ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 19 декабрь 2009
Поэзия
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ в 1967 году:
Родился в 1936 году в селе Емецк Архангельской области.
Поскольку родителей лишился рано, воспитывался в детском доме, в селе Никольском Тотемского района Вологодской области.
В 1950 году закончил 7 классов. После этого:
1950—1952 — студент лесотехнического техникума (г.Тотьма Вологодской области). 1952—1953 — кочегар тралового флота (Трест «Сев-рыба», г. Архангельск).
1953—1955 — студент горно-химического техникума (г. Кировск Мурманской области).
В 1955 г. работал слесарем-сборщиком на военно-испытательном полигоне в г. Ленинграде. В этом же году был призван на военную службу, на Северный флот. Закончил службу в звании старшего матроса.
1959—62 гг. — рабочий Кировского завода в г. Ленинграде.
В 1962 г. сдал экзамены экстерном за десять классов и поступил в Литературный институт им. Горького. В настоящее время — студент 5-го курса этого института.
10/1Х—67 г. Н. Рубцов
ИЗ ЛИЧНОГО ЛИСТКА ПО УЧЕТУ КАДРОВ СП СССР
Рубцов Николай Михайлович. Родился 3/1 — 1936 г. в с. Емецк Архангельской области, Емецкого района. Сентябрь 1950—1952 — студент Тотемского лесотехнического техникума, г. Тотьма Вологодской обл. Сентябрь 1952—1953 — кочегар тралового флота Министерства рыбной промышленности, г. Архангельск.
Сентябрь 1953—1955—студент горно-химического техникума Министерства хим. промышленности, г. Кировск Мурманской обл.
Март 1955—1955 — слесарь-сборщик военно-испытательного полигона, г. Ленинград. Октябрь 1955—1959 — старший матрос. Северный флот, г. Североморск. 1959—1962 — шихтовщик, слесарь Кировского завода, г. Ленинград. Сентябрь 1962 — студент Литературного института им. Горького. Домашний адрес: Вологодская обл., Тотемский р-н, с. Никольское. 8 октября 1967 г. Н. Рубцов
1950—1952 — Николай Рубцов кончил семилетку и, по его словам, «рвался к морю», Но попытка поступить в Рижскую мореходку закончилась неудачей.
Возвращается в Никольское и поступает в Тотемский лесотехнический техникум.
Летом 1952 года, кончив два курса «лесного» техникума и, главное, получив паспорт, еще раз пытается пройти конкурс в «мореходку», но теперь уже Архангельскую. Вновь неудачно. Поступает на Тралфлот — подручным кочегара на тральщике РТ-20 «Архангельск». Об этих годах сообщит скупо: «Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Все это в разной мере отозвалось в стихах».
1953 — поступает учиться в горный техникум в заполярном городе Кировск.
1954—1955 — бросает техникум и переезжает к брату Алексею в село Приютино под Ленинградом. Работает слесарем-сборщиком на артиллерийском испытательном полигоне.
1956—1959 — действительная служба на Северном флоте в заполярном городе Североморске, где находилась база флота.
Годы службы на эсминце прошли под знаком поэзии Сергея Есенина, которого именно в это время Россия открывала заново. Рязанский прозаик Валентин Сафонов, служивший с Николаем Рубцовым, рассказывает: «Коля прочитал все, что было у меня о Есенине... Брат прислал мне двухтомник Есенина, вышедший в 56-м в Госиздате. Светло-сиреневый переплет, зеленое пятно неприхотливого пейзажа на обложке. Вот это был праздник! Мне и теперь они дороже многих нарядных изданий... Тогда, в машинном отделении, мы не читали друг другу собственных стихов. Даже, кажется, и в голову не пришло такое — читать себя. Говорили только о Есенине».
В годы службы Николай Рубцов посещает литературное объединение при флотской газете «На страже Заполярья», начинает печататься.
1959—1960 — после демобилизации, с ноября начинает работать кочегаром на Кировском (бывшем — Путиловском) заводе, живет в заводском общежитии. «С получки особенно хорошо, — сообщает он другу, — хожу в театры и в кино». Начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава». Поступает в вечернюю школу.
1961 — выходит коллективный сборник «Первая плавка» с пятью стихотворениями Рубцова.
