19 марта 2024  04:31 Добро пожаловать к нам на сайт!
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 29 июнь 2012 г.
Дискуссионный клуб. СССР, Сталин, Россия
Андрей Орлов
Родился 7 июля 1955 г., на Украине, в семье офицера советской армии. Отец служил в различных областях России. В 1977 г. закончил политехнический институт в г. Чите, а затем служил в армии. С 1979 г. живет на Украине в г. Черкассы. Работал инженером на заводах города. Сейчас – частный предприниматель.
Дневник Beast SPR : LiveInternet - Российский Сервис Онлайн-Дневников
Ещё раз о причинах неудач Советского Союза
в начальный период Великой Отечественной войны,
или „Третья версия”.
О причинах неудач Советского Союза в начале войны в советской исторической литературе обычно говорится следующее: „В силу ряда объективных и субъективных причин, из которых решающее значение имел допущенный просчёт в определении времени вторжения фашистской Германии в нашу страну, Советские Вооружённые Силы вступили в войну, не завершив оперативного развёртывания. Противник сумел упредить нашу армию в развёртывании и получить хотя и временные, но значительные преимущества с началом боевых действий”. (1 с. 216)
Почему советские войска не сумели произвести развёртывание и были не готовы к обороне; почему Советский Союз оказался не готов к войне, если в предвоенные годы на Красную Армию были израсходованы значительные средства? – эти и многие другие вопросы волновали не одно поколение советских людей.
На них пытались ответить известные советские полководцы, историки и писатели, а если не ответить, то хотя бы поставить все эти неудобные вопросы. А вопросы действительно неудобные, т. к. и спрашивающие и отвечающие прекрасно понимают: правительство совершило страшную, даже преступную ошибку и никакие хитроумные ответы её не исправят.
Не мог пройти мимо этой темы и К. Симонов. В его романе „Живые и мёртвые” есть эпизод, в котором старый рабочий спрашивает:
„Я с одним полковником в больнице лежал. Спрашиваю его: „ Ну скажи ты мне, что это за такая „внезапность”? Где же вы были, военные люди? Почему товарищ Сталин про это от вас не знал, хотя бы за неделю, ну за три дня? Где же ваша совесть? Почему не доложили товарищу Сталину?” – Ну что же он вам сказал?
– Чего сказал? А ничего не сказал. Нагрубил мне старику… А теперь я тебе скажу, как я понимаю. Какая такая была „внезапность”, я не знаю – не моего ума дело. Когда за стенкой гости придут, на стол собирают, и то людям слышно. А как же так, чтоб под боком целое войско собрали – и не слыхать, не знаю! Но я другое скажу. Что обсчитались мы, какая у немца сила – это верно… Скажи мне: как ни тяжело нам было, а пожалели мы когда-либо чего-либо для Красной Армии? Было когда такое, что надо на Красную Армию дать, а народ бы не дал? А теперь я так понимаю, что не всё у Красной Армии есть, чему надо быть! Подумать, сколько времени не можем фашиста остановить. Да я бы на самый крайний случай и эту квартиру отдал, в одной бы комнате прожил, я бы на восьмушке хлеба, на баланде, как в гражданскую, жил, только бы у Красной Армии всё было, только б она с границы не пятилась… Почему не сказали по совести? Почему промолчали?” (2 с. 210)
Предельно чётко и смело поставил К. Симонов вопросы: „что это за внезапность такая, почему не доложили товарищу Сталину, почему Красная Армия не имела всего необходимого”?
Попробуем найти ответы на все эти „почему?”
В многотомном издании Истории КПСС находим: „И. В. Сталин, стремясь оттянуть военное столкновение с гитлеровской Германией, чтобы использовать время для подготовки армии и страны к войне, не давал согласия на приведение войск приграничных округов в полную боевую готовность, считая, что этот шаг может быть использован фашистскими правителями как предлог для войны. Войска, находившиеся в приграничных районах, оказались недостаточно подготовленными к отражению мощного удара немецко-фашистской военной машины. Нападение гитлеровской армии было для них внезапным. Поэтому они не смогли задержать её на оборонительных рубежах и тем самым дать возможность более организованно вступить в сражение войскам, подходившим из глубины”. (3 с. 153)
Более подробно сложившуюся ситуацию освещает маршал Г. Жуков: „Теперь, пожалуй, пора сказать о главной ошибке того времени, из которой, естественно, вытекали многие другие – о просчёте в определении сроков нападения немецко-фашистских войск.
В оперативном плане 1940 года, который после уточнения действовал в 1941 году, предусматривалось в случае угрозы войны:
• привести все вооружённые силы в полную боевую готовность;
• немедленно провести в стране войсковую мобилизацию;
• развернуть войска до штатов военного времени согласно мобплану;
• сосредоточить и развернуть все отмобилизованные войска в районах западных границ в соответствии с планом приграничных военных округов и Главного военного командования.
Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года. В ближайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, которые нужно было провести в особо угрожаемый военный период в кратчайшее время.
Естественно возникает вопрос: почему руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не привело в жизнь мероприятия им же утверждённого оперативного плана?
… Нарком обороны, Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И. В. Сталина.
… 13 июня С. К. Тимошенко в моём присутствии позвонил И. В. Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск пограничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по плану прикрытия.
– Подумаем – ответил И. В. Сталин.
На другой день мы вновь были у И. В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях в округах и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.
– Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?
… Я доложил, что по разведывательным сведениям, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В составе дивизий имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких. И. В. Сталин заметил:
– Не во всём можно верить разведке.
… В ошибках и просчётах чаще всего обвиняют И. В. Сталина. Конечно, ошибки у И. О. Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических и политических факторов.
Сопоставляя и анализируя все разговоры, которые велись И. В. Сталиным в моём присутствии в кругу близких ему людей, я пришёл к твёрдому убеждению: все его помыслы и действия были пронизаны одним желанием – избежать войны и уверенностью в том, что это ему удастся”. (4 с. 222, 223, 230, 231, 232)
А вот что пишет маршал К. Мерецков: „М. П. Кирпонос, отнесясь к делу очень серьёзно, отдал распоряжение о занятии полевых позиций в пограничных укрепрайонах Киевского особого военного округа и начал подтягивать войска второго эшелона. В Москву поступило сообщение об этом. Передвижение соединений из второго эшелона было разрешено, но по указанию Генштаба войском КОВО пришлось оставить предполье и отойти назад. До рассмотрения сходной инициативы Одесского военного округа дело не дошло”. (5 с. 198).
Таким образом, из изложенного следует вывод: Сталин не давал согласия на приведение войск приграничных округов в полную боевую готовность считая, что это может спровоцировать Гитлера.
Поэтому есть все основания утверждать, что советские войска к обороне не были готовы не потому, что не успели произвести развёртывание, а потому, что не спешили это сделать.
Но может быть эти обвинения Сталина надуманы и не соответствуют документам?
