЭХ, НА ЮГ КОНЕЧНО ХОРОШО, - СКАЗАЛ МАХМУДКА. - НО Я НЕ МОГУ, АНДРЕЙ, ЧЕСТНО, НЕ МОГУ. ВАНЬКА СОВСЕМ ДУРАЧОК, А ОЛЯ - ЖЕНЩИНА… КТО ЗАЩИТИТ, КРОМЕ МЕНЯ?! ПОКА, АНДРЕЙ.
МАХМУДКА, ВЫЛЕЗ ИЗ МАШИНЫ, ПЕРЕБЕЖАЛ ТЕМНУЮ ПЛОЩАДЬ. ТАК ЗВЕРЁК ПЕРЕСЕКАЕТ НОЧНУЮ ПОЛЯНУ…
…ВАНЯ СПАЛ НА ПЕЧКЕ. СВЕСИЛАСЬ РУКА С НАРИСОВАННЫМИ ЧАСАМИ...
БЕСПОКОЙНО ВОРОЧАЛАСЬ НА РАСКЛАДУШКЕ УЛЬЯНА.
- ЧТО С ТОБОЙ? - СПРОСИЛ ПЛАТОН. - СТОНЕШЬ ВО СНЕ… БОЛИТ ЧТО-НИБУДЬ?
- НЕТ, - ПОСПЕШНО СКАЗАЛА ОНА. - НИЧЕГО НЕ БОЛИТ… ДУШНО… СЛИШКОМ НАТОПИЛИ ПЕЧКУ… А ТЫ ПОЧЕМУ НЕ СПИШЬ?
- ДА, НЕ СПИТСЯ… ВСЕ ЖДУ, ВДРУГ ПРИДЕТ.
- УБЕЖАЛА… НАВЕРНОЕ, НЕ ПОНРАВИЛОСЬ У НАС.
- УТРОМ ПОЙДУ В ПОСЁЛОК. ИСКАТЬ…
И ТУТ РАЗДАЛСЯ СТУК В ДВЕРЬ.
ПЛАТОН ПОДОШЕЛ К ДВЕРИ.
- КТО?
- ЭТО Я! ОТКРОЙТЕ.
ОН ОТКРЫЛ ДВЕРЬ.
В СВЕТЕ ДВЕРНОГО ФОНАРЯ СТОЯЛИ ОЛЯ И МАХМУДКА.
- Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ! - ГОЛОС ПЛАТОНА ОХРИП ОТ СЧАСТЬЯ. - СЛАВА БОГУ!
…Может быть, другие записывают то, что знают. А у Платона (не того, что в сценарии, а реального) сначала было предчувствие образа, потом некое тайное и непонятное ему превращение образа в слово. Предчувствие было скелетом, а слова плотью, мышцами и нервами. Предчувствие было семенем, а слова материнским лоном. Предчувствие это было духом, а слова глиной. Мысль, выраженная в слове, чувство, выраженное в слове, становились силой и материей одновременно, становились образом. Глина оживала. Слова притягивали события. Слова становились жизнью.
Он не записывал, то, что знал. Он узнавал, записывая эпизод. Он был опытным путешественником в придуманной, мнимой, жизни, узнавал мир в своём путешествии за «золотым руном».
Ульяна, в отличие от него, находила первую фразу, а эта фраза тянула за собой другую. И всё завершалось красивым образом – метафорой, как начало, продолжение или окончание мелодии.
Ульяна была умна и наблюдательна, но пела, как птица. Так ей было удобнее, естественнее, нормальнее.
- Чего задумался?
- Так… Выпал вдруг…
- Может, устал?
- Нет! Продолжаем…
…ПОД НАВЕСОМ ЛЕТНЕЙ КУХНИ, УЛЬЯНА РАЗЛИВАЛА МОЛОКО ПО ЧАШКАМ.
МОЛОКО БЫЛО ПЕННОЕ, ПАРНОЕ.
УЛЬЯНА ПРОТЯНУЛА ЧАШКУ С МОЛОКОМ ПЛАТОНУ.
- СПАСИБО, - СКАЗАЛ ОН. - ТЫ У МЕНЯ УМНИЦА.
ДЕТИ ПИЛИ МОЛОКО.
…ОНИ БУРНО ВЫПЛЕСКИВАЛИ СВОЮ ДЕТСКУЮ ЭНЕРГИЮ. БЕГАЛИ ПО ЛУЖАЙКЕ. А С НИМИ - СОБАКА И БЕЛАЯ КОЗА. КОШКА МУСЬКА НЕ ПРИНИМАЛА УЧАСТИЯ В ИГРЕ. СМОТРЕЛА СО СТОРОНЫ... УМЫВАЛАСЬ…
ПЛАТОН И ОЛЯ МЫЛИ РУКИ В БОЧКЕ С ДОЖДЕВОЙ ВОДОЙ.
БЕЛЫЕ БОКА ТЕПЛИЦЫ ПОДРАГИВАЛИ ОТ ВЕТЕРКА.
КРАСНОГРУДАЯ ПТИЧКА ВЕРТЕЛАСЬ НА ПЕРЕКЛАДИНЕ ВОРОТ.
МАХМУДКА КАТАЛСЯ ПО ТРАВЕ.
СОНЬКА ПЫТАЛАСЬ УХВАТИТЬ ЕГО ЗА ШТАНЫ. МАХМУДКА РЫЧАЛ И ЛАЯЛ НА НЕЁ.
- ФУ, СОНЬКА! ФУ! - КРИЧАЛА ОЛЯ.
ЗАДУМЧИВЫЙ, КУДРЯВЫЙ, ВАНЬКА ДАЙ-ДАЙ КОРМИЛ БЕЛУЮ КОЗУ ЖЕЛТЫМИ ЦВЕТАМИ.
УЛЬЯНА ВЫНЕСЛА ПОЛОТЕНЦЕ. ПРОТЯНУЛА ПЛАТОНУ.
- ПОСМОТРИ, - СКАЗАЛА ОНА, - КАК ОНИ ИГРАЮТ... МНЕ КАЖЕТСЯ, ОНИ СЧАСТЛИВЫ.
- ВИДЕЛА, КАКОЙ ПОДСОЛНУХ РАСТЁТ У ВАНИ?
- НО ОНИ – ДИКИЕ. НЕ ХОТЯТ ЧИТАТЬ…
- ПАПА, КОГДА МОЙ ВЕЛОСИПЕД ПОЧИНИШЬ? - ТРЕБОВАТЕЛЬНО СПРОСИЛА ОЛЯ.
И БЫЛА ТАКАЯ КРАСИВАЯ В КРАСНОЙ ФУТБОЛКЕ, В ДРАНЫХ ДЖИНСАХ
- ДА, СДЕЛАЮ, СДЕЛАЮ, - ПООБЕЩАЛ ПЛАТОН. – ВОТ УПРАВЛЮСЬ С МАШИНОЙ…
НАСТУПИЛ ВЕЧЕР.
КАК МАРТЫШКИ В КЛЕТКЕ ЛАЗАЛИ ОНИ ПО ПОЛКАМ И КРОВАТЯМ, КИДАЛИСЬ ПОДУШКАМИ И ОБУВКОЙ. УКЛАДЫВАЛИ СПАТЬ СОНЬКУ. ССОРИЛИСЬ, ДРАЛИСЬ... ТАК ОНИ ГОТОВИЛИСЬ КО СНУ.
- ТИХО! - СКАЗАЛА УЛЬЯНА. – ТЕПЕРЬ, ПЕРЕД СНОМ, КАЖДЫЙ ВЕЧЕР, МЫ БУДЕМ ЧИТАТЬ КНИГИ.
- У-У-У! - ВРАЗНОБОЙ ЗАГУДЕЛИ-ЗАВОПИЛИ ОНИ. - КАЖДЫЙ ВЕЧЕР?.. ЛУЧШЕ ТЕЛИК...
- НЕ НАДО! НЕ ХОЧУ! – ЗАВОПИЛ ВАНЯ. - Я ХОЧУ СПАТЬ! НЕ ЛЮБЛЮ СКАЗКИ... НЕ ЛЮБЛЮ СТРАШНЫЕ СКАЗКИ!
- ТИХО! – ПОВЫСИЛА ГОЛОС УЛЬЯНА.
ДЕТИ ПРИТИХЛИ.
- СЛУШАЙТЕ! – И ОНА НАЧАЛА ЧИТАТЬ «МАЛЕНЬКОГО ПРИНЦА» ЭКЗЮПЕРИ. - …ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД МНЕ ПРИШЛОСЬ СОВЕРШИТЬ ВЫНУЖДЕННУЮ ПОСАДКУ В САХАРЕ...
- ГДЕ? ГДЕ? - СПРОСИЛ ВАНЯ.
- САХАРА - ЭТО ПУСТЫНЯ, - ОБЪЯСНИЛА ОЛЯ. - ТАМ ТОЛЬКО ПЕСОК... НЕТ ВОДЫ И НЕЧЕГО ЕСТЬ...
- САХАРНЫЙ ПЕСОК? – ПРИДУРИВАЛСЯ ВАНЯ. – ЦЕЛАЯ ПУСТЫНЯ САХАРНОГО ПЕСКА?!
- ГЛУПЫЙ! – ВОЗМУТИЛСЯ МАХМУДКА. – ТАМ ЖЕЛТЫЙ ПЕСОК… ЕГО НЕЛЬЗЯ ЕСТЬ…
- ПРАВИЛЬНО, МОЛОДЕЦ, - ПОХВАЛИЛА УЛЬЯНА. – СЛУШАЙТЕ… «СО МНОЙ НЕ БЫЛО НИ МЕХАНИКА, НИ ПАССАЖИРОВ, И Я РЕШИЛ, ЧТО ПОПРОБУЮ САМ ВСЁ ПОЧИНИТЬ, ХОТЯ ЭТО ОЧЕНЬ ТРУДНО. ВОДЫ У МЕНЯ ЕДВА ХВАТИЛО БЫ НА НЕДЕЛЮ. Я УСНУЛ НА ПЕСКЕ В ПУСТЫНЕ. ГДЕ НА ТЫСЯЧИ МИЛЬ ВОКРУГ НЕ БЫЛО НИКАКОГО ЖИЛЬЯ. ВООБРАЗИТЕ ЖЕ МОЕ УДИВЛЕНИЕ, КОГДА НА РАССВЕТЕ МЕНЯ РАЗБУДИЛ ЧЕЙ-ТО ТОНЕНЬКИЙ ГОЛОСОК. ОН СКАЗАЛ:
- ПОЖАЛУЙСТА, НАРИСУЙ МНЕ БАРАШКА!
- А?
- НАРИСУЙ МНЕ БАРАШКА».
- БАРАШКА?.. БАРАШКА! - ВЕСЕЛИЛИСЬ ВАНЯ И МАХМУДКА.
- «…Я ВСКОЧИЛ, - ПОВЫСИЛА ГОЛОС УЛЬЯНА, - КАК БУДТО НАДО МНОЮ ГРЯНУЛ ГРОМ. ПРОТЁР ГЛАЗА. СТАЛ ОСМАТРИВАТЬСЯ. И УВИДЕЛ ЗАБАВНОГО МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕЧКА, КОТОРЫЙ МЕНЯ СЕРЬЁЗНО РАЗГЛЯДЫВАЛ»…
ОНА ЧИТАЛА С ЧУВСТВОМ, УВЛЕКАЯСЬ САМА.
ТОЛЬКО ВАНЯ УЖЕ СПАЛ, СВЕРНУВШИСЬ КАЛАЧИКОМ.
- ВСЕ КОНЧИТСЯ ХОРОШО? - СПРОСИЛА ОЛЯ. - ЕСЛИ ВСЕ КОНЧИТСЯ ПЛОХО, Я НЕ БУДУ СЛУШАТЬ!..
В УГОЛКЕ, У ТЕМНОГО, НИЗКОГО ОКОШКА, ПРИ СВЕТЕ МАЛЕНЬКОЙ ЛАМПОЧКИ ПЛАТОН РИСОВАЛ ДОМ. ЕГО ОКНА, НАЛИЧНИКИ И БАЛКОНЫ. ЕГО ОСТРУЮ КРЫШУ И ВЫСОКОЕ КРЫЛЬЦО...
ОН НЕ ЗАМЕТИЛ, КАК ПОДКРАЛСЯ К НЕМУ МАХМУДКА.
- ЧТО ЭТО?
- ЭТО НАШ БУДУЩИЙ ДОМ. - СКАЗАЛ ПЛАТОН. – ТИХО. СЛУШАЙ ПРО МАЛЕНЬКОГО ПРИНЦА.
НО МАХМУДКА СХВАТИЛ КАРАНДАШ, БЫСТРО, СТРАСТНО, НАЧАЛ ПРИРИСОВЫВАТЬ К ДОМУ ДЕТАЛИ.
- ЗДЕСЬ - КОРМУШКА ДЛЯ ПТИЦ!.. А ЗДЕСЬ ПОВЕСИМ ФЛАГ!..
В ЭТО ВРЕМЯ ПОГАС СВЕТ.
- ОПЯТЬ ОТКЛЮЧИЛИ! УРА!
- БУДЕМ РАССКАЗЫВАТЬ СТРАШНЫЕ СКАЗКИ!
КАЖДОЕ УТРО И КАЖДЫЙ ДЕНЬ НАПОЛНЕНЫ БЫЛИ ТРУДОМ.
ПЛАТОН ТАСКАЛ ВОДУ ИЗ МСТЫ.
ПОД НАВЕСОМ, ГДЕ РАСПОЛАГАЛАСЬ ЛЕТНЯЯ КУХНЯ, УЛЬЯНА ГОТОВИЛА ЕДУ.
ПОТОМ ОНИ ПОЛИВАЛИ ОГОРОД.
- Я ПОСАЖУ РОЗУ, - СКАЗАЛ ВАНЯ ДАЙ-ДАЙ. - КАК У МАЛЕНЬКОГО ПРИНЦА.
ПОТОМ ВСЕ ВМЕСТЕ МЫЛИ ПОСУДУ. ГЮЛЯ РАЗБИЛА ТАРЕЛКУ, ВИНОВАТО СМОТРЕЛА НА ПЛАТОНА, НО ПЛАТОН ДАЖЕ НЕ НАХМУРИЛСЯ.
- НА СЧАСТЬЕ, - УЛЫБНУЛСЯ ОН.
…ОНИ ШЛИ ПО ТРОПИНКЕ К СВОЕМУ ЖИЛИЩУ.
- МАТЬ-МАЧЕХА, БОЛИГОЛОВ, - НАЗЫВАЛА УЛЬЯНА, - ВОЛЧЬЯ ДУДКА… ВОНЮЧКА… КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ… БОЖЬЕ ДЕРЕВО… МАТКИНА ДУШКА… СКАЖИ, А РАСТЕТ ЗДЕСЬ… АИР?
- АИР?... НЕ ЗНАЮ… ЗАЧЕМ ТЕБЕ АИР?
- ЛЕКАРСТВЕННОЕ РАСТЕНИЕ… Я ЖЕ ВРАЧ. МНЕ ИНТЕРЕСНО… КУКУШКА КУКУЕТ… ЕЙ ДАВНО ПОРА ЗАМОЛЧАТЬ, А ОНА КУКУЕТ…
- КУКУШКА, КУКУШКА… - НАЧАЛ ПЛАТОН.
- ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ! - ЯРОСТНО ПРЕРВАЛА ЕГО ГАДАНИЕ УЛЬЯНА. - ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ СПРОСИТЬ, СКОЛЬКО ЛЕТ НАМ ЖИТЬ!
И ВДРУГ ЗАПЛАКАЛА.
ПЛАТОН СМОТРЕЛ НА НЕЕ С ТРЕВОГОЙ И НЕДОУМЕНИЕМ.
- ЧТО С ТОБОЙ?..
- НЕ ОБРАЩАЙ ВНИМАНИЯ… УСТАЛА…ОЙ, СМОТРИ!
ИЗ ЛЕСУ НА ПОЛЯНУ ВЫШЕЛ ЛОСЬ, СМОТРЕЛ НА НИХ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ, ПОТОМ СКРЫЛСЯ В ЗАРОСЛЯХ.
- ПОЙДЕМ, ПОСИДИМ НА СКАМЕЕЧКЕ... ПОДЫШИМ.
- КОМАРЫ ЗАКУСАЮТ.
- ТЫ ЗАМЕТИЛА, У НЕГО НА РОГАХ ВЕНОК ИЗ ХМЕЛЯ. ЭТО СЛУЧАЙНО, ИЛИ ОНИ УКРАШАЮТ СЕБЯ?
- НЕ ЗНАЮ.
ЧУВСТВУЯ ПРИСУТСТВИЕ СВОИХ ХОЗЯЕВ, ЛАСКОВО ПОВИЗГИВАЛА ОКОЛО СВОЕЙ БУДКИ СОНЬКА.
- ПОНИМАЕШЬ, ИМ СКУЧНО! – ГОВОРИЛА УЛЬЯНА. - Я ЧИТАЮ СКАЗКУ, А ИМ СКУЧНО. ОНИ ДУМАЮТ ТОЛЬКО О БОГАТСТВЕ И ДЕНЬГАХ. ОНИ РАЦИОНАЛЬНЫ! МНЕ ИНОГДА КАЖЕТСЯ, ЧТО ОНИ СМЕЮТСЯ НАД НАМИ.
- НУ, ЭТО ЕСТЕСТВЕННО... ЧТО ОНИ СЛЫШАТ ПОСТОЯННО, КАК ТОЛЬКО НАУЧАТСЯ ПОНИМАТЬ ЯЗЫК ВЗРОСЛЫХ? ТОЛЬКО РАЗГОВОРЫ О ДЕНЬГАХ. В ОДНОЙ СЕМЬЕ, ПОТОМУ ЧТО ИХ НЕ ХВАТАЕТ. В ДРУГОЙ - ПОТОМУ ЧТО ДЕНЕГ СЛИШКОМ МНОГО… ВРЕМЯ РОМАНТИКОВ ПРОШЛО. РОМАНТИК СЕЙЧАС - ФИГУРА КОМИЧЕСКАЯ. НО НАМ ПОЗДНО МЕНЯТЬСЯ. ТЫ ЗАМЕТИЛА, ЧТО ИЗ НАШЕГО ЯЗЫКА ИСЧЕЗАЮТ НЕКОТОРЫЕ СЛОВА.
