Литературно-исторический журнал

 

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 49 июнь 2017

 

 

 

 

Все невольно расступились, освобождая большую часть площадки красавцу и девушке. Танцевали они великолепно! В вихре танца девушка глянула вверх и увидела над собой мерцающее звёздное небо. Почувствовав на своей талии прикосновение руки нового партнёра и ощутив в себе энергию нерастраченной молодости, ей казалось, что она не танцует, а летит к тем звёздам, в ночную загадочную туманность, охваченная волнующим мгновением девичьего счастья. Забыв о помолвке с любимым, с кем, возможно, только что страстно целовалась, Клара удалялась всё дальше и дальше в неведомую ей бесконечность.

От неожиданности такого оборота Володя какое-то время потоптался на месте, но потом, чтобы не мешать танцующим парам, отошёл в сторону.

— Кто это такой? — спросил Серёжка своего товарища, показывая на парня, с которым танцевала Клара.

— Ты что, разве не знаешь?

— Нет, откуда же мне знать, если вижу его впервые.

— Говорят, главарь какой-то банды, его даже милиция боится, — пояснил приятель, похваляясь своей осведомлённостью.

— Надо ж, по его внешности и не скажешь, что бандит, — удивился Серёжка.

Тем временем танец закончился. Новый кавалер уверенно взял Клару под руку, и она, не взглянув в сторону того, с кем только что сюда пришла, покинула танцплощадку, растворилась в вязкой черноте ночи. Жестокое предательство, обман и подлость — всё это в совокупности тяжёлым, почти неподъёмным грузом неожиданно опустилось на плечи Владимира. Он не заметил, как сошёл со ступенек танцплощадки, и, чуть пошатываясь, не чувствуя под ногами земной тверди, пошёл туда, где улица Маяковского заканчивалась пустырём. Теперь уже ему было всё равно, куда идти. Время остановилось. Лишь эхо, разрывая ночное пространство, не желало оставлять человека в одиночестве, доносило до него обрывки музыкальных звуков, идущих оттуда, где только что он был счастлив...

Вдали, где-то на окраине горизонта, сверкнула молния. Вслед за ней извивающей змейкой спешно пробежала другая, на секунду открывая пугающую бездну ночного неба. Нарушая полночную удушливую тишину, глухо пророкотал гром. Человек не заметил, как на землю упали первые крупные капли дождя, и, разделяя вмести с ним потрясение жестокого предательства, казалось, начинала плакать сама природа.

Девушка, которую он любил всем своим существом, беззаветно веря в её порядочность, связывая с ней своё будущее, прямо у него на глазах ушла с другим. Не каждый может выдержать такое!

В общежитии Володя больше не появлялся. Говорили, что он забросил институт и уехал куда-то на Север. Ни разу в городе Серёжка не встретил и Клару.

8.Трудная дорога к цели

 

Освоившись с городской жизнью, Сергей всё же решил продолжить образование. Осенью он поступил в нефтяной техникум, но после успешного окончания первого курса учиться дальше не захотел и был отчислен.

С работой также всё пошло наперекосяк. Бегая из одной организации в другую, нигде больше года не задерживался, пока после очередного «перелёта», окончательно забросив токарное дело, остановился на профессии битумовара. Но как ни странно, выбранная специальность пришлась по душе…

Учиться молодой человек не захотел, основным его увлечением по-прежнему оставались улица, танцы и девчонки. Однажды, проводив девушку до дома и наслаждаясь полуночным временем, Сергей не спеша направился в сторону общежития. Темень и тишина обступили кавалера со всех сторон, только легкомысленная луна, то и дело выныривая из-за облаков, скупо освещала идущему тропинку. Когда он миновал пустырь и поднялся на полотно автомобильной дороги, его вдруг окликнула женщина.

«Боже, откуда она взялась? — невольно подумал припозднившейся ухажёр, глядя на женщину с тяжёлым чемоданом в руке. — Здесь днём-то редко ходят автобусы, а тут ночь и этот пустырь».

Вступив на обочину земляного полотна, незнакомка поставила чемодан на кромку проезжей части, медленно откинула со лба прядь волос и, обращаясь к парню, спросила:

— Молодой человек, вы не подскажете, где находится Загородный переулок?

Прежде чем ответить, Сергея так и подмывало спросить: «Откуда вы здесь появились в столь позднее время?» Но, посмотрев на уставшую женщину, ответил:

— Отсюда до интересующего вас переулка довольно-таки далеко. По дороге километра полтора не меньше, я мог бы вас проводить, но мне, извините, в противоположную сторону.

Загородный переулок, где всего-то с десяток домов, Серёжка знал хорошо, там проживала его родственница, тётя Валя, и заканчивался он тупиком, упираясь в ограду большого татарского кладбища. В неурочный час вспомнив о своих родственных связях, он на секунду отвлёкся от ночной незнакомки...

— Спасибо! — поблагодарила женщина и пошла по дороге, тяжело неся чемодан.

Сделав несколько шагов в сторону общежития, Сергей остановился. Нет, в такую темень нужный ей адрес не найти! Там подряд несколько похожих закутков, даже днём путаешься, а приезжий человек, да ещё ночью, может проблуждать до утра.

— Подождите!

Женщина остановилась.

— Я провожу, ночью вам одной трудно будет сориентироваться.

— Спасибо, но вам, молодой человек, тоже, наверное, идти не близко.

— Ничего, к утру доберусь!

Сергей взял чемодан из рук женщины, и они, не торопясь, пошли по пустынной дороге. За разговорами не заметили, как дошли до нужного переулка.

— Вам какой дом?

— Вон тот, —незнакомка указала рукой на первый, стоящий недалеко от проезжей части.

— Тогда до свидания!

— Минутку…

Незнакомка к Сергею подошла почти вплотную. Внимательно посмотрела в лицо юноши и, впервые обратившись к нему на «ты», произнесла:

— Сейчас ты благополучно доберёшься до своего общежития. Дальнейшая твоя жизнь сложится очень хорошо, — и, больше не сказав ни слова, направилась к указанному дому, растворяясь в темноте.

Продолжая наслаждаться ночной тишиной, не оглядываясь, Сергей пошёл в сторону общежития, забыв про ночную скиталицу.

Случайное ночное знакомство, возможно, никогда бы и не вспомнилось, не появись он пару дней спустя у той самой тёти Вали. Тётушка, добрейшей души человек, как всегда встретила родственника с радушием, угощая его вкусными помидорами из своего сада.

— А я, тёть Валь, пару суток назад, примерно в час ночи, а может быть даже позднее, был около вашего дома.

— Это какая же неладная в столь позднее время тебя сюда привела, аль деваху какую провожал?

— Нет, помог случайной встречной женщине — видимо приезжая — отыскать ваш переулок, сама она наверняка бы блуждала до утра.

— И к кому же твоя незнакомка приехала?

— Не знаю, но она указала на белый дом, стоящий возле самой дороги, где и должна была эта ночная гостья остановиться.

— Только что я от них, — удивлённо произнесла тётя Валя, — никто к ним не приезжал и не приходил, мы все тут друг друга хорошо знаем.

— Какая-то мистика,-подумал Сергей, а вслух сказал:- Тогда, тётя Валь, не знаю, но она показала на тот самый дом, где, как говоришь, ты только что была.

После небольшой паузы, тётушка спросила:

— Что ночевать-то не пришёл?

—Утром от вас мне далеко было бы добираться до работы.

— Дек ты что же, от нашего переулка ночью до общежития топал пешком?

— Пешком.

— Батюшки, если б знала, что в такой поздний час ты возле нашего дома, с постели бы соскочила, но в такую даль ночью одного тебя не пустила.

Больше к разговору о ночной незнакомке не возвращались.

На другой день, придя с работы, Сергей прилёг и не заметил, как заснул, видимо сказалась вынужденная ночная прогулка. Проснулся, когда стрелки часов показывали половину девятого вечера. Спать не хотелось и, чтобы как-то скоротать время, он решил прогуляться, ещё не зная, что идёт навстречу своей судьбе, своему будущему...

 

 

9.Гелимзян

 

 

Летний вечер выдался тёплый. Горизонт, вспыхнув напоследок ярким пламенем, постепенно угасал, уступая место надвигающейся ночи. Наслаждаясь вечерней бархатистой прохладой, не спеша, прогулочным шагом Сергей направился в сторону кинотеатра «Россия». Улица Ленина была сплошь изрыта котлованами под фундаменты будущих домов, а там, где закончена «нулёвка», уже возводились первые этажи. На стройках царила умиротворённая тишина. Краны, после трудового дня опустив свои длиннющие хоботы, отдыхали. Шагая по тротуару, в одном из котлованов Сергей увидел трёх подростков. Двое стояли друг перед другом на коленях и азартно «резались» в ножичек, третий, видимо исполняя роль судьи, стоял рядом, наблюдал за ходом поединка. Вспомнив, как у себя в деревне между сверстниками часто устраивались подобные соревнования, спустившись по откосу, Сергей подошёл к игрокам. Один из них, с чёлкой на лбу, похоже косящий под блатного, прежде чем метнуть нож, сквозь зубы чиркнул через плечо слюной и, недовольно глянув снизу вверх на непрошенного наблюдателя, спросил:

— Тебе чего надо, а то, может, сыграешь?!

В деревне Сергей был далеко не худшим игроком и на предложение сыграть ответил:

— А что, можно попробовать!

— Одна попробовала… — с неприязнью ответил обладатель чёлки и, подавая новичку нож, процедил:

— Ну что ж, давай сыграем!

Взяв из рук блатаря ножичек и не дав ни одного шанса сопернику, Сергей легко выиграл партию.

Обладатель чёлки недовольно отошёл в сторону угрожающе произнёс:

— А ты попробуй выиграть у моего брата Мельки!

Теперь, Сергей узнал, как зовут одного из двух соперников, с которым ему предстояло сразиться. Ростом тот был чуть выше и по характеру спокойнее своего задиристого брата. По жребию первым начал игру Мелька. Нож, сделав в воздухе вертушку, упал на плоскость, а по правилу игры должен был вонзиться вертикально в грунт. Так уж получилось, но новичок легко обыграл и второго. Быть побеждёнными случайным прохожим, да еще при свидетеле, братьям явно не хотелось, и, не раздумывая, оба коршунами налетели на победителя с кулаками.

Драка в планы Сергея никак не входила — подошёл к играющим из любопытства, вспомнив детские забавы. Новичок оттолкнул от себя обладателя чёлки, и тот, споткнувшись о камень, по откосу покатился вниз. Видя неудавшуюся попытку младшего, Мелька решил идти на таран, но тут вмешался «судья», неожиданно встав на сторону победителя.

— Вы не правы! — категорично заявил он. — Игра была честная.

К удивлению Сергея, драчуны беспрекословно ему подчинились.

