19 марта 2024  12:09 Добро пожаловать к нам на сайт!

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? № 43 декабрь 2015 г.

Религия

 

И. Концевич

Оптина пустынь

 
 

Глава 3. История Оптиной Пустыни. Архимандрит Моисей

   Оптина Пустынь находится в нескольких верстах от Козельска Калужской губернии. Она расположена на берегу быстрой речки Жиздры, отрезающей ее от остального мира, и окружена девственным бором. Оптинский монастырь представляет собой величественный белый кремль с 4-мя храмами, крепостными стенами и башнями.
   Высокая духовная жизнь Оптиной гармонирует с ея внешней красотой. Гоголь после посещения Оптиной описывает ея исключительную духовносте и благотворное ея влияние на все с ней соприкасающееся.
   Из Долбина от И. В. Киреевскаго Гоголь с М. А. Максимовичем съездил в соседнюю обитель Оптину. За две версты, Гоголь со своим спутником вышли из экипажа и пошли пешком до самой обители. На дороге встретили они девочку с миской земляники и хотели купить у нея землянику, но девочка, видя, что они люди дорожные, не захотели взять от них денег и отдала им свои ягоды даром, отговариваясь тем, что «как можно брать с дорожных, т. е. странствующих людей?» — «Пустынь эта распространяете благочестие в народе» — заметил Гоголь, удивленный этим трогательным проявлением ребенка, «и я не раз», — продолжал он — «замечал подобное влияние таких обителей»..
   О посещении своем Оптиной Пустыни (в июне 1800 г.) вот что писал Гоголь графу А. П. Толстому: «Я заехал по дороге в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится и в самом наружном служении… Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не распрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами все. Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхождения; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышим ея благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше. Вы постарайтесь побывать в этой обители; не позабудьте также заглянуть в Малом Ярославце к тамошнему игумену, который родной брат Оптинскому игумену и славится также своею жизнью; третий же их брат игуменом Саровской обители и тоже, говорят, очень достойный настоятель» («Жизнь и труды М. Н. Погодина», Николая Барсукова, XI книга, стр. 14546).
   Теперь хочу перейти от исторических воспоминаний к своим личным и изобразите читателю ту картину, которая однажды раскрылась передо мной на пути при приближении к монастырю: каждый раз, когда я подъезжал к Оптиной Пустыни уже издали она производила на меня своим видом неотразимое впечатление, но был такой случай, когда я увидел нечто необыкновенное и незабываемое: я ехал с вокзала к монастырю и вдруг за поворотом увидел я как бы в воздухе белый город-кремль: белыя крепостныя стены с башнями, белые храмы, над которыми господствовала, уходя далеко ввысь белая колокольня. И все это высилось на фоне зубчатой стены многовекового девственнаго бора.
   Белое облако-туман расстилалось у подножия стен монастыря, символически отделяя его от земли и унося в «горняя». А другое белое облако далеко на горизонте вздымалось над монастырем и в нем, — этом облаке, непрестанно сверкали беззвучныя зарницы, прообраз того небеснаго, нетварнаго света Фаворскаго, носительницей котораго была Оптина Пустынь.
   То было внешнее впечатление. А когда я поселился внутри стен и стал оптинским богомольцем, мои внутренния ощущения превзошли все мои ожидания, несмотря на то, что я был достаточно подготовлен к этому и уже знал многое из книг и слыхал разсказы о старцах от очевидцев! Передать это впечатление тому, кто не испытал его лично, невозможно! Вот раннее летнее утро! Вы идете в церковь. Прохлада. Кругом чудный шум вековечных сосен. Их аромат разливается повсюду. А перед вами на фоне девственнаго бора красуется величественный белый кремль: это Оптина с ея крепостными стенами, башнями, церквами.
   И в то же время вы испытываете реальное ощущение присутствия Божия, а отсюда страх за каждую мысль, действие, чувство и одновременно ощущаете непостижимый мир на душе и радость, которая так дивно гармонирует с внешней обстановкой.
    Значение Оптиной Пустыни
    Значение Оптиной Пустыни очень велико в духовной жизни России. Она является лучшим представителем того духовнаго возрождения, возникшаго в конце 18-го века в России.
   Расположенная у опушки девственнаго сосноваго бора, отрезанная от мира рекой Жиздрой, она была превосходным местом для отшельнической созерцательной жизни. Это был чудный духовный оазис, где повторялись благодатные дары первых веков монашества. Они — эти дары, получили полное выражение в особом служении — старчестве. Действительно, оптинские старцы отличались высшим из всех даров — даром разсудительности, а также прозорливостью, даром исцелений и чудотворений. Это служение пророческое — как в апостольския времена это творили пророки, так и теперь старцы утешали страждущих, возвещали по воле Божией будущее (Смотри в начале определение понятия старчества).
   Старчество в Оптиной Пустыни берет начало от схиархимандрита Паисия Величковскаго молдавскаго старца, возродителя «Духовнаго делания» в монашестве, выходца из Полтавской губернии. Из Рославльских лесов в Оптину переселились его последователи во главе с иеросхимонахом Львом. Старец Лев, могучий и властный, открывает ряд старцев. Его ученик и сотаинник о. Макарий возглавляете группу ученых и литераторов — монахов и мирских лиц, которые обрабатывают и перекладывают на литературный язык переводы, сделанные старцем о. Паисием с греческаго языка писаний величайших аскетов древности как Исаак Сирин, Макарий Великий, Иоанн Лествичник. Под влиянием о. Макария русский философ И. В. Киреевский закладываете основание философии «Цельности духа», которая должна была лечь в основу русской самобытной культуры.
   При старце о. Амвросии, — ученике о. Льва и о. Макария, Оптина достигаете расцвета. Слава о Старце гремите по всей России. К нему устремляются со всех концов ея. Необычайно сострадательный и благодатно одаренный, он умеет скрыть свою прозорливость и благодатную помощь под покровом шутки. Он всегда говорит краткими афоризмами стихотворной формы.
   Во время расцвета России и Оптиной Пустыни, тысячи и тысячи людей находили у него поддержку и наставление. Следующие старцы: о. Анатолий (Зерцалов), ученик старца Амвросия — Иосиф, старец Варсонофий, — в миру полковник генеральнаго штаба, по благодатной одаренности подобны своим учителям. Последние старцы: Феодосий-мудрец, Анатолий-утешитель (Потапов) и дивный Нектарий продолжают ту же традицию. Последний из них — старец Нектарий во дни огненнаго испытания Родины утоляет духовную жажду верующих, сам находясь в изгнании.
    История возникновения Оптиной Пустыни
   Когда возникла Оптина — точно неизвестно. По преданию ее основал в древния времена покаявшийся разбойник Опта.
   Во время гонений на монастыри она была закрыта. Возстановлена вновь Оптина в 1821 г. Но расцвет ея начинается с введением старчества.
   В 1829 году там поселился Старец Леонид (1768 — 1841). Он в схиме носил имя Льва и был учредителем старчества. Сильный и властный, он царственно открываете собою ряд великих старцев. К нему в 1834 г. присоединяется старец Макарий, знаменитый своей издательской и переводческой деятельностью. Под его руководством переводятся на русский язык и издаются святоотеческия творения. Но зенита своей славы Оптина достигла при Старце Амвросии, ученике старцев Льва и Макария. От древнейших времен местность, где расположены город Козельск и Оптина Пустынь была уже обитаема. Так, археологическия раскопки 1899 года обнаружили здесь предметы каменнаго века. В историческия времена ее населяли племена вятичей, просвещенныя св. Кукшей (пострадавшим в Мценске в 1213 году).
   Город Козельск впервые упоминается в летописи под 1146 годом. В 1238 г. он был взят татарами. Город мужественно сопротивлялся в течение 7-ми недель. Все жители были перебиты. По преданию 2-летний князь Василий утонул в крови. Татары прозвали Козельск «злым городом».
   В начале 15-го века Козельск перешел в руки Литвы, и в течение полувека переходил из рук в руки, пока окончательно не утвердился за Москвой.
   Время основания Оптиной неизвестно. есть предположение, что она была основана монахолюбивым князем Владимиром Храбрым, или ближайшими его наследниками. Но вероятнее всего, что основателями ея стали неизвестные отшельники, избравшие для своих подвигов глухое место в лесу, вдали от всякаго жилья, у пограничной засеки с Польшей, место неудобное для хлебопашества, никому не нужное и никому не принадлежащее. Таким образом, Оптина принадлежит к числу древнейших монастырей. Известно, что в 1625 году ея игуменом был Сергий. В 1630 г. там была деревянная церковь, шесть келлий и 12 человек братий и управлял ею иеромонах Феодор. Царь Михаил Феодорович пожаловал Оптиной мельницу и землю в Козельске под огороды. В 1689 году братья Шепелевы (местные бояре) построили Введенский собор. Вскоре наступило время реформ Петра 1-го. В 1704 г. отобрали в казну мельницу, перевоз через Жиздру и рыбныя ловли, а в 1724 г. обедневшая обитель указом Синода и совсем была упразднена, как «малобратный монастырь». Но уже в 1726 г. по ходатайству стольника Андрея Шепелева она была возстановлена. При закрытии совершенно разоренная, она теперь медленно возстанавливалась. Указом 1727 года ей была возвращена мельница.
   Но ея полное возстановление началось лишь с 1795 года, когда на нее обратил внимание московский митрополите Платон и назначил туда строителем иеромонаха Иосифа, а через год был назначен вместо него строителем о. Авраамий. Произошло это так: м. Платон решил устроить в Оптиной общежительный монастырь на подобие Песношскаго монастыря и просил его настоятеля о. Макария выбрать из своей братии для этой цели способнаго человека. О. Макарий ответил: «Да у меня нет таких, владыко, — а вот разве дать тебе огородника Авраамия?» Авраамий был представлен митрополиту. Болезненный и смиренный, он пробовал отказаться, но старцы Самуил Голутвенский и Иоанн Песношский сказали, что это зов Божий и о. Авраамий отправился в Оптину.
   Обитель нашел в крайнем запустении: «не было полотенца руки обтереть служащему». Братий было 3 престарелых монаха. В скорби своей о. строитель отправился к своему старцу в Песношь. О. Макарий повез его с собой по окрестным помещикам-благотворителям и о. Авраамий привез в Оптину 2 воза разных вещей. Кроме того с благословения о. Макария, из его монастыря в Оптину перешло 12 братий. Число монашествующих стало быстро возрастать. Отец Макарий все время ободрял и руководил о. Авраамием. Вскоре о. Авраамий привел в порядок хозяйство, огородил обитель, закончил судебныя дела в пользу обители. Построил колокольню, Казанскую Больничную Церковь, братския кельи, развел сад. В 1812 году он, в ожидании неприятеля, скрыл церковное имущество в земле под церковью и приискал для братии в дремучем лесу недоступный овраг с пещерой. Но враг не дошел до Оптиной. Скончался о. Авраамий в 1817 году. После него настоятелем был Маркелл, а затем Даниил.
   Но расцветом своим и славой Оптина Пустынь обязана следующему своему настоятелю Архимандриту Моисею. При нем перестроены были и увеличены храмы, построены и новые. Старые братские корпуса надстроены, прибавлено семь новых корпусов, каменная ограда с семью башнями, новый большой корпус для братской трапезы, библиотека, гостиницы (8 корпусов с тремя флигелями), два конных двора, скотный двор, заводы черепичный и кирпичный, мельница близ монастыря выстроена вновь, братское кладбище, весь скит с его церковью, келлиями и службами: все это возникло при о. Моисее. Кроме того разведены огромные огороды, фруктовые сады и земельныя владения Оптиной увеличены вдвое, причем лес занимал 188 десятин. Приток средств шел со стороны богомольцев, которых привлекала Оптина Пустынь с ея особым духом, напоминающим времена древняго подвижничества.
   
