ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 19 декабрь 2009
«Лица и мнения»
Михаил Шевченко
День рождения: 22.02.1966 года, место рождения: Москва, известный российский журналист, тележурналист, специалист и эксперт по проблемам этнокультурной и религиозной политики. Известен своей весьма радикальной позицией при описании арабо-израильского конфликта, активно занимая исламистскую сторону, член Общественной палаты РФ, ведущий "Первого канала":
4 ноября - чей праздник?
Столько проблем в этом празднике дня национального единства. С какой стати 4-тое ноября, какой-то там битвы с поляками или с казаками, или с украинцами, или со смолянами, которые шли тоже в польском войске. В 17-м веке вряд ли убеждает в чём-либо. Мне кажется, что просто не продумано до конца, почему 4-е ноября и, как-то, нет внятности во всём, поэтому я вам честно говорю, я не люблю лукавить и, конечно, мог бы сказать:"" Ох, как там здорово, потрясающе, мы все должны объединиться."" Скажу да, мы должны объединиться, мы должны понять, почему мы вместе. Да, мы должны выработать национальную идею, да, допустим, нам нужен день, может быть даже 4-е ноября, который был бы днём национального единства, но у этого дня нет мифа. Миф этого дня не убедителен. Миф 7-го ноября был убедителен, это было новое родовое чувство "нового человечества" новой эпохи. Миф 9-го мая, убедителен, это тоже очень важное событие. Миф рождества, пасхи убедителен.
Четвёртое ноября, может стоит ещё поднапрячься и придумать некое обоснование, почему 4-го ноября. Моя фантазия отказывает, может, пока не поздно, перенести ещё на какой-нибудь день, там с четвёртого ноября. Я не знаю просто, я понимаю необходимость, как школьные каникулы осенние, надо-же. Нельзя было лишить детей осенних каникул, которые попадали на 7-е ноября, поэтому выбрали этот период с 3-го по 10-ое, чтобы школьникам, хоть как-то, можно было отдохнуть. Ещё раз, ум понимает важность, а сердце остаётся безучастным. Я честен с вами. Если бы, может быть, мы придумали в этот день что-то иное, если бы мы связали этот день с нашим историческим опытом, если бы мы связали этот день, не с каким-то освобождением Москвы, а в этот день мы, допустим, попытались бы говорить об истории всех народов, включённых в Россию.
Если бы мы говорили о трагическом пути, которые прошли наши народы, был бы день откровенного разговора, об отношениях с Кавказом, Сибирью, со Средней Азией. Если бы этот день стал днём прав человека, днём многонационального видения, многонационального формата нашей страны, oгромного, связанного не только с Москвой, её освобождением, связанного с историей бурятов Сибири, хакасов, алтайцев Алтая, дагестанских народов, чеченских, ингушей, северного Кавказа. Если в этот день мы вспоминали бы о том трагическом пути и великом пути, который прошли наши народы, которые на данный момент живут в Российской Федерации, тогда может быть, он обрёл бы то содержание и тот смысл. Мне кажется, если освободить его от такого ложного пафоса православности, который в нём сейчас есть, сделать его по- настоящему многонациональным днём, достойным в нашей величайшей в истории человечества, eвразийской полицивилизацией, объединяющей в себе многие цивилизации страны. Вот тогда он станет днём национального единства. То-есть его надо, как-бы, додумать. Прекрасную идею надо додумать.
