Путешествия

Владимир Кабаков

Поездка в Германию

(Окончание, начало в № 17)

Наутро, проснувшись поздно, решили ехать во второй раз в Трир…
Здоровье моё после сна поправилось и потому, попивая горячий чай я сидел в кресле и рассматривал, привычный уже вид противоположного берега реки, с виноградникам на склонах и «шапкой» лиственных деревьев, ближе к вершине холма.
Кемпинг наш, в Тритенхайме, расположился на плоском зелёном травянистом берегу, по краям засаженного, деревьями грецкого ореха, дороги. Одна из сторон кемпинга выходила на берег реки и, расположившись поближе к реке, мы по утрам и вечерам, наблюдали текучие массивы глубокой и широкой реки, впадающей где – то ниже по течению, в крупнейшую, легендарную реку Западной Европы – Рейн.
По Германии, Мозель протекает с юга на север, извиваясь по глубокой широкой долине, посреди крутых холмов, плавно огибая естественные препятствия.
На одном из полуостровов и расположен городок Тритенхайм…
Издавна, в селениях стоящих по берегам Мозеля, занимаются виноградарством и виноделием. Мозельские вина известны по всему свету, особенно белые вина. Они обладают замечательным вкусом и ароматом, и его здесь делают так много, и такое разное, что почти в каждом доме, предлагают своё вино с особыми, как утверждают знатоки, качествами.
Наш кемпинг существует уже давно, и моя жена с детьми побывала здесь лет десять назад. Ей так понравилось, что она привезла и меня, показать эти дивные места…
Туризм, здесь, может быть, вторая по величине статья дохода, после виноделия. И конечно, самая привлекательная часть туристического маршрута по здешним местам – это Трир, бывшая столица огромной древнеримской провинции, с богатейшей коллекцией остатков римской культуры и римской городской жизни. Поэтому, мы ещё раз решили съездить в Трир, в археологический музей города.
Музей расположен, в углу обширного герцогского парка, неподалёку от его дворца, пристроенного, немного безвкусно, к громадине римской базилики.
Сам музей – современное здание со ступенчатой стеклянной крышей и внутренним двором, огороженным бывшей городской крепостной стеной. Одно из сокровищ музея – зал фресок, замечательных каменных художественных «полотен», - восстановленных, реставраторами, подлинников, размерами по двадцать - тридцать квадратных метров, с миллионами красочных «мазков» - камешков, фрагментов смальты – материала, сваренного из песка, в особых печах.
Мне вспомнились мозаики в залах Петербургской Художественной академии, состоящих из разноцветных мельчайших фрагментов, с преобладанием золотого цвета.
… Один из моих Питерских знакомых художников, получил в своё время большой заказ, на мозаику в какой – то дом культуры и мы, на верёвках, поднимали ему в мастерскую, на улице Репина, на пятый этаж, плоские «блины» смальты, «сваренные» в специальных печах Академии.
… Орнаменты здешних древнеримских мозаик завораживают тонко рассчитанной симметрией и серо – голубыми мягкими красками созданных изображений. Люди и чудовища на них, там, где воспроизведены фигурные композиции, живут динамичной естественной жизнью и, глядя на это, проникаешься чувством сопричастности древнему, давно ушедшему от нас миру, жившему в ладу с чудесами мифическими и легендарными, составляющими, тогда, часть повседневности, загадочной и рискованной.
На многочисленных барельефах и стелах из камня и смальты, изображены римские герои и боги, чудовища и дикие звери…
Аллегория – распространённый художественный приём древнего искусства, позволяющий наглядно приблизить содержание легенд и мифов, к рядовому, народному зрителю…
… Зал остатков древнеримского, скульптурно – архитектурного искусства, особенно привлекателен. В нём хранятся стелы и барельефы, скульптуры и навершия колонн, каменные погребальные башни – монументы, откопанные на сохранившихся кладбищах…
Глядя на это богатство форм и масштабы памятников, понимаешь, что римляне относились к смерти с почтением и устраивали целые города в миниатюре для мёртвых, памятуя о неизбежной кончине каждого человека.
Большая, с четырёхэтажный дом, стоит во дворе музея, башня – усыпальница, разукрашенная барельефами и показывающая в скульптурном изображении жизнь нескольких поколений знатной, богатой семьи римлян.
… Рассматривая эти памятники римского искусства, осознаёшь величие и славу, ушедшей (не хочется говорить погибшей) от нас цивилизации и значение Трирума, в жизни поздней римской империи.
Во времена императора Константина, принявшего христианство в начале чётвёртого века от рождения Христова, Трир был вторым по величине городом, после Рима во всей громадной империи и сам Константин до своего императорского возвышения, был его управителем. В то время, город вмещал в себя множество жилых домов, театров, храмов, стадионов, ипподром, арену для боя гладиаторов и множество административных зданий, из которых, римские чиновники управляли жизнью провинции.
