25 апреля 2024  14:31 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 52 март 2018

Крымские узоры


Сергей Юхин

Стихи Сергея Юхина мы печатали в 51 номере нашего журнала: http://istina.russian-albion.com/ru/chto-est-istina--51-dekabr-2017/krymskie-uzory2-3

Сегодня предлагаем к публикации его прозу.

Материал подготовлен редактором раздела «Крымские узоры» Мариной Матвеевой

Пока не кончилась нефть

(пьеса)

Действующие лица:

Чубайс – Генеральный манагер Великой России.

Дух Гайдара – привидение, единственный друг Чубайса.

Спиридон – секретарь Чубайса. Похож на обычного офис­менеджера.

Новодворская – манагер министерства прозрения. Старая, неопрятная бабища. Похожа на ведьму.

Джигурда – манагер министерства русского духа. В кожаных штанах, «казаках» и косоворотке. Говорит зычным голосом и иногда бьёт себя кулаками в волосатую грудь, как Кинг­Конг.

Борис Моисеев – манагер министерства высокого искусства и стрингов. Ходит на цыпочках, иногда совершает непроизвольные балетные па.

Удальцов – манагер демократического порядка и воспитания. Много курит и кашляет. Одет в солдатскую шинель с поднятым воротником.

Латынина – манагер ракетных войск и противовоздушной обороны, в.и.о. Верховного главнокомандующего

Посол США – опрятный мужчина 50–55 лет. Румян и бодр. Хорошо говорит по-­русски.

Сванидзе – манагер министерства правильной истории.

Взвод американских солдат с рацией.

Сталинисты.

Зомби – митингуют за окном. На сцене не появляются.

Юрий Шевчук – певец-­буревестник. Летает мимо окон, шурша крыльями. Иногда садится на подоконник и поёт песни, развлекая зомби. Выпрашивает крошки.

Москва, 2025 год. «Режим» Путина давно скинут, к власти пришли либералы. Мир пережил несколько волн экономического кризиса и превратился в театр боевых действий между империями – Америкой, Китаем и Евросоюзом. В России идёт гражданская война.

Все действия разворачиваются в Кремле в кабинете Генерального манагера Великой России.

Действие I

Утро. Кабинет Генерального манагера. На сцене в углу трон. Вдоль стен деревянные лавки. На стенах портреты американских президентов с нимбами над головами. Посредине сцены большой стол, на котором накрыт завтрак. Вокруг стола несколько разнокалиберных стульев. На заднем плане большое стрельчатое окно, за которым вроде как зарево. Из окна доносится невнятный шум толпы.

В кабинет входит Чубайс в домашнем халате и валенках. Он зевает и почёсывается. Проходя по кабинету, выглядывает в окно. Шум неожиданно усиливается, раздаются отдельные внятные выкрики «Пидарас!» В окно влетает помидор. Чубайс ловко уворачивается и подходит к столу.

Чубайс (заглядывая под колпак, накрывающий тарелку). Спиридон!

Входит Спиридон с папкой в руках.

Спиридон. Доброе утро!

Чубайс. Здравствуй, Спиридон! Что у нас на завтрак?

Спиридон. Всё как обычно… Чай с лимоном, блины с икрой…

Чубайс. Что за икра?

Спиридон. Чёрная, из ЮАР.

Чубайс (с подозрением). А почему если чёрная, то сразу «из ЮАР»? Ты что, расист, Спиридон? Почему не может быть чёрной икры, например, из Волги? (Тычет пальцем в ладью с икрой.)

Спиридон (равнодушно). Так нет же в Волге икры. Уже лет десять как нет. Да если бы и была, эту территорию мы не контролируем.

Чубайс (ещё более подозрительно). А почему ты сказал «десять лет как нет»? Вот ты сам слышал, как ты это сказал? Ты же с сожалением это сказал! Ты, может быть, по тоталитаризму соскучился? По кровавому режиму соскучился?

Спиридон. Я…

Чубайс. Может быть, ты по тёмным временам соскучился? Когда простой человек слова сказать не мог?

Спиридон. Да я…

Чубайс. Да тебя десять лет назад в ГУЛАГ бы отправили за такие настроения!

Спиридон. Не было ГУЛАГа десять лет назад.

Чубайс (ворчливо, успокаиваясь). Много ты знаешь. Умные все… (Пьёт чай.) Вот ты лучше скажи… В снах разбираешься?

Спиридон. Извините?

Чубайс. Ну, в снах. Сны. Понимаешь?

Спиридон. Ну­у…

Чубайс. Странный сон сегодня мне приснился. Тревожный. Вроде как приходит ко мне святой Солженицын (опасливо смотрит в сторону портретов американских президентов), да не один, а с Трумэном и Бушем…

Спиридон. А Буш­ то младший?

Чубайс (крестится). Тьфу, тьфу… Нет, старший, слава Обаме! Если б младший, совсем худо… Нет, старший… Так вот… И говорит таким задушевным голосом: «Не по совести живёшь! Задушил совсем свободу на святой Руси!» А я и слова не могу произнести. Вроде мне рот скотчем заклеили. Вспотел весь. А Солженицын и продолжает: «Ты с кем спишь, грешник?» Я пальцем показываю на жену. «А надо с кем?» – спрашивает Солженицын. Я показываю на Изабеллу (и как они с женой в одном сне оказались?! Дуры!)… А Солженицын тогда ко мне подплывает, наклоняется совсем близко и говорит задушевным голосом: «Значит, последние директивы Госдепа не читаем? Игнорируем демократические тенденции?» (Чубайс подходит к Спиридону, изображая Солженицына в своём сне.) Он говорит, а борода его мне ухо щекочет. Я спрашиваю, что же мне делать? А Солженицын тогда начинает расти в размерах, нависает надо мной и как закричит: «Да ты у нас, видать, гомофоб, раз бабами себя окружил! Может, ты и Меркури не слушаешь?!» И как даст мне по голове будильником! Тут я и проснулся… Представляешь?

