29 марта 2024  08:13 Добро пожаловать к нам на сайт!

Культура



Б.Ф.Егоров


Светлой памяти Владимира Серафимовича Вахрушева (1932-2011), профессора Балашовского университета, ученого универсальных знаний и творческих реализаций, своими сведениями и идеями сохраненного и в этой книге

Я верил Сталину, но он нас обманул.

Тебе я верил – ты мне изменила.

Ну что ж это за век, где зла разгул,

Где зло и ложь есть власть и сила?

Юрий Борев

Один лжет ради увеселений, другой -- ради сластолюбия, иной -- чтобы заставить присутствующих смеяться, а некоторый -- для того, чтобы ближнему поставить сеть и сделать ему зло. Иоанн Лествичник, «Лествица» (Слово 12. О лжи)

Обман в русской культуре.

Вводное.

Обманы затопили мир и все более его корежат. Кажется, нет такой области человеческой жизни, которая не страдала бы от обманов. Ниже я буду кратко говорить о главных сферах нашего существования с точки зрения их зараженности обманом и ложью. Но грандиозные массы различных обманов порождают множество сложностей, противоречий, парадоксов, о чем человечество давно уже размышляет и закрепляет это на бумаге. Вспышки таких размышлений возникали неоднократно, одно из интенсивных раздумий в России советского времени – эссе А.И.Солженицына «Жить не по лжи», созданное 12 февраля 1974 г. и впервые опубликовано 18 февраля в переводе в лондонской газете «Дэйли Экспресс», а в СССР на родном языке распространялось Самиздатом. Впервые в СССР официально эссе напечатано в киевской газете «Рабочее слово» 18 октября 1988 г. Фактически это не только раздумья, но и могучий призыв автора к народу, к интеллигенции жить в словах и поступках честно, не произносить ни единой фразы, искривляющей правду, не совершать ни единого поступка, связанного с ложью.

Насколько статья Солженицына ценна для наших дней, свидетельствует ее горячее обсуждение, организованное А.Н.Архангельским в передаче 20 ноября 2010 г. в рубрике «Тем временем» (телевизионный канал «Культура»). В обсуждении приняли участие видные деятели отечественной интеллигенции, и каждый выделял наиболее ему важное из целого спектра проблем. Философ О.Генисаретский подчеркивал, что самое главное это понять, что в статье Солженицына звучит призыв жить по совести. Правозащитник А.Даниэль (сын своего отца) настаивал, что важнее не о лжи рассуждать, а мужественно говорить правду, а это в России было совершенно невозможно. Конкретно развивая эту тему, известный священник о. Георгий Эдельштейн, ныне настоятель Воскресенской церкви села Карабаново, Костромской области, заметил, что о. Александр Мень отказывался от декларирования социально-политической правды, все внимание перенеся на нравственные проповеди. А сам о. Георгий, строя сельскую церковь, никогда и нигде не мог «официально» достать материалы (доски, песок, камни и т.д.), поэтому ему приходилось покупать ворованные товары, т.е. участвовать во лжи. Кажется, впервые в нашем эфире прозвучали драматические слова о парадоксальной нравственной мешанине нашего быта.

И, страшно сказать, проскальзывают мнения, что ложь это наша национальная специфика. А.Мустайоки, автор вполне научной статьи «Причины и мотивации лжи в свете комментариев рассказчика» (в сборнике «Логический анализ языка. Между ложью и фантазией», М., «Индрик», 2008»; мы еще неоднократно будем к нему обращаться), начинает свою статью (с. 494) с подборки газетных журналистских высказываний, из которых особенно колоритен следующий отрывок:

«-- А ложь тоже в русском национальном характере?

-- По-моему, да. Мы ведь порой даже не понимаем, что лжем. В этом плане особенно показательны отдельные выступления Горбачева.Он порой говорит заведомую ложь, будучи лично свято убежденным, что говорит правду. Например, по поводу разгона демонстрации в Тбилиси. У нас так часто бывает. Человек лжет, но уже убедив себя, что говорит правду.

-- Американцы, по-вашему, врут меньше?

-- Понимаете, они как-то по-американски врут. У нас было лицемерие и вранье, но для России никогда не было характерно ханжество, опирающееся на закон и мораль. На мой взгляд, в отрицательных своих проявлениях Америка – страна ханжеская. Мы же просто врали (Смеется)… Врали как существительное, а не как глагол. И в этом плане мне русское лицемерие, конечно же, ближе. (Юрий Симонов-Вяземский в интервью. «Литературная газета», 04.12.2002, № 48)».