   Отец Архимандрит Моисей родился 15 января 1782 г. в благочестивой семье Путиловых в гор. Борисоглебске. Он и его два брата приняли монашество и были настоятелями обителей. На могильном памятнике их отца начертаны имена его строителей: «Путиловы дети: Моисей, Игумен Оптинской Пустыни;Исаия, Игумен Саровской Пустыни; Антоний, Игумен Малоярославецкаго Николаевскаго Монастыря». Все три брата были великие подвижники христианскаго духа. В г. Мологе, Ярославской губернии, на городском кладбище, близ алтаря церкви во имя «Всех Святых» стоите скромный, осененный крестом, мраморный памятник, на котором с одной стороны такая надпись: «Под сим камнем погребено тело Московскаго купца Ивана Григорьевича Путилова. Жития его было 57 лет; скончался 1809 года января 2-го дня», а с другой стороны написаны имена его детей, воздвигнувших памятник: «Путиловы дети: Моисей, игумен Оптиной Пустыни, Исаия, игумен Саровской Пустыни, Антоний, Игумен Малоярославецкаго Никольскаго Монастыря». (Жизнеописание Настоятеля Козельской Введенской Оптиной Пуст. Архимандрита Моисея. Москва, 1882 стр. 1).
   Значение о. Моисея не только в том, что он создал внешний расцвет Оптиной Пустыни, но и возможность ея духовнаго расцвета создалась благодаря его сотрудничеству со старцами Львом и Макарием. Сам он с молодых лет понял сущность и глубину духовной жизни. С ним беседует в Москве прозорливая старица Досифея и напрявляет его в Саровскую обитель, где он принимает духовныя наставления от самого преп. Серафима. Далее о. Моисей подвизался среди пустынников в Рославльских лесах на подобие древних египетских отцов, проводя 6 дней в одиночестве, в вычитывании ежедневнаго круга богослужений и в умной молитве и сходясь в Воскресный день с другими старцами для совместной молитвы. На Пасху, Рождество и др. великие праздники приходил священник и приобщал всех запасными дарами. В 1812 году нашествие французов прерываете пустынножительство о. Моисея, который поступаете в Белобережскую пустынь и здесь встречаете трех выдающихся подвижников: о. Феодора, Клеопу (учеников Паисия Величковскаго) и их спостника о. Леонида, незадолго перед этим бывшим строителем этой обители. Это три великих имени в истории русскаго монашества. Встреча с о. Леонидом была промыслительна. Когда о. Моисей после основания им оптинскаго скита (в 1825 г.) сделался настоятелем всей обители (1826), в скит прибыл о. Леонид (1829) и положил начало старчеству. Благодаря тому, что о. Моисей прошел тот же духовный путь внутренняго делания, что и о. Леонид, между обоими строгими подвижниками было глубокое взаимное понимание, полное единодушие в полном смысле этого слова. И если епархиальное начальство не понимало сущности старчества и преследовало старца Леонида (в схиме Льва), то о. Моисей, бывший и сам на одинаковом духовном уровне со старцем Львом, понимал великое значение старчества и между Старцем и Настоятелем никогда не бывало малейшаго трения. Таким образом старчество, процветавшее в Оптиной, обязано всецело своим существованием отцу Моисею.
   Сам строгий постник и подвижник, о. Моисей преисполнен был самой нежной любовию к людям и был сострадателен к их погрешностям. Вот один из множества примеров: в обители работал печник, плутовавший и неисправно работавший. О. Архимандрит решил его расчитать, но печник просил прощения и обещал исправиться. О.Архимандрит простил его и снова нанял. Эконом, узнав об этом, говорит о. Моисею: «Батюшка! Вы опять того печника наняли, ведь он плут, как и Вам хорошо известно». — «Да, ведь он бедный человек, я видел, что на нем и рубашки-то нет, а только кафтан, надобно ему помочь, притом он обещал исправиться». «Батюшка, когда же он исправится? Он известный негодяй!» «Как! человек хочет исправиться, а ты говоришь, что он негодяй. Сам ты негодяй! Ступай!» Так эконом и ушел.
   Неподражаемо было искусство о. Архимандрита говорить с каждым в его тоне; с образованными на их языке, а с средними сообразно с их понятиями и их образом речи. Он хорошо понимал потребность каждаго. С удивительным искусством старался он всегда избегать среди бесед разговора о людях в смысле их осуждения. «Да, кто же может это одобрить» — скажет он мягко.
   «Слово его было сладко, встреча радовала, приветствие его было драгоценно, так всегда было обдуманно и нежно. Эта прекрасная душа ни перед кем не оставалась в долгу» (Игумен Антоний Бочков).
   Сострадание к бедным о. Моисея не имело предела. Разорившийся торговец привез продавать негодную сбрую. О. Моисей ее купил и на упрек эконома: «все гнилье, на что вы это купили?» — ответил: «Экой ты, брат, какой, ведь продавал-то человек бедный и у него пятеро детей, все равно надобно ему и так помочь». Таких случаев множество. Не отказывая бедным в помощи, питая множество странников и в трапезе и на гостинице и все безплатно, когда монастырь сам нуждался в средствах, о. Архимандрит нередко предпринимал и новыя постройки с целью прокормите бедных людей из окрестных жителей. Он построил огромную ограду вокруг монастыря. «Ничего нет, хлеба даже у братий нет, а он этакую огромную постройку ведет. И повел, и повел, да так без перерыва и довел ее до конца, а ограда то какая, несколько домов каменных можно из нея выстроить».
   Однажды был пожар, сделавший убыток на 2 тысячи, Вынесли на пожар чудотворную икону Казанской Божией Матери. Стали с ней против ветра, и последний изменил свое направление, обратился в лес и пожар был потушен. О. Моисей после выразился о пожаре так: «да, уж нельзя не подумать, что это плоды моих грехов. Беды ходят по людям, а не по лесу. Приятен Богу человек в пещи смирения. И так благо мне, что смирил меня Господь». Иоанн Лествичник говорит: «Где не присутствует свет, там все мрачно и где нет смиренномудрия, там все нечисто и суетно».
   Всю жизнь о. Архимандрита можно выразите такими словами: он жил сокровенно в Боге. Среди непрестанных забот и попечений внешних, в нем был «потаенный сердца человек в неистлении кроткаго и молчаливаго духа» (1 Петр.3:4) (После кончины о. Моисея были найдены отрывки его дневника, написаннаго в его молодости в бытность его отшельничества в Рославльских лесах: «Декабря 15-го. Во время трапезы блеснуло в уме разумение относительно до сожительствующих со мною братьев, чтобы их погрешности, видимыя мною и исповедуемыя ими, принимать на себя и каяться как за собственныя свои, дабы не судить их строго и гневом отнюдь не воспламеняться. Равномерно и им мои погрешности должно принимать на себя, с исповеданием перед Богом. И так да даст Господь разум и силы друг друга тяготы носите и тем соблюдать закон Христов, любовь и мир. Ошибки, проступки и грехи братьев да будут мои». («Жизнеоп. Наст. Опт. Пуст. Архим. Моисея», Москва 1882, стр. 33).
   Одна игумения, окруженная сестрами встретила о. Моисея на дороге. Все они ему поклонились, прося благословения, но он, всегда приветливый, шел не замечая никого. Игумения громко назвала его имя, он очнулся, удивился, что около него целая толпа людей, стал извиняться. Но выражение лица его, орошенное слезами свидетельствовало в каком состоянии его застигли. Он настолько углубился в молитву, что не заметил монахинь.
   «Сам то я хуже всех», часто повторял о. Архимандрит; «другие может быть только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознался, что я хуже всех». Сбывались на нем слова Пр. Аввы Дорофея: «Как деревья, когда на них бывает много плодов, то самые плоды преклоняют ветви к низу и нагибают их, так и душа, когда смиряется, тогда приносит плоды и чем более приносит плода, тем более смиряется, ибо и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными». На вопрос одного иеромонаха о келейном правиле о. Моисей сказал: «да, я прежде различныя правила исполнял, а теперь мне осталось одно только правило — мытарево: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18:13).
   Так смиренно выражался о себе Старец, но близко знавшим и понимавшим его жизнь было очевидно в нем не только «деяние», но в «видении восход», т. е. созерцательная молитва и богатство дарований.
   О. Архимандрит Моисей успел благополучно скрыть себя от людей, почему при жизни его многие, не знавшие его близко считали его, хотя и хорошим, но обыкновенным человеком: только духовные мужи, «востязующие вся», по слову Апостола (1 Кор. 2:15), ощущали благоухание добродетелей о. Моисея и считали его высокодуховным Старцем, не напрасно проведшем жизнь свою в трудах и подвигах. На нем исполнились слова Св. Епископа Нифонта: «в последнее время те, которые по истине будут служить Богу, благополучно скроют себя от людей и не будут совершать среди них знамений и чудес, как в настоящее время, но пойдут путем делания, раствореннаго смирением, и в Царствии Небесном окажутся больше Отцев, прославившихся знамениями» (Варсануфий Великий, Москва 1855 г., стр. 654).
    Письмо отца архимандрита Моисея Оптинскаго к сестре своей м. Максимилле
   Отец архимандрит Моисей писал письмо к двоюродной сестре своей Максимилле, монахине Московскаго Вознесенскаго монастыря. «Пречестнейшая в монахинях, любезнейшая сестрица, Максимилла Ивановна. Возмогай о Господе.
   «К удовольствию моему, ваше приятное для меня писание получил исправно. Усерднейше за все благодарю. Не оставляйте впредь писывать ко мне и не затрудняйтесь в том: пишите ко мне просто, что только чувствуете и таким образом, как говорить. Не нужно мне из’яснений о расположении вашем и любви ко мне: я об этом и без того давно знаю. Мне пишите больше всего о себе, в каких вы немощах и злостраданиях бываете по духу, чтобы и я мог с своей стороны оказать вам участие, единственно, ради пользы душевной вашей, а не в тщетное ласкание.
   «Нам с вами, немощным, о крепких подвигах и высокотворных добродетелях, видно, нечего разговаривать, разве только-что о немощах и злострадательной жизни. Нынешним письмом вашим я доволен: оно самое то, каким и всегда быть должно. Вы пишите с искреннею прямотою и доверенностию ко мне о вашем немоществовании. Сие из’явление ваше приятно для меня, потому что и Апостол Павел пред целым светом из’яснился за себя, что он ежели силен, то благодатию Христовою, о себе же немощен. «Сладце», говорит, «похвалюся паче в немощех моих и, окаянен аз человек, кто мя избавите от тела смерти сея, яко не живет в теле моем доброе». Послушайте, сестрица. Не смущайте своей души о том, что вы немощны и исправления не имеете. Конечно, вы больших исправлений, может статься, и не имеете, однако уповаю, имеете малыя, которых вы не видите, а их может набраться довольно. Они, по-видимому не велики, будто ничего не значат, однако, могут быть ко спасению не только не малы, но и довольны. Я вам, хоть отчасти перечту те самыя, которых вы не чужды, но они точно бывают в вас при случаях:
   Если кому когда милование какое-нибудь сделаете — за что помилованы будете.
   Если постраждете со страждущим (невелико, кажется, сие) — с мученики счисляетесь.
   Если простите обидящаго, и за сие не только все грехи ваши простятся, но дщерью Отца Небеснаго бываешь.
   Если помолишься от сердца о спасении — хотя и мало — и спасешься.
   Если укоришь себя, обвинишь и осудишь себя пред Богом за грехи, совестию чувствуемые, и за то оправдана будешь.
   Если исповедуешь грехи свои пред Богом — и за сие вам прощение и мзда.
   Если попечалуешь о грехах, или умилишься, или прослезишься или воздохнешь, — и воздыхание твое не утаится от Него: «не таится бо от Него», глаголет св. Симеон, «капля слезная, ниже капли часть некая». А св. Златоуст глаголет: «аще посетуеши точию о гресех — и то приимет Он в вину твоего спасения».
   Видите ли сколько дел вы исправили, о которых и не знаете. Да тем и лучше для вас, чтобы вы сладце похвалялись в немощах своих, а не исправлениями своими любовались: пусть ценит их праведный Мздовоздаятель, а мы только на грехи свои смотреть будем и о них каяться во все дни, и о прощении их пещися».

Глава 4. Основание Скита Оптиной Пустыни. Игумен Антоний

    Основание скита Оптиной Пустыни. 1821 г.
   Сердцем Оптиной Пустыни — местом, где бился пульс ея жизни, откуда исходила та благодатная сила, которая освящала жизнь насельников монастыря — был знаменитый оптинский скит — местопребывание святых оптинских старцев. Скит создал историческую славу Оптиной Пустыни.
   Основание скита произошло следующим образом: о. Моисей, в то время пустынножитель Рославльских лесов, ездил по делу в Москву и оттуда на обратном пути заехал в Оптину Пустынь. Настоятель — о. Даниил, зная желание преосвященнаго Филарета, тогда епископа Калужскаго, основать вблизи Оптиной Пустыни лесной скит, представил ему о. Моисея, который в это время был далек от мысли разстаться с пустыннической жизнью в Рославльских лесах. Владыка и о. Даниил усердно его убеждали о преимуществе жизни вблизи монастыря и он уехал, увезя с собой письмо Вл. Филарета к рославльских пустынникам, приглашавшее их перебраться в Калужскую епархию под его воскрылие. Прибыв на место, о. Моисей разсказал своим сопостникам свои впечатления. Отшельники, выслушав его, одобрили план переселения, тем более, что в этот момент им угрожали неприятности от земской власти. С о. Моисеем отбыли в Оптину Пустынь его брат о. Антоний и два монаха: Иларион и Савватий. О. Афанасий, ученик о. Паисия Величковскаго, и о. Досифей должны были прибыть в скит после его устроства. О. Досифей прибыл только в 1827м году и вскоре скончался, а о. Афанасий кончил свои дни в Свенском монастыре в 1844 году. Другие отшельники продолжали оставаться в Рославльских лесах.
   По прибытии в Оптину Пустынь, в 1821 г. о. Моисею с братией предстоял огромный труд: надо было расчистите от вековых сосен огромную площадь для постройки скита. Оба брата — о. Моисей и Антоний, вместе с наемными рабочими валили сосны и корчевали пни. Скит был расположен в 170 саженях от Обители. План скита был одобрен Вл. Филаретом, который начертал: «1821 г., Июня 17-го. Строите скит да благословит Бог благодатию Своею, да поможет совершить». Благочестивые местные граждане помогли деньгами. Сначала поставили дом, в котором поселились начальные насельники. 26 октября о. Моисей писал родственнику, что они 3 месяца трудились около строения келлий и св. храма. «Благодарю Бога, что Он нас привел сюда», закончил этими словами свое письмо о. Моисей. В другом письме, написанном вскоре после этого, о. Моисей извещает одного иеромонаха, что «выстроены уже 3 келлии и храм во имя св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня». Но средства оскудевали и о. Моисей поехал за сборами в Москву. Он вернулся с переполненным возком поклажею, которая состояла из церковной утвари. 5-го февраля 1822-го г. состоялось освящение храма. Епископ Филарет предложил о. Моисею принять сан священника. О. Моисей на отрез отказался. Но Владыка ему пригрозил, что в случае отказа, он будет с ним судиться на Страшном Суде и о. Моисею пришлось уступить. После сего, о. Моисей был назначен духовником скитской братии. Постепенно возникали по сторонам храма отдельные домики братских келлий. Были посажены плодовые деревья, кедровые орехи, которые превратились в стройные деревья и дали плоды через 25 лет. Также было посажено множество ягодных кустарников. Было выкопано 2 пруда. О. Моисей был вынужден сделать долги и поехал вторично в Москву за сбором для погашения их, но был вскоре вызван назад, т. к. Владыка Филарет, принимая Киевскую епархию и покидая Калужскую, назначил его настоятелем Оптинскаго монастыря и он должен был к нему явиться для принятия прощальнаго благословения. Это знаменательное событие совершилось в 1825-м году.
   После о. Моисея скитоначальником стал его младший брат о. Антоний. Новый начальник скита о. Антоний, родился в 1795 г. С юных лет подобно братьям, стремился к монашеству. При нашествии французов в 1812 г. он оказался в Москве и жестоко пострадал от них. Еле спасся. После многих мытарств он присоединился к о. Моисею жившему пустынником в Рославльских лесах. Здесь он навык истинному подвижничеству, смирению, послушанию. Он вместе с братом, как было уже сказано, собственными руками выстроил скит в Оптиной Пустыни. Начальником скита он стал в тридцатилетнем возрасте.
   В Оптиной Пустыни в скитском братстве не было такого смиреннаго послушника, каким был молодой скитоначальник о. Антоний, который ни малейшаго распоряжения не делал без благословения своего старца и брата о. Моисея. В сохранившихся его помянниках мы читаем: «помяни, Господи, господина моего духовнаго отца и благодетеля всечестнейшаго игумена иеромонаха (в других игумена, схиархимандрита) Моисея». Скитская братия состояла главным образом из почтенных старцев и какой кротостью и каким тактом надо было обладать молодому начальнику, чтобы не иметь ни с кем недоразумений. Ввиду малочисленности братства, сам начальник исполнял многия братския послушания. Часто доводилось ему оставаться без келейника, который исполнял обязанности то повара, то садовника, то хлебопека. «Как самый бедный бобыль, писал о. Антоний в 1832 г. одному родственнику, живу в келье один: сам и по воду, сам и по дрова … Чином священства почтенных, теперь у нас в скиту собралось пять человек; но все они престарелы и многоньмощны, почиму и тяготу служения за всех несу один».
   Он жил «всем бых вся, да всяко некия спасу» (И Кор. ИX, 22). Этот текст в прямом смысле относится к старческому служению. Однако, ни о. Антоний, ни о. Моисей не брали на себя прямой обязанности душепопечения лиц монастырской братии. Но будучи сами духоносными старцами, они понимали значение старчества и представили тем великим старцам, которых они привлекли в Оптинский скит, самое широкое поле деятельности. Таким образом насаждение в Оптиной Пустыни старчества было всецело обязано этим двум братьям. И не только насаждение, но и процветание.
   Вот какое впечатление оставил по себе скит в воспоминании лица, бывавшаго там в юности при скитоначальнике о. Антонии: «Величественный порядок и отражение какой-то неземной красоты во всей скитской обители, часто привлекали детское мое сердце к духовному наслаждению, о котором вспоминаю и теперь с благоговением, и считаю это время лучшим временем моей жизни. Простота и смирение в братиях, везде строгий порядок и чистота, изобилие самых разнообразных цветов и благоухание их, и вообще какое-то чувство присутствия благодати, невольно заставляло забывате все, что вне обители этой. В церкви скитской мне случалось бывате преимущественно во время обедни. Здесь уже при самом вступлении, бывало, чувствуешь себя вне мира и превратности его. С каким умилительным благоговением совершалось священнослужение! И это благоговение отражалось на всех предстоящих до такой степени, что слышался каждый шелесть, каждое движение в церкви. Клиросное пение, в котором часто участвовал сам начальнике скита о. Антоний, было тихое, стройное, и вместе с тем величественное и правильное, подобно которому после того и нигде уже не слыхал, за всем тем, что мне очень часто приходилось слышать самых образованнейших певчих в столицах и известнейших певцов Европы. В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное, между тем, как в мирском пении часто отражается мир и его страсти, — а это уже так обыкновенно! Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником скита о. Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия.
   Подобнаго священнослужения после того я нигде не встречал, хотя был во многих обителях и церквах» («Жизнеописание настоятеля Малоярославецкаго Николаевскаго монастыря Игумена Антония». Москва, 1870 г., стр. 27).
   О. Антоний пробыл начальником скита 14 лет, когда епископ Калужский Николай, враждебно относившийся к старчеству и причинивший много горя о. Моисею, назначил его родного брата о. Антония настоятелем Ярославецкаго Николаевскаго монастыря. В это время о. Антоний переступил сорокалетний возраст и на ногах его открылись раны, как последствие его подвигов и трудов. Ему было крайне тяжело разставаться с созданным его трудами уединенным Оптинским скитом, где его окружала всеобщая любовь, со своим братом, который был его старцем. Начальствование в чуждых ему условиях жизни, являлось для него тягчайшим и величайшим крестом. Однажды, пишет он, «сильно уны во мне дух мой, и воздремавшись вижу в тонком сне лик отцов, и один из них, якобы первосвятитель, благословляя меня, сказал: ведь ты был в раю, знаешь его, а теперь трудись, молись и не ленись! И вдруг, проснувшись, ощущаю в себе некое успокоение. Господи! даруй мне конец благий!»
   
   Больной настоятель игумен Антоний часто мог только лежа давать приказания и не был в состоянии следите за точным исполнением своих распоряжений. Он многократно просился отпустите его на покой, но еп. Николай был неумолим. 14 лет продолжалось его злострадание. Иногда он должен был ездите в Москву за сборами пожертвований на окончание монастырских построек. В Москве о. Антоний пользовался особым вниманием со стороны митрополита Филарета, который понимал духовное устроение смиреннаго подвижника-страдальца. Он полюбил его и приглашал его к сослужению с собой, оказывал ему знаки отеческой милости и утешал его беседами. Наконец, митрополит вступился за него перед епархиальным архиереем, который, наконец, согласился его отпустите на покой в Оптину Пустынь, что состоялось в 1853. Возвратившись в Оптину Пустынь, о. Антоний прожил еще 12 лет.
   В течение этого времени, он жил в Оптиной Пустыни, как лицо, находящееся «на покое» и не вмешивался во внутренния дела монастыря и скита и даже избегал давать советы. Только утешал в скорбях, приходивших к нему.
   Ему пришлось пережить кончину брата своего схиархимандрита Моисея, что было для него тяжелой потерей. Два месяца провел он в затворе в непрестанной молитве за усопшаго. Он не мог говорить о брате без слез и потому отказывался сообщите сведения, ему известныя, о сокровенной, внутренней жизни покойнаго. Это осталось нераскрытыми У о. игумена Антония было много духовных чад среди мирян, многие знали его в бытность его настоятелем Малоярославецкаго монастыря.
   После кончины удалось собрать и издать сборник его писем к этим лицам. Выбраны были письма, содержавшия общее назидание. «Письма эти», говорит его жизнеописатель, «отличались теми же достоинствами, как и устныя его беседы, тем же естественным красноречием и сладкоречием, тою же назидательностью и своеобразной выразительностью и силою. Слог его совершенно особенный, свойственный одному о. Антонию. В них ясно отпечатлелись все высокия душевныя свойства любвеобильнаго старца. Читая их, как будто слышишь самую его беседу». О. Антоний обладал даром прозорливости и часто, не ожидая получения писем, писал утешения и наставления. О. Макарий — оптинский старец — называл о. Антония: «и по сану и по разуму старшим и мудрейшим себя».
   В жизнеописании о. Антония приведено не мало совершенных им чудесь. Приведем один случай: одна девица, не пожелавшая выйти замуж за определеннаго человека, подверглась влиянию чар от колдуна. Отец Антоний, не будучи приглашенным, явился в этот дом. «Когда пришел час воле Божией быть мне у вас», пишете он этой девице, «то в начале целую толпу бесов встретил я, с бранью воспрещающих вход, но Господь разогнал их». О. Антоний вошел в дом совершенно бледный. Молитвами о. Антония, девица получила облегчение и поступила в монастырь, но окончательное освобождение от недуга получила от преосв. митрополита Филарета Московскаго, к молитвам котораго, вероятно, прибегал о. Антоний, ибо между этими подвижниками существовала связь и близость. Митрополит явился страждущей в сонном видении, прочелпсалом 60-й и приказал читать его ежедневно. С тех пор монахиня Р. освободилась от вражеских нападений («Жизнеоп. иг. Антония», стр. 103. Москва, 1870 г).
   О. Антоний безпрерывно почти всю жизнь жестоко страдал от ран на ногах. День преставления старца о. Антония 7-го августа 1865 года. Он погребен рядом с братом о. Моисеем.