Спиридон. Да…

Чубайс. И что бы это значило?

Спиридон. Может, вы переели обезжиренного йогурта? Он, говорят, очень на подсознание влияет…

Чубайс. А может, это знак? Может, я всю свою жизнь того… себя подавлял…

Спиридон. В смысле?

Чубайс (раздражённо). Ну ты понял!

Спиридон. Ну­у­у…

Чубайс. Да и неправда это, что я себя бабами окружил. У меня секретарь – мужик. Хм… Может быть… (Смотрит на Спиридона.)

Спиридон (пятясь к двери). Что – «может быть»?

Чубайс. Может, не зря ты у меня секретарь? Может, прав Солженицын?

Спиридон торопливо скрывается за дверью.

Чубайс. Спиридон! Спиридооон!

За окном раздаётся хлопанье крыльев, проносится тень, и на подоконник садится Шевчук. В руках у него гитара. Он берёт пару аккордов и заглядывает в кабинет.

Чубайс. Этого ещё не хватало!

Шевчук (напевает). «Осень, в небе жгут корабли…» А вот скажите, многоуважаемый Генеральный, когда на деятелей культуры будет обращено внимание государства?

Чубайс. А деятелей культуры здороваться учили? Юра, если ты по поводу твоего назначения манагером, то я уже сказал – пошёл вон! Место занято.

Шевчук. Кем, кем занято? Моисеевым, этим содомитом? Я русский рокер, душа и совесть народа…

Чубайс. Вопрос закрыт, Юра.

Шевчук (просительно). Но вы же обещали! Я низвергал тирана Путина! Я в первых рядах….

Чубайс. Юра, иди на хрен.

Шевчук. Ну, тогда… Тогда… Тогда я не буду играть больше у вас на корпоративах!

Чубайс. Да за такие деньги, которые ты просишь, проще Майкла Джексона оживить. Езжай лучше в турне с этой… ну такая… как её? С Ксюшей Собчак. В турне по Московской области. Или… ещё куда.

Шевчук (переходя на официальный тон). Хорошо. В свете сложившихся обстоятельств вынужден по поручению моих товарищей передать вам требования. Это наши требования к власти. Это крик. Это вопль. Народ стонет под гнетом тирании… (Вытаскивает из­за пазухи листки бумаги.) Вот. Могу зачитать…

Чубайс. Не надо, тут нет прессы. Можешь не стараться.

Шевчук (перебирая бумаги, читает). Вот… пишет простой слесарь-­инструментальщик…

Чубайс (устало). Юра, нет давно слесарей-з­инструменталь­щиков.

Шевчук. А, вот! Шахтёры…

Чубайс. Нет шахтёров!

Шевчук. Учителя возмущены…

Чубайс. Да нет же учителей! Юра, лети себе, по ­хорошему прошу! Не зли меня!

Шевчук (пряча бумаги под рубаху). Я улетел поднимать народ против несправедливости! Я знал, что власть глуха. Мы должны скинуть тиранию! Кстати, у вас от завтрака ничего не осталось?

Чубайс. Пошёл вон!

Шевчук, напевая «Родина, еду я на Родину…», улетает. За окном беснуется толпа зомби. На Спасской башне бьют куранты. Раздаётся что ­то типа заунывного голоса муллы во время намаза. Входит Спиридон с двумя молельными ковриками, подушечками и урной, в каких хранят прах усопших.

Спиридон (торжественно). Минута покаяния!

Чубайс. Перед кем сейчас?

Спиридон. Перед поляками за Катынь.

Спиридон протягивает Чубайсу коврик и подушечку. Чубайс раскладывает на полу коврик, становится на колени. Потом наклоняется, почти касаясь лбом паркета. В том месте, где лоб должен соприкасаться с деревянным покрытием, аккуратно подкладывает подушечку. Начинает кланяться, приговаривая каждый раз «Каюсь!» Лбом аккуратно бьётся о мягкую подушечку. Спиридон делает то же самое. За окном заунывно несётся многоголосое «Каюсь!» Покаявшись, Спиридон и Чубайс встают и посыпают себе голову пеплом из урны.

Чубайс. Слава Обаме!

Спиридон. Слава Обаме!

Чубайс. Спиридон, а где Новодворская?

Спиридон. Спит на коврике в приёмной.

Чубайс. Буди. Пусть заходит.

Спиридон скрывается за дверью. В кабинет входит заспанная Новодворская. В руках у неё клетчатая «челночная» сумка, которую она ставит возле стола.

Чубайс. Валерия Ильинична, здравствуй, дорогая!

Новодворская. Здрав будь, боярин! Пожрать чего ­нибудь не найдётся? Чай, не при Сталине живём, не должны простые люди голодать. Победили кровавых диктаторов, коррупцию вроде тоже… (Зевает, подходит к столу, роется в тарелках.) Чего звал?

