19 марта 2024  08:35 Добро пожаловать к нам на сайт!
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 16 март 2009 г.

Проза

Александр Арсланов
Я возьму твою боль
«Обширная, овальной формы, с четко очерченными краями пораженной некрозом отвердевшей ткани, злокачественная опухоль коры головного мозга в правом полушарии»...
(Из экспертного заключения вскрытия тела погибшего)


Все было как обычно...
Обычная деловая встреча, разговоры только о деле, с привычными шутками и анекдотами. На столе только минеральная вода и сок. То есть вообще никаких причин для отклонений в настроении или здоровье не было и в помине. По крайней мере, он так помнил... Если он вообще помнит, что тогда помнил. Просто последние несколько лет он всегда чувствовал себя абсолютно здоровым. И вдруг это неожиданно началось...
Николай не мог вспомнить, был ли какой-нибудь импульс или знак, вообще было ли что причиной, но неожиданно он почувствовал сильную боль в ноге. Так, словно, сидя за столом, он неудачно свалился этажа примерно со второго и попал на камень...
Николай четко ощутил, как у него "подвернулась нога". Боль была настолько сильной и знакомой, что он даже не подумал в первый момент, что это невозможно. Он "видел", как падает... От удара боль резко прошла по ноге вверх, и от неожиданности Николай не смог сдержать стон и, вероятно, скривился от этой острой боли. За столом не сказать, чтобы все удивились, но приняли это вполне естественно. Почему бы мужику, хотя и вполне с виду здоровому, но в возрасте "немного за 40 лет", не почувствовать боль во время еды.
То есть, все естественно решили, что у него печень, язва или еще какой диабет. А он, очнувшись от этого удара и понимая нелепость ситуации, "извинительно" улыбнулся, но почувствовал, как лоб покрылся холодной мерзкой испариной. Партнеры за столом вежливо "не заметили" этого и, четко следуя протоколу встречи, продолжили обсуждение.
Все было как обычно... Как если бы это было так, как казалось. Потому что даже он в первый момент, прокрутив мгновенно ситуацию и автоматически изобразив извинение на лице: "мол, что там, мелочи в моем здоровье", - для себя уже успел, было, решить, что разберется потом... вдруг с ужасом понял, что все не так просто, что нога сломана, и он просто не сможет встать.
А уже в следующий момент Николай явно почувствовал, как горячо запульсировала кровь в месте излома, и понял, что это вообще ОТКРЫТЫЙ перелом: по лодыжке, пропитывая брючину и носок, в ботинок текла кровь... Это ощущение было настолько явно, что он мгновенно успел почувствовать и страх, и стыд, и вообще весь ужас своего положения. Этого просто не могло быть: солидный бизнесмен, директор крупной фирмы получил "открытый перелом" во время обеда с иностранными партнерами!!!...
Но в первый раз ситуация дальше не пошла. Просто через какую-то секунду все прошло. Мгновенно. Как страшный сон. Только немножко кружилась голова, и голоса людей за столом слышались как издалека, а обстановка в ресторане виделась некоторое время словно сквозь дымку. Николай тогда просто удивился, но не успел додумать об этом "случае" всерьез, только оставил себе заметку в памяти: "разобраться".
Но именно с того дня все началось. Потом он проанализировал, вспомнил все мелочи и неясности своей жизни и ничего другого не нашел. У него всегда была отличная память и способность к самоанализу, вообще, Николай был аналитиком от природы. И вот когда "это" пришло, он безжалостно просчитал даже ситуацию возможного своего сумасшествия. Просчитал и понял, что это "не то". Он понял, что это вообще черт те что. Потому, что вся дальнейшая его жизнь была "завязана только на "это". Он не мог от этого избавиться, так как "это" нельзя было ни понять, ни исправить, ни излечить.
Для себя "по идиотизму ситуации", как Николай себе объяснял, решил, что это "кара божья". Это, конечно, было смешно, так как ни в какого бога, высшее божество или высший разум, как это некоторые любили объяснять, он не верил; но пока не нашел другого объяснения, решил пойти с собой на такой "вынужденный" компромисс.