Пройдёмся по Пушкину. Калмык находил память о своих тяжелых и великих событиях и 17-го века, и их битвы с Джунгарами. Выселение, в страшном геноциде 44-го года. Чтобы и финн, ну, финнами назовём угрофиннов, например, Карелия тоже находили в нём своё. Тунгус находил своё, чтобы каждый человек в нём мог найти своё. Это возможность открытия в России, по-настоящему, её глубокой и бездонной многонациональной природы, которая составляет её огромную силу. Надо сделать, чтобы этот день стал "днём силы", а не днём слабости, каким он становится сейчас год от года, когда он становится просто днём, когда мы его ждём с опасением, ожидая маршей неонацистов. Так вот, надо, чтобы нaвстречу этим неонацистам пошли демонстрации представителей народов и цивилизаций, входящих в нашу страну, говорящими: Мы за единство разных цивилизаций, разных религий и разных народов. Потому-что это даёт нам смысл, это даёт нам свободу, это даёт нам развитие. А вы нацисты, убирайтесь вон из нашей страны из нашей жизни, из нашей истории. Тогда я приму день 4-е ноября всем сердцем.
Падение Берлинской стены: трагедия немецкого духа.
http://www.russia.ru/video/diskurs_7665/
Конечно, падение берлинской стены было и концом эпохи, и символом начала новой огромной эпохи. Падение стены символизировало победу одного из форматов Западно-буржуазного либерального американского над тем, что германские нации, германский народ вынашивал на протяжении столетий, над социализмом. Социализм на немецкой земле был принесен туда не Красной Армией и не Сталиным. Социализм родился в немецких мозгах, социализм пестовался немецкой интеллигенцией на протяжении XIX века особенно его второй половины. Социализм поддерживался немецкой властью, продумывался до нюансов немецкими интеллектуалами и экономистами. И Германию Вильгельма II на 1914 год называли государством вполне социалистическим, по крайней мере, социальным, в которой ещё был император и очень высоко организованное общество.
В ХХ веке Германия дала совершенно уже радикальные типы социализма, и социализм левого, радикального плана, тельмановский социализм, это Коммунистическая партия Германии, и Карла Либкнехта, Розы Люксембург – такая радикальная социал-демократия. И национал-социализм это тоже социализм, между прочим. И Гитлер, и Штрассе, и Хайдеггер, и Юнг, и философы, и политики, простите, что я так в одном ряду называю эти имена, но огромное количество немецких интеллектуалов, военных политиков, ученых первого ряда, были социалистами.
Поэтому крушение первого социалистического государства на немецкой земле, в которой должно было воплотить, по идее те идеалы, которые продумывались интеллектуалами, начиная от Фихте и Гегеля, совершенного организованного государства и общества, кончая Брехтом, который был современником Германской Демократической Республики, её создания. А вот эти идеалы потерпели поражение, по крайней мере, в политическом своём измерении.
Поэтому, конечно, для немецкого народа падение стены символизировало не только банальные какие-то моменты, как возможность покупать жвачку и джинсы, покупать Мерседесы, а не Трабанты. Это была гибель, катастрофа для огромного поколения немецких интеллектуалов, немецкой культуры, которые жили этой идеей – первого государство справедливости и социализма. И ГДР было не самым плохим государством на земле. ГДР как, кстати, и Западная Германии, как и вообще Германия, было государство находившемся под режимом оккупации. Западная Германия до сих пор находится под таким режимом, там есть американские и британские войска, которые с территории Западной Германии, не ставя в известность об этом правительство Западной Германии, совершают переброску военной техники, военных каких-то подразделений. В 60-е годы во Вьетнам, сегодня в Афганистан, в Ирак и т.д.
На территории Германской Демократической Республики была Советская Западная группа войск, которая тоже не особенно согласовывала с руководством ГДР свои действия. Хотя, гораздо в большей степени, на мой взгляд, чем американская администрация военная с бундесвером и с руководством Западно-Германских вооруженных сил. В ГДР было много хорошего, прямо скажем. Те люди, которые бывали в ГДР, те не могут забыть тот энтузиазм, то на самом деле единение, тот достаточно высокий уровень жизни, те абсолютные возможности доступа к социальным благам, которые были в ГДР.