Чубайс. Да вот сон мне приснился…

Новодворская (жуёт). Фон? Фон это хорофо…

Чубайс. Понимаешь, святой Солженицын мне явился…

Новодворская (подавившись). Чур меня! Хке­-кхе… Что ж ты под руку говоришь такое? Кхе… И что Солженицын?

Чубайс. В гомофобии меня обвинял… А с ним великомученики Трумэн и Буш…

Новодворская (рассматривая кусок осетрины на свет). Свежая? Комуняки сожрали всю осетрину… Гады… Так что ты там говоришь? Мда­а… В гомофобии обвиняет? А Буш какой?

Чубайс. Старший!

Новодворская. Это хорошо. Старый Буш – это к сытой жизни…

Чубайс (облегчённо). Уф…

Новодворская. Но недолгой! (Заливается диким смехом. Смеётся долго, истерично, начинает содрогаться всем телом, как в эпилептическом припадке. Неожиданно впадает в ступор и замолкает. Сидит на стуле в нелепой позе, словно окаменев.)

Чубайс. Валера, ну не каркай ты! (Оборачивается.) Валерия Ильинична! Опять… Да очнись ты! Очнись! (бьёт её по щекам). Валераааа! (Кричит прямо в ухо Новодворской.) Мне посоветоваться надо…

Новодворская (приходя в себя. Говорит как ни в чём не бывало). Ну так советуйся, слушаю.

Чубайс. Мне бы с Гайдаром…

Новодворская (решительно). Нет. Вы в прошлый раз так насоветовались…

Чубайс. Я тебя прошу! В конце концов – требую! Организуй связь с Гайдаром, в смысле – с его духом.

Новодворская. Десять тысяч нефтебаксов.

Чубайс. Тысяча.

Новодворская. Семь тысяч и эфир на радио.

Чубайс. Пять тысяч. И никакого эфира.

Новодворская. Согласна. Пять тысяч и поездка в Австрию.

Чубайс. Три тысячи и поездка в Монголию.

Новодворская. Три тысячи и турне по странам Скандинавии.

Чубайс. Тысяча. Всё. И шоп­тур во Вьетнам.

Новодворская. Договорились! Деньги вперёд!

Чубайс. Деньги переведут на твой счёт в Израиле.

Новодворская. Свои деньги переводи в Израиль! А мои мне выдай наличными!

Чубайс садится на стул, отворачивается от Новодворской. Снимает валенок, носок. Из носка вытаскивает пачку денег и отсчитывает нужную сумму. Новодворская заглядывает ему через плечо, приговаривая: «Вот куда делось золото партии!»

Чубайс (протягивая деньги Новодворской). Вот, тут даже больше. Купишь себе кроссовки.

Новодворская забирает деньги. Вытаскивает из клетчатой сумки бубен, свечи, колокольчики. Готовится к ритуалу, нашёптывая какие­-то заклинания. Чубайс напряжённо наблюдает за приготовлениями. Новодворская зажигает свечи и ароматические палочки. Звонит в колокольчик.

Новодворская. Готов?

Чубайс. Готов. Давай уж! Начинай!

Новодворская. А знаешь, почему зомби не едят друг друга?

Чубайс. Ну почему?

Новодворская. Корпоративная этика! (Захлёбывается смехом, начинает содрогаться и впадает в ступор.)

Чубайс. Да что ж такое! (Подходит и размахивается, чтобы ударить Новодворскую по щеке.)

Новодворская (неожиданно ясным холодным голосом). А ну сядь и сосредоточься!

Чубайс вздрагивает и садится на стул напротив Новодворской. Новодворская начинает говорить какие-­то невнятные заклинания. Сначала тихо, потом всё громче и громче, пока не переходит на крик. Она исполняет подобие африканского танца вокруг сидящего на стуле Чубайса. Её заклинания переходят в крик, она смачно плюёт в лицо Чубайсу и замирает в трансе. В это время возле трона в углу что-­то вспыхивает, идёт густой дым и из­-за трона появляется Гайдар. Он на костылях, на ноге гипс, голова повязана грязным бинтом, под глазом синяк. Вместо одежды неопрятная простыня. Чубайс вскакивает со стула, стирая с лица плевок Новодворской, подбегает к Гайдару и обнимает его. Гайдар морщится от боли.

Гайдар. Ты осторожнее, чёрт…

Чубайс. Как же мне без тебя одиноко! Как я рад тебя видеть, Егорка! Да что с тобой? Почему такой вид? Что случилось?!

Гайдар. Берию встретил…

Чубайс (испуганно). Берию?! Да как же…

Гайдар устало присаживается на стул, вытягивает загипсованную ногу, костыли прислоняет к столу.

Гайдар. Пожрать есть чего­-нибудь? Пайку у меня отбирают… Голодаю. Берия с десантниками меня под нары загнали, заставляет… эх… (Обречённо машет рукой.)

Чубайс. С какими десантниками?

Гайдар. Да с теми, что Грозный в чеченскую войну брали…долгая история (жадно ест хлеб).

Чубайс. Ну, они с тобой ничего плохого не делали?

Гайдар (зло). Плохого?! Да что ты знаешь о плохом? Ты парашу зубной щёткой чистил? Ты портянки для всего барака стирал? Тебя грубые плечистые мужики Зинкой называли? Тебя…

Чубайс. Ужас… Извечная русская грубость и грязь.