- КАКИЕ?
- Я ПОМНЮ, В ДЕТСТВЕ САМЫЙ БОЛЬШОЙ УКОР БЫЛ «У ТЕБЯ СОВЕСТИ НЕТ»… ТЕПЕРЬ ЭТО СЛОВО ПОЧТИ ЗАБЫТО… - СКАЗАЛ ПЛАТОН. - Я СТАРАЛСЯ ПОНЯТЬ, КАК ВОЗНИКЛО ЭТО СЛОВО. СО – В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ОБОЗНАЧАЕТ СОЕДИНЕНИЕ, СЛИЯНИЕ… ВЕСТЬ – ПОСЛАНИЕ, ПЕРЕДАЧА ИНФОРМАЦИИ. СОВЕСТЬ – ЭТО ПОСЛАНИЕ… СОЕДИНЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА С БОГОМ. ЧТОБЫ СУДИЛ ЧЕЛОВЕКА ЗА ПОСТУПКИ И МЫСЛИ ИЗНУТРИ…
ОН СОМНЕВАЛСЯ, ЧТО ЕЙ ИНТЕРЕСНО И ПОТОМУ ЗАМОЛЧАЛ.
- ОТКУДА ТЫ ЭТО ВСЁ ЗНАЕШЬ? – СПРОСИЛА УЛЬЯНА.
- ДУМАЛ С ДЕТСТВА ОБ ЭТОМ…
- ДАЛЬШЕ.
- В ДРУГОЙ РАЗ. – СКАЗАЛ ПЛАТОН..
- ЧТО С ТОБОЙ?
- ДА, ТАК… ЗАДУМАЛСЯ… МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТИ РЕБЯТА, КОГДА ВЫРАСТУТ, ПРИСПОСОБЯТСЯ, БУДУТ ЖИТЬ БОГАТО И СЫТНО. НО ОНИ УЖЕ НИКОГДА НЕ БУДУТ ДЕТЬМИ… ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЛЮДИ, У КОТОРЫХ НЕ БЫЛО ДЕТСТВА!..
- НО У ТЕБЯ ТОЖЕ НЕ БЫЛО ДЕТСТВА… - ТОЛЬКО НАУЧИЛСЯ ХОДИТЬ, УЖЕ НА ПОЛЕ. А ПОТОМ - ДЕТДОМ… И ТАКИХ КАК ТЫ - СОТНИ ТЫСЯЧ… И НИЧЕГО, НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ ВЫРОСЛИ…
…ИЗ ЛЕСОВ ДРУГОГО БЕРЕГА ВСХОДИЛО СОЛНЦЕ. РВАЛСЯ К ЗЕНИТУ КРАСНЫЙ ШАР.
УЛЬЯНА СКИНУЛА ХАЛАТ И ПРОТЯНУЛА РУКИ К СОЛНЦУ.
- СОЛНЫШКО, - СКАЗАЛА ОНА. - Я ТАК ХОЧУ ЕЩЕ НЕМНОЖКО ПОЖИТЬ!.. МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЕ ЕЩЕ ОБОЙДЕТСЯ?.. МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЕ НЕ ТАК СТРАШНО, СОЛНЫШКО?..
ИЗ КУСТОВ НА НЕЁ, ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ, СМОТРЕЛИ МАЛЬЧИШКИ, ЕЁ ПРИЁМНЫЕ ДЕТИ.
В ЭТИХ ВЗГЛЯДАХ НЕ БЫЛО ЕЩЁ МУЖСКОГО ЖЕЛАНИЯ, ТОЛЬКО ЛЮБОПЫТСТВО И ЖАЖДА ВСЕ УЗНАТЬ. И ЕЩЕ, ВОСТОРГ, ВЫЗВАННЫЙ НАРУШЕНИЕМ ВСЕХ ЗАПРЕТОВ.
СТАРЫЙ РЫБАК С ЗАВЯЗАННЫМ ГОРЛОМ, В ПАЛЬТО И ШЛЯПЕ ОТОРВАЛ ВЗГЛЯД ОТ ПОПЛАВКА И ОБАЛДЕЛ ОТ ВИДЕНИЯ НАГОЙ, СВЕТЛОКОЖЕЙ, СВЕТЯЩЕЙСЯ СРЕДИ ЛИСТВЫ ЖЕНЩИНЫ.
ПОПЛАВОК ДЕРГАЛСЯ И ВЫСКАКИВАЛ ИЗ ВОДЫ.
УЛЬЯНА РАСТИРАЛАСЬ МАХРОВЫМ ПОЛОТЕНЦЕМ.
- КАК ВОДА? – СПРОСИЛ ПЛАТОН, НЕ ОТРЫВАЯСЬ ОТ КЛАВИАТУРЫ.
- ЧУДЕСНАЯ, - СКАЗАЛА ОНА. - ВСЁ РЕДАКТИРУЕШЬ?
- НО Я ПРИГОТОВИЛ ТЕБЕ КОФЕ.
ОН ТОЖЕ НЕ ХОТЕЛ ССОРЫ.
- КАК?
- НА СПИРТОВКЕ… ЗНАЕШЬ, Я РЕШИЛ, ЧТО МЫ ЗАВЕДЕМ СВОЙ ДВИЖОК.
- ЛУЧШЕ - СОЛНЕЧНЫЕ БАТАРЕИ!
ОНА ПОДХВАТИЛА ИДЕЮ, КАК БУДТО ЭТО БЫЛА ИГРА.
- И НЕ НАДО БУДЕТ НИКОМУ ПИСАТЬ ЗАЯВЛЕНИЙ.
ОН НЕ ИГРАЛ, ОН БЫЛ СЕРЬЕЗЕН.
УЛЬЯНА ПИЛА КОФЕ МАЛЕНЬКИМИ ГЛОТКАМИ. ОБНЯВ ЛАДОНЯМИ ЧАШКУ, ГРЕЛА РУКИ.
- СПАСИБО.
- СОВСЕМ РАЗУЧИЛСЯ ПИСАТЬ, - ПЛАТОН ПЕРЕПИСЫВАЛ ЗАЯВЛЕНИЕ ШАРИКОВОЙ РУЧКОЙ. - ПОНИМАЕШЬ, НЕ ХОЧЕТСЯ СЛИШКОМ ОФИЦИАЛЬНО… НО И СТИХАМИ ТОЖЕ НЕ ХОЧЕТСЯ.
- ТЫ НЕ СЕРДИСЬ, - СКАЗАЛА ОНА… - Я ВСЁ ЖЕ ПОЕДУ… УЖАСНО СКУЧАЮ …
- КОГДА СОБИРАЕШЬСЯ?
- ДА КАК КУПИШЬ БИЛЕТ, ТАК И ПОЕДУ.
-
…ДЕНЬ БЫЛ НЕ ПРАЗДНИЧНЫЙ, НЕ ВОСКРЕСНЫЙ. НАРОДУ В ЦЕРКВИ БЫЛО НЕМНОГО.
В ЛЕВОМ УГЛУ ХРАМА ОТЕЦ ИГОРЬ РАЗГОВАРИВАЛ С КАКИМ-ТО НАГОЛО БРИТЫМ, ЯВНО СОКРУШЕННЫМ И РАСТЕРЯННЫМ, ПАРНЕМ.
УЛЬЯНА ЖДАЛА, КОГДА СВЯЩЕННИК САМ ПОДОЙДЕТ К НЕЙ.
ОН ПОДОШЕЛ, СМОТРЕЛ СО ВНИМАНИЕМ.
- Я ХОТЕЛА ИСПОВЕДАТЬСЯ, ОТЕЦ ИГОРЬ - СКАЗАЛА УЛЬЯНА. - НО, НАВЕРНОЕ, НЕЛЬЗЯ СЕЙЧАС… НЕ ПОСТИЛАСЬ… ЛЕКАРСТВО ПРИНИМАЛА… КАЖЕТСЯ, НЕЛЬЗЯ ЛЕКАРСТВО ПЕРЕД ИСПОВЕДЬЮ?.. ХОЧУ ПРОСТО ПОГОВОРИТЬ… МОЖНО?
- КОНЕЧНО, МОЖНО, УЛЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА… ДАВАЙТЕ ВОТ ЗДЕСЬ, В УГОЛОЧКЕ… СЛУШАЮ ВАС.
- Я ВЫНУЖДЕНА УЕХАТЬ… ПЛАТОН ОСТАЕТСЯ ОДИН, С ДЕТЬМИ… ПРОШУ ВАС ПОДДЕРЖИТЕ ЕГО. ОН ВАМ ВЕРИТ… НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ, КОГДА ОН ОСТАНЕТСЯ ОДИН…
СВЯЩЕННИК С УДИВЛЕНИЕМ СЛУШАЛ ЕЁ.
- Я БОЛЬНА… МНЕ ОСТАЛОСЬ ЖИТЬ… НЕ БОЛЬШЕ ГОДА… Я ВРАЧ И ЗНАЮ, ЧТО ГОВОРЮ… ПЛАТОН – СИЛЬНЫЙ… НО МНЕ ЕГО ЖАЛКО… ОН ДУМАЕТ, ЧТО Я УЕЗЖАЮ ИЗ-ЗА СЫНА… ЧТО Я ВЗДОРНАЯ… ЧТО НЕ ПРИНЯЛА ДЕРЕВЕНСКУЮ ЖИЗНЬ… А Я ПРОСТО НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ ЗДЕСЬ… ПРИ НИХ… НЕ ХОЧУ… УМОЛЯЮ ВАС, ПОДДЕРЖИТЕ ПЛАТОНА!.. И ПОТОМ, КОГДА ОН НЕМНОГО УСПОКОИТСЯ, ПУСТЬ НАЙДЕТ КАКУЮ-НИБУДЬ… ХОРОШУЮ ЖЕНЩИНУ… ДЕТЯМ НУЖНА МАТЬ… ВОТ ВСЁ, ЧТО Я ХОТЕЛА СКАЗАТЬ… ОТЕЦ ИГОРЬ… Я НАДЕЮСЬ, ВЫ СОХРАНИТЕ… ТАЙНУ ИСПОВЕДИ.
- Я СОХРАНЮ ВАШУ ТАЙНУ, - СКАЗАЛ СВЯЩЕННИК. - ХОТЯ ЛУЧШЕ БЫ ВАМ САМОЙ СКАЗАТЬ ЕМУ ВСЁ… И ВМЕСТЕ ВСТРЕТИТЬ БЕДУ. НО Я УВАЖАЮ ВАШУ ПОЗИЦИЮ… БОГ МИЛОСТИВ. БУДУ МОЛИТЬСЯ, ЧТОБЫ ОН ИСЦЕЛИЛ ВАС. И ВЫ МОЛИТЕСЬ.
- Я КАЖДУЮ МИНУТУ МОЛЮСЬ ЗА НИХ, - ОНА УЛЫБНУЛАСЬ ЖАЛКО И ВИНОВАТО.
У ОТЦА ИГОРЯ БЫЛО КРЕПКОЕ МУЖСКОЕ ЛИЦО. СЛУЖБА В АРМИИ ОСТАВИЛА В НЁМ СВОЙ СЛЕД, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ СОТРЁТСЯ…
- Нет, - закричал Платон. – Я не согласен. Пусть она уедет. Пусть к сыну… К внучке… Или влюбится… в другого мужика… И уедет с ним… Ну хотя бы на Камчатку. Не понимаю, зачем ей болеть?! Зачем умирать?!
- А я не хочу, чтобы она бросила его в трудную минуту! - мрачно и неуступчиво смотрела ему в глаза Ульяна.- Я не поступила бы так. Пусть лучше умрет!
- Но они не мы с тобой. Они уже совсем другие люди. Даже не люди – персонажи… Это сценарий… Случайно соединенные нами характеры... – сказал он.
- Тем более… Лучше пускай умрет, чем предаст… - упорствовала Ульяна. - Неужели ты предпочел бы, чтобы я изменила тебе и уехала бы с другим?
- Конечно, - простодушно сказал Платон. - Лучше влюбись и будь счастлива, но живи, чтобы я знал, что ты жива… И ты обязательно вернешься ко мне. А увлечения… Да чёрт с ними, с увлечениями! Ты всё равно вернешься… Приползёшь ко мне сама, зараза! – пропел Платон, пытаясь превратить всё в шутку.
- Значит, ты не любишь меня!
- Ну, вот, - огорчился Платон.
- А для меня - лучше бы ты умер, чем ушел к другой…
Он с трудом сдерживался, чтобы не уйти. Обиделся.
- Ну и пиши сама! Я не хочу ссориться с тобой из-за каких-то выдуманных нами условных, мнимых, людей. Из-за каких-то ничтожных денег. Жизнь проходит. А мы с тобой только работаем. Работаем. Работаем. И нет конца работе…
- Зато мы вместе. Целыми днями вместе… Такое счастье не каждому дано…
Платон поцеловал её мокрые от слёз щеки. Солоно.
- Ладно. Прости, милая… Ну, если так хочешь, пускай заболеет… Я не люблю спорить и ссориться. Но мне страшно… В мире так много непонятного… непонятных связей… Слова притягивают дела… Я боюсь… Я не хочу рисковать… - Он старался незаметно переменить тему. - Кроме того, сериал задуман, как ярмарка невест… Если она умрет, искать невесту - пошло, а если предаст, то я… то есть, тот Платон, как бы законно обретает свободу…
- А я не хочу. Я уже люблю её, я в ответе за её поступки… Я не хочу, чтобы мы хорошую женщину обрекали на предательство.
- Ладно… Пока оставим это… Пошли дальше… Вот такой диалог… Как тебе?
... ТЫ ВЕДЬ ЛЮБИШЬ МЕНЯ… ЗНАЮ, ЛЮБИШЬ… И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. И ЧЕГО ЭТО ТЕБЕ ВДРУГ ПОНАДОБИЛОСЬ УЕЗЖАТЬ! ТАМ ВСЕ ХОРОШО. НАШУ ВНУЧКУ ЗОВУТ АЛЛА… ОНА ВЕСИТ ЧЕТЫРЕ КИЛОГРАММА… ЕЁ ЛЮБЯТ ВСЕ… У РОДИТЕЛЕЙ ХОРОШИЙ БИЗНЕС… ОНА ВЫРАСТЕТ, ПОЙДЁТ В ПРЕСТИЖНУЮ ГИМНАЗИЮ. БУДЕТ УЧИТЬСЯ В МОСКВЕ, ИЛИ ДАЖЕ В СОРБОННЕ. ОНА НИКОГДА НЕ БУДЕТ ИСПЫТЫВАТЬ ГОЛОДА… СТРАХА ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ... СТЫДА И ОТЧАЯНИЯ БЕДНОСТИ… ЕЕ НЕ ВЫБРОСЯТ, КАК КОТЕНКА, ЗА ДВЕРЬ… НЕ БРОСЯТ НА ВОКЗАЛЕ… ЗАЧЕМ ТЫ ЕДЕШЬ ТУДА?
- ПРОСТО СОСКУЧИЛАСЬ. ХОЧУ ВЗГЛЯНУТЬ НА ВНУЧКУ.
ОНА ВИДЕЛА, КАК ОГОРЧИЛСЯ ПЛАТОН. НЕ ХОТЕЛА ДОЛГИХ РАЗГОВОРОВ. ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО И ВЫШЛА ИЗ КОМНАТЫ.
ОТЫСКАЛА В САРАЕ ЛЮБИМУЮ КОСУ. КОСИТЬ ОНА ЛЮБИЛА. В ЭТОЙ МОНОТОННОЙ РИТМИЧНОЙ РАБОТЕ ОНА ОБРЕТАЛА СПОКОЙСТВИЕ.
УЛЬЯНА ПРОШЛАСЬ БРУСКОМ ПО ЛЕЗВИЮ КОСЫ, БУДТО НАСТРАИВАЛА МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ...
Платон остановился, перестал печатать. Смотрел на жену, любимую женщину…
- Добавь в начало, - сказала Ульяна. - …Она яростно косила жесткую, осеннюю, траву. Коса, как щука в заводи, кидалась на грубые стебли пижмы и иван-чая.
- Ульяна! – закричал Платон. – Это прекрасно! Но это стихи. Их не будет даже в режиссерском сценарии. Зачем ты мечешь бисер… жемчуга свои бросаешь?.. Зачем?
Она пожала плечами.
- Я ведь это не для красоты… Хотя… и для красоты тоже… Не для бахвальства… Но мне так хочется… Без образа – значит - безобразно… - Она замолчала с грустью смотрела на него. - Может быть, эта фраза застрянет в мозгу режиссера… Актёра… Оператора… Не даст им возможности халтурить… Она будет мучить их. Она заставит соперничать с нами…
– Если бы я мог так писать! Так… На чем мы?..
… ОНА ЯРОСТНО КОСИЛА ЖЕСТКУЮ, ОСЕННЮЮ, ТРАВУ. КОСА, КАК ЩУКА В ЗАВОДИ, КИДАЛАСЬ НА ГРУБЫЕ СТЕБЛИ ПИЖМЫ И ИВАН-ЧАЯ...
…ПЛАТОН ПОДОШЕЛ К НЕЙ.
КОСА С ХРУСТОМ И ВЖИКАНЬЕМ РУШИЛА ТРАВЫ.
- НУ, УЙМИСЬ, УЙМИСЬ, - СКАЗАЛ ОН. - ПОЙДЕМ, ЧАЮ ВЫПЬЕМ… ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ?
- ПОЖИВУ НЕМНОГО…
- А МНЕ-ТО КАК?.. ТЫ ХОТЬ ПОЖАЛЕЙ МЕНЯ… КАК МНЕ ОДНОМУ ЗДЕСЬ?!