1962 — 24 января Николай Рубцов выступает с чтением стихов на вечере молодой поэзии в ленинградском Доме писателей. Знакомится с Глебом Горбовским и с другими ленинградскими молодыми поэтами. Подготовил рукописный (самиздатовский) сборник из 37 стихотворений «Волны и скалы», в который вошли такие известные в будущем стихи, как «Видения на холме», «Березы», «Добрый Филя», раздел «звукозаписных миниатюр».
По предисловию к сборнику можно судить об отношении молодого поэта к официозным литературным и окололитературным кругам. Николай Рубцов заявляет: «И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые «поэтические» рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки».
Сдает экстерном экзамены за среднюю школу. Представляет рукописный сборник «Волны и скалы» на творческий конкурс в Литературный институт. Поступает в Литературный институт.
Начало московского периода жизни поэта.
1963 — июлем этого года датирован первый вариант стихотворения «В горнице». В течение года написаны: «Я буду скакать по холмам...» и другие стихотворения, ставшие рубцовской классикой. «В моей памяти. — вспоминает Вадим Кожинов, — Николай Рубцов неразрывно связан со своего рода поэтическим кружком, в который он вошел в 1962 году, вскоре после приезда в Москву, в Литературный институт. К кружку этому так или иначе принадлежали Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Владимир Соколов и ряд более молодых поэтов — Эдуард Балашов, Александр Черевченко, Игорь Шкляревский и другие. Нельзя не подчеркнуть, что речь идет именно о кружке, а не о том, что называют литературной школой, течением и т.п. Правда, позднее, к концу шестидесятых годов, на основе именно этого кружка сложилось уже собственно литературное явление, которое получило в критике название или, вернее, прозвание — «тихая лирика». Более того, течение это, вместе с глубоко родственной ему и тесно связанной с ним школой прозаиков, прозванных тогдашней критикой «деревенщиками», определило целый этап в развитии отечественной литературы».
Но к этому же периоду вхождения в литературу относятся и первые исключения Николая Рубцова из Литературного института, как значилось в приказе: «с немедленным выселением из общежития».
1964—1965 — в конце июня Николай Рубцов вновь отчислен из Литературного института, 15 января 1966 года — вновь восстановлен, но на заочном отделении, что фактически лишало его возможности иметь хоть какой-то свой «угол» в Москве. О годах учебы в Литинституте бытует немало легенд, связанных в основном с «недостойным поведением Рубцова Н.М.» в ЦДЛ и «нарушением общественного порядка» в общежитии. Очевидцы рассказывают, как однажды он устроил «застолье» с классиками — Пушкиным, Лермонтовым. Гоголем, Блоком, сняв их портреты со всех этажей и собрав у себя в комнате. Сокурсники застали его «чокающимся»: «Ваше здоровье, Александр Сергеевич!.. Ваше, Михаил Юрьевич!..» Утром, под надзором коменданта общежития, он послушно разнес и развесил портреты, но продолжал бурчать; «Не дали раз в жизни в хорошей компании посидеть...»
Не менее ощутимой была и такая административная мера, как «снятие со стипендии», которая тоже не единожды применялась к Николаю Рубцову, оставляя без средств к существованию.
Лето проводит в Николе. «Здесь за полтора месяца, — сообщает он в письме к Александру Яшину, — написал около сорока стихотворений. В основном с природе, есть и неплохие, и есть вроде бы ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет И СТОлько же будут жить после нас».
А в письме к другу земляку-вологжанину Сергею Викулову сообщал: «Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть (впервые взялся за прозу), а также стихи, вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке — так что умру, наверное, с целым сборником, да и большим, стихов, «напечатанных» или «записанных» только в моей беспорядочной голове».
В августовском номере журнала «Октябрь» появляется первая крупная публикация Николая Рубцова в «толстом» столичном журнале. Среди опубликованных стихотворений — «Звезда полей», «Взбегу на холм и упаду в траву!..». «Русский огонек». В октябрьском номере «Октября» появляется еще одна подборка Николая Рубцова — «Памяти матери», «На вокзале», «Добрый Филя», «Тихая моя родина!..». Он сдает в набор первую книгу «Лирика» в Архангельском книжном издательстве, подписывает договор с издательством «Советский писатель» на книгу «Звезда полей».
