Путешествия
Владимир Кабаков
В поисках снежного барса
Задумывал я эту поездку как экспедицию по поискам снежного барса. Однако уже в России выяснилось, что главный организатор экспедиции в последний момент передумал и предпочёл организовать очередной поход в Восточные Саяны для отдыха и охоты на медведя.
Но начиналось всё оптимистично. Я выступил на ВВС с рассказами о планах поиска редкого хищника на просторах Саян, и, рассказывая о палаточном городке на заснеженных склонах, был уверен, что так и будет. В очередной раз, мои намерения натолкнулись на противодействие тех, кто реально способен найти барса, как бы трудно это не было.
И тут, надобно заметить, что некое несогласие с моей «рекламной» кампанией прослушивалось и по телефону, в моменты обсуждения будущего похода. Но, только по приезде в Иркутск, в окончательном виде встала проблема непонимания значения экспедиции для поисков снежного барса в далёких горах Сибири моими попутчиками. Причины, как всегда, коренятся в моём нежелании добиваться конкретного ответа от конкретного человека и главное: моё непонимание незаинтересованности участников в этом «безнадёжном и бесперспективном» деле.
Я, не имея денег и не имея структуры, способной организовать такое большое мероприятие, вынужден был полагаться на многозначные умолчания и невнятные обещания. Когда же, появившись в Иркутске, я встретился с организатором, выяснилось, что меня берут в качестве «обузы» в обычную охотничью поездку по знакомому уже маршруту: Орлик, долина реки Сенцы, Хойтогол, ущелье Даргыл. Эти места никогда не назывались местными жителями, как места сосредоточения снежного барса, и потому надежда просто случайно встретить следы барса, была призрачной.
И я на эту роль согласился, потому что лучше ещё раз убедиться, что в тех местах, куда мы ехали, снежного барса нет, чем вообще никуда не ехать, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства. И я поехал, хотя был немного разочарован и молча сопротивлялся такой подставе, понимая, что в таком составе никаких экспедиций больше уже не будет. Пытаться уговорить главного организатора я и не пробовал. Да и незачем это. Мне придётся в следующий раз самому всё готовить и самому набирать и команду, и обеспечивать денежное довольствие будущей экспедиции...
... Экспедиция, как я думал и надеялся, была интересна всем её участникам, а когда обнаружил, что цели организаторов с самого начала расходились с моими, то не стал переживать и делал всё по обстоятельствам. Ведь и просто побывать в Сибири, в Саянах – это большая удача.
Однако начну с начала и опишу, как я ехал в Россию...
Как всегда, в определённый день, в Лондоне, в нашей квартире, мы с Сюзи, сели к компьютеру и заказали билеты туда и обратно, через Таллинн, Санкт-Петербург и Москву, в Иркутск. Стоило это удовольствие около пятисот фунтов и было самым дешёвым решением проблемы добирания на «театр военных действий», то есть в Сибирь, в Восточные Саяны. Как обычно, стеснённость в средствах, делала меня зависимым от людей, у которых эти деньги были, но к этому я уже привык и потому не обращал внимания на косые взгляды посторонних лиц, считающих меня «нахлебником». В конце концов, я не изменил своему принципу, равнодушного отношения к деньгам. Те, у кого они есть, могут водить меня в рестораны и угощать, однако я сам к этому отношусь равнодушно и согласен просто посидеть за чаем или за бутылкой дешевой водки, где-нибудь на кухне в Питере, Москве или Иркутске. С другой стороны, если у друзей деньги есть, то я не капризничаю и не выставляю свой принцип впереди. Если общение со мной кому–то интересно, зачем портить его, нелепыми «гордыми» отказами.
...Утром двадцатого мая мы проснулись с Сюзи очень рано и, забрав чемодан и рюкзак, спустились в гараж, где сели на нашу машину и поехали в Станстед, в аэропорт. Рейс на Таллинн, уходил в шесть сорок пять и, простившись у стойки досмотра, мы расстались с женой на целый месяц. Уже в зоне вылета, я в «Дьюти-фри», купил бутылку виски для своего Питерского друга, а в отделе парфюмерии взял флакон духов для своей дочери, тоже живущей в Питере... Когда, я добрался до «калитки» вылета, оказалось, что меня уже ждали и даже объявили по радио: «Мистер Кабаков, вылетающий рейсом Лондон – Таллинн, вас ждут на посадку у стойки номер такой-то». Когда я входил в самолёт, все пассажиры сидели на местах, и я чувствовал себя почти героем...