- ТАК ПОЕДЕМ ВМЕСТЕ. – СКАЗАЛА ОНА. – ПОПРОСИМ КОГО-НИБУДЬ ПОКА ПРИСМОТРЕТЬ ЗА ДЕТЬМИ.
- А ОНИ ПОДУМАЮТ, ЧТО МЫ БРОСИЛИ ИХ. НЕТ! НЕТ, ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, КАК ОНИ ВОСПРИМУТ ЭТО! РАЗБЕГУТСЯ. ТОЛЬКО-ТОЛЬКО СТАЛИ ПРИВЫКАТЬ К НОРМАЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ...
- ЛАДНО. ЕСЛИ ТЫ ТАК СЧИТАЕШЬ…
- НУ, ХОТЬ ПРОСТИ МЕНЯ НА ПРОЩАНЬЕ.
- ЗА ЧТО?
- НУ… ЗА ТО, ЧТО ВЫРУГАЛСЯ ПРИ ТЕБЕ ВЧЕРА, КОГДА СВЕТ ПОГАС.
УЛЬЯНА ЗАВАРИВАЛА ЧАЙ.
- ДА ЛАДНО… ПРОЩАЮ… И ТЫ МЕНЯ ПРОСТИ… КАЖЕТСЯ, ВСЕ, - ОНА ОЗАБОЧЕННО ПРОВЕРЯЛА, НЕ ЗАБЫЛА ЛИ ЧТО-НИБУДЬ. - ЭКЗЮПЕРИ Я БЕРУ… ЛАДНО?.. БЕЗ МЕНЯ ВЫ ВСЕ РАВНО НЕ БУДЕТЕ ЧИТАТЬ. ХОЧЕШЬ, ПОГАДАЮ ТЕБЕ?
ОНА НАУГАД РАСКРЫЛА КНИГУ.
- «…ПОНЕМНОГУ Я ПОНЯЛ, КАК ПЕЧАЛЬНА И ОДНООБРАЗНА БЫЛА ТВОЯ ЖИЗНЬ. ДОЛГОЕ ВРЕМЯ У ТЕБЯ БЫЛО ЛИШЬ ОДНО РАЗВЛЕЧЕНИЕ: ТЫ ЛЮБОВАЛСЯ ЗАКАТОМ»… МУТЬ КАКАЯ-ТО В КЛЕТОЧКУ… ПОИСКАТЬ ЕЩЁ?
- НЕТ, ДАЙ Я. – ПЛАТОН ВЗЯЛ КНИГУ, РАСКРЫЛ И ПРОЧЕЛ: «ДЕТИ! БЕРЕГИТЕСЬ БАОБАБОВ. Я ХОЧУ ПРЕДУПРЕДИТЬ МОИХ ДРУЗЕЙ ОБ ОПАСНОСТИ, КОТОРАЯ ДАВНО УЖЕ ИХ ПОДСТЕРЕГАЕТ, А ОНИ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЮТ О НЕЙ, КАК НЕ ПОДОЗРЕВАЛ ПРЕЖДЕ И Я». ОСТАВЬ ЭТУ КНИГУ ЗДЕСЬ. Я БУДУ ЧИТАТЬ ИМ. ОБЕЩАЮ ТЕБЕ…
УЛЬЯНА ПОЛОЖИЛА «МАЛЕНЬКОГО ПРИНЦА» НА СТОЛ.
- ПОЙДУ, ПОГЛЯЖУ НА МСТУ, - СКАЗАЛА ОНА. - ПОПРОЩАЮСЬ…
…УЛЬЯНА ОБНЯЛА И РАСЦЕЛОВАЛА КАЖДОГО. ГЛАЗА БЫЛИ СУХИЕ. ДУШОЙ ОНА БЫЛА УЖЕ НЕ С НИМИ.
ДЕТИ СТОЯЛИ МОЛЧА, И В ЛИЦАХ НЕ БЫЛО НИ СТРАХА, НИ УДИВЛЕНИЯ. ТОЛЬКО СЛУЧАЙНЫЙ КОМАР ИЛИ МУХА НАРУШАЛИ ПОЧТИ СКУЛЬПТУРНУЮ ИХ НЕПОДВИЖНОСТЬ. В ЖИЗНИ ЭТИХ ДЕТЕЙ БЫЛИ И ПОСТРАШНЕЕ СОБЫТИЯ.
КАК ТЮРЬМА ОСТАВЛЯЕТ НЕИЗГЛАДИМЫЙ СЛЕД В ОБЛИКЕ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА, ТАК И ДЕТСКИЕ СКИТАНИЯ И НЕ ДЕТСКИЕ СТРАХИ И УНИЖЕНИЯ, СДЕЛАЛИ ИХ ЛИЦА НЕ ТО, ЧТО ВЗРОСЛЫМИ, НО НЕВОЗМУТИМЫМИ. ОНИ МОГЛИ ЗАПЛАКАТЬ ОТ МЕЛКОЙ ОБИДЫ И ОБИХОДНОЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ, НО НАСТОЯЩИЕ УДАРЫ СУДЬБЫ ПЕРЕНОСИЛИ СПОКОЙНО И ПОКОРНО.
ПЛАТОН И УЛЬЯНА СЕЛИ В МАШИНУ. МОТОР НЕ ЗАВОДИЛСЯ.
ОНИ ВЫШЛИ ИЗ МАШИНЫ.
ПЛАТОН ДОСТАЛ ИЗ БАГАЖНИКА РЮКЗАК.
ДЕТИ СМОТРЕЛИ. СПОКОЙНО СМОТРЕЛИ.
ПЛАТОН ЗАПРЯГ ЛОШАДЬ…
УЛЬЯНА СЕЛА С ПРАВОГО БОКА ТЕЛЕГИ. ПЛАТОН ТОЛЬКО СЛЕГКА ТРОНУЛ ВОЖЖИ, И ЛОШАДЬ МАЛЬВИНА МЯГКО ПОНЕСЛА ТЕЛЕГУ ПО ЗНАКОМОЙ ЛЕСНОЙ ДОРОГЕ ОТ ДЕТЕЙ, СТОЯЩИХ У ИЗБЫ. ОТ ДЕРЕВЯННОЙ АРКИ, НА КОТОРОЙ БЫЛО НАПИСАНО «СЕМЬ Я ».
ТЕЛЕГА СКРЫЛАСЬ ЗА ВОРОТАМИ.
- СУЧКА УЕХАЛА, - СКАЗАЛА ОЛЯ. – НУ И ПУСТЬ. УЕХАЛА СУЧКА…
- НЕ СМЕЙ ТАК ПРО МАМЕНЬКУ! – ЗАКРИЧАЛ МАХМУДКА.
- КАКАЯ ОНА ТЕБЕ МАМЕНЬКА, БЛИН! СУКА НАТУРАЛЬНАЯ… ВСЕ СУКИ… ВСЕ ПРЕДАЮТ, БРОСАЮТ…
И ЕЩЁ БОЛЕЕ КРЕПКИЕ НЕПЕЧАТНЫЕ СЛОВА И ВЫРАЖЕНИЯ, ЗАПАВШИЕ В ИХ СОЗНАНИЕ С ПЕРВЫХ ДНЕЙ ПОЯВЛЕНИЯ НА СВЕТ БОЖИЙ, СОТРЯСАЛИ ЭКОЛОГИЧЕСКИ ЧИСТЫЙ ВОЗДУХ.
МАХМУДКА БРОСИЛСЯ НА СЕСТРУ. И НАЧАЛАСЬ ДРАКА.
ОНИ КАТАЛИСЬ НА УХОЖЕННОЙ ЛУЖАЙКЕ, ПРИМИНАЯ ЦВЕТОЧКИ, КОТОРЫЕ САМИ И ВЫРАЩИВАЛИ…
А ВАНЯ СТОЯЛ И ТИХО ПЛАКАЛ.
- - -
ЕХАЛИ МОЛЧА.
УЛЬЯНА ОБНЯЛА ПЛАТОНА. ПРИЖАЛАСЬ К НЕМУ.
ЛОШАДЬ МАЛЬВИНА ОСТАНОВИЛАСЬ, ПОТЯНУЛАСЬ К ОБОЧИНЕ, ГДЕ БЫЛА ТРАВА.
ТАК И СИДЕЛИ ОНИ, ОБНЯВШИСЬ, ДОЖИДАЯСЬ ПОКА ЛОШАДЬ НАСЫТИТЬСЯ, ОБЪЕДАЯ ПУХЛУЮ, ВЛАЖНУЮ, КОЧКУ.
- КРАСИВО, - СКАЗАЛА ОНА. - ОСОБЕННО ЭТА КРАПИВА… В СОЧЕТАНИИ С МУСОРОМ… А ЭТИ ПАКЕТЫ ШЕВЕЛЯТСЯ, КАК ЖИВЫЕ… И БУТЫЛКИ НА ВЕТКАХ… КОМУ-ТО ВЕДЬ ПРИШЛА В ГОЛОВУ ТАКАЯ ФАНТАЗИЯ - УКРАСИТЬ ЕЛКИ ПИВНЫМИ БУТЫЛКАМИ.
- ТЫ КАЖЕТСЯ, ЗЛИШЬСЯ? ПОЧЕМУ?
- Я НЕ ЗЛЮСЬ… МНЕ ГРУСТНО... ОЧЕНЬ ГРУСТНО… ПОСМОТРИ, ДРАНЫЙ ПИДЖАК ВИСИТ НА СУКУ…
- ДА, ОН ВИСИТ УЖЕ МЕСЯЦ. ВЗЯЛА БЫ И СНЯЛА, ЕСЛИ РАЗДРАЖАЕТ.
- МНЕ ПРОТИВНО ПРИКАСАТЬСЯ К НЕМУ.
- И ДРУГИМ ТОЖЕ ПРОТИВНО. ВОТ И ВИСИТ.
- НУ ПОЧЕМУ У НАС ВСЕ ТАК НЕЛЕПО? ПОЧЕМУ В ПРИБАЛТИКЕ И ЕВРОПЕ ВСЁ ЧИСТО И РАЗУМНО!
- НЕ ЗНАЮ… НЕ Я ПРИДУМАЛ ЭТУ СТРАНУ… НО ЭТО МОЯ СТРАНА… РАЗГОВОРЫ ТУТ НЕ ПОМОГУТ… - СКАЗАЛ ПЛАТОН.
- А ЧТО ДЕЛАТЬ?
- АГА. И КТО ВИНОВАТ?.. КЛАССИКА… НУ, ВО-ПЕРВЫХ, СНИМУ ЭТОТ ПИДЖАК.
ОН ОСТАНОВИЛ ТЕЛЕГУ, ВЕРНУЛСЯ К ДЕРЕВУ, НА КОТОРОМ ВИСЕЛ ПИДЖАК, СНЯЛ ЕГО. ЗАПРЯТАЛ В ПОЛИЭТИЛЕНОВЫЙ МЕШОК ДЛЯ МУСОРА.
- ТЫ ЗЛИШЬСЯ, - СКАЗАЛ ОН. - ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я ПОЕХАЛ С ТОБОЙ…
И СНОВА ЕХАЛИ МОЛЧА.
- Я НЕ БРОШУ ИХ… - СКАЗАЛ ПЛАТОН. - У МЕНЯ ВПЕРВЫЕ, ЗА МНОГО ЛЕТ, ПОЯВИЛАСЬ ЧУВСТВО, ЧТО Я КОМУ-ТО НУЖЕН… КОМУ-ТО КРОМЕ ТЕБЯ… - ПОПРАВИЛСЯ ОН. - А СЕЙЧАС И ТЕБЕ НЕ НУЖЕН…
- СЛУШАЙ, ОПЯТЬ ЭТА ПТИЦА… КОРШУН. КАК В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА МЫ ПРИЕХАЛИ СЮДА.
И ВМЕСТЕ С ЖАЛОБНЫМ КРИКОМ ДИКОЙ ПТИЦЫ УЖЕ СЛЫШЕН БЫЛ ПЕРЕСТУК КОЛЕС И ПАРОВОЗНЫЕ ГУДКИ. ПРОМЧАЛСЯ ТОВАРНЯК.
…ОНИ ЖДАЛИ ПОЕЗДА – МУЖ И ЖЕНА, ПРОЖИВШИЕ ВМЕСТЕ ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА.
- ЗВОНИ.
- ДА, КОНЕЧНО, - ОТКЛИКНУЛАСЬ УЛЬЯНА, И СТАРАЛАСЬ НЕ ЗАПЛАКАТЬ.- Я ТОЖЕ БУДУ ЗВОНИТЬ.
ОНА КИВАЛА МЕХАНИЧЕСКИ, А САМА НЕРВНО ПЕРЕБИРАЛА ДОКУМЕНТЫ, ПАСПОРТ, БИЛЕТЫ, ДЕНЬГИ…
ПОРЫВ ВЕТРА ВЫРВАЛ ИЗ ЕЁ РУК БИЛЕТ, И ОН ПОЛЕТЕЛ НАД КРАПИВОЙ И ФРИГИЙСКИМИ ВАСИЛЬКАМИ ВДОЛЬ ПУТЕЙ.
ПЛАТОН ЗАСМЕЯЛСЯ НЕВОЛЬНО.
- ЗНАК СУДЬБЫ! – СКАЗАЛ ОН. - ТЕПЕРЬ ТЫ ДОЛЖНА ОСТАТЬСЯ!
КАКОЙ-ТО ПАРЕНЬ ХОТЕЛ ПОЙМАТЬ УЛЕТЕВШИЙ РОЗОВЫЙ ЛИСТОК, НО НЕ УСПЕЛ, И БИЛЕТ ЗАСКОЛЬЗИЛ ПО ЗЕМЛЕ К ПУТЯМ. ПАРЕНЬ ПРИХЛОПНУЛ ЕГО САПОГОМ. ПОДНЯЛ, РАССМОТРЕЛ И НАПРАВИЛСЯ, НЕ СПЕША, К УЛЬЯНЕ.
- СПАСИБО, - СКАЗАЛА ОНА И ПОВЕРНУЛАСЬ К ПЛАТОНУ. - НУ, ДАВАЙ ПРОЩАТЬСЯ.
- ВОЗВРАЩАЙСЯ СКОРЕЕ, – ПОПРОСИЛ ОН.
- Я ПОСТАРАЮСЬ. ТЫ НЕ БЕСПОКОЙСЯ НИ О ЧЕМ.
ЗА БЛИЖНИМ ЛЕСОМ ГУДНУЛ ЭЛЕКТРОВОЗ.
И ПОЯВИЛСЯ – СНАЧАЛА МАЛЕНЬКИЙ, ИГРУШЕЧНЫЙ, ПОТОМ УВЕЛИЧИЛСЯ ДО СВОИХ НОРМАЛЬНЫХ РАЗМЕРОВ И ПЕРЕКРЫЛ ПЕРРОН.
А КОГДА ЧЕРЕЗ МИНУТУ ТРОНУЛСЯ, НА БЕТОННОЙ ПЛОЩАДКЕ СТОЯЛ ОДИН ПЛАТОН.
ОН ПОТОПТАЛСЯ НЕМНОГО, ГЛЯНУЛ ВСЛЕД ЗЕЛЕНЫМ ВАГОНЧИКАМ…
ВАГОНЧИК ТРОНЕТСЯ, А ОН ОСТАНЕТСЯ…
НА ПРИВОКЗАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ СРЕДИ МАШИН, ШИКАРНЫХ, НО ЯВНО МЯТЫХ-БИТЫХ, ЖДАЛА ЕГО МАЛЬВИНА.
- УЕХАЛА, - СКАЗАЛ ПЛАТОН. - УЕХАЛА… ВСЁ…
МАЛЬВИНА ПОТЯНУЛАСЬ К НЕМУ, НАВЕРНО, ПРОСИЛА ХЛЕБА.
ВПЕРЕДИ, НА ДОРОГЕ, ПЛАТОН УВИДЕЛ ЖЕНЩИНУ. ОНА БЫЛА ЛЕГКАЯ, ТОНКАЯ, В ТЕМНОМ, ДЛИННОМ ПЛАТЬЕ, ТУГО ОБВЯЗАННАЯ ПЛАТКОМ. НЕБОЛЬШОЙ РЮКЗАК БЕЛЕЛ У НЕЕ ЗА СПИНОЙ.
ПЛАТОН ОСТАНОВИЛ ЛОШАДЬ.
- ЗДРАВСТВУЙТЕ… КУДА ВАМ?
- В ЮРЬЕВО.
- ДА ВЫ ЖЕ ИДЁТЕ В ДРУГУЮ СТОРОНУ! ПОДВЕЗТИ?
- НЕ ОТКАЖУСЬ, - ОТВЕТИЛА ОНА... – СПАСИ ГОСПОДИ!
ОН РАЗВЕРНУЛ ЛОШАДЬ.
- А ЧТО ВАМ В ЮРЬЕВЕ?
- ТАМ ОДИН ЧЕЛОВЕК… РАБ БОЖИЙ… ЦЕРКОВЬ ВОССТАНАВЛИВАЕТ. ХОЧУ ПОМОГАТЬ ЕМУ.
- МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ ПОМОЖЕТЕ МНЕ? – СПРОСИЛ ПЛАТОН.
- А ЧТО У ВАС?
- У МЕНЯ ТРОЕ ДЕТЕЙ. ПРИЕМНЫХ… ДА ВОТ, ЖЕНА УЕХАЛА. МНЕ ОДНОМУ НЕ СПРАВИТЬСЯ. ХОТЯ БЫ НА ВРЕМЯ…
ЖЕНЩИНА С ИНТЕРЕСОМ РАССМАТРИВАЛА ЕГО. ЗАДУМАЛАСЬ, ПРИКИДЫВАЯ.
- НУ И КАК? – СПРОСИЛ ПЛАТОН.
