Родилась и полжизни прожила в Петербурге. Сейчас живу в Нью-Йорке. Стихи сочиняю с детства, публикую – лет с 17, выпустила две книги стихов, участвовала в сборниках и альманахах: «Земляки» (Москва), «Неразведенные мосты» (Петербург), «Нам не дано предугадать» (Нью-Йорк), «Галилея» (Иерусалим), «Тайвас» (Хельсинки), «Гайд-Парк» (Лондон), «Эмигрантская лира» (Брюссель), «Откровения» (Голландия) и др. Лауреат и призер многих международных конкурсов, среди них – «Золотое Перо Руси», «Эмигрантская лира» (Брюссель), конкурсы журнала «Чайка» (США).

***

По гордой лире Альбиона
соскучившись за долгий год,
слетелся в Англию народ:
бурленье здешнего бульона
не в тягость им – наоборот.

Как дэнди лондонский одет
(точнее говоря – одета),
я тоже встречусь с ними где-то,
где каждый третий – не поэт,
но остальные два – поэты.

О третьем: пояснить должна
его присутствие в массовке.
Он тоже не чужой в тусовке,
он просто – чья-нибудь жена!
Вернемся к нашей зарисовке.

Среди классических ротонд
и прочих зданий разностильных –
все то, чем Лондон щепетильный
прельстил наш творческий бомонд,
присутствует весьма обильно:

покоя – нет, но воля тут,
в туманной чопорной столице,
где пир во славу Феба длится,
и все отчаянно плетут
британской музы небылицы.

Поэт, в фуршетах закаленный,
вместителен, сиречь – глубок,
и для поэта, видит Бог,
цель всех ристалищ – не короны...
а что? Читайте между строк!
О, эта лира Альбиона...


У смешливой Мэри... (из старых шотландских песен)

У смешливой Мэри был острый язык,
у лукавой Мэри был дерзкий взгляд,
и когда мы с ней оставались одни,
я смущался, краснел и шутил невпопад.
Пролетели года, но я буду всегда
вспоминать, как Мэри была горяча!
...и была другая, чье имя забыл,
та, с которой было легко молчать...

Златокудрая Энни бывала нежна,
кареглазая Энни бывала добра,
и когда мы с ней оставались одни,
то бывали счастливы до утра.
Пролетели года, но я буду всегда
вспоминать, как вместе сердца стучат!
...только жаль, что не помню имени той,
с которой было легко молчать...

Стала добрая Дженни мне верной женой,
она родила мне троих сыновей,
и счастливую жизнь прожила со мной,
ну и я был счастлив, конечно же, с ней.
Но когда придет мой последний день,
да, когда пробьет мой последний час –
я, наверное, вспомню имя ее -
той, с которой было легко молчать...


* * *

...я читаю стихи проституткам...
(Сергей Есенин)

Муки творчества - это не шутки!
Ну, да мне мой талант по плечу.
...Я читаю стихи проститутке.
Я вперед ей построчно плачу.

Виновата судьба моя злая.
Ты распутным меня не зови!
Я ж - поэт, а никто не желает
Слушать вирши мои по любви.


...после отстоя пены...

(Мих. Брифу)

Катятся дни за днями, снова желтеют листья.
В жизни несуетливой слава – второстепенна.
Что остается с нами? Пара банальных истин:
«Требуй долива пива после отстоя пены».

Требуй свое, дружище! Требуй! Имеешь право!
Впрочем, тебя не слышат: пусто, над нами – бездна.
Ты ничего не ищешь, даже посмертной славы:
То, что дается свыше, требовать бесполезно.

Есть ли над нами Кто-То? Все-таки жаль, что нету...
Рветесь на авaнсцену, воете на цепи вы:
Деньги-семья-работа... изредка – лучик света...
...Ждите отстоя пены после долива пива.


Кризис среднего возраста (диптих)

(1) Елена (20 лет спустя)

Я все еще Прекрасная Елена!
Мне безразличны распри и хула.
Я – Красота, которая нетленна,
Я – Молодость! Но молодость – прошла...

В заштатной нашей Трое – пыль и скука,
И жизнь однообразна и бедна...
Заходит Менелай ко мне без стука
И предлагает скверного вина...

Все обветшало, все пришло в упадок,
Парис, Ахилл – смешные старики,
Обрюзгший Менелай нетрезв и гадок,
Но я – прекрасна! Веку вопреки!

Я выхожу – насмешливо и гордо,
Блистая прежней юной красотой,
И тем же Оффенбаховским аккордом
Легко пленяю зал полупустой.

(2)
«О, как на склоне наших лет...»
(Тютчев)

На склоне? Брось! Какие наши лета!
Седеющий – ты все еще плейбой.
Небрежен, мил, слегка навеселе ты,
и – стоит только захотеть! – с любой,

и верхняя ступенька пьедестала
еще твоя, и ты – на высоте!
...но зеркало с утра глядит устало,
и о любви стихи уже не те...


* * *

А есть у жизни смысл?
Хвала судьбе:
пока хватает мужества тебе
дышать и делать вид, что ты - поэт,
узнав неутешительный ответ...


* * *

Когда уже пишешь последние главы
и до эпилога осталось немного,
тебя огорчает отсутствие Бога
сильней, чем отсутствие денег и славы...


Автор неизвестен...

Не снискавший ни похвал, ни лести,
ни малейшей славы ни на грош,
я – тот самый: «автор неизвестен»,
«текст – народный». Этим и хорош.

Я – Никто. Мой критик, в этом – прав ты,
только мне безвестность – не позор.
Да, я – просто подзаборный автор
строчек, украшаюших забор.

Я – поэт без страха и упрека,
неизвестный никому поэт.
Обо мне ни слова, ни намека
даже в телефонной книге нет.

И ни в примечаниях, ни в сноске
нет меня... но Слову – свой полет!
Google затих. Я вышел на подмостки:
гордый Неизвестный Стихоплет!


Halloween

Вот и нету нынче лета нам...
лысый клен качает ветками...
В центре Верхнего Манхэттена –
пиво «Балтика» с креветками.

Halloween! Гудит по городу
ликованье карнавальное!
...помнишь, как мечтали смолоду:
жизнь иная, страны дальные?

Что ж вы бисер строчек мечете?
Может, выйдем, прогуляемся?
Там, на фоне прочей нечисти,
мы ничем не выделяемся.

Поброди с аборигенами
в пестрой праздничной сумятице!
...жизнь последними катренами
к близким заморозкам катится...


* * *

Я не умею жить всерьез.
Хотя бы - жить с серьезным видом.
Случись со мной такой курьез,
что я себя, к примеру, выдам

за барда голубых кровей,
за литератора в законе
(мол, я тут нынче - соловей,
и аплодируйте за то мне) -

всех, верно, рассмешу до слез:
ну не к лицу мартышке тога!
Я не умею петь всерьез.
Хотя и есть о чем, ей-богу...