Обратимся к директиве № 1, принятой в ночь на 22 июня, в которой, в частности, сказано:
„Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить”. (4 с. 233)
Из этого документа, в частности, следует, что до 22.6.41 г. укрепрайоны не были заняты войсками, а войска не были приведены в боевую готовность, что полностью противоречит оперативному и мобилизационному планам.
Существует мнение: линия обороны на новой границе была не достроена, имела малую эффективность и выход советских войск на границу не повысил бы их боеспособность.
С этим трудно согласиться.
Во-первых, очевидно, что оборона на этой линии могла быть куда более эффективной, чем оборона без каких-либо оборонительных сооружений, т. е. именно в тех условиях, в которых и оказалась основная масса советских войск. „Многие дивизии Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов имели на оборонительных укреплениях вдоль границы в лучшем случае по одному полку, остальные части этих дивизий пребывали в лагерях или военных городках на удалении 8 – 20 км от границы”. (1. с. 214)
Во-вторых: „К началу войны удалось построить около 2500 железобетонных сооружений (дотов), из них около 1000 получили артиллерию, в остальных устанавливались пулемёты”. (6 с. 439)
Из этих фактов следует: уже к началу войны линия укреплений на новой границе могла быть использована для организации эффективной обороны.
В-третьих. Эффективность оборонительной линии определяется не только числом дотов, но и целым комплексом дополнительных оборонительных мероприятий: строительством дзотов, противотанковых рвов, установкой минных полей и другими мерами.
К. Мерецков так описывает финскую оборонительную линию:
„Изучили уже преодолённую нами полосу обеспечения. Она тянулась в глубину на расстояние от 20 до 60 км, представляя собой укрепления полевого типа, сосредоточенные вдоль дорог. Дотов в ней было мало, но дзотов имелось более 800. Военные инженеры насчитали десятки километров противотанковых рвов, надолбы на участках – почти сотню километров, свыше сотни километров завалов, более двух сотен километров проволочных заграждений и почти четыре сотни километров минных полей, Какова же в таком случае главная оборонительная полоса?” (5 с. 177)
Из этих свидетельств следует: эффективность оборонительной линии могла быть значительно увеличена, если бы был дан соответствующий приказ войскам приграничных округов, но они имели приказ предполье не занимать, почему?
Очевидно, что план обороны разрабатывался лучшими советскими военными специалистами, мало того: по предложению Сталина он был переработан, но и новый план не выполнялся. Если Сталин считал новый оперативный план несовершенным, то у него было достаточно полномочий потребовать изменить план ещё раз, но Сталин этого не сделал, почему?
На все эти вопросы ответ один: Сталин боялся спровоцировать Гитлера к нападению. Но откуда такая поразительная, ничем необъяснимая уверенность Сталина в том, что войны удастся избежать, и это в тот момент, когда около 150 вражеских дивизий стоят у границы Советского Союза в полной боевой готовности; что их должно было заставить ждать неделю, месяц?
С этой точки зрения крайне странными кажутся слова Г. Мерецкова: „Вероятно, миллионы советских людей ещё помнят, как провели они вечер перед незабываемым воскресеньем 22 июня 1941 года. Не забыл этот вечер и я.
Меня вызвал к себе мой непосредственный начальник, нарком обороны, находившийся последние дни в особенно напряжённом состоянии…
– Возможно завтра начнётся война! Вам надо быть в качестве представителя Главного командования в Ленинградском военном округе…
– Каковы мои полномочия в случае вооружённого нападения – спросил я.
– Выдержка прежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать.
Итак, продолжает действовать прежняя установка. Сохранить мир для страны, насколько удастся: на год, на полгода, на месяц. Соберём урожай. Возведём новые оборонные предприятия. Вступят в строй очередные механизированные корпуса. Наладим производство быстроходных самолётов. Быть может, улучшится международная обстановка. А если не улучшится, если всё же война начнётся, то не сейчас, а потом, то тогда лучше будет вступать в неё. Выиграть время, во что бы то ни стало! (5 с. 203)
Неуместными выглядят эти мысли Г. Мерецкова вечером 21 июня. „Выиграть время” для чего, если нет приказа привести войска в полную боевую готовность? Не для того же чтобы „собрать урожай” и „построить новые оборонные предприятия”.
Маловероятно, чтобы слабость советской обороны могла помешать намерениям немецкого командования.
Спровоцировать немецкие войска к нападению могла не сила и надёжность советской обороны, а наоборот – её слабость.
Вспомним французскую оборонительную линию Мажино. После поражения Франции было высказано много упрёков в адрес французской оборонительной стратегии, но при этом нужно признать: немецкие войска так и не отважились предпринять вторжение во Францию через линию Мажино.
Слабость обороны противника – вот повод для нападения. В 1942 г. немецкая оборона казалась слабой. После поражения немецких войск под Москвой было принято решение: враг разбит, отступает, враг слаб, его нужно преследовать и уничтожить. Немецкие войска слабо сопротивлялись и советские части прорывались вглубь вражеской обороны на десятки километров, а в итоге некоторые из них попали в окружение. Так попала в окружение и вторая ударная армия генерала Власова.
Если бы Сталин пытался выиграть время, то нужно было выдвинуть к границе все имеющиеся войска, демонстрируя силу и готовность советской обороны, а тем временем подтянуть необходимые силы и провести мобилизацию, что, кстати, полностью соответствует плану обороны; но сделано было обратное, почему?
Сравним степень готовности немецких и советских войск.
„Вечером 18 декабря 1940 г. Гитлер подписал директиву на развёртывание военных действий против СССР, которая получила порядковый номер 21 и условное наименование „Барбаросса”. Директива № 21 излагала лишь общий замысел и исходные указания о ведении войны против СССР и не представляла собой законченного плана войны. План войны против СССР – это целый комплекс политических, экономических и стратегических мероприятий. Помимо директивы № 21 план включал в себя директивы и распоряжения верховного главнокомандования и главных командований видов вооружённых сил по стратегическому сосредоточению и развёртыванию, материально-техническому обеспечению, подготовке театра военных действий, маскировке, дезинформации и другие документы”. (6 с. 236)
Из приведённых фактов видно насколько тщательно немецкое командование продумало план „Барбаросса” и как грамотно подготовилось к его осуществлению. А иначе и нельзя – только так готовятся планы операций во всех странах; но с советской стороны наблюдается полная неуверенность: вроде как и готовились к обороне, но план обороны не выполнялся, почему?
Видимо, мы так никогда и не найдём ответов на все эти „неудобные вопросы”, если и дальше будем считать Сталина робким и доверчивым (верил же этот крайне недоверчивый человек, что войны не будет); и будем видеть в действиях правительства только половинчатые решения.
Рассмотрим более реальную ситуацию: Сталин не был доверчивым и робким и имел свой хорошо продуманный план действий, а все решения правительства и перемещения войск соответствовали этому замыслу.