Прилетели в Таллинн, по хорошей погоде, около двенадцати часов дня и я, оставив чемодан в камере хранения, отправился смотреть центр Таллинна... Поднявшись по узким мощённым улицам на вершину холма, к православному храму Александра Невского, я посидел там, в скверике, на лавочке, наблюдая, как туристы, в основном из Англии, пили пиво в небольших кафе, а самые одарённые стреляли из лука, в установленные под старыми крепостными стенами мишени. Это развлечение организовывали за небольшие деньги пара предпринимателей, мужчина и женщина, одетые в стилизованную под старину, одежде. Это, я уже видел здесь в прошлое посещение Таллинна, но «убивая время», следил с интересом, за тем, как любители, в основном азартные англичане, метров с пятнадцати, поражали стрелами круглые, метровые в диаметре мишени на фанерных щитах. Напрягши воображение, можно было представить как в средние века, захватчики, с таким же азартом, убивали защитников крепости, здесь, под неприступными стенами, и наоборот...
Потом я спустился с холма и пешком, дойдя до остановки трамвая, доехал до автостанции, где, в положенное время сел на рейсовый автобус, отправляющийся в Питер, в три часа пополудни...
Весна в здешних местах началась недавно, и в открытые окна автобуса врывались ароматы зелёной листвы и цветущей черёмухи, а по сторонам от шоссе, на безбрежной равнине, расстилались красивые зёлёные сосняки с дорогами отходящими от шоссе в стороны и уводящие взгляд в лесные синие дали...
Доехали до границы России и Эстонии часа через три неспешного хода и, проверив паспорта на двух переходах границы – эстонской и российской, въехали, наконец, на территорию Российской Федерации. Здесь, даже по сравнению с Эстонией, все было бедно и неухожено, однако, думаю, что так было и в советское время. Ведь Эстония и вообще Прибалтика и тогда считалась почти заграницей...
К Питеру подъезжали в светлых сумерках и высадились в районе метро «Автово» уже в двенадцатом часу ночи. В Питере начинались белые ночи и потому было светло и весело.
Доехав до метро «Пионерская», я на маршрутке, добрался до «часовни», а там уже и рукой подать до дома моего друга, у которого я привычно останавливаюсь каждый раз, бывая в Питере. Меня встретила его тёща, Людмила Николаевна, и мы, попив чаю, разошлись по комнатам.
Заснул я быстро, но спал чутко, - слышал, как на улице проезжали запоздавшие машины и, проснувшись рано, сразу выйдя на кухню, начал пить чай. В этом доме мне всё было знакомо с давних пор...
В Питере, в этом гостеприимном доме, я прожил десять дней. За это время побывал на загородной даче своего приятеля, где был в восторге от леса и озера, от уютного, просторного дома и замечательных весенних видов и запахов северной тайги, каковой остались окрестности С-Пб и по сию пору. Я бы вовсе не удивился, встретив в этих лесах, заблудившегося волка, или даже медведя. Просто люди, настолько уверены, что в округе нет ничего примечательного, что просто не смотрят себе под ноги, где, на песке или на дорожной грязи просёлочной дороги, можно обнаружить следы не только косули или лося, но и крупных хищников...
И конечно, в Питере, друзья сводили меня в баню, где я парился с остервенением, до изнеможения, и нечаянно обжёг себе пуп. Такое в парилке, тоже бывает. Зато после бани, я чувствовал себя очень легко и все мои кожные болячки, исчезли совершенно незаметно. Я всегда говорил, что русская баня – одно из лучших «лекарств» от всех болезней...
Случилось в это время и грустное событие. Наш общий друг, Костя, неожиданно умер и его нашли в ванной уже мёртвого, на второй день после его исчезновения. Были похороны, были и поминки, на которых собрались друзья покойного, архитекторы, все люди незаурядные и интересные. Было много воспоминаний, много разговоров о прошлой жизни; было и много водки, - как это всегда бывает на русских поминках...
После такого количества алкоголя, потреблённого в такой короткий срок, (дома я не пью совсем), мою систему «защиты» пробило, и я заболел элементарной простудой, перешедшей в тяжелейший бронхит. С этой болезнью внутри, я и вылетел в Иркутск, через Москву и прилетел на родину в шесть часов утра. Первое, что я почувствовал, сходя с трапа самолёта – это замечательный весенний запах – запах лиственничной молодой хвои и цветущего багульника. Местные жители этого запаха уже не замечают, а для меня – это яркое напоминание о многих годах, проведённых в лесных весенних походах...