Глава 5. Начало Оптинскаго Старчества. Иеросхимонах Лев

    Начало Оптинскаго старчества
   Приступая к истории оптинскаго старчества, мы еще раз повторим: «Оптина явилась как бы чашей, куда сливалось все драгоценное духовное вино». Или другими словами напомним читателю о той предварительной связи, которая существовала между братьями Путиловыми — о. о. Моисеем и Антонием с теми старцами, которых они призвали старчествовать в построенный ими скит. Все они были «одного поля ягода» — люди одного и того же духовнаго воспитания и закала. И именно этим и объясняется то полное единодушие и взаимное понимание, которое царило между ними. Как во всей церковной истории между святыми отцами не случалось идеологическаго разномыслия, таким же образом не существовало такового и между этими святыми подвижниками. На этом согласии и взаимном понимании между строителями скита и прибывшими старцами и могла установиться прочно жизнь скита. И это согласие явилось как бы фундаментом и твердым цементом крепко скреплявшим духовное здание.
   Мы знаем, что о. Моисей в течение 14 лет проводил пустынническую жизнь в Рославльских лесах. Нашествие французов в 1812 г. заставило его перебраться в Свенскую обитель, откуда он перешел в Белобережскую пустынь и здесь он встретился с бывшим строителем этой пустыни о. Леонидом — в схиме Львом — и его сопостниками о. о. Клеопой и Феодором. «А потом я перешел», пишет игумен Моисей, «в монастырь, где ходил за добродетельным старцем схимонахом Афанасием, учеником Молдавскаго старца Паисия, скончавшагося в Площанской Пустыни в 1823 г. на руках иеромонаха Макария» (второго Оптинскаго старца).
   Житие старца Клеопы уже известно читателю из предыдущаго, нам остается его теперь познакомите с кратким жизнеописанием старца Феодора, неразрывно связанное с житием старца Льва.
    Схимонах Феодор (1756—1822 г.)
   Одним из родоначальников старчества Оптиной Пустыни надо считать после старца Паисия Величковскаго его ученика старца схимонаха Феодора. Родился он в Карачеве Орловской иуб. в 1756 г. Лишившись рано отца, он был дан в обучение местному протоиерею. Феодор обладал чудным голосом, любил чтение свв. отцов и церковныя службы. В юношеском возрасте стал заниматься вместе с матерью небольшой торговлей. Но его тянуло к монашеству. Дважды он уходил в монастырь, но каждый раз мать возвращала его домой. Вернувшись в мир, он не избежал и падений. Хотя он и женился, но вкусивши в юности от сладости духовнаго жития, он уже не был в состоянии найти удовлетворения в миру и умиротворения своей совести.
   Вскоре, оставив жену и младенца-дочь, он уходит на богомолье в Киев. А оттуда направляется к старцу Паисию в Молдавию. Истощенный долгим путем без деньги без теплой одежды глубокой осенью, прибыл Феодор в Нямецкий монастырь, в котором в то время имел пребывание старец Паисий со своей братией. Но ему отказывают в приеме из-за недостатка места и скудости монастыря. Феодор умоляет разрешить повидать старца Паисия, дабы принять его благословение. Увидев Феодора, о. Паисий глубоко пожалел его и принял в монастырь. Тяжкими физическими подвигами и безропотным послушанием суровому старцу на пчельнике, Феодор искупает свои падения. Затем он переселился к пустынника м Онуфрию и Николаю, ученикам старца Паисия, монахам высокой духовной жизни. К Онуфрию, благодаря его дару разсудительности, стекались монахи за наставлением и руководством. Феодор ухаживал за престарелым Онуфрием до самой его смерти.
   Вернувшись после этого к старцу Паисию, Феодор помогал ему, переписывая книги его переводов, пел на клиросе, и, под руководством великаго старца, обучился «искусству всех искусств» — умному деланию, умно-сердечной непрестанной молитве. С этого времени его всю жизнь преследовала страшная клевета и зависть. Феодор присутствовал при кончине старца Паисия в 1794 г.
   В 1801 г. был издан манифест имп. Александра И-го, разрешавший вернуться всем бежавшим из России. Старец Софроний, преемник старца Паисия, посоветовал Феодору вернуться на родину. Перед отъездом он постриг его в схиму.
   По возвращении в Россию, Феодору, вследствии клевет и зависти, приходилось вести жизнь скитальческую, переходя из одного монастыря в другой, много терпя от злобы людской.
   Сначала он поселился в Челнском м-ре, оттуда перешел в Белобережский м-рь, но и здесь не укрылся он от зависти, ибо, по словам людей духоносных, «возвышался духовным совершенством не имеющим пределов духовной высоты!» Безпрестанно стекались в его келлию братия, отягощенныя бременем страстей и от него, как от искуснаго врача получали исцеления и руководство в призывании «страшнаго имени Иисусова, которым христианин испепеляет сперва терние страстей, потом разжигает себя любовию к Богу и вступает в океан видений». Самым ревностным учеником старца Феодора был строитель Белобережский о. Леонид, будущий основатель старчества в Оптиной.
   Здесь старца Феодора постигла болезнь (горячка), которая проявлялась жаром в теле и слабостью. Феодор был в памяти, и на лице его обнаруживалось действие внутренней сердечной молитвы. С ним началось состояние изступления и он выступил из самаго себя. Тогда ему явился некий безвидный юноша, ощущаемый и зримый одним сердечным чувством, который повел его узкою стезею в левую сторону. Сам о. Феодор, как потом разсказывал, испытывал чувство, что уже умер, и говорил себе: я скончался. Неизвестно, спасусь ли, или погибну. — «Ты спасен!» — сказал ему на эти помыслы незримый голос. И, вдруг, какая-то сила, подобная стремительному вихрю, восхитила его и перенесла на правую сторону.
   «Вкуси сладости райских обручений, которыя даю любящим Меня», провещал невидимый голос. С этими словами о. Феодору показалось, что Сам Спаситель положил десницу Свою на его сердце, и он был восхищен в неизреченно приятную, как бы обитель совершенно безвидную, неиз’яснимую словами земнаго языка.
   От этого чувства он перешел к другому, еще превосходнейшему, затем к третьему; но все эти чувства, по собственным его словам, он мог помните только сердцем, но не мог понимать умом. Потом он увидел храм и в нем близ алтаря, как бы шалаий, в котором было 5 или 6 человек.
   «Вот, для этих людей», сказал мысленный голос, «отменяется смерть твоя. Для них ты будешь жить». Феодору даже были показаны те великия скорби, которыя ему предстояли на земле.
   Феодору устроили келью в лесу, где с ним жили иеросхимонах Клеопа, вышедший, как и он, из Молдавии. Вскоре к ним присоединился и о. Леонид, сложивший с себя настоятельство (будущий оптинский старец). Но и там они не обрели тишины и решили перебраться на север. Но здесь начались те великия скорби, которыя были предсказаны Феодору в его видении. В Палеостровской пустыни его держали взаперти, как в тюрьме. Два года он жил без одежды и обуви и ему еще грозили посадите в погреб и кормите травой. На эту угрозу Феодор отвечал: «верую милосердному Богу моему: мне сделать могут только то, что Он попустит за грехи мои».
   Далее Феодор попал на Валаам, где его ждали его ученики Клеопа и Леонид. Валаам посетил министр князь Голицын, который все внимание свое уделил старцам и даже доложил о них Государю Александру И. Это возбудило зависть и злобу, тем более, что к их руководству устремились и монахи и мирские. Старцам бы было не сдобровать, если бы за них не вступились Филарет Московский и Иннокентий Пензенский. Хотя старцы и были оправданы, но они предпочли перебраться в Александро-Свирский монастырь, где Феодор после тяжкой полуторолетней болезни скончался. «За день до кончины он имел видение: он видел себя в некоей великолепной церкви, исполненной белоризцев, и из их среды, с праваго клироса, услышал торжественный голос покойнаго друга своего, иеросхимонаха Николая: «Феодор, настало время твоего отдохновения приити к нам».
   Это совершилось в пятницу Светлой седмице 1822 года. В девятом часу вечера заиграла на устах Феодора радостная улыбка, лицо его просветилось, черты изменились божественным изменением. Ученики, окружавшие одр старца, забыли слезы и сетования и погрузились в созерцание величественной необыкновенной кончины. Благоговейный страх, печаль, радость, удивление овладели вдруг их чувствами: они ясно прочитали на лице отца своего, что душа его с восторгом излетела в объятия светоносных Ангелов».
   Рукописное житие так кончается: «Отче святый, Ты ныне обитаешь в райских чертогах и ненасытимо наслаждаешься хлебом небесным, пролей о нас молитву перед Царем царей, не предай чад твоих челюстям вражиим, будь нам помощником в страшныя смертныя минуты и представь нас Лицу Всевышняго, да и мы соединим с ликующим гласом твоим наши слабые гласы и удостоимся с трепетом прославлять в вечные веки Триипостаснаго Бога, славимаго всею вселенною. Аминь».
    Иеросхимонах Лев — великий старец (1768—1841 г.)
   Первый приснопамятный Оптинский старец родился в г. Карачеве, Орловской губ., и в святом крещении наречен был Львом. В миру он вращался в купеческом быту и служил приказчиком в пеньковом деле. Он возил пеньку для сбыта на дальния разстояния, делая большия разъезды. Однажды он подвергся нападению от волка, который вырвал у него из ноги огромный кусок тела. Будучи необычайно сильным и смелым, юноша Лев засунул кулак в глотку волка, а другой рукой сдавил ему горло. Обезсиленный волк упал с воза. О. Лев прихрамывал после этого всю жизнь.
   