Фактически такое предположение и сделал В. Суворов в книгах „Ледокол”, „День „М”, „Последняя республика” и других. В. Суворов предложил свою версию о причинах неудач Советского Союза в начале войны. В. Суворов считает, что Сталин готовился исключительно к нападению на Германию, а когда Гитлер нанёс превентивный удар, Советский Союз оказался совершенно не готов к обороне и понёс значительные людские, материальные и территориальные потери.
С предложенной версией трудно согласиться по следующим причинам.
Во-первых, почти в каждой главе В. Суворов искажает факты, пытаясь доказать свою правоту любой ценой.
Рассмотрим, например, главу № 3 „Про „Иванова” в книге „День „М”. В этой главе автор приводит в доказательство своей версии информацию о самолёте „Иванов” – о штурмовике Су-2. По его мнению, этот штурмовик был предназначен только для нанесения неожиданного удара по врагу, а чтобы удар был максимально эффективным, Советский Союз приступил к производству многих тысяч этих самолётов и готовил для них 150 тысяч лётчиков. Но нанести удар Сталин не успел, штурмовик оказался непригодным для ведения оборонительной войны и был снят с производства. Но вот, что пишет В. Шавров: „Иванов” выпущен был весной 1940 г., но в серии не строился, так как уже выпускался штурмовик Ил-2”. (7 с. 51) Из этих и других свидетельств В. Шаврова следует, что Су-2 до войны многими тысячами не выпускался (а что касается штурмовиков других марок, то их перед войной было выпущено ещё меньше чем Су-2). Остаётся признать, что В. Суворов пишет, мягко говоря, неправду.
Но В. Суворов проявляет особый интерес к Су-2 и пишет о нём ещё одну главу. Оказывается Советский Союз и не собирался до войны выпускать Су-2 в огромных количествах и об этом уже пишет сам В. Суворов в главе № 11 „Крылатый Чингисхан”.
В этой главе автор объясняет, что Су-2 был очень простым самолётом и не нужно было спешить с его производством. „Давайте отдадим должное Сталинскому коварству. Сталин вовсе не собирался начинать производство „Иванова” в мирное время. Во время тайной мобилизации планировалось выпустить малую серию – всего несколько сот этих самолётов. Эти первые несколько сот можно использовать в первом ударе…. А после нашего удара начнётся массовый выпуск „Иванова” десятками тысяч”. (8 с. 425)
Но и эти выводы главы № 11 весьма сомнительны.
Нужно заметить, что производство самолётов невозможно на примитивных предприятиях. В довоенные годы и в наши дни самолёт был и остаётся вершиной конструкторской мысли. Если самолёты ещё могли кое-как собирать в годы войны в цехах бывшего комбайнового завода, то для изготовления приборов, вооружения и двигателей требовались специальные заводы. А поэтому, если уж и готовились выпускать десятками тысяч Су-2 сразу после начала войны, как пишет В. Суворов, то должны были хотя бы накапливать двигатели и другие сложные узлы, но этого не делалось. В. Шавров пишет: „Между тем положение с двигателем М-82 было неясным. Считалось, что он не нужен, нет самолёта, на который его надо ставить. Су-2 выпускался в малом количестве, а на заводе у А. Д. Швецова собралось до тысячи готовых М-82 и нужно было найти им применение… М. И. Гудков первый предложил устанавливать на ЛаГГ-3 двигатель М-82, взяв целиком силовую установку Су-2”. (7 с. 225) Из этих строк следует, что двигатели не только не накапливались, но конструкторы искали им применение на самолётах других типов. Следовательно не планировалось производство Су-2 „десятками тысяч” и сразу после начала войны.
Трудно согласиться с доводом В. Суворова и о том, что не нужно спешить с производством простого вооружения. Следуя его логике, не нужно было спешить с производством большинства видов советского вооружения, так как простотой отличались танки, самолёты, стрелковое оружие и прочие виды вооружения; вот начнётся война, тогда и успеем, может быть.
Нужно заметить, что утверждения первой главы о Су-2 противоречат второй главе: если из первой следует, что Советский Союз готовился к нападению и для этого нужно было срочно выпускать Су-2, то из второй следует, что нет, ждали когда начнётся война и только тогда приступят к производству.
Таким образом, из свидетельств В. Шаврова и самого В. Суворова следует: штурмовик Су-2 не собирались производить в огромных количествах ни до, ни в начале войны. Главы № 3 и № 11 перечёркивают друг друга и не могут быть объединены в одну общую главу. Видимо автор надеялся, что невнимательный читатель не заметит противоречия, а интервал в семь глав сыграет в этом свою роль.
На этом примере проявился метод В. Суворова – метод искажения фактов. Нет, это не ошибки (В. Суворов одну из своих последних книг назвал „Я признаю свои ошибки”), это хорошо продуманная и умело сделанная дезинформация.
Во-вторых, трудно согласиться с версией В. Суворова ещё и потому, что планы нападения на Германию так и не были найдены, о чём пишет сам В. Суворов: „И никаких ударов для отражения агрессии не замышлялось. … Кстати говоря, мои критики утверждают, что никаких планов советской агрессии им в архивах найти не удалось. Встречный вопрос: а планы обороны государства Вы нашли? А планы контрударов, о которых нам рассказывали 50 лет? Где они? Почему их никто никогда не опубликовал? Только не надо путать планы прикрытия государственной границы с планами обороны и отражения агрессии. Это вещи разные. Так вот, планов обороны государства обнаружить никак не удаётся. Потому как не было таких планов, как и намерений товарища Сталина агрессию отражать. Он в германскую агрессию не верил”. (9 с. 135)
Можно согласиться с В. Суворовым, что Сталин в германскую агрессию не верил, но как быть с отсутствием планов нападения?
Если по утверждению В. Суворова Сталин замышлял агрессию, то обязательно должны были существовать планы не менее продуманные, чем план „Барбаросса”.
Такой план, например, существовал к началу войны с Финляндией.
„Ещё тогда, когда все попытки Советского правительства мирным путём разрешить с правительством Финляндии вопросы безопасности границ СССР на северо-западе не дали положительных результатов, Главный Военный совет рассмотрел план военных действий против Финляндии, разработанный под руководством начальника Генерального штаба маршала Б. М. Шапошникова. В плане учитывались реальные возможности нашей страны и Финляндии… Но И. В. Сталин на заседании Главного Военного совета подверг резкой критике представленный план. Маршалу Б. М. Шапошникову ставились в вину недооценка сил и способностей Красной Армии и переоценка сопротивления финской армии. В результате план Генерального штаба был забракован и отвергнут. Разработка нового плана войны была поручена командованию и штабу Ленинградского военного округа”. (10. с. 47)
А вот что пишет об этих событиях маршал А. Василевский:
„Главный военный совет РККА рассмотрел вопросы боевой готовности Советских Вооружённых Сил на случай возникновения спровоцированного Финляндией военного конфликта. Генеральный штаб предложил разработанный им ещё ранее, с учётом возможности возникновения такого конфликта и одобренный народным комиссаром обороны частный план отражения агрессии…
По долгу службы я тоже имел прямое отношение к разработке контрудара.