1966—1967 — проводит в странствиях; Вологда — Барнаул — Москва — Хабаровск — Волго-Балтийский канал — Вологда. Николай Рубцов принимает участие в обычных для того времени писательских поездках, выступлениях в сельских клубах, Домах культуры, библиотеках. Вологодский поэт Александр Романов так описывает публичные выступления Николая Рубцова: «Николай Рубцов стихи читал прекрасно. Встанет перед людьми прямо, прищурится зорко и начнет вздымать слово за слово: «Взбегу на холм и упаду в траву...» Не раз слышал я из уст автора эти великие «Видения на холме», и всегда охватывала дрожь восторга от силы слов и боль от мучений и невзгод Родины. А потом — «Меж болотных стволов красовался восток огнеликий», — и воображение мое уносилось вместе с журавлиным клином в щемящую синеву родного горизонта. А затем — «Я уеду из этой деревни», — и мне приходилось прикрываться ладонью, чтобы люди, сидевшие в зале, не заметили моих невольных слез… Вот какими были выступления Николая Рубцова!»
К лету 1967 года вышла книга «Звезда полей», ставшая звездным часом поэта «Эпопею издания сборника стихов Рубцова я знал хорошо, — вспоминал однокурсник Анатолий Чечетин, — Заходили с ним в издательство, когда еще только созревал договор, и на других этапах. Уже тогда я понимал, какое важное дело совершает Егор Исаев, отстаивая, проводя и «пробивая» почти в целости-сохранности эту подлинно поэтическую книжечку стихов, явившуюся к нам словно из другой галактики».
1968 — в журналах появилось несколько рецензий на «Звезду полей», по ней Николай Рубцов защитил диплом в Литературном институте и 19 апреля был принят в Союз писателей. Получил в Вологде комнату в общежитии.
Ранней весной исполнилась давнишняя мечта поэта: он побывал на родине Есенина — в селе Константинове. В августе-сентябре гостит в деревне Тимониха — у Василия Белова. Там написана поэма-сказка «Разбойник Ляля».
1969 — вышла третья книга Николая Рубцова «Душа хранит» (Архангельск). Закончились годы скитаний, бытовой неустроенности; Николай Рубцов получил скромную, но все-таки отдельную однокомнатную квартиру. Казалось, что налаживается и личная жизнь поэта...
1970 — вышла четвертая книга Николая Рубцова «Сосен шум», изданная благодаря хлопотам Егора Исаева, в том же «Советском писателе». Появились публикации в «Нашем современнике», «Молодой гвардии».
К этому времени относятся стихотворения — «Судьба», «Ферапонтово», «Я умру в крещенские морозы...».
1971 — гибель поэта Николая Рубцова 19 января, в крещенские морозы...
19 января 1971г. его задушила женщина, которую он называл своею любимой.
Многие знают Рубцова по песням. Самая популярная – “Букет” Александра Барыкина (“Я буду долго гнать велосипед”). Для других он в первую очередь ассоциируется с трагическими сбывшимися строками “Я умру в крещенские морозы”. Писатель Федор Абрамов называл его “блистательной надеждой русской поэзии”.
Есть у Рубцова пронзительные стихи, также ставшие популярной песней:
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет вводы.
Красные цветы мои
В садике завяли все…
– Строки автобиографичны, – говорит литературный критик Наталья СИДОРИНА. – Николай вспоминал, как мальчиком выращивал в садике аленький (красный) цветочек, поливал. Тот самый волшебный цветок из сказки Аксакова. Как-то старший брат позвал в кино на «Золотой ключик». Вернулись, а соседка говорит – «Ваша мама умерла». И заветный аленький цветочек Коля положил на могилу маме. Автобиографичны и стихи, ставшие визитной карточкой Рубцова.
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Коле тогда было всего 6 лет. В тот год умерла и его младшая сестренка. Отец считался погибшим на фронте. Николая с братом отправили в детский дом села Никольское (в народе – Николы). Вот такое совпадение. Сейчас там – дом-музей поэта. Свое имя, кстати, получил при крещении по святцам в честь святого Николая -чудотворца, покровителя странников. О чем позже с гордостью говорил друзьям-литераторам. Он очень тепло отзывался всю жизнь о детском доме в Николах. Учился, старался. Его любили. Годы были трудные, голодные, но все держались вместе.
Отец на самом деле был только ранен. Вернувшись в Вологду в 1944 г, не смог найти сына, поскольку все документы потеряли. Впервые они встретились лишь в 1955-м. У отца была другая семья…
Последняя встреча состоялась в 1962-м, когда Николай отправился покорять столицу, поступать в Литинститут. Отец тяжело болел. Рак!
В Литинституте Рубцову тоже пришлось несладко. Его несколько раз исключали за ершистый характер, восстанавливали.