Гайдар. При чём тут русские? Русские ещё ничего. Они хоть иногда чифиря нальют и начальству не выдают. А эти суки, Бжезинский с Черчиллем, меня заставляли… (начинает плакать). Такое заставляют делать… Стыдно, Толик, сказать… А у меня ж две жены было, дети у меня… Дед героический… А я голый с Горбачёвым у них на корпоративах канкан танцую…

Чубайс. Егор… Егор… Терпи. Дружище, это ты за правду страдаешь. Такова судьба патриота России. Твои реформы…

Гайдар (всхлипывая). Кстати, как там с реформами?

Чубайс (нарочито бодро). Идут полным ходом! Все в восторге! Энтузиазм в массах! Твоим именем назван новый блошиный рынок в Орехово-­Зуево.

Гайдар. Спасибо, Толик! Ты только не останавливайся. Не останавливайся. Всё должно быть реформировано под корень. И когда ты предстанешь перед святым Солженицыным, тебе не будет стыдно за бесцельно прожитые годы.

Чубайс. Слава Обаме!

Гайдар. Слава Обаме! И ты не думай о плохом, не думай, как тебя там опустят, как спать ты будешь возле параши… Не думай об этом!

Чубайс (уныло). Не буду…

Гайдар. А когда ты к нам присоединишься, то мы вместе им зададим жару, этим упырям – Берии и его дуболомам. Я, ты, Горбачёв, Познер… Сила! Четверо смелых! Ещё некоторые хорошие люди готовы быть с нами. Мы в хате проведем демократические реформы и возьмем власть в свои руки. Сами будем чифирь гонять, а остальных – на парашу! Мы не дадим себя в обиду.

Чубайс (с надеждой). Не дадим?

Гайдар (стараясь говорить уверенно). Не дадим… Наверное… Нет, не дадим! Ну, мне пора. А то сегодня вечеринка в честь Хэллоуина. Нельзя опаздывать. А ещё с Мишей Горбачёвым нужно номер разучить – «Авраам Линкольн и Покахонтас побеждают под Сталинградом орды татаро­мордвинов». У тебя курево есть? Ну, ладно… Пошёл. И не забывай про реформы! С нами сила! Слава Обаме! (Ковыляет за трон, вспышка, дым – Гайдар исчезает. Новодворская выходит из транса.)

Чубайс (вслед уходящему Гайдару). Слава Обаме!

Новодворская (просыпаясь и зевая). Шлава Аааабаме! Ну как там Егорка? Жирует?

Чубайс (задумчиво, проводя рукой по лицу). Да уж, жирует… Кстати, я всегда хотел спросить: а плевать мне в лицо во время сеанса обязательно?

Новодворская. Нет, если честно. Но так приятно (потягивается). Я пойду, пожалуй.

Чубайс. Иди, иди…

Новодворская складывает в сумку свои магические принадлежности, из тарелок ссыпает еду. уходит, унося свою сумку. Чубайс подходит к окну и рассеянно смотрит на толпу зомби. Вздрагивает, словно ему стало холодно. Толпа начинает шуметь сильнее обычного. Входит Спиридон.

Спиридон. Минута покаяния!

Чубайс (глядя на наручные часы). Перед кем?

Спиридон. Перед немцами. За взятие Берлина в 1945­м.

Ритуал покаяния повторяется, как и с поляками: коврики, подушечки, поклоны, завывания за окном и крики «Каюсь!»

Спиридон (после окончания ритуала). К вам манагер русского духа пробивается.

Чубайс (устало). Пусть входит.

В кабинет врывается Джигурда.

Джигурда (гулко стучит себя кулаками в грудь). Слава великому русскому народу! Слава Обаме!

Чубайс. Здравствуй, Никита! Не шуми только.

Джигурда (по ­прежнему громко и раскатисто). Слава русскому несгибаемому духу! Слава русским бабам и русским мужикам-­хлебопашцам!

Чубайс. Слава, слава.

Джигурда. Поднимемся в едином порыве, стряхнём прах с заржавевшего оружия, расправим плечи…

Чубайс. Спиридон! Позови Латынину!

Джигурда. Давно пора показать всему миру, что мы гордые потомки победителей! Ярило, Даждьбог и генерал Монтгомери освящали наши славные походы…

Входит Латынина в форме «дмб­1988» – аксельбанты, короткие сапоги, негнущиеся погоны, множество значков на груди.

Джигурда (разрывая косоворотку на груди). Воспылаем и взовьёмся!

Чубайс (тихо Латыниной). Ты слышала новую речь перед армией?

Латынина кивает с серьёзным лицом.

Джигурда. В атаку! Вперёд, во славу нашей Родины! Рейте, стяги и хоругви! Живите не по лжи, умрите за нефтедоллары, хранящиеся в лучших банках Нью-­Йорка! Не отдадим и метра нефтепровода кровавым сталинистам! Слава Обаме! Вперёд! Урааа!!!

Чубайс. Всё?

Джигурда. Всё.

Чубайс. В общем – хорошо. Но мне кажется, с банками Нью-­Йорка перебор. Пусть лучше будет «умрите за международный валютный фонд».

Латынина. Нет. Пусть лучше – «живите не по лжи, убейте в себе раба, умрите за скидочные купоны»! (Поясняет, поправляя причёску.) Мы сейчас новые скидочные купоны на гречку и на стразы Сваровски в войсках распространяем. Это актуально. МВФ далеко, а гречка рядом.

Чубайс. Гречка это хорошо. Что скажешь, Никита?

Джигурда (обречённо). Эх! Рррубите под корень Русь­-матушку! Мелко, мелко это – скидочные купоны! Хорошо, пусть будут купоны… Но генерала Монтгомери трогать не дам!