   Сметливый и в высшей степени способный приказчик во время этих переездов сталкивался с представителями всех классов общества, он хорошо освоился с манерами и бытом каждаго из них. Этот опыт пригодился ему в годы его старчествования, когда к нему приходили и раскрывали ему душу самые разнообразные люди, знатные и незнатные. Начало монашеской жизни о. Лев положил в Оптиной Пустыни, но потом перешел в Белобережскую Пустынь, где в то время настоятельствовал известный Афонский подвижник о. Василий Кишкин.
   Вскоре о. Лев принял монашеский постриг с именем Леонида. Здесь он прошел искус обучения монашеским добродетелям: послушанию, терпению и всем внешним подвигам. В 1804-ом году о. Леонид стал преемником о. Василия. Еще до назначения своего настоятелем, о. Леонид временно прожил некоторое время в Челнском монастыре, где встретился с учеником старца Паисия Величковскаго — о. Феодором и стал его преданным последователем. Старец Феодор стал обучать о. Леонида высшему монашескому деланию, этой «науке из наук и искусству из искусств», как зовется подвиг непрестанной молитвы и посредством, которой происходит очищение сердца от страстей. В описываемое время о. Леонид также встретился с инспектором Орловской семинарии игуменом Филаретом, будущим митрополитом Киевским и имел с ним духовное общение. Это обстоятельство имело для старца значение в его последующей жизни.
   Как только о. Леонид был назначен настоятелем Белобережской пустыни, о. Феодор перешел к нему на жительство. Впоследствии оба подвижника во многих скитаниях прожили совместно от 15 до 20 лет. Под руководством о. Феодора о. Леонид достиг высоких духовных дарований.
   В Белых Берегах о. Феодора постигла продолжительная болезнь, после которой построили ему уединенную келлию в лесной глуши, в 2-х верстах от обители, где он и поселился с о. Клеопой, о котором читатель знает из предыдущаго. К этим великим подвижникам вскоре присоединился и сам о. Леонид, сложивший с себя звание настоятеля — 1808 г. Здесь в пустынном безмолвии он принял келейно пострижение в схиму и наречен был Львом. Как уже известно из предыдущаго жизнеописания о. Феодора, он перешел в Новоезерский монастырь, откуда его митроп. Амвросий перевел в Палеостровскую пустынь. Там он провел 3 скорбные года и в 1812-ом году переселился в Валаамский монастырь. Здесь его встретили о. о. Клеопа и Леонид, которые ранее его переселились туда же.
   Около шести лет прожили великие старцы в Валаамском скиту, где им вначале жилось хорошо, как об этом писал о. Феодор: «Взаправду можно похвалиться милосердием Божиим на нас недостойных явленным: привел нас в место безмолвное, спокойное, от человеков удаленное, молвы свобожденное». Тамошний юродивый Антон Иванович сказал: «торговали хорошо». То есть привлекли мудростью и смирением многих братий, которые к ним стали ходить за духовным руководством. Им удалось спасти от глубокаго отчаяния келлиарха o. Евдокима, который исполняя внешние подвиги, не мог справиться со страстьми, как гнев и проч. Старцы указали ему истинный путь к отверзению сердца и он понял смиренную науку отцов, начал смиряться, возрождаться и впоследствии сам стал учителем братии. Имена Феодора и Леонида всегда были на его устах. Игумен монастыря о. Иннокентий вознегодовал, что старцы отняли у него его ученика и обратился с жалобой к Петербургскому Митрополиту Амвросию. В результате старцы были оправданы и игумену было сделано строгое внушение. Но зная человеческую природу, старцы побоялись оставаться на Валааме, в особенности после посещения монастыря князем Голицыным, который оказал им особое внимание. После этого Старцы перебрались в Александро-Свирский монастырь. В 1820 г. Государь об’езжал северныя свои владения. путь его пролегал вблизи Александро-Свирскаго монастыря. Жившие там старцы о. Феодор и о. Леонид почтительно предложили своему настоятелю о. архимандриту приготовиться к встрече Государя, хотя в маршруте монастырь этот не был обозначен. О. настоятель принял это предложение и в часы назначенные для проезда Императора, ожидал его у ворот. Между тем Государь на пути по своему обыкновению распрашивал о местности и ея жителях у ямщиков иногда сам, иногда через кучера Илью, неизменнаго своего возницу. Приближаясь к дороге, где поставлен был крест в знак близости монастыря и для указания к нему пути, Государь спросил: «Что это за крест?» Узнав же что недалеко Свирский монастырь, он велел туда ехать. При этом он начал распрашивать, — каково в монастыре и каковы братия. Ямщик, нередко туда ходивший, отвечал, что ныне стало лучше прежняго. «Отчего?», спросил Государь. «Недавно поселились там старцы о. Феодор и о. Леонид; теперь и на клиросе поют получше и во всем более порядка». Государь, слыхавший от кн. Голицына эти имена, пожелал со старцами познакомиться. Между тем, ожидавшие Царя, испытанные скорбями старцы, сотворили между собою краткое совещание, как поступить, если Государю угодно будет обратить на них внимание. «Если из за Голицына было нам искушение, сказал о. Феодор, — то что будет из-за Государя?» «Потому о. Леонид не будь велеречив, а всячески помалкивай и не выставляйся». Под’ехав к монастырю, Государь удивился встрече. «Разве ждали меня?» Настоятель сказал, что вышел на встречу по совету старцев. Приложившись к мощам, Царь спросил: «где здесь о. Феодор и о. Леонид?» Старцы несколько выдались, но на все вопросы Императора отвечали сдержанно и отрывисто. Государь это заметил и прекратил вопросы, но пожелал принять благословение от о. Феодора. «Я монах непосвященный», сказал смиренный старец, «я просто мужик». Царь вежливо откланялся и поехал в дальнейший путь.
   Во время пребывания в Александро-Свирском монастыре о. Лев однажды ездил по делам в Петербург и из разсказа о его пребывании в столице видно, что уже тогда он был истинным «старцем», обладателем духовных дарований и между ними прозорливостью. Он посещал одну духовную дочь, которую он спас от неправильнаго духовнаго состояния, именуемаго «прелестью». Однажды он пришел к ней и потребовал, чтобы она немедленно переехала на новую квартиру, которую ей предлагали и от которой она отказывалась. Старец настоял на своем. Ночью в старую ея квартиру забрался ея бывший слуга с целью ограбления и убийства. Его намерение было потом доказано.
   Когда скончался великий старец о. Феодор, о. Лев не сразу прибыл в Оптину Пустынь, куда его призывали еп. Филарет Калужский и о. Моисей — настоятель обители. Сначала старца удерживали в Александро-Свирском монастыре, потом он пробыл некоторое время в Площанской Пустыни, где находился о. Макарий, — его будущий помощник во время старчествования в Оптинском скиту и впоследствии его заместитель. Можно сказать, там подготовил он себе преемника. Наконец, в Оптину Пустынь (1829 г.) прибыл основатель знаменитаго ея старчества, той духовной школы, откуда вышла вся плеяда последующих старцев. Но заслуга о. Льва не ограничивается только основанием старчества, но им был дан тот импульс, который вдохновлял последующия поколения старцев в течение целых ста лет до самаго конца жизни и процветания знаменитой Оптиной Пустыни.
   Последующие старцы о. Макарий и о. Амвросий, будучи также великими старцами, были его присными учениками.
   О. Лев прибыл в Оптину Пустынь уже на склоне лет. Он был большого роста, величественный, в молодости обладавший баснословной силой, сохранивший до старости лет, несмотря на полноту, грацию и плавность в движениях. Вместе с тем его исключительный ум, соединенный с прозорливостью давал ему видеть людей насквозь. Душа старца была преисполнена великой любви и жалости к человечеству. Но действия его иногда были резки и стремительны. Старца Льва нельзя обсуждать, как обыкновеннаго человека, потому что он достиг той духовной высоты, когда подвижник действует, повинуясь голосу Божию. Вместо долгих уговоров, он иногда сразу выбивал у человека почву из под ног и давал ему сознать и почувствовать свою несостоятельность и неправоту и таким образом своим духовным скальпелем он вскрывал гнойник, образовавшийся в огрубевшем сердце человека. В результате лились слезы покаяния. Старец, как психолог знал каким способом достигнуть своей цели. Вот пример: Жил недалеко от Оптиной один барин, который хвастался, что как взглянет на о. Леонида, так его насквозь и увидит. Приезжает раз к старцу, когда у него было много народа. Был он высокий, тучный. А у старца о. Леонида был обычай, когда он хотел произвести на кого особое впечатление, то загородите глаза левой рукой, точно от солнца, приставив ее козырьком колбу. Так поступил он при входе этого барина и сказал: «Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешнаго Льва, а сам, шельма, 17 лет не был у исповеди и св. причащения». Барин затрясся, как лист и после каялся и плакал, что грешник неверующий и действительно 17 лет не исповедывался и не причащался св. Христовых Таин. Другой случай: приехал в Оптину помещик П. и, увидев старца, подумал про себя: «что же это говорят, что он необыкновенный человек! Такой же, как и прочие, необыкновеннаго ничего не видно». Вдруг старец говорит ему: «Тебе все дома строить. Здесь вот столько-то окон, тут столько-то, крыльцо такое-то!» Нужно заметить, что П. по пути в Оптину увидел такую красивую местность, что вздумал выстроите там дом и составлял в уме план какой он должен быть и сколько окон, в чем и обличил его старец. Когда же П. стал исповедываться, о. Лев напомнил ему забытый им грех, который он даже за грех не считал. Тогда П. признал старца за необыкновеннаго человека.
   Еще однажды был случай, когда один приезжий господин объявил старцу, что приехал на него «посмотреть». Старец встал с места и стал поворачиваться перед ним: «вот изволите посмотреть меня». Господин пожаловался на старца настоятелю, который ему возразил, что старец святой, но по его словам был ему и ответ. Приезжий после этого немедленно вернулся к старцу, кланяясь ему земно и говоря: «простите, батюшка, я не сумел вам объяснить о себе». Старец выслал из келлии присутствующих и беседовал с приезжим 2 часа. После этого последний прожил в Оптиной месяц, часто ходил к старцу, потом писал ему письма, объясняя, что он был в отчаянном положении и что старец оживил и воскресил его.
   Славный и знаменитый герой Отечественной Войны, находясь по пути со своей частью по близости от Оптиной Пустыни, заглянул в скит к старцу отцу Льву. Старец спросил у него его фамилию. «Кульнев, отвечал генерал, я остался после отца малолетним, поступил в учебное заведение, окончил курс наук и с того времени нахожусь на службе». Старец: «А где же ваша матушка?» Кульнев: «Право не знаю, в живых ли она находится, или нет. Для меня, впрочем это все равно». Старец: «Как так? Хороий же вы сынок». — Кульнев: «А что же? Она мне ничего не доставила, все имение роздала, потому я и потерял ее из виду». Старец: «Ах, генерал, генерал! Что мелешь? Мать тебе ничего не доставила, а все прожила. И как это ты говоришь, что все она раздала? А вот об этом-то ты и не подумаешь, что она едва могла перенести удар лишения твоего родителя, а своего супруга: и с этого времени и до настоящаго стоит перед Богом, как неугасимая свеча, и как чистая жертва посвятила свою жизнь на всякое злострадание и нищету за благо своего единственнаго сына Николушки. Вот уже около тридцати лет она проходит такой самоотверженный подвиг. Неужели же эти ея молитвы для своего Николушки не наследство? У многих генералов при всех изысканных средствах, дети не лучше прохвостов, а Николушка и без средств, да вот генерал!» Глубоко потрясли Кульнева эти простыя, но и правдивыя старческия слова. Обратившись к св. иконам он зарыдал. Затем генерал при безчисленных благодарностях спросил адрес своей матери. А прибывши к ней, он пал на колени и на коленях подполз к ея кровати и расцеловал у нея руки и ноги … Старушка чуть не умерла от радости …
   Очень характерен разсказ одного Афонскаго монаха, посетившаго старца Льва. Монах был одет в мирскую одежду, однако старец, называя его Афонским монахом, запретил ему становиться перед собой на колени, как это делали миряне. Среди присутствующих был человек, который сознался, что не исполнил старческое приказание. Он не бросил курение, как приказал ему старец. О. Лев грозно приказал вывести этого человека вон из его келлии. Потом пришли 3 женщины в слезах. Они привели одну ума и разсудка лишившуюся… Они просили о больной помолиться. Старец надел на себя эпитрахиль, возложил конец эпитрахили и свои руки на главу болящей и, прочитавши молитву, трижды главу больной перекрестил и приказал отвести ее на гостиницу. «Сие делал он сидя; что уже не мог встать, был болен и доживал последние свои дни». Когда о. Парфений пришел к старцу на другой день, вчерашняя больная пришла совершенно здоровой, выгнанный господин пришел просить прощение. Старец его простил, но повторил свое приказание. Афонский монах ужаснулся, что старец, не боясь вреда для себя, творит исцеления. Старец ответил: «я сие сотворил не своей властью, но это сделалось по вере приходящих, и действовала благодать Святаго Духа, данная мне при рукоположении; а сам я человек грешный». Чудеса, совершаемыя старцем, были безчислены: толпы обездоленных стекались к нему, окружали его. «Случилось мне однажды», писал иеромонах Леонид (Кавелин) — (будущий наместник Троице-Сергиевской Лавры) — проезжать из Козельска в Смоленскую губернию. По дороге в уединенных деревушках поселяне, узнав, что я еду из Козельска, наперерыв спешили узнать что-нибудь об о. Леониде. На вопрос почему вы его знаете, они отвечали: «Помилуй, кормилец, как нам не знать о. Леонида? Да он для нас бедных, неразумных пуще отца родного. Мы без него почитай сироты круглые».
   Но совсем иначе относились к старцу некоторыя духовныя лица, в том числе калужский епархиальный архиерей преосв. Николай, который творил много неприятностей Оптиной Пустыни. Этот епископ имел твердое намерение сослать старца Льва в Соловецкий монастырь для заключения. И если бы не сильное заступничество митрополитов Филаретов — Киевскаго и Московскаго, старцу Льву было бы несдобровать. Но не все епископы мыслили одинаково. Были между ними и духовные. Однажды в бытность о. Льва в Калуге встречныя лица, узнав его, становились на колени и кланялись ему в ноги. Увидев это, начальник полиции решил, что дело нечисто и сделал соответственное донесение еп. Никанору, будущему митрополиту С. Петербургскому. Владыка вызвал к себе старца и на вопрос как он верует, старец спел ему «Верую» по-киевски, т. е. начиная с низкой ноты и повышая тон до самой высокой. По пословице «рыбак рыбака видит издалека», добрый Владыка понял кого он видит перед собой и почему старцу кланяются в землю. Он задержал старца у себя в течение нескольких дней, ухаживал за ним, угощал его, так что старец два дня не ел, вернувшись домой. К сожалению, этот добрый архипастырь правил не долго, тогда как еп. Николай правил долго и даже пережил старца.
   Здесь надо сделать некоторое отступление для тех, кто незнаком с первой частью нашей работы (И. М. Концевич. Стяжание Духа Св. в путях древней Руси. Париж, 1952). Нами было показано, что вскоре после крещения Руси и до падения Византии безчисленныя толпы паломников устремлялись на Восток, воспринимая там дух и традиции подлиннаго Православия и привозя с собой святоотеческую литературу. Так было до Флорентийской унии, когда поколебался греческий авторитета и до скоро последовавшаго затем падения Византии. По справедливому выражению английскаго ученаго Дональда Николь, в его книге «Метеоры» Дональд Николь. «Метеоры». Лондон. 1963 г., стр. 39): «Исихазм не был доктриной XIV века — его происхождение исходит из подлинных корней византийской духовности». Этой духовностью и питались наши древние святые. Когда же прекратилась связь с православным Востоком, русское подвижничество замкнулось само в себе. Духовных школ тогда не существовало. После светлой эпохи XIV и XV столетий, связанных с преп. Сергием и плеядой его учеников, наступил период духовнаго застоя. Вместо подвига, указаннаго св. Отцами, состоявшаго в очищении сердца от страстей с помощью непрестанной молитвы, настало время внешних подвигов, время железных цепей и пудовых вериг. Число святых уменьшилось. После же царствования императора Петра в течение ста пятидесяти лет монашество вообще подверглось преследованию со стороны правительства. Наступил полный упадок. Когда же вначале XIX столетия ученики схиархимандрита Паисия Величковскаго вновь насадили на Руси святоотеческую традицию, плодом которой является благодатное старчество, число святых умножилось необычайно. Жития этих неканонизованных подвижников собрал в 14-ти об’емистых томах еп. Никодим незадолго до первой мировой войны, Многократно в житиях этих упоминается о преследовании подвижника полицией. Пустынникам приходилось скрываться. Игумен оптинский Моисей с братом о. Антонием, как было выше сказано, скрывались с другими пустынниками в Брянских лесах. Чисто духовное начало встречало полное непризнание со стороны гражданской власти. Также и молодая наша богословская наука еще не вышла на самостоятельный, независимый православный путь и находилась под влиянием западной науки. А потому и старчество не было изучено с православной точки зрения. Естественно, что многие архиереи гнали старчество, не постигая его сущности и значения. Такова была судьба преп. Серафима, старца Льва, старца Амвросия, старца Анатолия, старца Варсонофия. Блаженный о. Иоанн Кронштадтский, яркий представитель старчества, также встречал непонимание со стороны Санктпетербургскаго митрополита.
   Теперь вернемся к старцу Льву. Старчествование его продолжалось в Оптиной Пустыни с 1829 г. и до года его кончины — 1841 г., т. е. всего 12 лет. Этот промежуток времени старец переживал, как почти непрерывное гонение. Когда о. Лев прибыл в Оптину Пустынь, игумен Моисей передал ему духовное руководство братией, а сам занялся исключительно хозяйственной частью и сам ничего не предпринимал без старческаго благословения. Так же относился к о. Льву и брат игумена скитоначальник о. Антоний.
   Против старца возстал некто о. Вассиан, который себя считал старожилом в монастыре и не признавал старческаго руководства. Этот о. Вассиан был крайне неразвитый и грубый человек. Подобный ему инок описан Достоевским в романе «Братья Карамазовы» под именем Ферапонта. Отсюда пошли интриги, доносы. Однако в течение первых шести лет гонения на старца еще не принимали крутого характера. Но с течением времени дело стало принимать более угрожающей оборот. Так еще к начальному периоду относится запись некой Паши Труновой, сестры Павла Трунова, старцева ученика. Она разсказывает, что однажды в бытность ея в Оптиной Пустыни, старец запретил ей придти к нему на завтрашний день, т.к. «будет суд» — «Кого же будут судить?», — спросила Паша. — «Да меня же», ответил старец. На другой день следователи допрашивали весь монастырь, но все показания благоприятствовали старцу. Это было начало. Но с 1835 г. и особенно до 1836 г. гонения усилились. Кроме всех ложных донесений, калужский преосвященный получил еще через московскую тайную полицию, анонимный донос с обвинениями по адресу старца и настоятеля. Говорилось, что последний несправедливо оказывает скитским старцам предпочтение перед живущими в монастыре и что скит причиняет монастырю большой подрыв; и если он не уничтожится, то древняя обитель разорится и т. д. Следствием этого доноса было то, что настоятель был вызван для объяснений. А старцу было запрещено носить схиму, т. к. он был пострижен келейно, и строжайше запрещено принимать посетителей.
   Старца перевели из скита в монастырь и там переселяли из кельи в келью. Старец относился к этим невзгодам с полным благодушием и с пением «Достойно есть» он переносил на новое место самолично икону Владимирской Божьей Матери — благословение о. Паисия Величковскаго старцу Феодору. «Однажды, игумен Моисей» — говорит жизнеописатель старца, «проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед кельей старца, между тем как последовало из Калуги повеление никого не пускать к нему. О. игумен вошел к старцу в келью и сказал: «О. Леонид! как же вы принимаете народ? Ведь владыка запретил принимать». Вместо ответа старец отпустил тех, с кем занимался, и велел келейникам внести к себе в келью калеку, который в это время лежал у дверей его кельи. Они принесли и положили перед ним. О. игумен в недоумении смотрел на него. «Вот, — начал старец свою речь, — посмотрите на этого человека. Видите, как у него все члены телесные поражены. Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то-то и то-то, и за все это он теперь страдает — он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искренняго раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли его не принимать? Что вы на это скажите?» Слушая о. Леонида и смотря на лежащаго перед ним страдальца, о. игумен содрогнулся. «Но преосвященный», — промолвил он, — «грозите послать вас под начал». «Ну так что-ж» — ответил старец, — «хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову, кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу призреть их вопиющия духовныя нужды?» О. игумен Моисей ничего на это не мог возразите и молча удалился, предоставляя старцу жить и действовать, «как укажет ему Сам Бог». Старцу, как уже сказано, не удалось бы сдобровать, если бы не заступничество обоих митрополитов Филаретов. Митрополит Киевский заступился за старца, находясь на чреде в Синоде, а также посетил Оптину Пустынь, где оказывал о. Льву в присутствии епархиальнаго архиерея особые знаки уважения. К митрополиту Филарету Московскому прибег письменно старец о. Макарий через епископа Игнатия Брянчанинова. Митрополит Филарет написал калужскому епископу: «Ересь предполагать в о. Леониде нет причины».
   Незадолго до смерти старца опять возникли гонения на него и на монашествующих женских обителей, где находились духовныя дщери оптинских старцев. Монахини были изгнаны.
   Это гонение было основано на невероятном невежестве. Старца называли масоном, а святоотеческия книги, как Авва Дорофей, им данныя монашествующим «чернокнижием». Однако перед самой кончиной старца монахини были оправданы, так что старец вздохнул свободно. Впоследствие выдающияся ученицы о. Льва заняли начальственныя должности.
   С первых чисел сентября 1841 г. старец стал ослабевать и проболел пять недель. Молодой келейник старца о. Иаков слышал его молитву: «Благодарю Тебя, милостивый Создатель мой, Господи, что я избежал тех бед и скорбей, которых ожидает грядущее время, но не знаю избежите ли вы их». — «Поди сюда Яша!» Я подошел. Старец благословил меня и еще повторил те самыя слова. Я как был в то время млад и неопытен, не спросил Батюшку, какия это беды и скорби. А после его кончины и желал бы знать, да уж было поздно». Такова была запись келейника Иакова, впоследствии иеромонаха Иоакима Киево-Печерской Лавры.
   После жестоких страданий великий старец отец Лев отошел ко Господу 11-го октября 1841 года. Общая скорбь была неописуема и велико было стечение народных масс у гроба усопшаго.
    Послесловие
   Образ великаго старца иеросхимонаха отца Льва менее знаком русскому боголюбивому читателю, чем образ старца о. Амвросия. Автор книги «Оптина Пустынь» (Прот. Сергей Четвериков. Оптина Пустынь. Париж, 1926 г.) о. прот. Сергий Четвериков различает в жизни скита три периода: весну при жизни о. Льва, лето при жизни о. Макария и, наконец, плодоносную осень при о. Амвросии. С его легкой руки проф. Смолич в своем труде «Leben und Lehre der Startzen. Wien 1936» повторил подразделение прот. Четверикова, причем изобразил старца Льва как человека почти что невежественнаго.
   Но, между тем, если о. Лев и употреблял простонародныя выражения, то ими он попадал в цель и совершал перевороты в человеческих душах. Старцы Лев и Амвросий жили, вернее сказать действовали, в разныя эпохи. При жизни о. Льва не было регулярнаго почтоваго и телеграфнаго сообщения, не было железных дорог, как позднее во время жизни о. Амвросия, о котором еще при его жизни были сообщения в печати. При этом доступ к нему народный не бывал никогда закрытым. Тогда как о. Лев был гоним еще в первые годы XIX столетия, когда братия Белобережскаго монастыря была недовольна его простотой в жизни по их мнению не соответствующей сану игумена.
   Когда же он удалился в лесной скит к о. Феодору, новый настоятель изгнал обоих старцев из-за стечения к ним народа. Мы знаем о гонении на Валааме и в Оптиной Пустыни. Доступ к отцу Льву далеко не всегда был для всех открыть и слава о нем не могла гремете повсеместно. Образ же старца Амвросия достойно сиял, как солнце по просторам русскаго царства. Но не нам судить кто был выше из них. Это известно одному Богу.