А вокруг гремела эстрадная поэзия. Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Ахмадулина!
– Они были тогда на пике славы, собирали стадионы.
Людмила Дербина расправилась с женихом за полтора месяца до свадьбы.
– Рубцов не вписывался в это модное стадионное громогласье. Шел в поэзии своим путем “тихого лирика”. Трудным. Считая себя преемником Сергея Есенина. Но уже вторую книгу стихов “Звезда полей” заметили в 1967-м. Тихий лирик стал популярен.
– У этого лирика были и громкие публицистические строки. Ту же “Осеннюю песню” до сих пор частенько печатают без одного “крамольного” куплета.
Я в ту ночь позабыл
Все хорошие вести,
Все призывы и звоны
Из Кремлевских ворот.
Я в ту ночь полюбил
Все тюремные песни,
Все запретные мысли,
Весь гонимый народ.
Написано еще в 1962 году!
– Рубцов очень глубоко чувствовал народную жизнь. Уже после его гибели в столице вышел сборник с предисловием “деревенщика” Сергея Викулова: «Некоторые стихи Рубцова звучат как исповедь, как молитва (извиняюсь за слово)”. Представляете, еще в 1972-м слово “молитва” было в СССР, мягко говоря, нежелательным. А Рубцов оставался верен себе:
Люблю твою, Россия, старину.
Твои леса, погосты и молитвы.
Мог старшим товарищам по перу написать в письме «Да хранит вас Бог!» Что в тегоды очень даже не приветствовалось. Одного студента, знаю, выгнали из Литинститута лишь за то, что слово Бог написал с большой буквы.
– Все знают трагическую пророческую строку ” Я умру в крещенские морозы.” Что за этим стоит? Рубцов действительно неведомым чувством увидел собственную смерть или этой строкой запрограммировал себя, как модно ныне говорить?
– Вторая строка – “Я умру, когда трещат березы”.
Он любил русскую зиму и вместе с тем считал, что она несет в себе и белый саван. Ощущал, как его вытесняют из жизни. С одной стороны, его многие любили. Особенно хорошо, тепло было на Вологодчине, где поэту дали однокомнатную квартиру. Там в ту пору творили Василий Белов, Виктор Астафьев, Александр Яшин, другие известные литераторы-единомышленники. Но хватало и недругов. Особенно в столице. Видимо, предчувствовал свою скорую смерть. Есть ирландская пословица – «Сон сбывается так, как он истолковывается». Очень опасно произносить такие предсказания трагические. Слово – мощная сила. Включается какая-то программа. Предсказание может сбыться. Как и случилось с Рубцовым.
- А если бы не написал эти строки пророческие?
– События могли пойти иначе. Всегда ведь существуют варианты. Но есть черта, после перехода которой нет возврата. Обронил слова, нашлись исполнители.
Точнее, исполнительница.
Он впустил в свой светлый дом темную силу. Своего антипода. Я имею в виду женщину, которая его убила. Рубцов был такой широкий человек, что мог общаться с антиподами. Они ему тоже были интересны.
Такова трагическая развязка его судьбы. А вначале было Слово. Про крещенские морозы.
Как сказал его любимый Тютчев: “Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется!”
- Так уж прямо и темная сила?! 8 января Рубцов с Людмилой Дербиной подали заявление в загс. 19 февраля состоялась бы регистрация брака. В ту роковую ночь они поссорились. Дербина в воспоминаниях пишет, что не хотела убивать любимого. И не убивала, дескать. Он сам умер в пылу ссоры. Не выдержало больное сердце.
– Критик Владимир Бондаренко назвал эти мемуары Дербиной “бессмысленными и суетными попытками оправдаться”. Акт судмедэкспертизы прямо говорит, что Рубцов был задушен. В апреле 1971 г Вологодский городской суд признал ее виновной в убийстве поэта, приговорил к 8 годам лишения свободы. Отсидев более 5 лет, по амнистии вышла на свободу. Что точно произошло между ними в ту роковую ночь – неизвестно.
Есть бездна между гениальностью и просто талантом.
В Вологде есть памятник поэту. И он действительно похож на оригинал.
- Синдром Моцарта и Сальери?
– Именно! Рубцов был гениален, Дербина, в лучшем случае, сочиняла неплохие стихи. Но в целом банальные, слабые. Хотя была высокого мнения о своем творчестве. И мечтала через Рубцова войти в литературу. Он ранее написал ей хорошую рецензию на поэтический сборник для архангельского издательства. На следующий день собирался ехать в Москву. Обещал взять ее стихи.