Чубайс. Значит, принято. Надо зачитывать. Спиридон! Через десять минут связь с войсками организуй. (Обращаясь к Латыниной.) Докладывай, что там на фронте.

Латынина. В войсках паника.

Чубайс (тревожно). Что такое?

Латынина. Сталинисты продвигаются вперёд. Они слишком хорошо вооружены, применяют секретные разработки. У них даже лазерное оружие есть. Оно так ночью «фьюить, фьюить, пиу­пиу»! И цветные лучи пронзают темноту. Наши войска отступают. Перед лазером мы бессильны…

Джигурда. Дура баба, это трассирующие пули. Какой там лазер! Они вооружены обычными «калашами»…

Латынина. Не знаю, какими там «калашами» они вооружены, но ружья у сталинистов длиннее! Они, когда нападают, то прям ружьём так – ррраз! (Делает выпад вперёд.) И всё. А правительственные войска их достать не могут.

Джигурда (насмешливо). «Ружья!». Что у нас, что у них – автоматы Калашникова. Одинаковые! Просто они штыки примыкают и в атаку ходят. Вот и длиннее.

Латынина. Тоже мне, специалист! Штыки – это варварство и прошлый век. В ходе реформ мы отменили всякие штуки, которыми можно порезаться. Ракеты тоже отменили, они падают на мирных граждан и оставляют в небе дымные следы, которые пугают народ. Корабли тонут, самолёты разбиваются, гранаты взрываются…

Джигурда. Пули свистят…

Латынина. Да! Пули свистят! Неприятно свистят! Мы думаем о том, чтобы запретить войскам использовать свистящие пули!

Чубайс. Хватит уже вам спорить! Реформы дело хорошее и нужное. Но как нам удержать фронт? Кстати, где он? Где сейчас проходит линия фронта?

Латынина. Ну, там… (неопределённо машет рукой в сторону окна).

Чубайс. А сколько у нас боеспособных частей?

Латынина. Есть, ну есть пока…

Чубайс. Сколько?!

Латынина. Несколько.

Чубайс. Чего «несколько»?

Латынина. Ну этих, отделений. Или дивизий…

Входят американские солдаты вместе с американским послом. Солдаты одеты, как в фильмах про войну в Ираке. У одного за спиной рация. Он сразу садится за стол и начинает крутить ручки настройки. Рация пищит.

Чубайс подходит к послу.

Чубайс. Здравствуйте, господин посол!

Посол. Здравствуйте, господин Генеральный манагер! Как ваши дела?

Чубайс. Обстановка на фронте напряжённая…

Посол. Да, да… Знаю. Под Волоколамском прорыв. Два ваших полка сдались без единого выстрела. В Куровском партизанский отряд сталинистов арестовал и повесил местную администрацию. Таблички ещё им на грудь повесили «предатель»… Вот. Полюбуйтесь. (Достаёт золотой Айфон­11 и показывает Чубайсу.) Да… Ужас… А это ж всего 90 километров от столицы… Под вашим контролем осталась только Москва с частью Московской области и территории вдоль нефте­ и газопроводов.

Чубайс (шёпотом). А не пора ли прислать морскую пехоту на помощь русской демократии?

Посол. Вы же знаете, политика Белого дома – невмешательство во внутренние дела других стран. А если честно, нам своих забот хватает. Идёт большая война. Каждый солдат на вес золота. Мы вам и так выделили два взвода на защиту Кремля.

Чубайс. Ну дайте хоть средства связи. Дайте нам рации, телефоны… Мы же совершенно не понимаем, что творится за кремлёвской стеной… Об обстановке на фронте я узнаю от вас…

Посол. Вы же знаете, как я вас уважаю, Анатолий, как Генерального манагера, как человека… Но не могу. Рация – дело тонкое, тем более спутниковая связь. У вас же нет людей, которые могут с техникой обращаться. Они всё поломают. Это будет бессмысленная потеря денег американских налогоплательщиков…

Чубайс. Но вы же обещали нам помогать…

Посол. Мы и помогаем! Завтра прилетят инструкторы ВМФ США. Будут обучать ваших людей методам передачи информации с помощью флажков и прожекторов. Есть ещё у вас те, кто способен к обучению?

Чубайс (задумчиво). После реформы образования…

Посол (успокоительно). Ничего, найдём! Кстати, я не просто так зашёл, а по поводу. Мне поручено вручить вам грамоты Конгресса США. Лично для вас и манагеров вашего правительства. За укрепление демократии в вашей великой стране, стране Пушкина, Когана и группы «Мумий Тролль» (передаёт грамоты Чубайсу).

Чубайс (вяло). Слава Обаме!

Посол. Слава!

Входит Спиридон.

Спиридон. Минута покаяния!

Чубайс. Перед кем?

Спиридон. Перед американскими индейцами.

Чубайс (удивлённо). Так вроде ж мы…

Посол (Чубайсу тихо). Ну, это лично моя была просьба. Нужно очиститься русским людям от этого греха. Признать вину и успокоить свою душу.

Чубайс. Да мы ж…

Посол. Ну не мелочитесь, Анатолий. Вы же русский человек!

Чубайс, Спиридон, Джигурда, Латынина опускаются на колени и выполняют ритуал. Американские солдаты и посол с интересом смотрят.

Посол (когда закончилось покаяние). Браво, браво! (К нему подходит радист и что ­то говорит.) Ну, нам пора.

Чубайс. А связь с фронтом?