Докладывая план Генеральному военному совету, Б. М. Шапошников подчеркнул, что сложившаяся международная обстановка требует, чтобы ответные военные действия были проведены и закончены в предельно сжатые сроки, ибо в противном случае Финляндия получит извне серьёзную помощь, конфликт затянется. Однако Главный военный совет не принял этого плана и дал командующему войсками Ленинградского военного округа командарму 2-го ранга К. А. Мерецкову указание разработать новый вариант плана прикрытия границы при возникновении конфликта”. (11 с. 96)
Эти свидетельства интересны тем, как изменяется название плана войны: „план отражения агрессии”, „план контрудара”, „план прикрытия границы”. Очевидно, что все это наименования одного и того же плана – плана нападения на Финляндию.
Из приведённых фактов следует, что перед войной с Финляндией существовал план военных действий, как бы его не называли. Он был разработан заранее, даже если оборону Финляндии считали заведомо слабой. Поэтому, тем более должен был существовать хорошо продуманный план нападения на такого сильного противника, как Германия, но этого плана не было, что признаёт и сам В. Суворов.
Дополнительно можно напомнить, что в 1945 году был разработан план войны с Японией. Этот план был продуман не менее подробно, чем план „Барбаросса”, о чём пишет А. Василевский. (11 с. 552 – 587)
А генерал армии С. Штеменко, подчёркивая тщательность подготовки операции, вспоминает о реальной угрозе нарушения секретности. (12. с. 432) Такая опасность конечно же существовала, учитывая масштабы операции.
Отсутствие плана нападения на Германию это не мелочь, от которой легко можно отмахнуться, как это делает В. Суворов. Такой план раскрывает замыслы командования, а его отсутствие говорит о том, что Сталин к нападению на Германию не готовился.
Многие оппоненты В. Суворова показали, что большинство его доводов не имеют под собой никаких оснований, а его версия весьма сомнительна.
В. Суворов, выделив факт неготовности советских войск к обороне, делает вывод, что войска готовились к нападению; его оппоненты доказывают обратное: Советский Союз не готовился к нападению, следовательно готовился к обороне, но делал это робко, опасаясь спровоцировать Гитлера.
Но такой метод доказательства истины хорош, если утверждений только два и оба взаимоисключающие; а если существует и третье утверждение?
Согласимся с обеими спорящими сторонами: Сталин не готовился ни к обороне, ни к нападению.
На первый взгляд странная мысль, но не надо спешить с выводами. Предположим, что всё противостояние советских и немецких войск было только имитацией такого противостояния, только спектаклем, в котором играли два партнёра. Допустим, что немецкие войска имели совсем другую цель – нападение на третью страну, например, на Англию, Индию или Иран.
У Г. Жукова находим: „Чтобы скрыть подготовку к операции по плану „Барбаросса”, отделом разведки и контрразведки (Германии) были разработаны и осуществлены многочисленные акции по распространению ложных слухов и сведений. Перемещение войск на восток подавалось „в свете величайшего в истории дезинформационного манёвра, с целью отвлечения внимания от вторжения в Англию”. Были напечатаны в массовом количестве топографические материалы по Англии. К войскам прикомандировывались переводчики английского языка. Подготавливалось „оцепление” некоторых районов на побережье проливов Ла-Манш, Па-де-Кале и в Норвегии. Распространялись сведения о мнимом авиадесантном корпусе. На побережье устанавливались ложные ракетные батареи. В войсках распространялись сведения, в одном варианте о том, что они идут на отдых перед вторжением в Англию, в другом – что войска будут пропущены через советскую территорию для выступления против Индии. Чтобы подкрепить версию о высадке десанта в Англию, были разработаны специальные операции под кодовым названием „Акула” и „Гарпун”. (4 с. 223)
В истории Второй Мировой войны дополнительно находим: „В указаниях начальника штаба ОКВ от 9 марта рекомендовалось представлять развёртывание вермахта на востоке и как оборонительные мероприятия по обеспечению тыла Германии на время высадки в Англии и операции на Балканах”. (6 с. 242)
Из этих свидетельств видно, что Гитлер затеял весьма сложную игру и поэтому, видимо, нужно уточнить смысл немецкой дезинформации.
Германия стягивает войска к границе СССР со всей Европы и прежде всего из Балкан после захвата Югославии, Греции и острова Крит. О перемещении войск известно в Европе и СССР. В Европе это перемещение рассматривают как подготовку к нападению на СССР.
Гитлер действительно готовится к агрессии против СССР. Крупное перемещение войск скрыть невозможно, поэтому Германия пытается представить его, как подготовку вторжения в Англию, Индию или Иран; для чего, например, в войсках и появились карты Англии и немецко-английские разговорники.
Очевидно, что подготовка к ложному вторжению в Англию ведётся скрытно, но так, чтобы о ней стало известно в СССР. Как следует из свидетельств Жукова, советское командование и Сталин были осведомлены о таких приготовлениях Германии.
(Вопрос о том, были ли у Сталина основания верить дезинформации рассмотрим ниже).
Если допустить, что Сталин поверил дезинформации и, мало того, сам принял в ней участие, как союзник Германии (направил войска к границе для имитации противостояния), то получим „третью версию”, которая многое объясняет.
Тогда понятно, почему советские войска имели приказ не выдвигаться на передовые рубежи: Сталин действительно боялся спровоцировать Гитлера. Любая перестрелка могла перерасти в крупное столкновение, так как солдаты и даже генералы с обеих сторон не знали истинного смысла своего пребывания на границе.
Тогда понятно, почему Сталин был против проведения мобилизации, что предусматривалось планом обороны в случае угрозы войны.
Можно напомнить, что в Финляндии мобилизация была объявлена более чем за месяц до начала войны, а во Франции и Англии в начале сентября 1939 г., т. е. более чем за полгода до начала активных военных действий. Видимо эти государства не сомневались в том, что на их границах стоит армия агрессора и заблаговременно приняли все необходимые меры для укрепления обороны. А вот у Сталина, вероятно, не было причин считать Германию агрессором.
Тогда понятно, почему Сталин верил, что войны с Германией не будет, вопреки всем докладам военных. Создается впечатление, что в Советском Союзе был только один человек, который верил, что войны не будет и боялся спровоцировать Гитлера. А все командиры Красной Армии: командующие военными округами, начальник Генерального штаба, нарком обороны и другие, перед лицом явной угрозы войны, прилагали максимум усилий, чтобы привести войска в полную боевую готовность и не видели в этом повода для провокаций; хотя именно они, как никто другой, должны хорошо понимать, что такое провокация.
Видимо Сталин считал, что все видят только то, что лежит на поверхности, а истинный смысл происходящего знает только он и может быть ещё два-три члена правительства.
Тогда понятно, почему Сталин не обращал внимания на донесения разведчиков из Европы и донесения Р. Зорге. Сказать „не обращал внимания” – это слишком мягко.