- ДЕТИ?! НЕТ УЖ. ЕЛЕ УБЕЖАЛА ОТ СВОИХ... ДЕТИ МЕШАЮТ… ХОЧУ МОЛИТЬСЯ В ТИШИНЕ. Я ИМ ГОВОРЮ - БОГ. А ОНИ СМЕЮТСЯ – ДОГ! Я ИМ ГОВОРЮ «ПОМОЛИМСЯ ПЕРЕД ЕДОЙ». А ОНИ СМЕЮТСЯ И БРОСАЮТСЯ ХЛЕБОМ… ВОН ВИДИТЕ - ЦЕРКОВЬ?.. ДАЛЬШЕ Я САМА… СПАСИ, ГОСПОДИ…
ОНА ЛЕГКО СОСКОЧИЛА С ТЕЛЕГИ. ПОШЛА, НЕ ОГЛЯДЫВАЯСЬ.
- А С КЕМ ОСТАЛИСЬ ВАШИ ДЕТИ? – СПРОСИЛ ПЛАТОН ВДОГОНКУ.
ОНА ОСТАНОВИЛАСЬ, УЛЫБАЛАСЬ СЧАСТЛИВО.
- МАМА… ЕЩЁ НЕ ОЧЕНЬ СТАРАЯ… И МУЖ…
И ЗАСПЕШИЛА К ХРАМУ, КОТОРЫЙ ИЗДАЛИ СИЯЛ СКВОЗЬ ДЕРЕВЬЯ. ОНА КРАСИВО УДАЛЯЛАСЬ, ЭТА МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, ТОНКАЯ, В ЧЕРНОМ ПЛАТЬЕ ДО ПЯТ.
И ПЛАТОН ОПЯТЬ РАЗВЕРНУЛ СВОЮ ЛОШАДЬ.
МАЛЬВИНА УДИВИЛАСЬ, НО ПОШЛА В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ.
ПЛАТОН ДОСТАЛ МОБИЛЬНИК.
- УЛЯ… КАК ТЫ?
- ЕДУ... А ТЫ?
- ТОЖЕ ЕДУ...
А ЕХАЛ ОН МИМО КРЕСТЬЯНСКИХ ИЗБ, В КОТОРЫХ, ПО ВСЕМ ПРИМЕТАМ, ЖИЛИ НЕ КРЕСТЬЯНЕ, А ХУДОЖНИКИ. У ДОРОГИ СОХЛИ КАРТИНЫ. И НА ВСЕХ - КРАСИВАЯ, ДИКАЯ, ЗАРОСШАЯ КРАПИВОЙ РОССИЯ. ЦВЕТУЩАЯ. ОТДЫХАЮЩАЯ ОТ РАДИВЫХ ХОЗЯЕВ….
…И СНОВА ИЗБА. СНОВА БАНЯ. ЗДЕСЬ ВСЁ НАПОМИНАЛО ОБ УЕХАВШЕЙ ХОЗЯЙКЕ. ЕЁ МАХРОВЫЙ ХАЛАТ. СВИТЕР. СТАРАЯ ВЕТРОВКА. ОН СЕЛ НА ЛАВКУ, СГОРБИЛСЯ…
ВСТАЛ.
ПЛЕСНУЛ СЕБЕ В ЛИЦО ВОДОЙ ИЗ КАДКИ.
ДЕТИ ЖДАЛИ ЕГО ПОД НАВЕСОМ. ТИХО СИДЕЛИ.
- - -
ПЛАТОН ПОЛОСКАЛ В РЕКЕ БЕЛЬЕ.
НЕУМЕЛО, ПО–МУЖСКИ, НО СТАРАТЕЛЬНО. ВЫКРУЧИВАЛ ДОСУХА. СКЛАДЫВАЛ В КОРЗИНУ.
СТАЛ ПОДНИМАТЬСЯ ПО КРУТОМУ ОТКОСУ.
НОВЫЙ ИХ ДОМ, ПОДАРЕННЫЙ ГУБЕРНАТОРОМ, ВОЗНИК, КАК ЗАМОК. НА БЕРЕГУ БОЛЬШОЙ, МОГУЧЕЙ, РЕКИ.
ПЛАТОН ПОСТАВИЛ КОРЗИНУ С БЕЛЬЕМ И ЗАЛЮБОВАЛСЯ ИХ НОВОЙ ОБИТЕЛЬЮ.
ДОМ БЫЛ ТРЕХЭТАЖНЫЙ, КИРПИЧНЫЙ, С ПРИСТРОЕЧКАМИ, ФЛИГЕЛЬКАМИ, С БОЛЬШИМИ ОКНАМИ.
ПОДБЕЖАЛА ОЛЯ.
- ЧТО ТЫ МЕНЯ НЕ ПОЗВАЛ?.. ДАВАЙ ВМЕСТЕ!
ПОНЕСЛИ КОРЗИНУ ВМЕСТЕ…
- - -
…УЛЬЯНУ ВЕЗЛИ НА КАТАЛКЕ ПО ДЛИННОМУ КОРИДОРУ ХИРУРГИЧЕСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ..
КОРИДОР БЫЛ НЕРЕАЛЬНО ДЛИННЫМ.
ОНА ВИДЕЛА СНИЗУ ЛИЦА ХОДЯЧИХ БОЛЬНЫХ В СЕРЫХ ХАЛАТАХ.
ОНА УВИДЕЛА СЫНА, ЕГО БЕСПОКОЙНЫЕ ОЗАБОЧЕННЫЕ ГЛАЗА.
ОНА ПРИЛОЖИЛА УКАЗАТЕЛЬНЫЙ И СРЕДНИЙ ПАЛЕЦ К БЛЕДНЫМ ГУБАМ, ПОВЕРНУЛА ЛАДОНЬ К НЕМУ И ВИНОВАТО И ЗАСТЕНЧИВО УЛЫБНУЛАСЬ.
ЗАВ. ОТДЕЛЕНИЕМ, ПОХОЖИЙ НА РЕКЛАМНОГО МЯСНИКА, ИМЕЛ ПРИВЫЧКУ СМОТРЕТЬ НЕ В ГЛАЗА СОБЕСЕДНИКУ, А В СТОРОНУ, НЕСКОЛЬКО ОТВЕРНУВШИСЬ, И ГОВОРИЛ ОБЫЧНЫЕ В ТАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ СЛОВА.
- ВЫ ВЕДЬ ПОНИМАЕТЕ. ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ… ВЫ ВЕДЬ ПОНИМАЕТЕ…
ЗАЗВОНИЛ МОБИЛЬНИК.
- ДА, ЭТО Я… МАМА НЕ МОЖЕТ… НУ, НЕ МОЖЕТ И ВСЁ… Я ПРОШУ ТЕБЯ СЕГОДНЯ НЕ ЗВОНИТЬ. ЕСЛИ СМОЖЕШЬ, ПРИЕЗЖАЙ… ВСЕ ПОДРОБНОСТИ ПРИ ВСТРЕЧЕ… ВСЁ…
- - -
…ПЛАТОН ВЫКЛЮЧИЛ ТЕЛЕФОН.
- - -
ВАНЯ - ДАЙ-ДАЙ СИДЕЛ НА КРЫЛЬЦЕ И РАЗГОВАРИВАЛ С ФАРФОРОВОЙ ОБЕЗЬЯНКОЙ.
- ЗНАЕШЬ, ОБЕЗЬЯНКА, ЕСЛИ ТЫ ВЫУЧИШЬ ТАБЛИЦУ УМНОЖЕНИЯ, Я ПОДАРЮ ТЕБЕ… - ОН ВЗГЛЯНУЛ НА ЧАСЫ И ВЗДОХНУЛ. – Я ПОДАРЮ ТЕБЕ БАНАН… ТЕБЕ ВЕДЬ НЕ НУЖНЫ ЧАСЫ… ЧАСЫ НУЖНЫ ТОЛЬКО ЛЮДЯМ, ЧТОБЫ ЗНАТЬ ВРЕМЯ СВОЕЙ ЖИЗНИ… ЧТОБЫ ЗНАТЬ, КОГДА СПАТЬ, КОГДА РАБОТАТЬ, КОГДА КУШАТЬ…
ИЗ ГОЛОВЫ ОБЕЗЬЯНКИ ВЫСЫПАЛСЯ ЧЕРНЫЙ ПОРОШОК. ВАНЯ ЛИЗНУЛ ПОРОШОК И ТУТ ЖЕ ВЫПЛЮНУЛ.
ЩЕЛКНУЛ ОБЕЗЬЯНКУ ПО НОСУ. ОН КАШЛЯЛ, ТЕР ГЛАЗА. ВО РТУ ЩИПАЛО, ГЛАЗА СЛЕЗИЛИСЬ, И ВАНЬКА РАЗРАЗИЛСЯ ГРОМКИМ, ЗДОРОВЫМ, ДЕТСКИМ ПЛАЧЕМ. ЗАРЕВЕЛ ОТ ДУШИ.
ПЛАТОН И ОЛЯ РАЗВЕШИВАЛИ БЕЛЬЕ. БРОСИЛИСЬ НА КРИК.
- Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ! – КРИЧАЛ ВАНЯ. – У МЕНЯ ГЛАЗА ГОРЯТ!.. ОНИ ВЫГОРЯТ, И Я БУДУ СЛЕПОЙ!..
ПРИБЕЖАЛИ ИСПУГАННЫЕ ДЕВОЧКИ И МАХМУДКА. ДЕВЧОНКИ ЗАРЕВЕЛИ ДРУЖНО ОТ ЖАЛОСТИ. ОНИ ВСЕ УЖЕ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА.
ОЛЯ ПРИНЕСЛА ЗАВАРОЧНЫЙ ЧАЙНИК И ПРОМЫВАЛА ЗАВАРКОЙ ВАНИНЫ ГЛАЗКИ.
- БРАТИК!.. МАЛЕНЬКИЙ!.. ЭТО ПРОСТО ПЕРЕЦ!.. СЕЙЧАС ВСЕ ПРОЙДЕТ.
И ЦЕЛОВАЛА, И ГЛАДИЛА ПО РУСОЙ ГОЛОВКЕ. ОНА ЛЮБИЛА ЕГО.
ВАНЯ ЗАТИХ. ДОТРОНУЛСЯ ДО ГЛАЗА ПАЛЬЦЕМ И СНОВА ЗАКРИЧАЛ ОТ БОЛИ.
ОЛЯ УВИДЕЛА ФАРФОРОВУЮ ОБЕЗЬЯНКУ, ПОНЮХАЛА ЕЁ И ПЕРЕДАЛА ПЛАТОНУ.
- ОТКУДА У ТЕБЯ ЭТА ШТУКА? – СПРОСИЛ ПЛАТОН.
- НАШЁЛ, - СКАЗАЛ ВАНЯ.
- ГДЕ?
- ВАЛЯЛАСЬ НА ПОЛУ. Я ВЗЯЛ.
- ГДЕ? – ВОПРОС ЗВУЧАЛ ГРОЗНО. – У ГУБЕРНАТОРА?.. НА БАНКЕТЕ?
ВАНЯ СОКРУШЕННО КИВНУЛ.
- СВОРОВАЛ? – СПРОСИЛ МАХМУДКА, НЕ ОБЛИЧАЯ, ПОЧТИ СОЧУВСТВУЯ. - ВОРОВАТЬ - ПЛОХО. ВОРОВАТЬ НЕЛЬЗЯ.
- УКРАЛ! – ПОТЕРЯННО ОПУСТИЛ ГЛАЗА ПЛАТОН. – ОПОЗОРИЛ ВСЮ НАШУ СЕМЬЮ! У КОГО УКРАЛ?! У ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ПОДАРИЛ НАМ ДОМ!
- Я НЕ УКРАЛ, Я НАШЕЛ, - УПРЯМО ПОВТОРИЛ ВАНЯ. – ЭТА ОБЕЗЬЯНКА ВАЛЯЛАСЬ НА ПОЛУ. ЗНАЧИТ, ОНА НИЧЬЯ. ЗНАЧИТ, ОНА НИКОМУ НЕ НУЖНА, ЕСЛИ ВАЛЯЕТСЯ НА ПОЛУ. ЕЁ МОГЛИ РАЗДАВИТЬ И ВЫБРОСИТЬ. Я СПАС ЕЁ. Я ВЗЯЛ ЕЁ, ПОТОМУ ЧТО ОНА МНЕ СРАЗУ ПОНРАВИЛАСЬ…
- ЛАДНО, - СКАЗАЛ ПЛАТОН. – ДЕЛО ЗАКРЫТО. ДАЙ МНЕ ЕЁ СЮДА. Я ПОЕДУ К ГУБЕРНАТОРУ. И ВСЁ ОБЪЯСНЮ ЕМУ. И ПОКАЮСЬ, ИЗВИНЮСЬ, ЧТО НЕ СМОГ ПОКА ВОСПИТАТЬ ИЗ ВАС ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ. Я ВЕДЬ ВСЁ ЗНАЮ О ВАС. ЗНАЮ, КТО КУРИТ…
ОН ВЗГЛЯНУЛ НА ОЛЮ, И ТА ПОТУПИЛА ГОЛОВУ.
- ЗНАЮ, КТО УПОТРЕБЛЯЕТ НЕПРИЛИЧНЫЕ, ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ, ГНУСНЫЕ, СЛОВА…
ДЕТИ СО СТРАХОМ СМОТРЕЛИ НА НЕГО. ОН БЫЛ В ЯРОСТИ.
- - -
…В ГЛУБИНЕ КОРИДОРА ОТДЕЛЕНИЯ КЛИНИЧЕСКОЙ ХИРУРГИИ ПЕРВОГО МЕДИЦИНСКОГО ИНСТИТУТА, ДАЛЕКО, ВОЗНИКЛО ДВИЖЕНИЕ, И КАТАЛКА С УЛЬЯНОЙ МЕДЛЕННО ПРИБЛИЖАЛАСЬ К СЫНУ.
БЕЛЫЕ ХАЛАТЫ.
БЛЕДНОЕ ЛИЦО УЛЬЯНЫ, ПЕРЕНЕСЕННОЙ НАРКОЗОМ К ЧЕРТЕ ЖИЗНИ И СМЕРТИ.
ЗЕЛЕНОЕ МАСЛЯНИСТО БЛЕСТЕВШЕЕ НЕБО - ПОТОЛОК, И РИТМИЧЕСКИ ВОЗНИКАЮЩИЕ ЛУНЫ СВЕТИЛЬНИКОВ.
НА МГНОВЕНИЕ КАТАЛКА ОСТАНОВИЛАСЬ. ЭТО МГНОВЕНИЕ РАСТЯНУЛОСЬ ДЛЯ ЕЁ СЫНА НЕПОМЕРНО. ОН СКЛОНИЛСЯ, ХОТЕЛ ПОЦЕЛОВАТЬ УЛЬЯНУ, НО ЕГО НЕ ГРУБО ОТСТРАНИЛИ, И КАТАЛКА ПРОДОЛЖИЛА СВОЙ ДЛИННЫЙ МЕДЛЕННЫЙ ПУТЬ В ПАЛАТУ РЕАНИМАЦИИ.
- ЭТО БЫЛА САМАЯ БЛЕСТЯЩАЯ ОПЕРАЦИЯ, КОТОРУЮ Я ВИДЕЛ В СВОЕЙ ЖИЗНИ, - СКАЗАЛ МОЛОДОЙ, ДАЖЕ ЮНЫЙ, АССИСТЕНТ.
- Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ.
- Я ГОВОРЮ, БЛЕСТЯЩАЯ ОПЕРАЦИЯ… ВЫ МОГЛИ ВСЁ ЭТО ВИДЕТЬ. У НАС НАВЕРХУ СПЕЦИАЛЬНЫЙ КУПОЛ ДЛЯ ГОСТЕЙ… И МОНИТОР…
- ОНА БУДЕТ ЖИТЬ?
АССИСТЕНТ ПОЖАЛ ПЛЕЧАМИ, УДИВЛЯЯСЬ, ПОЧЕМУ ЭТОТ ПАРЕНЬ НЕ РАЗДЕЛЯЕТ ЕГО ВОСХИЩЕНИЯ. ОН НАЖАЛ КНОПКУ АВТОМАТА, ПОДОЖДАЛ, КОГДА СТАКАН НАПОЛНИТСЯ, ЖАДНО ПИЛ ГАЗИРОВАННУЮ ВОДУ…
ЗАПЕЛ МОБИЛЬНИК. НО РОСТИК ОТКЛЮЧИЛ ЕГО…
- - -
….НОВЫЙ ДОМ БЫЛ ПОХОЖ НА ДВОРЕЦ.
В ГОСТИНУЮ ВЫХОДИЛИ ДВЕРИ. ТРИ С ОДНОЙ СТОРОНЫ, ТРИ - С ДРУГОЙ. ТАМ БЫЛИ КОМНАТЫ.
НАПРОТИВ ЛЕСТНИЦЫ ЗАСТЕКЛЁННАЯ СТЕНА С ПРЕКРАСНЫМ ВИДОМ НА МСТУ.
- Я ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ, КАК ПОДНИМАЕТСЯ СОЛНЦЕ, - СКАЗАЛ МАХМУДКА.
- ХОРОШО, ВОТ ТВОЯ КОМНАТА, - ПЛАТОН ОТКРЫЛ ОДНУ ДВЕРЬ.
КОМНАТА БЫЛА НЕБОЛЬШАЯ, НО БОЛЬШЕ, ЧЕМ КЕЛЬИ, В КОТОРЫХ ЖИЛИ ЛИЦЕИСТЫ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ. ДИВАН, ПОКРЫТЫЙ ПЛЕДОМ. ШКАФ ДЛЯ ОДЕЖДЫ. ТУМБОЧКА. КРЕСЛО. ВСЁ НОВОЕ, СОВРЕМЕННОЕ, КРАСИВОЕ.
- НРАВИТСЯ? - СПРОСИЛ ПЛАТОН.
МАХМУДКА ТОЛЬКО ЯРКО И ВОСХИЩЕННО БЛЕСНУЛ ГЛАЗАМИ.