Тут есть что повспоминать – стоит только подтолкнуть, разбудить «спящую» память... Но об этих походах, я написал уже несколько книг и поэтому не буду к этой теме возвращаться...
Взяв такси, я приехал к Игорю, в центр города, где он живёт и содержит маленький «хостел» для иностранцев, размещая их в своём доме, очень недорого. Игорь ещё спал, но, встретив меня, постелил мне постель на «чердаке», то есть под крышей дома, где я и уснул, блаженно вытянувшись в удобной постели и вспоминая запах тайги, который весной присутствует и в городе...
На следующий день, я поехал к сестре в гости. С нею, последние лет десять живёт и мать, которой через год будет девяносто лет. Там меня накормили пельменями и рассказали все семейные новости. Мать, выглядела и чувствовала себя совсем неплохо, для своих восьмидесяти девяти лет. Мы с нею погуляли по зелёным скверикам вокруг её дома, и она рассказала мне о своей тоске по независимой жизни и об усталости от постоянной боли во всем теле. Я, тоже пожаловался на наступающие признаки старости и тем самым уравновесил её жалобы – она ведь сильный человек и после таких откровений, езди они односторонне, могла бы быть собою недовольна. А так, мы друг другу пожаловались, и потому не было ощущения одинокого мира, и приближения тоскливо-неизбежного финала бытия...
Назавтра, утром, я получил звонок от брата, который объявил, что мы выезжаем через несколько часов, и чтобы я на такси прибыл к нему домой, к четырём часам, когда и назначен был выезд...
Я всё сделал согласно «инструкции и прибыл во время. В такси разговорился с водителем и выяснилось, что он тоже страстный путешественник и бывает с семьёй и палаткой в разных уголках Прибайкалья. Узнав, что мы собираемся в Оку он порадовался за нас вполне искренне...
Как обычно, пока грузили вещи, пока заезжали в гараж за спальниками и прочими принадлежностями большого похода, наступил вечер. Часов в шесть, мы уже на выезде из города, заехали в супермаркет и купили продуктов и водки, на весь поход. Это тоже заняло много времени.
Наконец, попивая пиво, мы вырулили в долину нижнего течения Иркута, где в пятидесятые годы, прошлого столетия иркутскими гидростроителями попутно, построено приличное по сибирским масштабам шоссе и поехали в сторону Байкала. Прохладный воздух врывался в открытые окна большого автомобиля-вездехода, который хозяин, приобрёл недорого и совсем недавно. Урча мотором, машина летела по шоссе, а мы, думая каждый о своём, смотрели на пролетающие мимо нас склоны холмов, покрытые ещё совсем свежей зеленью, с которой, ещё так недавно в округу пришло тепло, разбудившее весеннюю радостную жизнь в таёжных краях...
Уже миновав южную оконечность Байкала, мы в одной из бурятских деревень, остановились и съели в придорожном кафе по паре горячих поз – бурятской разновидностью русских пельменей, только размерами с кулак – выпили по рюмке водки за удачный выезд и вновь сев в машину, полетели вперёд в сторону перевала и Окинской долины, откуда планировали начать наш конный поход по долине реки Сенцы. Вскоре на окружающую нас гористую степную «тайну», опустились сумерки и мы, позёвывая, стали гадать, где лучше остановиться на ночлег...
В конце концов, доехали до бурятского летника в устье ущелья Жахой, уже за Окинским перевалом и остановились в пустом зимовье, рядом с речкой одноимённого названия. Приготовили себе ужин, поели, немного выпили водки и легли спать на нарах, уже в третьем часу ночи, растопив жаркую печку,...
Утром проснулись поздно, уже при солнце. Выйдя на улицу, я понял, что ночью был минус, потому что на траве бы небольшой иней. Но и при высоком солнце было ненамного теплее... Попили чаю и тронулись в сторону Орлика, уже часу в одиннадцатом. Отъехав недалеко, увидели среди безжизненных пространств, одинокую лошадь с жеребёнком, которые уходили от машины в сторону заснеженных местами, гор. Я предположил, что это одичавшая лошадь, или «мустанг», как называли отбившихся от людей коней...
Проехав километров пятьдесят, вынуждены были остановиться, потому что пробили колесо каким то острым камнем. Пришлось, вытаскивать этот камень пассатижами и отвёрткой, а потом, на его место вставлять палочку клея, который под давление, на ходу, расплавлялся и запаивал дырку наглухо. Во время ремонта, я вышел из машины и, пройдя в лесок, вдруг ощутил прилив сил и оптимизма. Кругом цвела весна, хотя на горах лежали ещё заплаты снега. Солнце, поднявшееся ближе к зениту, заметно прогрело воздух и недавно появившаяся лиственничная хвоя вкупе с горьковатым запахом подснежников, издавала замечательный, живительный аромат весны и народившейся жизни. Именно этот запах я и почувствовал в Иркутске, в аэропорту, как только открылись двери самолёта...