Когда конфликт был погашен, как ни в чём не бывало началась процедура знакомства.

— Латыпов Галимзян, — сказал заступник, протягивая победителю руку, — можно просто Гриша.

— Сергей.

— А эти, — Галимзян показал на братьев, — мои друзья Мелька и Юрка.

Выпустив фонтанчиком слюну, улыбаясь, Юрка протянул «чемпиону» руку. Улыбка была приятная и даже располагающая. Так, в этот вечер у Сергея появились новые приятели. Выбравшись из котлована, братья направились домой, а Сергей с Гришей решили прогуляться.

— Ты где живёшь?

— В этом общежитии, — ответил Сергей, указывая на стоящее рядом пятиэтажное каменное здание.

— Оказывается, мы соседи, и, возможно, наши дороги не один раз пересекались.

— Ничего удивительного, город небольшой, только начинает строиться, даже познакомиться нам суждено было в котловане будущего дома.

— Верно, но у города Альметьевска большие перспективы. Интересно бы глянуть на него лет эдак через двадцать. Пожалуй, трудно будет поверить, что когда-то улица Ленина была сплошь изрыта котлованами, — задумчиво произнёс Галимзян и, видимо чувствуя свою вину за друзей, добавил:

— Ты, Сергей, на братьев не обижайся, они парни стоящие, потом сам убедишься.

— Да я уже об этом забыл.

«Видать, пацан правильный, — подумал Сергей, проникаясь душевной теплотой к приятелю. — Не заступился за друзей, как это часто бывает, а разобрался и встал на сторону незнакомого человека, а иначе неизвестно, чем бы конфликт закончился».

Они побродили с полчаса возле кинотеатра, и уже на обратном пути к дому Галимзян сделал неожиданное предложение:

— Сергей, переходи ко мне жить!

— Вообще-то, странно слышать такое предложение, да и знакомы мы не больше часа. Мне, Гелимзян, и в общежитии неплохо!

— Понимаешь, мне одному с ними неуютно и скучно!

—С кем «с ними»?

— Я живу с мачехой и отцом.

— Обижают?

— Да нет, не обижают.

— Не знаю, Гриш, надо подумать, да и веселить я не умею.

— Да что тут думать, не понравится — всегда можешь уйти! Вот в этом доме я и живу. Пойдём, познакомлю тебя с отцом и мачехой!

Войдя в подъезд деревянного щитового двухэтажного дома, Гриша нажал на звонок квартиры. Дверь открыл пожилой улыбающийся татарин. На его шарообразной бритой голове глянцем отсвечивалась огромная шишка. Старческий рот с провалившимися щёками и запавшими внутрь тонкими в ниточку губами, что-то тщательно пережёвывал. Из-за широкой спины хозяина, словно мышка-норушка, пугливо озираясь, выглядывала худая, низкого роста, юркая женщина, с любопытством разглядывая гостя. На голове женщины на татарский манер был повязан белый платок.

«По-видимому, и есть мачеха», — подумал Сергей.

Прихожая была настолько маленькая, что двоим стоять было тесно. Пока у порога продолжалось знакомство, из соседней комнаты вынырнула вторая женщина и, глянув на незнакомца, снова скрылась за дверью.

— Это бабушка Настя, наша соседка по квартире. Мы живём с подселением, — пояснил Гриша и, пропустив гостя вперёд, они прошли на кухню.

Усевшись за небольшой столик, Галимзян, обращаясь к отцу, сказал:

— Эти³, Сергей будет жить у нас!

— Пусть живёт, — равнодушно промямлил бабай⁴, шлёпая губами и что-то некрасиво перекатывая от одной щеки к другой.

Дав своё согласие, старик зашёл в туалет, что находился рядом с кухней, и, громко отхаркиваясь, выплюнул содержимое изо рта. Очистив рот и горло, вновь зашёл на кухню. Всё это время юркая женщина, с мнением которой, похоже, здесь не считались, беспричинно улыбаясь, продолжала стоять возле стола, чуть прислонившись к стене.

— «Ничего себе, теснотища-то! Ещё меня здесь не хватало»! — подумал Сергей, а вслух произнес:

— У вас и без меня тесно.

— Места хватит всем, — запальчиво высказал Гриша. — Я буду спать на полу, а ты на моей кровати. Останься, я очень тебя прошу!

«Наверное, обижает отец, раз так просит», — про себя решил Сергей.

 

***

На четверых пахнувшая чистотой комната была явно маловата. Вдоль стен стояли две железные кровати: двуспальная и односпальная. Около единственного окна большой стол, застеленный белой скатертью, на котором стояла стеклянная ваза с букетом полевых цветов. Обе стены, куда ни кинь взор, были увешаны грамотами. Одни были вставлены в рамки, другие просто приклеены, третьи висели на цветных ленточках. Увидев, с каким интересом новый жилец рассматривает удостоверяющие документы, Гелимзян пояснил:

—На той стене — грамоты отца, а на этой — мои за спортивные успехи.

Когда Сергей ознакомился с достопримечательностями комнаты, приятели снова прошли на кухню. Молодой хозяин с оттенком особой гордости сказал:

— Знаешь, Серёг, мой отец мог бы стать героем труда, если бы не пил. Он был лучшим каменщиком в городе, а теперь на пенсии. Видел, сколько у него на стене грамот?!

Сергей промолчал. На кухню пришла мачеха и, суетясь, по тарелкам начала разливать салму⁵.

Кухонька, как и прихожая, была настолько маленькая, что родители, не претендуя на удобство, приютились с торца столика.

После ужина, оставшись с другом на кухне вдвоём, Сергей сказал:

— Гриш, ну подумай, зачем мне вас стеснять? Давай останемся друзьями, а жить я буду в общежитии.

— Нет, мы же договорились! Тебе что — у нас не понравилось?

«Конечно, не понравилось», — хотел выпалить в ответ Сергей, но промолчал, не желая обидеть товарища.

Спроси сейчас, почему он согласился жить в этой квартире, вопрос остался бы без ответа. Возможно, потому, что новый приятель не был похож на прежних уличных «друзей», у которых на уме была только выпивка и мат. Гриша показался ему другим. Несмотря на молодость и далеко не спортивную фигуру, в нём, как заметил Сергей, чувствовалась скрытая внутренняя сила, цельность ума, приятная располагающая улыбка, уверенность в себе. Все эти качества выделяли Гелимзяна среди сверстников. Время давно перевалило за полночь. Они сидели за столом, отщипывая от лежащего на столе каравая маленькие дольки хлеба, и вели доверительные беседы, постепенно раскрывая друг перед другом житейские тайны.

 

***

 

— Учился я в дневной школе, — начал Гриша, а в этом году десятый класс решил заканчивать в вечерней. Теперь на работу надо устраиваться, директор вечёрки требует справку о трудоустройстве.

— А что в дневной школе не захотел доучиться? Стоит ли из-за одного года создавать себе дополнительные проблемы?

— Ты прав, но вот физкультура…

— Что физкультура?

— Об этом никому не говорил, даже отцу, тебе первому откроюсь… Понимаешь, я занимался лёгкой атлетикой и, видимо надорвал сердце. Если останусь, будут посылать на различные соревнования, а это может закончиться для меня нежелательными последствиями, поэтому и решил уйти в вечернюю школу.

— И всё же, как я думаю, из дневной школы ты ушёл зря! Не доверяешь школьному врачу — сходи в поликлинику по месту жительства. Принесёшь справку об освобождении, тогда и тренер от тебя отстанет.

— Огласки не хочу и уж тем более ни за какими справками ходить не буду, лучше пойду в вечёрку!

— Вообще-то, странная у тебя логика: «Лучше в вечернюю школу, но только не в больницу». А если болезнь начнёт прогрессировать?

— Пусть, но к врачу не пойду!

Гриша говорил и говорил, словно в своём откровении решил до конца раскрыть душу.

— Школьный тренер, — продолжал он, — поступал по принципу «бегай быстрее, прыгай выше», особенно когда нужно было защищать честь школы. Вот я и надорвался! Кроме лёгкой атлетики, я ещё и чемпион города по шахматам среди юношей. Ты видел, сколько у меня всяких грамот?

— Видел, вся комната увешана. А как ты закончил девять классов?

— С учебой у меня проблем не было, тянул на золотую медаль. Наверное, получил бы, да вот решил переметнуться. Вообще-то, у меня есть мечта — сделать революцию в химии, — сказал Гелимзян, а потом добавил: — Шучу, конечно, хотя в каждой шутке есть доля правды. Химия, Сергей, наука будущего! Кто знает, как сложится жизнь, возможно и стану учёным-химиком, а пока лишь вынашиваю планы поступить в Казанский химико-технологический институт, — и, заканчивая тему о жизненной перспективе, он предложил:

— Давай будем вместе в вечернюю школу ходить!

— Не знаю, Гриш, пока ничего не могу сказать, поживём — увидим, а сейчас пора спать, завтра на работу!

***

— Ночью в комнате свет не выключался. Засыпая, Сергей видел, как Гелимзян, бросив на пол матрас и обложив себя газетами, углубился в чтение. Утром, провожая приятеля на работу, Гриша сказал:

— Сейчас немного вздремну и пойду к Мелькиному отцу, сразимся в шахматы, он очень хороший шахматист!

По прошествии двух дней, возвращаясь с работы, Сергей решил заглянуть в общежитие, чтобы предупредить коменданта о своём временном проживании у товарища.

— А мы уже хотели подавать в розыск,— сказала комендантша Антонина Ивановна, увидев идущего по коридору Сергея.

— Почему в розыск? Я вроде бы ни от кого прятаться не собирался.

— Потому, молодой человек, что из твоей комнаты пропали два шерстяных одеяла.

— Антонина Ивановна, а зачем они мне?

— Об этом я и хотела тебя спросить!

— Коли спрашиваете, отвечаю: я не брал!

— Не знаю, будем разбираться, а сейчас все подозрения падают на тебя.

— Пусть падают, но я ещё раз повторяю: никаких одеял я не брал!

— А где ты находился эти два дня?

Сергей замялся, ему не хотелось, чтобы родители Гелимзяна узнали о краже, к которой он не причастен. Но, подумав, ответил комендантше честно:

— Временно буду жить у приятеля, вот об этом и пришёл вас предупредить.

Хотя комендантша и записала новый адрес Сергея, но такой неожиданный поворот с кражей одеял молодого человека никак не устраивал. Слухи могут дойти до бабая, и тот наверняка выскажется, что сын в дом привёл вора.

 

***

— Что-то ты припозднился, есть, наверное, хочешь? – спросил Гелимзян, радостно встречая у порога приятеля.

— Да по пути зашёл в общежитие, там и задержался, а поужинать бы не помешало.