Николай называл это "ПРИШЕСТВИЯ". Они мучили его с явно выраженной тенденцией: "чем дальше, тем хуже". Он уже перестал бороться, просто старался как-то обезопасить себя от осложнений, если это можно было так назвать... Некоторое время не подавал виду для окружающих, что что-то не так, что ему все хуже и хуже. Но позже он понял, что это бесполезно скрывать и решил, чтобы не показаться для всех сходящим с ума, просто сделать вид, что есть какая-то болезнь, о которой он не хотел бы ни с кем говорить. А "болезнь" была похожа на странный сон наяву...
Он мог ехать по улице и вдруг "увидеть" впереди на дороге то, что он когда-то видел там - скалу, бронетранспортер или рулящий самолет. В общем, потом он начал понимать, что это не просто "сон про Афганистан", а именно Баграм тех лет, когда он и был там. Видение бывало таким неожиданно явным, что Николай реагировал, как и любой человек за рулем: резко тормозил. Он пытался как-то обойти эту проблему, внушал себе: "не тормози, если что-то увидишь!" Но "оно" словно издевалось над ним, создавая ситуацию каждый раз таким образом, чтобы он не мог быть готов к ней. Наверное, с месяц Николай пытался бороться и все же понял, что тут не победить, что нужно просто подстроиться под ситуацию. Вот тогда и пришло решение "принять идиотизм ситуации как есть" и просто изображать каждый раз "приступ болезни". Легко было соврать, легко было принять окружающим. Только ему было все трудно. И тогда он начал вспоминать.
С самого приезда оттуда Николай старался никогда Афганистан не вспоминать: просто он не страдал "синдромами", ему не снились ни горящие модули и дома, ни разрывы снарядов и мин, ни раненые и мертвые из того прошлого. Хотя, конечно, всего этого было много тогда. Но он хотел забыть об этом. И не по какой-то особой причине. Нет, он честно отдал свой долг и честно не хотел мусолить воспоминания об этом "героическом" прошлом ни в своей памяти, ни в разговорах или рассказах с кем-либо. Внутренне Николай был горд за себя, за то, что с честью прошел это, так как понимал, что это настоящее испытание для мужчин. Никогда не сожалел об этом, но четко разделял для себя две войны: ту, Афганскую, и Вторую мировую, воинов которой безмерно уважал и не мог себя сопоставить с ними. Никого из афганцев не мог сопоставить с воинами той войны. Это было совсем другое. Это было так же свято, но это было другое: для него та война, Великая, была "единственно правильной".
Николай начал читать свой дневник. Вел его тогда, мечтал (втайне даже от себя) написать об этом, а после войны вдруг "забыл" об этом своем намерении. Память и без того держала все в удивительной ясности, в деталях и красках, но теперь, по записям дневника, по привезенным картам перед глазами вставали четкие картинки, районы ударов, лица людей... Он помнил все очень хорошо, но уже немножко "повспоминав", четко прояснил для себя, что то, что ему "показывают" он не знал. Николай не мог себе это объяснить, так как "показывали" тот же аэродром Баграм, где он летал на штурмовике Су-25, то же время, те же места ударов... Но он не помнил это так! Профессиональная память летчика-штурмовика однозначно подсказывала ему, что он видел это, но видел не так. Это было словно видение "не его глазами".
