"Что есть Истина?" № 58 сентябрь 2019 г.

Прибалтийские ласточки

Ольга Николаева

Комод — фаянсовый Шанхай.
Руссо наивные пейзажи.
На узких вазах взгляды наши
Соединились. Жениха

В иных эпохах я искала.
Сквозь перламутр и чёрный лак
Их отражение ласкало
И верный подавало знак.

Там, в Поднебесной, удивлённо
Встречаясь взором, кровь тесня,
Так грустно, так ошеломлённо
Глядели очи на меня.

Но суженого узнавая,
Своей судьбы не сознавая,
Не верила, что ты — жених.
И уклонилась я от них.

Божком фарфоровым на полке,
Драконами на красном шёлке
Тысячелетие назад
Я увлеклась, забыв твой взгляд.


Театр им. Пушкина. Пятница.

У маленькой горянки из аула
День начался на острие кинжала.
В какой-то пьесе в ложе я заснула
И головой на бархате лежала.

О, Александр! От разных безобразий,
Как ресторан, вся кровь моя устала.
Вот так заснув в своём гробу средь зала,
Вдруг станцией очнулся Тимирязев.

Я ж в Сызрани в трагедии Корнеля
Вдоль линии судьбы ещё играла,
Когда прорыли целых два туннеля
В ту темноту, где наши одеяла.

На «Пушкинскую», в кинотеатр «Россия»,
И, как царевне Пушкинской, с вокзала
Одна черница грушу приносила
И прямо в сон отравленный кидала.

***

Милый, не она ль «румяней и белее»,
Та, что здесь, в кусте качается белёсо?
Если я теперь себя преодолею,
Если в темноте не брошусь под колёса…

Вспомнить бы, каков её старинный признак?
В сумраке бродить, растрёпанной, босою…
Всюду я споткнусь об этот белый призрак,
Или промелькнёт сестра её с косою.

Это ведь тоска. Но даже в розах часто
Крестиком в росе, примешиваясь к счастью,
Я её не раз видала, между кружев.
Знаю, что и здесь она дрожит и кружит.

Сколько же ещё, не складывая плуга,
Солнцу бороздить прогретые угодья?
И моей щеке быть тёплой и округлой,
Слушая щегла за этой детской грудью.

СЧАСТЬЕ

Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, с больной лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужинкой дрожит слеза.

Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал.
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.

Он с грустью думал: «Я такой урод.
Ну, кто такого жить к себе возьмет?»
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.

Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза,
А человек нагнулся и сказал:

«Красавец-то какой! А ухо! Взгляд!
Пойдешь со мной? Я буду очень рад!
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю».

Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он в первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал.

Анкона – 2

Век жизни я жила среди огня.

О, благо старости обугленной, забытой,

Что не коснется более меня

Любви земной напиток ядовитый.

Но девочки живое существо

Не умерло в одежде ветхой плоти.

Земное меркнет. Смотрит сквозь него

Лишь сердце, обреченное работе.

Не веществу, в истлении огня,

Но духу, вновь в неведенье невинном,

Оно, от язв очистившись, повинно.

И новой прежнюю любовь храня,

В самой себе ее питает чинно.

Ступают девы веки опустив.

Пусть старицы свой стан склоняют ниже.

Известно персти, что земля ей ближе,

Но облака цветущие олив

Клубятся на сердце, пока ты жив.