Здесь, конечно, много терминологической путаницы в быстрой речи, но количественная мера лжи отмечена правильно.

Ложь и обман продолжают оставаться значительнейшими элементами нашей жизни, недаром ими интересуются писатели, поэты, драматурги, публицисты, журналисты, церковные деятели, не говоря уже о людях из юридической сферы, из сферы закона. А научные работники посвятили им, без преувеличения, несколько тысяч книг и статей на основных языках мира. Так что стоит создать книгу об этих проблемах. У меня, правда, имеется несколько десятков прямых предшественников, писавших на русском языке (и еще больше – на основных языках Европы, включая чехов и поляков), но целый ряд вопросов остается еще не разрешенным. Самое интересное, что дала научная мысль по темам лжи и обмана, я сейчас кратко изложу.

О теме обмана в мировой культуре существует громадная литература, международная общая библиография на четырех главных для меня языках (русский, английский, немецкий, французский) включает 5000 наименований (увы, русских из них лишь одна десятая часть). Но нельзя сказать, что теория обмана хорошо разработана. Есть странные лакуны. Например, в прекрасной пятитомной «Философской энциклопедии», которую коллектив в основном талантливых и самобытных ученых умудрился издать в советские годы, есть статья «Обмен», но нет «Обмана» и «Лжи»! Но все-таки теоретические труды имеются, и их только на русском языке накопилось больше двух десятков. Статьи К.Г.Исупова «Правда» и «Ложь», как и ряд сопутствующих им других статей («Ступени. Петербургский альманах», СПб., «Алетейя», 2000, № 1 /11/. С 199-218) как бы специально предназначены для лакун «Философской энциклопедии». Значительно дополняет лакуны специальный справочник: Юрий Щербатых. Искусство обмана. Популярная энциклопедия. Изд. 2-е, исправл. и дополн. М., ЭКСМО-Пресс, 2002. В этой книге – несколько сотен живо написанных статей-разделов, она очень полезна для занимающихся нашей темой. К сожалению, столь важные для моих проблем аспекты, как «положительные» обманы и соотношения лжи и обмана, здесь не затронуты.

Еще на заре развития «советской» семиотики появились две серьезные статьи Ю.И.Левина «О семиотике лжи» («Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам». I /5/. Тарту, ТГУ, 1974. С. 245-247), где проведена классификация лжей (аннулирующие, фингирующие, индефинитизирующие, модальные) и «О семиотике искажения истины» («Информационные вопросы семиотики, лингвистики, и автоматического перевода». Вып. 4, М., 1974. С. 108-117), целиком построенная на математической логике; статьи могли бы быть полезны в юридической области, когда судебно разбираются случаи лжи и обмана. Позднее появился обстоятельный труд, основанный на методах математической логики: С.А.Павлов. Логика с операторами истинности и ложности. М., Институт философии РАН, 2004.

Отмечу также серьезные философские исследования, опубликованные в последние годы: А.К.Секацкий. Онтология лжи. СПб., Изд-во СПб. ун-та, 2000; С.Ф.Денисов. Жизненные и антропологические смыслы правды и неправды. Омск, ОГПУ, 2001; А.Н.Тарасов. Психология лжи. М., «Книжный мир», 2005.

Как всегда, при массовости интересов, возникает обилие популярных книг и статей, из которых отмечу одну из самых содержательных: А.И.Воеводин. Стратагемы. Стратегии войны, манипуляции, обманы. М., «Белые альвы», 2002.

Появились и практические пособия вроде книги: М.Ю.Коноваленко. Ложь в общении. Как защитить себя от обмана. М., ТЦ «Сфера», 2001.

На эту же тему, с подробными рассказами о детекторах лжи, об изучении вербального и невербального поведения подозреваемых, появился у нас перевод с английского подлинника: Ольдерт Фрай (Aldert Vrij). Детекция лжи и обмана. 2-е международное издание. СПб., «прайм-ЕВРОЗНАК», «Издательский дом Нева»; М., «ОЛМА-ПРЕСС», 2005.