Глава 6. Митрополит Филарет Московский (1782 — 1867)

   Митрополит Филарет — в миру Василий Дроздов, родился 26-го декабря 1782 г. в семье диакона московскаго пригорода Коломны. Это было чуть позднее полувековаго периода после смерти Петра И-го. Было еще свежо упразднение патриаршества, обезглавившаго Церковь, и недавнее учреждение на протестантский манер Синода, ломка православнаго быта и учреждения духовных школ по католическому образцу. Это было смутное, переходное, неустойчивое время. Нужен был новый Моисей, который бы мог вывести народ Божий на истинный путь, ззакрепить истинные православные устои, не дать им исказиться на не должный лад, как это легко могло случится в этих создавшихся условиях.
   В такой критический момент Богом был послан духовный вождь, соединивший в себе и гений и святость. Такого другого Филарета не было и не будет, возгласила о нем народная молва!
   Мы здесь не в состоянии коснуться, хотя бы даже кратко, жизнеописания Митрополита. Мы только можем попытаться отметить его значение касательно интересующей нас темы, т. е. распространения святоотеческаго учения о внутреннем делании в России. Мы скажем предварительно только несколько слов о том, какое выдающееся место занимал м. Филарет в церковной жизни своего времени.
   С 24-го марта 1821 г., еще в сане архиепископа, Филарет занял московскую кафедру. Ему было тогда 39 лет. Здесь он пробыл до самаго гроба. В течение этих 36-ти лет (1821—1867) как утверждает его жизнеописатель Н. И. Барсов: «… Ни один вопрос догматический, канонический, церковнозаконодательный, ни одно административное распряжение Св. Синода, имевшее значение для Церкви, не решались и не воспроизводились без предварительной справки о том, как думает об этом вопросе, или решении Филарет, и редко что-нибудь делалось в Синоде иначе, нежели думал Филарет». И это положение существовало даже несмотря на то, что вследствие несогласий с 1843 г. митрополит раз навсегда отказался от присутствования в Синоде. Но по верному замечанию проф. архим. Константина «в этой обособленности и мог возвыситься м. Филарет до значения близкаго к положению главы Церкви, с которым надо было договориться обо всем значительном в области церковнаго». Из Синода ему посылались на разсмотрение все затруднительные дела. Он разсмотрел до 1000 таких дел и дал на них свое решение. Эти решения по церковным и общегосударственным вопросам были отпечатаны в 1885—87 гг. в восьми томах и служили образцами для дальнейших решений. Единственно, что м. Филарет, несмотря на свое желание, не мог провести в жизнь, — это возстановление живого единства поместнаго епископата, осуществляемаго в постоянном совещательном общении сопастырей и епископов, и закрепляемом по временам малыми съездами и соборами. Как известно, в синодальный период Церковь не имела до самаго конца свободы действования. «Авторитета Филарета», говорит проф. Сумароков, «особенно ценен в тех случаях, когда погрешности в учении исходят от лиц священнаго сана. Тот или другой отрывок из Филарета обнаружите всякую ошибку. И вот почему лица, имеющия более пристрастия к самочинию, чем к мнениям Церкви, относятся к Филарету с трудно скрываемым озлоблением, чувствуя в нем вечнаго и строгаго судью, стоящаго на страже Православия».
   «Бог послал Филарета Русской Церкви, чтобы пред темп днями, когда умножатся лжеучения, отлите содержание Православия в металлическия незыблемыя формы, ясности очертания которых нельзя закрыть никакими чуждыми придатками, от глаз тех кто прежде всего станет искать в жизни верности своей Церкви». «В своих безчисленных трудах», продолжает Сумароков, «м. Филарет выразил в полноте все истины Православия, дав современной и будущей России основанный на многовековом опыте церковной жизни и в творениях всей совокупности учителей церковных совершенный кодекс того «како веровати» (Сумароков. Лекции по Истории Русск. Церкви, том 2-й, стр. 356—357). Таким образом, отрезок времени, проведенный митрополитом Филаретом на кафедре московской, может быть назван «Филаретовским веком». И если в свое время Санкт-петербургский митрополит Гавриил, возобновитель монастырей, последователь святоотеческаго учения о внутреннем делании, посеял повсюду семена этого учения, то содействие и внимание со стороны митрополита Московскаго Филарета во многом благоприятствовало произрастанию этих семян. Мы здесь пытались обрисовать Филарета, как гениальнаго церковнаго деятеля, но мы оставили в стороне его столь же великий дар церковнаго оратора и проповедника. Вот как Владимир Николаевич Лосский в кратких и сжатых словах касается этой темы: «Не будучи до сих пор канонизованным, Филарет Московский (1782—1867) принадлежит к великой линии епископов-богословов, которых церковь прославляете, именуя их «Отцами». Действительно, можно сказать, что он был отцом богословской мысли в России.
   «После Екатерининскаго века «просвещения», после смущения от «религиисердца пиэтистов», Филарете обращается к мысли, призывая ее изследовать бездонныя тайны Откровения. «Христианство не есть юродство, или невежество, но Премудрость Божия». Подобно самым величайшим между Отцами Церкви, он настаиваете над необходимостью богословскаго разсуждения, над бдительностью мысли, которая должна приступать без страха к разрешению умственных затруднений.
   Проповеди Филарета напоминают гомилии св. Григория Назианзина своим богословским богатством, также св. Василия — безупречным мастерством, которым он сдерживаете полете своей мысли, требуя от нея точной меры. В классической своей проповеди на Великий Пяток (1816) Филарете развиваете свою любимую тему: Искупление. После разсуждения о кресте, воздвигнутом «ненавистью иудеев и буйством язычников» он переходит к поклонению кресту, как символу Божественной любви, укорененной в предвечном святилище Св. Троицы. Это «Тайна сокрытая от веков и родов» (Кол. 1:26). Тайна «Агнца, закланнаго от создания мира» (Ап. 13, 8). «Так Бог возлюбил мир». Обычный день митрополита рисуете нам Сушков: «День его был насыщен до отказа. Когда он отгоняете сон, когда уступаете сну, т. е. в каком часу прерывает труды, молитвы, бдение, и в каком покидает ночное ложе, этого никто не знает. После утрени и обедни чай. После чая служебныя занятия, доклады письмоводителя, объяснения с просителями и т. д.; к двум или трем час. по полудни кончен труд питания: легкий, не изысканный обед. После обеда час-два отдыха, а отдыхом называется чтение книг, газет, журналов. После такого отдохновения — опять дела, переписка, доклады. Два дня в неделю — вторник и пятница — работа с обоими викариями, независимое от частых с ними занятий и утром и вечером по другим дням. Если бы возможно было исчислите время, которое употребляется им на личныя и письменныя сношения по епархии и консистории с духовенством, с ректорами и инспекторами духовной академии и семинарии, с начальствующими в мужских и женских обителях, с благочинными и членами разных учреждений, не говоря о переписке с Синодом, с Наместником Троице-Сергиевой Лавры, с епископами и частными лицами, да если присовокупить к этому частое служение, соборное и домашнее, освящение церквей, приготовление проповедей, встречи царственных посетителей, испытания воспитанников академии и семинарии, посещение светских училищ и т. д., то сколько же остается досуга на успокоение от заботь, на пищу, сон и редкия беседы с посетителями. Как кратка его ночь!»
   Внешний облик митрополита Филарета рисует нам его викарий еп. Леонид Краснопевков: «Вчера долго молча смотрел на него, когда он разсматривал каталоги, и стоял перед ним. Пройдут века: имя его вырастет необыкновенно. Мысль будет искать в прошедшем его великаго образа, и счастлив тот, кто увидит его несовершенный портрет, а я, недостойный, стою от него в полуаршине и смотрю на эту чудноправильную, кругленькую головку, покрытую редкими, мягкими темнорусыми волосами, на это высокое, выпуклое чело, этот резко очертанный нос и дивно-правильныя губы, на эти бледныя, худыя, осанистой бородой покрытыя щеки. Под прекрасно очеркнутыми бровями не вижу его глаз, но замечаю, что какую-то особенную выразительность придает его благородному лицу эта черепаховая оправа очков» tynien. Чт., ч. II, кн. 7, стр. 347).
   Обозначив кратко то высокое место, которое занимал м. Филарет в церковной истории своего времени, справедливо именуемым «Филаретовским» веком», мы теперь перейдем к его значению касательно нашей теме о старчестве.
   Нашей целью будет раскрыть то содействие, которое оказывал митрополит в процветании «умнаго делания» и связаннаго с ним старчества. Для этого нам нужно показать принадлежность самаго Филарета к этому духовному движению.
   Митрополит Филарет был необычайно скрытным во всем, что касалось его лично. Вот отрывок из письма к его духовнику Наместнику Троице-Сергиевой Лавры: «Нужно, чтобы борьба и отвлечения, которыя нам доставляют дела, не мешали бы нам уединяться в нашу внутреннюю клеть и втайне молиться Отцу. Да, дела внешняго мира нас разстраивают, нас преследуют и кто входит в свою клеть, недостаточно закрывает за собою дверь. Но Ты, Который сказал «Я есмь дверь», дай нам войти во внутрь и закрой за нами дверь» (т. И. стр. 168).
   Дверь, за которой хранились тайники его души была действительно закрыта, но плодом его внутренней жизни на склоне лет был дар чудотворений и дар пророческий, т. е. святость. Где же и как было положено начало этой святости?
   Некоторый ключ нам дают жития близких ему людей, а именно: старца Филарета Новоспасскаго, также его школьнаго сверстника и близкаго друга еп. Иннокентия Пензенскаго — человека исключительной святости — и, наконец, архим. Макария — Алтайскаго миссионера — его ближайшаго ученика. Эти три жития являются среди лучших украшений 14-томнаго собрания житий Русских подвижников XIX столетия.
   Василий Дроздов, как уже сказано, родился 26-го дек. 1782 г. в гор. Коломне — пригороде Москвы, и как мы знаем из предыдущаго, Москва являлась одним из центральных округов по распространению учения об умном делании. Новоспасский монастырь являлся средоточием откуда исходило это учение. Здесь жили о. о. Филарет и Александр. Сюда приезжал о. Афанасий Захаров, ротмистр гусарскаго полка, семь лет живший при старце Паисии. Он имел беседы с o. o. Филаретом и Александром об умном делании, которые имели великую любовь к духовному вождю-старцу Паисию. О. Афанасий переписывал творения св. Отцов, впоследствии переданныя в Оптину Пустынь.
   О. Филарет, в миру Феодор (1758—1842) начал в юности монашескую жизнь в Александро-Невской Лавре, но его старец, видя его рвение к монашеским подвигам, направил его в Саровскую пустынь. В то же самое время там же начал свою подвижническую жизнь будущее светило Церкви Русской — преп. Серафим. Через некоторое время о. Филарета затребовал в Невскую Лавру митр. Гавриил в качестве примернаго подвижника.
   Из Петербурга о. Филарет перебрался в Москву, где тогда подвизался его брат Аполлинарий в Симоновом монастыре. Когда же Симонов монастырь обратили в больницу, о. Филарет окончательно обосновался в Новоспасском монастыре. После ряда подвигов сосредоточенной жизни он принял на себя подвиг старчествования. К нему устремились толпы людей. Нередко случалось, что старец не имел времени ни для трапезы, ни для краткаго отдыха. Каждая человеческая душа была ему несравненно дорога. Он обладал исключительной прозорливостью и той духовной любовью, которая является венцом совершенства. И. В. Киреевский, знавший его лично, пишет о нем: (Житие и писания молдавскаго старца Паисия Величковскаго стр. XII Москва) «Никто страждущий не оставлял его порога, не получив отрады: недоумевающий находил у него спасительный совет, ищущий поучения — высокое назидание, ожесточенный — умиление, отчаянный — молитву, маловерный — прояснение истины, слабодушный — подкрепление сил. В беседе его особенно ясно выражалась удивительная кротость его души, крайнее смирение, горячая любовь к ближнему, сострадательность, терпение, и красота и сила глубокаго духовнаго ведения». В его «житии» приведено несколько фраз им произнесенных — «Сядь, друг», говорит он плачущей старушке, «полно плакать, твой сын не пропал, он в хорошем месте» … А когда этот пропадавший юноша пришел просить благословение на поступление в монастырь, он говорит ему: «Погоди, дитя мое, погоди… ты не вынесешь». Девушке, пришедшей просить благословение на брак, он тихо сказал, что ее ждет жених лучший: она простудилась и через 3 дня умерла.
   Он же — старец Филарет был ангелом-утешителем и наставником августейшей затворницы Ивановскаго монастыря монахини Досифеи. Блаженная Досифея (1746—1810) затворница Ивановскаго монастыря, в миру княжна Разумовская, законная дочь Императрицы Елисаветы насильно была пострижена в 1785 г. В житии ея сказано, что духовник ей был назначен по выбору митрополита Платона. И, очевидно, выбран им из лучших священников в Москве. Сам митрополит был другом отца ея и бывал у него в доме во дни молодости, будучи еще дьяконом. Оба были любителями церковнаго пения и вместе певали. Митрополит сочувствовал невинной страдалице и считал долгом являться к ней с поздравлением в праздничные дни. Когда же со смертьюЕкатерины ИИ-ой затвор узницы был ослаблен, в ея жизнь возможно очень скоро вошел старец Филарет Новоспасский. Как и когда это произошло — мы не знаем. Знаем только, что блаженная Досифея пожелала быть похороненной в Новоспасском монастыре, чтобы старец видел ея могилу из окна своей кельи. Только общением с таким дивным подвижником и можно объяснить те высокие духовные дары, которыми обладала смиренная затворница. К ней потянулся народ за наставлениями и утешениями, которыя она подавала через окно своей кельи. Некто г. К. овдовела и была безутешной. Она хотела непременно быть принятой м. Досиоеей, но та уже прекратила прием людей, ввиду своей близкой кончины. Однако о. Филарет все же посоветовал г. К. добиваться приема у затворницы. Она простояла у дверей ея кельи с утра до вечера. Наконец двери отворились и горестная вдова получила желаемое утешение. Когда г-жа К. упомянула, что знает о. Филарета, она поклонилась до земли и велела передать о. Филарету, что скоро и он поклонится ей. Это вскоре сбылось при погребении Блаженной. Г-жа К. увидела о. Филарета в клобуке, кланяющимся останкам умершей. Но когда она тут же вошла в сени о. Филарета, то он сам открыл ей двери. Оказалось, что он не выходил наружу.
   На погребении была вся московская сановная знать и родня по отцу почившей. Хоронил м. Досифею еп. Авиустин, так как митр. Платон был болен.
   Мы уже упоминали в житии старца Моисея, что он с братом Ионой был у м. Досифеи, которая приняла их у себя в келлии и их направила к Новоспасским старцам Филарету и Александру, провидя в них своей прозорливостью будущих светильников Церкви. Юношам тогда было 20 и 14 лет. Она вела переписку с о. Моисеем.
   Так было заложено духовное начало Оптиной Пустыни.
   Как от одной свечки загорается другая, пока не загорится целое море света, подобно сему распространялось и разгоралось духовное влияние о. Филарета Новоспасскаго. Благодаря многим собранным им рукописям святоотеческой литературы, возникла у его духовных чад Ивана Васильевича и Наталии Петровны Киреевских мысль об их издании в Оптиной Пустыни, что осуществилось, благодаря содействию и помощи митрополита Филарета.
   Между двумя соименными Филаретами существовала несомненная духовная связь. Когда Василий Дроздов был студентом, старец Филарет шагал уже к полувековому возрасту. Глубокорелигиозный юноша не мог не знать того, кого почитала вся верующая Москва. Когда же наступила кончина старца Филарета (1842), его посетил сам митрополит Московский. Его приход вызвал слезы радости у умирающаго подвижника. Обильными слезами проводил старца, погребавший его митрополит. Он так плакал, что вызвал общий плач всех присутствующих.
   Рядом с именем старца Филарета стоите имя о. Александра Арзамасскаго. Он был уроженцем Малороссии. Род. в 1758 г. Учился светским наукам в Киевской Дух. Академии и поступил пономарем в Новоспасский монастырь. В 1793 г. настоятель монастыря взял его в качестве секретаря в Петербург. Здесь митр. Гавриил, прозрев его высокое духовное устроение, постриг его в монашество и рукоположил в иеромонахи. Это был год выхода в свет Добротолюбия.