Но, как и всякое социалистическое общество, ГДР было аскетическим государством. Социализм требует некого отвержения личностного начала, личного потребительского такого отношения к миру ради общественного блага. Погубило же ГДР и идея, которая была выдвинута в своё время и развита Хрущёвым, о мирном сосуществовании двух лагерей. Ну, во-первых, это развитие было Сталинской идеей о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Вот я считаю, что крушение ГДР и крушение стены это было идеологическим поражением "сталинизма", не сочтите меня троцкистом. Потому что выяснилось, что никакой социализм, никакая аскетика, никакое самопожертвование в полной мере не возможно.
Когда за границей твоего аскетического государства, в котором бесплатное образование, бесплатная медицина, абсолютно бесплатные социальные блага. Но в котором люди должны покупать себе машины состоящей из фанеры, сделано как Трабанты, в то время как они точно знают, что в 100 км к западу, или даже в том же городе как Западный Берлин, люди ездят на Мерседесах, на Фольксвагенах, на БМВ и живут совершенно другой жизнью. Хотя в Западном обществе много социальной несправедливости. Есть богатые, есть бедные, есть угнетённые и есть неугнетенные и т.д.
Выяснилось, что аскетика рушится и человеческая природа, жадная до удовольствия и потребления, побеждает идею. Ведь социализм был чисто религиозной идеей. Эта катастрофа была очень серьёзная, очень большая и глубокая. Но, мы видим, что всякая такая катастрофа не вечна. Сейчас социалистическая левая, практически партия Коммунистическая, по крайней мере, заявляющая себя как продолжатель дела Карла Либкнехта и Розы Люксембург, вошла в Бундестаг, получив 12% на выборах. Кто-то говорит, что это следствие кризиса, я лично считаю, что это следствие того, что немецкая левая Социал-демократия преодолела тот шок и тот стресс, который произошёл от крушения Берлинской стены и от крушения ГДР.
Что социализм, который органически сидит в душе каждого немца и является частью его идентичности на самом деле, как нации свойственной к коллективным форматам. Всё равно, как будут пробиваться такими ростками сквозь асфальт такого и общества потребления и медийного такого пространства. Ведь и в Западной Германии были такие спорадические рефлекторные движения, радикальные, против буржуазного общества. Была РАФ, была левая радикальная молодежь, была Ульрика Майнхоф, была Гудрун Энслин, был Андреас Баадер.
Особенно Майнхоф и Энслин – это девочки не из грязного подвала пришедшие, это девочки из элитных немецких семей. Майнхофы – это сподвижники Лютера. Энслины – это тоже очень старый немецкий род. Они учились в детстве в теологических закрытых школах, между прочим, в нацистскую и постнацистскую эпоху, где было совсем не так всё зажато, как мы об этом представляем. Они общались с величайшими гуманистами того времени, особенно Ульрика Майнхоф. В детстве они увлекались Германом Гессе и «Степным волком», бредили Гарри Геллером, и вот всеми этими проблемами, связанными с поиском справедливости.
Потом Ульрика Майнхоф была лучшим журналистом Германии, её портрет был на обложке «Шпигеля». А потом она мать двоих детей, бросает своего мужа и уходит в радикальный террор, такие тексты, начиная писать, что те, кто хоронит себя, ну я так дословно не помню смысл, в этих свинских заведениях... У неё слово «свинское» было очень важное по отношению к описанию Западной Германии тех годов 60-70-х. В школах, в больницах, в детских садах, в телевидении этом себя хоронят. Вы должны проснуться! Такой экстенциальный глубокий бунт.
У Энслин были примерно такие же мотивы. Тут ещё что важно, что эти две женщины заключали в себе очень глубокую трагедию германского духа. Их фигуры очень символические – Ульрика Майнхоф, в её роду был Гельдерлин, величайший немецкий романтик, а у Гудрун Энслин был в роду Гегель, величайший немецкий философ. Две эти линии сошлись когда-то в такой смертельной точке, вы знаете, что они покончили самоубийством, или кто-то говорит, что есть такая легенда левая, что их убили в тюрьме тюремщики. По крайней мере, они попытались пройти весь путь такого левого радикализма, и тоже потерпели поражение в этой борьбе, причём не нашли понимания и на востоке в ГДР. Их бунт так же не до конца устраивал и Восточное Германское государство.