А потом пришли сны. Ведь поначалу "это" мучило только днем. Видения приходили на какие-то секунды, или даже доли секунды, но были яркие, в красках и всегда в динамике. То есть, если он вдруг оказывался на аэродроме, то или "влетал" на своей шестерке на рулежку в струю газов впереди рулящего самолета, или вдруг "въезжал" в обваловку оружейников, где ему приходилось резко уходить от катящихся на него поездов подъемников с бомбами или РСами. И впереди никогда не было людей... Никогда! Он не понимал, куда все делись? Поначалу даже полагал, что ключ решения именно в этом, когда вдруг, уже во сне, когда все стало более продолжительным, увидел себя выруливающим на Баграмскую полосу на "Сушке" крайним ведомым восьмерки. И только позже, уже проснувшись, "увидел", что его ведущим, то есть ведущим четвертой пары был "Сухарь" с его номером на борту! Нет, это не получилось сразу... Ведь не было в Афгане жестко закрепленных за летчиками номеров самолетов. Все летали просто на очередных подготовленных. Но у него такой самолет как бы был. Николай был замкомэской, много летал и, так сложилось, что летал он почти всегда на одном и том же самолете. Это "вычислил" техсостав и, уважая молодого и энергичного майора, старался специально давать ему на удары только этот борт. После этого и он сам принял это как должное и старался летать на нем, на 11-м. Это не было ни "пунктиком", ни талисманом, он даже не считал этот борт каким-то особо счастливым, но как бы случайно оказывался в кабине 11-го. И вот тогда, уже после увиденного сна, он понял, что рулит на полосу к 11-му борту неизвестно на каком "Сухаре", но четко осознавая, что там, в кабине 11-го сидит тоже он.
Тогда он решил, что все понял. Ему стало легко и ясно, для чего все "это" было. Странно, но он решил, что понял все, и успокоился, хотя, спроси его тогда, что понял, вряд ли он смог бы объяснить. А может быть, просто прошли те необходимые (неизвестно для чего) 40 дней, в течение которых все и произошло. Потому что только потом друзья поняли, что "болезнь продолжалась у него 40 дней". Все просто: кто-то вспомнил, "когда был первый приступ", имея в виду тот случай в ресторане, и, отсчитав от него, получили эти 40 дней. Хотя ни для кого это ничего не прояснило... Просто 40 дней и все... А "все" было через сорок дней в ту ночь так...
Для него это был самый длинный сон... Он увидел тот утренний весенний день, ребят в Баграмском домике для подготовки к полетам на аэродроме. Тогда еще Николай думал, что все это видит он. Какие-то незначащие обрывки разговоров о предстоящем ударе тут же рядышком в Чарикаре... Он четко слышал свой голос, предлагавший кому-то сразу после взлета (курс взлета был в тот день на север, на Панджшер ) сделать левый отворот и атаковать как бы с горки сходу. Цель была перед входом дороги из Чарикарской долины на Саланг, на склоне... Николай уже не помнил, что это была за цель, но подвешены были РСы С-24. "Сходу отработать всеми РСами и, развернувшись на точку, так же сходу на встречном курсе сесть," - говорил он кому-то. Красивый идиотизм. Все понимали, что это просто идиотизм, потому что именно со вчерашнего дня по данным ХАДа там, на входе в Саланг, начал дежурить оператор Стингер. Кроме того, вообще не было необходимости атаковать сходу, потому что это был просто "беспокоящий" удар ни для чего. Таких немало было в периоды между серьезными операциями. В общем, не было ничего, что бы заставило кого-то сделать такую чушь. Николай еще успел подумать об этом, как вдруг сон перенес его уже в кабину самолета на полосе. Он слышал привычный шум эфира в наушниках шлемофона, чувствовал запах керосина в кабине и неприятное давление перезатянутых ремешков маски. Еще успел подумать, что надо бы после взлета ослабить ремешки, как вдруг увидел, что ведущий качнул рулями и тронулся... Он привычно сбросил ноги с тормозов, почувствовал толчок спинки кресла и начал разбег. Как всегда чуть начало подносить к ведущему после уборки шасси. "Опять дал мне лишний запас тяги!"- успел подумать Николай и вдруг сквозь режущие лучи утреннего солнца увидел левый разворот ведущего с одновременным энергичным набором! Это было так неожиданно для него, что он еле успел "подскочить" справа, чтобы не отстать, и, конечно, немножко отстал... Хотел посмотреть на высоту: "Не рано ли?" Когда вдруг услышал этот странный и поначалу вовсе не пугающий звук – хлопок и небольшой скрежет... Николай не понял, почему потерял самолет ведущего. А потом вдруг это: он услышал в наушниках свой собственный голос по второй станции, встревожено спрашивающий: "Витя! Что там у тебя?!!!" И тогда только Николай понял – в полном сумбуре все!.. И увидел плавно вращающийся под ним кусок скал у входа в Саланг и пламя ярко-желтого цвета, беззвучно плавающее в перископе кабины. Услышал крик РП: "427-й - катапультируйтесь!!!" И рванул на себя ручки сиденья катапульты...
