ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 65 июнь 2021 г.

Тихий Дон

 

Сергей Сущий

 

Родился в 1961 г. Член Союза российских писателей, автор 14 поэтических сборников и 4 книг прозы, изданных в Ростове, Москве, Таганроге. Публиковался в журналах «Знамя, «Арион», «Ковчег», «Дон», «дети Ра». Культуролог и социолог культуры, доктор философских наук. Живет в Ростове-на-Дону

Материал подготовлен соредактором раздела "Тихий Дон" Ольгой Андреевой

СТИХИ

 

***

Есть мир, как глянцевый буклет –

вместилище добра и счастья.

А в нем стакан, простой предмет.

наполнен, но и пуст отчасти.

А вот иной мир – костный хруст,

чума, Освенцим, вечный голод.

Стоит стакан – он полупуст,

а, стало быть, и полуполон.

 

И в самом лучшем из миров,

и в самом худшем во вселенной

стоит стакан всегда таков,

что полон/пуст одновременно.

Стоит стакан, как «да» и «нет»,

кромешный ад и рай небесный,

он север-юг, он мрак и свет.

В любое время или место

 

ты попадешь. А там стакан –

не выпить, не долить до края.

Несносный бытия изъян,

неустраним, не исправляем.

Так и живем, бормочем: «шит,

ну, диалектика, зараза…»

стоит стакан простой на вид …

не полон и не пуст ни разу.

 

ОХОТНИКИ НА СНЕГУ

(по мотивам П.Брейгеля)

 

Смеркается. Сыпет снежок и мороз всё крепчает.

Сейчас бы в свой дом, к огоньку и горячему чаю.

А впрочем, поселок всё ближе и машут плечами

дубки и березы. Сороки по веткам снуют.

Из леса охотники склоном покатым идут.

Собаки, добыча, густая усталость в ногах.

Из впадины неба всё пуще серебряный прах.

 

Они на подходе… А в море плывут два линкора.

Они далеко друг от друга, но встретятся скоро.

Что будет, не знает никто. Впрочем, семя раздора

везде и всегда. И полны ожиданием злым

со всех континентов упёртые в небо стволы.

Как хочется вставить соседушке с правой руки,

катаются по небу медленных туч желваки.

 

Снежок опадает на землю. Подолгу, не сразу.

Всё ближе поселок, всё ближе… А в секторе Газа

последний шахид на сегодня плывет струйкой газа

на небо к Аллаху. И выполнив данный обет –

ликует, разъятый на части, на тени и свет;

доподлинно зная, что нынче же он – имярек,

гражданство исламского рая получит навек.

 

В Перу изверженье вулкана, на фондовом рынке

просадка весь месяц, взрыв шахты в Китае, на ринге

Евразии «куча мала» вместе с рефери-гринго.

Десяток бойцов, костный хруст на планету почти.

Куются орала, но прежде секиры, мечи.

И кровью пульсирует лента дневных новостей,

в висок отдавая… На белом цепочка людей.

 

Темнеет, однако. Вдали огоньки, а дорога

струится по белому склону всё также полого.

И каждый себя убеждает: «Теперь-то немного

до женщин, детей и тепла, до…» Достигнут предел.

День, год или век – и земля совершит самострел.

Предчувствуя шкурой всё это, бормочешь: «Хрен с ним.

Ведь через какой-то там степени лет или зим

 

всё прахом закончится, схлопнется черною точкой.

Какого же ляда тянуть, если можно короче?

Экстерном отмучиться, если не вышло заочно.

Здесь! Прямо сейчас! Малый труд –

и дело с концом…» А они всё идут и идут.

Старшой поправляет тулуп на широкой груди:

«Успеть бы до ночи…»

А как же! Успеют поди.

 

 

КОММУНАЛКА

 

1

 

О, коммуналка – десять камер.

Что там за гипсовой стеной?

Курчавый юнкер (тот, что «камер»)

шалит с пейзанкой молодой?

Или опричник злой, Малюта,

на дыбу вздернул свой портрет –

и вот скрипит твоя каюта,

и ходит ходуном паркет.

 

Что там за стенкой? Что угодно

представь себе и будешь прав.

Там день за днем и год за годом

кунсткамера, чудес конклав.

Но даже в чудеса не веря,

и зная, что всё это вздор –

живи, не открывая двери

в холодный черный коридор.

 

2

 

О, коммуналка, пересолен

твой борщ, а вкусом – солидол.

Здесь «до-ре-ми-фа-со-ля-до»

звучит, как: «Дора, мне фасоли…»

Проклятый день глядит в окно,

попсой сочится телевизор.

В сортир и ванную без визы

вход запрещен. Но малый гном –

 

четырехлетка, вхож повсюду.

Пускай квартирный мир – Гулаг,

он все равно велик и благ,

одно сверкающее чудо,

в котором каждый миг лучится.

Пусть вечно протекает кран,

и кто-то бит, а кто-то пьян;

зато слова, событья, лица

 

не делятся на «наши-ваши»…

Здесь главное не повзрослеть.

Всю жизнь прожить и встретить смерть,

четырехлеткою оставшись.

 

3

 

Шумит подвыпивший бачок,

светает небо в заоконье.

В борьбе с похмельем изнемог

сосед Степан. На макароне,

вчера слетевшей на паркет,

закончен праздник тараканов.

