29 марта 2024  09:47 Добро пожаловать к нам на сайт!

Литературно-исторический журнал

 

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 49 июнь 2017

 

Поэты и прозаики Санкт-Петербурга 

 

 

Маргарита Токажевская

 

Маргарита Леонтьевна Токажевская - поэт, автор 20-ти книг поэзии и прозы, член Союза писателей России, редактор-учредитель журнала поэзии «Окно», ведущая творческих вечеров в Доме Писателя . Редактор и иллюстратор многих поэтических книг . Более 20-ти лет руковолит детской изостудией в Красногвардейском р-не Санкт-Петербурга

Материал подготовлен редактором раздела "Поэты

и прозаики Санкт-Петербурга" Аркадием Ратнером

 

Палата № 18

 

Мешало занудство, и я не писала про кеды,

Про то, как любимого сына лупили по почкам,

А он был посланник с одной из планет Андромеды,

И сволочи шли от него к размалёванным дочкам,

 

Несли полицайские рожи к тарелкам с борщами,

Хлебали борщи и алкали настой сатанинский,

И вновь уходя на работу, покой обещали

Жене, намывающей жирные скотские миски.

 

А кеды стояли в прихожей, навек коммунальной,

И сын ненаглядный лежал на полу, и от горя

Я свитер вязала ему, и допрос доскональный

Писала и в сторону Бога, и в сторону моря.

 

Какими судьбами свело богоданного сына

С потомством подонков, какие я сны проглядела,

Содом и Гоморра, Москва, Петербург, Хиросима,

Какие чубайсы нужны вам в свидетели дела...

 

Какой судия разберёт на виновных не очень

И очень виновных повинную братию монстров,

Кто час неизвестный назначит заглавно урочным,

Где главный Лунгин, сочинивший спасительный остров...

 

И лошадь глядела с картины, и ландыши знали,

Что я не услышу ответ, отходя от наркоза,

И штора свисала с гардин, как поникшее знамя,

И красные тени роняла поникшая роза

 

На кафель больничный, на стол, где бутылка « бонаква»

Давно подружилась с салфеткой, положенной к розам,

Алло, Андромеда, ну как там тебе, одиноко,

Я кеды надену и вылечу первым обозом...

 

***

 

Сквозь иные наважденья

То дремотней, то ясней

Слышу лёгкое движенье

Хрупких солнечных теней.

 

Это летние узоры –

Трепетание берёз

И космические взоры

Ускользающих стрекоз.

 

Это ласточкины крылья,

Мрежи взрезывая дум,

Предвещают изобилье

Лилий в маленьком пруду.

 

Дом ли снится, сад ли, поле,

Или кажется, что нет

Ни бесчувствия, ни боли,

Только падающий свет.

 

***

 

Окно коммуналки, февраль, негустое индиго

Безкрылого неба. Рисунок на старых обоях.

Плюс-минус лежащая на подоконнике книга

О древних китах и, наверное, о китобоях.

 

Хоромы уже не хранят и глядят похоронно

Углы на сбежавшего с праздника жизни злодея,

Чернеет под шкафом его золотая корона

И сонная муха летит, на свету золотея.

 

Расцвёл декабрист, это радость так радость, робеет

Поверить сознанье: беда наконец миновала,

И пусть напоследок метель за окном свирепеет,

Цветы распускаются, значит, что света навалом.

 

***

 

Ты - непризнание в любви,

Которое сильней признанья.

Ты - вся беспомощность Вселенной,

Мне помогающая сжиться

C прекрасной тайной, чья жестокость -

Ничто пред откровеньем свыше,

Любовь пославшим мне в награду

И наказание за гордость...

Ты - оберег моих сомнений,

Оттенков чувствований, неба,

Которое всё ближе, ближе,

Чем дальше ты... Желанье видеть,

И то не смеет спорить с чувством,

Что невозможность - высший праздник...

 

***

 

Меня развезло, рассказала больничной соседке

Про то, что тебя сочиняю, как стихотворенье,

Про то, что две птицы, сидящие рядом на ветке,

Болтают сейчас на наречьях иных измерений

 

О том, что выходишь на длинный балкон небоскрёба

И облаку машешь: «Марго, может, чашечку кофе?»

И пахнет из кухни семейной картошкой с укропом,

И стражи мои, невесомые ангелы-крохи,

 

Меня не пускают к тебе… Я хочу к тебе, слышишь…

Но ангелы правы – практически несовместимы

Заявленный кофе и ярко зелёные крыши,

Которые облаку все ожиданья простили…

 

***

 

Ещё немного разлуки,
Ещё чуть-чуть равнодушья,
И снова – пора прощаться,
Два часа истекло,
Только б не задохнуться
В тех электричках душных,
Где сквозь толпу безлико
Смотрит в тебя стекло.

Только б не испугаться
Многоочитой ночи,
Каждый фонарь свеченьем
Студит и голосит,
Только б самой не крикнуть
Что есть тоски и мочи:
«Боже, прости», - и знать бы,
что за любовь простит…

 

***

Вот ключ к началу – нечего сказать,
Молчание в свои права вступило,
И я смотрюсь в себя во все глаза,
Неужто это всё со мною было –

Участие в чужой неправоте,
Попыться сдасться злу и равнодушью,
Круги по мёртвой и живой воде,
Неверия прочерченные тушью.

Неужто это всё совсем ушло,
И надо мною крылья распростёрлись,
А всё, что леденило, било, жгло,
Лишь письмена, что дивным светом стёрлись…

 

***

Я купила янтарные бусы,
Я смешала лимонный ветер
С горьким запахом синего вкуса
Тишины листвы на рассвете.

Я узнала, что значит – знаться
С теми, кто никому не снится,
Мне хотелось чужой казаться
Неживой нарисованной птице.

Голоса различать научилась
Одиноких картин Рембрандта,
Я однажды долго кружилась
Над собой, слоясь аккуратно
Слюдяными пластинками света…
Я ждала, что вернуться обратно
Мне позволит моя планета,
На которую нет возврата…

 

***

Легендарные скрипки Страдивари, Амати,
Синеватый песок на нездешних путях,
Гулкий отзвук сиротства – славянское «мати»
На уже помертвевших отцовских устах.

Это всё напоследок и впрок и до завтра,
И до прошлого, и до сиянья во мгле,
Это древних законов священная жатва,
Это кто-то тоскует на дальней земле.

Это ты, улыбаясь когда-то спросонок,
Намечтал золотое в зелёных глазах,
Это ветер листочками дней унесённых
Отразился в нечаянных детских слезах.

Rado Laukar OÜ Solutions