Николай не почувствовал выброс сидения. Наверное, все-таки это произошло, как и обещали, плавно. Он не смотрел вниз пока, только судорожно матерился, повторяя все одну и ту же фразу и так же судорожно, среди всего этого "матного" бедлама, твердил: "Я Витя?!! Витя значит?!! Черт!!!".... Только тогда Николай понял, что стал, да и был все время в своих снах, Виктором. Вероятно, он прошляпил высоту. Никогда не умел ее точно определять при прыжках с парашютом и сейчас тоже прошляпил. Хотя, если честно, то и было с чего. Но когда он впервые посмотрел вниз, то успел только понять, что сейчас его ударит об землю... Удар был таким необычно жестким, что даже не было чувства боли в первый момент. Он упал в разлом перед самым входом дороги в ущелье. Потом он понял, что там и не было места для нормального приземления: только маленький пятачок плоской пыльной поверхности у валуна. Был сильный тупой удар о камни, настолько сильный, что голову тряхнуло как от приличного прямого удара боксерской перчаткой. Наверное, Виктор ненадолго потерял сознание, потому что следующей ударила боль... Как тогда в ресторане: вдоль по всей ноге, потом ожогом в грудь. Он мгновенно покрылся потом и снова потерял сознание, а, уже очнувшись вновь, решил все же хотя бы понять, куда он влип.
Виктор увидел себя лежащим между двух крупных камней с ужасно вывернутой, неестественно отдаленной от тела правой ногой. Ниже колена был явно виден излом, пропитанный кровью, наполнившей рану и штанину комбинезона так, что ткань уже распирало. Наверное, только спустя минуту, он понял, что спокойно оценивает абсолютно дикую ситуацию и не чувствует боли. И тогда Виктор решил побыстрее сделать хоть что-нибудь для своего спасения. Он по-прежнему действовал спокойно, но абсолютно бессистемно. Отстегнул подвесную систему и зачем-то старательно сложил ее под бок. Вдруг вспомнил про автомат, прицепленный где-то на фале НАЗа . И только вспомнив про автомат, начал доставать и перезаряжать пистолет. Потом вспомнил, что надо достать гранаты и аптечку и сделать обезболивающий укол. И тут же получил за это напоминание о боли. Боль дико выстрелила в грудь, голову и сломанную ногу одновременно. Весь покрывшись испариной и опять чуть "потерявшись", он очнулся уже с готовым решением обследовать, наконец, себя и место, куда он упал. Быстро и деловито подтянул НАЗ, достал аптечку и сделал укол промедола . Не чувствуя никаких изменений, но понимая, что серьезно ранен, попробовал подтянуть к себе автомат. Он застрял где-то между камней и не хотел подтягиваться. Затем быстро подготовил гранаты, но попытавшись рассовать их по карманам, неудачно повернулся корпусом и нарвался на такой болевой удар в грудь, что снова потерял сознание... Очнувшись, по струйке крови, капающей с разбитых губ на руки, понял, что, видимо, сломал себе при падении и ребра. От осознания всего ужаса случившегося, Виктор чуть не заплакал... Слезы выступили на глазах, и он бы заплакал, наверно, но тут включился слух и преподнес новые неприятности: по нему явно стреляли из автоматов. Ужасом кольнула мысль: "Ну, все!!! Конец! Допрыгался!!! Духи уже рядом!!!" Но стрельба прекратилась, и он, подождав немного, успокоился... Нужно было попробовать двинуться. Он отчаянно боялся этого, не зная, чем это может кончиться, хотя, к этому моменту уже "привык" к потерям сознания и даже ждал их, потому что они давали отдых и какой-то смутный, но покой... И все же решил попробовать. Виктор передвинул руки вперед и подтянул себя чуть-чуть. Получилось неплохо, хотя он очень мало продвинулся, но главное, что ждал боль, а ее почти не было. Он решил попробовать ползти к выходу, пока действовал промедол. И даже пополз, было, вполне удачно, но рванувшись к застрявшему автомату, зацепился своей сломанной ногой за камень и отключился, видимо, надолго. Очнувшись, он вытащил все же автомат, передернул затвор и, отчаянно напрягаясь, матерясь и немного поскуливая, преодолел оставшиеся до выхода из разлома три метра. Голова кружилась, ноги немели и Виктор понял, что потерял много крови. "Надо наложить жгут," - подумал он, но нужно было поскорее узнать, что там за разломом... То, что он увидел, выглянув из-за камня, повергло его в шок!
