Новые имена
Лариса Щасная
Лариса Ивановна Щасная родилась 02-го августа 1939 года в г. Ханжонково Донецкой области. В 1962-м году окончила Новочеркасский политехнический институт, а в 1970-м году – Литературный институт им. Горького. С1962 по 1965 годы работала инженером-конструктором Ивановского облпроекта. С1966-79 г.г. – она литсотрудник редакций газет «Строитель» и «Ленинец». Лариса Щасная – автор книг стихов «Начало дня»(1968), «Февральская капель», «Еще одна жизнь»(1978), «Бабье лето»(1979), «Подарок»(1983), «Земля и звезды»(1987), «Линия сердца»(1989), «Вино ярости»(1994), «Неоплатимый счет»(2003) С 1972 г. – Лариса Щасная – член Союза писателей России. В 1995 году ей была присуждена областная литературная премия. В настоящее время живет в г. Иваново. В музее книги Ивановской областной библиотеки для детей и юношества состоялось чествование поэтессы, представившей к своему 70-летию новую книгу стихов "Черновики, беловики" и автобиографический фильм «Слагаю книгу с жизнью вместе...».
Лариса Щасная. «…Свет на родном берегу…»
***
Кончилась красная осень,
Яркая вся, золотая,
И разноцветная осыпь
Листьев легла, выцветая.
Дни подступили другие:
Вот и зима у порога.
И сквозь деревья нагие
Видно далёко-далёко…
ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ
Моей только жизни и смерти мне мало:
Со всеми, кто умер, и я умирала,
А с теми, кто жив, я надежду делю,
И верю, и жду, и терплю, и люблю.
И ждать-то уже ничего не приходится…
А глянешь на небо – авось распогодится!
***
Правдивые станут ли лгать,
Гонимые станут ли гнать,
И честные – красть всласть,
Когда наступит их власть?
Этот горький вопрос
На опыте горьком возрос,
На облаках надежд,
На колпаках невежд,
На пролитой зря крови,
На ненависти
И любви.
СЕДЬМОЕ НЕБО
Все золотые,
ненужные правила
Ночью не помнятся.
Разве что – днём.
Нету над нами
ни Бога, ни дьявола.
Небо не светится
звёздным огнём.
Тяжким предчувствием
грудь разымается:
Прежних себя
никогда не вернём.
Парусом чёрным
душа раздувается;
Небо не светится
звёздным огнём.
Всё накренилось,
как в бурю, и вздыбилось!
В мраке к друг другу
с отчаянья льнём…
Как же когда-то
сверкало и высилось
Небо седьмое! –
И ночью, и днём.
ГУДЯТ КОЛОКОЛА
Пожар стоит столбом от поля и до неба,
В удушливом дыму колокола гудят,
А те, кто поле сжёг, кричат: «Вина и хлеба!» –
И видеть ничего и слышать не хотят.
Вновь дикая вражда. Её слепая сила
Все связи порвала – раздоры без конца.
Иль нет теперь беды, чтоб нас объединила,
Нет радости такой, чтобы слила сердца?
Идёт на брата брат. Сосед готов соседа
Убить или предать в объятья палача.
Тяжёлый мрак облёг четыре части света,
Увидим ли опять хотя бы тень луча?
О, русская земля! Тебе всего тяжеле:
Ты в щедрости своей давно изнемогла.
И нищенкой стоишь пред миром…
Неужели
И в самом деле ты виновней всех была!
Столь, видно, тяжек грех любви и бескорыстья,
Что спуску нет тебе и ныне, и вовек.
Как с дерева к зиме летят по ветру листья,
Так по миру тебя пустил двадцатый век.
Но если только жизнь кончается не смертью,
И вечность про запас у каждого из нас,
С каких кровавых жертв, с какого лихолетья
Начнётся для тебя преображенья час?
Слетятся ли опять крылатые дружины,
Чтоб славу добывать величью твоему?
Чтоб снова доказать, что мы несокрушимы.
…Колокола гудят в удушливом дыму.
ВОДА ЗАБВЕНИЯ
Наше столетье привыкло подкармливать
память людскую кровавою пищей,
И закормило её до беспамятства полного,
до помраченья, –
Словно бы мы человечину все запиваем
влагой, из Стикса текущей,
Водопроводные трубы заполнив
водою тяжёлой забвенья.