О краже одеял не сказал. Ещё неизвестно, как отнеслись бы к подобному сообщению родители друга, да и Гришу не хотелось расстраивать. Поужинав, Гелимзян предложил сходить к бывшим соперникам по метанию ножа.

Приятели жили по соседству, в таком же типовом деревянном доме, вчетвером в трёхкомнатной квартире, только на втором этаже. Встретили радостно. У братьев была ещё сестра Оля, которая училась в восьмом классе.

Мать у них погибла в автомобильной аварии, но, несмотря на страшную трагедию, семья была очень дружная и гостеприимная. Отец, Николай Степанович, по специальности инженер-транспортник, Мелька работал электриком на той же автобазе, где работала мать, а Юрка подрабатывал на стройке. В этот вечер в гостях задержались недолго.

На другой день Сергей поделился своими переживаниями, связанными с кражей в общежитии, с зятем Александром, которого уважал за честность и принципиальный характер. Вечером после работы он пошёл на встречу с комендантшей. О чём они говорили, неизвестно, но только после этого разговора Антонина Ивановна к пропавшим одеялам не возвращалась.

 

***

Небольшие жизненные неурядицы не повлияли на дружбу приятелей. Теперь кухня для них стала главным стратегическим штабом, где каждый вечер, просиживая до глубокой ночи и делясь самым сокровенным, они обсуждали дела насущные, строили планы на будущее.

— Знаешь, Сергей, а у меня ведь был брат,— начал своё воспоминание Гелимзян, только жаль, что рано умер, а после этой трагедии вскоре умерла и мама. Отец в молодые годы сильно пил, а после смерти мамы женился второй раз, так у меня появилась мачеха.

За столом наступила пауза. После недолгого молчания молодой хозяин добавил:

— И всё же отца я люблю и горжусь им! Сейчас он почти не пьёт. Прости, Серёг, я всё о себе, да о себе! Как ты-то жил до нашей с тобой встречи?

— Так, ничего особенного! Закончил семь классов и в поисках счастья махнул из деревни сюда, в Альметьевск. Выучился на токаря и начал бегать из организации в организацию в поисках лучшей доли, пока не понял, что токарное дело — ремесло не моё!

— А что твоё?

— Не знаю, пока не определился. Сейчас работаю битумоваром, получаю в месяц шестьдесят рублей, и вроде бы всё устраивает. Поступал в вечерний техникум, но учиться не захотел, со второго курса отчислили за неуспеваемость. Вот, собственно, и вся биография! Снова куда-то поступать пока не планирую, да и учиться не хочется! Мой младший брат учится здесь в интернате. Мама живёт в деревне, отсюда километров двадцать, не больше. Вот только помощи от меня никакой.

—Слушай, давай вместе будем ходить в вечернюю школу!

— Кто меня туда возьмёт? Я же тебе сказал, что у меня за плечами только семь классов, а ты пойдёшь в десятый, — и, улыбнувшись, Сергей добавил: — Разве только в качестве сопровождающего, не с твоими же родителями мне сидеть, пока ты будешь в школе!

— Хочешь, я научу тебя играть в шахматы?

— Нет, не хочу, хотя и уважаю этот вид спорта.

 

***

— На дворе стояла глубокая осень. Иногда в свободное от вахт время, как и было обещано, Сергей со своим другом ходил в школу. Здание школы от дома находилось довольно-таки далеко — в самом конце улицы Маяковского.

На правах вольнослушателя, сам того не замечая, Сергей втягивался в учёбу. Из школы приходили поздно, когда уже его родители, как младенцы при включённом свете, спали крепким сном. Зима с каждым днём на улицах города уверенно устанавливала свои порядки. Однажды Сергей впервые обратил внимание, что друг его действительно серьёзно болен, однако вида не показал.

А в начале января как-то вечером бабай пришёл домой навеселе и прямо с порога радостно объявил:

— Ул⁶, завтра выходи на работу в СМУ⁷!

Ближе к двенадцати ночи, выпив перед сном по стакану чая, друзья отправились спать. Утром на работу Гриша собирался с большим желанием, а вечером, придя с работы, Сергей прямо с порога, спросил:

— Ну и как, господин Пролетарий, прошёл первый рабочий день?!

Но разговора не получилось, когда он увидел неестественно бледное лицо друга.

— Рассказывай, что случилось, – раздеваясь, сказал Сергей.

— Сначала давай перекусим, а по дороге в школу расскажу.

— Может, сегодня не пойдём?

— Пойдём!

— Тогда пошли ужинать!

Поужинав и по-быстрому накинув пальто, выскочили из пропахшей варевом прихожей на свежий воздух. На улице было неуютно. Дул резкий холодный ветер. Луна, словно кого-то разыскивая, металась по небосводу. На сероватом небе начали выкристаллизовываться звёзды, предвестники холодной погоды.

— Снегом попахивает,— сказал Гелимзян, застёгивая пальто на все пуговицы.

— Давай выкладывай, что случилось! — потребовал Сергей, как только отошли от дома.

— Собственно, и выкладывать-то нечего. Утром прихожу на работу, вручили мне лом, кирку, лопату, и явместе с бригадой пошёл долбить мёрзлую землю. Пару раз махнул стальным карандашиком, и мне стало плохо.

Спасибо бригадиру, увидев моё состояние, сказал: «Ты, отдыхай, для нас это дело привычное, а мы за тебя поработаем». Теперь не знаю, что и делать. Не будет же бригада всё время за меня вкалывать.

— Гриш, а может отец не знает, что у тебя больное сердце?

— По-моему, знает! — и, оправдывая отца, с грустью добавил: — Отец хороший, добрый, но не каждый человек может правильно оценивать ситуацию, наверное, к таким людям относится и мой родитель. Идти против отца, думаю, нехорошо, ведь кроме него у меня никого больше нет.

— А я разве уже не в счёт?! Тогда зачем приглашал меня к себе жить?

— Тебе-то как раз я и верю, потому с тобою и советуюсь.

— Если веришь, тогда не переживай, что-нибудь придумаем, безвыходных положений не бывает! Давай сделаем так: по утрам, ты вроде бы уходишь на работу, день коротаешь у Юрки, с их отцом разбираешь шахматные партии. Благо, что он сейчас в отпуске, а вечером, как и положено, будешь «возвращаться с работы», а там что-нибудь придумаем! Тебе сейчас надо думать о здоровье! Сам же говорил: планов громадьё! Ты обязательно станешь учёным-химиком, а для достижения таких вершин нужно крепкое тело и здоровый дух!

Так и решили. Ежедневно по утрам, как и положено, Гриша уходил на «работу». Прошло полмесяца. Однажды вечером бабай как всегда пришёл навеселе и прямо с порога радостно объявил:

— Ул, тебе выписали аванс, завтра можешь идти получать!

— Гелимзян замялся и вдруг выпалил:

— Отец, я на работу не ходил, а значит, никаких авансов не заработал.

— Как это не ходил?! Ты что же, негодяй, вздумал отца позорить!

— Ещё неизвестно, кто кого позорит, — вмешался в разговор Сергей. — Как вам не стыдно! Больного сына устроили работать землекопом! Вы кто ему — отец или враг?! И потом, ваш сын здесь ни при чём, идея не ходить на работу была моя.

Услышав эти слова, бабай закричал:

— Вон из моей квартиры!

— С большим удовольствием!— и, сняв в прихожей пальто, Сергей стал одеваться.

— Отец, если Сергей уйдёт, уйду и я!

Бабай отступил. Он подошёл к квартиранту и шамкающим голосом произнёс:

— Не обижайся, я мала-мала погорячился, —после чего, наполнив рот табаком, начал жевать.

***

Семейная жизнь постепенно вошла в привычное русло. Отец на работу сына больше не посылал, и в школе никаких справок не требовали. Но чем ближе Сергей узнавал своего друга, тем больше им восхищался. Никогда он не видел, чтобы Гелимзян когда-нибудь сидел за уроками, да и учебников как таковых в доме не было. Казалось, кроме шахмат, газет и всевозможных журналов его больше ничего не интересовало. Но это было не так. В школе по всем предметам у него были только отличные оценки. Особенно поражали его познания в математике. Обладая спокойствием, внешним обаянием, силой убеждения, неподдельной скромностью и аналитическим складом ума, он никогда перед другими не кичился своими способностями. Бывали и такие моменты —учитель объясняет решение задачи, все внимательно слушают, но тут поднимает руку Латыпов: «У этой задачи есть другое, более простое решение», — и, выйдя к доске, начинает доказывать свой вариант. В конце концов приходит к тому же результату, что и учитель, только более простым методом.

Однажды, возвращаясь из школы, Сергей спросил:

— Гриш, я слушаю тебя, как ты отвечаешь на уроках, и не перестаю удивляться: откуда у тебя столь глубокие знания по различным школьным дисциплинам? Вроде бы и за учебниками не сидишь!

— Не знаю, что тебе и ответить, просто об этом никогда не задумывался, — и, помолчав, произнёс: — Возможно от мамы, она женщина была мудрая, хотя и неграмотная.

Продолжая говорить о близких ему людях, с задумчивостью добавил:

— Мой брат, будь он жив, учился бы не хуже меня, а, возможно, даже лучше.

Сергей понял, что он продолжает тосковать по матери и брату, бережно храня глубоко в душе память о них. «Может, потому и пригласил меня к себе пожить, чтобы хоть как-то немного забыть прошлое, заглушить в себе непреходящую душевную боль, тревожившую его молодое сердце». С тёплым сочувствием Сергей посмотрел на друга.

 

***

Ночь стояла морозная, градусов под тридцать. Небо было сплошь усыпано звёздами. Из школы шли обходными улицами. От неторопливой ходьбы холодом, как иголками, насквозь пронизывало всё тело. Хотелось сорваться с места, быстрее добежать до дома и, забравшись в постель, до утра провалиться в бездну сна. Но Гриша вот уже который раз останавливался, нараспашку откидывал полы своего пальто и глубоко, с внутренним натягом, тяжело вдыхал в себя морозный воздух. Отдышавшись и бросив виноватый взгляд на продрогшего друга, неожиданно произнёс:

— Мне бы, Серёж, летом куда-нибудь в деревню…

— Я уже об этом думал. А почему бы тебе не поехать к нам?

— При случае не поговоришь со своей мамой насчёт меня?

— Да я и без разговора знаю: мама будет только рада! Знаешь, какая она у меня добрая, да и соседи отличные люди! Так что летом готовься пить парное молоко и дышать свежим деревенским воздухом, а я по выходным дням буду привозить тебе кипу газет и журналов.

— Это было бы здорово!

— Получишь аттестат — и в деревню на отдых!

 

***

В квартире было тепло и тихо, родители Гриши спали. На кухонном столе лежала непочатая буханка, ожидая припозднившихся школьников.