Наконец, мы тронулись дальше и вскоре приехали в Орлик. В здании администрации, встретили Колю Папаева, который помог нам, дал на время пару кожаных вьюков. Мы хотели повидаться с главой района и представиться ему, однако его не было в посёлке. А пока занялись ремонтом машины, которая впервые наверное заехала так далеко от асфальтированных дорог и потому в ней постоянно что-то ломалось После небольшой задержки, поехали дальше, в сторону долины реки Сенцы...
Уже в долине, неподалеку от проселочной дороги, на степной луговине, увидели орла, который слетел с кровавых останков чьих-то потрохов. Позже, мы узнали, что какой-то медведь «рецидивист», задрал здесь стреноженного коня, и оставил свои следы, свою метку – объел у лошади уши, а оставшееся мясо даже и не попробовал. Владельцы лошади мясо это свезли на стойбо, а потроха оставили рядом с дорогой...
Приехав на берег Сенцы, и, остановившись напротив стойба нашего знакомого проводника Лёни, выкричали его через довольно широкую здесь воду и он, предварительно, переправив нам пару лошадей, сам прибыл на резиновой лодке, в сопровождении своих племянников. Мы к тому времени вскипятили чай и сели обедать, стараясь доесть домашние блюда, прихваченные с собой из города. Лёня и ребята, тоже поели с нами, попили чаю и рассказали историю с этим медведем, который, судя по всему, убил уже не одну лошадь и каждый раз объедал у жертв только уши. Странные бывают у хищников предпочтения, похожие иногда на человеческие извращения...
Лёня с нами не поехал и потому, мы, простившись с ним, оправились на машине дальше, а Рома и Аркаша, погнали вослед нам лошадей, которых было четыре.
Приехав к Лапсону, пожилому буряту, у которого мы уже останавливались в прошлые годы, узнали, что самого Лапсона нет, а есть его сын, который последние месяцы помогал отцу строить новый двухэтажный дом из бруса, который тут же пилили на передвижной пилораме. Мы, дождавшись своих всадников, стали седлать лошадей. Одна, особенно норовистая и боязливая, досталась племяннику, и я ему посочувствовал искренне. Лошадь, была диковатая и никак не давалась в руки и постоянно билась уже и в узде. Мне же, по счастью, досталась самая смирная и послушная коняжка, которой как уверяли было уже двадцать лет и которая прошла уже через множество конных походов под различными всадниками. Я, наверное, был из них не самый лучший. Однако лошади наездников не выбирают и потому она всю дорогу меня терпела, чем много облегчила мне это путешествие.
Наконец, после нервных сборов и посадки племянника на свою полудикую Сивку – Бурку, тронулись в путь, не очень надеясь возвратиться когда-нибудь назад без потерь. Но таково обычное чувство беспокойства, при выезде в далёкую экспедицию...
Дело было заметно под вечер и мы, тронувшись вместе, вскоре разделились. Ребята ушли вперёд, а я мерным шагом, понукая лошадку, следовал за ними, по забытой за эти годы дороге...
Когда тропа поднялась на высокий гребень горы над рекой, я не вполне верил, что еду правильно, однако, сомневаясь, продолжал следовать своим путём. Мой мерин, постоянно ржал, вызывая на «связь», своих табунных дружков, однако я сдерживал его и приехал к зимовью, уже в сумерках. На стойбо никого не было, и мы вольготно расположились в большом жилом зимовье, на высоком берегу реки...
Сварили кашу с тушёнкой, поели, выпили по сто граммов «фронтовых», и заснули, растопив печку в зимовье, довольные удачным началом похода. К этому времени, в голове нашего «старшого» созрел план, как добраться до Хойтогола к источникам, там походить по окрестным долинам в поисках медведей, а потом заехать на несколько дней в ущелье Даргыл, где можно было встретить и следы снежного барса...