Вот что пишет Н. Яковлев:
„На донесении военного атташе при правительстве Виши Суслопарова о том, что Германия нападёт на СССР 22 июня, Сталин начертал: „Эта информация является английской провокацией. Разузнайте кто автор этой провокации, и накажите его”. Это развязало руки Берии, и он перешёл к действиям, На предупреждении о войне Берия 21 июня поставил резолюцию „В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников „Ястреба”, „Кармен”, „Верного” за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить”.
А Сталину Берия доложил 21 июня: „Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезой” о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР, тоже радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру”. (13 с. 106)
Было чего опасаться Сталину и Берии: если бы эта информация попала в руки советского военного руководства, то последствия могли быть непредсказуемы. Стоит обратить внимание и на такой факт: если Сталин так враждебно был настроен к „пособникам международных провокаторов, желающим поссорить Германию и СССР”, то он надеялся еще долго оставаться союзником Гитлера.
Тогда понятно, почему у В. Суворова есть основания утверждать, что не были найдены ни планы обороны, ни наступления – их просто не было.
История – не математика. В истории нельзя доказать истину так просто и строго, как „дважды два – четыре”, всегда есть место здоровому скептицизму. Поэтому, если согласиться с тем, что в версии В. Суворова есть доля правды и Сталин готовил нападение на Германию, или, хотя бы, не исключал такой возможности, то нужно признать, что он избрал для этого самый неподходящий момент. Факты говорят о том, что к 22 июня Советский Союз к нападению не был готов. Для подготовки такой войны Сталину потребовалось бы ещё минимум два месяца. (С. Штеменко пишет, что для подготовки крупной операции нужно не менее двух месяцев. (14 с. 466) Сколько же нужно времени, чтобы подготовиться к нападению на Германию?)
Следовательно, Сталин собирался оставаться союзником Гитлера во всех его замыслах ещё минимум несколько месяцев.
Тогда понятно странное заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. В нём, в частности, говорилось: „В английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о близости войны между СССР и Германией. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве всё же сочли необходимым… уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.
ТАСС заявляет, что 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места;
2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операции на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связаны, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям”. (6 с. 440)
В советской исторической литературе это сообщение рассматривают, как попытку Сталина узнать о намерениях Гитлера.
„На это сообщение Германия не реагировала… Но этот военно-политический зондаж позволил сделать вывод о непосредственной угрозе войны”. (6 с. 441)
С предложенной оценкой этого сообщения трудно согласиться, т. к. если бы действительно был сделан вывод о „непосредственной угрозе войны”, то следовало бы ожидать, что Советский Союз срочно примет меры по укреплению своей обороны, но случилось обратное.
Доктор исторических наук Н. Г. Павленко пишет: „Оценивая влияние этого сообщения ТАСС на войска, начальник штаба 4-й армии, действовавшей в июне 1941 г. на брестском направлении указывал, что это сообщение „притупило бдительность” войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь”. (15 с. 30)
Можно догадаться о каких „неизвестных обстоятельствах” идёт речь. Особо следует обратить внимание на следующий факт: из сообщения ТАСС следует, что всему миру от Англии до Японии известно о готовящемся нападении Германии, и этой информацией владеет Сталин; ему известны и донесения советской разведки, однако он продолжает верить, что войны не будет, почему?
С другой стороны непонятно, какой ответ предполагалось услышать от Гитлера. Не мог же он возразить и заявить: „Нет, будет война”. Поэтому остаётся один-единственный ответ: „Войны не будет”, – но такой предсказуемый ответ никому не нужен. Непонятно и почему Сталин избрал такой неэффективный способ обращения к Гитлеру. В сложившейся накалённой обстановке нужно было срочно использовать дипломатические каналы, вплоть до обращения через третьи страны, но Сталин избрал мало полезный, но внешне эффектный способ обращения через ТАСС.
В. Суворов считает, что таким образом Сталин пытался обмануть Гитлера, а сам готовился к нападению. Но почему Гитлер должен был поверить этому заявлению, если сам неоднократно выступал с подобными заявлениями перед нападением на Францию?
Этому заявлению мало кто поверил и в СССР. А. Василевский пишет: „У нас, работников Генерального штаба, как, естественно и у других советских людей, сообщение ТАСС, поначалу вызвало некоторое удивление. Но поскольку за ним не последовало никаких принципиально новых директивных указаний, стало ясно, что оно не относится ни к Вооружённым Силам, ни к стране в целом. К тому же в конце того же дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал И. Ф. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания”. (11 с. 119)
Создаётся впечатление, что никто и не ждал какого-то особого ответа Германии, если уже „в конце того же дня” сообщение ТАСС „больше не привлекало внимания” советского командования.
Странное заявление. Заявление, которому никто не должен был поверить не только в Германии, но и в СССР. Заявление ради заявления? Именно так.
В соответствии с предложенной версией, в сообщении ТАСС можно увидеть следующий смысл.
Сталин дал понять Гитлеру, что прекрасно осведомлён „о других мотивах, не имеющих касательства к советско-германским отношениям”. Ну кто в Советском Союзе имел хоть какое-нибудь представление об этих мотивах кроме Сталина?
Но прежде всего, Сталин обратился ко всему миру, в том числе и к Англии, подчеркнув: на границе СССР назревает военный конфликт, СССР хорошо об этом знает и принимает все необходимые меры, но кто бы и когда бы этот конфликт не начал, вам беспокоиться не о чем, вы очень далеко от границы СССР. И по содержанию (говорится об отсутствии каких-либо взаимных претензий) и по смыслу заявление ТАСС – это обращение союзника к союзнику.
Гитлер не стал портить игру дешёвыми эффектами, он конечно же оценил обращение Сталина и ответил наилучшим образом – он промолчал.
Тогда понятна странная реакция Сталина на сообщение о нападении Германии на СССР.
Г. Жуков пишет:
„Мы доложили обстановку, И. В. Сталин недоумевающее сказал:
– Не провокация ли это немецких генералов?
– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация? – ответил С. К. Тимошенко.
– Если нужно организовать провокацию, – сказа И. В. Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города. И, подумав немного, продолжал:
– Гитлер наверняка не знает об этом. (16. с. 9)
„… Давайте директиву, – сказал И. В. Сталин.
– Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу.
Трудно было понять И. В. Сталина. Видимо он всё ещё надеялся как-то избежать войны. Но она уже стала фактом. Вторжение развивалось на всех стратегических направлениях”. (16. с. 10)
Хотелось бы спросить Сталина, а чего же он ждал от 150 вражеских дивизий. Возможно, Сталин был убеждён, что замысел Гитлера совсем другой.
Многие факты становятся понятными с точки зрения предложенной версии.
Но были ли у Сталина причины верить немецкой дезинформации?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратить внимание не только на правдоподобность планов ложных операций и наличие топографических карт Англии, и немецко-английских разговорников, но, прежде всего, нужно обратить внимание на военно-политическую обстановку, сложившуюся к июню 1941 г.