Помыли руки, уселись за стол и принялись потихоньку кромсать хлебушек, запивая чаем. С мороза аппетит у обоих был отменный, а потому буханка таяла на глазах. Отломив очередную дольку, Гелимзян посмотрел на Сергея и тихо сказал:

— Какие красивые слова!

— Это ты о чём?

— Вспомнил, как давеча ты сказал о своей маме: «Она у меня добрая»! Мамы, Сергей, наверное, все добрые, жаль, что мне со своей мамой не пришлось пожить.

Чувствуя, как другу не хватает родительской теплоты, Сергей произнёс:

— Твоя мама, Гриша, тоже была очень добрая!

— Откуда тебе известно?

Раз говорю, значит, знаю, потому что она — МАМА! — уверенно произнёс Сергей. — Твоя мама была красивая, гордая, добрая, умная, и ты очень похож на неё! Поверь, она тобою гордится, таким сыном, как ты, нельзя не гордиться! Ей сейчас очень больно видеть тебя грустным.

— Не знаю, хотелось бы верить тому, что ты говоришь. Только там, Серёж, ничто, пустота, тлен! Человек живёт до тех пор, пока мыслит! И я сильно сомневаюсь, что моя мама меня сейчас видит.

— А ты не сомневайся — об этом судить не нам! Что там, в загробной жизни, известно только одному Богу, а утверждать категорично то, чего мы не знаем, нельзя, более того — грех!

— Разве Бог есть?

— Если о нём говорят, значит, есть! Ведь кто-то управляет миром!

— Может ты и прав, но слишком малый срок жизни отпущено человеку, чтобы ответить на все поставленные вопросы. Поэтому пока живёшь и мыслишь, лучше всего верить в себя и в свои возможности.

И он верил. Верил в своё выздоровление, верил в своё будущее, оставаясь в одиночестве рядом со своим равнодушным отцом, который, вместо того чтобы думать о здоровье сына, устроил его работать землекопом.

Не зная, как помочь другу, Сергей предложил ему лечь в больницу на обследование. Но тот, не желая об этом даже слушать, сказал:

— Сергей, я очень тебя прошу, в школе не говори никому о моей болезни.

— А ты что — во мне сомневаешься?

— Не обижайся, я так, на всякий случай.

— Я не обижаюсь, но моё мнение остаётся прежним. Тебе надо срочно лечь в больницу на обследование сердца, а не думать о том, что кто-то узнает о твоей болезни!

— Не переживай, летом уеду в деревню, там, на свежем воздухе, и подлечусь.

Как же впоследствии Сергей будет себя ругать, что не посоветовался со школьной директрисой! Лучше уж бы в глазах друга он остался трижды предателем! Директриса — женщина мудрая, и она бы уговорила Латыпова лечь в больницу. Во всяком случае, что-нибудь бы придумала. Но… если б только молодость знала!..

 

***

Медленно, но уверенно приближалась весна. В воздухе витал запах весенней свежести. К полудню зимняя постель под действием солнечных лучей постепенно покрывалась сероватым налётом. Кое-где зеркальными осколками начинали отсвечиваться небольшие лужицы. Дни становились длиннее. В тот вечер прогулка затянулась, домой идти не хотелось. Багровый шар солнца повис на краешке горизонта, окрасив небо ярко-красным гранатом, предвещая погожие дни. Прогуливаясь по улице Ленина, друзья любовались её обозначившимися контурами. Новенькие каменные пятиэтажки смотрелись по-праздничному нарядно. Разговаривали о планах на будущее.

— Скоро экзамены, — после некоторого раздумья сказал Гелимзян. — Распрощаюсь со школой, с месяц отдохну в деревне, а потом прямиком в Казань, а то химико-технологический институт меня уже заждался.

— Гриш, а кто твой кумир?

— Менделеев. Это учёный мирового масштаба, наш русский Леонардо да Винчи. Вот только хобби у него было странное — чемоданных дел мастер. Как-нибудь на досуге об этом великом человеке расскажу подробно, — ответил он и, посмотрев на Сергея, спросил: —у тебя какие планы?

— Какие у меня могут быть планы?! Работать! Стране нужны дороги, хорошие дороги, а без битума асфальтобетонную смесь не сварганить. Ведь не зря же в деревне ко мне прилипло прозвище Повар, а я и есть повар, только вместо каши и щей варю битум. Словом, рабочий — и этим всё сказано!

На запальчивое высказывание друга Латыпов ответил молчанием. Побродив ещё немного на свежем воздухе, пошли домой. В одиннадцатом часу ночи Грише стало плохо, пришлось вызывать скорую. Теперь Сергей приходил с работы и, перекусив, бежал в больницу. Без друга пребывание в квартире стало в тягость, но и уйти он не мог — не хотелось расстраивать Гелимзяна.

Лечение шло с переменным успехом. Прошло полмесяца. Однажды придя с работы и выпив стакан чая, Сергей направился в больницу, по дороге прихватив пачку газет и журналов. Латыпов чувствовал себя неважно. Стрелки часов приближались к десяти вечера. Сергея в кабинет пригласила дежурный врач.

— Возможно, ночью потребуется кислород, — озабоченно сказала она, — а в больнице почему-то его не оказалось. Просто не знаю, что и делать?

— Где сейчас можно его достать? — спросил Сергей.

Доктор назвала в городе несколько точек, включая и кислородный завод. После долгих поисков оказавшись в районной больнице, Сергей прямо с порога обратился к первому попавшемуся врачу и рассказал о сложившейся ситуации. Врачи отнеслись с пониманием. Они быстро созвонились с городским стационаром, и уже приблизительно в час ночи Грише подключили кислородную подушку. Больному стало лучше. Глядя на уставшее лицо Сергея, Гелимзян сказал:

— Ты бы прилёг, а то завтра на работу.

— Не обращай внимания. Лучше скажи, как чувствуешь?

— Нормально, — улыбаясь, ответил больной.

У противоположной стены одиночной палаты для дежурящих родственников стояла пустующая койка. Утром прямо из больничной палаты Сергей отправился на работу, а вечером с кипой газет снова прибежал в больницу.

Больной чувствовал себя хорошо. Обменявшись привычными вопросами, незаметно перешли к школьной теме. Внимательно посмотрев на своего друга, Гелимзян сказал:

— Сергей, я здесь подумал и пришёл к такому выводу: тебе надо будет пойти экстерном сдавать экзамены за десять классов.

— Да ты что, старик! Никакие экзамены я сдавать не буду, зачем мне это нужно?! И потом на эту тему у нас с тобой был уже разговор… Учиться и жениться пока не собираюсь! Поработаю поваром-битумоваром, а там видно будет.

— Мне непонятно твоё упорство. Почему ты не хочешь сдавать экзамены экстерном?!

— Потому что не хочу учиться! Не скрою, когда из деревни уезжал, к учёбе тянуло, но после отчисления из техникума интерес к просвещению как-то угас сам по себе, а снова разжигать давно потухшие угольки не хочется.

И потом не такой уж у меня большой запас знаний, чтобы идти сдавать экстерном! Работа, которую сегодня мне приходится выполнять, дополнительных знаний не требует.

Больной слушал друга, не перебивая, а когда тот замолчал, произнёс:

— Поверь, экзамены ты сдашь, я в этом уверен!

— Нет, Гриша, никакие экзамены сдавать я не буду, и давай на этом поставим точку!

— Хорошо поставим, но после того, как получишь аттестат зрелости!

— Да не сдам я экзамены, как ты этого не можешь понять! Ну, подумай, зачем мне этот аттестат?!

Но Сергей лукавил. Иметь на руках документ о законченным средним образованием ему хотелось и, поняв душевное смятение друга, Гелимзян сказал:

— А ну-ка, поправь подушку.

Устроившись поудобнее, Гриша прибегнул к запрещённому приёму:

— Скажи, Серёг, ты хочешь, чтобы я выздоровел?

— По-моему, вопрос глупый.

— Если ты так считаешь, больше возвращаться к нему не будем. Завтра идёшь сдавать экзамены и сделаешь это ради моего выздоровления.

— Хорошо, но только в этом городе сдавать не буду. Поеду в Акташ, там, по крайней мере, если «завалюсь», никто меня не знает.

— Наконец слышу ответ, достойный похвалы!— обрадованно произнёс Гелимзян и добавил:

— Правда, похвала пока что в качестве аванса, а где ты будешь сдавать экзамены — это уже не так важно! Главное, сейчас нам с тобой нужен аттестат, и поверь, он у тебя будет!

— Взяв на десять дней отпуск без содержания, Сергей на другой день маршрутным автобусом укатил за двадцать километров в районный центр, и уже во второй половине дня посланец Гелимзяна переступил порог школы, разыскивая кабинет директора.

От волнения немного задрожали коленки, когда на одной из дверей он увидел надпись: «Директор».

— Можно войти?— спросил он, чуть приоткрыв дверь.

— Войдите.

— Робко перешагнув порог директорского кабинета, Сергей увидел сидящего за столом мужчину, склонившегося над бумагами.

— Слушаю вас! — произнёс директор, не отрываясь от своего занятия.

По интонации голоса хозяин кабинета показался вошедшему не столь строгим и даже на первый взгляд добрым. Нерешительно потоптавшись возле двери, посетитель спросил:

— Можно мне экстерном сдать экзамены за десять классов?!

Сейчас Сергей больше всего боялся вопроса: «Кто ты такой и почему решил сдавать экзамены именно в нашей школе?» Тогда он просто не знал бы, что на это ответить. Но, к счастью, таких вопросов не последовало.

Положив на стол ручку, сдвинув очки на кончик носа, директор строго сказал:

— Вы, молодой человек, пришли слишком поздно, в нашей школе уже сдали по два экзамена!

«Может, это и к лучшему, так Грише и скажу: опоздал! Во всяком случае, не нужно будет изворачиваться и врать».

Поблагодарив и уже направляясь к выходу, он неожиданно за спиной услышал голос:

— Куда же так спешите, наш разговор ещё не окончен!

Сергей остановился.

— Вы сможете сегодня, а вернее, прямо сейчас сдать два экзамена — сочинение и немецкий?

«Можно подумать, у меня есть выбор»! — подумал Сергей и, посмотрев на директора, уверенно произнёс:

— Смогу, за этим я сюда и пришёл!

— Вот и ладненько, значит, договорились.

— Директор пригласил к себе в кабинет учительницу литературы, объяснил ситуацию. Недовольно задержав взгляд на стоящем у двери молодом человеке, рыжеволосая женщина коротко скомандовала:

— Пошли в класс!

Написав на доске темы сочинений, она объяснила:

— Из трёх выбирайте любую и приступайте к работе. Вопросы ко мне есть?

— Спасибо, нет.

— Тогда начинайте работать, моё время ограничено, — и вышла из класса.

