ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 15 декабрь 2008 г.
Поэзия
Раиса Вдовина
Открыть эту страничку со стихами Раисы Вдовиной мне пришло в голову совсем недавно. Рая, - а иначе и быть не могло! - все эти годы так и прожила отшельником, анахоретом. Тетрадь и ручка, краски, кисти, бумага - вот, кажется, всё, что ей было нужно и тогда, когда она шутя называла меня "двоюродной дочкой", и теперь, когда мы, в общем-то "сравнялись" годами. Только коммуналка на Гороховой сменилась на крохотную квартирку в безликом питерском микрорайоне. Теперь здесь находят приют и прикорм окрестные брошенные-бродячие кошки и собаки. Как она умудряется на свою мизерную пенсию кормить такую ораву животных, я не представляю? И она не представляет, как можно оставить их голодными. Конечно, для нее компьютер, интернет и даже мобильник - это слова из другой незнакомой жизни. Есть изданные книги. Но, почти весь тираж (300 экз.)последней книги "Ночное" 2009 г. Рая забрала из "Лавки писателя": А! Всё равно никто не покупает... Кто меня сейчас помнит? И разве кто-то ещё читает стихи? - махнула она рукой.
И вот я, испросив согласия автора, решила познакомить продвинутого читателя и ценителя настоящей поэзии с хорошими стихами хорошего питерского поэта Раисы Вдовиной.
И вот я, испросив согласия автора, решила познакомить продвинутого читателя и ценителя настоящей поэзии с хорошими стихами хорошего питерского поэта Раисы Вдовиной.
Наталья Кошина.
"Творческий вечер Раисы Вдовиной"
26 июня 2008 г. состоялся творческий вечер Раисы Вдовиной, приуроченный к ее дню рождения. Сначала гости и все присутствующие поздравили именинницу, пожелали ей здоровья и творческих успехов. Выступление поэтессы состояло из чтения стихов разных лет и прочтения нескольких глав из книги воспоминаний, в которых она поделилась радостью от общения с известнейшими своими современниками: композиторами, писателями и поэтами. Воспоминания и стихи встретили живейший отзыв в зале. Завязалась непринужденная беседа, в которой почитатели творчества Раисы задавали ей вопросы. Так же была открыта выставка работ Вдовиной, ведь она не только замечательный поэт, но и очень хороший художник. Как отметили многие присутствующие, художественное ее творчество часто перекликается с поэтическим.
Редакция поздравляет Раису Вдовину и желает, счастья, здоровья и дальнейших творческих успехов на ниве Поэзии!
СТИХИ
Я быта не держу,
Мне близок тот предмет,
Что к быту не имеет отношенья,
Ничьею вещью в мире не служу
И ничему не знаю приложенья.
Мой труд сродни безделью самому –
Вот так платили б скряге или моту.
В мозолях руки – лень виной тому.
Я праздность постигаю как работу.
Предмет без цели. Странное «меж тем».
И если спросят у меня по ходу,
«Чем занята?» Ответствую: «Ничем».
Бытийствую. Предчувствую погоду.
* * *
Всё проходит путь материала
И земное тело, и зерно…
Вещество опорность потеряло,
Потому что Богу не верно.
Вот и оскудели наши грады.
Омертвели реки ото лжи.
Нет у нас ни пищи, ни отрады,
В слове – правды,
В теле нет души.
СОН
Мне Лермонтов приснился под крещенье:
Крещенские бывают в руку сны.
Пытаюсь разгадать его значенье –
От тайных слёз глаза мои красны.
Как будто в нашем сквере Петроградском
Сидел он с кем-то на одной скамье:
Он был военным, а второй был штатским
Но кто есть кто – известно было мне.
Какая-то живая шла беседа
Сквозь полтораста между ними лет,
Был меньше он и жилистей соседа,
Напоминая Клюнгера портрет.
Как азиат горчично-смуглолиций,
Сюртук был синий, красный воротник. -
С Кавказа, видно, с огневых позиций,
Где протекает речка Валерик
И вот я тоже говорить с ним стала
О том, что с детства мною он любим,
Что я его таким и представляла
И рада в жизни пообщаться с ним.