- «Пристроить» в московское издательство…
– В ту ночь произошла размолвка. Думаю, он отказался везти ее стихи в столицу. Только это могло привести Дербину в такое бешенство, что она задушила будущего мужа. Смешно: на суде рассказывала, что они ссорились, он бросал в нее горящие спички. Попробуйте бросить горящую спичку – она на лету погаснет. Говорила про разбитую посуду. Но все спички жженые и разбитую посуду тут же выбросила. Никаких улик нет, что обижал в ту ночь. Думаю, если и хотел обидеть, то одним – не возьму твои стихи в Москву!
Многих тогда поразила реакция Евгения Евтушенко. Он отправил письмо в правительство с просьбой о помиловании Дербиной. Находились и другие заступники убийцы. Некоторые договорились до того, что надо, мол, издать его и ее стихи под одной обложкой. Все равно, что напечатать книгу стихотворений Пушкина и Дантеса. Говорят, Дантес тоже что-то пописывал, как и Мартынов, убийца Лермонтова.
Хотела войти в литературу не мытьем, так катаньем. И это получилось. Дербина стала известна после гибели Рубцова.
Повторяю, поэт впустил в дом темную силу. Ведьму, как она сама себя называла.
- Неужто прямо так и называла?
– Да. В ее стихах много звериных образов, упоминается язычество. Язычество бывает добрым и жестоким. У нее это проявлялось . И в стихах и в жизни.
Чтобы понять, что на самом деле произошло в трагическую крещенскую ночь 45 лет назад, надо читать не оправдания Дербиной, мемуары, а ее стихи. Они лучше всего показывают суть автора.
О, так тебя я ненавижу!
И так безудержно люблю,
Что очень скоро (я предвижу!)
Забавный номер отколю.
Когда-нибудь в пылу азарта
Взовьюсь я ведьмой из трубы
И перепутаю все карты
Твоей блистательной судьбы!
***
Мои поступки так странны,
Мой путь так неразумно вьется.
И дух бунтарский сатаны
Во мне как прежде остается!
***
..Чужой бы бабе я всю глотку переела
за то, что ласково ты на нее взглянул.
Уж если на роду написана измена,
то лучше бы в реке ты утонул.
С конем, часами, золоченой сбруей
пусть захлестнула бы тебя волна.
Но только б не любил ничью другую,
но только б Я! Я! Я!, а не ОНА!
***
Моей любви, как пропасти, страшились,
на дне которой – бурная река.
Поклонники в ней сгинуть не решились
и предпочли любить издалека.
Но был безумец… Мною увлеченный,
он видел бездну, знал, что погублю,
и все ж шагнул светло и обреченно
с последним словом: «Я тебя люблю!»
Эти поэтические откровения Дербиной полностью укладываются в трагедию Николая Рубцова, ушедшего на взлете, в 35 лет.
На его могиле в Вологде завет: “Россия, Русь, храни себя, храни!”
На памятнике работы Вячеслава Клыкова – строки
«За все добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью.»
ШУМИТ КАТУНЬ
В.Астафьеву
...Как я подолгу слушал этот шум,
Когда во мгле горел закатный пламень!
Лицом к реке садился я на камень
И все глядел, задумчив и угрюм,
Как мимо башен, идолов, гробниц
Катунь неслась широкою лавиной,
И кто-то древней клинописью птиц
Записывал напев ее былинный...
Катунь, Катунь — свирепая река!
Поет она таинственные мифы
О том, как шли воинственные скифы,—
Они топтали эти берега!
И Чингисхана сумрачная тень
Над целым миром солнце затмевала,
И черный дым летел за перевалы
К стоянкам светлых русских деревень...
Все поглотил столетний темный зев!
И все в просторе сказочно-огнистом
Бежит Катунь с рыданием и свистом —
Она не может успокоить гнев!
В горах погаснет солнечный июнь,
Заснут во мгле печальные аилы,
Молчат цветы, безмолвствуют могилы,
И только слышно, как шумит Катунь...
1966
* * *
Ах, отчего мне
Сердце грусть кольнула,
Что за печаль у сердца моего?
Ты просто
В кочегарку заглянула,
И больше не случилось ничего.
Я разглядеть успел
Всего лишь челку,
Но за тобою, будто за судьбой,
Я выбежал,
Потом болтал без толку
О чем-то несущественном с тобой.