- Я НАРИСУЮ ГОРЫ. И ПОВЕШУ ВОТ СЮДА… И ЕЩЁ ПОТОЛОК СДЕЛАЮ ЧЁРНЫМ И ЧТОБЫ НА НЕМ БЫЛИ ЗВЁЗДЫ… МОЖНО?
- ВСЁ МОЖНО! – СКАЗАЛ ПЛАТОН. – ЭТО ВАШ ДОМ. ЭТО ТВОЯ КОМНАТА. ЕСЛИ КТО-ТО ЗАХОЧЕТ К ТЕБЕ ЗАЙТИ, ОН ДОЛЖЕН ПОСТУЧАТЬ И СПРОСИТЬ: «МОЖНО?» А ТЫ ЧТО ОТВЕТИШЬ? НУ, КТО ЗНАЕТ?
КСЮША ПОДНЯЛА РУКУ.
- НУ, – ПОДБОДРИЛ ЕЁ ПЛАТОН.
- НУЖНО ОТВЕТИТЬ «ПОЖАЛУЙСТА», - СТЕПЕННО СКАЗАЛА КСЮША.
- ПРАВИЛЬНО. ТАК И БУДЕМ ЖИТЬ.
- Я ТОЖЕ ХОЧУ СМОТРЕТЬ УТРОМ, КАК СОЛНЫШКО ВСТАЁТ, - СКАЗАЛ ВАНЯ ДАЙ-ДАЙ.
- ХОРОШО. ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ РЯДОМ С МАХМУДКОЙ. – ПЛАТОН ОТВОРИЛ ВТОРУЮ ДВЕРЬ. - ВОТ ТВОЯ КОМНАТА, ВАНЯ.
- А МОЖНО, Я НАРИСУЮ НА СТЕНЕ ВОЗДУШНЫЙ БОЙ?… А НА ЭТОЙ – НАШУ ЛОШАДЬ МАЛЬВИНУ? А НА ЭТОЙ - ЦВЕТЫ?...
- КОНЕЧНО, МОЖНО, - СКАЗАЛ ПЛАТОН. – ЭТО ВЕДЬ ТВОЯ КОМНАТА. НО ЛУЧШЕ НАРИСУЙ КАРТИНКУ И ПОВЕСЬ. А ВДРУГ ТЕБЕ НАДОЕСТ ВОЗДУШНЫЙ БОЙ, А СТЕНА УЖЕ БУДЕТ ЗАКРАШЕНА…
- ЛАДНО, Я ПОДУМАЮ, - СКАЗАЛ ВАНЯ.
- А Я ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ, КАК СОЛНЦЕ ЗАХОДИТ, - СКАЗАЛ АНДРЕЙ. – КРОМЕ ТОГО С ВОСТОКА ДУЮТ ХОЛОДНЫЕ ВЕТРЫ, А Я ЛЮБЛЮ ТЕПЛО.
- ТАК БЕРИ ЭТУ КОМНАТУ. ТУТ ОКНА НА ЗАПАД.
И ПЛАТОН ОТКРЫЛ ЕЩЕ ОДНУ ДВЕРЬ.
АНДРЕЙ УПАЛ СПИНОЙ НА ПРУЖИНИСТЫЙ ДИВАН. ЗАЛОЖИЛ РУКИ ЗА ГОЛОВУ И МЕЧТАТЕЛЬНО СКАЗАЛ.
- КАК НАЧНУ ЗАРАБАТЫВАТЬ, УСТРОЮ ЗДЕСЬ КНИЖНЫЕ ПОЛКИ. И КУПЛЮ СРАЗУ МНОГО КНИГ.
- Я ТЕБЕ ПОДАРЮ ДВА ДИСКА, В КОТОРЫХ ВСЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА. И ЕЩЁ ДВА - ЕВРОПЕЙСКАЯ, – СКАЗАЛ ПЛАТОН.
- НЕТ УЖ, - ВОЗРАЗИЛ АНДРЕЙ. – У КНИГ ОСОБЫЙ ЗАПАХ. У НАС БЫЛА ТАКАЯ БИБЛИОТЕКА! Я ЗАСЫПАЛ В КРЕСЛЕ С КНИГОЙ В РУКАХ. Я СДЕЛАЮ ВСЁ, КАК БЫЛО ДОМА… СЕСТРЫ НЕ ПОМНЯТ… ОНИ БЫЛИ СОВСЕМ МАЛЕНЬКИЕ, КОГДА РОДИТЕЛИ ПОГИБЛИ… А Я ПОМНЮ…
- Я ТОЖЕ ХОЧУ ВИДЕТЬ, КАК СОЛНЫШКО ВСТАЁТ, - СКАЗАЛА КСЮША-ВРУША.
- ТОГДА ЗАНИМАЙ ВОТ ЭТУ КОМНАТУ, - ПЛАТОН РАСПАХНУЛ ДВЕРЬ.
ДЕТИ КИНУЛИСЬ БЫЛО ПОСМОТРЕТЬ КСЮШИНО ЖИЛИЩЕ, НО ЗАСТЫЛИ НА ПОРОГЕ.
В УГЛУ КОМНАТЫ СТОЯЛ НА ЗАДНИЙ ЛАПАХ ГРОМАДНЫЙ МЕДВЕДЬ.
- НЕТ, НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ ЖИТЬ С МЕДВЕДЕМ! – ЗАКРИЧАЛА КСЮША. - МНЕ ОН НЕ НРАВИТСЯ!
- А МЫ УБЕРЕМ ЕГО, - СКАЗАЛ ПЛАТОН. – ЗАПРЁМ В ЧУЛАНЕ.
- ЛУЧШЕ ПОСТАВИМ ВНИЗУ У ДВЕРЕЙ, ЧТОБЫ ПУГАЛ ПЛОХИХ ЛЮДЕЙ, - СКАЗАЛА ГЮЛЯ.
ОНИ ПОВОЛОКЛИ ЧУЧЕЛО МЕДВЕДЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ВНИЗ.
ПОСТАВИЛИ ВОЗЛЕ ВХОДНЫХ ДВЕРЕЙ.
- - -
…ПЛАТОН И ГЮЛЯ ВОШЛИ В ЦЕРКОВЬ. ПЛАТОН ПЕРЕКРЕСТИЛСЯ. ГЛЯДЯ НА НЕГО, РОБКО ПЕРЕКРЕСТИЛАСЬ ГЮЛЬКА.
- ИДИ, ПОХОДИ ЗДЕСЬ НЕМНОГО, - СКАЗАЛ ПЛАТОН. - ПОСМОТРИ НА ИКОНЫ… РУКА НЕ БОЛИТ?
- УЖЕ НЕ БОЛИТ, - СКАЗАЛА ГЮЛЬКА. - Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ ЛОВИТЬ ПЧЕЛ!
ПЛАТОН ЗАГЛЯНУЛ В РИЗНИЦУ.
ОТЕЦ ИГОРЬ ТОЛЬКО ЧТО ОТСЛУЖИЛ ОБЕДНЮ. СНИМАЛ СВОЁ ОБЛАЧЕНИЕ. ПЕРЕОДЕВАЛСЯ В КАМУФЛЯЖ.
- ЗДРАВИЯ ЖЕЛАЮ, ТОВАРИЩ МАЙОР! - ПРИВЕТСТВОВАЛ ОН ПЛАТОНА.
- ЗДРАВСТВУЙ, ОТЕЦ ИГОРЬ. - ПРОТЯНУЛ ЕМУ РУКУ ПЛАТОН. - КУДА СОБИРАЕШЬСЯ?
- НА МСТУ, ПОРЫБАЧИТЬ. У ЩУКИ ЖОР НАЧАЛСЯ… ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИЛОСЬ?
- РЕБЕНКА К ВРАЧУ ВОЗИЛ. ПЧЕЛА УКУСИЛА… А К ТЕБЕ… НУЖДАЮСЬ В МУДРЫХ СОВЕТАХ.
- ТОГДА ПРИСЯДЬ. ТОЛЬКО ПРЕДУПРЕЖДАЮ, Я ЕЩЁ НЕ ОЧЕНЬ МНОГО МУДРОСТИ НАЖИЛ. САМ ЗНАЕШЬ, ГОРЯЧИЕ ТОЧКИ МУДРОСТИ НЕ ПРИБАВЛЯЮТ. Я ПОКА ПО ЗДРАВОМУ СМЫСЛУ ЖИВУ… НУ, ЧТО ТАМ У ТЕБЯ? ГОВОРИ…
…ГЮЛЬКА-КИСКА РАССМАТРИВАЛА МЕЖДУ ТЕМ ИКОНЫ. ИМЕННО РАССМАТРИВАЛА, ПОТОМУ ЧТО МОЛИТЬСЯ ЕЩЕ НЕ УМЕЛА.
СЛУЖИТЕЛЬНИЦА, ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА В ДЛИННОЙ ТЕМНОЙ ЮБКЕ И БЕЛОМ, ЧИСТОМ, ПЛАТОЧКЕ СОБИРАЛА ОГАРКИ СВЕЧЕЙ.
ГЮЛЯ СТОЯЛА У ИКОНЫ, СМОТРЕЛА НА РАСПЯТОГО ХРИСТА.
- КТО ЭТО? - СПРОСИЛА ОНА У СЛУЖИТЕЛЬНИЦЫ.
- ЭТО ИИСУС ХРИСТОС, - ОТВЕТИЛА ТА.
- ПОЧЕМУ ЕМУ ТАК СДЕЛАЛИ? ЕМУ ВЕДЬ БОЛЬНО…
- ЕГО ЗЛЫЕ ЛЮДИ РАСПЯЛИ.
ГЮЛЯ ЗАПЛАКАЛА.
- ЧЕГО ТЫ ПЛАЧЕШЬ?
- ЖАЛКО.
- НЕ ПЛАЧЬ. ОН НЕ УМЕР.
- НЕ УМЕР?
- НЕТ. ОН ВЕДЬ БОГ.
- А ЧТО ТАКОЕ – БОГ?
- БОГ… ОН СОЗДАЛ ВЕСЬ МИР…
- И МЕНЯ?
- И ТЕБЯ.
СЛУЖИТЕЛЬНИЦА ПЕРЕШЛА К ДРУГОЙ ИКОНЕ И СТАЛА ТАМ СОБИРАТЬ ОГАРКИ.
НО ГЮЛЯ НЕ ОТСТАВАЛА.
- ЧТО ТЫ ХОДИШЬ ЗА МНОЙ? - СПРОСИЛА СЛУЖИТЕЛЬНИЦА. - ТЫ С КЕМ СЮДА ПРИШЛА?
- С ПАПОЙ. РАССКАЖИТЕ ДАЛЬШЕ.
- БОГ ЗАХОТЕЛ УЗНАТЬ, КАК ЖИВУТ ЛЮДИ И РОДИЛСЯ НА ЗЕМЛЕ, КАК ПРОСТОЙ МАЛЬЧИК.
- ВАУ!
- ТЫ ЧЕГО МЯУЧИШЬ?
- Я НЕ МЯУЧУ… А ДАЛЬШЕ?
- БОГ УВИДЕЛ, ЛЮДИ ИЗДЕВАЮТСЯ ДРУГ НАД ДРУГОМ, УБИВАЮТ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. ЗА ОДНУ НОЧЬ ЦАРЬ ИРОД УБИЛ СТО ТЫСЯЧ МАЛЕНЬКИХ ДЕТЕЙ! И БОГ ХОТЕЛ НАУЧИТЬ ЛЮДЕЙ ЖИТЬ ПО-ДОБРОМУ.
- ДАЛЬШЕ!
- А ОНИ ВЗЯЛИ И ПРИБИЛИ ЕГО ГВОЗДЯМИ К КРЕСТУ…
А В РИЗНИЦЕ РАЗГОРАЛСЯ СВОЙ РАЗГОВОР МЕЖДУ ВАСИЛИЕМ И ОТЦОМ ИГОРЕМ.
- В ЛЮДЯХ СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ ВОСПИТЫВАЛИ НЕНАВИСТЬ К ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ – ГОВОРИЛ ОТЕЦ ИГОРЬ, - А ТЕПЕРЬ УДИВЛЯЮТСЯ, ПОЧЕМУ ВСЕ ВОРУЮТ.
- ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ МНЕ ОБЩИХ СЛОВ, - ПРЕРВАЛ ЕГО ПЛАТОН. - Я ВСЁ ЭТО ЗНАЮ. СКАЖИ, ЧТО ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ДЕТИ ВОРУЮТ?
- РАНЬШЕ БЫ СКАЗАЛИ - ПОРОТЬ. А ТЕПЕРЬ Я НЕ ЗНАЮ… НАВЕРНОЕ, ТУТ ОДИН СПОСОБ. ЛИЧНЫЙ ПРИМЕР. ЕСЛИ ОНИ ЛЮБЯТ ТЕБЯ И ВИДЯТ, ЧТО ТЫ НЕ ВОРУЕШЬ, ОНИ ПОЙМУТ, ЧТО ВОРОВАТЬ ПЛОХО.
- ТАК ПРОСТО?
- ТЫ ПРИШЕЛ КО МНЕ ЗА СОВЕТОМ, Я СКАЗАЛ.
- А ЕСЛИ ЛГУТ?
- ЕЩЕ ПРОЩЕ. НЕ ЛГАТЬ САМОМУ.
- КУРЯТ ВТИХАРЯ… А ВЕДЬ ЗНАЮТ, ЧТО Я БРОСИЛ.
- СКАЖИ, ЧТО ГРЕХ.
- У НИХ НЕТ ПОНЯТИЯ ГРЕХА, ИГОРЬ. ТОЛЬКО - ХОЧУ – НЕ ХОЧУ… СТРАШНО - НЕ СТРАШНО,.
- ПРИПУГНИ. СКАЖИ, ЧТО УМРУТ В МУЧЕНИЯХ... ОТ СТРАШНЫХ БОЛЕЗНЕЙ… - СКАЗАЛ СВЯЩЕННИК.
- СТРАХ, КОНЕЧНО, ВЕЛИКИЙ ВОСПИТАТЕЛЬ… - ПЫТАЛСЯ ПРОБИТЬСЯ К ИСТИНЕ ПЛАТОН. - МЫ С ТОБОЙ ЭТО ХОРОШО ЗНАЕМ. А ДУША? МОЖЕТ ЛИ СТРАХ ВОСПИТАТЬ ДУШУ?
- СТРАХ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖЕН БЫТЬ. КАК ЖЕ БЕЗ СТРАХА? – ОТЕЦ ИГОРЬ УДИВЛЯЛСЯ НЕПОНЯТЛИВОСТИ ПЛАТОНА. - ЭТО ОСНОВА… СТРАХ ВОЗМЕЗДИЯ... СТРАХ БОЖИЙ… ПОСМОТРИ, ЧТО ДЕЛАЕТСЯ ВОКРУГ, ТОВАРИЩ МАЙОР. НАДО СНАЧАЛА НАРОД ПРИВЕСТИ В ЧУВСТВО. СНОВА ПРИУЧИТЬ ТРУДИТЬСЯ И ЖИТЬ ЧЕСТНО. ТОГДА И ДУША РАСЦВЕТЕТ…
ПЛАТОН С СОМНЕНИЕМ ПОКАЧАЛ ГОЛОВОЙ.
- НЕ ПОЗДНО ЛИ? – ОН ПОМОЛЧАЛ НЕМНОГО И ПРОДОЛЖАЛ. - СЛУШАЙ, КАПИТАН. ВОТ ТЫ В СВЯЩЕННИКИ ПОШЕЛ, Я ДЕТЕЙ НАБРАЛ. ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ПОЖИТЬ СПОКОЙНО, В СВОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ… ПОЧЕМУ ЭТО?
- ПОЧЕМУ? МЫ С ТОБОЙ СЛУЖИВЫЕ ЛЮДИ… - СКАЗАЛ ОТЕЦ ИГОРЬ. - ВСЮ ЖИЗНЬ СЛУЖИЛИ… СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ… РОДИНЕ… И СЕЙЧАС СЛУЖИМ. Я ДЕРЗАЮ СЛУЖИТЬ БОГУ… А ТЫ, ПЛАТОН… ТЫ СЛУЖИШЬ… НАШЕМУ БУДУЩЕМУ…- СКАЗАЛ СВЯЩЕННИК С УЛЫБКОЙ. – ЛЕЧИШЬ ДЕТСКИЕ ДУШИ… ЭТО ВСЁ НЕСПРОСТА… ЭТО ПРОЦЕСС, А МЫ В НЁМ ДРОЖЖИ…
- - -
…ПЛАТОН ВОЗЛЕЖАЛ НА ШИРОКОЙ, В ПОЛКОМНАТЫ, КРОВАТИ И СМОТРЕЛ ТЕЛЕВИЗОР. ОН ДРЕМАЛ И СНОВА ОТКРЫВАЛ ГЛАЗА, И ВИДЕЛ НА ЭКРАНЕ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН. ЗАСЫПАЛ, ПРОСЫПАЛСЯ И СМОТРЕЛ.
- - -
…УЛЬЯНА БЫЛА ПОД КАПЕЛЬНИЦЕЙ. СВОБОДНОЙ РУКОЙ ОНА ДЕРЖАЛА ТРУБКУ.
- Я ПРИЕДУ, УЛЬЯНА!... Я НЕ МОГУ ТАК ДОЛГО БЕЗ ТЕБЯ!.. – КРИЧАЛ ПЛАТОН, СТАРАЯСЬ ПЕРЕКРИЧАТЬ ТЕЛЕВИЗОР. НАКОНЕЦ, ДОГАДАЛСЯ ВЫКЛЮЧИТЬ ЗВУК. – Я УЖЕ ВЯЛ БИЛЕТ… А ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ? КАК ТЫ?
- ВСЕ ХОРОШО… - ОТВЕЧАЛА ОНА. - Я.. Я ГОТОВЛЮ УЖИН…ТЫ НЕ ТОРОПИСЬ. Я СКОРО САМА ПРИЕДУ… КАК НАШИ ДЕТКИ?