Крушение ГДР – это крушение огромного периода немецкой истории. Мне даже интересно, выберется ли Германия из-под обломков того и сумеет ли Германия вернуться на пути тех поисков свободы, ответственности, необходимости, которые вдохновляли не только немцев, но и всё остальное человечество, на протяжении достаточно длительного времени, которые были двигателем интеллектуального прогресса в эпоху модерна. Сможет ли Германия опять встать на уровень величайшей в истории философии после греческой, которую создала когда-то немецкая мысль Фихте, Гегель, Ницше, Хайдеггер.
Конечно, тут можно говорить при падении стены, о предательстве Горбачёва, о его зловещей роли, о том, как его обманули и провели, допустим, Бейкер. О том, как Шеварднадзе постыдно торговался, теперь уже об этом известно, по поводу вывода войск. О том, как немцы думали за 70 млрд. Западную группу войск вывести из Восточной Германии и под такие очень сложные условия, а он на переговорах ляпнул 7 млрд. и немцы даже, говорят, остановили переговоры, подумавши, это какой-то такой загадочный ход Советского Союза. Только потом, проанализировав, поняли, что это странное поведение Шеварднадзе, согласованное с Горбачёвым и Яковлевым.
Ну, это всё нюансы. Наверное, последний вопрос: могла ли не рухнуть стена? Я думаю, что ГДР не смогла бы существовать сама по себе, потому что предательство всего этого было в Москве, а не в Берлине. И не в том, что какие-то 3 000 человек пытались пробраться на территорию Западно-германского посольства в Праге, в Чехии. Не в этом была причина. Причина была в совокупности того, что пути и воли людей быть аскетами ради идеи, религиозный дух социализма угас, он сменился тотальным язычеством общество потребления.
Тот монотеистический аскетизм социализма, не побоюсь этого слова, это была странная религия. Но потому что происходит в Германии, мы видим, что она есть. Я думаю, что социализм, в том числе и немецкий социализм, ещё вернётся в новом формате, с учётом того, что случилось, с учётом того, что мы теперь живём в обществе пост модерна, из которого выбраться практически очень трудно, с учётом тех ошибок, которые были сделаны. Я не уверен, что сердца молодого поколения не обернутся когда-нибудь опять к идеям диалектики и идеям усовершенствования человеческой природы, которая воплощала в себе немецкий социализм.
Четвёртое ноября, может стоит ещё поднапрячься и придумать некое обоснование, почему 4-го ноября. Моя фантазия отказывает, может, пока не поздно, перенести ещё на какой-нибудь день, там с четвёртого ноября. Я не знаю просто, я понимаю необходимость, как школьные каникулы осенние, надо-же. Нельзя было лишить детей осенних каникул, которые попадали на 7-е ноября, поэтому выбрали этот период с 3-го по 10-ое, чтобы школьникам, хоть как-то, можно было отдохнуть. Ещё раз, ум понимает важность, а сердце остаётся безучастным. Я честен с вами. Если бы, может быть, мы придумали в этот день что-то иное, если бы мы связали этот день с нашим историческим опытом, если бы мы связали этот день, не с каким-то освобождением Москвы, а в этот день мы, допустим, попытались бы говорить об истории всех народов, включённых в Россию.