Но самые ценные научные труды представили лингвисты. Новатором следует назвать польскую, а ныне австралийскую исследовательницу Анну Вежбицку (Wierzbicka), одну из видных представителей польской семантической школы, с 1960-х гг. работавшую в тесном контакте с московскими семантиками. Ее монографии и статьи (главным образом, по универсалиям) печатались, как правило, по-английски, большая группа таких статей была переведена на русский язык: Анна Вежбицкая. Семантические универсалии и описание языков. М., ЯРК, 1999; для проблематики данной книги большой интерес представляет ее статья «Русские культурные скрипты и их отражение в языке» («Русский язык в научном освещении». № 2/4/. М., Ин-т русского языка им. В.В.Виноградова, 2002. С. 6-34), где главные темы – правда, истина, вранье. Вослед Вежбицкой и даже во многом параллельно с нею московские семантики плодотворно разрабатывают нужные нам понятия в целом ряде изданий. Самые главные из них: В.Ю.Апресян. НЕПРАВДА, ЛОЖЬ, ВРАНЬЕ («Новый объяснительный словарь синонимов русского языка». 2-й вып. М., ЯРК, 2000. С.223-229); Анна А.Зализняк, И.Б.Левонтина, А.Д.Шмелев. Ключевые идеи русской языковой картины мира. М., ЯСК, 2005, с наиболее важными для нас главами-статьями А.Д.Шмелева «Сквозные мотивы русской языковой картины мира» (С. 452-464) и «Комментарии к статье Анны Вежбицкой» (С. 500-510; к указанной выше статье о скриптах); повторим еще упомянутый выше сборник «Логический анализ языка. Между ложью и фантазией» (М., «Индрик», 2008), с ценными статьями А.Д.Шмелева «К описанию универсального концепта "Обман-Обмануть"» (С. 118-133) и «Вранье в русской "наивной этике"» (С. 583-596).

Труды лингвистов-семантиков замечательны своей скрупулезностью и терминологической четкостью. Они впервые подробно рассмотрели фундаментальные основы прочных установок человеческого бытования: истины и правды (как анти-лжи). Истина – наиболее возвышенная категория, она связана с философской трактовкой бытия, а правда – более конкретна, она относится к повседневному человеческому быту. (Жаль, что лингвисты не включили в свои рассуждения известную антиномию народнического критика Н.К.Михайловского, разделявшего правду на две сферы: правда-истина и правда-справедливость). Лингвисты впервые подробно отделили ложь и вранье от неправды (неправда характеризует только содержание речевого акта, а ложь и вранье могут обозначать и само действие; ложь и вранье обязательно имеют адресата и цель, а для неправды это не обязательно; неправда обычно относится к отдельному высказыванию и может иметь невербальную форму, что невозможно для лжи и вранья), а, главное, -- отличили ложь от вранья: ложь – серьезное искажение истины, вранье – более мелкое и мягкое; ложь может предполагать планирование, вранье чаще всего – устная импровизация; к тому же оно может быть просто развлечением. Поразительно, что вранье – специфически русское слово, его нет не только в западных языках, но даже в ближайшем украинском. Как мы увидим ниже в примечании к статье Г.Мондри и Дж.Тейлора, в некоторых языках есть приблизительные аналоги этой пары).

Интересным дополнением к рассмотренной статье может служить более ранняя работа Г.Мондри и Дж. Тэйлора «О лжи в русском языке», специально посвященная различению лжи и вранья (Henrietta Mondry and John R.Taylor. On Lying in Russian // «Language & Communication». Vol. 12, № 2, 1992. P. 133-143). Авторы построили жесткие схемы-таблицы (P. 142), где первое слово соотнесено с истиной, а второе --с правдой; истина определяется понятиями «не от мира сего», абсолют, неизменное, достигнутое интуицией, доступное немногим, (находящееся) вне юстиции, этики и морали, а правда --временное, светское, можно торговаться (negotiable!), достигнутое с помощью разума и наблюдения, доступное всем, в области юстиции, этики и морали. (Конечно, авторы чрезмерно одухотворили истину и даже вывели ее из сферы законности и морали и явно принизили правду -- рыночная торговля просто коробит! Н.Михайловский с его слитным понятием »Правда-истина» и с очень моральной параллелью к этому понятию: «Правда-справедливость» --сильно противостоит нашим авторам). И соответственно авторы статьи расположили два ряда признаков у понятий лгать и врать: лгать (дается информация, противоположная истине) --могут быть не-вербальные способы; никакого обмана (no deception), потому что истина недоступна; извиняемое; политическое, идеологическое; вовлечение серьезных (политических, идеологических) изданий; не исправимое; стилистически возвышенное; врать (дается информация, противоположная правде): обычно вербальные способы; обман, потому что житейские факты доступны; не извиняемое; не политичекое и не идеологическое; простительное, так как не вовлекаются серьезные издания; исправимое; разговорное. (Здесь тоже далеко не все бесспорно: сомнительны противопоставления «не обман -- обман», «политическое, идеологическое – их отрицания», ибо более, чем странно отлучать вранье от политических и идеологических изданий: как раз там может быть огромное количество вранья; а почему «извинительное»?). В общем в статье много слишком жесткого «или --или», тесного слияния лжи только с истиной, а вранья только с правдой, но тем не менее она (статья)интересна самими сопоставлениями двух противоположных пар слов-понятий. Досадны незнания некоторых тонкостей русского языка, например, термин «оправдание» употреблено как номинативный аналог «оправдаться» в смысле «осуществиться предсказанию» (P. 135), в то время как по-русски «оправдание» употребляется в другом смысле: как доказательство невиновности.