Не успел экзаменуемый набросать сочинение в черновом варианте, как вошёл директор, но уже с другой женщиной.

— Как обстоят дела с сочинением? — поинтересовался руководитель школы.

— Спасибо, вот уже заканчиваю в черновом варианте.

— Это хорошо, — и, представив учительницу немецкого языка, сказал: — Придется сочинение пока отложить, поскольку преподавателю нужно срочно уезжать в отпуск.

Отодвинув листы с незаконченной работой в сторону, Сергей взял один из разложенных на столе билетов. Возможно, из любопытства директор школы остался в классе. Экзамен по немецкому языку Сергей сдал на четвёрку. Получив заряд вдохновения, на подъёме приступил к сочинению.

— Тема раскрыта неплохо, — сказала учительница русского языка, — но есть грамматические ошибки, поэтому больше трёх баллов поставить не могу.

Окрылённый успехом, взяв расписание на следующие экзамены, Сергей отправился в обратный путь. В больничную палату он не вошёл, а влетел. По приподнятому настроению Гелимзян понял:

— Начало хорошее!

— С неделю придётся пожить мне в Акташах. Сам понимаешь, консультационные часы пропускать нежелательно. Да и вписаться в общий поток, думаю, не помешает. Только вот не знаю, как ты здесь будешь без меня?

— Не беспокойся, буду с нетерпением ждать хороших вестей.

 

***

Наконец, настал главный день в их жизни. Увидев в руках Сергея аттестат зрелости за десять классов, улыбаясь, Гриша приподнялся с постели и как очень дорогую реликвию осторожно взял из рук друга выстраданный в спорах документ и, прикоснувшись к нему лицом, тихо, к кому-то обращаясь, прошептал: «Спасибо!»

Боже, какой же радостью светились его глаза! Так мог радоваться только очень родной человек, который искренне верил в успех своего друга.

Гелимзян внимательно рассмотрел в аттестате каждую буковку, проанализировал каждую оценку и, обнюхав свидетельство со всех сторон, бережно вернул его Сергею. Казалось, что в этот момент душа Гриши светилась от счастья, а взгляд был дороже всяких словесных похвал! Документ, который держал он в руках, был частицей и его выстраданного труда, а главное — веры в своего товарища. И кто знает, может быть, именно в тот определяющий момент, когда он настоял на том, чтобы Сергей пошёл сдавать экзамены, и был в недолгой жизни больного сделан главный шахматный ход, определивший дальнейшую судьбу приятеля. Возможно, потому и не хватило у него времени поговорить о своём аттестате, в котором наверняка были только отличные оценки. Всё же удивительный был человек!

Устав от переизбытка чувств, больной спросил:

— Вечером придёшь?

— Мог бы и не спрашивать, конечно приду!

— Тогда до вечера!

В больницу Сергей пришёл в десять вечера. Гриша чувствовал себя плохо, от него не отходил врач. Оставив ненадолго больного, приятель побежал сообщить бабаю, чтобы тот немедленно шёл к сыну. Гришиныхродителей он застал в приподнятом настроении.

— По какому поводу веселитесь?! — с порога спросил Сергей хозяина.

— Завтра с утра пораньше собираемся в лес за ягодами.

— Неудачное время выбрали для прогулок в лес! Лучше навестите сына, ему сегодня стало намного хуже.

По лицу старика пробежала тень беспокойства. Сдвинув метёлки седых бровей, он вынул из кармана широких штанов большую щепоть табака и, распахнув беззубый рот, из ладони высыпал в щель содержимое. Расспросив о самочувствии сына, предложил квартиранту выпить чаю.

— Спасибо, — и больше ни сказав, ни слова, Сергей захлопнул за собою дверь.

 

***

Вечер был по-весеннему тёплый. Возле самого горизонта рыжая борода небосвода отсвечивалась розовым пламенем — к вёдру.

«Грише бы отдыхать в деревне, а он лежит на больничной койке», — с грустью думал Сергей, шагая в сторону стационара.

Ближе к полуночи в палате появился отец. Поздоровавшись с сыном, прошёл к пустующей кровати и, с наслаждением вытянув ноги, заснул. Больной стал чувствовать себя лучше, и, глядя на бабая, Сергей подумал: «Может, зря притащил его сюда? Пусть бы шли за ягодами, а так только сына расстраивает».

Но Гелимзян, казалось, не обращал на отца никакого внимания. Шутил, рассказывал об истории шахмат, его ум как никогда был ясен. Радуясь хорошему самочувствию друга, Сергей подошёл к окну и раскрыл обе створки. Ночь стояла тихая, небо выткалось многочисленными звёздами.

И только сейчас, в минуту расслабленности, глянув на кровать, на которой спал бабай, ему вдруг стало не по себе, в душе скребком прошлась неприятная червоточина: почему Гришу перевели в одиночную палату?

В подсознание закралось что-то недоброе и тревожное, но спрашивать лечащего врача ни о чём не стал, боясь ответа, которого больше всего опасался. Спокойная ночь не предвещала беды. Отец спал крепким сном, лишь изредка шамкая своим беззубым ртом и во сне с кем-то разговаривая на татарском языке.

В беседе друзья не заметили, как за окном, далеко на горизонте, бледно-оранжевыми разводами зарождалось новое утро.

— Сергей, может, ты вздремнёшь? Завтра, а вернее, уже сегодня тебе на работу.

— Обо мне не беспокойся, высплюсь, когда тебя выпишут из больницы! Вот тогда уж мы с тобой вне всякого конкурса сдадим на пожарников! — отшутился Сергей.

— Буду стараться, — сказал Гелимзян и добавил: — Подложи мне под ноги одеяло, чтобы они были чуть повыше.

Подкладывая одеяло, Сергей ощутил собственной кожей, что ноги у Гриши неживые. Они были абсолютно холодные, посиневшие, такие бывают только у покойников. Испугавшись, он метнулся за врачом.

— Не надо!— остановил Сергея больной, — мне уже стало удобно, а ноги сейчас согреются.

— Нет, я всё же позову врача!

— Позовёшь, но только чуть позже. Лучше присядь поближе,— и указал на стоящую у кровати табуретку.

— У меня, Сергей, слишком мало времени, а я ещё не сказал тебе главного.

Голова Гриши покоилась на белоснежной подушке. Умные глаза успокоительно глядели на сидящего рядом друга и улыбались. Сергей периодически ощупывая ноги больного. Видя беспокойство своего товарища и словно делая завещание, Гриша ровным, спокойным голосом произнёс:

— Сергей, отнесись очень серьёзно к тому, что я тебе сейчас скажу!

От того, как ты воспримешь мои слова, будет зависеть твоё будущее… Через год, запомни, ровно через год, не раньше, ты обязательно поступишь в институт! Но тех знаний, которые у тебя есть на сегодняшний день, для поступления в вуз слишком мало. Впереди целый год, времени у тебя вполне достаточно, чтобы подготовиться для поступления.

Он улыбнулся, долгим взглядом посмотрел на Сергея, словно хотел убедиться, как тот его понял, и после небольшой паузы твердо повторил:

— Запомни, Сергей, обязательно запомни мои слова, в следующем году в институт ты поступишь!— и чуть тише добавил: — Это говорит тебе твой друг Гелимзян! Только не вздумай поступать в этом году — провалишься!

Он торопливо произнёс последние слова и, положив, точно эстафетную палочку, правую ладонь на ладонь своего друга, неестественно вздохнул, чуть откинул голову назад, потянулся — и умер. На его лице застыла предсмертная улыбка. Время показывало три часа ночи.

В палату прибежали доктор и сестра, но было уже поздно, они констатировали смерть…

Похоронив Гелимзяна, Сергей перешёл жить в общежитие, а через год, выполнив наказ друга, поступил в Саратовский политехнический институт.

 

10. Встреча в кафе

 

Похоронив Гелимзяна, Сергей снова переселился в общежитие, а через неделю, решив осуществить мечту друга, поехал в Казань поступать в химико-технологический институт. Но на первом же экзамене «срезался».

«В этом году в институт не поступай», — вспомнил Сергей последние напутственные слова товарища, когда в сквере возле института присел на скамейку. Временная неудача как-то сама по себе рассосалась. Гелимзян был прав, надо не порхать, а возвращаться обратно в Альметьевск и серьёзно браться за учёбу. Однако дома Сергея ждали новые неприятности. С дороги он решил пораньше лечь спать. Спал, как никогда, крепко. Проснулся примерно в двенадцатом часу ночи, рядом услышал негромкие голоса незнакомых людей. Трое парней сидели за столом и, видимо, распивали водку. Сергей невольно прислушался к их разговору.

— Только он мог украсть, больше некому. До его прихода краж в общежитии не было, но стоит ему появиться…

— Чего тут гадать, — вставил второй, — давайте выбросим его из окна, и дело с концом.

«Вероятно речь идёт обо мне», — подумал Сергей, и представил себя «летящим» из окна четвёртого этажа. Сон мгновенно прошёл, но не от страха, а от непонятной, кем-то вновь удачно организованной подставы.

«Что же на этот раз случилось? Интересный получается расклад, — стал размышлять Сергей. — Стоит мне из общежития на время куда-то выехать, а затем вернуться, как узнаю о краже. Значит, кто-то умело этим пользуется. Не исключено, что вор хорошо знает меня», — и тут он услышал ответ того парня, у кого видимо украли костюм:

— Нет, этому человеку я почему-то верю, он не мог украсть!

После той тревожной ночи не прошла и неделя, как вора поймали. Им оказался проживающий в соседней комнате Мишка-цыган. Весельчак и рубаха-парень, находясь в приятельских отношениях с Сергеем, он умело контролировал все его передвижения. Но всё хорошо, когда хорошо кончается! Парень, поверивший в тот вечер Сергею, впоследствии стал хорошим ему приятелем. Мелкие временные неудачи быстро забылись, да и времени на это не оставалось. Пора было навёрстывать упущенное в учёбе. «Я должен поступить в институт»! — говорил он себе, не забывая наказ друга.

Забросив танцульки, Сергей всё свободное время старался уделять учебникам, иногда подолгу просиживая в библиотеке. Спать ложился с книгой, вставал — брался за книгу.

Однажды, возвращаясь тёплым летним вечером из библиотеки, решил заглянуть в кафе, что находилось по пути к дому. За столом у окна Сергей увидел девушку, мило беседовавшую с пожилой женщиной. В девушке было что-то притягательное. Перехватив на себе её взгляд, мысленно произнёс: «Она — моя»! Подойдя к их столику и представившись, попросил разрешения присесть.

— Галя! — улыбнулась девушка и для знакомства подала Сергею руку.

— А меня зовут Наталья Александровна, — представилась пожилая женщина.

— Очень приятно, — произнёс Сергей и, в ответ улыбаясь, спросил:

— Чего изволите откушать, уважаемые сударыни?