   «Митрополит Гавриил», говорит о себе о. Александр, «сверх всех любимцев любил меня по духу». О. Александр еще будучи мирянином был истинным подвижником и делателем молитвы Иисусовой. Он был в переписке с самим старцем Паисием и впоследствии с его учениками. Митрополит Гавриил предлагал ему архимандритство в Новгородской епархии, но о. Александр вернулся в свой монастырь и когда настоятель получил епископство, он был назначен наместником Новоспасскаго монастыря. Но через год он, по болезни уволился на покой и причислился к больничным иеромонахам. Он вел сосредоточенный, подвижнический образ жизни и пребывал в непрестанной молитве Иисусовой. О. Феодор и о. Александр в теплые летние вечера обходили стены монастыря, ведя между собой боговдохновенную беседу. Позже о. Александр был переведен в Арзамас, где он посвятил свое служение воспитанию молодежи духовнаго звания. Мы здесь касаемся только его жизни в Москве, чтобы передать ту Московскую атмосферу, среди которой слагалась духовная жизнь будущаго Митрополита Филарета, а также его школьнаго товарища Иннокентия, будущаго епископа Пензенскаго. Иннокентия. Они оба в Петербургский их период жизни были не только коллегами по своей педагогической деятельности, но были соединены единомыслием и дружбою. О. Иннокентий был назначен настоятелем Сергиевой пустыни, преподавателем в Академии, а также духовным цензором. Александровская эпоха того времени была прообразом нынешняго экуменизма, когда было общим стремлением уравнять все религии, чтобы создать некую общую ложно-христианскую религию. В начале XIX в. был издан следующий указ: «Всякое творение (книга), в котором под предлогом защиты, или оправдания одной из церквей христианских, порицается другая, яко нарушающая союз любви всех христиан единым духом во Христе связующим, подвергается запрещению». Следовательно, каралась защита Православия против еретиков. Некто Станкевич осмелился нарушите это запрещение, выступив на защиту Православия. Арх. Иннокентий, несмотря на совет митрополита Филарета, дал разрешение на выход в свет этой книги. Последовала высылка автора из столицы и опала цензора арх. Иннокентия. Он был выслан в Пензу епископом. Сломленное аскетическими подвигами, петербургским нездоровым климатом и душевными потрясениями, слабое здоровье еп. Иннокентия не выдержало и ранняя смерть унесла этого земного ангела. Еще ранее арх. Филарет говорил своему другу: «Мы оба архимандрита не можем измените положение». Но арх. Иннокентий не признавал компромиссов. В первых годах XIX стол, оба друга — влиятельные столичные архимандриты, как было сказано, спасли гонимых на Валааме старцев: о. о. Феодора, Клеопу и Леонида. Им обоим несомненно было вполне ясно духовное значение гонимых.
   Третьим житием, проливающим свет на духовную сущность тогда еще весьма молодого ректора духовной академии о. Филарета — это жизнеописание о. Макария Глухарева, будущаго знаменитаго миссионера Алтайскаго. В академии он был под духовным влиянием своего ректора — человека волевого и блестящаго лектора, которому он ежедневно исповедывал свои помыслы. Арх. Филарет, будучи чуждым господствовавшей в столице ложномистической литературы, запретил юноше Глухареву чтение духовно-нездоровых книг и тем спас его от сетей сектантских обществ, царивших в столице. Он внушил своему ученику чтение Добротолюбия.
   Окончив курс наук, молодой Глухарев был послан в Екатеринослав наставником в семинарию. Здесь он встретился с еп. Иовом Потемкиным, постриженником молдавских старцев и через него сблизился с о. о. Каллиником и Ливерием, монахами из Молдавии. Под их влиянием он принял постриг и вошел в круг последователей старца Паисия. О. Макарий известен, как великий Алтайский миссионер.
   На Алтае он пробыл около 15 лет и был вынужден из-за болезни вернуться в европейскую Россию. Здесь он был назначен настоятелем Болховскаго монастыря Орловской иуб. Будучи благодатным и прозорливым старцем, он целыми днями принимал народ, обо всех молясь, бедным помогая, печальных утешая, больных исцеляя. Для этой цели он пользовался св. водой, освященным маслом, антидором. Преставился 19 мая 1847 г. со словами: «Свет Христов просвещает всех». «Осуществленное Евангелие», говорил о нем архиеп. Смарагд. «Макарий был истинный слуга Христа Бога», писал о нем после его смерти в 1847 г. м. Филарет. (Прот. Г. Флоровский. Пути Р. Бог. Париж 1937., сгр. 169, а также «Новое об арх. Макарии Глухареве>, Κ. Харлампович. Приб. к Цер. Вед. № 25). Важной проблемой того времени было печатание и распространение в народе Слова Божия.
   В до-Петровской Руси духовное воспитание народных масс шло от скитов, пустынь, монастырей, густо покрывавших широкие просторы земли Русской. Но после того, как все эти источники народнаго образования были пресечены, прошло более полутора века. Простой народ оказался в крепостной зависимости, а столичные господа — Подражатьлями европейской культуры. Со стороны государственной власти не проявлялось и малейшей заботы о духовном просвещёнии народа. (Относительно заботы правительства о народном просвещении, м. Филарет выразил мысль, что это дело обоюдоострое. Он ссылается на Гизо, коюрый писал, что в Голландии, где царила Библия — там явился полезный результата, а в безбожной Франции получется обратное действие. «У нас», дополняет Митрополит, «запрещено издавать переводы житий святых и с тех пор стали появляться сказки и глупые романы» (Душ. Чт. 1905 г., ч. III, стр, 37). Ту же самую мысль высказывал в своих письмах и оптинский старец о. Макарий) Православие, хотя и было господствующей религией, однако, терпело не мало унижений. Такое положение видели иностранцы, готовые вмешаться в народное просвещение с коварной целью: «в нескрываемом намерении привести греко-российскую Церковь к своеобразной «реформе» к безразличному об’единению со всеми другими исповеданиями и сектами». Библейское Общество было открыто в 1813 г. В следующем году была напечатана славянская Библия. Одним из видных деятелей Библейскаго О-ва был Лабзин, открывший в С. П. — бурге ложу «Умирающий Сфинкс». Это был кружок розенкрейцеров. Вместе с изданиями св. Писания они высылали свою собственную литературу. Кн. Голицын был во главе главнаго почтоваго департамента, где редкий чиновник не был масоном. Таким образом литература Лабзина была обезпечена своим распространением вместе со св. Писанием, что впоследствии и послужило закрытию Библейскаго Общества. Это Общество почитало себя всеконфессИональным — все конфессии были представлены, как равно владеющими словом Божиим. Члены его участвовали в кружке Татариновой, где происходили хлыстовския радения. Они декламировали против церковности и читали Штиллинга, который писал о «теме нелепостей и суеверий, называемым греко-восточным исповеданием».
   В 1816 г. был постановлен перевод св. Писания на русский язык «дабы предложите свят. Синоду искреннее желание Его Величества доставите россиянам способ читать Слово Божие на природном своем российском языке, яко вразумительнейшем для них славянскаго наречия, на коем книги свящ. Писания у нас издаются» (Прот. Г. Флоровский. «Пути Р, Б»., Париж 1937 г., стр. 134).
   Однако, Синод не принял на себя руководства над переводом и не принял ответственности на себя. Перевод был отдан в ведомство коммиссии духовных училищ, которой надлежало избрать надлежащих переводчиков. Ведение перевода от комиссий духовных училищ было поручено Филарету, тогда архимандриту и ректору С. П. Б. Академии. Филарет взял Евангелие от Иоанна, от Матфея — прот. Павский, от Марка — арх. Поликарп — вскоре ректор московской дух. семинарии, от Луки — Моисей — ректор Киевской дух. семинарии, вскоре экзарх Грузии. Евангелие было отпечатано в 1819 г. в числе 18 тыс. экземпляров. После этого началась работа над Пятокнижием Моисея, которое в отпечатанном виде при «обратном ходе» было сожжено на кирпичном заводе Александро-Невской Лавры.
   «Обратный ход» — это выражение самаго митр. Филарета, оно обозначает то обратное движение, которое сменило увлечение Библейским Обществом, после того, как архимандрите Фотий раскрыл глаза Императору Александру И-ому на коварныя цели этого общества. Князь Голицын был замещен другим министром-адмиралом Шишковым, который оказался ярым противником перевода св. Писания на русский язык под предлогом, что якобы русский язык, господствовавший тогда по всей Империи и уже успевший стать языком прекрасной нашей литературы, достигшей в это время своей высшей точки расцвета, является языком пошлым, непригодным для перевода на него св. Писания. Шишков и его сторонники считали достаточным для мирян слышание Евангелия на церковных богослужениях, опасаясь, что в домашнем быту священныя книги могут подвергнуться неблагоговейному обращению и также, что при знакомстве с Евангелием могут возникнуть ереси. Такая точка зрения является чисто католической. Этим путем Евангельская проповедь была исключена из домашняго быта русских людей и это при наличии вредной для души западной литературы, наводнявшей безпрепятственно книжный рынок. Печатание житий святых было также запрещено. Но еще в 18-ом веке свят.Тихон Задонский находил необходимым распространение св. Писания на общепонятном языке. И чем дальше, тем более в этом была нужда… В результате немудрено, что часть духовно одичавшаго русскаго общества вылилась в атеистически настроенное поколение «шестидесятников». И выступила соответствующая светская литература в лице Чернышевскаго и подобных ему… Раздвоение в русском обществе мешало к об’единению всех сил страны, чтобы общим усилием стремиться к осуществлению духовных и государственных целей и заданий и в особенности в те моменты, когда в истории представлялись к этому благоприятныя условия. Она же, эта двойственность, расшатывала наши древние государственные устои.
   Мудрость Филарета охватывала все значение распространения св. Писания среди русскаго народа тогда еще не отравленнаго ядом ложнаго просвещения, кроме высших его классов. И по этой причине он принял участие в работах Библейскаго общества, ибо ему казалось, что за библейское дело должны взяться церковныя силы, «да не от’имется хлеб чадом». В обновляющую силу Слова Божия он твердо верил. С библейским делом он неразрывно и самоотвержено связал свою жизнь и свое имя. Его библейский подвиг трудно оцените в должной мере. Для него лично он был связан с великими испытаниями и скорбями… «В каждой черте Слова Божия», говорил он, «скрывается свет, в каждом звуке — премудрость. Достоверность священнаго Писания простирается далее нашего разумения».
   Но прошло почти полвека и только стареющему м. Филарету удалось увидеть осуществление заветнаго желания всей своей жизни: выхода в свет Свящ. Писания на русском языке.
   Это событие совершилось уже в царствование Имп. Александра II-го. Государь этот был с ним в переписке и в его царствование Митрополит пользовался всегда неизменным почетом. М. Филарет редактировал по поручению Государя манифест об освобождении крестьян.
   В 1824 г. (через 3 года после вступления м. Филарета на Московскую кафедру) произошло значительное событие в его жизни: ему представился иеромонах Антоний (Медведев), который в качестве богомольца об’езжал святыя места в России и прибыл для поклонения в Сергиеву Лавру. Беседа с о. Антонием произвела на м. Филарета глубокое впечатление и ровно через 7 лет он вызвал его для того, чтобы его назначить наместником Тр. Сергиевой Лавры. Архимандрит Антоний пробыл на этой должности 46 лет.
   Митрополита и наместника связывала всю их жизнь совершенно исключительная духовная близость. Это объясняется тем, что оба они были истинными монахами в самом глубоком смысле этого слова и, кроме того, оба были последователями святоотеческаго учения о внутреннем делании. В письме митрополита к наместнику (T. И, №95, 7 февр. 1834 г.) мы читаем: «Суждениям старца Паисия и старца Серафима покаряюсь — Прекрасный совет о. Серафима не бранитm за порок, а только показывать его срам и последствие. Молитвы старца да помогут нам научиться исполнением».
   «Как нередко встречается в особенных натурах, писал проф. Казанцев в своем «Очерке жизни архимандрита Антония», в митрополит Филарете совмещались по-видимому несовместимыя свойства. При глубоком критическом уме, он от детства до могилы сохранил детскую веру; при строгости и малодоступности к подчиненным, при величавости в официальных отношениях, был прост в домашней жизни и искренно смирен в мнении о себе; при сухости и холодности внешняго обращения, он имел любящее, доверчивое сердце. Тонкий политик в делах, он мало знал практическую жизнь и жил в своего рода идеальном мире. В заветной черте, которой он оградил себя от подчиненных, была тропа, которою можно было дойти прямо до его сердца — он был монах. В своей частной нравственно-религиозной жизни он охотно становился в ряды последних послушников; с благоговением внимал словам лиц, которых считал высокими в духовной жизни; счастьем считал их молитвенную память о нем; юродивые, блаженные находили у него свободный доступ. Образы древняго иночества постоянно носились пред его духовным взором, и сердце его стремилось к общению с миром патериков и древних житий. С этой стороны нашел близкий и скорый доступ к сердцу м. Филарета арх. Антоний, именно как к монаху!.. Порывами духа своего о. Антоний и сам стремился сблизиться с этим миром избранных подвижников, идти их путем к царству небесному… Внимательно следил он за особыми опытами духовной жизни и проявлениями благодати Божией в Сергиевой Лавре и делился своими наблюдениями с м. Филаретом, сочувствовавшим глубоко всем таким явлениям». Для ищущих пустыни и безмолвия о. Антоний устроил в трех верстах от лавры Гефсиманский скит. Одна за другой возникали уединенныя келлии в лесу, и в них совершались подвиги поста, молитвы, молчания…
   Обмен мыслей о близком для их сердца предмете, постоянныя их сношения, так сблизили святителя Филарета с о. Антонием, что помимо дружбы, он избрал его своим духовником. В переписке между ними, изданной в двух томах, (Москва. 187885) всюду явствует со стороны митрополита выражение глубокаго уважения и смирения по отношению к подчиненному ему лицу: «Благодарю за утешение», пишет он от 27-го июня 1835 г., «не лучше было бы, если вы сделали мне наставление"… «Благодарю за искренния слова, я нуждаюсь в поучении» (4 авг. 1842)…
   «Скажите, как поступить в этом случае"… «Поспешите сказать мне ваши мысли"… «Тя рекох друга давно в расположении сердца моего», писал святитель к о. Антонию, «когда же Провидение Божие устроило, что тя нарекох и отца в таинстве, то уже твоей душе остается рещи, до какой степени она не чуждается уничиженной души моей».
   Из этой переписки видно, что ни одно важное решение, как в деле управления епархией, или в государственных делах ему порученных, или касавшихся его личной жизни не было предпринято и не обходилось без обсуждения с о. Антонием.
   Вот случай из жизни Митрополита, характеризующий взаимныя отношения между ним и наместником Лавры. Вопреки мнению большинства, м. Филарет следует совету своего духовника, как это ему дорого ни стоит:
   Готовилось освящение триумфальных ворот в Москве. На них были изображения языческих бо гов и м. Филарет отказался их освящать.
   Царь решил приехать в Москву на торжество. Флигель-ад’ютант отправился к митрополиту передать желание Государя видеть лично его на торжестве. Выслушав сообщение, митрополит произнес только одно слово: «слышу». Посланец повторил свое сообщение. Ничего в ответ не последовало, кроме того же слова: «слышу». На вопрос, что же передать Государю пришедший в полное недоумение посланец получил ответ: «А что слышите». Когда посланец, доложив о своем недоумении, передал точно сказанное митрополитом Государю, тот сказал: «А, так я понимаю. Приготовьте лошадей: я сегодня уезжаю». Государь уехал. Но вот что по сему поводу, как тайну, сообщил епископу Леониду Наместник Лавры о. Антоний:
   … «Когда Владыке Филарету объявлено было, чтобы святил ворота (триумфальныя с статуями языческими) Владыка приехал в Лавру и передал мне», говорит о. Антоний, «что он в борьбе помыслов. Ему говорит совесть: не святи, а все говорят: святи! Ты что скажешь?
   — «Не святить».
   — «Будет скорбь».
   — «Потерпите».
   После этого возвратился Владыка в Лавру крайне смущенный.
   — «Вот какая скорбь пришла!»
   — «Это и прежде видно было».
   — «Да уж хорошо ли я поступил: раздражил Государя. Я не имею достоинств св. Митрофана».
   — «Да не берите их на себя, а помните, что вы епископ христианский, пастырь Церкви Христовой, которому страшно одно: разойтись с волею Иисуса Христа».
   До глубокой ночи толковали; но Владыка остался в смущении. По утру рано присылает за мной. Я испугался, ибо знал, что смущение уже перешло в телесную болезнь. Однако, прихожу и невольно улыбнулся, взглянув на Владыку.
   — «Что ты?»
   — «Да виден орел по полету».
   Владыка уже сияющий сказал мне: «пойдем, поблагодарим преп. Сергия. Он мне явился чувственным образом. Я заснул, а был уже час пятый, как послышался шорох в двери. Я чуток, проснулся, привстал: дверь, которую я обыкновенно запираю, тихонько отворилась и вошел Преподобный, старенький, седенький, худенький и росту средняго, в мантии без епитрахили и, наклонясь к кровати, сказал мне: «не смущайся, все пройдет"… И скрылся. «Спасибо», сказал мне Владыка — «ты говорил мне против всех». И оправдались слова Преподобнаго! (Слышал от о. Наместника за тайну 16 авг. 1853 г. в скиту за всенощной в алтаре. Душеп. Чт., 1905 г., ч. III, кн. 9-я, стр. 35).
   Еще за два месяца до назначения строителя Высокогорской Арзамаской пустыни иеромонаха Антония наместником Сергиевой Лавры, когда жив был прежний наместник архимандрит Афанасий и не было речи о его замещении, о. Серафим предсказал это назначение. Разсказ об этом предсказании записан самим о. Антонием.
   В январе 1831 г. о. Антоний отправился к преп. Серафиму для совета по случаю сильно смущавших его неотвязчивых мыслей о смерти.
   Приехавши в Саров вечером и никуда не заходя, Антоний пошел прямо к келлии старца Серафима. Не доходя до нея, он встретил некоторых из братий Саровской пустыни, которые сказали ему, что о. Серафим в монастырь не возвратился еще из своей пустыни. Было уже около пяти часов вечера и темнело. Приехавший остановился в раздумье: идти ли ему куда или тут дожидаться? В это время стоящая с ним братия, завидев издали грядущаго старца, известила: вот о. Серафим идет. Старец шел в обыкновенной своей одежде с мешком за плечами, опираясь на топор. О. Антоний тотчас подошел к нему и поклонился обычно.
