ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 65 июнь 2021 г.

Тихий Дон

Александр Рыбин

Член Союза журналистов России и Союза российских писателей. Родился в 1957-ом в г.Джамбуле (Казахстан). Актер, режиссер, педагог. Художественный руководитель театра ‘’Преображение" при храме Святого Иоанна Воина г.Ростова-на-Дону. Прозаик, драматург, публицист. Первые публикации статей, рассказов и сказок состоялись в конце 1980-х, в ростовских газетах «Вечерний Ростов» «Наше время», альманахе «Южная Звезда». Также печатался в сетевом журнале «Наша улица» (Москва). Автор двенадцати книг романов, пьес, повестей, рассказов и сказок. Живет в Ростове-на-Дону.

Материал подготовлен соредактором раздела "Тихий Дон" Ольгой Андреевой

Арбузяка

Ночи были темные, звездные, ветреные. Вода в реке черная, тяжелая. Снежинки – поденки прилетят белым первоцветом, окунутся в реку, и нет их. А наутро молодой хрустящий ледок ломала ленивая, темная волна. Осень разукрасила берега Васюгана в золото, в оранжево-красное, выдула ветрами холодными сочную зелень, оставив чуть потемневшую синь подступающего к берегу безлиственного уже перховника.

Утром два рыбака, уходившие калданить, вытаскивали сеть, да вместе с язями вялыми, да окунями сердитыми вытащили невесть откуда приплывшие три арбуза. Что это такое полосатое, поблескивающее матовой зеленью, никто из рыбаков не знал. Мало ли что река с верховьев притаскивала. Но вместе с рыбой принесли в стойбище и этот улов, детям на игрушки.

Арбузы лежали у чума старого Эдиге. Все подходили, качали головами, а что это такое, никто не знал. Тут в стойбище появился охотник Перко. Вечно сонный и грязный, он жил у протоки один, в небольшой лиственничной избушке и частенько наведывался к родным, когда становилось особенно голодно. На охоту он если и уходил, то возвращался с пустыми руками, а иногда смешно: пойдет в лес, да ружьишко дома оставит.

Всю округу насмешит такой охотник.

Но зато Перко считал себя самым умным, так как два раза каслал в тех местах, где другие отродясь не бывали. Любил он рассказывать, что люди, которых он видел, живут в больших домах, таких больших, что выше горы, что у озера Пяку. То, что был он в таких урманах, где видел невиданных зверей с длинными носами и горбами. И люди там, за лесом, живут в таких больших стойбищах, что охотнику одному и не пройти, потому что запросто можно заблудиться. Едят те люди такую пищу, которую покупают в чумах – магазинах у женщин, которые одеты так, что и сказать-то стыдно, а не то что смотреть на них. Рассказывал Перко, что он чуть с голоду не умер от той пищи. И живот его долго болел и прирос к спине. Все, конечно, его слушали, может правду говорит, может, нет. Поди, проверь.

Увидев арбузы, что лежали у всех на виду, Перко собрал детвору и, хоть хотелось ему ужасно сула, запахи которой, струившиеся из чума, так аппетитно щекотали его ноздри, он стал рассказывать, что видел в большом городе точно такие же в магазине. Узнав, что выловили эти зеленые полосатые мячики из реки, он на секунду задумался, потом закивал глубокомысленно головой:

– Знаю, знаю, что это такое, – победоносно оглядел он собравшихся мальчишек, одетых уже в зимние малицы, расшитые бисером и позванивающие малюсенькими колокольчиками.

Так как взрослые обычно не очень-то любили его слушать, а если и слушали, то потом смеялись над ним, то Перко любил общаться с детворой.

– Это икра очень редкой рыбы, – покатывал он арбузы ногой, одетой в прохудившиеся нярки. – Рыба эта водится в верховьях Васюгана, я ее тоже видел. Огромная эта рыба, как баржи, которые я встречал на Оби.

Мальчишки замерли в восхищении.

– А рыба эта называется, – тут Перко задумался, отдернул на животе малицу, поковырял в носу, посмотрел на небо. – А, вот вспомнил, рыба эта называется арбузяка. Вот весной она перегораживает своим пузом Васюган, бьет хвостом, лучше и не подходи, ломает лед, потом уходит в протоку какую, а вода, что за ней скопилась, к нам идет, у нас потом в низовье все и заливает. Пробовали люди арбузяку ловить, да куда там – в морду она не пролезет, сети рвет. Никто арбузяку никогда и не пробовал.

Перко помолчал, опять посмотрел на чум, откуда струился незабываемый запах каши. Хищно пораздував ноздри, протяжно вздохнул. Дети не расходились и ждали продолжения рассказа, дергая Перко за рукава. Тот еще повздыхал и стал говорить погромче.

– А осенью арбузяка нерестится, и икра у нее по речке плывет, как до моря доплывет, в рыбу превращается. Рыба та, еще невеличка, ныряет так глубоко, что к следующей весне в верховьях Васюгана выплывает, но уже огромная, как баржа. А люди-то, я видел в городе, икру арбузяки едят. Врать не буду, сам не ел.

Он вздохнул с присвистом и громче повторил:

– Сам не ел!

Он опять с надеждой посмотрел на полог, закрывающий вход в чум.

Тут из чума вышел ики Эдиге. Он рассмеялся над глупым Перко. Охотничьим ножом он ловко разрезал арбуз на дольки. Ломти были ярко красные с черными блестящими косточками. Старик протянул их детям.

– Угощайтесь. И ты, Перко, ешь. Арбузяка, говоришь, – старик улыбнулся. – А мне люди, что из города приходили, сказывали, что арбуз этот на дереве растет, пальма прозывается. А, может, и нет.

–Там, далеко-далеко, где нет оленей, – старик махнул рукой, к лесу, их в город на барже привозят, а ты – рыба. Смешной ты, Перко!

Перко насупился, теребит малицу, но ломтик арбузный тоже взял.

Дети поели арбуз. На холодном осеннем ветру утираются рукавом, сплевывая косточки. Перко тоже ест, причмокивает.

– Ну, как, дети, нравится?

Дети качают головой.

– Ничего. Конечно, вкусно, но брусника лучше.

– Так, так – кивает головой старик.

– Так, так. А каша с рыбьими потрохами еще вкуснее, – добавляет вечно голодный Перко.

Тут с неба повалил белый-пребелый снег. Вот и осень прошла. Зима на Васюган пожаловала.

…В чувале трещали полешки, плясали маленькие огненные человечки. Дети уже клевали носом, и то, что им рассказывал дедушка, своим тихим голосом, удивительнейшим образом превращалось в сказочные сны.

Старик Эдиге поднялся, уложив внуков, вышел из чума, покормил собак и долго-долго, стоя на осеннем ветру, всматривался в темноту.Чуть потеплело. Промозглый ветер дул с реки. Моросило. Лицо старика покрылось мелкой водяной сеткой. Но он не уходил в тепло, в чум. А всё смотрел, туда за Васюган, где полыхали огни нового города.