19 марта 2024  11:34 Добро пожаловать к нам на сайт!

Религия № 48


Владимир Мамонтов

Владимир Константинович Мамонтов (родился 21 декабря 1952 года во Владивостоке) — советский и российский журналист, председатель Совета директоров газеты "Комсомольская правда", Генеральный директор радиостанции "Говорит Москва. Ведёт авторские колонки в Интернет-газете «Взгляд», а также в журнале «Фома», работает для газеты "Культура" и ресурса "УМ+".

Ночь перед Рождеством

Лежу, не спится. За окном — декорациями из тюзовского спектакля ёлки, усыпанные снегом.

Вспоминаю одну примечательную встречу.

На ней Сергей Петрович Капица повторил одну из любимых своих фраз: у меня с церковниками всего одно разногласие. Они считают, что Бог создал человека, а я — что человек создал Бога. Вслед за тем он весело засмеялся, и весь его вид — умнейшего, интеллигентного старика, готового часами с разумной долей лукавства пояснять свою теорию убыстрившегося развития человечества, благодаря которому оно убыстрено глупеет, был божественно прекрасен. Интеллектуальная, изящная перепалка нисколько не оскорбляла ни моих чувств, ни чувств других собеседников.

Мы смеялись, кушали паштет и пили хорошее вино.

Среди нас был ректор питерского вуза, успешный адвокат, знаменитый балетмейстер, патриарх литературы и известный философ. Среди них мог быть и священник. Внимание, вопрос: как ему полагалось бы на такие шуточки реагировать? Изыди, сатана? Не поминайте имя божие всуе? Давайте сменим тему? Или самому пошутить словами пастора из «Берегись автомобиля!»: «Одни верят, что Бог есть, другие верят, что Бога нет»?

Честно сказать, я склоняюсь к последнему. И вот почему: чем дольше живу, тем яснее для меня становится, что сами наши сомнения, искания, умственные построения, ошибки, проблески гениальности, звездные парадоксы и есть главное доказательство существования Бога

«Нет вещи, которая была бы причиной самой себя», — говаривал Фома Аквинский. И изящество именно этого доказательства (из пяти, выдвинутых Фомой) до сих пор сохранило притягательность и силу, тогда как прочие, тяжеловесные и премудрые, увы, со временем не выдержали напора критики.

Несчастье многих нынешних споров о Боге в том, что на одном их полюсе воинствующие и недальновидные безбожники, а на другом индоктринированные и фанатичные богоподданные. И те, и другие, зачастую, люди горячих пристрастий, твердых устоев, но скудного ума. От них не дождешься ни прощения, сердечности. Ни сочувствия, ни ласки. Мне они напоминают сухую, согнутую бабку с глазами боярыни Морозовой, которая гнала меня, юнцом заглянувшего в церковь, вон. Или хоть с глаз долой, не на проходе, а раболепнее, у стеночки. Потому, видимо, что весь мой вид — джинсы, серебристая куртка и цветастая рубаха — оскорбляли её чувства.

А я, советский первокурсник, вообще-то зашел в церковь впервые в жизни. И, наверное, покинул бы её навсегда, если бы из свечных, лампадных глубин не выплыл батюшка. Он уставился на меня с интересом. С любознательностью. Мне даже показалось, что уважительно. «Не указывай, Авдотья, кому где стоять, — молвил он правильным говорком политобозревателя «Международной панорамы». — Не твоё это дело». Авдотья забормотала, мол, простите, батюшка, сникла и уползла.

А я слушал пение, разглядывал верующих, иконы, вытертые чугунные полы, и именно там понял, что это как-то неправильно. Это же истёртая твердь кусочка моей страны

Моего города, моей истории, моей культуры, во мне, лохматом очкарике, что-то несомненно резонирует с этой закопчённой позолотой, мерцанием, ладаном, пением. Как я могу быть этому совсем чужим?

Потом пришла мне своя пора понять великую истину, что в окопах безбожников не бывает. Время было мирное, но на меня навалилось такое испытание, связанное со здоровьем самых близких мне людей, что в отчаянную минуту я сказал: «Господи, если ты есть, сделай так, чтобы я смог увязать все нити моего дела, завершить начатое, пусть поправятся и ещё поживут на новом месте мои старухи-безбожницы, рабфаковки, красные косынки». Сбудется — пойду и покрещусь».

То есть, думаю, проявил с точки зрения Авдотьи вопиющее неуважение к Богу, принял его за своего, выставил условия, граничащие с шантажом, превысил полномочия и так далее. Но я вам вот что скажу: а старухи мои выздоровели. И долго ещё жили. А я принял крещение. Я ж обещал, а пацан сказал — пацан сделал.

Конечно, заусенец у меня в душе от этой истории остался. И я всё думал: ну, не прав я, наверное. С Богом так нельзя. Сомневался ведь! И несколько лет спустя подвернулся мне случай обсудить это с авторитетным человеком. Митрополит Кирилл, будущий Святейший, оказал нам честь, пришел в редакцию газеты, где я тогда работал, вручить церковные награды, хочется верить, что заслуженные. Потом мы сидели за накрытым столом в большом кабинете многоцелевого использования, ели паштет и пили хорошее вино, и я рассказал свою историю. Будущий Патриарх посмотрел на меня так… Ну, честно, как тот батюшка из церкви моей юности. Взглядом, в котором не было ни толики наставительности, а лишь некоторое любопытство и глубинное понимание всякой тщеты.

«Вполне нормальная, человеческая история, — сказал он. — Так к Богу и приходят. Нечего тут стесняться, себя корить». Я как-то успокоился. И построил себе такую картину мира, где живут себе, не ссорятся, Сергей Петрович Капица и Фома Аквинский. А резной каменный слоник с фасада Георгиевского собора, что в Юрьеве Польском, друг и брат любому другому слону. С самого тринадцатого века.

Когда я читаю и слушаю умных людей, смотрю на белокаменную резьбу византийского извода, смотрю в сотый раз «Андрея Рублёва» и всё откладываю «Викинга» — я, конечно, верю что Бог нас всех создал. Даже глупых, помпезных, завравшихся, а не только остроумных, глубоких и светлых. Но…

Я вам умную вещь скажу, только вы не обижайтесь: мы, какие ни есть, тоже производим Бога, как умеем

Даже, если отрицаем его, сомневаемся в нём. Можешь сделать доброе дело? Сделай! Можешь простить? Прости.

Эта фабрика работает в обе стороны. С Рождеством!

Rado Laukar OÜ Solutions