Он на меня смотрел в недоуменье,
Как тяжко я ворочала слова,
Хваля его с великим неуменьем,
(Как будто впрямь вращала жернова!)
мол, я его собою на дуэли
Прикрыла б и от гибели спасла,
Пока хвалы ему не надоели…
К нам молодая дама подошла
А я в своём остановится раже
Уж не могла, сгорая со стыда,
– А любите, – спросить дерзнула даже, –
вы лошадей? И он ответил: – Да.
Потом они ушли… Я пробудилась
В бесснежной мгле январского утра
Ничьё ещё окошко не светилось
И вместо холодов была жара –
Плюс три по Цельсию. И было странно
Мне возвратиться вдруг из забытья
… «В полдневный зной в долине Дагестана
с свинцом в груди»… – как будто это я…
А он давно прочёл мои творенья
И позабыл. И, что всего больней,
Я уловила холодок презренья
К особе новоявленной своей.
Как этот злой поручик пехотинский
Мог уязвить, я ощутила вмиг –
Так от него Виссарион Белинский
Ретировался, прикусив язык.
Какие ж испытала я мученья,
Отвергнута любимою рукой,
Меня смешавший с уличною чернью,
Бессмысленной, бездушной и глухой.
Он так меня галантно оглаушил,
Ко лбу не приставляя пистолет.
Он даже этикета не нарушил,
Не оскорбил, а просто свёл на нет.
Но я стерпела. И к сердечной ране
Прижала в возражение ему,
Ту книгу детства в золочёной рвани,
Столь дорогую сердцу моему.
И показалось мне, вдруг показалось,
Что не обидел он меня ничуть,
А просто мало времени осталось
И надо торопиться в дальний путь,
Откуда не бывает возвращенья
Был для поэта срок короткий дан,
Чтоб кой-кого увидеть на крещенье,
Где протекает речка Иордан.
21.01.93
* * *
Мучился… Уже не умещался
Ни на ложе, ни в своём размере,
Ибо в мир иной перемещался,
Пусть не в рай – не в ад, по крайней мере.
Жить ему осталось очень мало
Может сутки, может час единый.
Над лицом его жена стояла,
Его муза с талией осиной
У его крыльца толпились люди,
Вешали на двери объявленья
О его убийственной простуде,
О его антоньевом горенье.
Он трудился о своём уделе,
То впадал, то вылезал из ямин,
То вставал под дулом на дуэли,
То сдавал лицейский тот экзамен.
И ничем уже не защищался
Ни от боли, ни от пули вздорной.
Белый мрамор в бронзу превращался
В памятник себе нерукотворный.
ПОЭТУ
В поэтовом карандаше
Нет промысла искусствоведам.
Им этот путь совсем неведом –
Не на бумаге, а в душе
Живой, неповторимый штрих,
Тот быстрый росчерк факсимильный,
Клубами на дороге пыльной,
Что за собой оставил их.
Подобно бегу, скоку, шагу
Всегда вчерне, не на парад.
Порой рисунок рвет бумагу,
Выходит за ее формат.
В листе дыра, а в поле чисто.
Поэт не результат, он – путь.
Вот так боксер от каратиста
В письме отличен – на чуть-чуть.
ИСТОРИЯ
И Пушкин был забавен и хорош,
Пока не вздумал взяться за историю.
Играй, дитя, да знай черту, где ложь,
Где правда – соблюдая территорию.
А Лермонтов – тот сразу перебрал,
Как помянул толпу, стоящую у трона!
Кто б гения с тех пор ни убивал,
Остался бы без всякого урона.
Травился б ты, лез в петлю иль тонул –
Концы всегда упрятывались в воду.
Кто ж, братец, за язык тебя тянул
То справедливость славить, то свободу!
Я не боюсь врагов. Они враги.
Вокруг голов их черные круги,
У них на куртках с черепом значки,
И на глазах их черные очки.
Я не боюсь врагов. Боюсь друзей.
Не разглядеть их в близости своей.
Они с тобой съедят и соли пуд,
И в горной связке за тобой пойдут,
И могут, как никто, тебя понять, –
Их невозможно за руку поймать.
Успел Высоцкий, чистая душа,
Не быть по дружбе скинут с этажа.