От его камня до дороги было метров, от силы, сто. Пологий склон, покрытый мелкими и крупными камнями, буквально пестрел духами . Внизу на дороге стоял грузовик с ДШК и короткими очередями вел огонь по Ми-24, вертолету поддержки, который уходил с набором в сторону Чарикарской "зеленки" . Над "зеленкой" высоко висел спасатель Ми-8, обрабатываемый с двух точек ЗУ . Они его просто отсекали. Группа духов на склоне деловитыми перебежками двигалась к разлому. Никто не стрелял, они даже не очень боялись противодействия: видимо, были уверены, что он ранен.
Перекрикивались друг с другом спокойно, радуясь, наверное, такой удаче. Получить летчика, да еще "Грача", стоило многих денег! Виктор смотрел на это с каким-то безразличным ужасом и все повторял эту дурацкую мысль: "Зря вчера согласился идти в Кантин! Этот идиот баченок оказался прав! Не хотел ведь идти! Дурак! Дурак! Дурак!". А вчера вечером на базаре, куда его зачем-то притащили ребята, один баченок в Кантине кричал ему: "Летчик! Я тебя собью! У меня Стингер есть! Ты на чем летаешь?" А он, даже с какой-то гордостью и уверенностью, спокойно ответил ему: "То, на чем я летаю, Стингеру не сбить!" Идиот!!! Вот тебе и не сбить! Что же делать!?? Он думал об этом с ужасом и надеждой. Не мог поверить, что выхода нет... И еще, где-то далеко в сознании билась тоскливая надежда-мысль: " Все! Я устал! Я больше так не могу!!! Хотя бы это был сон!?"... Потом он решил, что нужно что-то сделать, проявить себя. Виктор вспомнил про маяк. Конечно, нужно взять радиомаяк и выйти в эфир! Он даже разозлился на себя, что так поздно вспомнил про это. Но шарик маяка застрял где-то далеко в камнях, а ползти к нему не было сил.
Он отчаянно дергал фал, злился на себя и снова бессмысленно дергал. В тот момент Виктор не услышал автоматной очереди: слишком много там гремело внизу. Увидел только пыльные облачка разрывных пуль на камне напротив. Очередь хлестнула, стрельнув в лицо градом мелких осколков и камней. Он не испугался, ждал чего-то такого, что бы помогло ему решить: начинать в них стрелять или нет... Теперь он понял это и сразу успокоился. Деловито пристроил короткий ствол и нажал на курок. Автомат грохнул в разломе неожиданно громко. Он видел, что никуда не попал, но сейчас это было неважно: он просто "проявил" себя. Знал, что его не бросят так, что будут пробиваться. Да и Баграм недалеко, бронегруппа наверняка уже вышла, значит, нужно только продержаться. Виктор успокаивал себя этим и приспосабливался к автомату, экономя на коротких, в 2-3 патрона, очередях. Он увидел, как его заметили, как "уважительно" залегли все внизу и начали передвигаться перебежками только под прикрытием 2-3 автоматов. Автоматы у духов были явно китайские, калибра 7,62 и с китайскими разрывными пулями, так что работали они очень мощно, и, прикрывая броски боевиков, патронов не жалели. Его спасало пока только то, что он все же был выше их и хорошо защищен, но все-таки они приближались очень быстро. Виктор начал прикидывать как бы половчей бросить гранату. Расстояние для броска было пока большое, но он все никак не мог решить, как же это сделать? Нависший над ним камень и прикрывал его, и мешал броску. Наконец, Виктор решил бросить хоть как-нибудь, чтобы остановить их быстрое передвижение эффектом взрыва и показать, что он неплохо вооружен. Он отогнул усики чеки и рванул кольцо, не рассчитав усилия. Болью ожгло голову и грудь: видимо, все-таки он сильно ослабел из-за потери крови, потому что на секунду потерял сознание. Очнувшись, Виктор увидел зажатую в левой руке гранату без чеки, потом понял, что рычаг он все же удержал и, осторожно, боясь нового всплеска боли, слабо, без размаха, каким-то тычком, выбросил гранату за камень. Он уже не думал ни о каком эффекте и, помня, что чуть не подорвал себя сам, только ждал, чтобы она побыстрей взорвалась. Взрыва не было, кажется, целую вечность, но когда она все же грохнула, он поразился, как это получилось слабо и негромко. Но, выглянув, понял, что это все же их остановило. Все залегли, и он в тишине четко слышал, как кто-то из духов громко кричал по рации, все время повторяя что-то типа: "А-але!! А-але!!"