***
Я пули не боюсь. Коль жизнь и смерть местами
Меняются стремглав, все отменив дела,
Не страшно улететь. Но жуток холод стали,
Зажатой в кулаке и алчущей тепла.
Иль – скользкая петля, подвешенная к небу…
Кровавая звезда глядит из-за плеча,
Как выдернут тебя из жизни, будто репу,
Всю землю отшвырнув ботинком палача.
Но странности порой законом верховодят:
Ты жив, но словно мёртв в соседстве с палачом.
Взойди на эшафот! – и вдруг судьба восходит
И дышит, и цветёт звездою за плечом.
Ты – жертва. Ты – герой. Ты – рыцарь без упрёка.
И просятся в друзья, в свидетели родства
И пуля, и кинжал, и мокрая верёвка,
И эта, за плечом горящая звезда…
***
Ты судьбу искушала не раз, –
О грядущем пытаясь гадать.
Тем живи, что открыто сейчас,
Что сегодня она может дать.
Потому что взыскующий слеп,
И пророчества спутана речь,
И черствеет насущного хлеб,
Если им, не дай бог, пренебречь.
Никогда, ничего, никому
Раньше времени не обещай
И другим невозможность прощай:
Всё подвластно Ему одному…
Он и милостив, Он и суров.
И неведомо, что Он пошлёт.
Будет день – будут пища и кров,
И заботы довлеющей гнёт.
Но, быть может, Он высь распахнёт,
И, дыхание перехватив,
Запредельным восторгом пахнёт
Вынимающий душу мотив.
***
Вчера был подъём, а сегодня – упадок.
И выцвело небо, и дождик идёт.
Но жизни остаток, действительно, сладок:
Душа истомилась, а радости ждёт.
Но что же осталось под ветром сквозящим?..
В бессонные ночи – ломота в костях.
И прошлое спорит навзрыд с настоящим.
И, кажется, мы засиделись в гостях.
А молодость, не замечая ненастья,
На мрачное небо глядит, веселясь,
Не веря, что старость и к ней в одночасье
Завалится, как непогода и грязь.
Ах, солнце осеннее, выйди скорее!
Хоть лучик пошли нам сквозь облачный плен, –
Всем тем, кто с годами не станет мудрее,
Чьё сердце томится и ждёт перемен.
***
К смолистой коре прикипел паучок:
Ловил и на этом попался, –
И плоти его невесомый пучок
В прозрачном наплыве остался.
Чтоб древнему морю янтарь растереть,
Штормами сменялось безветрие,
Но, выполнив дел на четверть иль треть,
Стихия земное вернула на твердь
Для тех, кто захочет купить, рассмотреть
Сухую, прозрачную, вечную смерть,
Похожую на бессмертие.
СОНЕТ
Под тяжестью вины изнемогая,
Ищу не оправданья, но прощенья.
О, мой неумолимый ангел мщенья,
Меня на всех дорогах настигая,
Раскаяньем моим пренебрегая,
Как ты меня разишь мечом презренья!
Как мне твои ужасны подозренья!
Как неприглядна истина нагая!
Ах, смертной ли с безгрешными тягаться?
И телу страшно в глину превращаться,
Но – к праху прах. А духу каково?
Коль даже там, где поздно отрекаться,
Где вечность и пространство отворятся, –
Господь и дьявол спорят за него.
ЗАКОН О ЗЕМЛЕ В ПЕРВОМ ЧТЕНИИ
Молоток опустился: «Продано!»
Луговая, лесная, степная –
Ты прощай, моя странная Родина,
Глупым детям своим неродная.
По дешёвке всё раскупается,
Поскорее – и вкупе, и розно.
Может быть, народ и спокается
И спохватится, да уж поздно!
За чужие грехи ответчица –
Как на торжище, как рабыня,
На виду у всего человечества
Продаёшься и ты отныне.
Ты прощай, словно дума подспудная,
За всю тысячу лет нажитая,
Одному только Богу подсудная,
Непродажная, золотая…
СУХОЙ КОЛОДЕЦ
Колодец иссяк, и надежды ключи
Его пополнять перестали.
Последняя капля мерцает в ночи
Глухой глубины и печали.
К сухому колодцу следы зарастут,
Обвалится сруб кособокий...
Но щедрые ливни и снеги пройдут,
И кончится срок одинокий.
Подземные воды невидимых рек
Под чёрствое горло сосуда
Подступят. И трижды исчерпанный век
В наставшем продлится, как чудо.