Посол. К сожалению, передовые части не выходят на связь. Видимо, обстановка обострилась. Я отзываю своих радистов с линии фронта. Становится опасно. Советую вам подумать об обороне Кремля. Держитесь. Мы всегда готовы протянуть руку дружбы нашим коллегам из великой России. Слава Обаме! (уходит вместе с солдатами.)

Чубайс, Спиридон, Джигурда, Латынина (нестройно). Слава Обаме!

Джигурда (когда посол скрывается за дверью). Вот пидарас!

Латынина. Надо что­ то делать! Надо срочно обратиться к нации…

Чубайс (равнодушно, показывая на окно). Давай, обращайся.

Латынина подходит к окну и выглядывает. Шум толпы нарастает, в окно залетают бутылки, помидоры и всякий хлам.

Латынина. Хм… Не время ещё…

Чубайс (вроде как проснувшись). Спиридон! Вызывай всех срочно. Удальцова, Сванидзе, Моисеева, всех… Экстренное заседание. Аlarm!!! А я пока переоденусь в парадную мантию от Кензо. Да и вы все приведите себя в порядок, надо показать взбесившемуся быдлу, кто хозяин этой страны!

Действие II

Тот же кабинет Генерального манагера. Чубайс сидит на троне в футболке с принтом в виде флага Великобритании и в накидке из соболей. На лавках вдоль стен сидят Сванидзе, Джигурда, Латынина, Новодворская, Моисеев, Удальцов. Все в форме грузинской олимпийской сборной. Только у Удальцова поверх спортивного костюма на плечи накинута солдатская шинель. Капюшон спортивного костюма натянут на голову. Он одновременно похож на рэпера и Дзержинского. Он курит, стряхивая пепел прямо на пол. Сванидзе на коленях держит большой фолиант в дорогом переплёте.

Входит Спиридон.

Спиридон. Минута покаяния! Вечерняя, с плеванием и отречением!

Чубайс. Перед кем?

Спиридон. Перед всем прогрессивным человечеством. За православное мракобесие, за Ивана Грозного, за Петра Первого, за Сталина и Путина. За всю грязь и мерзость, исходящую от русского народа.

Спиридон расставляет перед кающимися портреты Ивана Грозного, Петра Первого, Сталина, Путина, Менделеева, Достоевского и др. Все присутствующие исполняют ритуал, который теперь дополняется плевками в портреты и криками «Отрицаюсь!» Когда ритуал заканчивается, Спиридон собирает портреты и уходит.

Чубайс. Итак, продолжим. Повестка дня нашего экстренного собрания такова (заглядывает в раскрытую папку). Первый вопрос: положение на фронте. Второй вопрос: что делать? Третий вопрос: кто виноват? Ну и разное. Какие есть предложения?

Сванидзе (встаёт, говорит дрожащим голосом). Господа! Мы опять откладываем в долгий ящик вопрос с публикацией наиновейшей истории России…

Чубайс. Это правда. Откладываем.

Моисеев (встаёт и идёт балетным шагом вдоль кабинета). Люди! Милые… Милые, изумительные мои! Нельзя... ха! ммм… нельзя откладывать искусство. История это тоже искусство. Пусть говорит… этот… ммм… человек! Красивый и модный мужчина, мой любимый Коленька Сванидзе! Ам!

Латынина. Ну, пусть уже расскажет, только сядь, Боря, не мельтеши. (Моисеев садится на место, совершив несколько танцевальных па.)

Джигурда. Только коротко.

Чубайс. Две минуты Сванидзе даём. Говори, Николай Карлович. Коротко!

Сванидзе (встаёт, подходит к столу и раскрывает фолиант). Актуально... Хм… (Откашливается.) Новая правильная история особенно актуальна в свете наступления сталинских орд на Москву.

Джигурда. Короче!

Сванидзе (читает фолиант). Цитирую: «И пришёл диавол на Святую Русь. И были у диавола знаки на теле – усы и сухая рука. Изрыгал диавол дым смрадный из трубки. Имя ему было Стал Ин. Был он послан китайскими колдунами на погибель всему русскому. Извёл кровожадный диавол один миллиард русских людей (по данным Демократического института исследования русской истории им. Геббельса – Даллеса). Но восстали против диавола русские богатыри Блюхер, Корк, Тухачевский и Уборевич…»

Чубайс. Хорошо!

Новодворская. Не китайскими колдунами, а Ким Ир Сеном! История не терпит неточностей!

Джигурда. Блюхер был потомственный древлянин. По матери. А по отцу – Рюрикович.

Сванидзе. «Хотели богатыри избавить русский народ от ирода и провести демократические преобразования в стране. Но хитёр был диавол. Извёл он русских богатырей, а потом и мудрого старца­отшельника, русского гения Троцкого…»

Чубайс. Всё это хорошо. Но давайте закругляться.

Сванидзе (торопливо). «И напал Стал Ин на демократическую Европу. Огнём и мечом прошёлся по мирным селениям. Пали к его копытам Берлин, Прага, Варшава, Париж, Лондон, Токио…»

Латынина. Разве ж Лондон и Токио были оккупированы?

Чубайс. Неважно. Хорошо, Николай Карлович, издавайте. 5 экземпляров вам хватит?

Сванидзе (обиженно надувшись). Ну, я надеялся на 100… Тема же архиважная!

Чубайс. Где же вы 100 грамотных в стране найдёте? Или сталинистам будете раздавать?

