28 марта 2024  12:57 Добро пожаловать к нам на сайт!

"Что есть Истина?" № 60 март 2020 г.


Дебют



Ирина Бауэр

Поэт, прозаик. Член Межрегионального союза писателей. Участник многих литературных проектов, в частности, литературно-художественных выставкок «Осколки», «Два портрета», «Литературные встречи / МГП-Израиль» и др. Произведения напечатаны в различных коллективных сборниках, а также периодических изданиях, среди них: журналы «Крещатик» (Германия), «Русское поле», альманахи «Литературная Губерния», «Без границ» (Израиль), «Литературный факел» (Москва) и др.

Вифлеемская сосна

Пёстрая фланелевая накидка едва прикрывала острые коленки. Восторг, удивление, растерянность в глазах. Неизбалованная лаской и вниманием маленькая Наташка напоминала пустельгу ― одинокую степную птицу. Принимая поздравления по случаю выставки картин в крупном московском музее, жалась к Андрею. Талантливая, неординарная художница залетела она в богемный термитник с дальнего хутора, крохотного поселения на окраине планеты. Стремительность, с которой случайное знакомство Наташки и Андрея переросло в страстный роман, напоминала абсолютную величину распространения электромагнитных волн. Андрей медленно соскальзывал, не ощущая себя независимым и беззаботным, как он шутил, вечным принцем. Перед отъездом из Москвы сговорились встретить Рождество в Наташкином посёлке Курной, где льды напоминают взбитый зефир, а морозный воздух комом ноет в груди.

По приезду в Сочельник Андрей, единственный постоялец гостиницы «Нюйоровка», почувствовал, как время застыло на пороге. Чахлые пальмы, коврики с вытертым ворсом, картины в тяжёлых позолоченных рамах ‒ там металлурги перевыполнили план, здесь рыбаки вступили в соцсоревнование, мускулистые, счастливые поглядывали на стол, празднично убранный, буднично одинокий.

Вздохнула скатерть, следом осётр, украшенный ломтиками лимона, икорница, бутылка коньяка, захиревшие от одиночества рюмки. Широкий в плечах свитер делал Андрея похожим на арктического медведя, парень отрешенно водил пальцем по изгибам узорчатой салфетки. «Ну и сволочи. Грубые, злые, а главное жадные. Девочка моя, я спасу тебя. Волки, волчанка», ― вертелось в голове. Сумрак неровными пятнами заполнял комнату. Навязчивая бренчащаяся мысль не отпускала, перекатывалась горошиной в голове. А что если сумку обнаружили юркие, вороватые парни, шастающие в укромных уголках посёлка?

Это осложнит дело, ― сказал он. ― Чёрт, как время торопится!

Метель, острой крупкой вертела снега, брызжа пушистым хвостом в распахнутую дверь. Андрей вышел за порог гостиницы. Гладким узором похрустывала ночь. Лоснились от мороза окна, над крышами домов тянулись к рождественскому небу перламутровые дымки, бутылки на столах вторили музыке. Грунтовка кружила под ногами обледеневшими выступами. «Сугробы стоят насмерть, так что вряд ли схрон обнаружили», — решил Андрей.

С удовольствием затянулся сигаретой, когда идти оставалось немного, ожил мобильник.

Я наконец сбежала. У меня чувство, что сегодня с тобой случится что-то нехорошее, — Наташкин голос дрожал.

Не беспокойся, я в порядке.

Не могу привыкнуть к собственному телу, — посетовала она.

Волчанка подкралась внезапно, сузив пространство квартиры до одной кровати. Он представил, как Наташка подолгу тёрла виски, точно хотела прекратить бессмысленное кружение.

Ты нужен мне сейчас, в эту минуту.

Но возвращаться в гостиницу с пустыми руками означало признать поражение. Он промолчал, твёрдо памятуя: женщины обычно говорят с теми, кого любят на языке лишённом смысла. Счастье, как жилец, в любой момент снимет новую квартиру.

Я буду ждать, — сказала Наташка и тут же тихо прибавила: — и молиться.

Ветер крался через пустырь, слизывая неровную цепочку следов, когда спустя час он добрался до переезда. В освещённой будке у семафора пожилой стрелочник в промасленной робе разливал чай, хватаясь обожжёнными пальцами за мочку уха. Андрей разглядел на столе среди закусок крохотную пластмассовую ёлку, пистолет, верёвку. Рельсы гудели детскими голосами, предостерегая ночного гостя от необдуманного поступка.

Вот уже несколько лет ни один поезд не проходил через поселковый переезд, но по-прежнему стрелочник и его будка несли дозор. По инструкции, обнаружив на территории нарушителя, стрелочник обязан гудком оповестить посёлок, а затем дать три предупредительных выстрела в воздух, а если это не остановит, четвертым уложить наповал. Перед будкой, чуть накренившись, стояла пожарная вышка для обзора, а за ней забор, сплошь обклеенный листками с предупреждением не заходить на охраняемую территорию. Предварительно выудив до мельчайших подробностей сведения, Андрей безошибочно определил место тайного лаза, незаметно нырнув в гулкий холодок ночного пространства.