СНЕЖИНКА
Из тёплого тесного дома
Туда, где, позёмкой влекома,
Струится морозная пыль,
Из нежити в русскую быль –
В поля, опушённые лесом,
Под сводом прозрачным небесным
Снежинкой, хранящей узор,
Стремится душа, отлетая,
Прошедшего не сознавая,
Грядущему вечно родная, –
В студёный и дикий простор!
О, гибель! – ты русская воля,
От века нам данная доля.
О, воля! – погибель, мечта!
Чужие нас не понимают,
Не верят, не любят. Не знают,
Как мучит пространств маета;
Как льнёт она к русскому взору,
И к славе родной, и к позору;
Как долог и тяжек наш путь,
Как хочется сладко уснуть, –
Снежинкою с неба слетая,
Собой эту землю питая,
В надежде на солнечный свет
Её неизбежных побед.
МОЖЕТ БЫТЬ...
Может быть, ещё будем мы живы,
Повторяясь как мысли чужие,
Притворяясь то светом, то мглой,
То огнём, то остывшей золой,
То цветами в листве изумрудной,
То травой на тропинке подспудной,
То бегущим в безвестность ручьём,
То тоской ни о ком, ни о чём,
То звездой, указующей путь...
Хоть когда-нибудь, хоть где-нибудь!
СЕННАЯ ЛИХОРАДКА
Пространство жизни, выстланное пылью
Отцветших, но не отмерших эпох...
Поэт живёт придуманною былью,
Где выдох значит более, чем вдох;
Где творчества сенная лихорадка
Измучает, болезнью становясь;
Где цепко держит синяя тетрадка
Округлых букв утраченную связь.
Они лежат на белизне бумаги,
Как россыпь бусин, избежав битья,
Исполненные сухости и влаги,
И смысла, и безумья бытия.
РОМАНС
Поздно зацвёл и цветёт дольше срока
В нервном предчувствии ливней и гроз
Розовый куст у чужого порога –
Милый шиповник, любимый до слёз.
Пусть обступает угрюмая проза
И громоздит за вопросом вопрос,
Есть в этом мире ответ без вопроса –
Милый шиповник, любимый до слёз.
Время людей и цветов скоротечно.
Только в поэзии, так повелось,
Не облетая, цветёт бесконечно,
Милый шиповник, любимый до слёз.
Благоуханное дивное диво!
В чьих только строчках ты вольно не рос.
Я за тобой наблюдаю ревниво,
Милый шиповник, любимый до слёз.
РАЗЖАЛОВАННЫЙ НЕБОЖИТЕЛЬ
На перекрестии путей
Ли Бо, высоким ремеслом
Снискавший славу у ценителей,
У прочих попадал в число
Разжалованных небожителей.
Знавал он при дворе почёт.
Потом – изгнанья годы тяжкие,
И понял странник что почём,
С другими бедствуя бродяжками.
На перекрестии путей
Сам накрывал столы для путников.
Под небом потчуя гостей.
И что ж? – прослыл средь них распутником.
Поил-кормил своих, чужих…
Скажите, в этом что зазорного?
Но званье приобрёл у них,
Увы! – пьянчужки подзаборного.
Тем, что он вдоволь почудил,
Молва о нём – ему обязана.
Но важно ль, что он ел и пил?
Ли Бо – поэт. Всё этим сказано.
2. Он обладать луной хотел
Хоть он и был пьяней вина,
Душа томилась странным голодом…
Поток светился звёздным холодом.
В потоке плавала луна
И вся дрожала зыбким золотом.
Для небожителя предел
Раздвинут силою божественной.
Ли Бо проник в пейзаж торжественный:
Он обладать луной хотел,
Такой таинственной и женственной.
И, споря за неё с водой,
Ловя светила отражение,
Поэт возжаждал продолжения,
Но захлебнулся красотой…
И умер – в звёздном окружении,
В обнимку с пойманной луной.
***
Назначение местных пророков –
В обличении местных пороков.
Безнадёжная это стезя!
Но насмешничать всё же нельзя.
Им ведь вовсе несладко бывает:
И каменьями их побивают,
И клеймят, и прилюдно секут,
А не то и в темницы влекут.
И на промысел власти злодейской
Воспаляются страстью библейской,
И пророчат в родимом дому,
Где они не нужны никому.
…И растёт на могилах трава
И молчанье страшней, чем слова.
***
Поэтам новым внятность неугодна.