Если бы мы говорили о трагическом пути, которые прошли наши народы, был бы день откровенного разговора, об отношениях с Кавказом, Сибирью, со Средней Азией. Если бы этот день стал днём прав человека, днём многонационального видения, многонационального формата нашей страны, oгромного, связанного не только с Москвой, её освобождением, связанного с историей бурятов Сибири, хакасов, алтайцев Алтая, дагестанских народов, чеченских, ингушей, северного Кавказа. Если в этот день мы вспоминали бы о том трагическом пути и великом пути, который прошли наши народы, которые на данный момент живут в Российской Федерации, тогда может быть, он обрёл бы то содержание и тот смысл. Мне кажется, если освободить его от такого ложного пафоса православности, который в нём сейчас есть, сделать его по- настоящему многонациональным днём, достойным в нашей величайшей в истории человечества, eвразийской полицивилизацией, объединяющей в себе многие цивилизации страны. Вот тогда он станет днём национального единства. То-есть его надо, как-бы, додумать. Прекрасную идею надо додумать.
Пройдёмся по Пушкину. Калмык находил память о своих тяжелых и великих событиях и 17-го века, и их битвы с Джунгарами. Выселение, в страшном геноциде 44-го года. Чтобы и финн, ну, финнами назовём угрофиннов, например, Карелия тоже находили в нём своё. Тунгус находил своё, чтобы каждый человек в нём мог найти своё. Это возможность открытия в России, по-настоящему, её глубокой и бездонной многонациональной природы, которая составляет её огромную силу. Надо сделать, чтобы этот день стал "днём силы", а не днём слабости, каким он становится сейчас год от года, когда он становится просто днём, когда мы его ждём с опасением, ожидая маршей неонацистов. Так вот, надо, чтобы нaвстречу этим неонацистам пошли демонстрации представителей народов и цивилизаций, входящих в нашу страну, говорящими: Мы за единство разных цивилизаций, разных религий и разных народов. Потому-что это даёт нам смысл, это даёт нам свободу, это даёт нам развитие. А вы нацисты, убирайтесь вон из нашей страны из нашей жизни, из нашей истории. Тогда я приму день 4-е ноября всем сердцем.
Падение Берлинской стены: трагедия немецкого духа.
http://www.russia.ru/video/diskurs_7665/
Конечно, падение берлинской стены было и концом эпохи, и символом начала новой огромной эпохи. Падение стены символизировало победу одного из форматов Западно-буржуазного либерального американского над тем, что германские нации, германский народ вынашивал на протяжении столетий, над социализмом. Социализм на немецкой земле был принесен туда не Красной Армией и не Сталиным. Социализм родился в немецких мозгах, социализм пестовался немецкой интеллигенцией на протяжении XIX века особенно его второй половины. Социализм поддерживался немецкой властью, продумывался до нюансов немецкими интеллектуалами и экономистами. И Германию Вильгельма II на 1914 год называли государством вполне социалистическим, по крайней мере, социальным, в которой ещё был император и очень высоко организованное общество.
В ХХ веке Германия дала совершенно уже радикальные типы социализма, и социализм левого, радикального плана, тельмановский социализм, это Коммунистическая партия Германии, и Карла Либкнехта, Розы Люксембург – такая радикальная социал-демократия. И национал-социализм это тоже социализм, между прочим. И Гитлер, и Штрассе, и Хайдеггер, и Юнг, и философы, и политики, простите, что я так в одном ряду называю эти имена, но огромное количество немецких интеллектуалов, военных политиков, ученых первого ряда, были социалистами.
Поэтому крушение первого социалистического государства на немецкой земле, в которой должно было воплотить, по идее те идеалы, которые продумывались интеллектуалами, начиная от Фихте и Гегеля, совершенного организованного государства и общества, кончая Брехтом, который был современником Германской Демократической Республики, её создания. А вот эти идеалы потерпели поражение, по крайней мере, в политическом своём измерении.