Моисеев (вскакивая с места). Браво, Коленька! Бра­во! Изумительная тонкость! Гламур, блеск! (Манерно разводит руками, словно приглашая присутствующих разделить его восторг.)

Чубайс. Всё, вопрос закрыт. 5 экземпляров в твёрдой обложке и 10 в мягкой. Николай Карлович, садитесь, пожалуйста. Спасибо. Итак… Следующий вопрос – что делать?

Латынина. Предлагаю наступать по всем фронтам! Сзади наступающих частей поставить демократические заградотряды с пулемётами.

Удальцов обречённо вздыхает.

Новодворская. Расстреливать по 500 человек в день для острастки… Нет, по 700!

Чубайс. Хорошее предложение. А вот по поводу наступления… американский посол нам в военной помощи отказал.

Латынина. Тогда отступать. Но организованно! Паникёров и дезертиров расстреливать на месте! Ввести военно­полевые суды и без жалости… (Рубит рукой воздух.) Удальцов!

Удальцов. Ясно, расстреливать…

Новодворская. Паникёров – расстреливать. Дезертиров – вешать… Или наоборот…

Чубайс. Отлично. Но куда отступать? Как говорится, Москва позади. А Москва – это мы. Нам некуда деваться.

Джигурда. Заградотряды и полевые суды я поддерживаю! Но предлагаю встретить супостата в чистом поле. Вызовем его на честный бой… И одолеем! Закидаем их химическими зарядами и сибирской язвой.

Чубайс (с издёвкой). Прекрасно. Солженицын тебе в помощь! Иди, собирай дружину.

Джигурда. Нет, я не могу. У меня билет на вертолёт. Мне срочно нужно в Вену. На семинар психологов­патриотов.

Чубайс (Латыниной). Ну, Верховный манагер…

Латынина (быстро). Я только исполняющая обязанности… И мне на учения миротворческого блока в Париже. У меня и билеты…

Чубайс. Понятно. Боря, а ты что?

Моисеев делает вид, что не слышит, делает взмахи руками, что­то напевает.

Чубайс. Ясно. Николай Карлович. Что вы скажете? Готовы в бой?

Сванидзе. Я мирный человек, интеллигент. Я против любой агрессии. Кроме того, мне нужно лететь на симпозиум историков­русофилов в Лондон.

Чубайс. Та­а­ак. Картина более­менее ясна. Товарищ Новодворской, конечно, на шабаш куда­нибудь в нейтральную страну надо или перенимать опыт мастеров вуду… А что наш силовик? Товарищ Удальцов! Вы улетаете? Вас Интерпол, наверное, вызывает для обмена опытом?

Удальцов (угрюмо). Не издевайтесь. Не выездной я, вы ж знаете. Пока вы тут чай пили и нефтебаксы перегоняли диппочтой за границу, кто тут порядок поддерживал? Кто расстреливал и вешал? Я. Ради демократии и свободы! Меня не примет даже Северная Корея. Остаюсь я. Да и денег у меня нет. Будь что будет. (Мечтательно.) Выдать бы вас, сволочей, вместе со всеми вашими расстрельными приказами и концлагерями…

Чубайс (оживляясь). Выдавать не надо. Вы же умный человек! Все приказы были устные, недоказуемо… А то, что вам терять нечего, – это неправда! Свободная Россия в опасности. Великую Родину теряем! На вас вся надежда. Так может, вы тогда, дорогой, и возглавите оборону Москвы в столь трудный для страны час? Ну там, мобилизуете кого можно, решите вопрос с дезертирами и паникёрами… а? И кстати, если обстановка совсем уж выйдет из­под контроля… Ликвидируйте контингент в концлаге… хмм… в демократических лагерях…

Удальцов. Хорошо. Как хотите. Уже всё равно.

Чубайс. Вот и замечательно!

Моисеев. Ты просто умничка! Чудо! (Пытается поцеловать Удальцова. Тот уклоняется.)

Чубайс. Ну, я так понимаю, у нас билеты на один и тот же вертолёт. Поэтому предлагаю больше комедию не ломать.

Все, кроме Удальцова, начинают вытаскивать из­под лавок чемоданы и баулы.

Сванидзе (смотрит на часы). Отлёт через 30 минут.

Джигурда. Ещё успеем по рюмашке за Россию­матушку… Эх, а у меня такая вилла в Монте­Карло... Не такая, конечно, как у Генерального…

Раздаётся звук взлетающего вертолёта. Звук сначала оглушающий. Потом начинает утихать вдали. Все замирают в нелепых позах. В кабинет забегает запыхавшийся Спиридон.

Спиридон. Вертолёт вместе с американским послом и солдатами улетел…

Чубайс (кидает чемодан на пол). Ещё плохие новости есть?

Спиридон. В Кремль ворвались сталинские отряды.

Чубайс. Всё?

Спиридон. Да.

Латынина. Я пропала! Всё пропало! Катер на пристани, патио, Лазурный берег…

Джигурда. А я говорил, что нельзя доверять этим американским жидо­масонам! (Хватает Сванидзе за воротник спортивного костюма.)

Сванидзе. Убери от меня руки, Чубака!

На подоконнике появляется Шевчук. Напевает«Я террорист, я Иван Помидоров… тра­та­та­та­тата…»

В кабинет входят сталинисты в маскировочных халатах «берёзка». В руках автоматы.

Первый сталинист. Так. Хорошо, что все в сборе. (Обращается к сцепившимся Сванидзе и Джигурде.) А ну, прекратили балаган! Все построились возле стенки. Руки над головой держать!