— Спасибо, мы сыты, — ответила женщина за себя и за девушку.

— Тогда, с вашего позволения, я закажу себе стаканчик чаю, поскольку к оному напитку питаю слабость с детства.

По дороге из кафе узнал, что Галя в городе проживает недавно. Окончив техникум лёгкой промышленности, она приехала в Альметьевск по направлению и работает в ателье мод мастером по пошиву женской одежды, а у Натальи Александровны, местной учительницы, временно снимает квартиру.

«Ты красивая!» — сделал кавалер первый комплимент девушки, когда они остались вдвоём. Каштановые волосы, падая на её на плечи, радужно отсвечивались в лучах вечернего солнца. Одета Галя была в лёгкое, чуть выше колен платье в цветочек. Воздушная облегающая материя подчёркивала фигуру и грациозность походки девушки. Над глазами, как крылья парящей птицы, в широком разлёте застыли чёрные брови. От неё исходил нежный запах полевых цветов и чистота вечерней свежести. Очарование девушки одновременно успокаивало, воодушевляло и будоражило воображение.

Теперь в жизни Сергея наметились три главные составляющие: это любовь, учёба, работа, и каждая из них играла важную роль в его жизни. Галя для Сергея стала не просто любимой девушкой, но и единомышленницей, прекрасным консультантом по математике, по русскому языку и литературе. С каждым днём он уверенно приближался к поставленной цели, выполняя наказ друга.

 

11.Завод

 

С ежедневными заботами время не бежало, а летело. Лето постепенно скатываясь ближе к осени. Сергей продолжал варить битум, рабочая температура которого должна быть не ниже ста пятидесяти градусов, этим самом обеспечивая завод главным связующим компонентом для приготовления асфальтобетонной смеси. Однажды, придя на работу в ночную смену, он заполнил котлы сырым битумом, включил на полную мощность газовые горелки, в надежде на нескорый разогрев котлов, и ушёл в рядом стоящую котельную учить физику.

Технология варки достаточно сложная, и об этом работник знал отлично. Нужно было следить не только за режимом газовых горелок, но и по мере нагревания ёмкостей периодически включать мешалки. При несоблюдении этих правил на каком-то этапе варки срабатывал «эффект закипающего молока»: битум, мгновенно вспениваясь, чёрной лавинообразной массой выбрасывался из котлов. Что и случилось в эту смену. Обычно в ночное время работают два человека, но в этот раз напарник почему-то не пришёл. Примерно в час ночи одна из работниц котельной вышла на улицу и ужаснулась. Быстро забежав обратно в помещение и преодолевая шум газовых форсунок, закричала:

— На улице потоп, скорее позовите битумовара!

Медленным потоком горячий битум, стекая по стенам печи, заливал территорию завода. В зеркальной чернеющей ночной лаве, словно в фантастическом фильме, отражались фонари и звёзды. С трудом пробравшись к печам и отключив все горелки, Сергей поднялся наверх. Котлы были пусты. Верхняя площадка также сплошь залита битумом. Снова заполнять котлы уже не имело смысла — до утра времени оставалось мало.

— Что теперь думаешь делать? — глядя на Сергея, испуганно спросила женщина, явно переживая за парня.

— Теперь думай не думай, а два рубля не деньги, но похоже и этого капитала утром лишусь. Но если честно – не знаю!

Женщина не уходила, видимо ждала от оператора другого ответа. Он глянул на неё, отрешённо произнёс:

— Правда, не знаю! Знаю только, что эта авария бесследно для меня не пройдёт. Скорее всего, уволят по тридцать третьей.

При наличии этой статьи в трудовой книжке, на работу никуда не принимали.

— Дождусь утра, а там будь что будет! Вот только перед Сомовым стыдно. Похоже, на всю катушку подвёл я начальника. За суточный простой завода его тоже по головке не погладят, как минимум здесь пахнет выговором, а рабочих лишат квартальной премии. В общем, влип по полные сапоги!

Сомов Валентин Иванович, отличный инженер, уважаемый в рабочей среде человек, к решению любых производственных вопросов подходил обдуманно, по-деловому. Но здесь случай особый, и Сомов будет прав, если завтра заставит работника написать заявление об уходе. Таких разгильдяев надо гнать в шею! Тоже нашёл время для физики!

Сергей вспомнил наказ друга, заныло сердце.

«Прости, Гелимзян, зря ты на меня возлагал надежды. Завтра всучат волчий билет и скажут: “Катись колбасой на все четыре стороны доучивать свою физику, студент хренов”»...

Утренняя луна бледным пятном тихо плавала над притихшим асфальтобетонным заводом, словно выражала своё сочувствие незадачливому битумовару. Вахта с людьми остановилась вдали от конторы, подъехать ближе не было возможности. Прохладные утренние солнечные лучи отражались радужными цветами от зеркальной поверхности застывшего битума. Рабочие, словно прибывшие на панихиду, не спеша, обходными путями, молча добирались до своих рабочих мест. Вслед за вахтой прикатили первые МАЗы, но, увидев залитую битумом территорию, водители разворачивались и мчались в карьер за щебнем. Без работы в любом случае они не оставались.

 

***

— Ну что, герой, давай рассказывай, как ты умудрился на целые сутки оставить завод без битума? — строго спросил Сомов, когда провинившийся переступил порог конторы.

— Что рассказывать-то, виноват, увольняйте.

— Здесь я буду решать, без твоей подсказки, что мне делать, а сейчас отвечай на мой вопрос: каким образом из котлов убежал битум?! Спал?!

— Нет, не спал, — опустив глаза и переминаясь с ноги на ногу, честно признался рабочий. — Учил физику и совсем забыл про котлы.

— Та-а-к. Говоришь, учил физику?!

— Учил.

Начальник вышел из-за стола и медленно стал приближаться к виновнику.

«Сейчас врежет по физиономии и правильно сделает, я бы на его месте поступил точно так же», — подумал Сергей и на всякий случай приготовился к любому наказанию.

Сомов остановился в метре от работника и на его удивление спокойно произнёс:

— Сейчас иди домой, как следует выспись и продолжай готовиться к предстоящим экзаменам, а завтра с утра выходи на работу.

— Я буду убирать территорию.

— Ты, что, не слышал?! — строго скомандовал начальник. — Иди отдыхать, и попробуй у меня не поступить в институт! — и уже совсем будничным голосом добавил:

— Территорию уберём без тебя. Сейчас на очистку поставлю всех рабочих. К обеду, надеюсь, справимся, к тому времени сварится битум, так что во второй половине дня, думаю, завод начнёт работать.

Пошатываясь от нервного напряжения, не спеша, по шпалам железнодорожного пути Сергей направился от конторы в сторону города. Оставив позади себя пирамиды надробленного щебня, спустился с земляного полотна, отошёл подальше от подошвы насыпи, упал на зелёный ковёр лужайки и заплакал. Рыдал горько, как когда-то в детстве, вытирая слёзы рукавом рабочей одежды, и только прыгающие в траве кузнечики, крылышками раздиравшие нежную полевую тишину, были тому свидетелями.

Небо, покрытое бархатной синевой, равнодушно взирало сверху на земную жизнь. Солнечные лучи, падая на кристаллики ещё не сошедшей росы, дробили их на миллионы разноцветных искринок.

Непомерная тяжесть лавиной свалилась на ещё неокрепшие плечи юноши. Здесь сразу скопилось всё: потеря друга, авария на работе и непонятное будущее. От этого на душе стало неуютно, холодно и одиноко.

Тяжело было ещё и потому, что Сомов, которого так он подвёл, отнёсся к нему по-человечески. Лучше бы уж отматюгал или дал по шее, было бы легче…

Осушив слёзы, в сердцах сорвал листочек клевера и, поднимаясь с травы, сам же себе приказал: «Хватит распускать сопли! Лучше учись преодолевать трудности! У тебя есть цель, а это уже немало! Значит, ты обязан во что бы то ни стало построить свою жизнь, свой мир, хотя бы во имя тех людей, которые в тебя верят!» И это был уже другой человек!

Когда он утром пришёл на работу, от вчерашней аварии не осталось и следа. Узнав, что битумовар ночью учил физику, рабочие дали Сергею прозвище «Студент». Он на это не обижался, скорее, наоборот, оно теперь обязывало стать студентом. Наказывать будущего абитуриента тоже никто не собирался, выплатили в срок положенную зарплату, а к зарплате ещё и премию.

Сомов об аварии никогда не напоминал. Более того, он дал ему отличную характеристику и выхлопотал с содержанием заработной платы месячный отпуск для подготовки в институт.

Через год, успешно окончив первый курс, Сергей приехал на практику в Альметьевск. На тот самый асфальтобетонный завод, где под началом того же замечательного человека Сомова стал работать мастером. Тогда рабочие впервые стали называть студента по имени и отчеству.

 

12.По дороге детства

 

Студенческая производственная практика на асфальтобетонном заводе подходила к своему завершению. Закончив работу над отчётом, Сергей решил съездить в Коськи, на свою малою Родину. Расстояние небольшое, каких-то тридцать километров от Альметьевска. «Перед новым учебным годом не помешает немного отдохнуть, — думал он собираясь в дорогу. — Побуду у мамы в деревне, наберусь сил, а затем — снова в Саратов».

Настроение вполне соответствовало его планам. Решил добираться на перекладных, окружным путём через Новоникольск. Такой маршрут выбран был не случайно, уж очень хотелось ему глянуть на церковь.

«Доеду до села, поклонюсь храму, а там, как когда-то в детстве, пять километров пройдусь пешком» — решил Сергей. Выйдя за городские пределы Альметьевска, голосовал недолго. Старый ЗИЛ, гремя металлическим кузовом, лихо подкатил к стоявшему на дороге пассажиру, выпустил из выхлопной трубы пахучего, не до конца отработанного некачественного бензина и, сбрасывая с себя часть дорожной пыли, резко остановился.

— Те куда надо?! — держа в зубах папироску, гаркнул водитель, стараясь перекричать шум двигателя.

— До Новоникольска не подбросишь?

— Могу только до развилки, надумал — айда падай, времени у меня нет!

До какой развилки, Сергей уточнять не стал. Он быстро забрался в пропахшую соляркой кабину, шофёр с грохотом сдвинул рукоять переключателя, и самосвал, набирая скорость, покатил по дороге. Усевшись поудобнее, Сергей облокотился на дверь кабины и, подставив лицо прохладной воздушной струе, стал рассматривать меняющийся за окном пейзаж.

— Тебе вообще-то куда надобно? — видимо желая поговорить с неразговорчивым пассажиром, снова выкрикнул водитель.

— Вообще-то в Коськи. Знаешь такую деревню?!