Во-первых, нужно учесть, что Германия провела ряд успешных операций против Англии и её союзников.
В начале 1941 г. немецкое командование перебросило в Северную Африку „Африканский корпус” под командованием генерала Э. Роммеля. В конце марта итало-немецкие войска предприняли успешное наступление в Ливии протии английских войск. (6. с.154)
В апреле 1941 г. Германия и её союзники провели успешные операции на Балканах и захватили Югославию, Грецию и остров Крит. Большие потери понёс английский экспедиционный корпус и флот. (6 с. 270) Захватив Балканы, фашисты получили возможность эффективно действовать против английского средиземноморского флота. Более выгодные позиции Германия занимала теперь и по отношению к Ближнему востоку и Северной Африке.
Активно действуют немецкие надводные корабли. Так, например, в мае 1941 г. в Атлантику вышел новый немецкий линкор „Бисмарк”. После ряда столкновений с английскими кораблями „Бисмарк” был атакован английской авиацией и линкорами и 27 мая потоплен.
В марте-апреле 1941 г. усилились действия немецких ВВС против английского судоходства. В марте немецкие самолёты уничтожили 41 судно, а в апреле 116 судов (затем активность авиации снизилась в связи с подготовкой агрессии против СССР). Значительны потери союзных и нейтральных стран от нападений немецких подводных лодок.
В английской официальной истории Второй Мировой войны об этих событиях говорится следующее: ,,Если бы противнику удалось сохранить первоначальную силу ударов хотя бы немного подольше, это имело бы для нас катастрофические последствия”. (6 с. 139)
Эти и многие другие факты говорят о том, что Германия наращивала своё военное давление на Англию.
Германское командование рассматривало эти военные операции и как наиболее правдивый и убедительный способ маскировки приготовлений к войне против СССР.
Так, 31 июля 1940 г. начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер в своём дневнике записал: „Маскировка: Испания, Северная Африка, Англия”. (6 с. 140)
Такой дезинформации не поверить было очень трудно.
Во-вторых, нужно учесть, что весьма убедительно выглядела и подготовка к вторжению в Англию.
16 июля 1940 г. была издана директива № 16 о подготовке десантной операции против Англии. Срок готовности операции, которая получила кодовое наименование „Морской лев” был установлен 15 августа. В соответствии с планом операции на южном побережье Англии намечалось высадить первый эшелон для захвата тактических плацдармов, всего 13 дивизий. Второй эшелон в составе девяти дивизий должен был развить успех, а третий и четвёртый эшелоны – по восемь пехотных дивизий каждый – окончательно его закрепить. (6 с. 128)
Французский, бельгийский и голландские порты были забиты всевозможными судами. Непрерывно велась тренировка по посадке на суда и высадке десантов. Для защиты десантов от возможных ударов противника с флангов, флот в соответствии с планом операции поставил в общей сложности 6800 мин, выделил 27 подводных лодок и все надводные корабли. На южном берегу пролива было сосредоточено 41 мощное дальнобойное орудие, 35 батарей крупного и среднего калибра, а также 7 батарей трофейных орудий. (6 с. 129)
В районе Ла-Манша, над которым господствовала немецкая авиация и где были установлены плотные минные заграждения, маневр английских кораблей сковывался. У южного побережья Англии находились только ограниченные силы британского флота. Основная же часть линейных кораблей находилась в северных и западных портах Англии. (6 с. 130)
Пользуясь ресурсами оккупированных стран Германия могла в короткий срок сосредоточить в намеченных районах необходимое количество транспортных средств.
Хотя Германия и имела возможности для высадки десанта, срок операции был перенесен, а 12 октября была издана директива об отсрочке операции „Морской лев” до весны 1941 г. Эта директива нужна была для маскировки подготовки к нападению на СССР. 15 февраля 1941 г. Кейтель в специальной инструкции требовал „усилить уже сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию”, а развёртывание войск по плану „Барбаросса” изображать „как крупнейший в истории войн отвлекающий маневр, который служит для маскировки последних приготовлений к вторжению в Англию”. (6 с. 132)
Дополнительно нужно отметить: Германия имела реальную возможность за считанные дни перебросить войска от границы СССР к побережью пролива Ла-Манш, используя густую сеть железных дорог в Европе, что было ещё одним аргументом в пользу правдоподобности планов операции „Морской лев”.
Насколько убедительно выглядели все эти приготовления немецких войск и мог ли поверить в них Сталин, можно понять, если сравнить события лета 1941 и 1942 года.
Как пишет Г. Жуков и С. Штеменко, советское стратегическое руководство в 1942 г. было уверено, что враг снова предпримет наступление на Москву. Советское командование знало о концентрации немецких войск на юге, но считало это отвлекающим маневром.
С. Штеменко пишет: „Поступили данные из-за рубежа о том, что гитлеровское командование пока не отказалось от своего замысла захватить нашу столицу. (Речь идёт о ложном плане „Кремль” – А. О.) Как выяснилось впоследствии, прогноз Ставки и Генштаба был ошибочным. Гитлеровское командование поставило своим вооружённым силам задачу: на центральном участке фронта – сохранить положение, на севере – взять Ленинград, а на южном фланге фронта – прорваться на Кавказ”. (12 с. 57)
„От ошибочного прогноза Ставки относительно главного удара противника логически потянулась нить к недооценке южного направления. Здесь не были размещены резервы ставки. Не были проработаны варианты наших действий на случай разного изменения обстановки. В свою очередь недооценка роли южного направления повлекла за собой терпимость к промахам командования Юго-западного и отчасти Южного фронтов”. (12 с. 58)
Удивительное совпадение в оценке военной обстановки лета 1941 и 1942 года: в обоих случаях концентрация фашистских войск на определённых направлениях рассматривается как дезинформация, в чём не последнюю роль сыграли ложные планы немецкого командования. Нужно признать, что германская разведка действовала умело и у Сталина были основания поверить немецкой дезинформации летом 1941 и 1942 года.
В-третьих, нужно отметить, что в 1940 – 1941 г. Германия и её союзники значительно расширили своё политическое, экономическое и военное влияние в странах Ближнего с Среднего Востока.
Турция, Иран и Афганистан поставляли Германии сырье и продовольствие, в чём германские монополии значительно потеснили английских конкурентов.
Военное поражение Англии и Франции значительно подорвали авторитет силы на котором держалось господство этих стран на Ближнем и Среднем Востоке.
В апреле-мае 1941 г. в Ираке произошло крупное восстание против английского господства, но в конце мая восстание было подавлено английскими войсками.
Германское командование, заинтересованное в разжигании англо-иракского конфликта, направило для участия в боевых действиях несколько немецких и итальянских эскадрилий, которые на заключительном этапе оказали поддержку с воздуха иракским частям. (6 с. 161).
Зимой 1940 – 1941 г. Германия поставила цель полностью привлечь на свою сторону Турцию и Иран.