Я говорил невнятно:
Как бабуся,
Которой нужен гроб, а не любовь,
Знать, потому
Твоя подруга Люся
Посмеивалась, вскидывая бровь?
Вы ждали Вову,
Очень волновались.
Вы спрашивали: "Где же он сейчас?"
И на ветру легонько развевались,
Волнуясь тоже,
Волосы у вас.
Я знал
Волненья вашего причину
И то, что я здесь лишний,—
Тоже знал!
И потому, простившись чин по чину,
К своим котлам по лужам зашагал.
Нет, про любовь
Стихи не устарели!
Нельзя сказать, что это сор и лом.
С кем ты сейчас
Гуляешь по Форели?
И кто тебя целует за углом?
А если ты
Одна сидишь в квартире,
Скажи: ты никого к себе не ждешь?
Нет ни одной девчонки в целом мире,
Чтоб про любовь сказала: «Это ложь!»
И нет таких ребят на целом свете,
Что могут жить, девчонок не любя.
Гляжу в окно,
Где только дождь и ветер,
А вижу лишь тебя, тебя, тебя!
Лариса, слушай!
Я не вру нисколько —
Созвучен с сердцем каждый звук стиха.
А ты, быть может,
Скажешь: "Ну и Колька!" —
И рассмеешься только: ха-ха-ха!
Тогда не сей
В душе моей заразу —
Тоску, что может жечь сильней огня.
И больше не заглядывай ни разу
К нам в кочегарку!
Поняла меня?
1959
РАЗЛАД
Мы встретились
У мельничной запруды.
И я ей сразу
Прямо все сказал!
— Кому,— сказал,—
Нужны твои причуды?
Зачем,— сказал —
Ходила на вокзал?
Она сказала:
— Я не виновата.
— Ответь,— сказал я,—
Кто же виноват?—
Она сказала:
— Я встречала брата.
— Ха-ха,— сказал я,—
Разве это брат?
В моих мозгах чего-то не хватало:
Махнув на все,
Я начал хохотать.
Я хохотал,
И эхо хохотало,
И грохотала
Мельничная гать.
Она сказала:
— Ты чего хохочешь?
— Хочу,— сказал я,—
Вот и хохочу!—
Она сказала:
— Мало ли что хочешь!
Я это слушать больше не хочу.
Конечно, я ничуть
Не напугался,
Как всякий,
Кто ни в чем не виноват,
И зря в ту ночь
Пылал и трепыхался
В конце безлюдной улицы
Закат...
УГРЮМОЕ
Я вспомнил угрюмые волны,
Летящие мимо и прочь!
Я вспомнил угрюмые молы,
Я вспомнил угрюмую ночь.
Я вспомнил угрюмую птицу,
Взлетевшую жертву стеречь.
Я вспомнил угрюмые лица,
Я вспомнил угрюмую речь.
Я вспомнил угрюмые думы,
Забытые мною уже...
И стало угрюмо. угрюмо
И как-то спокойно душе.
ПАМЯТИ МАТЕРИ
Вот он и кончился,
покой!
Взметая снег, завыла вьюга.
Завыли волки за рекой
Во мраке луга.
Сижу среди своих стихов,
Бумаг и хлама.
А где-то есть во мгле снегов
Могила мамы.
Там поле, небо и стога,
Хочу туда,— о, километры!
Меня ведь свалят с ног снега,
Сведут с ума ночные ветры!
Но я смогу, но я смогу
По доброй воле
Пробить дорогу сквозь пургу
В зверином поле!..
Кто там стучит?
Уйдите прочь!
Я завтра жду гостей заветных...
А может, мама?
Может, ночь —
Ночные ветры?
1964
НА КЛАДБИЩЕ
Неужели
одна суета
Был мятеж героических сил
И забвением рухнут лета
На сиротские звезды могил?
Сталин что-то по пьянке сказал —
И раздался винтовочный залп!
Сталин что-то с похмелья сказал —
Гимны пел митингующий зал!
Сталин умер. Его уже нет.
Что же делать — себе говорю,—
Чтоб над родиной жидкий рассвет
Стал похож на большую зарю?
Я пойду по угрюмой тропе,
Чтоб запомнить рыданье пурги
И рожденные в долгой борьбе
Сиротливые звезды могил.
Я пойду поклониться полям...
Может, лучше не думать про все,
А уйти, из берданки паля,
На охоту
в окрестности сел...
1960