Очень ценно в статье Г.Мондри и Дж.Тэйлора уточнение к единственности русской пары «лгать --врать» (P. 142): в польском есть kłamać, более разговорное, чем литературное łgać, а в языке идиш есть разные понятия лжи применительно к светской сфере (lign) и к религиозной (leshaker).

Вернемся к отечественным лингвистам. Они любят цитировать замечательный очерк Ф.М.Достоевского «Нечто о вранье» («Дневник писателя» 1873 г.), где многократно употреблено и слово «ложь» с его производными (Достоевский не очень-то отделяет одно понятие от другого, но смысл его очерка – именно характеристика вранья). Не удержусь и я привести большую цитату:

«С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в классах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. Это именно потому, что у нас могут лгать даже совершенно честные люди. Я убежден, что в других нациях, в огромном большинстве, лгут только одни негодяи; лгут из практической выгоды, то есть прямо с преступными целями. Ну а у нас могут лгать совершенно даром самые почтенные люди и с самыми почтенными целями. У нас, в огромном большинстве, лгут из гостеприимства. Хочется произвесть эстетическое впечатление в слушателе, доставить удовольствие, ну и лгут, даже, так сказать, жертвуя собою слушателю. Пусть припомнит кто угодно – не случалось ли ему раз двадцать прибавить, например, число верст, которое проскакали в час времени везшие его тогда-то лошади, если только это нужно было для усиления радостного впечатления в слушателе. И не обрадовался ли действительно слушатель до того, что тотчас же стал уверять вас об одной знакомой ему тройке, которая на пари обогнала железную дорогу, и т.д., и т.д. Ну а охотничьи собаки, или о том, как вам в Париже вставляли зубы, или о том, как вас вылечил здесь Боткин? Не рассказывали ли вы о своей болезни таких чудес, что хотя, конечно, и поверили сами себе с половины рассказа (ибо с половины рассказа всегда сам себе начинаешь верить), но, однако, ложась на ночь спать и с удовольствием вспоминая, как приятно поражен был ваш слушатель, вы вдруг остановились и невольно проговорили: "Э, как я врал!" (…).

Деликатная взаимность вранья есть почти первое условие русского общества – всех русских собраний, вечеров, клубов, ученых обществ и проч. В самом деле, только правдивая тупица какая-нибудь вступается в таких случаях за правду и начинает вдруг сомневаться в числе проскаканных вами верст или в чудесах, сделанных с вами Боткиным. Но это лишь бессердечные и геммороидальные люди, которые сами же и немедленно несут за то наказанье, удивляясь потом, отчего оно их постигло? Люди бездарные (…) …мы, русские, прежде всего боимся истины, то есть и не боимся, если хотите, а постоянно считаем истину чем-то слишком уж для нас скучным и прозаичным, недостаточно поэтичным, слишком обыкновенным (…). В России истина почти всегда имеет характер вполне фантастический. В самом деле, люди сделали наконец то, что всё, что налжет и перелжет себе ум человеческий, им уже гораздо понятнее истины, и это сплошь на свете. Истина лежит перед людьми по сту лет на столе, и ее они не берут, а гоняются за придуманным, именно потому, что ее-то и считают фантастичным и утопичным» (Ф.М.Достоевский. Полн. собр. соч. в 30 тт. Т. XXI. Л., «Наука», 1980. С. 117-119; забавно, что в именном указателе ко всему изданию в 30-м томе Боткин расшифровывается как литератор Василий Петрович, а не как знаменитый врач Сергей Петрович).

Показательно, что писатель постоянно склоняется к связи вранья с эстетическим, художественным, а обман в целом, как увидим ниже, будет многими соотноситься с художественным творчеством. По сравнению с цитированными выше и несколько размытыми определениями Юрия Симонова-Вяземского, тирады Достоевского более точны, они посвящены именно вранью, а не вообще лжи, хотя он иногда и произносил «ложь» вместо «вранья».