Никто, ни Розенкранц, ни Фортинбрас,
Не заложил в подъезд ему фугас.
Те времена прошли, и не вернуть.
Врагам уже меня не обмануть!
* * *
Англичане любят королеву,
Как не любим мы своих вождей.
Безразлично, праву или леву
Принимает сторону идей.
Любят просто так, а не за что-то,
Честь и гордость Родины своей,
Как люблю я парусного флота
Красоту, не важно мне – он чей.
Добровольно чтят, не раболепно.
И она с короной на челе
Чувствует себя великолепно
И сидит на троне, как в седле.
Любят королеву англичане.
Королева любит лошадей.
Вот бы на Руси, души не чая,
Мы не власть любили, а людей!
06.07.82
* * *
Сфинксы с Финского залива –
Стражи наших стуж.
Как вписались вы счастливо
В штаты наших душ!
Полулюди, полузвери
Из далёких Фив,
открывающие двери
В наш великий миф.
1982
* * *
Этот город построен в стиле.
В нём колонны живут и шпили,
И модели его одежды
Нам представлены в виде надежды.
Ничего, что он бесчеловечен –
Красотой он навек обеспечен.
Он нам выдан с казённого склада,
Как мундир, сапоги и награда.
Отслужу Летний сад и Фонтанку –
И уеду к себе – на Гражданку.
01.04.82
* * *
Ощутили себя господами,
Что ходили вчера за стадами.
И теперь забирает кондрашка:
«Петрогадка»,
«гостинка»,
«апрашка»…
2003
* * *
Неужто это батюшка Державин?!
Он русским – как архангел Гавриил!
Сам Пушкин перед ним держал экзамен!
Так хорошо, так внятно говорил!
Склоняла слух к устам его царица
И славила его на все лады –
Сама великолепная Фелица
Своей киргиз-кайсацкия орды.
Прошедший двух столетий перемены,
Он устоял, как истинный колосс.
Какой дурак свои родные гены,
Отечество своё на свалку снёс!
Державы нет. Венец её заржавлен.
Разграблена казна. Алтарь спалён!
На мусорном бачке лежит Державин.
Распад. Предел. Свершение времён.
14.08.98
***
Люблю Голландию голландцев,
Как их сыров голландский вкус!
Таких чистюль, таких галантцев!
Люблю Ганзейский их Союз!
Их живописного таланта
Вкушаю яства с давних пор,
Вермеер-Дельфтского! Рембрандта!
Данаю и Ночной Дозор!
Их постоянную готовность
Взвесть дамбу, проложить канал,
Их наводняемую ровность,
Их полновесный идеал!
Люблю их мельницы крылаты,
Коньков серебряный разбег,
Их мачты, паруса, канаты
На лоне всех морей и рек!
Их остроумье без сарказма,
Их изразцов уютный стиль,
Их Роттердамского Эразма!
Тюльпаны, пряжу и текстиль!
И, словно крепкую заварку,
Осенней полночью седой –
Люблю оранжевую Арку
Над нашей сизою водой.
26.02.99
* * *
Весь мир исчислить?! – головы дурим.
По-моему, мы Голема творим, –
Занятие завидное. Но, мог
Все в мире знать один лишь только Бог.
Вдруг стали скучны мне все эти дивы:
Компьютеры, провидцы, детективы,
Все инженеры человечьих душ.
В Саратов я хочу! В деревню! В глушь!
К Арине Родионовне в избушку,
Послушать эту мудрую старушку
Под рокот прялки, шум веретена –
Отрадой надышаться допьяна.
Грибы не пересохли ль, щи не скисли ль,
Не подошли ли к масляной блины?
Кой леший в Интернет меня зачислил!
Как хорошо не знать своей цены!
* * *
Есть родина. Есть Родина!
Её прекраснее нет.
Там красная смородина,
И мне семнадцать лет.
Есть деревенька бедная,
Деревня Кушела.
Как много я набегала!
Далече ль отошла?
Вовеки ненаглядная
Осталась лишь она.
Открылась в ней обратная
Земная сторона.