Слабость накатывала волнами, кружилась голова, внутри все дрожало, и колыхалась какая-то нескончаемая тупая боль. "Черт! Как больно!! Как я устал это терпеть!!!" Мысли кружились странным хороводом. Он то решал положить себе на ногу жгут, то поискать еще один шприц с промедолом, хотя сам не понимал, где его можно поискать. Потом он неожиданно для себя вытащил ПСНД, не проверив, какой открывает торец, дернул за шнур и понял, что зажег факел. Матюгнулся, что сделал не то, но потом понял, что вообще ничего этого делать было не надо. Дым, может быть, обозначил бы его для вертолетчиков; но, накрыв полностью, сделал бы безопасным для духов и, в добавок, просто удушил бы его, выдавив своей массой весь воздух из разлома. Виктор вышвырнул горящий факел ПСНД за камень, в сторону духов, чем, вероятно, серьезно изумил их, и кто-то тут же пальнул по разлому из противотанкового гранатомета. Граната пошла с большим недолетом: не учли его превышение над ними - и разорвалась, не причинив, ему никакого вреда. Но духи тут же начали перекрикиваться, видимо, прошли какие-то команды, потому что вся стрельба сразу прекратилась. По нависшей тишине он понял - что-то они решили насчет него. Интуитивно чувствовал, что ничего хорошего теперь его не ждет...
Исчезли вертолеты, никто не стрелял, вообще не было видно никакого движения. Виктор решил все же наложить жгут на ногу. Оторвал лямку комбинезона, завязал узел на бедре, и, не найдя ничего путного, использовал вместо рычага для затяжки жгута запасную обойму от пистолета, предварительно выкинув из нее патроны. Потом подумал, что зря мучился: вряд ли пистолет ему пригодится. У него появились странные ощущения: начали мерзнуть ноги, а от головы до груди он чувствовал сильный жар. Кружилась и звенела голова, и приходили какие-то вялые и глупые мысли... Он думал: "Зачем Николай сделал левый отворот? Они же не были готовы к атаке?" Потом вдруг пришло: "О чем я? Какой отворот? Я же сплю?... Такой ужасный и дурацкий сон!!!" И тут же испугался: "...только бы не заснуть!!"
Виктор разбудил себя усилием воли, заставил перевалиться на живот и выглянуть из-за камня. Все расплывалось и странно качалось в глазах. Он никак не мог сосредоточиться и оценить обстановку. Напала ужасная усталость, лень и полное безразличие ко всему. Сознание постоянно пыталось обмануть: он все время подспудно надеялся, что проснется и все будет хорошо... Настолько хорошо, что вообще все сон! Нет никакого Афгана, он просто спит дома и ему это все снится... Он даже начал вспоминать, как выглядит спальня, где он спит. Но постоянно кто-то словно толкал его в спину: не спи! Нельзя спать! В каком-то дурмане он увидел передвижение двух черных пятен внизу недалеко от его камня. Виктор понял, что это представляет какую-то опасность для него, попытался понять, какую же... И тут, наконец, очнулся и четко и ясно увидел всю картину.