Поэтому, конечно, для немецкого народа падение стены символизировало не только банальные какие-то моменты, как возможность покупать жвачку и джинсы, покупать Мерседесы, а не Трабанты. Это была гибель, катастрофа для огромного поколения немецких интеллектуалов, немецкой культуры, которые жили этой идеей – первого государство справедливости и социализма. И ГДР было не самым плохим государством на земле. ГДР как, кстати, и Западная Германии, как и вообще Германия, было государство находившемся под режимом оккупации. Западная Германия до сих пор находится под таким режимом, там есть американские и британские войска, которые с территории Западной Германии, не ставя в известность об этом правительство Западной Германии, совершают переброску военной техники, военных каких-то подразделений. В 60-е годы во Вьетнам, сегодня в Афганистан, в Ирак и т.д.
На территории Германской Демократической Республики была Советская Западная группа войск, которая тоже не особенно согласовывала с руководством ГДР свои действия. Хотя, гораздо в большей степени, на мой взгляд, чем американская администрация военная с бундесвером и с руководством Западно-Германских вооруженных сил. В ГДР было много хорошего, прямо скажем. Те люди, которые бывали в ГДР, те не могут забыть тот энтузиазм, то на самом деле единение, тот достаточно высокий уровень жизни, те абсолютные возможности доступа к социальным благам, которые были в ГДР.
Но, как и всякое социалистическое общество, ГДР было аскетическим государством. Социализм требует некого отвержения личностного начала, личного потребительского такого отношения к миру ради общественного блага. Погубило же ГДР и идея, которая была выдвинута в своё время и развита Хрущёвым, о мирном сосуществовании двух лагерей. Ну, во-первых, это развитие было Сталинской идеей о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Вот я считаю, что крушение ГДР и крушение стены это было идеологическим поражением "сталинизма", не сочтите меня троцкистом. Потому что выяснилось, что никакой социализм, никакая аскетика, никакое самопожертвование в полной мере не возможно.
Когда за границей твоего аскетического государства, в котором бесплатное образование, бесплатная медицина, абсолютно бесплатные социальные блага. Но в котором люди должны покупать себе машины состоящей из фанеры, сделано как Трабанты, в то время как они точно знают, что в 100 км к западу, или даже в том же городе как Западный Берлин, люди ездят на Мерседесах, на Фольксвагенах, на БМВ и живут совершенно другой жизнью. Хотя в Западном обществе много социальной несправедливости. Есть богатые, есть бедные, есть угнетённые и есть неугнетенные и т.д.
Выяснилось, что аскетика рушится и человеческая природа, жадная до удовольствия и потребления, побеждает идею. Ведь социализм был чисто религиозной идеей. Эта катастрофа была очень серьёзная, очень большая и глубокая. Но, мы видим, что всякая такая катастрофа не вечна. Сейчас социалистическая левая, практически партия Коммунистическая, по крайней мере, заявляющая себя как продолжатель дела Карла Либкнехта и Розы Люксембург, вошла в Бундестаг, получив 12% на выборах. Кто-то говорит, что это следствие кризиса, я лично считаю, что это следствие того, что немецкая левая Социал-демократия преодолела тот шок и тот стресс, который произошёл от крушения Берлинской стены и от крушения ГДР.
Что социализм, который органически сидит в душе каждого немца и является частью его идентичности на самом деле, как нации свойственной к коллективным форматам. Всё равно, как будут пробиваться такими ростками сквозь асфальт такого и общества потребления и медийного такого пространства. Ведь и в Западной Германии были такие спорадические рефлекторные движения, радикальные, против буржуазного общества. Была РАФ, была левая радикальная молодежь, была Ульрика Майнхоф, была Гудрун Энслин, был Андреас Баадер.
Особенно Майнхоф и Энслин – это девочки не из грязного подвала пришедшие, это девочки из элитных немецких семей. Майнхофы – это сподвижники Лютера. Энслины – это тоже очень старый немецкий род. Они учились в детстве в теологических закрытых школах, между прочим, в нацистскую и постнацистскую эпоху, где было совсем не так всё зажато, как мы об этом представляем. Они общались с величайшими гуманистами того времени, особенно Ульрика Майнхоф. В детстве они увлекались Германом Гессе и «Степным волком», бредили Гарри Геллером, и вот всеми этими проблемами, связанными с поиском справедливости.