ЛЕТОПИСЬ
Люблю густые заросли обочин,
Их цепкую косматую орду,
Что поначалу нравится не очень –
Куда, в конце концов, и я уйду,
Так ныне в них вступаю без опаски
И давнюю отраду нахожу,
Растущих без призора и без ласки,
С колючками, подобными ежу.
Полынь, осот, репейник и крапива
В их тесном общежитье – как в лесу,
Враждующих и спаянных на диво
В одну непостижимую красу.
Тропинка в них плутает осторожно
И где-то упирается в тупик,
Как частокол, заточенный острожно,
Они же – пара перекрёстных пик.
Средь этого разгула и разора
Какие силы копятся внутри!..
И нет на свете задушевней хора,
Когда цветут все эти пустыри…
Рубиновое рубище репея,
Сурепки золотистый крестоцвет,
Ромашка залетает в них, белея,
И пижмы шапка, полная монет,
Литых чертополохов батарея,
В огне и дыме будущих побед –
Вся летняя земная эпопея,
По осени сходящая на нет.
Затихшие садовые газоны
И птицы, улетевшие на юг –
Полынные седые эшелоны,
Стоят в пути до наступленья вьюг.
Ни зверя не видать, ни человека –
Кругом такая скука и тоска!
Штыри стеблей чернеют из-под снега,
Как на снегу залегшие войска.
Они взойдут! Не плач чудак настырный –
Их вызволит надёжная рука!
Не так ли ты, простой цветок пустырный,
В орнаменте проходишь сквозь века!
Как листья у развесистой полыни
Напоминают копий острия,
На рукописной книге и поныне
Узор знакомый различаю я.
И не она ли схожа с древней вязью,
Которая отсюда началась?..
И ты с ней связан неразрывной связью –
Она и есть единственная связь!
06 сентября 2006
* * *
Какое здесь письмо!
Не надо и пера.
Надеяться и ждать.
И разве что и делать –
На волю отпустить, –
напишется само!
Осенняя пора!
Осина – как индеец!
Дровами пахнет дом,
смолистою сосной,
Лесною глубиной,
земною чернотою.
Так жадно ловишь ртом
целительный настой
Осеннего ключа
с Полярною звездою!
СВЕРЧОК
Из четырёх каналов, где молчок
Сейчас, и никакого измененья,
Мне горше всех умолкнувший сверчок –
Источник исцеляющего пенья.
Бывало, ночью не могу уснуть,
И он не спит, мой композитор личный.
– Из Моцарта, – прошу,– нам что-нибудь!
И начинает свой концерт скрипичный.
Со временем совсем он стал ручной,
Соседкой, принесённый из подвала,
Струил потоки музыки ночной,
Что «Балтика» болтать переставала.
Вселенский независимый канал… –
Куда девался мой сверчок певучий?
Неужто рыжий кот его сожрал?!
Такой произошёл несчастный случай…
Наигрывал все ночи напролёт
Мне что-то вроде «Гольдберг-вариаций»…
Шуршит метла.
Журчит водопровод.
Как резки звуки в мире изоляций!
* * *
Я сны перевожу,
Извечный полуночник,
И, пробудясь, прошу
Оставить мне подстрочник.
Бессильны словари
И речи молчаливы.
Лишь можно изнутри
Прочесть иероглифы.
И чем я их смотрю?
И как им умудриться
Не меркнуть поутру
И зорче пересниться?
* * *
В стороне скамья пустая
Отойду – вернусь назад
Кто тебя скамья поставил
Под осенний листопад
На скамейке листьям тесно
Сколько листьев – просто жуть
У скамейки нет подтекста
У скамейки – просто суть
Было лето…Мы другую
Обошли, на эту сев,
Были руки, были губы,
Было также как у всех,
А теперь стоит скамья
Скрыта в ней тоска моя
* * *
Виктории
Я влюблена в нагое тело!..
С горячим веником в руке
Стоишь ты в позе кондотьера
На сногсшибательном полке.
В парной жарища – нет терпенья!
А ты кричишь: «Ещё подбавь!»
С крутых коричневых ступеней
Сползают туши голых баб.
Метелишь, хлещешь, что есть мочи,
Себя как лютого врага!
Листок берёзовый на мочке
Налип как чёрная серьга.