— А чё не знать-то, в округе я, почитай, все деревни знаю, такая уж у меня работа! Только не понимаю, зачем тебе выходить на развилке-то, ты что, первый раз едешь по этому маршруту? Допилишь со мной до Бикасас, а оттуда до твоей деревни рукой подать — шесть километров лесом пройти одно удовольствие!

— Спасибо, но мне нужно заглянуть в Новоникольск, а края эти мне знакомы, правда, редко приходитсяездить.

— Ну смотри, хозяин-барин, —и, жевнув папиросу, спросил: — В Альметьевске работаешь, аль как?

— Работаю на асфальтобетонном заводе.

— Такой завод мне знакомый, оттуда на своём драндулете асфальт возил, возможно, там наши пути с тобою пересекались.

— Навряд ли.

— Кем работаешь?

— Битумоваром.

-Мысли Сергея были заняты предстоящим отдыхом и ему не хотелось с первым встречным вести разговоры о том, что он является студентом, а на заводе проходил производственную практику.

— Это что же — варишь битум? — И, помолчав, добавил: — Непонятно, что за ремесло такое? Вроде бы повар, а с другой стороны — никакой не повар.

—А по-моему, здесь всё предельно ясно: не будет хорошо сваренной битумной добавки, не будет и качественной асфальтобетонной смеси.

— Так-то оно конечно так…

— У меня, кстати, в детстве было прозвище — повар, -уточнил Сергей.

— Почему «повар»?

— Долгая история. В следующий раз повстречаемся, обязательно расскажу!

— Навряд ли ещё придётся нам встретиться, — заверил водитель ЗИЛа и, видимо не увидев в специальности битумовара перспективы, спросил: — А чё, не хочешь выучиться на другую специальность?

 

— На какую «другую»?

— Ну, например, как у меня — шофер!

— Я, пожалуй, не смогу так увлечённо занимать разговорами пассажиров.

Въезжая в лесной массив, лента дороги круто пошла на подъём. Встречные автомобили попадались редко. Перебрасывая давно потухшую папироску из одного уголка рта в другой, водитель о чём-то сосредоточенно думал. Преодолев очередной подъём, он, как показалось пассажиру, гневно шибанул взглядом на дорогу и,словно разговаривая сам с собой, сделал неожиданный вывод:

— Всё таки хреновые у нас дороги!

— Где, это — «у нас»?

— В России, где же ещё?!

— А ты, что же, всю Россию на своём драндулете объехал? Например, дорога, по которой мы сейчас едем, она вполне соответствует своей категории.

— К данной дороге претензий нет, но стоит свернуть в сторону — не проедешь: одни рытвины да ухабы, особенно в осеннее время!

— Твоя правда! Но не сразу и не разом дела делаются. Россия — страна огромная, со временем и к деревням подведут асфальтовые артерии.

— Скорей бы, — вздохнул водитель и, видимо согласившись с доводами пассажира, доложил: — Через полчаса будем у развилки. Может, всё же со мной дальше поедешь?

— Спасибо, но я, пожалуй, выйду там, где запланировал.

— Как знаешь, можно и до развилки, только я хотел как лучше! — обиженным тоном завершил свой диалог водитель. До Новоникольска три километра по жаре придётся тебе топать пёхом, а там ещё пять до своей деревни.

— Ничего, не простужусь!

Некоторое время ехали молча, но словоохотливому водителю, похоже, молчать надоело и, продолжая дожёвывать папироску, спросил:

— Стало быть, у тебя важные дела в селе, коли туда навострился?

— В далёкую бытность там учился и сейчас хочется пройти по дороге детства, а заодно глянуть на церковь. Когда-то мне очень нравился этот храм, хотя и был он полуразрушен.

— «Дорога детства» — это святое! Вот только, в Новоникольске, по-моему, никакой церкви нет. Я в том селе месяц назад был, наверняка бы её увидел.

Не веря услышанному, Сергей резко повернулся к водителю, выкрикнул:

— Этого не может быть! — И, словно пытаясь скорее исправить чью-то непоправимую ошибку, спросил: — До развилки далеко?

— Сейчас, минут через пятнадцать-двадцать будем на месте.

Оставшийся отрезок дороги ехали молча. По изменившемуся настроению пассажира водитель понял, что затронул что-то важное, а когда доехали до места высадки, спросил:

— Может, с километр подбросить?

— Спасибо, пройдусь пешком! — буркнул Сергей и подал водителю пять рублей.

— Деньги не беру, они тебе самому пригодятся, бывай! — крикнул шофер и, врубив скорость, резко тронулся с места.

Как только самосвал скрылся за поворотом, тишина обступила путника со всех сторон. От непонятной душевной тревоги стало неуютно и одиноко. Словно подтверждая нехорошее предчувствие, впереди, ни с того ни сего, взъярился ветер и, ненадолго взвинтив смерчевой жгут пыли, спешно унёс его с грунтовой дороги в поле. Тягучее безмолвие было пропитано августовским зноем. К небу, где застряло полуденное раскалённое солнце, тянулись шелковистые нити паутины. Сквозь дрожащий раскалённый воздух, Сергей пытался увидеть сохранившуюся в памяти белизну стен церкви. В детстве, шагая по утрам в школу, он представлял, как в Великие престольные праздники ручейками со всех окрестных деревень под малиновый перезвон колоколов стекались в село благочестивые предки, чтобы коленопреклоненно, в молитвенном пении, попросить у Бога прощения. Даже опустошённая, она будто парила в пространстве и где-то там в поднебесье тихо разговаривала с Богом. Такое божественное сооружение наверняка было построено в чистые, богопочитаемые времена теперь уже неизвестным, но наверняка вышедшим из народа зодчим. Храм стоял у подножья Лысой горы, наполовину покрытой хвойными и лиственными лесами. Своим изяществом архитектурного замысла церковь органично вписывалась в красивейший уголок деревенской природы и, казалось, на века породнилась с рядом протекающей речкой и её берегами, усыпанными по весне жемчужными дорожками цветущей черёмухи. А над всем этим великолепием — венец голубого неба! Неужели сейчас на месте церкви пустырь? — думал Сергей, то и дело вглядываясь туда, где должен стоять храм.

И всё-таки опасения были не напрасны — водитель оказался прав. На том месте, где когда-то стояла церковь, была пустота. Ноги невольно подкосились. Сергей присел на рядом лежащий валун и осторожно прикоснулся рукой к его прохладной поверхности. «Возможно, это и есть последний осколок от храма»? —подумал он, гладя рукой холодный безмолвный камень. Чуть поодаль виднелась знакомая с детства кирпичная школа.

«Интересно, кому же она помешала»? — спросил он себя, разглядывая пустующую местность.

Рядом с исчезнувшей церковью, по другую сторону от центральной дороги, всё ещё находилось покосившееся от времени деревянное строение учительского дома, со стороны которого шла женщина.

— Простите, вот на этом месте, где сейчас пустырь, стояла церковь, — спросил Сергей женщину, когда та поравнялась с ним.

— Верно, была церковь, да уже лет пять, как её снесли.

— Это что же, так решили селяне?

— А почему вы собственно интересуетесь?

— Я когда-то здесь учился, — сказал молодой человек и взглядом указал на одиноко стоящее кирпичное здание школы. — Помню, — продолжал он, церковь вносила особый колорит в этот уголок сельской природы, без неё, кажется, и школа осиротела.

— Ба-а- а! —От удивления распахнулся рот женщины. — То-то же я гляжу, лицо вроде бы знакомое! Неужели Сергей?!

— Он самый.

— Вот так встреча, надо же!

У Сергея была хорошая память на лица. Смирнову он узнал сразу, как только она подошла, но не подал вида. К тому же за восемь лет внешне она почти не изменилась, разве что немного пополнела и приобрела некую степенность в походке, и, переходя на «ты», для порядка он уточнил:

— Если не ошибаюсь, Смирнова Анька? Хотя извини, возможно, сейчас фамилия у тебя другая.

— Конечно же Анька! Мы вместе с пятого по седьмой в одном классе учились, помнишь? — скороговоркой протараторила Смирнова.

— Учительствуешь?

— Учительствую, окончила педагогическое училище, иду на урок, преподаю в начальных классах.

— Молодец, а как живёт Григорьева, наша отличница? Помнишь, мы её тогда ещё Зубрилкой звали?!

— Работает тоже в школе, правда — уборщицей.

— Надо ж, кто бы мог подумать! Она что, поступать в вуз не пыталась?

— Куда-то поступала, но неудачно, и на этом остановилась… Да будет тебе про Григорьеву, лучше скажи, как ты-то в наших краях оказался?

— Вот решил пройтись по дороге детства, заодно глянуть на церковь, а она исчезла с лица Земли! Или по чьему-то злому умыслу кто-то помог ей исчезнуть? Сейчас, пожалуй, трудно поверить, — продолжал Сергей, — но в детстве церковь была частицей моей жизни. По утрам, всегда мысленно с нею здоровался, и поверь, каждый раз будто видел её впервые. Теперь, кто бы мог подумать, моей наставницы не стало, просто глазам своим не верю. Сюда шёл специально, чтобы глянуть на храм, поклониться ему, а затем потихоньку продолжить свой путь в сторону своей родной деревни, в гости к маме. Вот это и есть главный повод здесь оказаться.

— Серёж, а отец у тебя тоже жив?

— Нет, он умер, когда мне едва исполнилось пятнадцать лет. Надо будет навестить его могилку, — и, возвращаясь к разговору о церкви, с грустью всматриваясь в пустоту, повторил свой вопрос: — Кому же она могла мешать?!

— Ой, не говори! Что тут творилось! Всё село сбежалось!

— И что же «творилось»?

— По правде сказать, толком я и сама-то не знаю. В общем, пять лет назад летней ночью к церкви понаехали солдаты. Прошёл слух, будто в село прислали сапёров-взрывников, чтобы снести церковь. Сбежались старые и малые, когда служивые под фундамент церкви начали закладывать взрывчатку.

— Ну а люди, куда селяне-то смотрели?

— Стояли и молча взирали. Просто никто не верил, что подобное может свершиться.

Сергей с грустью подумал: «Где же величие жизни, коли она допускает такое разрушение человеческих душ», — а вслух тихо вымолвил:

— Это не церковь разрушили...

— Прости, ты что-то спросил?- обратилась Смирнова.

— А дальше как развивались события?

Указав на пустырь, женщина ответила: — Результат тех событий на лицо, только люди, как я думаю, здесь не причём. Сколько лет им внушали, что Бога нет, а раз нет, стало быть, и церковь не нужна?! Вот тогда солдаты своё чёрное дело и осуществили! Заложили по периметру церковного фундамента взрывчатку и бабахнули! Когда дым рассеялся, церковь, словно назло палачам, осталась стоять невредимой.