На позицию правительства Турции оказали сильное влияние успехи фашистских войск в Европе. 14 июня 1940 г. Турция заявила о своём нейтралитете, хотя по условиям англо-франко-турецкого договора о взаимопомощи от 19 октября 1939 г. она была обязана вступить в войну против Италии, когда итальянские фашисты в октябре 1940 г. напали на Грецию. 18 июня 1941 г. Турция подписала с Германией договор „о дружбе и ненападении”. (6 с. 162)
Усиливались прогитлеровские тенденции в политике правящих кругов Ирана. 4 сентября 1939 г. правительство Ирана заявило о своём нейтралитете и сообщило, что будет защищать его силой оружия. Под влиянием Германии Иран пошел на сближение с Италией и Японией. (6 с. 162)
Действия германской агентуры и общее осложнение обстановки на Ближнем Востоке вызвали у правящих кругов Англии опасения за прочность её позиций в этом районе. В. 1940 – 1941 г. английское правительство осуществило ряд военно-политических мер по укреплению своего влияния в странах Арабского Востока.
После подавления восстания в Ираке английское командование начало готовить ввод войск в Иран и совместное с организацией „Свободная Франция” военные действия против фашистского режима в Сирии и Ливане, которые начались 8 июня 1941 г. 21 июня союзники взяли Дамаск, 14 июля между английским командованием и верховным комиссаром правительства Виши было подписано перемирие. (6 с. 163)
Из этого краткого перечня событий на Ближнем и Среднем Востоке можно сделать вывод о все возрастающем политическом, экономическом и военном давлении Германии на Англию и её союзников, что также было и ещё одним звеном в общей системе дезинформации, направленной против СССР.
В-четвёртых, стоит обратить внимание и на ряд политических и экономических мер, предпринятых Советским Союзом.
25 марта 1941 г. Советский Союз подтвердил ранее подписанный пакт о ненападении между СССР и Турцией и заявил, что в случае вражеского нападения, Турция „может рассчитывать на полное понимание и нейтралитет СССР”. (6 с. 162)
13 апреля 1941 г. подписан пакт о нейтралитете между СССР и Японией.
Сейчас, когда известно что случилось 22 июня 1941 г., во всех этих документах можно найти любой удобный смысл, но если на них взглянуть непредвзято, то нужно признать, что до июня 1941 г. эти соглашения можно было рассматривать, прежде всего, как соглашения между СССР с одной стороны и Германией и её союзниками – с другой.
„19 августа 1939 г. Советский Союз заключил с Германией торговое соглашение, по которому Германия покупала у СССР продовольствие и сырьё, а СССР закупал в Германии необходимые для обороны и промышленности машины, корабельное оснащение, а также лицензии на производство важной в военном отношении продукции”. (6 с. 346)
Очевидно, что по этому соглашению Советский Союз поставлял Германии сырье и продовольствие и тогда, когда Германия вела войну против Франции, Англии и на Балканах.
„Во второй половине октября 1940 г. правительство Германии обратилось к Советскому правительству с письмом, в котором говорилось о необходимости определить перспективу развития германо-советских отношений и произвести „разграничение сфер влияния” обеих держав в мировом масштабе. В Берлин для переговоров выехала советская делегация во главе с председателем Совета Народных Комиссаров, наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. Переговоры состоялись 12-13 ноября 1940 г. Германская дипломатия подготовила проект соглашения между странами-участницами тройственного пакта и Советским Союзом. Представленный немецкой стороной проект предусматривал „политическое сотрудничество Советского Союза с Германией, Японией и Италией. Особо важное значение придавалось определению „территориальных устремлений”. Советскому Союзу было предложено присоединиться к декларации, в которой, в частности, говорилось, что „территориальные устремления СССР направляются на юг от государственной территории СССР к Индийскому океану”. Советская делегация решительно отклонила предложения фашистского руководства”. (6 с. 346).
Об этих событиях Н. Павленко пишет: „ Сталин был уверен, что если мы не дадим себя спровоцировать, не совершим какого-нибудь ложного шага, то Гитлер не решится разорвать пакт и напасть на нас. Большинство ближайшего окружения Сталина, а именно Берия, Каганович и Маленков, полностью поддерживали его точку зрения. Что касается Молотова, то он, по словам Жукова, после своей поездки в Берлин в ноябре 1940 г. не уставал твердить о том, что Гитлер не решится напасть на нас”. (15 с. 33)
Из этих, и многих других фактов можно сделать вывод: Советский Союз строго выполнял свои обязательства перед Германией и фактически был её союзником.
Как союзник Германии, Советский Союз рассматривался Англией, Францией и США. „В конце ноября 1939 г. начались военные действия между СССР и Финляндией. 19 декабря верховный военный совет союзников вынес решение подготовить нападение на СССР, а 5 февраля 1940 г. постановил отправить англо-французские войска в Финляндию. (Вот о какой „помощи извне” идёт речь, когда А. Василевский пишет о подготовке плана войны с Финляндией). Одновременно шли приготовления к удару против СССР с юга. В правительстве Англии был разработан доклад „Об уязвимости нефтедобывающих районов России”, в котором, в частности, говорилось: „В СССР имеются три основных центра добычи нефти: Баку, Грозный и Майкоп. Если уничтожить русские нефтепромыслы, нефти лишится не только Россия, но и любой союзник России, который надеется получить её у этой страны”. (6 с. 45)
В советской исторической литературе эти приготовления Англии и Франции к агрессии против СССР рассматриваются исключительно, как подготовка агрессии капиталистических государств против первого в мире социалистического государства. Но учитывая то, что эти приготовления начались после подписания договора между СССР и Германией, нужно признать, что западные державы рассматривали СССР прежде всего как союзника Германии и своего врага.
Об этом также говорит следующее событие: З декабря 1939 г. Финляндия обратилась в Лигу наций с жалобой на СССР… Под давлением Англии, Франции и США 14 декабря СССР исключили из Лиги наций. (6 с. 350)
Любопытный факт: приготовления западных держав были не осуществлены, т. к. весной 1940 г. Германия начала военные действия в Скандинавии и во Франции, чем, невольно, выполнила свой союзнический долг по отношению к СССР.
На основании приведённых фактов можно сделать следующие выводы.
После подписания пакта о ненападении Германия и СССР на международной арене выступают не только как торговые партнёры, но и как союзники, именно так их и рассматривали Англия, Франция и США.
У Сталина не было причин верить в возможность нападения Гитлера. А вот какой дополнительный аргумент можно найти у Н. Яковлева в пользу этого утверждения: „15 июня Тимошенко и Жуков доложили Сталину „о необходимости приведения войск в полную боевую готовность”. Ответ: „С Германией у нас договор о ненападении. Германия по уши увязла в войне на западе, и я не верю в то, что Гитлер рискнёт создать для себя второй фронт, напав на СССР. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз – это не Польша, это не Франция и что даже не Англия и все они вместе взятые”. (13 с. 103)
У Сталина не было и причин готовиться к агрессии против Германии.
У Сталина были все основания рассматривать сосредоточение немецких войск на советской границе, как этап приготовления Германии в войне против Англии и её союзников.