Вот ты какая! — воскликнул Андрей, ошеломленно глядя в небо.

Среди белого безмолвия в центре высилась знаменитая Вифлеемская сосна. Ажурный ствол дерева настолько гибкий, что, поскрипывая, раскачивал луну, стройный, сильный, как мачта корабля. Очарованная, тянулась Вифлеемская сосна к мертвенно-божественному свету пышной кроной, к двум ярким точкам, глазам бога среди звёзд. Заснеженные ветви по форме напоминали зобатых цапель из серебряной мишуры. Крона упиралась в самое небо, казалось, еще минута ― шелк бегущих облаков прорвётся, выпустив на волю волков, что бродят по тайным тропкам небесных стожар.

Барахтаясь на четвереньках, Андрей шарил в снегу до тех пор, пока не оцарапал ладонь об острый край. Из твёрдой как сталь дерматиновой сумки, вытряхнул не простые монтёрские лазы, а лично усовершенствованные, серповидные, округлой формы, с устойчивым сечением, крепёжные ремни надежно сидят на щиколотках. Захватив ствол ногой, карабкался без остановки выше и выше, обдирая ладони, одинокий силуэт на фоне чёрного неба напоминал гусеницу. Будка стрелочника сверху оказалась координатой на снежной плоскости. Сосна кренилась, приятель предупредил: «Не смотри по сторонам». Он тихонько рассмеялся ‒ здорово провёл стрелочника. И в ту же минуту крона качнулась, раздвоилась, руки ослабли, вспыхнули разноцветные круги перед глазами.

Я чуть не сорвался вниз, — прошептал он, еще теснее обхватив ствол.

Теперь проблема с болезнью Наташи показалось ему разрешимой. Когда лекарство, чудодейственная хвоя в его руках, всё изменится. Безграничное счастье переполняло, вдохнув уверенность и надежду: он поможет Наташе обрести здоровье.

В те дни, что он пробыл в посёлке, Наташка и Андрей редко оставались наедине. Наташины отец, брат с женой жили обособленно, за балкой, мало интересовались дочерью и сестрой. Всё изменилось с приездом Андрея. Просиживая до поздней ночи на кухне дочери, гремели тарелками, резко выдвигались ящики. Отец ел неряшливо, оставляя пятна на скатерти. Брат ладонью сгребал хлебные крошки, театральным жестом забрасывал в рот. После ужина худющий, прокуренный, с хитрым прищуром мужичок, желая приободрить «зятька», по-свойски похлопывал по плечу. Поселковая семейственность действовали на Андрея, как звук тормозов на пешехода. Обычно в такие минуты Андрей срывался с места в гостиницу. Едва за «московской элитой, столичным женихом» захлопывалась дверь, удивительное перевоплощение происходило Наташиной роднёй. Свечение бодрых улыбок сменялось мрачной подозрительностью. Каждый считал, что Наташка и Андрей хитрят, скрывая истинные планы от семьи, а болезнь дочери ‒ всего лишь предлог увезти в Москву, бросив одинокого отца в богом забытом месте.

Раздражала любая мелочь, всякий поступок, слово, жест с того времени, когда подростком дочь в посёлке Курной прозвали блаженной, невыносимыми стали сочувственные насмешки окружающих. Усталость сродни привычке. Маниакальность, с которой дочь, лёжа в кровати, таращилась на звёзды, приводила родственников в ярость.

Придурочная! Нашла себе ухажёра, — ворчал отец, ненормальный, подозрительный увалень. — Чует сердце, он что-то задумал!

Наташка, — льстиво говорил брат, — выйди к нам.

Оставьте Наташу в покое, — заступилась невестка Зоя. — Устала девочка от вас.

Заткнись, — шипел Наташкин брат, муж Зои, — тюлень жирный.

Не выманить её из спальни, — досадовал отец.

Наташка, чем ты больна? — смеялся брат.

Вбила себе в голову, что волчанкой. Обследовали её вдоль и поперек, — ворчал отец. — Что-то нашли. Да разве это болезнь? Так баловство. Лодырюка.

И хотя за лечение дочери отец не выложил ни копейки, потраченные, как он говорил, «ухажером», средства жаль до икоты.

Лечить её надо не от волчанки, — брат повертел пальцем у виска. — Тут с головой проблема. Куда Андрей подался?

Только посмотрите, все стены картинами завесила. И везде Вифлеемская сосна, — кривился отец. — Наташка, заканчивай нарываться на неприятности.

За сумасшедшие деньги каждую иголочку люди покупают. Говорят, от всех болезней помогает. Это такие бабки! — мечтательно произнёс брат.

Отец закашлялся, разговоры о сосне ‒ дурной знак.

Наташка, не рисуй ствол сосны красным! Сколько людей покалечилось, а убитых не счесть, — укорял брат, — а ты со своей правдой лезешь. Могут запросто помять бока, на посёлке расправа короткая.