Назавтра, по обычаю заведённому шефом нашего похода, мы встали часов около одиннадцати и тронулись в путь, попив чаю, не раньше двенадцати. Брат и дома привык спать по утрам, а ложиться не раньше часу. Он по натуре сова и потому выстраивает свои дела в городе, в основном, во второй половине дня. Поэтому он и домой приходит часов в одиннадцать вечера, и в лесу появляется на стоянке позже всех. Меня такой распорядок жизни немного «напрягает», однако в каждом «монастыре свой устав» и потому надо приспосабливаться к тому, что мы имеем на данное время и в данном месте. Так было и в этот раз...
Ребята «со старта» ушли вперёд, наказав мне никуда с дороги не съезжать и следовать вперед до встречи с ними. Я так и делал. Они уже стояли на стойбо рядом с источником с полчаса, когда я прибыл туда. Они даже успели искупаться в минеральном тёплом источнике неподалеку от зимовья, когда я только-только прибыл на пункт промежуточной встречи. Немного отдохнув, тронулись в сторону Хойтогола, и ситуация повторилась вновь. Только в этот раз моя лошадка шла неспешной рысью и не очень отстала от своих сородичей. Правда была и проблема – я заблудился, уехал было дальше, не по тому отвороту. Однако потом засомневался, да и лошадка всячески давала понять, что мы пошли не тем путём. Она шла очень медленно, словно нехотя, и всё время норовила повернуть обратно. Я, наконец, понял её немой призыв и, развернувшись, преодолев в брод речку, которую уже один раз переходил, вернулся на свои следы, и, выправив путь, уже в сумерках добрался до Хойтогола...
Я ехал по таёжной грунтовой дороге и вокруг меня по двум сторонам стояли высокие горы, покрытые лесом. Шум речки наполнял долину до краёв и постепенно становился естественным фоном, на который уже не обращаешь внимания... Кое где над крутыми склонами громоздились гребни скал, а слева, внизу долины, сквозь молодую листву и хвою проглядывали «линзы» небольших озер, в которых наверняка была рыба, поднявшаяся сюда на нерест. Здесь весна только-только началась и зелёный цвет листьев ещё не утратил изумрудного оттенка. Тишина, если не считать привычного шума речного потока, стояла первобытная и казалось, что я и моя лошадка, здесь единственные живые существа. Однако мой мерин иногда начинал нюхать прохладный воздух и испуганно коситься на чёрные пеньки и потому я знал, что округа полна зверьми и в проне, возможно, что где-то на склоне пасутся невидимые для меня медведи.
Их запах и пугал моего «иноходца»...
В одном месте, где дорога поднималась на склон, я в начале учуял запах горелой тайги, а потом и увидел обуглившиеся чёрные обгорелые стволы деревьев и понял, что здесь может быть, день или два назад, случился большой лесной пожар. Лошадь, пугаясь необычной для этой поры черноты пожарища, испуганно прядала ушами и несколько раз чуть не сбросила меня на землю. Прядала в сторону от подозрительно похожих на медведя пеньков. Мне подумалось, что за свою долгую жизнь, мерин, наверняка, не один раз видел в тайге медведей, а может быть и спасался от них на скаку...
Ребята давно уже были на «базе» и их стреноженные лошади паслись на зелёной луговине рядом с домиками. Я тоже, кое-как спешился, охая и ругаясь на свою неловкость. Лошадку мою расседлал и стреножил Аркаша и отпустил её пастись. А я был в каком-то ступоре, видимо вследствие неудачной акклиматизации, хронического недосыпа и простуды, которую я прихватил ещё в Питере, напившись неумеренным образом на панихиде своего друга. Видимо от большого количества водки, попавшей в организм, моя иммунная система допустила «пробой». Я всё это время, особенно с утра, сморкался и плевался гноем из трахей и чувствовал себя совершенно разбитым и не в своей тарелке...
Въезжая на своём «скакуне» на изумрудно-зелёную поляну Хойтогола, уже ввиду забронзовевших на солнце деревянных домиков, так непривычно смотрящихся в глухой горной тайге, я увидел высокого на ногах «серого в яблоках» зайца, которой легким галопом пересёк луговину и скрылся в молодом кедраче. Дикая природа, в лице этого зайца, приветствовала нас здесь, объясняя, что человеческие строения совсем не мешают диким зверям использовать окружающие пространства в своей обыденной жизни. По дороге, я видел много разного размера и направления медвежьих следов, а это значило, сто «мишки» использовали пробитую в лесу человеком просеки, для своих нужд, подвигаясь по ним, если они шли, в нужном ля них направлении. Вспомнилось, как прошлое наше посещение лечебных источников, как-то под вечер, кто-то из нас видел мелькнувшую в кустах тень небольшого медведишки, возвращаясь после купания в ваннах источника...
(Продолжение следует)