Короткими четкими бросками в сторону его камня двигалось двое духов в бесформенных черных балахонах. Они, как летучие мыши, бесшумно и быстро, казалось, скользили над землей. Словно крылья, взмахивали в движении рукава балахонов, проблескивая белыми продольными полосами поперек рукава. "Белые аисты"!!! Он даже восхитился поначалу тому, что увидел. "Белые аисты", спецназ Пакистана, о которых много рассказывали, о которых ходили легенды, в которых он почти не верил, были рядом с ним! И уже в следующий момент он впервые сильно, до судорог в горле, испугался! "Все! Это конец! Меня решили брать!... Что-то срочно нужно сделать! Срочно! Они слишком быстро двигаются !".. Виктор не знал, что делать и боялся это знать... Он не мог представить себе плен. Да и какой плен! "Грача" не будут ни держать в плену, ни менять, ни, тем более, раненого лечить. Значит .... Значит... Значит... Он все повторял это слово, не решаясь даже мысленно сказать себе, что это уже и правда все. А руки автоматически делали то единственное, что ему сейчас нужно было сделать. Виктор уже даже разогнул усики чеки. Осторожно, будто она была хрустально хрупкой, он вытащил чеку, покрепче сжал рычаг теплой от его руки РГДешки и, подсунув руку под правую щеку, начал осторожно укладываться на своем пятачке на правый бок. Он не чувствовал боли уже, почти не думал ни о чем, просто хотел эти оставшиеся минуты жизни не торопить. Виктор сделал все, осталось только разжать ладонь. Он уже свыкся с тем, что придется разжать... Просто хотелось еще пожить. Немного... Может быть, просто увидеть, чем это кончится. Просто лежал и ждал. Он не слушал себя, в голове не было никаких мыслей – как обычно говорят – "и тут он вспомнил всю свою жизнь"... Ничего он не вспомил. Только один раз ... краем мысли... подумал: "Ну вот, теперь придется стать героем... Оказывается, это так вот обыденно просто..." Потом Виктор услышал шуршание камешков рядом с его камнем и понял, что они дошли. Услышал негромкий зов этого "спеца": "Эй, шурави! "... Он крикнул почти без акцента и очень спокойно, словно позвал к столу. Но это его спокойствие окатило Виктора холодным, до покалываний в корнях волос, ушатом воды. Он понял, что уже пора, нужно отпускать эту железку. Успел подумать, что, наверное, нужно дождаться, когда они подойдут. Почему-то успокоился от этого решения и так же, как этот дух, спокойно и деловито ответил: "Да здесь я. Что там тебе надо?"..
"Выходи!"- вполголоса позвал дух. От его голоса Виктор вдруг почувствовал дикий спазм внизу живота, понял, что потерял всякую надежду на спасение и, теряя от ужаса и жалости к себе всякую волю к сопротивление, разжал ладонь... Громко выстрелил в ухо капсюль взрывателя, и он услышал противное шипение горящего замедлителя. Он горел так долго, что Виктор успел уже сто раз пожалеть о том, что сделал, испугаться, что не дождется этого "спасения", увидеть появившегося в разломе духа и... Он не слышал взрыв. Просто кто-то словно ударил его сильно по голове, потом вдруг прошла боль.... Впереди вспыхнуло что- то очень яркое, разлетающееся красивым пышным веером куда-то вверх, и просто стало легко...
Николай проснулся сразу после этого "взрыва"... Дико болела голова. Словно в бреду, разорванными эпизодами всплывали воспоминания того времени. Гибель Виктора. Работа комиссии по выяснению причин его гибели. Обычный поиск виновного и причины. И, конечно, наказания всех подряд... Только он всегда и без этих разборок чувствовал себя виновным. Долго не мог себе простить этого да и потом не простил, просто забылось и как-то утряслось в голове. Да и не жалел он себя после того случая и "гонял" на все удары и самые сложные задания. И в полку его не винили, потому что время тогда было неудачным и потерь было много и в воздухе, и на земле. И в основном из-за таких вот "неудач" в принятии решений. Казалось тогда, что полк попал "не в струю", или уже просто устал летный состав от бесконечной работы... Но в его сознании надолго засело чувство вины за гибель того парня...