Поэзия! Ты разве наказуема?
По мне, ты, как природа, старомодна,
Но, как природа, и непредсказуема.
ЧЕРНОВИКИ И БЕЛОВИКИ
Я люблю мои черновики,
Мне они беловиков милее:
В них я – безоглядней и смелее,
До того, что не узнать руки! –
Этот почерк как бы и не мой.
Этих слов я прежде не писала.
Этих рифм скрестившихся кресала
Высекают пламень неземной.
Верный знак грядущих новостей –
Гул подземный выдаёт до срока
Перед извержением потока
В кратере кипение страстей.
Эти строки – вдоль и поперёк.
Знаков препинания – отмена.
Что за сила вырвалась из плена
На какой-то неизвестный срок?
Ни о чём судить я не берусь:
Словно дервиш в бешеном круженье.
И такое перенапряженье,
Что вот-вот я в никуда сорвусь…
От листа не отрывая глаз,
Уповая на исход летальный,
Господи, почти что гениальной
Чувствую себя я в этот час.
Беловик! Ты – лишь громоотвод.
Черновик! Ты – молния и магма.
Да, конечно, то и то – бумага...
Но хотя бы раз – наоборот!
МОЁ РЕМЕСЛО
Всё погибало, распадалось,
Меня течением несло,
И, выронив из рук весло,
Я за соломинку хваталась…
Когда себя не понимала,
Не знала, где добро, где зло,
Меня спасало ремесло,
Или ничто уж не спасало.
Вот эти строфы и наброски –
И ремесло? – Как дважды два:
Ведь я сбивала же слова
Тесней, чем плотник ладит доски.
Но и меня судьба достала
Зловещим перечнем потерь.
И я навылась, словно зверь,
Без слов, без мыслей... До отвала.
А жизнь и в бедах устоялась,
Которым не было числа,
Но золотого ремесла
Со мной соломинка осталась.
И сладко мне, что Божья милость,
Мучение и благодать,
Не кончилась, не обломилась,
Чтоб и другим спасенье дать.
***
Чашу бедствий нечем пополнять:
Вся полна – до самого предела.
Через край печаль перелилась.
И душа с колен приподнялась
И о счастье жить и горевать
Запела.
КАПЛЯ НЕБЕСНАЯ
У кого звезда – дикая,
Кровавая, бранная;
У тебя она – тихая,
Безымянная, странная,
Неяркая, неброская,
Немногоцветная,
Над равниной русскою
Почти неприметная.
И дрожит она точкою,
Болевою, мерцающей,
Всегда неурочною,
На свету исчезающей,
Над тобою – нескладная,
Самая лучшая,
Как жизнь – неохватная,
Как смерть – неминучая, –
Земля светлоликая.
Горькая, дивная,
Радость великая,
Печаль неизбывная…
Когда ж переполнится
Капля небесная,
Полетит – не опомнится,
В бездну, безвестная;
В родные поля,
В золотую распутицу.
Туда, где земля
Милосердно расступится.
В КОНЦЕ КОНЦОВ
Отрадно в молодости жить!
А ты попробуй-ка в конце,
Когда на сердце, на лице
Рубец сошелся на рубце,
И каждый шаг вперед – свинцов.
Попробуй жить в конце концов.
В конце концов, попробуй жить!
И с новой юностью дружить,
И Музе ветреной служить.
САЖАЮ РОЗЫ НА ЗЕМНОМ ПРИЧАЛЕ
Сажаю розы там, где жили мы,
Где ты ступал, где речь твоя звучала.
Как будто можно вызволить из тьмы
Тебя, мой друг, и всё начать сначала...
Но нет возврата и надежды нет.
И далеко – не разглядеть – ушёл ты.
И эти розы лишь о счастье бред:
Вот – алый куст, вот – розовый
и жёлтый.
Но я с тобой расстаться не могу.
Не примирюсь с мучительным уроном...
Я на одном осталась берегу,
Ты на другой в ладье уплыл
с Хароном.
В стране теней, в прохладе неземной
Ты одиноко принуждён скитаться.
Эй, перевозчик, поспеши за мной,
И мне пора с житейским поквитаться.
Пока он медлит, и пока живу, –
Сажаю розы на земном причале.
О, не горюй! Я скоро приплыву,
Найду тебя, возьму твои печали.
РАССТАВАНИЕ
Расходимся. Взлетают надо мной
В прощальном взмахе вскинутые руки.