Стрелочник отходит дубинкой! Клуб в прошлом году переделали под тюрьму. На стене так и написано: «Сидят за Вифлеемскую сосну». Мы живём по-простому, как все, не высовываемся.

Дерево приписано к Управлению территорией, отвечающей за сохранность, но при этом обычному жителю даже думать, а уж подойти к Вифлеемской сосне без особой резолюции запрещается. Доход от продажи сосновых лап поступает к вышеозначенному руководству. Как вода подчиняется дюнам, остальным жителям посёлка предписано кормить мечтами календарный ряд дней. Протесты, разговоры бесполезны. С Управлением территориями шутки плохи.

Пора закругляться, — отец резко поднялся из-за стола. — Наташка, мы уходим! Ты чего молчишь?

Тишина в квартире заземлилась. Рассекая тёмный зал, теплился светом изогнутый, как знак вопроса, абажур.

Наташка! Уснула, наверное, — брат незаметно кивнул жене.

Крупная в бедрах, она напоминала маятник, Зоя бочком просунулась в комнату. Кроме разобранной кровати, книг, небрежно брошенных на подушке, в спальне никого не оказалось.

Её здесь нет! — воскликнул брат.

Родственный дуэт замер на пороге комнаты.

Как ей удалось незаметно покинуть дом? — недоумевал брат.

Ушла задолго до нашего прихода, — предположил отец.

Необычное беспокойство охватило семью, у отца блестели глаза, брат от волнения ходил из угла в угол. Родственная любовь, как тяжелый холодный бокал пива.

Метнёмся к ухажеру.

Мысль, что молодые тайным образом отбыли из посёлка в столицу, не предупредив его, отца, показалась невыносимой. А если действительно уехали? Мечта о столичной жизни медленно выскальзывала из рук, стираясь в порошок.

Встретились на улице, — ворчал по дороге отец. — Дай я тебя обниму, сынок, а он мне вы: хоть руки моете, всякая гадость липнет. Да я чище тебя, сопляк столичный.

Весть о том, что Вифлеемской сосны коснулся неизвестный человек, мгновенно облетела посёлок Курной. Люди недоумевали, кто посмел ослушаться запрета. Родня бросилась на поиск неблагодарной дочери и сестры. Передвигаясь по посёлку от соседа к соседу, нагостились всласть и, если бы не Зоя, ‒ женщина зорко направляла мужа, пару раз даже вытаскивала из сугроба, ‒ пьяная компания околела бы на морозе. Утром снег ранил белизной, тяжёлым сном дышали выстуженные комнаты, протрезвев, отец вдруг сказал:

Извёлся, — навернулась похмельная слеза. — А сосед, чуть ли не в глаза, чего припёрлись. Житья от вас нет! Да кому я мешаю? У меня дочь пропала.

Вы её окончательно обескровили, — невестка отхлебнула из чашки холодный чай.

Помолчи, глупая баба, — буркнул свёкор.

Наташка в бега пустилась. Думаю, столичный ухажёр Вифлеемскую сосну ощипал. Его рук дело, — заподозрил брат.

Нужно сообщить стрелочнику, — скомандовал отец. — Иначе на нас подозрения лягут.

Теперь, когда Наташа исчезла, отложив надолго январский день, отец и брат понимали, ложно-призрачное сцепление чувств не поможет вернуть её обратно. Вопреки присказке, что семью сорят денежные вопросы, Наташиных кровников они только сплотили. Хотя дочери след простыл, но память о наивно-талантливой девушке, что привнесла в тяжкий, малокровный мир посёлка красоту мечты, пахнула чудесным рождественским холодком. Наташа, как пёстрая птица, залетела на Вифлеемскую сосну, чтобы унестись прочь в небесные термы. Выгибая время, только бы задержать чудачку любой ценой, отец и брат поспешно бросились по дороге к семафорной будке.

Зоя, уточкой переваливаясь с боку на бок, торопливо барабанила в дверь гостиничного номера. Андрей впустил женщину в комнату.

Хорошо, что ты пришла! — воскликнула Наташка и крепко обняла подругу. — Смотри.

На бледной ладони, в такт перекрёстку линий, две пухлые сосновые шишки с виду напоминали вихреобразную спираль из драгоценных россыпей.

Как самочувствие? — беспокойно заглядывая в Наташкины глаза, спросила Зоя.

Наташа расстегнула кофточку. Зоя опешила: красная сыпь, оставленная на теле волчанкой, исчезла волшебным образом. Бледная, полупрозрачная кожа напоминала мрамор величественной статуи.

Наташка сияла, переполненная любовью и светом, поочерёдно прикасалась мягкими, пахнущими пастилой губами к двум ужасно смешным шишкам Вифлеемской сосны и губам Андрея.

Спустя четверть часа Наташа и Андрей спешно покинули Курной.

Rado Laukar OÜ Solutions