   — Что ты? спросил его старец.
   — К вам, батюшка со скорбной душей, — отвечал Антоний.
   — Пойдем, радость моя, в келлию, — приветливо сказал старец.
   В келлии наедине Антоний умолял старца Серафима сказать ему откровенно: совершится ли с ним то, что внушают ему скорбные помыслы? Не приближается ли в самом деле смерть его? Сижу ли я в келлии, говорил Антоний, выйду на монастырь, мне представляется, что последний раз вижу обитель. Из сего заключаю, что скоро умру, и потому указал уже и место могилы для себя. Желаю знать о смерти единственно для изменения моей жизни, чтобы, отказавшись от должности, посвятить остальные дни свои безмолвному вниманию. Извещение о смерти не будет страшно для меня.
   О. Серафим слушал разсказ, не изменяя положения и держа за руку о. Антония. Когда же тот окончил, блаженный старец, взирая на него с любовию, сказал: не так ты думаешь, радость моя, не так: Промысел Божий вверяет тебе обширную лавру.
   О. Антонию подумалось, что старец Серафим желает развлечь его от скорбных мыслей, поэтому, прерывая речь его, сказал: батюшка, это не успокоит меня, не усмирит моих помыслов: я умоляю вас, скажите прямо: мысли мои о смерти не служат ли от Бога указанием на близкую мою кончину? и в таком случае я буду просить молитв о душе моей и приму мирно и благодарно ваше слово. Мне хочется встретить час смертный с должным приготовлением.
   О. Серафим с ангельской улыбкой отвечал: неверны твои мысли, я говорю тебе, что Промысел Божий вверяет тебе лавру обширную. Строитель же сказал на это: где же Высокогорской пустыни быть лаврою? Дай Бог, чтобы не сошла ниже, чем теперь стоит.
   К большему удивлению Антония, старец Серафим, не переменяя своих мыслей, стал просить его милостиво принимать из Сарова братию, кто придет в лавру, или он пришлет. Оставаясь в прежнем впечатлении, Антоний продолжал: батюшка! кто захочет из Сарова переходить в скудную Высокогорскую пустынь? А если бы кто пожелал, или кого бы вы прислали, то вы знаете всегдашнюю мою готовность делать все, что вам угодно: да на деле сего не может быть.
   О. Серафим, как будто идя по одной и той же дороге, сказал: не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время.
   Не выдержал строитель Антоний и в порыве безпредельной любви и уважении к старцу, бросился к нему, обнял его и долго плакал. Не понимая значения сказанных слов, он остановился вниманием своим на слове «сирот»: ему казалось, что старец говорит о скорой своей кончине. Блаженный Серафим продолжал: поминай моих родителей Исидора и Агафию. Затем стал советовать покоряться во всем воле Господней, быть прилежным к молитве. Строго исполнять свои обязанности, быть милостивым и снисходительным к братии, и вообще ко всем быть милостивым и по себе смиренным. Смирение и осторожность, говорил он, есть красота добродетелей. Потом о. Серафим несколько раз обнял строителя, благословил висевшим на груди его крестом и сказал: теперь гряди во имя Господне. Время уже тебе: тебя ждут.
   Во время возвратнаго пути Антоний слышит, что едущий с ним монах начал плакать. О чем ты плачешь? — спросил Антоний. В Сарове он встретил о. Серафима, возвращающагося из пустыни в монастырскую свою келлию, который сказал ему: ну вот и вам предстоит разлука с вашим строителем.
   Между тем время шло: прошел январь, февраль, наступил март и великийпост. На второй день марта месяца в понедельник 1-й недели поста, отправив чреду неусыпаемаго чтения Псалтири, отправляемую каждым братом по два часа, строитель встал на свое место. Здесь подали ему письмо от митрополита Московскаго. О. Антоний пошел в свою келлию. При письме, приглашающем Антония в наместника Сергиевой Лавры, приложен был конверт к Нижегородскому преосвященному Афанасию о скорейшем увольнении о. Антония от должности строителя Высокогорской пустыни и отправлении его в Москву.
   По получении письма митрополита Филарета, о. Антоний немедленно отправился в Нижний; и представив преосвященному Афанасию отношение митрополита Московскаго, 4 числа получил увольнение от должности настоятеля Высокогорской пустыни; 5 и 6 сдал монастырь казначею; в субботу первой недели совершил литургию и, причастив Св. Таин братию, простился с нею и, проездом посетив Арзамас, простился с знакомыми; 10 числа прибыл в Москву и остановился в Симоновом монастыре и в тот же день явился Митрополиту. В домовой церкви митрополита приведен был к присяге на служение в должности наместника; 15 посвящен в сан архимандрита Вифанскаго монастыря; 19 числа в Четверток во время часов приехал в Лавру и прямо вошел в алтарь без всякой встречи, одетый по пустынному в монатейную рясу, с которой не скоро разстался и на новом месте служения (См, П. Казанский. Очерк жизни арх. Антония, наместника Св. Тр. — С. Лав. Москва 1878 г).
   Кем же был новоприбывший в Лавру ея новый наместник? Архимандрит Антоний, в миру Андрей Гаврилович Медведев был сыном крестьянина Нижегородской губернии. Родился в 1792 г. В молодости был аптекарским учеником и певчим, а в 1812 получил право на врачебную практику. Был принят в Саровский монастырь в 1818 г. В 1820 г. перешел в Высокогорскую пустынь. Пострижен в монашество в 1822 г. и рукоположен во иеромонахи. Путешествовал по святым местам и в 1826 г. назначен строителем означенной пустыни. Привел таковую в благоустройство. В 1831 г. назначен м. Филаретом в наместники Троице-Сергиевой Лавры, где пробыл 46 лет и привел Лавру в цветущее состояние: расширил здания, украсил церкви, устроил гостиницы и больницы, дом призрения, училище для детей, иконописную мастерскую, поднял уровень монашеской жизни, много издал аскетических и духовно-нравственных книг. Скончался в 1877 г. (Пр. Бог. энциклопедия С. П. Б. 1900, стр. 906). В бытность свою в Сарове о. Антоний был почитателем преп. Серафима и посещал его. В Дивеевской Летописи разсказывается случай, когда в келлию преп. Серафима одновременно вошли строитель Высокогорской пустыни иеромонах Антоний и Владимирский купец.
   О. Антония о. Серафим попросил сесть обождать, а с купцом начал разговаривать.
   — Все твои недостатки и скорби, — сказал он, — суть следствия твоей страстной жизни. Оставь ее — исправь пути твои.
   И затем кротко и ласково начал обличать его в пороках, но с такой теплотой сердца, что оба его слушатели заливались слезами. В заключение велел купцу отговеться в Сарове обнадеживая его, что в случае искренняго покаяния Господь не отнимет от него Своей благодати и милости. Купец с умилением поклонился ему в ноги, обещаясь исполнить все его советы, и в слезах, но с облегченной душей вышел от него.
   Удивленный прозорливостью старца, о. Антоний сказал потом:
   — Батюшка! душа человеческая перед вами открыта, как лицо в зеркале в моих глазах: не выслушавши духовных нужд и скорбей бывшаго сейчас богомольца, вы ему все высказали.
   О. Серафим не сказал ни слова.
   Строитель продолжал:
   — Теперь я вижу: ум ваий так чисть, что от него ничего не сокрыто в сердце ближняго.
   О. Серафим положил правую руку на уста своему собеседнику и сказал:
   — Не так ты говоришь, радость моя. Сердце человеческое открыто одному Господу, и один Бог — сердцеведец: а «человек приступит и сердце глубоко» (Пс. 63:7). За сим разсказал он, как некоторые укоряли Св. Григория Богослова за то, что он приблизил к себе Максима циника. Но святитель сказал: «един Бог ведает тайны сердца человеческаго; а я видел в нем обратившагося от язычества в христианство, что для меня — велико».
   Строитель опять спросил:
   — Да как же, батюшка, вы не спросили от купца ни единаго слова и все сказали, что ему потребно? — Отец Серафим, отверзши уста и распространив слово, начал из’яснять:
   — Он шел ко мне, как и другие, как и ты шел, яко к рабу Божию. Я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий: что мне повелевает Господь, то я и передаю требующему полезнаго. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе; а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство; и я, не поверив его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решив умом: в таких случаях всегда делаются ошибки».
   Еп. Леонид, викарий, записывает (1849 г.): «Замечательный разсказ, слышанный о. Феодором от наместника и ему переданный.
   О. Антоний разсказывает, что когда постригся он в монахи, было у него пламенное желание того жития, образец котораго встречал он в книгах отеческих им прочитанных: ему хотелось, по примеру древних, начать с того, чтобы волю свою бросите в горн послушания, совершенно отречься от себя и предать волю свою в волю избраннаго старца. С этой мыслию пошел он к о. Серафиму (это было в Сарове). Выслушав его, о. Серафим взял его за руку и вложил в руку старца, который случился в его келлии. «Я так и обмер», говорит о. наместник, п. ч., как нарочно, судьба его свела его в келлии о. Серафима в такую важную минуту, с человеком, котораго слабости были ему известны, и котораго особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил о. Серафим, ибо о. Антоний решил во всем повиноваться его воле. «Если бы знал о. Серафим», — был помысл Антония, — что этот, впрочем добрый старец, так часто приглашает меня к себе, чтобы только полакомиться со мною между тем, как я, оставив в мире и то что было гораздо поважнее, так мало имел расположения ввязываться в эти пустяки; или, если бы о. Серафим заметил теперь, как одобряет он движение о. Серафима соедините меня с ним, конечно, узами послушания. Все эти мысли толпились в голове о. Антония, возмутили его. Но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: «Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь, поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать 3 земных поклона и скажи: — Вот тебе наставник и покровитель: все что Он скажет тебе, делай и спасешься. Так и к местному образу Божией Матери и скажи: «вот тебе наставница и покровительница — иных тебе не нужно». После этого распоряжения, он сделал о. Антонию, как бы пояснение следующаго содержания: «Ты хорошую взял мысль всецело подчините свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра и несли тебя бережно; или хочешь ты чтобы через реку перевез тебя надежный челн?… Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламене; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку». И указал только кого можно выбрать в советники».
   Духовное общение с преп. Серафимом «любезнейшим его сердцу» не прерывалось о. Антонием до самаго конца. Однажды, идучи по лаврскому сосновому лесу, о. Антоний нашел плоский и гладкий камень, на подобие аспидной дощечки, велел написать на нем явление Божией Матери преподобному Сергию, освятил этот образ на мощах угодника Божия и послал в благословение о. Серафиму. Подвижник за неделю до смерти вручил его одному из монахов с такими словами: «Сей образ надень те на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу: он прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником святой лавры, от мощей преподобнаго Сергия». Завещание старца было исполнено.
   О. Антоний, который духом и жизнью подражал древним подвижникам и всегда носил в сердце слова преп. Серафима: «Будьте милостивы, к милости, прибегайте и в словах и в делах, и в помышлениях, ибо милость есть жизнь души», неоднократно был сподоблен благодатных явлений: причащая братию, он увидел, как два старца-инока, со страхом приступившие к Чаше со св. Таинами, причастились из нея небеснаго огня. Умирая 85-ти лет и лежа в тяжком недуге, о. Антоний увидел наяву своего покойнаго друга м. Филарета: «Тяжко тебе?» — спросил он его. — «Да, владыка святый». — «Читай пять раз Христос Воскресе и один раз Отче наш», сказал иерарх, и стал невидим. О. Антоний почил 12 мая 1877 г. Посмертным явлением о. Антоний исцелил одну монахиню жестоко страдавшую судорожными припадками. Это засвидетельствовано священником, начальницей обители и доктором. И было напечатано в «Нижегородских епар. вед». в 1888 г. №16.
   В 1833 преставился преп. Серафим и стало вскоре сбываться его пророчество о Дивееве. Его ложный ученик о. Иоасаф вмешался в жизнь обители и стал отменять заповеди Преподобнаго, данныя ему Самой Царицей Небесной. Обитель стала принимать другой характер. Он отстранил «Серафимовых сирот» и возвысил группу своих последовательниц, Н. А. Мотовилов, которому преп. Серафимом было поручено попечение о сестрах, поехал в Москву и обратился к наместнику лавры, которому, в свою очередь, было поручено заступление за сирот. Вследствие этого между наместником и митрополитом последовал ряд писем, посвященных этому делу. Митрополит откликнулся самым горячим образом. Он помогал «сиротам» из своих средств. Дело тянулось годами. Но митрополит в конце настоял, чтобы Иоасафовския сестры были удалены. Они основали собственный Понетаевский монастырь. Дивеевская обитель была отчислена в Тамбовскую епархию, где тогда епископом был Феофан, будущий затворник Вышенский. Игуменией Дивеевской стала Елисавета, родом Ушакова, согласно предсказанию Преподобнаго, в монашестве игумения Мария. В Дивееве спасалось единовременно до 1000 монахинь. Игумения Мария дожила до прославления Преподобнаго.
   Другой заботой Митрополита было издание житий о.о. Марка, Серафима и Георгия Затворника, а также отдельное издание наставлений старца Серафима Саровскаго. Митрополиту пришлось пройти через безконечный ряд препятствий, чинимых синодальными архиереями. Их пугал присущий этим писаниям элемент чудес.
   Как известно, чисто православной богословской науки во времена митр. Филарета не существовало. Недавно возникшия Академии пользовались иностранными, иноверными учебниками. Чистое Восточное Православное учение хранилось, главным образом, в незатронутых ученостью недрах народных, разумеется среди монашествующих, и прежде всего, среди обителей, куда успели проникнуть ученики старца Паисия и занести учение св. Отцов о внутреннем делании. Поэтому совершенно неудивительно, что средя образованных архиереев господствавал протестантский образ мышления.
   По поводу этого дела тоже возникла переписка между митрополитом и наместником. Пишет Митрополит от 28 июля 1838 г. за № 199: «А я хотя через порог смотрел в безмолвие, прочитав житие о. Серафима, и, как вам хотелось, поправил несколько слов, где они казались поставлены не совсем правильно. Если думать о напечатании, то затруднение представите некоторыя сказания о видениях. Цензура едва ли согласится пустите в свет чудесное в жизнеописании без высшаго свидетельства Церкви. Но исключить из жизнеописания сказания сего рода мне кажется было бы похоже на святотатство. Если хотите, поговорите с цензурой"…
   От авг. 2-го 1838 г. митрополит пишет: «Посылаю вам, о. Наместник, просмотренныя мною поучения, или духовныя наставления о. Серафима. Я позволил себе переменить, или дополните некоторыя выражения, частью, чтобы язык был правильнее, частью, чтоб мысли, недовольно полно, или недовольно обыкновенно выраженныя, оградите от неправильнаго разумения или от прекословия. Посмотрите и скажите мне: можно ли подумать, что я не переиначил, или не повредил где либо мысли старца» … От авг. 11 1838 г. он пишет… «Духовныя наставления лучше цензоровате отдельно, чтобы в случае затруднений в житии не затрудните и им дорогу» … От 20 ноября 1838 г. он пишет:… «Сказание о онемевшем диаконе едва ли не останется в архиве. Я опасался быть неуступчивым в части, чтобы не испортите целаго дела». От дек. 31,1839 г.: «Дело о житиях о. Серафима и затворника Георгия молчит: я не напоминаю о сем в ожидании Преосв. Киевскаго, котораго мнение благоприятно сему делу». Наконец, в письме от дек. бго 1840 г. митр, жалуется, что: «Владыка Новгородский опять возстал со своими недоумениями о чудесных событиях». Также возстал митр. Иона. «Видно согрешил саровский игумен, написав к митр. Ионе свои несветлыя мысли». Однако, по милости Божией и благодаря настойчивости митрополита Филарета, эти драгоценные документы, наконец, увидели свет.
   М. Филарету также принадлежала другая великая заслуга: его «усердием и старанием» дважды было переиздано в 1822 г. и в 1852 г. Добротолюбие, впервые напечатанное в 1793 г. митр. Гавриилом (см. «Житие и писание Молдавскаго старца Паисия Величковскаго». Москва. 1847.111 стр.). Это «усердие и старание» Филарета являются неоспоримым доказательством его приверженности с ранних пор к святоотеческому учению о внутреннем делании.