Чубайс, Джигурда, Удальцов, Латынина, Новодворская, Моисеев, Сванидзе строятся вдоль стены.

Чубайс (с поднятыми руками). Спиридон, а ты чего стесняешься, присоединяйся к нам.

Спиридон обнимается с Первым сталинистом и жмёт руки остальным. Один из сталинистов даёт ему автомат.

Спиридон (Чубайсу). Не могу. Я не с вами (улыбается).

Новодворская. Кровавый гэбист!

Первый сталинист. Спиридон, начинай и вводи в курс дела.

Спиридон. Удальцова допросить, запротоколировать всё подробно и расстрелять. Не забудьте выяснить у него точное месторасположение концлагерей. Пошлите туда бойцов, пусть освободят заключённых… Да, и накормят. Продукты пусть возьмут…

Второй сталинист. Что с остальными? (Кивает на арестованных.) Тоже?

Спиридон. Нет. Обыскать, допросить – и на рытьё окопов.

Моисеев. Я не могу рыть окопы! Я…

Первый сталинист. Этого пидара тоже расстреляйте!

Моисеев. Я готов копать окопы.

Первый сталинист. Отлично. Пусть копает…

Спиридон. Гражданин Шевчук, а вы чего там на подоконнике застыли, залезайте, поговорим!

Шевчук (влезая в кабинет). У меня тут по случаю есть прекрасная песня…

Первый сталинист. Так, обломайте крылья этому буревестнику и отправляйте в полковой оркестр на линию фронта.

Шевчук. Я могу быть вам полезен!

Первый сталинист. Вот и будешь полезен на фронте. Учи «Вставай, страна огромная».

Шевчука уводят, по пути обламывая ему крылья.

Спиридон. Связь провели?

Входит сталинист с катушкой полевой связи.

Связист. Наладили только с 3­й и 4­й сталинской бригадой.

Спиридон. Там в чулане рации. Я американцам не дал увезти. Немедленно раздать их командующим армиями.

В это время сталинисты обыскивают Чубайса, Новодворскую, Латынину, Моисеева, Сванидзе и Удальцова. Из чемоданов вываливаются пачки денег, иконы, золотая утварь. Вскоре их уводят из кабинета.

Первый сталинист (устало садясь за стол). Ну что, Спиридон? Что теперь?

Спиридон. Нужны первые декреты. Мы их обсуждали на Съезде. Теперь пора их выдавать в эфир. Связисты, настройте рации на армейские волны противника. Кроме того, тексты декретов должны быть завтра зачитаны во всех городах и посёлках – на площадях, в местах скопления людей, на передовых позициях противника и в тылу. Напоминаю, разбрасывать в виде листовок бессмысленно. Читать уже никто не умеет… Так, первое… Бойцы, кто писать будет? (К столу подходит сталинист и достаёт из кармана карандаш.) Пиши. Декрет №1 «О воссоздании Союза Советских Социалистических Республик в границах 1990 г.». Текст у вас есть, товарищи. В эфир, срочно! Дальше. Декрет №2 – «О национализации». Декрет №3 – «О всеобщей воинской и трудовой повинности»… В эфир! Дальше… Декреты номер 4 и 5 «О коллективизации» и «О всеобщем обязательном среднем образовании» соответственно… В эфир!

Связисты приносят американские рации, настраивают и начинают зачитывать декреты.

Первый сталинист. Ох, недоволен будет народ…

Спиридон (подходя к окну). Народ, говоришь… Это уже не народ. Это зомби, потребители, безграмотная и безыдейная толпа. Русский народ создало государство. Это ключевой момент. Нет государства – нет народа. Тот русский народ, который мы любили, ушёл вместе с империей. Сейчас в наличии только человеческий материал. Толпу индивидуалистов ещё придется воспитывать, делать людьми. Воспитывать, учить грамоте, заставлять работать ради блага нашей Родины, а если надо – умереть ради неё… Да… Будет больно. Очень… Но пока жалеть некого. Кстати, соберите всех этих профессиональных митингёров и отправляйте на поднятие заброшенных пахотных земель. Нам нужен хлеб… Так… пишите дальше. Ещё есть оперативные вопросы: занять месторождения нефти и газа, установить контроль за «трубой»… Есть? Выслать 5000 гвардейцев в помощь обороняющим ХТЗ и завод имени Малышева в Харькове… 3000 гвардейцев – в Севастополь.

Первый сталинист. Гвардейцев в Харьков и Крым? Это уже попахивает троцкизмом. Не слишком ли много на себя берём?

Спиридон. Там наша земля и наши люди, которые ждут помощи. Они дадут нам танки. Они дадут нам флот. Это не троцкизм. Это реализм.

Первый сталинист. Нас не признает мировое сообщество…

Раздаётся гул нескольких вертолётов.

Спиридон. Смелых и наглых признают всегда.

Входит сталинист.

Сталинист. Прибыли делегации Китая, Евросоюза и США для переговоров о взаимовыгодном сотрудничестве с новым правительством СССР.

Спиридон (Первому сталинисту). Вот видишь? А ты боялся. Выйди к ним, помаринуй минут 20 – 30 и запускай по одному. И намекни аккуратно, что если они будут вот так свободно летать над Кремлём, то будут сбиты нашими ПВО.

Первый сталинист. Так С­500 подвезут только завтра…

Спиридон (лукаво). А ты им этого не говори, дорогой…

Занавес

Rado Laukar OÜ Solutions