Видимо и Сталин, как союзник Германии, имитировал взаимное противостояние, чтобы убедить весь мир и прежде всего Англию, что ей нечего опасаться.
Такая имитация могла быть только совместной. Невозможно было бы поверить в истинность противостояния, если бы немецкие войска концентрировались на советской границе, а советские войска оставались к этому безучастными. Вот почему пришли в движение огромные массы советских войск, тут сам масштаб приготовлений должен был свидетельствовать об истинности намерений. Такова суть предложенной „третьей версии”.
Но могут возразить: перемещение войск требует огромных материальных затрат. Да, это так, но игра стоила свеч. Если бы Гитлер захватил Англию, имея союзником СССР, то Вторая Мировая война практически на этом бы закончилась. Рухнула бы вся колониальная империя Англии. Осталась бы только Америка, но она не была готова к войне. Значительные изменения произошли бы в соотношении сил и в том случае, если бы Гитлеру удалось захватить Индию. Примерно так мог рассуждать и Сталин.
И ещё раз о В. Суворове.
Выше уже отмечалось, что он большой мастер дезинформации. Нужно добавить, что одной из самых больших дезинформаций, придуманных В. Суворовым, есть его утверждение о том, что преступление Сталина – в подготовке нападения на Германию. „А было ли это преступлением?” – вот в чём вопрос. Перед советским народом – конечно. О том, что Советский Союз не был готов к войне, мы знаем ещё из школьных учебников. Нам объяснили, что СССР – мирное государство, к войне не был готов, имел устаревшие танки и самолёты, вот почему нападение Гитлера оказалось настолько сокрушительным. Но признав факт неготовности к войне, мы тем самым признаём и факт неготовности к обороне (а это и есть преступление), но с этим все уже давно смирились. А теперь допустим, что Советский Союз не был готов к обороне потому, что готовился к нападению на Германию. Советские люди, пережившие войну: голод, блокаду, потерю родных и близких, поняли бы Сталина и не осудили. Но не получилось, не успели, какое же тут преступление? Только так могли оценить замысел Сталина и народы Чехословакии, Голландии, Дании, Норвегии, Франции, Англии, Югославии, Греции, Бельгии и даже Польши, поняли бы замысел Сталина и одобрили. Если бы действительно у Сталина был замысел напасть на Германию в 1941 году, то после окончания войны, в 1945 году, это нужно было не скрывать, а заявить на весь мир: „Да, мы готовились к нападению на фашистскую Германию, но не успели”, – и весь мир это бы одобрил. И это заявление было бы ещё одним аргументом в пользу реабилитации „пакта Молотова – Риббентропа” (об этом пакте когда-нибудь узнали бы, так почему не приготовиться к такому повороту событий заранее). Могли признаться: „Был такой договор и Советский Союз вернул себе ранее принадлежавшие территории, сознаемся в этом; но затем Советский Союз приступил к подготовке войны против Германии, чтобы положить конец бесчинствам Гитлера”, – и Европа не осудила бы Сталина. А не поверить такой версии было бы очень трудно, т. к. Советский Союз именно так и сделал, освободив Европу в ходе Второй Мировой войны.
Но если не было такого замысла у Сталина; если он оставался верен букве договора, когда вводил войска в Прибалтику и Польшу; если он оставался верен долгу союзника Германии, когда Гитлер захватывал страны Европы; если он и дальше собирался оставаться союзником – вот это и есть преступление.
После заявления В. Суворова о подготовке Советским Союзом нападения на Германию, у многих историков, в том числе и у его оппонентов, стало хорошим тоном предсказывать это нападение: дескать, да, неправ В. Суворов, но ошибся только в сроках, а вот через год-два, вот тогда вполне может быть. Но никто так и не потрудился объяснить, а зачем Сталину это нападение было нужно. Может быть у него нет других забот в стране, где каждый второй – „враг народа”; в стране которая при малейшем послаблении развалится на отдельные государства; или у Сталина не было забот в только что присоединённых Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии; а может быть у него не было забот с Японией и он не держал войска на Дальнем Востоке даже в годы войны?
Сталин, как опытный игрок, сделал всё, чтобы ввязаться в войну последним, что и пытались сделать практически все государства Европы и США.
Всё, что присоединил Сталин к СССР, получено было благодаря соглашению с Гитлером или при его молчаливом согласии. Но вот Советский Союз начал войну с Финляндией и понёс огромные потери. Так может быть стоит оставаться союзником Германии и дальше, так спокойнее и выгоднее; одно дело война с Финляндией и совсем другое дело война с Германией.
Можно найти и другие доводы в пользу предложенной версии.

Подведём итоги.
Предложена версия, в которой предполагается, что причиной неудач Советского Союза в начальный период войны могла стать уверенность Сталина в том, что СССР и Германия останутся союзниками и после июня 1941 года.
Сталину, безусловно, было выгодно сотрудничество с Германией, как и Германии с Советским Союзом. Достаточно было продолжить это сотрудничество ещё на месяц-два и мир бы стал совсем иным. Возможно в такой вариант развития событий и верил Сталин, тайно всё продумав и просчитав, а внешне это выразилось в поразительной его уверенности в том, что войны удастся избежать.
Весь ход политических, экономических и военных событий до июня 1941 г. – вот основной аргумент в пользу этой версии; это тот аргумент, который с большой степенью вероятности позволяет утверждать: нет, не „возможно так было”, а „было именно так”.
Надеюсь, предложенную версию читатель сочтёт не только оригинальной, но и достойной внимания. Убежден, что читатели, ознакомившись с этой версией, и сами найдут множество доказательств в ее пользу.

Список литературы:

1. Начальный период войны. Под редакцией генерала армии С. П. Иванова. М., Воениздат, 1974.
2. К. Симонов. Живые и мёртвые. Книга первая. М., Просвещение, 1982.
3. История КПСС, том. 5, книга 1. М., Политиздат, 1970.
4. Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., АПН, 1972.
5. К. А. Мерецков. На службе народу. М., Политиздат, 1988.
6. История Второй Мировой войны. 1939 – 1945. Том 3. 1974.
7. В. Шавров. История конструкций самолётов в СССР. 1938 – 1950. М., Машиностроение, 1988.
8. В. Суворов. Ледокол. День М. М., АСТ, 1997.
9. В. Суворов. Последняя республика. М., АСТ, 2007.
10. Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история. М., Воениздат, 1965.
11. А. Василевский. Дело всей жизни. М., Политиздат, 1976.
12. С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Книга первая. М., Воениздат, 1975.
13. Н. Яковлев. Жуков. М., Молодая гвардия. 1992.
14. С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Книга вторая. М., Воениздат, 1974.
15. Н. Г. Павленко. Размышления о судьбе полководца. М., Знание, 1989.
16. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 3-х т. Т. 2. 11 издание, дополненное по рукописи автора. М., Новости, 1992.
Rado Laukar OÜ Solutions