   Кроме попечения о. Серафимовом наследии, митр. Филарет не меньше усердия вкладывал в покровительство Оптиной Пустыни. Мы уже говорили, что Оптинскому старцу Льву угрожала ссылка в Соловки за его подвиг старчествования, причем скиту грозило закрытие. По этому случаю м. Филарет написал Калужскому архиерею, что о. Лев отнюдь не является еретиком. С другой стороны митрополит Киевский Филарет в бытность свою в Оптиной Пустыни оказал старцу Льву знаки глубокаго уважения в присутствии враждебнонастроеннаго епископа и тем заставил его смириться, так что Старчество в Оптиной не было нарушено. Известно, что м. Филарет Московский имел личную встречу со старцем Львом в бытность его в Москве. О. Лев остановился в Симоновом монастыре, где настоятелем был о. Мельхиседек, бывший казначей Белобережской пустыни, благодаря интригам котораго, о. Лев уступил ему настоятельскую должность. Арх. Мельхиседек повез о. Льва, чтобы его представите митрополиту. Владыка охотно принял о. Льва, а о. Мельхиседеку сказал, что он ему не нужен и может, если понадобится, придти в другой раз. Кроме о. Льва, расположением митрополита пользовался о. Макарий, который по его приглашению приезжал в Москву. С ним митрополит имел постоянныя сношения во время печатания святоотеческой литературы. Но особой любовью митрополита пользовался о. Антоний Малоярославецкий. Брат игумена Моисея — поистине святой старец. Отношения с Оптиной пустынью поддерживались также через о. наместника Троицкой лавры о. Антония. О посещении им Оптиной пустыни в первой половине XIX в. сохранилась запись в Оптинском дневнике (См. С. А. Нилус. «Святыня под спудом». Изд. Св. Тр. Лавры, стр. 39—41):
   «21 октября. Пяток. Пополудни в 8 часов вечера неожиданно прибыл в монастырь наш о. Наместник Троице-Сергиевой Лавры, архимандрит и кавалер Антоний с Малоярославецким о. игум. Антонием Не из числа обыкновенных смертных были эти оба посетителя: Наместник Лавры Архимандрит Антоний и Малоярославский Игумен Антоний. Первый был близок к Преподобному Серафиму и к великому Митрополиту Московскому, Филарету; второй — родной брат великаго Оптинскаго игумена (впоследствии архимандрита) Моисея и Саровскаго игумена Исаии, отличался великим подвигом личной духовной жизни. Оба были яркими представителями духовной силы истиннаго монашества первой половины XIX века).
   «22 октября. Храмовой праздник явленныя иконы Богоматери Казанския. Божественную службу совершал о. игумен М. соборне. Высокие гости — о. архимандрит Антоний с о. игуменом Антонием утром посетили все монастырския службы: братскую трапезу, хлебопекарню, рухольную и проч.; потом слушали позднюю литургию. Трапезовали обще с братией. О. архимандрит Антоний, по смирению своему, не согласился в трапезе сесть на приготовленном стуле возле настоятеля, но сидел вместе с братиею, почитая себя странником и ничтоже глаголаше.
   «Пополудни, в 3 часа о. Наместник с о. игуменом Антонием отправились в Скит, посетили скитоначальника, о. М., церковь и прочия в Скиту места.
   «23 октября. Воскресение. О. Наместник с о. игуменом Антонием паки отправились в Скит к обедне в 7 часов утра и до 11 часов время проводили в духовной беседе со скитоначальником — старцем, о. М. Оттуда все трое прибыли в обитель к настоятелю о. игумену М. и трапезовали четверо. Отец Наместник при трапезе, казалось, более насыщал — питал своею любвеобильною, смиренномудрою беседою души слушающих, нежели пища — тело: так он сладкоглаголив, что, слушая его, не почувствуешь усталости и в целыя сутки.
   «Пополудни, в 3 часа, паки о. Наместник с о. иг. Антонием отправились в Скит; отправили панихиду в скитской церкви по Иеросхимонахе Иоанне и прочих почивших старцах, записанных о. Наместником, и вновь продолжали беседу с о. скитоначальником, о. М. о душевной пользе. Вечером же в настоятельских келлиях продолжали духовную беседу до 12 ч. ночи.
   «24 октября. Понедельник. Наместник и старцы были у ранней Литургии, после которой назначен отъезд из обители. Беседуя в последний раз в настоятельских келлиях, о. Наместник сказал:
   — «Время, старцы Божии, разстаться нам!» Трогательны были минуты прощания их. О. Наместник прочитал молитвы с отпуском на путешествие; все четверо поверглись смиренно друг другу в ноги, плакали и просили взаимных молитв друг о друге.
   До монастырскаго парома шли все пеши. На берегу, простившись со старцем о. М., убедили его не входить в паром, опасаясь для него простуды, ибо он, забыв свою недавнюю болезнь и старость, провожал легко одетый. Когда паром двинулся от берега, о. Наместник сказал с поклонением старцу о. М., стоявшему на берегу:
   — «Простите, батюшка о. М., перекрестите нас!» Батюшка, в свою очередь, поклонился и, смиренно повинуясь, осенил знамением крестным плывших на пароме и сказал:
   — «Не пойду, пока не увижу благополучной переправы вашей».
   — Когда же паром пристал к другому берегу, старец о. М. сказал:
   — «Теперь радуюсь, видя благополучно достигших берега. Благословите же и меня, о. Архимандрит!»
   Повинуясь старцу, и о. Наместник сделал на старца знамение креста и умиленно сказал:
   — «Буди с вами благословение Божие. Простите, батюшка, и помолитесь». И оба они на разных берегах низко поклонились друг другу.
   О. игумен М. провожал о. Наместника с о. игуменом Антонием до сельца Кожемякина за 20 верст от обители, где посетили помещика. Николая Ивановича Хлюстина, который нарочито приезжал в нашу обитель и убедительно просил заехать к нему в дом. Там разстались и с о. игуменом М., который возвратился в монастырь в 9-м часу вечера, а о. Наместник с о. игуменом Антонием отправились до Перемышля на обительских лошадях; из Перемышля того же вечера, в 8 ч., отправились в Калугу, поспешая из опасения осенней ненастной погоды. Посещение достоуважаемаго о. архимандрита Антония, из’явленное им архипастырское благословение высокопреосвященнейшаго митрополита Филарета Московскаго и доставленные неоцененные дары на благословение монастырю и скиту пребудут неизгладимо в памяти. Трогательно видеть обращение между собою таких, соединенных духовным союзом любви о Христе, мужей; еще более назидательно и утешительно было слышать духовную их друг с другом беседу.
   Вот, как о сем посещении выразился батюшка, старец наш, о. М. в письме от 25 октября к знакомым.
   «Все эти дни были мы в приятных хлопотах: в пятницу вечером, т. е. 21-го числа, утешили нас своим посещением почтеннолюбезные гости — Лаврский Наместник, о. Архимандрит Антоний с Малоярославским игуменом о. Антонием. Ласковому, приятному его обращению с нами, убогими, а паче со мною, ничтоже стоющим, надо было удивляться. Кажется, он любовию дышал, что все выражалось умиленными его чувствами. Всякое слово его любвеобильной беседы запечатлевалось в сердцах наших, а описать оныя тупое мое перо с таким же умом не имеет способности. Наградил Скит наш святынею и еще обещал прислать. С каким благоговением принял рукоделие Скита нашего — ложечки и точенныя штучки — надо было удивляться! И хотел представите оныя Митрополиту. Ну, словом, оставил память и пример нелестной любви и смирения. Что можем воздать ему? Токмо в благодарном сердце сохраните сие чувство и молите Господа простым словом: спаси его, Господи!»
   В жизни Оптиной важной страницей в истории ея является работа скита по изданию святоотеческих творений. Участие в этом деле митрополита московскаго имело решающее значение. Без этого участия оно оказалось бы немыслимо. Филарет даже лично работал над переводами и Киреевский к нему обращался в случаях недоумений. Прот. Ф. А. Голубинский, профессор Академии был цензором и благодаря этому печатание совершалось без вмешательства со стороны Св. Синода и могло безболезненно осуществиться. Это издательство в жизни Церкви имело безпримерное значение.
   Мы видим из всего вышеизложеннаго, что век м. Филарета был веком, когда лучшия церковныя силы пытались, вопреки светскому модернизму и европейизму вернуть сердца русских людей к прежней Святой Руси, к «стяжанию Духа Святаго», по выражению преп. Серафима. Центральным лицом в этом деле был московский митрополит Филарет, покровитель Серафимова наследия и Оптиной Пустыни. В его время и его век возрос и созрел другой великий пророк и деятель на ниве Христовой — о. Иоанн Кронштадтский — истинный сосуд Духа Святаго, преисполненный благодати Божией, также бывший последователем святоотеческаго учения о внутреннем делании. «Хотя о. Иоанн священствовал в миру и не имел монашескаго пострижения, но внутренняя жизнь его была вся в монашеском подвиге, согласно святоотеческой традиции. Он постоянно говорит о внутреннем духовном делании, о «невидимой брани» — не только против страстей, но и против «духов злобы поднебесных», говорит об «умно сердечной молитве» и силе и действенности «Имени Иисусова» А Концевич. О. Иоанн Кр. и дух. кризис России. 50-летие преставления приснопом. Иоанна Кронинт. Нью Йорк, 1958 г., стр. 95).
   Как уже было ранее сказано, внутренняя духовная жизнь м. Филарета была глубоко сокрыта от его современников; дверь его спальни запиралась на замок, так что никто не знал, когда он ложился, или вставал, как провел ночь. Тем не менее, «не может укрыться город, стоящий на верху горы» (МФ. 5,14), так и святость м. Филарета открылась в его исцелениях, пророчествованиях, откровениях, ему бывших и также из бывших ему явлений из потусторонняго мира. В письмах к Наместнику он неоднократно упоминает об откровениях «в сонном бдении». В письме от апр. 1-го 1838 он пишет: «Молитва без любви не бывает услышана, сказал некто во сне наяву». В письме от дек. 30-аго 1836 г. он пишет: «В прошедшем ноябре около дня Михаила Архангела сказано кем-то кому-то во сне: земля празднует их дни и они горькую обязанность имеют быть на земли. Потому надобно с ними соединяться. Они просят наших молитв и говорят: мы принесем ваши молитвы уже очищенныя в нашем предстательстве перед Престолом Всевышняго. Предстательство Святых есть звено, соединяющее слабое существо земных с небом … О, если и все со вниманием, а не по памяти только именовали дневного Святого. (Прим. В сохранившейся после м. Филарета памятной книжке под 11 ноября 1836 г. записано: «1836. По случаю недовольнаго внимания к празднику Михаила Архангела сказано во сне». Далее следуют, переписанныя в сем письме, слова). В письме от 25-го февр. 1843 г. на вопрос своего духовника-Наместника, знавшаго о том, что многия тайны духовнаго мира ему открыты, м. Филарет отвечает: «Не умею говорить не только о светлом небесном, но и о темном, о чем спрашиваете. Что-нибудь скажу, а вы разсуждайте. Что степени духов тьмы различны в том нет сомнения. Приметно, что между ними есть низшие роды, подобные тому, что между людьми малосмысленные и дикие, или как будто скот духовнаго мира. Входя в соприкосновение с здешним миром они делают ребячества и глупости, но едва ли можно сказать, что вреда не сделают… но какой вред могло бы сделать другому подобное привидение трудно определить. Посему искушаемому не то должно говорить, что совсем не могут сделать вреда, но что Бог не попустил повредите верующему, призывающему Имя Божие и крестом ограждающемся. Для ободрения можно присовокупить, что по признакам действий видно уже хранение Божие в том, что попущено не сильным врагам нападать, а незначущим». Далее говорится о том, что человек должен испытывать себя не удерживает ли он в совести «страстнаго помысла, или чего темнаго в совести, что открывает дорогу и доступ обитателям тьмы, а также «волнение и раздражение нервов усиливает способность принимать впечатление темнаго невидимаго». В письме от 28-го окт. 1846 г. сказано: «Апостол говорит о духах злобы поднебесных и что духам свойственно быть в аде, то не придется ли заключить, что наш бедный мир с одной стороны по дару творения и благодати искупления проницаемый благодатною светлою атмосферою, а с другой — по бедственному греховному повреждению не совсем заперт для расширившейся в нем темной атмосферы ада? Души, облагодатствованныя и совершившияся, отражают сию атмосферу вселившимся в них благодатным светом и, не ощущая ея, идут на небо; к душам менее очистившимся, менее сильным в свете она приражается — вот мытарства. Слава же Божией Матери есть боголепная и безпримерная. С сим сообразно будет представить, что когда слава Ея открылась в духовном мире, преизобильный свет Ея не только прошел до пределов чистаго духовнаго мира, но может быть молнией проторгся и в некую часть атмосферы темной».
   Как нами выше упомянуто, Митрополит, особенно в последние годы своей жизни, обрел дар пророческаго предвидения. «Однажды», говорит еп. Леонид (Краснопевков), «я сказал м. Филарету (1865 г.), что было бы желательно закрепить письменно его взгляды, касающиеся до расхождения с старообрядцами, Филарет ответил: «Для чего?» — «Для будущаго», был мой ответ. Митрополит ответствовал горячо и волнуясь, что он чувствует, что будущее покрыто темным облаком и что когда буря разразится, люди, потрясенные громовыми ударами, забудут обо всем, что было до этой бури» (Русский Архив. 1901 г.) Тот же еп. Леонид пишет: «Муравьев говорил, что печален взгляд Владыки на будущее и передал его подлинный слова: «Когда я смотрю на малолетних детей, я не могу остаться равнодушным от мысли, что они, должны будут, бедныя, вытерпеть в сию пору», и при этих словах — заплакал. Так говорил Андрей Николаевич (Еп. Леонид. Душ. чт. ч. И, кн. 4). «За два месяца до его смерти (1867) он сказал Наместнику Лавры, что он стал видеть свое собственное прошлое яснее, чем раньше. Архимандрит ему сказал: «А будущее тоже?» — «Будущее тоже», ответил митрополит. — «Что видите в будущем?» — «Ужасную бурю, которая к нам идет с Запада». Другое пророчество, подобное сему, встречается в словах старца Оптинскаго Амвросия: «Не хлопочи о ризе, я передумал, и решил, что лучше теперь не делать ризу на Калужскую икону Божией Матери. Первое у нас денег мало… Второе, запомнил я слова покойнаго митрополита Филарета, который не советывал делать ризы на иконы, потому что «приближается время, когда неблагонамеренные люди будут снимать ризы с икон». (Письма о. Амвросия к мирским особам. Тр. — Серг. Лавра. 1908 №225. стр. 207).
   Каковы же были те потрясающия видения, если Митрополит Филарет узрел во всех подробностях то, что последовало ровно через 50 лет после его кончины? Великий старец и великий пророк Божий не мог не обладать и даром исцелений. Не будучи в состоянии вместите весь материал, касающийся сего в нашу работу, мы отсылаем читателя к книге Поселянина: «Русские подвижники 19-го и 20-го века», СПб., 1910 г., а также к «Жизнеописаниям отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков», ноябрь, стр. 483—488. В этой книге кратко упомянуты 4 случая: «Одна восьмилетняя девочка, бывшая в полном разслаблении, тотчас стала ходить, как только мать поднесла ее под благословение святителя Филарета. Девица, бывшая в продолжении 13 лет немой, тотчас заговорила, как только святитель, благословив, спросил ее: «Как тебя зовут?» И заставил ее тут же прочитать молитву Господню. У одного купца появился на руке антонов огонь; доктора уже решили отняте руку; но болящий через своего приходскаго священника, попросил с верою молитв у святителя Филарета, и вслед за тем увидел во сне, что владыка благословил его; проснувшись, он почувствовал себя лучше, и когда явились врачи для операции, то рука, к их изумлению, оказалась совершенно белою, так что ни в какой операции не было надобности. Один купец, заблудившийся в киргизской степи во время страшнаго бурана, призвал в молитве святителя, задремал и в дремоте увидел святителя, который благословив его, промолвил: «Бог благословит тебя, продолжай путь благополучно», и купец был спасен. Много и других было случаев с благоговейными чтителями памяти святителя Филарета». Но есть исключительное чудо, которое не вошло в общеизвестныя книги. Это исцеление митрополитом девицы-монахини Р, духовной дочери игумена о. Антония Малоярославецкаго, у котораго была особая духовная близость с Митрополитом, желавшим его иметь старцем в одной из пустынь в Лавре. Юная монахиня страдала от чар, наведенных на нее, подобно тому, как от таких же чар страдала св. мученица Иустина. Митрополит исцелил ее, явившись ей во сне. Он прочитал 60-ый псалом и велел ей повторять за ним каждый стих и затем читать этот псалом ежедневно (Жизнеоп. иг. Антония Малоярославецкаго.
   Москва 1870 г., стр. 101—110).
   Вот как говорил о последних днях Митрополита его духовник арх. Антоний: Владыка ему сказал 17 сентября: Я ныне видел сон и мне сказано: «береги 19-ое число». На это о. Антоний ответил: «Владыка святый, разве можно верите сновидениям и искать в них какого нибудь значения?» Выслушав это, он с чувством сердечной уверенности сказал мне: «Не сон я видел: мне явился родитель мой и сказал те слова. Я думаю с этого времени каждое девятнадцатое число причащаться Св. Таин». — «Я сказал, что это желание доброе. Митрополит служил литургии 19 сентября и 19 октября, а также в ноябре. В это роковое 19 число он скончался». «Лицо м. Филарета», разсказывает еп. Леонид, «всегда сияло и дух его ликовал при совершении Литургии. Все знали и особенно кому это было нужно, что после обедни он был кроток и доступен; когда же он сам совершал св. Литургию, он обыкновенно плакал. Но при освящении Св. Даров в день своей кончины, его умиление было исключительное и слезы его были обильны» (Р. Архив, 190иг., кн. 8, ст.
   .В этот день митрополит совершал литургию так бодро и громогласно, как давно уже не служил, потом принимал в покоях своих новаго Московскаго губернатора. Перед обедом писал, как говорят, ответ Антиохийскому патриарху на его приветствие по случаю юбилея. Через 10 минуте пришли напомните ему об обеде и нашли его на полу в коленопреклонном положении с опершимися в пол руками. Он уже не мог говорить и в исходе второго часа в Бозе почил. И когда торжественно переносили его тело из Троицкаго подворья в Чудов монастырь — народ собирал с пути можжевельник и притом с таким усердием, что опоздавшие не могли уже найти для себя ни одной ветки.
   Так любила своего святителя и так благоговела перед ним его паства.
Rado Laukar OÜ Solutions