Летчика долго не могли найти. Три месяца никто не знал жив он или погиб. ХАД работал по поиску, но давал самые разноречивые сведения. Постоянно приносили какие-то "вещи летчика"... Их опознавали, но это было не то. Было четко известно место падения и то, что он катапультировался. Было известно, что на земле проводилась операция поиска и захвата ближайшей группой (тогда еще бандой) "Инженера Фарида". Но ни данных о гибели, ни о пленении не было, и все считали его живым. Бронегруппа, вышедшая из баграмской дивизии МСД уже через сорок минут после катапультирования летчика, была блокирована на выходе к дороге и связана боем в виноградниках Чарикакра; а к вечеру, не продвинувшись ни на шаг, вынуждена была вернуться. И лишь через три месяца, когда все это уже стало забываться, принесли, наконец, останки Виктора, которые были подтверждены лабораторными анализами. Сообщили о гибели родным и начали переговоры через ХАД о возврате тела летчика. И тут, неожиданно для всех, привезли видеокассету с плохой любительской съемкой сюжета, показанного по французскому телевидению. Журналист, сопровождавший оператора "Стингера" из формирования Фаттеха в "зеленке" Чарикара, оказался настолько удачлив, что отснял реальное попадание "Стингера" на поражение самолета Су-25 на следующий день от начала дежурства. Слабоконтрастные кадры съемки без особой режиссуры показывали место дежурства и самого оператора, момент пуска ракеты и попадание ее в самолет. Затем – падающий факел горящего штурмовика и опускающийся на фоне горы парашют. Затем съемка переместилась на место падения летчика. Очевидно они опоздали к моменту начала боя, да и сам бой, видимо, был достаточно скоротечным, потому что далее были коротко показаны парашют и оружие летчика. Место его подрыва со стороны входа было помечено кровавыми пятнами, оставленными ранеными осколками его гранаты духов. Так же коротко показали и останки летчика. В тени камня, под козырьком, мало что было видно, но комментатор сказал, что тело сохранилось хорошо, потому что вся сила взрыва была отражена камнем в сторону входа, поэтому двое вошедших в разлом были буквально раздавлены о скальную стенку осколками и взрывной волной. Считалось, что Виктор погиб легко...
"И вот почти через десять лет ко мне пришла "его" боль!?"... Николай лежал и чувствовал себя одновременно и дома в кровати, и летящим в бесконечность боли в том далеком разломе у входа в Саланг. "Неужели "ОН" есть?"... Странно, что даже для себя он называл это "Кара божья". Он не решал для себя этот вопрос. Наверное, даже не особенно думал над этим. Есть, нет... Вот она "его" боль! Это не просто. Это, наверно, действительно кара... и не так важно, чья... Он тяжело встал, весь словно окруженный этим ореолом боли. Двинулся вперед, не думая ни о чем, словно выполняя чью-то волю. Вышел на балкон своего десятого этажа и остановился у перил. Свежий воздух ожег жаром пустыни... "Ну да, ведь внизу Саланг",- подумал он... Не было сил подтянуться на руках, и Николай просто перевалился через ограждение. И как только полетел вниз, понял, что сделал то, что нужно. Ему стало легко. Мгновенно отпустила боль. И словно слова молитвы он сказал: " Я возьму твою боль!"...
Ночью никто не заметил падения. У дома было темно, да и прохожих, видимо, было мало. А утром дворничиха, зайдя за дом, увидела лежащего на асфальте мужчину... Уже успела было подумать, что вот допился, как обратила внимание на темное и масляно блестящее пятно уже подсохшей крови вокруг головы на земле. Мужчина лежал на спине с открытыми глазами и улыбался. Наверное, поэтому она не испугалась, а просто как-то сразу поняла, что это не случайная смерть. Вскрытия не производилось: тело просто передали семье....
Rado Laukar OÜ Solutions