И жизни во вселенной нет;

и нет вселенной – слишком рано.

 

Но в этот час, в углу земли,

сливаясь на диване узком,

они, блаженные, смогли

подняться ввысь единым руслом.

Пробив насквозь панельный дом,

цепочку облаков, границу

ионосферы, веря в то,

что им уже не разлучиться;

и в том движенье без руля

залог бессмертия и сила

начать вселенную с нуля...

 

Да так оно теперь и было.

 

***

 

На Тихорецкую состав отправится

 

с добром ли без добра какая разница

жить поживать здесь или там когда

вагончик тронется перрон останется

гори гори моя твоя звезда

кондуктор не спешит орешки грецкие

всё щелкает как белка и купе

курящее купе на тихорецкую

а я сегодня с девой tet-a-tete

 

её меня опасная трясина нас

кондуктор блин нажми на тормоза

на тихорецкую пускай состав мы пас

мы нас туда где синие глаза

напротив супротив уже без разницы

что паровоз опять вперед летит

что машинист маньяк и горький пьяница

в коммуне остановку норовит

 

он знает крошка цахес злая бестия

что с девой я сегодня а не он

и в самое гремучее отверстие

швыряет наш двенадцатый вагон

но не кащей он будет междуцарствие

у тихорецкой вынырнет состав

и тормознет чтобы остаться мы

на сутки платонических забав

 

***

 

А.П. Цветкову

Вот лиса, медведь и заяц.

Только сразу не поймешь

кто great guy, а кто мерзавец

и для дружбы не пригож.

То же самое с поэтом –

мастаков не сосчитать.

Настрочить про то и это

может и простая б***.

 

Не таков Цветков Алексий,

а быть может Алексей.

Он знаток морфем и лексик,

и при этом не еврей.

Любит водку и галушки,

а потом слегка вздремнуть.

Он пока еще не Пушкин,

но осталось ждать чуть-чуть –

 

только облеченный властью,

оком царственным почтит,

как Цветков почти, что классик,

или даже не почти.

Всех больших и малых премий

кто здесь главный номинант?

«Алексей, – подскажет Кремль.

Все подхватятся: «Талант!»

 

Спонсор тут же выдаст вексель.

И фуршет – гуляй да пей

до утра Цветков Алексий,

а по-свойски – Алексей.

Путь его, другим наука –

каждый год по сто стихов.

У него в кармане штука,

что их пишет, будь здоров!

 

Мне б немного этой штуки,

я не против, вот те крест!

Я купил бы даже брюки,

если в них ее насест.

Только как бы ни просил я

у судьбы, не даст она.

Эта штука на Россию

полагается одна.

 

***

 

Серебряные свадьбы, душевный разговор…

Песня 1970-х

 

Вечер, кухня, лампочка в сорок ватт;

чай остывший с мятой и чабрецом.

Красота – это женщина в пятьдесят

с бесконечно усталым, родным лицом.

Память жизни – морзянка, сплошной пунктир;

россыпь крошек былого запавших в мозг.

Что им врать – добротой не спасется мир.

Двое, кухня, проблем нерешенных воз.

 

Нарисованная золотым мелком,

как подсолнух, луна за окном растёт.

Сорок ватт не мигают. Молчать легко.

На двоих полвека – сказали всё.

Вот и славно. А славно, к чему слова?

Надо жить, как жили, в один конец,

с путеводной надеждою в сорок ватт,

что в конце дороги ждет Сын-Отец.

 

 

***

 

По Дону гуляет казак молодой…

 

Бывает на даче, бывает, что мячик,

бывает что Таня над быстрой рекой.

О чем год за годом, о чем дева плачет,

ведь шарик вернется, и он голубой.

И мячик не тонет, он тоже вернется,

всё в жизни вернется, до-после и за.

По Дону гуляет, глядит из колодцев

казак молодой, голубые глаза.

 

Что поздно начнется, то кончится рано.

А мука несносна – любовь больно зла.

Цыганка гадала, бередила рану.

Пиковая дама за ручку брала.

Летит в небе летчик, благим орет кочет,

постылые мысли ползут чередой.

Строчи, пулеметчик, за синий платочек;

не быть тебе, дева, замужней женой…

 

Не бритвой по горлу, так мысью по древу.

Летит в небе шарик, плывет в речке мяч.

Пускай шепчут губы: «не быть тебе дева…»

Ты будешь, ты есть, ты была. Плачь не плачь.

 

***

 

От грядущих событий заранее тени видны.

Д. Джойс

От грядущих событий заранее тени видны.

Ты же знаешь, что будет. Зачем упираться, дружище?

Почему меж руинами каждой грядущей войны

мы в прошедшем спасения тропки, так истово ищем?

 

В страстной тяге исправить, избыть свое прошлое, вновь

в это прошлое вмажемся, влипнем по самые уши.

Все равно впереди слезы, ярость, кипящая кровь.

И раскаянье следом, мольба обновить наши души.

 

Может всё дело в том, что истории нет. Потому,

что и времени нет. Время – точка, мы все – в настоящем.

Всё, что было и будет – случается разом. Кому

и чему обучаться? Пандоры разинутый ящик

 

не захлопнуть. Ведь космос, закинутый как поплавок

в безнадежную вечность, проросший из семечка-Слова,

из-за всех сил стараясь, создать лишь мгновение смог.

Этот миг, что теперь повторяется снова и снова.