Потом туда, где белый кафель,
Где глянец спин, где звон и гам,
Как в жемчугах, в венце из капель,
Ко мне идёшь по облакам
С такими чистыми губами,
Что в страхе за тебя опять,
Молю: «До следующей бани
Себя, пожалуйста, не трать!»
(восстановлено в памяти 2-го ноября 2007г.)
БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФАНТОМ
Цвела сирень в Бахчисарае,
И шли дожди, дожди, дожди…
Я, любовию сгорая
Держалась где-то посреди.
Одежда облепила тело,
Солёный пот стекал со щёк,
Под колесом вода шипела,
И счётчик тикал как сверчок.
Такой сырой сирени сочной
Я и представить не могла.
В те дни на улице Восточной
Одна художница жила.
Ни злого пса, ни виллы барской –
Старушки худенькой рука.
Был домик у неё татарский
И огородик в два вершка.
И мой визит дикообразный
Невесть откуда и куда,
В рейтузах, в куртке несуразной
С сумой, где хлюпала вода!
Я попросила позволенья
Лишь отдышаться до утра
Я вызывала подозренье
А дождь хлестал, как из ведра.
Мне дали десять дней досуга.
Велосипед свели в сарай.
И руль его как ручки плуга,
Рогами вылезал за край.
А я была за это время
В пещерных мёртвых городах,
И за оградами в гареме,
И под каштанами в садах.
Чеснок мы ели с майонезом
И кофе пили допьяна.
Спала я под большим навесом
Двух натюрмортов Куприна
И по ночам от сыри стыла
Куда, не зная, ноги деть,
А, просыпаясь, находила
Татарскую на полках медь
Кувшинов стройных и кальянов,
Густую живопись картин,
И тут же грусть меня томила,
Что близок срок моих гостин.
Я помню эту ночь подробно,
Ту ночь последнюю в дому.
Была гроза. Хлестала в окна.
И взор как в зеркало во тьму
Вперялся. Мы сидели в раме
Ночного мрака и дождя,
Обмениваясь адресами,
Знакомых общих находя.
Она сказала: «Прошлым летом
Была тут девушка. Взяла
Рисунок мой. Но вот с ответом
Всё что-то тянет…Я ждала,
Но зря. Куда она пропала?»
И мне беглянку назвала.
Она была моею тёзкой…
Я затянулась папироской,
И руки были словно лёд –
Такая жуть меня прошибла.
Она, - сказала я, - погибла!»
Упала в лестничный пролёт.
Её под утро обнаружа,
Не выяснили, чья вина.
Сестрой жены былого мужа
Была при жизни мне она.
Махнув рукой, я укатила.
Лил дождь, гремели небеса.
Двумя фонтанчиками била
Дорога из-под колеса.
А вдоль шоссе, благоухая,
Как будто провожать придя,
Цвела сирень Бахчисарая
Под водопадами дождя.
РИВЕНДЭЛЛ
В.Бурковскому
Рок-ансамбль именовался – Ривендэлл , –
Двух творцов он был созданье, двух колен:
Первый был Джон Рональд Руэл Толкиен,
А второй был музыкант и корабел.
Жаль одно, что не читала я роман,
По которому училась молодёжь,
Как на Библию молясь иль на Коран, –
И не знала, это правда или ложь.
Первый раз я увидала вживе рок.
Молодой был у него и светлый лик,
Взор лучился и пылал румянец щек,
Где ждала я какофонию и крик.
А потом я поняла, что Толкиен
Не толкался, не кусался, не бодал,
А толковый оказался джентльмен,
Поэтическим талантом обладал,
Буколическим – черты его тонки,
Бледен, худ, в бородке реденькой юнца,
В Ривендэлле вили девушки венки,
Пламенели благородные сердца,
А ещё меня пленил саксофонист,
Как ковбой - совсем в домашнем виде он
Трогал клапаны серебряных монист,
Ртом красивым целовал свой саксофон.
Натурально он в игру свою играл,
Как дышал, и синий взор не отводил, –
Будь дракон я – без мечей и без забрал
Он меня одной бы левой победил.
Посетила я впервые рок-ансамбль,
Возвращалась вдохновлённая домой,
Так искусно вёл строитель свой корабль
Всеми таинствами музыки одной.