Потом Ульрика Майнхоф была лучшим журналистом Германии, её портрет был на обложке «Шпигеля». А потом она мать двоих детей, бросает своего мужа и уходит в радикальный террор, такие тексты, начиная писать, что те, кто хоронит себя, ну я так дословно не помню смысл, в этих свинских заведениях... У неё слово «свинское» было очень важное по отношению к описанию Западной Германии тех годов 60-70-х. В школах, в больницах, в детских садах, в телевидении этом себя хоронят. Вы должны проснуться! Такой экстенциальный глубокий бунт.
У Энслин были примерно такие же мотивы. Тут ещё что важно, что эти две женщины заключали в себе очень глубокую трагедию германского духа. Их фигуры очень символические – Ульрика Майнхоф, в её роду был Гельдерлин, величайший немецкий романтик, а у Гудрун Энслин был в роду Гегель, величайший немецкий философ. Две эти линии сошлись когда-то в такой смертельной точке, вы знаете, что они покончили самоубийством, или кто-то говорит, что есть такая легенда левая, что их убили в тюрьме тюремщики. По крайней мере, они попытались пройти весь путь такого левого радикализма, и тоже потерпели поражение в этой борьбе, причём не нашли понимания и на востоке в ГДР. Их бунт так же не до конца устраивал и Восточное Германское государство.
Крушение ГДР – это крушение огромного периода немецкой истории. Мне даже интересно, выберется ли Германия из-под обломков того и сумеет ли Германия вернуться на пути тех поисков свободы, ответственности, необходимости, которые вдохновляли не только немцев, но и всё остальное человечество, на протяжении достаточно длительного времени, которые были двигателем интеллектуального прогресса в эпоху модерна. Сможет ли Германия опять встать на уровень величайшей в истории философии после греческой, которую создала когда-то немецкая мысль Фихте, Гегель, Ницше, Хайдеггер.
Конечно, тут можно говорить при падении стены, о предательстве Горбачёва, о его зловещей роли, о том, как его обманули и провели, допустим, Бейкер. О том, как Шеварднадзе постыдно торговался, теперь уже об этом известно, по поводу вывода войск. О том, как немцы думали за 70 млрд. Западную группу войск вывести из Восточной Германии и под такие очень сложные условия, а он на переговорах ляпнул 7 млрд. и немцы даже, говорят, остановили переговоры, подумавши, это какой-то такой загадочный ход Советского Союза. Только потом, проанализировав, поняли, что это странное поведение Шеварднадзе, согласованное с Горбачёвым и Яковлевым.
Ну, это всё нюансы. Наверное, последний вопрос: могла ли не рухнуть стена? Я думаю, что ГДР не смогла бы существовать сама по себе, потому что предательство всего этого было в Москве, а не в Берлине. И не в том, что какие-то 3 000 человек пытались пробраться на территорию Западно-германского посольства в Праге, в Чехии. Не в этом была причина. Причина была в совокупности того, что пути и воли людей быть аскетами ради идеи, религиозный дух социализма угас, он сменился тотальным язычеством общество потребления.
Тот монотеистический аскетизм социализма, не побоюсь этого слова, это была странная религия. Но потому что происходит в Германии, мы видим, что она есть. Я думаю, что социализм, в том числе и немецкий социализм, ещё вернётся в новом формате, с учётом того, что случилось, с учётом того, что мы теперь живём в обществе пост модерна, из которого выбраться практически очень трудно, с учётом тех ошибок, которые были сделаны. Я не уверен, что сердца молодого поколения не обернутся когда-нибудь опять к идеям диалектики и идеям усовершенствования человеческой природы, которая воплощала в себе немецкий социализм.