Свободнее, чем птица над волной,
Парю в пространстве счастья и разлуки.
Вся в поцелуях, как трава в росе,
И с жаждою ничем неутолимой…
«Прощай, прощай! С тобою мысли все.
Где ты – там я. Где я – и ты, любимый».
Так нестерпима чувства теснота!
«О, милый мой, ещё раз погляди же!»
Шаг от тебя. Я та же и не та.
На этот шаг я к нашей встрече ближе.
МАЙ В КОКТЕБЕЛЕ
И горлинки весь день, и соловей – всю ноченьку…
И трели, и щелчки, и свист, и воркотня!
И полная луна, и звёзды приурочены
К тому, что всё цветёт и ночь прекрасней дня.
И вот открылось нам земное и небесное
В полынной высоте. Прибою в унисон.
Безмерное, как жизнь, простое и чудесное.
Но что? Не помню я… Так ускользает сон.
О, эта полнота взаимообретения.
Отгаданный и вновь утерянный ответ…
Наверно, таковы предсмертные мгновения:
Сначала темнота, потом – полёт и свет.
ВЫСОТА
Тучи ходят невиданно низко,
Подползают ночами к крыльцу,
С пенно-розовых волн тамариска
Мимоходом сдувая пыльцу.
Две недели осталось до лета,
И в роскошестве майских обнов –
Все оттенки зелёного цвета
На обветренных склонах холмов.
Расцвели и колючки, и камни.
Я печалям своим не раба.
Не трудна ещё, не далека мне
К дальним бухтам крутая тропа.
Где боярышник в устье оврага
В ослепительно белых цветах,
Где дрожит бирюзовая влага
В коктебельских крутых берегах,
Мы с тобою идём по дороге,
По цветной киммерийской пыли…
Здесь когда-то, как тучи, как боги,
Ливни молний в себе пронесли
Те поэты, что смерти не знают,
Словно небо, земля и вода;
Их следы сквозь следы прорастают
На года, на века, навсегда.
Но величие их – не причина,
Чтоб другим уступать крутизну.
Взявшись за руки, неразлучимо,
Мы отпразднуем эту весну.
Будем помнить, и память утратив,
Как, свою одолев высоту,
Мы стояли, с дыханием сладив,
И глядели на землю в цвету.
***
Бессрочную мыкать беду,
Стремиться к пределам нездешним.
Как ласточка, спать на лету
Над тёмным пространством безбрежным.
Не видеть, но словно бы знать
Конечную цель перелёта.
Усталое сердце загнать.
Держать высоту для чего-то.
Расспрашивать птичий народ, –
«Когда горизонты забрезжат?
Какая нас сила ведёт?
Какая земля нас утешит?»
Летящее сердце болит.
Не зряче оно и не слепо.
А горе, как море, кипит
И холодом дышит до неба.
Горька эта мокрая соль,
Угрюмо её колыханье.
Любить. И нести свою боль
На самом последнем дыханье.
БЫТЬ НЕРАЗЛУЧНЕЙ НЕВОЗМОЖНО
Себя надеждою не льщу,
Что разлюблю и отгорюю:
Я всё тебя везде ищу,
Твой каждый след земной целую.
Моей печали замкнут круг, –
При свете нет тебя, при звёздах…
И всё же, ненаглядный друг,
Ты вездесущ, как свет и воздух.
Вскипит ли дерево листвой, –
Я лес иль море вспоминаю...
И каждый след целую твой,
И свет, и воздух обнимаю.
Привычке быть всегда с тобой
Я поддалась неосторожно.
Я каждый след целую твой.
Быть неразлучней – невозможно.
О, мы всегда, везде вдвоём –
И в тесноте, и на просторе.
И всё острее день за днём
Моё ликующее горе.
УЖИН С ВЯЗЕМСКИМ
Мне приснилось, что с Вяземским ты
За столом острословишь. Смеётся
Старый князь. И шампанское льётся!
Ужин ваш украшают цветы.
Это ж надо! Ты запросто пьёшь
С хитрым баловнем всех привилегий,
Знатоком эпиграмм и элегий,
С другом Пушкина дружбу ведёшь!
Ты б и мне рассказал заодно,
Как у вас на том свете ведётся,
И над чем собеседник смеётся,
И пьянит ли умерших вино?..
Друг, ответь на печальный вопрос:
Вам живые когда-нибудь снятся?