Пусть не жить мне в Ривендэлле, не играть, –
Все дороги, говорят, приводят в Рим.
Звёздным светом осени нас Благодать,
К самому себе придти путём своим.
* * *
Собралась идти в народ,
А куда идти? – Вперёд!
Весь народ уже в строю
Догоняй страну свою!..
Шла я много лет подряд
И дошла… до края.
Говорят: «Иди назад,
Шустрая какая!»
* * *
Гоните всех голодных с мест,
Постройте резервации!
Глядишь, один другого съест
В процессе операции.
А старое жильё на слом,
В прорехах и заплатах.
И будет рай в аду земном,
Страна одних богатых
Да жаль – нет у воров стыда,
а у богатых братства,
как не бывает никогда
без бедности богатства.
ЗВЕЗДОЧЁТ
Ж. Бурковской
Ты живёшь на 12-м ярусе
Петербургской жилой крутизны,
Как на туго натянутом парусе
Улетая в астральные сны.
Колесо ли штурвальное шхуны,
Рассечённое розой ветров,
Колесо ли шальное фортуны
Обретает встревоженный кров
Под напором лихой непогоды
Или вставший над морем маяк
Посылает в кипящие воды
Луч спасенья сквозь бурю и мрак…
А весною, в умытые рамы
Обозри с голубой высоты
Всю красу городской панорамы –
Острия, купола и кресты,
Чьи в пучине упрятаны корни,
Воздымая на самый чердак
Голубятни своей, колокольни
Звездочёта в родной Зодиак.
А внизу под тобой как микробики –
Толпы улиц, забывшие счёт,
И живущие в маленьком гробике…
И Великая Лета течёт…
17 апреля 2000
* * *
В наших окаянных мира переменах
Заново звучат стихи времён военных.
Дали проступают, слышишь по-иному,
Блудная душа соскучилась по дому.
Замершие вновь уста заговорили
Оживают зерна, что лежат в могиле
В одиноком доме без отца родного
Как мне не хватает Дудина, Орлова
Славе словно птице надо налетаться,
Слову нужно время реабилитаций
А теперь за ними мы идём по следу
Где разрывом сердце празднует победу.
02.03.05
О РУБЦОВЕ
Брат- «наровчанин»*, помнишь, мы ходили
В одно объединение – ЛИТО?
И меньше занимались там, чем пили,
В поэзию играя, как в лото.
Хотя там были славные ребята,
И выходили в свет, в конце концов,
Гаврилов, Малышев блистали там когда-то,
И, говорят, ходил туда Рубцов.
Шпитальный был, Пархоменко, Михайлов,
Душой был Новосёлов Николай,
Средь этих балагуров и нахалов
Цвело веселье, только наливай!
Там я сидела, словно на Парнасе,
Попавшая на сцену из угла,
В своей бурсацкой темно-бурой рясе,
Уверовав, что истину рекла.
Леонов Леша, Морев, Слепакова,
Сергеева Ирэна в цвете лет, –
Но как я не приметила Рубцова?
Горшкова помню, а Рубцова – нет!
Хоть, говорят, не соблюдал он такта
И бедствовал, и пил не меньше нас,
Из ряда вон он перенёсся как-то
На крестный тот, на истинный Парнас!
25.09.95
_______________________
* наровчанин – член Лито «Нарвская застава»
* * *
Пусть говорят, что нет России,
Что умерла она, как Рим.
Она ушла в свои стихии,
К истокам сумрачным своим.
Ушла, зализывая раны,
В свои болота и снега,
Как уходили в партизаны
От иноземного врага.
Стоят забытые деревни,
Навеян вещий сон царевне,
Толпой забиты города,
Где я живу, как сирота,
Что больше нет российской шири,
Ее проела моль и ржа.
Но чем-то самым терпким в мире
Жива российская душа!
Не оттого ль горючим счастьем
Бывает жизнь озарена,
Когда нахлынувшим ненастьем
Заговорит с тобой она!
Кто победил ее, кто вынес?
Кто хоронил ее? Когда?
Не тронута ее невинность,
Не считаны ее года!
Какой беде, какому свету
Она опорой не была?!
Пусть говорят, России нету,
Я знаю, что она — цела!