ТУТ ВОШЛА МЕДСЕСТРА. ПРОВЕРИЛА КАПЕЛЬНИЦУ. УЛЬЯНА ПРИКРЫЛА ТРУБКУ МОБИЛЬНИКА. ПОДОЖДАЛА, ПОКА ТА УШЛА И СНОВА ГОВОРИЛА С МУЖЕМ.
- ПРИДЕТСЯ ЕЩЕ ПОТЕРПЕТЬ,- СКАЗАЛА ОНА,- СОВСЕМ НЕМНОГО ОСТАЛОСЬ…
СНОВА ВОШЛА СЕСТРИЧКА. ВОРЧАЛА, ОЗАБОТИВШИСЬ.
- НУ, КАК ЭТО ВЫ! ИГОЛКА ВЫПАЛА!.. ПОТОМ Я СДЕЛАЮ ВАМ ОБЕЗБОЛИВАЮЩЕЕ...
УЛЬЯНА ВЫКЛЮЧИЛА ТЕЛЕФОН.
- - -
ОНИ СТОЯЛИ ПЕРЕД НОВЫМ СВОИМ НОВЫМ КРАСИВЫМ ДОМОМ.
ЭТОТ ДОМ ПОДАРИЛ ИМ ГУБЕРНАТОР.
ОНИ СТОЯЛИ НЕСКОЛЬКО ПАРАДНО, ПЛОТНЕЕ, БЛИЖЕ ДРУГ ДРУГУ, ЧТОБЫ ОПЕРАТОРУ БЫЛО УДОБНЕЕ СКОМПОНОВАТЬ КАДР. ВАНЯ ДЕРЖАЛ В РУКАХ ГРОМАДНЫЙ СИМВОЛИЧЕСКИЙ КЛЮЧ.
КРАСИВЫЕ, ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ, ЗДОРОВЫЕ, НАРЯДНЫЕ. В НИХ НЕ БЫЛО ТЕПЕРЬ ТОЙ ОБРЕЧЕННОСТИ И ГОТОВНОСТИ К ОБОРОНЕ, ЧТО ТАК ОТЧЕТЛИВА БЫЛА ПРЕЖДЕ.
МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА-РЕЖИССЕР ВЫБИРАЛА КРУПНОСТЬ И ЗАПИСЫВАЛА ИХ ИНТЕРВЬЮ.
- МНЕ ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ ХОРОШО, - ГОВОРИЛА В МИКРОФОН ГЮЛЯ. - МЕНЯ НИКТО НЕ БЬЁТ И НЕ ДРАЗНИТ. КОГДА ВЫРАСТУ, ВЫУЧУСЬ НА ПАРИКМАХЕРА. Я ХОЧУ, ДЕЛАТЬ ЛЮДЕЙ КРАСИВЫМИ И ДОВОЛЬНЫМИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ.
ПРИШЛА ОЧЕРЕДЬ МАХМУДКИ.
- МЫ ЖИВЕМ ЗДЕСЬ ДРУЖНО. КОГДА ВЫРАСТУ, СТАНУ ВОЕННЫМ, ЧТОБЫ ЗАЩИЩАТЬ СВОЙ НАРОД…
- КОГДА МНЕ ИСПОЛНИТСЯ ШЕСТНАДЦАТЬ, - СКАЗАЛ АНДРЕЙ, - Я ПОСТУПЛЮ В АВТОКОЛЛЕДЖ, МЕЧТАЮ СТАТЬ ШОФЕРОМ – ДАЛЬНОБОЙЩИКОМ. ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ТЕХНИКУ. И КОМПЬЮТЕР. МОЖЕТ БЫТЬ, ПОТОМ, КОГДА НАДОЕСТ ЕЗДИТЬ ПО СТРАНЕ, СТАНУ ПРОГРАММИСТОМ.
В ЭТО ВРЕМЯ ЗАПЕЛ МОБИЛЬНИК ПЛАТОНА. ОН ОТОШЕЛ ОТ ТЕЛЕВИЗИОНЩИКОВ. ВОШЕЛ В НОВЫЙ ДОМ. СТОЯЛ ПОД ЧУЧЕЛОМ МЕДВЕДЯ. СЛУШАЛ.
- НЕ ПОЙМУ, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ! - ВДРУГ ЗАКРИЧАЛ ОН. – НЕ ПОНИМАЮ! НЕ ХОЧУ ПОНИМАТЬ!.. НЕПРАВДА! НЕПРАВДА!
ОН ВЫКЛЮЧИЛ МОБИЛЬНИК. ПОШЕЛ БЫЛО К ПРАЗДНИЧНОЙ ТОЛПЕ, НО ОСТАНОВИЛСЯ И СНОВА ВКЛЮЧИЛ ТЕЛЕФОН.
- ТЫ ВЕДЬ ПОШУТИЛ, СЫНОК! ТЫ ВЕДЬ ПОШУТИЛА! СЫНОК, НЕЛЬЗЯ ТАК ШУТИТЬ! ОНА НЕ МОГЛА УМЕРЕТЬ!
А ВАНЯ В ЭТО ВРЕМЯ ГОВОРИЛ В МИКРОФОН:
- Я ХОЧУ СТАТЬ ФЕРМЕРОМ. МНЕ КАЖЕТСЯ, РАСТЕНИЯ ЖИВЫЕ И ЧУВСТВУЮТ, КАК МЫ ОТНОСИМСЯ К НИМ. НУ, ПОЛИВАЕМ И… УДОБРЯЕМ...
Платон перестал печатать и заплакал.
- Да ладно тебе, - сказала Ульяна.
И подумала: - Бедный мой, мальчик! Скоро… Скоро расставание на веки…
- Всё! Хватит! – сказал Платон. - Сменим имена! Невозможно так. Жестоко по отношению ко мне. Я не хочу!
- Ладно, смени имена. Пусть он будет Василий. А она – Ирина...
Заканчивался ещё один вариант их жизни. И таких вариантов, таких превращений было много, они даже не помнили сколько…
Их персонажи были, как дети… Поначалу походили на них, держались крепко за руку, потом вырастали, обретали, как дети, свой характер, артачились, грубили, не подчинялись, выбирая свой путь, свою судьбу. И расставанье с ними было грустным… Как расставанье с любимыми детьми. Но такова судьба родителей...
Платон взглянул за окно. Там была весна. А начинали они эту работу осенью. И эти восемь месяцев жили они, как во сне. Потому что и сны их, тоже были подчинены работе. Квартиры не убирались. На полу валялись черновики и книги. У постели лежала бумага и много ручек, чтобы не искать. И везде очки, чтобы не терять время на поиски. В этом доме всё некстати пропадало. А ручки и очки постоянно исчезали и объявлялись неожиданно и снова исчезали.
Бумага и ручки нужны были ночью, когда в темноте, на границе сна и реальности, рождались эпизоды...
- Скорее бы новая работа, - сказал Платон. – Тоска. Отвык ничего не делать…
- Нет уж, немного отдохнем, - возразила Ульяна.- Поедем в деревню. Ты будешь удить свою рыбу. А я буду прясть свою пряжу…в смысле – пропалывать грядки и писать стихи…
- Но прежде купим новую большую двуспальную… - Он замолчал, смотрел на неё с любовью.
- Четырехспальную… - поправила она.
- Купим большую четырёхспальную кровать. И будем жить вместе. Хватит притворяться любовниками. Ты моя жена. Я муж твой…
- Пора бы и обвенчаться… - сказала она. – В грехе живем…
- Неловко как-то. Не молодые мы… К тому же – выдержим ли вечность рядом без общей работы?!
- Ты прав, - согласилась она.
…Платон не мог смириться со смертью героини. Ему вдруг становилось тошно, когда он садился за компьютер. Тошно и тоскливо.
Ещё вчера казалось, что финиш близок, что все трудности позади, а теперь - мрак и неизвестность…
Он протянул руку, почувствовал тепло её шеи. Она снова отстранилась.
- У меня был один знакомый… великий музыкант… - начал Платон занудно, скрипучим голосом. И замолчал.
-Ульяна смотрела на него вопросительно.
- Ну…
- Но он уже умер.
- Да не тяни ты!
-У него была жена… Я передумал… Дальше не стоит…
- Почему?
- Похоже на «У попа была собака…»
- Если начал, договаривай…
- Ладно… Прости, разучился говорить… Последний год выражал свои мысли только с помощью клавиатуры…
- Ну…
-Жена у него была великая певица… Она тоже умерла, хотя занималась йогой… Он к ней и так и эдак, а она всё в позу лотос… Тогда он развелся с ней и женился на другой великой певице… И говорит мне: - Знаешь, Платон, за что я люблю её?.. Никаких лотосов! Никаких постов! Перед концертом… После концерта… Даже в антракте…
Он перехватил её гневный взгляд и смутился.
- А знаешь, почему я люблю тебя? – спросил он.
Ульяна сердито молчала.
- За то… что ты не переносишь пошлости. Прости. Я отвратителен…. Нет, я… ни за что… я просто люблю…
Она пыталась успокоить его, наполнить своим теплом, увести в сад своей души, но почувствовала вдруг слабость и тоску.
- Съездим что ли в Пушкин, погуляем там, - предложил Платон. – Пообедаем в ресторане…
Они устали. Им хотелось ссориться… Но они сдерживали себя, жалея друг друга.
- Давай, просто помолчим, - предложила Ульяна.
- Ты знаешь, я начал роман, - сказал Платон.
Ульяна кивнула.
- Знаю.
- Ты что, залезала в мой компьютер?
- Да.
- И как тебе?
- Отлично. Я даже боюсь говорить…
- Я мучаюсь. Не могу найти первую фразу… Никак не могу найти тональность…
- Пиши. Пиши. Там есть уже и первая фраза и первая страница. Я возьму на себя все домашние дела… Но сначала сценарий нужно закончить.
- Ну, не лежит у меня сердце. Я не хочу, чтобы героиня умирала. Прости.
- Ладно, я допишу эту серию сама. Мне, кажется, я знаю, как это происходит… вспомню…
А Платон подумал: «Откуда она знает, как это происходит?!»
Ульяна стала печатать.
К ВАНЕ ПОДОШЛА ЖЕНЩИНА-РЕЖИССЕР. ШЕПНУЛА НА УХО:
- ПОБЛАГОДАРИ ГУБЕРНАТОРА.
ДИНАМИКИ РАЗНЕСЛИ ЭТОТ ШЕПОТ НА ВСЁ ПРОСТРАНСТВО ПЕРЕД НОВЫМ ДОМОМ, НО ВАНЯ НЕ РАСТЕРЯЛСЯ И СКАЗАЛ ОЧЕНЬ ИСКРЕННЕ:
- ДЯДЯ ГУБЕРНАТОР, СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ТАКОЙ КРАСИВЫЙ ДОМ. Я ЕГО УЖЕ ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ…
ПУБЛИКА ЗАХЛОПАЛА В ЛАДОШИ.
ПЛАТОН СТОЯЛ В СТОРОНКЕ И ДЕЛАЛ РУКОЙ ДВИЖЕНИЯ БУДТО СНИМАЛ С ЛИЦА ПАУТИНУ.
- ЧТО С ВАМИ? – СПРОСИЛ ПАРНИШКА ОСВЕТИТЕЛЬ. – ВАМ ПЛОХО?
- НЕТ, НИЧЕГО, - СКАЗАЛ ПЛАТОН, И ВСЁ ПЫТАЛСЯ СТЕРЕТЬ С ЛИЦА ЧТО-ТО, ЧЕГО НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ БЫЛО.
- НО МНЕ ЕЩЁ НУЖНА УДОЧКА, ЧТОБЫ ЛОВИТЬ КАРАСЕЙ... – СКАЗАЛ В МИКРОФОН ВАНЯ.
И ПУБЛИКА ЗАСМЕЯЛАСЬ И СНОВА ЗАХЛОПАЛА В ЛАДОШИ.
- БУДЕТ ТЕБЕ УДОЧКА, - ПООБЕЩАЛ ГУБЕРНАТОР.
- ОТЕЦ НАУЧИЛ МЕНЯ ЕЗДИТЬ НА ЛОШАДИ… - ГОВОРИЛА ОЛЯ. - Я УМЕЮ ДОИТЬ КОРОВУ… КОГДА СТАНУ СОВСЕМ ВЗРОСЛОЙ, ВЫЙДУ ЗАМУЖ ЗА МИЛЛИОНЕРА, ВОЗЬМУ МНОГО-МНОГО БРОШЕННЫХ ДЕТЕЙ И БУДУ ВОСПИТЫВАТЬ ИХ ЗДЕСЬ… В ЭТОМ ДОМЕ.
- А СВОИ-ТО БУДУТ? – СПРОСИЛА ЖЕНЩИНА-РЕЖИССЕР.
- КОНЕЧНО, И СВОИ ТОЖЕ БУДУТ. ДВЕ ДЕВОЧКИ И ДВА МАЛЬЧИКА… - ОТВЕТИЛА ОЛЯ.
- МНЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО ЗДЕСЬ, - СКАЗАЛА КСЮША. - НО Я ХОЧУ ПОБЫСТРЕЕ СТАТЬ ВЗРОСЛОЙ И СНИМАТЬСЯ В КИНО… И ЕЩЕ Я ХОЧУ ПИСАТЬ СТИХИ…МОЖНО, Я ПРОЧИТАЮ?... СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ НАШЕЙ ЛОШАДИ!...
ЧТО ЗА ЧУДНАЯ КАРТИНА!
НА ЛУГУ СТОИТ МАЛЬВИНА!
ОНА ПО ЛУГУ ГУЛЯЕТ
И ЦВЕТОЧКИ СОБИРАЕТ.
А ЦВЕТОЧКИ НЕ В БУКЕТ.
А МАЛЬВИНЕ НА ОБЕД.
ПУБЛИКА ЛИКОВАЛА. ГУБЕРНАТОР ДОВОЛЬНО УЛЫБАЛСЯ.
И, НАКОНЕЦ, НАСТАЛА ОЧЕРЕДЬ ПЛАТОНА.
ОСВЕТИТЕЛИ СЛЕПИЛИ ЕГО СВОИМИ ПРИБОРАМИ. ЗВУКОТЕХНИКИ ПРИСТРАИВАЛИ МИКРОФОНЫ. ОПЕРАТОР ИСКАЛ РАКУРС И КРУПНОСТЬ. ДЕВУШКА-ГРИМЁРША ПУДРИЛА ЕМУ ЛИЦО. ЕМУ СУНУЛИ ЛИСТОК С ТЕКСТОМ, НО ПЛАТОН ВЫРОНИЛ ЛИСТОК, И ВЕТЕР ПОДХВАТИЛ ЕГО И УНЕС.
- НУ ГОВОРИТЕ, ГОВОРИТЕ! –ТОРОПИЛИ ЕГО. – НУ, ПО ТЕКСТУ « У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЁ!...»
- У МЕНЯ И У МОИХ ДЕТЕЙ ЕСТЬ ВСЁ… - НАЧАЛ ОН И ЗАМОЛЧАЛ. – НО У НИХ НЕТ МАТЕРИ… СЕГОДНЯ… СЕЙЧАС УМЕРЛА МОЯ ЖЕНА… ВСЁ РУХНУЛО… ПРОСТИТЕ МЕНЯ, - ОН ВЫТЕР МОКРУЮ ЩЁКУ. – НО Я ТАК ОДИНОК…
ТЕЛЕВИЗИОНЩИКИ ВЫКИНУЛИ «СЕГОДНЯ УМЕРЛА МОЯ ЖЕНА» И «ВСЁ РУХНУЛО» - НЕОПТИМИСТИЧНО ЗВУЧАЛО.
И ПОЛУЧИЛОСЬ НЕПЛОХО.
- У МОИХ ДЕТЕЙ ЕСТЬ ВСЁ… НО У НИХ НЕТ МАТЕРИ… Я ТАК ОДИНОК…
… ВАСИЛИЙ (ПЛАТОН) СМОТРЕЛ НА МЕЛЬКАВШИЕ ЗА ОКНОМ ПЕЙЗАЖИ.
ЛИЦО БЫЛО КАМЕННОЕ - НИ СЛЕЗИНКИ.
- - -
…КРЕМАТОРИЙ БЫЛ ПОЛОН ОЖИВЛЁННЫХ ЛЮДЕЙ. ВАСИЛИЙ (ПЛАТОН) ИСКАЛ СЫНА.
НАШЕЛ. ОБНЯЛИСЬ.
ЗАЛ № 2… ЗАЛ № 3…
- - -
ОНИ ОБМАКНУЛИ ХЛЕБ В ВИНО, ВЫПИЛИ МОЛЧА.
- ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ!
- ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ!.
- КАКАЯ У ТЕБЯ ПРОГРАММА ЖИЗНИ, СЫНОК? – СПРОСИЛ ПЛАТОН.
- ЖИТЬ, - ОТВЕТИЛ СЫН.
- А ЕЩЁ?
- ХОРОШО ДЕЛАТЬ СВОЁ ДЕЛО… ВСЕГДА ПРИНИМАТЬ ЖИЗНЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ… ТЕБЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ?
- НЕТ.
- НУ, ПОКА.
- ПОКА…
Платон пошел по перрону, отыскивая свой вагон.
- - -
- Послушай. Я расскажу тебе, что будет дальше… в романе…
Платон волновался каждый раз, когда приходилось посвящать Ульяну в свои планы. Они были беспощадны в оценках, считали, что только правда может помочь.
- Это реальная история… Она тревожит меня уже много лет. Всё думал, думал… И ничего не мог написать…
- Давай выпьем вина, - предложила Ульяна. – Что там у нас в холодильнике?
- Джи 7. Мерло. Чили.
- Согрей. А мне добавь ложечку мёда.
Ульяна удобно устроилась на тахте. Поджала ноги, держала чашку с теплым вином обеими руками.