Вам хотелось бы с нами обняться?
Розы там – или тени от роз?
Слышишь? Слышишь?
Ответь мне, ответь!..
Нет ответа. Не слышит, не слышит…
Там – во сне – веселится и дышит.
Здесь – на рифме – безмолвная «смерть»…
ПРОСТИ
О, где бы ты ни был, прости, мой любимый, –
В далёком ли, близком краю, –
За то, что тоскою неисповедимой
Покоя тебе не даю;
За то, что любила, но не сохранила,
За то, что и плача, пою,
За то, что оплакала, но не забыла –
Покоя тебе не даю;
За то, что иду за тобой, словно тень я,
Где нет ни следа, ни пути...
Прочней наша связь, чем кандальные звенья.
…О, где бы ты ни был, прости!
БАБОЧКА
Залетела в открытую дверь
И в окно принялась колотиться.
Чтобы вылететь, надо теперь
От себя хоть чуть-чуть отклониться.
Воля – вот она: настежь окно!
Но живая растрачена сила.
Не смогла. Или ей всё равно.
И всё золото с шёлка обила.
СОНЕТ
Снега покрылись плёнкой слюдяною.
К реке – по насту – лишь мои следы.
Разбег речной не укротили льды:
Поток не стянут коркой ледяною.
Трава бежит на месте под водою.
Ольха растёт почти что из воды.
Я тоже вырастаю из беды,
Не в силах больше жить своей бедою.
Как часто с нами говорит природа
О временах сменяющихся года
И сокровенной сути перемен.
Да, всё течёт под синью небосвода...
И птицу не удержишь в час отлёта,
И сердцу тесен постоянства плен.
МАЙСКИЙ ДОЖДЬ
Как после болезни и кризиса грозного,
Когда весь твой мир поглощала кровать,
Внезапно захочется кислого, острого
И так перехочется вдруг умирать!
Потом. В эту чёрную прорву успеется...
Утробу её нипочём не набьёшь.
Полова бессилья от зёрен отвеется,
И золото жизни опять обретёшь.
А всё оттого, что окно приоткроется,
И майский, цветением пахнущий дождь
Ко лбу воспалённому нежно притронется,
И сердцем измученным к жизни прильнёшь.
Судьба продолжает нам знаки вытравливать
На чёрствых ладонях, истёртых трудом.
Ну что ж, пока может душа выздоравливать,
Она возвращается в собственный дом.
КАК МУРАВЕЙ, СНУЮ И,
КАК ПЧЕЛА, ЛЕТАЮ...
Утратив зоркость, потеряв осанку,
Как прежде, поднимаюсь спозаранку
И светлый день, нам небесами данный,
Усердными трудами наполняю:
Как муравей, сную и, как пчела, летаю.
Спроси меня: зачем? Я и сама не знаю.
Но, предаваясь этой страсти странной,
Я радуюсь, как милости нежданной,
Полёту от соцветья и до улья.
Жизнь иссякает. И не потому ли,
Пусть море в раковине еле-еле плещет,
Всё ж сердце от любви больней трепещет,
Сильней стремится расточать заботу.
Зачем? Зачем? Не знаю, хоть умри...
Ужель, чтоб заслужить предсмертную зевоту
И сон без сновидений до зари!
***
Когда от усталого тела отпрянет
Душа, истомившись в житейском плену,
Ночная фиалка дышать перестанет.
Я больше с собой ничего не возьму.
И малая птица, быть может, синица,
С размаху ударится другу в окно.
И сон неожиданно страшный приснится
Тому, кого я разлюбила давно.
ПУТЬ
Уж ветром повеяло тёмным в лицо,
Да сразу попутным и встречным.
Упало с руки, покатилось кольцо,
И стало мгновенное вечным.
По этой дороге, где нет ни следа,
Лишь звёздная пыль под ногами,
Ты из ниоткуда пройдёшь в никуда
С грехами своими, стихами.
Горбатая, звёздная вьётся тропа.
С неё соступить невозможно.
Дневное, ночное вокруг как судьба, –
Темно, необъятно, безбожно…
Как жить, умирая на каждом шагу,
Не будь потаённого знанья,
Что теплится свет на родном берегу
Бездомных пустынь мирозданья!
Терпеньем усталости стон обеззвучь,
Влюбляясь и бедствуя, странствуй:
С лучом повстречается посланный луч,
Надежды прибавит пространству.