После того как прогремел второй взрыв, сначала послышался тяжёлый стон, потом купола слегка накренились, словно перед собравшейся толпой просили прощения, и белоснежные церковные стены, содрогнувшись, начали медленно оседать. За плотной пыльной завесой в адрес нечестивцев раздались крики проклятия.

Так была взорвана наша деревенская Святыня! — вздохнула Смирнова и добавила: — Чудом уцелевшую часть стены за бутылку водки местный пьяница Ванька Рюпин на другой день снёс трактором. Но в этом преступном деле упомянутый забулдыга был, как мне кажется, всего лишь винтик.

«Бога нет — страшные слова», — подумал Сергей, и именно сейчас почему-то вспомнилась ему притча:

«Однажды молодой человек повстречался с мудрым учёным и задал ему три вопроса:

1. Есть ли Бог? Если есть, покажи мне его очертания.

2.Что такое судьба?

3. Почему, если дьявол из огня, он будет помещён в ад, где всё в огне, ему ведь не больно будет? Неужто Бог это не продумал?

Вдруг учёный нанёс ему сильную пощёчину.

Молодой человек в непонимании спросил:

— Зачем ты рассердился на меня?

Учёный ответил:

— Я не рассердился, это был ответ на твои вопросы!

— Как это понимать?

— Что ты почувствовал после того, как я тебя ударил?

— Конечно я почувствовал боль!

— Значит, ты веришь, что боль существует?

— Да!

— Тогда покажи мне её очертания.

— Я не могу.

— Это ответ на твой первый вопрос. Теперь скажи, вчера ты видел во сне, что я тебе дам пощёчину?

— Нет.

— Ты когда-нибудь думал, что от меня можешь получить сегодня пощёчину?

— Нет.

— Эта судьба. Чем покрыта моя рука, что дала тебе пощёчину?

— Кожей.

— А твоё лицо?

— Кожей.

— Так тебе больно было?

— Да, очень.

— Это ответ на твой третий вопрос».

Сколько же русскому человеку нужно получить пощёчин, чтобы он мог понять истину бытия? Когда зодчий вкладывая душу в это архитектурное произведение, ему в голову не могло прийти, что будущее поколение будет хранить в церкви колхозный инвентарь, а затем и вовсе сотрёт её с лица Земли. Кто знает, может, душа творца и по сей день витает над этим святым местом и вспоминает те жизненные мгновения, когда создатель храма был бесконечно счастлив, зная, что строит для людей, для своих будущих потомков, но за завесой времени он не мог разглядеть, что они окажутся жестокими палачами.

Когда в 1794 году учёного Антуана Лавуазье подвели к гильотине, он произнёс: «Человечеству потребовалось триста лет, чтобы вырастить такую голову, палачу нужна одна минута, чтобы снять её». Вот так же преступно поступили и с деревенской святыней! Что уж теперь зря точить слёзы, может, наступят такие времена, когда, как сказано в притче, люди увидят очертания Души художника, и она им расскажет о многом...

После небольшой паузы Сергей вслух тихо произнёс:

— Церковь не взорвали, она погибла от равнодушия самих селян. Именно с их молчаливого согласия произошло греховное деяние. Поистине мудро гласит русская пословица: «Ждали Христова дня, а дождались Ивана постного». Ломать — большого ума не надо, сегодня сломали церковь, а завтра могут пошатнуться и устои государства.

Тем временем Смирнова всё вспоминала и вспоминала, дополняя сказанное подробностями:

— Когда же пыль осела, люди, словно боясь остаться в свидетелях, спешно расходились по домам, каждый на память брал с собой по осколку разрушенной у всех на глазах Святыни.

— У меня такое ощущение, — грустно заметил Сергей, — будто нахожусь на похоронах, — и перед тем как покинуть пустырь, задал уточняющий вопрос: — Всё же кто вдохновитель этого «подвига»?

— Не знаю. Чего не знаю, того не знаю, врать не буду. Правда, одна зацепка всё-таки имеется, но точно придерживаться этой версии не берусь. Одно время в нашем селе работал бухгалтером татарин из соседней деревни Булгары. Да вон она, эта деревня, её отсюда видно. Когда здесь учился, ты каждый день мимо проходил, да и сейчас тебе придётся по ней прогуляться. Как звали этого счетовода, не знаю. Известно лишь, что на работу он ездил всегда на лошади и, как говорили очевидцы, ежедневно проезжая мимо церкви, почему-то всегда возле неё останавливался, видимо, вынашивал план сноса. На этой должности мужчина работал недолго. Поговаривали, будто он и вызвал в село сапёров. Когда же церковь была снесена, через неделю нашли его в речки мёртвым, возле вон того моста, а лошадь стояла на берегу, «дожидалась» хозяина.

Выплеснув всю имеющуюся информацию, Анна замолчала. Дальше продолжать какие-либо разговоры не хотелось. На прощание женщина спросила:

— Как, ты-то — работаешь, учишься?

— Учусь в институте.

— Ой, какой же ты молодец! — уже за спиной услышал Сергей восторженный голос бывшей одноклассницы.

Путник миновал тот самый мост, возле которого нашли «утопленника», и знакомой дорогой направился в сторону своей деревни. Выйдя за пределы села, пошёл не спеша, «переваривая» услышанное. Поля,залитые солнечными лучами, светились золотистой щетиной убранного хлеба. Вороны, словно чернильные пятна, рассыпались на скошенных нивах, собирая с земли остатки урожая. Погожий августовский день,укутанный овсяной дымкой, дышал тишиной и покоем. Воздух был пропитан терпким запахом полыни и высохшего сена. Милая сердцу дорога — подруга детства, прокалённая летним солнцем, извиваясь узкой лентой вдоль ершистой кромки ещё не вспаханной стерни, вела его к родному дому. Порхающие белоснежные мотыльки, слегка касаясь крылышками одежды путника, словно вызывали его на откровенный разговор. Поднявшись на Коськинскую «гору», Сергей, как когда-то в детстве, остановился, чтобы издали взглянуть на церковь и проститься с нею до завтрашнего утра. Так он делал всегда, когда ходил в школу. Отсюда, особенно в ясную погоду, хорошо были видны церковные белоснежные стены и гордые, помеченные временем, поржавевшие купола.

Сейчас в той стороне, где когда-то стоял храм, виднелась сереющая пустота. Пройдя кладбище и свернув с дороги, он поднялся вверх по косогору и присел, чтобы с высоты угора⁸ лучше обозреть родные, дорогие сердцу просторы.

«Вроде бы до мелочей все знакомо! — подумал он, глядя на раскинувшуюся перед ним деревню. — По крышам можно определить, чей дом, а все равно каждый раз охватывает волнение, словно впервые к невесте пришёл на свидание». Над ним от горизонта до горизонта огромным шатром раскинулось бездонное голубое небо — чистое, напоминающее ему босоногое детство.

«Здравствуйте!» — тихо произнёс Сергей, глядя на волнующие душу места. Среди множества крыш он разглядел и свой родной дом, где впервые глотнул деревенского воздуха, настоянного на аромате свежеиспечённого хлеба, луговых трав и материнского молока. За околицей, придавленное к земле соломенной крышей, виднелось гумно, называемое «хлебным сараем», а вдали, за оврагом, вдоль извивающейся узкой лентой дороги, убегающей в сторону Нариманово, бабы и мужики убирали и копнили сено.

«Сколько там нарядных мужиков и баб!» — вспомнил он слова русского поэта, глядя на мелькающие разноцветные платки на головах женщин.

Как же ему хотелось сейчас оказаться там, вместе с ними! Взять в руки грабли и, глядя в лица этим простым русским людям, вдохновенно произнести: «Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий, памятью деревни я ль не дорожу?»...

Легкий ветерок принёс запах убранного с полей хлеба. Было ощущение чего-то очень дорогого, безвозвратно ушедшего из его жизни. Вспомнилось, как в детстве в сопровождении взрослых не раз по той дороге ходили в лес за малиной. Набрав по лукошку спелых ягод, на обратном пути, вроде бы мимоходом, заглядывали на местную пасеку, расположенную на живописной поляне окружённой вековыми липами. Пасечник, дед Архипов по прозвищу Тяпкин, хоть и был жадноват, но миску свежего мёда перед незваными гостями ставил всегда. Кажется, что всё это было вчера, но вот уже ты без пяти минут студент второго курса! Ах, время, время, как же ты легко распоряжаешься человеческими судьбами!

От встречи с малой Родиной сердце, переполненное волнением, учащённо забилось. Он и сам не мог объяснить — почему? Всякий раз в детстве, возвращаясь из школы домой, он видел свою деревню другой: весёлой или грустной, по-весеннему нарядной или по-зимнему промёрзшей, но она всегда оставалась для него желанной и до боли в сердце родной. И сейчас, глядя на знакомые поля, овраги, неугомонную речку Ирню, соломенные крыши домов, он как бы заново возвращался в давно ушедшее детство и в то же время уверенно шагнул в не совсем ещё окрепшую юность…

Эпилог

Со многими, некогда дорогими людьми, Сергея развели дороги судьбы. Галя в институт писала: «Я гляжу на счастливые пары, а мне приходиться жить в неизвестности». Не стала она ждать своего студента и вышла замуж за военного.

***

Через двадцать примерно лет, в Сургутском аэропорту Тюменской области, произошла неожиданная встреча. Хотя какая там встреча, скорее мимолётный обмен взглядами и не более. Но это был он, тот самый Володя Дьячков, жених Клары, с которым в Альметьевске много лет назад Сергей жил в общежитии.

Ожидая вылета в Москву, от нечего делать Сергей прохаживался по залу аэровокзала, и вдруг такая неожиданность! Первое, что хотелось сделать, это броситься в объятия старого и доброго приятеля по совместному проживанию, но, увидев, как Володя спешно отвёл взгляд, Сергей понял, что тот не хочет бередить старые, и, возможно, ещё не зажившие раны.

Вскоре объявили посадку. Самолёт взял курс на Москву.

***

Давно уже нет деревни, но она живёт в наших сердцах, нашей памяти. Труд предков не пропал даром и ничего не исчезает бесследно. Наш современник, поэт В.Скворцов, сказал замечательные слова: «Пока во мне гнездятся предки, я быть собою не могу»…

Свой духовный опыт наши родители передали своим детям, чтобы они стали достойными людьми своего времени, своей эпохи. Придя на деревенский погост, земляки в скорбном молчании отдадут дань великой благодарности всем здесь лежавшим. Невзирая на титулы и звания, земля одинаково по-матерински приняла всех в свои объятия.

Среди множества почивших они увидят и могилу первого председателя Ермолаева Фёдора Тимофеевича, а недалеко от этой могилы, на небольшом клочке кладбищенской земли, покоится прах Григория. И только неугасимое солнце, каждый раз поднимаясь над горизонтом, напоминает живым о вечности.

 

2007год