- Я уже рассказывал тебе. У нас в Тбилиси было литературное объединение… при молодёжной русской газете. Учить нас и присматривать за нами поручили Владимиру Юльевичу Эльснеру, поэту-символисту, другу В. Брюсова, Н. Гумилёва. В дневниковых записях А. Блока есть о нем упоминание. Приходил, мол, В. Эльснер. Умный человек… Но не об этом. Собиралась там довольно пестрая публика. Все были молоды и талантливы. Старше всех был Лукашов. Типичный графоман. Но чистый и какой-то трогательный, беззащитный человек. Он был из глухой деревни… Он прошел войну. Был ранен. У него была удивительно добрая улыбка. Он слушал наши эстетские упражнения и ласково, снисходительно улыбался. Как будто мы были его детьми и занимались ерундой, оправдываемой лишь нашим юным возрастом и незнанием жизни. После первого ранения его определили в похоронную команду. Его напарником был пожилой еврей из Питера. Холодный книжник. Была такая профессия. Так называли людей, которые покупали и продавали ценные книги не через магазины, а носили их знакомым клиентам на дом. А после смерти книголюба скупали у родственников оставшиеся раритеты. Его звали Аркадий Саулович. Они с Лукашовым переносили с поля боя тела погибших для погребения… Чтобы как-то скрасить однообразие этой печальной работы, Аркадий Саулович читал Лукашову стихи. Приучал крестьянского парня к высокой поэзии. Лукашов сначала думал, что Аркаша молится по-своему, но потом прислушался и стал различать в его бормотанье знакомые слова. Поначалу его смущали поэмы Баркова, озорные и даже хулиганские откровения Лермонтова, а потом он вдруг почувствовал, что стихи эти помогают ему, Лукашову, жить, вытесняют из его головы тревожные мысли о будущем, тоску по потерянным навсегда близким людям, которых убила война.
Ему и самому захотелось писать так – легко и свободно, излагая свои мысли лёгкими озорными строчками. И с рифмами. Но ничего путного не получалось. Аркадий Саулович сказал ему в утешение, что поэтический дар даётся от рождения… Или после сильного душевного потрясения, когда человек перешагнёт черту, отделяющую жизнь от смерти, но по каким-то тайным причинам, будет вытолкнут из небытия обратно в нашу жизнь.
- Но ведь я… Я был ранен. Почему не могу написать ни одной строчки, чтобы было складно и легко?
Аркадий Саулович задумался.
- Не в то место тебя ранили… - сердито сказал он.
Вскоре они подорвались на мине. И Лукашев был ранен именно в то место и вдобавок контужен. У Аркадия Сауловича оторвало ногу. Они лежали в одной палате.
Обычно, приходя в себя после ранения, солдаты видят лицо сестрички и посвящают ей свои стихи, а Лукашов увидел портрет Сталина. И это определило его судьбу. Он решил посвятить свою жизнь воспеванию подвигов Вождя всех народов. Мечтал, что когда он закончит, наконец, свой труд, когда признают его, как поэта, товарищ Сталин похвалит его и отдаст распоряжение художникам вписать фигуру поэта Лукашова в знаменитую картину, где Сталин и Ворошилов гуляют на фоне Кремлевской стены. И он, Лукашов будет размножен вместе с вождями и будет смотреть во всех дворцах культуры и на вокзалах на людей, которые просто жили в России, без цели, как безвестные непонятно для чего рождённые существа. Как деревья и грибы…
Аркадий Саулович слушал сочиненные Лукашовым стихи и грустно качал головой.
Он-то и надоумил своего друга поехать в Грузию, чтобы собрать материалы и понять душу народа, подарившего миру генералиссимуса Сталина.
В шутку сказал, а поучилось всерьез.
Лукашов, как выписался из госпиталя, продал свой дом и отправился на родину вождя, то есть в Грузию.
Аркадий Саулович вернулся в Питер и работал там до конца своей жизни в букинистическом магазине на Литейном, потому что для холодного книжника важно иметь средство передвижения - машину, велосипед или хотя бы здоровые ноги, а у него теперь была только одна да и та старая и нетрудоспособная…
Грузия поразила и восхитила Лукашова.
Горы. Водопады. Щедрые и красивые люди… И тепло…
Но деньги скоро кончились.
Лукашов голодал. Работал сторожем. Носильщиком. Дворником. Просил милостыню. И каждый день писал по десять четверостиший… Сначала он зарифмовал Историю ВКПб. Отправил в Москву. Пришел ответ. Ему советовали читать Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Демьяна Бедного. Расширять свой кругозор. Желали успеха...
Теперь он мог приступить к осуществлению своего великого и дерзкого замысла – переписать автобиографию вождя в стихах.
Лукашову негде было жить. Его приютила добрая женщина, армянка, у которой умер муж. А дети уехали в Россию на заработки.
Она кормила его. Обстирывала. С благоговением смотрела, как он беззвучно шевелит губами, а потом записывает стихи в ученическую тетрадь.
Однажды Лукашова остановил на улице пожилой, хорошо одетый грузин и предложил ему сниматься в фильме о молодых годах жизни вождя.
Лукашов ликовал. Наконец-то, судьба разворачивалась к нему приличной своей частью, и как бы даже улыбалась ему.
На киностудии Грузия-фильм с него сняли мерки. Ему шили костюм. Ему дали аванс. Его хватило на месяц жизни.
Когда костюм был готов, за ним прислали легковую машину и отвезли на Авлобар, где много темных переулков и старых домов.
Костюм оказался жандармским мундиром. Это сначала насторожило Лукашова. Но мундир был новый и отлично сидел на нём.
Лукашов взглянул на себя в зеркало и впервые в жизни понравился себе.
Ему объяснили задачу. В темном переулке появится человек. Он опасный преступник. Бандит. Лукашов должен его схватить, надеть наручники и доставить в участок.
Была ночь.
Жители окрестных домов зевачили, перекидывались шуточками. Многие помнили царское время. Прошло всего –то тридцать лет после революции.
Лукашов затаился в подъезде одного из домов. Ждал…
И вот кто-то, небольшого росточка, худенький, идёт легкой походкой… Приближается…
Лукашов дал ему пройти мимо и набросился сзади.
Человек застонал.
- Сволочь! Ты мне руку сломал!
Лукашов развернул его и вдруг увидел лицо. Лицо молодого вождя. Лицо будущего властителя половины мира. Лицо Сосо Джугашвили! Сталина!
Лукашов растерялся. Отпустил бандита.
Тот матерился, растирал травмированную руку.
- Стоп! – закричал режиссер. – Стоп! Кретин! Такой дубль испортил. Повторим…
- Я не могу! – сказал Лукашов.
К нему подошел постановщик. Уговаривал. Угрожал тюрьмой. Напомнил аванс. Обещал кучу денег.
И Лукашов согласился. Он был честный человек. Он ведь должен был отработать этот проклятый аванс.
Ещё и ещё раз хватал своего кумира, а в последнем дубле окончательно доломал ему руку...
Он лишился чувств. Упал на съемочной площадке.
Ему дали понюхать нашатырь.
И вытолкнули на улицу.
Он шел домой и представлял, как товарищ Сталин вызовет его в Москву, чтобы вручить Сталинскую премию за поэму. Поэму всей его жизни.
И вдруг скажет:
- Мне знакомо Ваше лицо, товарищ Лукашов. Мы встречались с Вами?
- Нет, до этого я видел только Ваши портреты, товарищ Сталин.
Сталин задумается. Будет смотреть ему в глаза. И под этим взглядом Лукашов станет уменьшаться в размерах, а Сталин будет расти… А потом всё снова придет в свои пределы.
И Сталин скажет:
- Я узнал Вас, гражданин Лукашов. Вы тот жандарм, что сломал мне руку.
И покажет Лукашову свою покалеченную высохшую руку. Скрюченную и бессильную руку всемогущего правителя… от которого теперь зависела быть или не быть человечеству…
- Гражданин Лукашов, я узнал Вас…
Лукашов пришел домой.
Добрая женщина, с которой он жил, уложила его в постель.
- Я ещё не знаю конца… - сказал Платон. - Лукашов умер. А, может быть, перестал писать стихи и пошел работать на стройку коммунизма… А может быть, кончать всё смертью Сталина… и всенародным плачем на площадях…
- Пиши, - сказала Ульяна. – Пиши. Я все заботы возьму на себя.
- Не знаю, - сказал Платон. – Это ведь памфлет. Сатира на всех нас... творящих себе кумира…
- Какая же это сатира?! – возразила Ульяна. – Это печальная история. Печальнее Дон-Кихота… Потому что это история всего нашего народа. Пиши. Пиши, только… если ты любишь его, этого Лукашова. А если не любишь, не пиши. Если не любишь и не сострадаешь, действительно, будет гадкая сатира… Но всё равно, пиши. Будет, как будет. Я знаю тебя, ты обязательно полюбишь его в процессе работы. Пиши. Я освобожу тебя от домашних забот.
-Тогда нам придётся жить только на гонорары от твоих песен. - Я пойду в консьержи... Или в курьеры… Большинство людей нашего возраста так и живет…
Он грустно смотрел на неё. Наконец, улыбнулся.
- Да, мы ведь ничего не умеем – только придумывать… Врать, если по-простому.
Но потом мы обязательно разбогатеем, - сказал он неуверенно.
- Мы никогда не разбогатеем, - ответила она. – Это не наша участь… Для Запада, мы слишком патриотичны и не склонны издеваться над своим народом… Для патриотов слишком любим Запад и Восток. Нас никто не опекает и не подкармливает - ни власть, ни бандиты, ни спецслужбы. Мы не продаёмся, значит, ненадёжны, и в этом наша вина…
…На открытой эстраде возле прудов играл военный духовой оркестр. Бодрые звуки и блеск труб создавали ощущение праздника.
Ульяна отщипывала кусочки от батона и бросала уткам. Чайки пытались перехватить их на лету. Воробьям доставались крошки. Голуби слетелись и, не боясь, толкались под ногами. Вороны прыгали, заглядывали в глаза влюблённым. Они узнавали Ульяну. Они ходили за ней, как свита. Важно, не торопясь. Сопровождали.
Здесь кормили птиц не только женщины, но дети и даже разбойного вида мужики.
- Посмотри, - сказала Ульяна. – Насколько добрее стали люди. Я ведь помню время, когда здесь уток ловили, чтобы съесть… А теперь вот кормят…
- Да, да, - соглашался Платон. - Нам бы ещё несколько спокойных лет! Мы ведь, в сущности, не злые… Мы добрые… А злые, когда кушать очень хочется…
- Говорят, в птицах - души похороненных здесь… умерших от голода. Их было двести тысяч… Вот здесь, под этими дорожками.
- Я помню, приехал в Ленинград, чтобы здесь закончить школу и жил у тетки на Второй Красноармейской. Мы сажали этот парк в конце сороковых… Здесь были воронки от снарядов. Какая-то ржавая арматура… Я не знаю, хорошо ли, что здесь парк. Но он такой красивый!
Она раскрошила остаток батона, бросила в траву.
- Пошли…
- Не торопись… Походим ещё. А то всё сидим, печатаем. Я сбегаю. Куплю ещё батон… Ладно? – попросил Платон
- Да не надо, пошли.
По дороге к ларьку он увидел цыганку. Она сидела на скамье и кормила младенца грудью.
- Дай, погадаю, - предложила цыганка.
- Мне и так хорошо, - сказал Платон. – Вот, держи.
Платон протянул купюру.
- Фальшивая?- спросила цыганка.
- А ты отгадай. Ты ведь всё знаешь.
Цыганка спрятала бумажку. Отвернулась.
Потом снова обратила к нему красивое усталое лицо многодетной женщины и сказала:
- Ты скоро умрёшь.
- Ну и от чего же это я умру? От любви?
- Узнаешь сам… Сам узнаешь…Ты не смейся…
- Ну, чавела, - сказал Платон. – Я тебе деньги дал, а ты мне такую гадость.
- Правда не покупается.
- Вот, возьми ещё, - он протянул ей ещё одну бумажку. - Скажи, что пошутила.
- Ты скоро умрёшь, - повторила она и отвернулась
Платон увидел неподалеку от парковых рисовальщиков продавца воздушных шаров и сувениров. Он купил красное резиновое сердце на ниточке. Сердце было большое и рвалось в небо.
- А это что? – спросил он продавца-узбека.
- Это питичка… Одын чалавек просил продать. Хорошо поет.
- Сколько?
- Пятьсот рублей.
Платон возвращался с клеткой в одной руке. А другой держал сердце. А батон нес под мышкой.
- Ульяна, я хочу подарить тебе эту красивую птичку, - сказал Платон. – И сердце…
Платон протянул ей ниточку, уходящую в небо, к большому красному сердцу.
Она не успела перехватить, и сердце взмыло в небо под смех гуляющей публики.
Ульяна открыла клетку, и кенар вылетел из неё. И сел на веточку. Он смотрел на людей недоверчивыми глазами, а потом запел.
8.
Платон подошел к окну и вглядывался в фасад дома, который стоял напротив.
В сквере выгуливали собак. Профессорская вдова кормила голубей.
Вот знакомые, родные окна. Он видел их каждое утро.
Сегодня день рождения Ульяны. Придётся бриться.
Ульяна смотрела в его сторону. Она стояла в широком ярком кимоно. Она улыбалась ему...
Два включения света - «Доброе утро!».
- Как глупо было нам расстаться! – думал он, пробегая мимо бомжей и стариков, мимо старухи, кормившей птиц...
- Как уютно засыпать в твоей постели… Если б ты знал, как я люблю тебя, - отвечала она, наблюдая как бежит он, припадая немного на правую ногу. В руках у него были розы.
- Как глупо было нам расставаться, - подумал он. – Какие мы кретины!
– Как глупо было... – вторила она. - Приходи! Приходи скорее! Время наше на исходе… Приходи! Не то я умру! Где ты?..
- - -
- Я хочу есть,- сказала Ульяна.
- Я тоже. Полежи, я приготовлю что-нибудь.
- У меня в холодильнике пусто.
- Не так уж пусто,- сказал он, задумчиво рассматривая полки холодильника.
Кошка Уза тронула его лапой.
Кот, которого так и звали просто Кот, стоял и смотрел на него бесстрастными голубыми глазами. Он тоже ждал пищи. Сначала, когда приходил Фолтин, кот нападал на его ботинки. Строил. Но потом признал Платона вожаком и ходил за ним, как собака, пел песни и смотрел преданно ему в глаза, своими прекрасными голубыми глазами.
Платон подозревал, что кошки скрывают свой ум и своё понимание жизни. На самом деле они знают смысл и силу слов и интонаций и понимают, что к чему и зачем делается вокруг. Но, притворяясь глупым, жить безопаснее. Кошки научились этой мудрости от собак, а собаки – от русских людей.
-Я хочу сказать тебе, Кот, что все мы – люди - тоже кошки и собаки, только без волос. Но в отличие от вас, мы работаем, С юности до последнего вздоха вкалываем, чтобы прокормить вас, - говорил Платон, выкладывая в жёлтые пластмассовые мисочки кошачью еду.
А в красную наливал родниковую воду.
Кот не очень верил, но соглашался и терся о штанину, оставляя на ней клочья серебристого пуха.
Платон стал расчесывать Кота.
Коту было приятно, и он громко пел и подставлял шею.
Уза и Кот поверили, наконец, что Ульяна не предаст их. Не выкинет и не кастрирует. А котят устроит в хорошие семьи. Они поверили, что Платон - друг Ульяны, типа её кот. Они поверили, что Ульяна и её мужчина желают им добра – кормят и лечат.
Уза тосковала, когда Ульяна уходила надолго. Она бросалась к дверям, предчувствуя её приход, когда она только подходила к дому по тропинке среди цветов одуванчика.
Уза уже сидела и смотрела на дверь
Иногда, чтобы ускорить приход хозяйки, Кот писал - писал ей письма у входной двери и удивлялся, когда Ульяна укоряла его.
- Вот видишь, - говорил Кот Узе, - если бы я не сделал это у дверей, она не пришла бы. А как только я сделал это, она пришла, а теперь укоряет. Где логика? Неразумные существа эти люди…
Когда Ульяна молилась перед своим домашним иконостасом, Уза и Кот молча и благоговейно сидели за её спиной, смотрели на лампадку, вдыхали тревожный запах ладана и по-кошачьи медитировали.
Кошки любили слушать стихи и хорошую музыку.
Они любили, когда приходили гости. Гости всегда читали стихи и кормили их вкусным мясом.
И кошки знали заранее, когда придут гости.
Фолтин открывал бутылку Шампанского. Это был долгий ритуал. Сначала он сдирал фольгу, потом освобождал пробку от проволоки.
Кошка Уза следила за движением его рук. Она боялась стрельбы и салютов. Она не любила шампанского. Она убегала, едва завидев в руках хозяина зеленую бутылку, увенчанную фольгой. Кот, как и полагается коту такой породы, чистокровному редболу уходил солидно, неторопливо. Ему было неловко бегать в роскошной боярской шубе.
В прошлой жизни Кот любил Шампанское брют, а Уза предпочитала текилу. Они не помнили из того времени ничего, кроме голода и секса. А что им ещё делать! Мышей нет. Птицы высоко…
- Скажи хороший тост, - попросила Ульяна, видя, что Платон подносит бокал к губам.
Вроде всё было переговорено. Все тосты были произнесены за этим столом по многу раз.
- Скажи такой тост, который ты ещё не говорил, - подзадоривала она его.
- Я хочу, чтобы судьба подарила тебе неожиданные и радостные перемены, но наша любовь оставалась такой же молодой и неразумной, как в ту ночь, когда ты впервые пришла ко мне… - сказал он.
Она улыбнулась благодарно.