Лингвисты подошли еще к важному отделению обмана от лжи (об их отличии см. ниже): «… обман предполагает более широкий спектр создания средств создания заблуждения – не только высказывания, но и д е й с т в и я» («Новый объяснительный словарь…». С. 224). Эта формула будет справедливой, если под действием понимать умолчание. Все же остальные действия (скажем, жестикуляция) вполне уместны и при лжи и вранье. Совсем уже неудачно второе отличие обмана ото лжи: «… обман (в тех случаях, когда в качестве средства используется высказывание) не может, в отличие от неправды, лжи и вранья, характеризовать содержание е д и н и ч н о г о высказывания. Он непременно предполагает некий план, и, следовательно, некую продуманную с о в о к у п н о с т ь взаимосвязанных действий или высказываний» (Там же). Нет, обман вполне возможен при единичном акте. А, с другой стороны, неправда, ложь и вранье могут существовать и при комплексных мероприятиях.

Ряд других трудов будет использован ниже.

Большую пользу исследователям принесет великий словарь В.И.Даля, который в гнездах «Врать», «Лгать» и «Обманывать» преподносит нам умные и талантливые пословицы: «Бедность крадет, а нужда лжет», «Лжей много, а правда одна», «Завтра обманчиво, а вчера верно», «Люди врут, только спотычка берет, а мы врем, что и не перелезешь», «Врет, как газета», «Врун, так и обманщик; обманщик, так и плут; плут, так и мошенник; мошенник, так и вор». И какие великолепные синонимы к «лгуну»: лгач, лыгач, лживец, но особенно к «вруну»: врач, врачун (недаром этимологи задумываются, не от вруна ли появился русский медицинский термин «врач»?) вирун, вракун, вирза (смоленское слово), врасья, врачка, врахотка, враха. И к «Обманщику»: огудала, оплетала, надуватель, обироха. Многие ли знают, что героиня «Бесприданницы» Островского Лариса Огудалова носит не очень приятную фамилию?

Перейду теперь к истолкованию главных терминов. Лингвисты-семантики, по-моему, слишком перестарались в четкости и однозначности определений главного понятия – обмана. А.Д.Шмелев в упомянутой статье «К описанию универсального концепта "Обман-Обмануть"» так подходит к определению. У человека есть прямые желания и действия (когда он сам их создает) и отраженные (когда включаются желания и действия других людей). И если действие человека прямое, то оно искреннее; а если оно исходит от отраженного, вопреки собственному желанию, то оно неискреннее. Сразу же возникают поправки и несогласия. Откуда взялось «вопреки»? А если человек использует желания и действия другого по своему хотению? Тогда действие станет искренним? И потом сомнительно категорическое утверждение, что если «прямо», то тут же будет «искренне». Но ведь обманщик может неуклонно, прямо идти к неискренности! Думается, что добавка «отраженного» лишь запутывает проблему, отражения могут быть совершенно честными, чистыми, искренними.

Далее А.Д.Шмелев переходит к главному определению обмана. С его точки зрения, действие деятеля Х обманно, если

а) оно неискренно, но Х представляет его адресату У как искреннее;

б) У воспринял действие Х как искреннее;

в) Х получил выгоду для себя;

г) нанес ущерб У.

На наш взгляд, здесь справедливы только первые два пункта, ибо сложный спектр обманов, со включением обманов бескорыстных или даже дающих адресату какую-то пользу, снимают из списка третий и четвертый пункты.

Определим собственное общее понятие обмана:

Под обманом подразумевается акция ложных слов или дел (или акция умолчания о важных для данного случая фактах), в результате чего объекту обмана или наносится вред в виде материального ущерба, душевной травмы и т.п., или, наоборот, оказывается благотворное воздействие на его психику и ментальность. Таким образом, имеет место сложный спектр последствий обмана, от самых негативных до самых положительных; в каждом конкретном случае результат и нравственный фон определяются индивидуально; возможны и смешанные варианты результатов и нравственных оценок.

Обращаю внимание на эту развернутую характеристику. Дело в том, что в статье «Тема обмана в русской литературе» (опубликована в сб. «Время и текст», СПб., «Академический проект», 2002. С. 13-17) я давал такое определение: «Под обманом подразумевается акция ложных слов или дел, в результате чего объекту обмана наносится вред в виде неправдивой информации или материального ущерба». Однако при углублении в тему я увидел множество исключений из этой формулировки. Например, всегда ли обязательна акция ложных слов или дел? Ведь в человеческих отношениях большую роль играют различные виды умолчания, которые тоже могут быть утаиванием истины. На Поволжской

Rado Laukar OÜ Solutions