- Это не всё, - продолжал он. – я недавно прочёл в Рунете, что любовь между мужчиной и женщиной длится четыре года… И стал вспоминать… Я помню все дни и ночи, проведенные с тобой… А их было больше десяти тысяч. У нас были ссоры, но я помню только примирения… У нас были поражения, но я помню только победы. Почему мы такие уроды?! Почему мы любим друг друга так много лет? – спросил я себя. И вдруг понял, - я влюбляюсь в тебя каждые три года, когда ещё не прошла прежняя моя влюблённость в тебя. И волнуюсь, как будто это первая наша ночь… Ты, наверное, рассердишься…
Она удивлённо смотрела на него.
- Я принес тебе подарок…
Платон открыл шкатулку. Там на бархатной подушечке светились крупные жемчужины.
- Вот… Настоящий жемчуг… Я давно мечтал увидеть… - Он приложил ожерелье к её шее. - Оно тебе к лицу…
- Зачем?!
- Как это зачем! Сегодня день твоего рождения… Я думал, ты обрадуешься… Зашел в комиссионку и вижу такое красивое ожерелье…
Пока они разбирались, Кот успел наложить кучу у дверей, а Уза проделала то же самое в кухонной раковине.
Поразительно, как они похожи на людей. Уза капризная и вспыльчивая. Но ценит доброту, старается в ответ показать преданность и благодарность. А Кот ласку воспринимает, как слабость и старается в это время совершить что-нибудь запретное и завоевать право делать это всегда.
У Узы удивительный женский характер. Она нервная и импульсивная. Может вдруг зашипеть и убежать. И даже укусить, если твой жест или слово вдруг ей не понравятся. А потом прибежит и просит прощения. И кланяется.
Стареющая богатая женщина … и молодой красивый породистый стриптизёр. Ах, было… Было всё это… Ладно… Нет великих актрис… Наплевать и забыть…
Но что-то мешало забыть. Тоненькая ниточка тянулась из клубка наблюдений, искушала, заставляла думать о общих законах бытия людей и животных.
Кошки в современном городе, деградируют, сходят с ума от безделья. Их интересует только секс и пища. Пища и секс. И мечта о власти над людьми. Она сбывается…
…Свежий сок апельсина, лимона, немного водки и немного мёда. Имбирь…
Это был их любимый напиток.
Вроде бы и никакого алкоголя, только витамины.
Но сегодня день рождения Ульяны… Конечно же нужно шампанское…
Он всегда после близости с ней чувствовал подъем душевных и физических сил. Он летал, а не ходил. Он едва касался асфальта подошвами ботинок. Ему хотелось быть выше и лучше.
Он сбегал в ближайший подвальчик, купил форель… Приправы… Вернулся. Припустил форель, как это делают в Грузии, в небольшом количестве соленой воды.
Слышал, как Ульяна плескалась в душе. Наполнялся желанием, видя её своей памятью.
Он не мог бы в первые месяцы их совместной жизни отдать за неё жизнь. Но проходили годы, и теперь его любовь к Ульяне и восхищение ею, заполняли всю его жизнь, и желание отдать ей даже не одну, а все оставшиеся свои жизни, крепло и усиливалось до молитвы.
- Ну, какие новости? – спросила она, затягивая пояс халата. – Посудников звонил? Как ему заявка?
- Нравится. Предстоит большая работа. Сейчас помою посуду и расскажу… Вот, проект договора. Посмотри, - сказал Платон – Посмотри на этот перл чиновничьего языка. Это ведь писал продюсер с университетским образованием. «Продукт должен быть в рамках переписанной авторами заявки и не переходить границ наших требований и предложений»...
- А я закончила серию, которую ты не хотел писать, - сказала Ульяна. - Не забудь сполоснуть посуду холодной водой.
- Зачем? – он задавал этот вопрос, наверное, в сотый раз.
Она вышла в халате. Она смотрела на него с отчаяньем и мукой.
- Если бы ты знал, как мне надоели сценарии!
- А что мы бы делали, если бы не писали сценарии?
- Я хочу писать стихи! – сказала Ульяна.
- Пиши.
- За стихи не платят…
- Но теперь у нас будет много денег, - сказал он. – Если экономить – хватит на полтора года. Тогда я напишу про Лукашова. А ты - много-много хороших стихов…
Ульяна усмехнулась.
- Поздно… Кино развратило меня. Я могу сосредотачиваться только, когда мне платят...
Он огорчился.
- Я ужасен, - подумал он. - Ульяне нужен был другой муж, который бы спас её от унижений и нужды. От постоянной заказной работы на износ... Зачем она выбрала меня? Это была ошибка. Я не оправдал её надежд… Все думают, что у режиссера бабла навалом. А умирает режик, и не на что хоронить его… Умирает знаменитый актер – и не на что хоронить его… Умирает сценарист… и нет денег напоить гостей… И на памятник нет денег тоже…
Он поцеловал ей руку. Рука была прохладная и мягкая. Он поцеловал её в плечо. Плечо было тоже прохладное, родное... Он развернул её и хотел поцеловать в губы, но она отстранилась.
Он продолжал любить её и высоко и низко, как раб богиню и как пёс… Как застоявшийся кобель любит встретившуюся на улице бездомную голодную суку.
В своей мужской тупости не заметил, как она приблизилась к границе жизни и смерти, и с этой высоты смотрит на него, как мать. Любит и жалеет, и молится: – Господи, возьми нас в одночасье, или возьми меня сначала, чтобы не терзалось моё сердце, видя его в гробу - холодного и недвижимого…
- Не надо, - сказала Ульяна.
-Почему? – спросил он, всё ещё не отпуская её.
- Ты ведь работал ночью, я видела - свет не гасил до половины третьего… Пожалей себя…
- Я здоров, как бык, - сказал он.
Она слабо улыбнулась, хотя знала, что это неправда.
- Я стала так уставать
- Нужно пойти, наконец, к врачу, - разумно сказал Платон.
- Не хочу к врачу… - упрямо возразила она. – Залечат… Будем бегать по врачам, стоять в очередях дни, недели, месяцы… Так и жизнь пройдёт в коридорах больниц…
- Да, время летит быстро … А я, как лосось, всё - против течения, через пороги… Жизнь прошла, и ничего не успел…- думал Платон
- Ладно, купим витаминов, мёду, пыльцы… - согласился он.
Он снова хотел поцеловать её в губы, но она снова отстранилась.
- Я больна… - сказала она.
Он подумал было, что это женская уловка, но отрёкся от этой мысли.
- Мне уйти?
- Что?
- Ты хочешь побыть одна?
- Тебе не стыдно?
- Стыдно… - Он заставил себя выказать радость. - Ты в отличной форме… Ты такая молодая. Ты моложе, чем тогда, когда мы с тобой познакомились… Ты ведь ещё, кроме этого сценария, должна написать роман…
- Какой роман?
- О девочке из глухой вятской деревни… У которой убили отца... Которая всю жизнь слышала за спиной – Дочь врага народа!.. Но не обозлилась… Не стала врагом. Не уехала за бугор…
- Я никогда не смогу написать такой роман.
- Это почему же?
- Я могу только сочетать, сплетать слова...
- Ну и сплетай, что ещё нужно?
- Нужно откровение. А я никогда не смогу быть такой откровенной, как ты… Я не считаю тебя циником… Я не осуждаю тебя… Но для меня работа и личная жизнь… Детали личной жизни – под запретом… Искусство для меня, подчеркиваю для меня! – это совсем другой мир, и эти миры, если и связаны, то не во мне… не в нас…
Она с тоской думала, что время их яркой любви прошло, что приближается возраст, когда женщину, жену, в лучшем случае, терпят, что её обихаживают, как больную мать.
- Я больше ничего не смогу написать. Пора уходить…
- Куда? Куда уходить?! – закричал он. - Бред! Куда ты хочешь уйти? – спросил он тихо. – К кому?
Она улыбнулась застенчиво, что было не свойственно ей.
- Это мой секрет.
Помолчали. В его мозгу проносились десятки вариантов, куда она могла уйти.
Мы все сочиняем сценарии своей жизни. Но, как правило, из десятка, придуманных нами проектов осуществляется только один. Прошлое наше воссоздается в многочисленных и противоречивых вариантах. Как было. И как могло было быть. Нашими глазами. И глазами окружающих нас людей. Настоящее – поражение мечты. И наконец, будущее, стремление сделать все не по судьбе, а по своему произволу… Обычно Господь, главный Драматург мира, или лукавый, по Его попущению, рушит всё. Они действуют через бездарных или слишком самостоятельных гениальных актеров, окружающих нас, которые осуществляют свои сценарии, где мы эпизодические персонажи, не более того…
- Я устала. Устала… - сказала она. – Я не хочу жить в образе злой и усталой старухи, которая смотрит на меня… - Ульяна кивнула в сторону зеркала, холодно сверкнувшего им из прихожей. - Я не хочу походить на всех этих молодящихся … озлобленных, немолодых женщин… Пойми меня…
- Я понимаю, - старался он успокоить её, а сам подумал с тоской: - Началось!
А она в себе: - Проверю!
Как проверяют женщины?
Улыбнулась. Прижалась к нему.
- Ну возьми... Возьми меня… Боишься?
Он обнял её, прижал. Почувствовал тепло родное. Почувствовал, как дорога она и желанна…
- Только не торопись, солдатик. Некуда нам спешить… Если б ты знал, как я люблю тебя! Эй, а что у тебя с ногой?
- Побаливает маленько… Видишь? Распухла. Не смотри. Тебе противно?
Она ощупывала ногу.
– Больно?
- Не то, что больно, побаливает… Ты не смотри, не трогай… Пустяки…
- Я видела, как ты шел… Надо к врачу.
Она озабоченно рассматривала его распухшую багрово-красную ногу.
- А ты? Тебе ведь тоже надо к врачу… К кардиологу… Оба сходим и проверимся…
- Сегодня… Сейчас…
- Нет, завтра… Послезавтра.
Он прощупывал её пульс.
Считал выпадения.
- В поликлиниках такие очереди. Заболеешь, пока стоишь.
- В платную сходим. Хочешь, Скорую вызовем?
- Ещё что! Никогда не вызывали. А тут Скорую. А от меня шампанским пахнет.
- Не самогоном ведь… Вот, купим большую кровать и снова будем жить вместе…
- Нет, не завтра, не послезавтра, -сказала она. - Сейчас пойдём в поликлинику и покажем твою ногу.
- Сегодня пятница. Конец рабочего дня, - сказал Платон.
- Успеем. Вставай… Одевайся…
На Платона тоска напала, не любил ходить по врачам. Он хмурился и ворчал про себя, но она всё слышала.
- Пойдём… пойдём вместе.
Ульяна уже искала под кроватью свои босоножки.
- Нет, - решительно сказал он. – Я один пойду. Или не пойду вообще…
- Это ультиматум.
- Да.
Платон с трудом натянул ботинок на больную ногу.
Он шел через проходные дворы, забитые легковушками.
Влажный западный ветер, так любимый петербуржцами, не соответствовал его настроению.
Чистое июньское небо над городом тоже отделяло его от других людей.
Он отверженный. Он наказанный. Униженный. Его разлюбило небо. И судьба его печальна… Цыганка нагадала ему скорую смерть.
Он понимал, что это предрассудок, верить цыганке, но ему, впервые со времен детства, хотелось жалеть себя. Ему хотелось думать, что все здоровы и счастливы, а он один почему - то должен страдать… и умереть.
Однако, когда он взобрался на высокое крыльцо поликлиники, с трудом открыл дверь, и очутился в толпе больных, остро пахнущих нездоровьем, людей, он понял, что страдает не один, и это открытие совсем не утешило его.
Ясно было, что ему не попасть сегодня на приём, и он хотел было уйти, но увидел знакомую регистраторшу, осетинку Фатиму Казбековну, с которой любил иногда перекинуться теми немногими осетинскими фразами, которые помнил со времени работы в Цейском ущелье.
- Вы зайдите в кабинет, - она назвала номер, - и скажите, что с острой болью. Вас примут без очереди.
- Но у меня ведь нет острой боли, махо, - сказал он, вспомнив, что махо по осетински - сестра.
- У вас хуже острой боли… Идите быстрее…
Она сама повела его в нужный кабинет и достала заветный талончик, дававший ему право, пройти без очереди.
Он предчувствовал, как люди, сидящие перед дверью хирургического кабинета, будут ворчать и ненавидеть его из-за этого талончика. Он и так часто раздражал страждущих людей миролюбивой улыбкой и участливыми глазами. Причем раздражал не всех. Простые и бедные люди принимали его нормально, как блаженного. Как своего.
Аристократы духа тоже понимали его и принимали, как своего. Но у обычных средних людей он вызывал раздражение и презрение. Вроде бы не дурак, но почему-то бедный, судя по одежде. И при том высокомерный не по чину… Нет, не агрессивный, что можно понять и принять, но равнодушно высокомерный.
Но и тут жизнь опровергла его ожидания. Взгляды томившихся в очереди горожан были сочувственны или безразличны.
Хирург был молодой, чернявый, бородатый хохол, и, если бы не излишняя упитанность, напоминал Платону его же, но в далёкой молодости, как он представлял себя тогдашнего теперь.
Он нашел у Платона симптомы многих опасных заболеваний. Но главное – в левой ноге, той самой, которая распухла, оторвался тромб и теперь двигался к его сердцу.
- Немедленно ложитесь в больницу…
- Это серьезно?
- Это очень серьезно…
- Ну. Как это понимать очень? Ноги лишусь?
- Возможно… Если не умрёте до того, как лишитесь ноги… в эти два дня… Если не умрете в эти два дня, будете жить… А пока срочно… - Он назвал кабинеты, в которых должен был побывать Платон, чтобы понять, как далеко продвинулся тромб.
Оказалось, что он, этот самый тромб, ещё в самом начале пути к его сердцу.
Платону выписали лекарства и настрого приказали лежать две недели. Ждать…
Платон вышел из поликлиники и увидел Ульяну.
- А ты что здесь делаешь?!
- Что тебе сказали?
- Где? – он раздумывал, говорить ли ей правду. – Что ты здесь делаешь?
- Выгуливаю кошек. Что тебе сказал врач?
- А где они?
Он оглядывался, кошек не было.
- Кто?
- Кошки.
- Убежали…
- Ты никогда не научишься врать.
- Что тебе сказали в поликлинике?
- Всё нормально. Нужно немного полежать и всё пройдёт. Выписали лекарства. Всё нормально. Почему ты здесь?
- Я гуляла.
- Не умеешь говорить неправду.
- Умею, когда хочу. А ты не умеешь, я сразу вижу, что ты врешь… Так, что с тобой?
- Тромб, блин, оторвался… - выругался Платон. – Извини.
Они молча шли домой. Ульяна с тревогой следила за его лицом, за походкой. Походка была чужая, не его. Это была походка старика.
На солнце творились какие-то непонятные простым смертным процессы, и неотложки носились по городу, звуками своих сирен возвещая о непрочности человеческого бытия.
Эти две недели были, может быть, самыми тяжёлыми в жизни Платона. Приближение конца… Неловкость… Беспомощность. Ощущение, что он доставляет близким людям неудобство. Осложняет и без того сложную жизнь.
Он боялся стать причиной дискомфорта в их деловой семье. Он страшился уловить в глазах жены или сына, если не раздражение, то хотя бы чувство досады. Он не хотел разрушать сложившийся - счастливый уклад их жизни. Не хотел принять эстафету от недавно скончавшихся, долго мучивших их своей немощью, матери и тёщи.
Он мужик, опора семьи, теперь обречен отнимать у самых близких людей силы и время!
Платон ревниво искал мимолетные знаки раздражения на лице Ульяны и Ростика. Их заботливость, временами казалась ему брезгливой и неискренней.
Ещё бы! Неизвестно, сколько ещё им страдать вместе с ним до его кончины. Неизвестно, какие чувства он будет вызывать в них через месяц, если не умрет теперь, через год, два, три... если не умрет теперь…
Ульяна сразу залезла в интернет. Прочла всё, что там было про тромбофлебит. Про отрывающиеся тромбы. Она вдруг поняла, что теряет его…
Платон, всегда такой быстрой, бодрый и ироничный, безотказный - лежит плашмя с ноутбуком на груди и пытается что-то печатать...
Он был в семье экспедитором, экономкой. Он ходил по магазинам. Таскал, как и полагается мужчине, тяжёлые сумки.
А теперь все заботы легли на неё. Она могла бы, конечно, попросить сына, но ждала, когда он сам предложит помощь. Она всё ещё считала себя молодой и сильной. Но всё чаще были приступы аритмия. И слабость всё чаще овладевала ею…
Ростик всё видел, но родители казались ему сильными и вечными. Он преклонялся перед их энергией. Он не хотел верить, что энергия, сила и жизнь, в конце концов, покидают человека. Он не хотел верить в их близкую смерть. Боялся своим испугом навлечь беду.
Ростислав знал, что конец его родителей близок, что смерть уже смотрит на их дверь, но надеялся, что не так быстро решится она войти к ним, в их дом.
Чтобы сохранить себя и свой мир, чтобы оградить себя от ненужных страданий, чтобы не сбиться с намеченного курса, пути совершенствования души, Ростислав выработал свой стереотип жизни – с утра работа в мастерской, в обед общение с друзьями и подругами в японском ресторане. Вечером тренировки у сенсея Пака.
В этой секции он тренировался не первый год. Там все знали и любили друг друга. Там была замечательная атмосфера дружбы и взаимовыручки. И беспощадная борьба на татами. У него был черный пояс. Два чёрных пояса...
Потом до двух часов ночи он писал дневник, анализировал свои поступки и мысли. Путешествовал по интернету.
Он боялся нарушить тот идеальный распорядок жизни, который создал себе сам, распорядок, помогавший ему сохранять себя в едком мире питерской богемы. Не пил. Не курил. Не ширялся. Старался избавиться от тревожащих и разрушительных мыслей. От некрасивых унижающих страданий.
Думал:
- Лучше верить в разумность безумного миропорядка и работать, чем биться головой о бетонную стену.
И так каждый день. Подъём в десять. Завтрак. Работа. Друзья. Тренировка. Ночной дневник…
Порядок давал ощущение стабильности.