Кстати, по уровню бюрократического администрирования: сбору налогов, транспорту, развлечениям - Рим, может быть, превосходил и современную западную цивилизацию. Во всяком случае, до недавнего времени, наша цивилизация, выглядела бы, в сравнении с римской, как некое сборище варварских стран и народов…
… Но, пожалуй, самая замечательная вещь в этом музее, это макет – реконструкция Трира, времён расцвета Рима. Этот макет, размерами приблизительно три на три метра, является совместным произведением команды археологов и архитекторов и воспроизводит Трирум, таким, каким он был примерно тысячу восемьсот лет назад…
Расположенный на правом берегу Мозеля, древнеримский город, исключая фермы и загородные дома патрициев и богачей, вмещался в черту городских стен, длина которой была около шести с половиной километров.
Множество каменных строений, под красными черепичными крышами, включающих в себя всё необходимое для жизни, были разбиты прямыми параллельными улицами на прямоугольные и квадратные кварталы.
Этот город просуществовал несколько длинных столетий. А первый деревянный мост, был построен через Мозель, за двадцать лет до начала нашей эры. Значит, уже тогда на обоих берегах Мозеля, стояло большое поселение, нуждающееся в твёрдой переправе.
И уже тогда, богатые горожане занимались торговлей и изготовлением вина. Сохранился даже большой скульптурный портрет – барельеф корабля, везущего бочки с вином по реке. Может быть, такие корабли плавали тогда по Мозелю, в начале доставляя вино из метрополии, а потом уже развозили и местное, в самые отдалённые уголки завоёванного края…
Средневековая коллекция памятников в музее, значительно беднее древнеримской, хотя поражает размерами погребальная арка – башня, внутри которой, как я понял, отпевали умерших и на карнизе которой, изображены каменные аллегорические фигуры, воплощающие скорбь по умершим.
Подлинным чудом для нумизматов, конечно, является коллекция древних римских монет, золотых и серебряных. Каждый император чеканил свои монеты, с собственным на них профилем. И какие же это были разнохарактерные лица! И как же много их, императоров, было за всю блестящую историю империи!
Монеты находили и находят в Трире, и по сию пору. Так что, искатели золотых сокровищ – дерзайте! Может быть, вам удастся найти кубышки, с золотыми монетами, в ближнем, герцогском парке!
… Выйдя из музея, мы, приходя в себя, погуляли по городу, прошли случайно мимо музея Карла Маркса, где была обычная очередь, в том числе с лицами «китайской» национальности, которые фотографировались на фоне парадной двери дома, в котором родился основоположник научного коммунизма – этот предмет я изучал в университете марксизма – ленинизма.
Ведь ещё каких - нибудь лет тридцать назад, всем казалось, что СССР будет жить вечно, как и сами идеи Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина. Я помню из детства, счетверённый портрет - наложенные одно на другое лица, с изображением Маркса с белой пышной бородой на передней позиции, а потом уже Энгельс, Ленин и Сталин – по убывающему уровню влияния.
Сегодня эти портреты и идеи, кажется в далёком прошлом, и если бы не успехи Китая и Вьетнама, то можно было бы подумать, что Маркса не существовало. Однако, я думаю, что это забвение – явление временное, ибо Запад, усвоил уроки Революций, и сегодня развитые страны, более социалистические, чем страны бывшего Варшавского блока, во времена существования последнего…
Вспоминая своё босоногое, но счастливое детство, я думаю, что марксизм помог СССР выиграть большую войну против Гитлера, но бездарные номенклатурные адепты этого учения, развалили страну на части, и привели Россию назад к бандитскому капитализму, погрузили в «царство чистогана», как раньше говорили.
Сам я не был коммунистом, но надеялся, что номенклатурный социализм можно будет исправить, найти средство управления чиновной и партийной номенклатурой, посредством эволюции социализма. Но безжалостная история решила всё по-своему, и Реставрация пришла на смену Революции, как и всегда, бывало до этого.
Извивы истории государств и личностей непредсказуемы. Как раньше говорили: «Всё в руках Божьих»
И действительно, мог ли я тридцать лет назад вообразить, что СССР рухнет от груза ошибок номенклатуры и в итоге, я буду ходить по улицам Трира с женой англичанкой, в сопровождении шестнадцатилетнего сына, рождённого в Англии и с трудом говорящего по-русски?
Мы познакомились с моей теперешней женой, двадцать пять лет назад в тогдашнем Ленинграде, и с той пор моя судьба, так или иначе, двигала меня в сторону Трира. А кто знает, что ждёт меня и весь мир хотя бы в ближайшие двадцать лет?
И всё это сопоставимо с судьбами людей и государств, существовавших здесь, на земле Трира две тысячи лет назад!..
Я уже говорил, что вышел из исторического музея немножко одуревший от увиденного и передуманного и потому, бутерброд, с толстой немецкой сосиской, приправленной горчицей, купленный в магазинчике неподалёку от многолюдной центральной площади, поддержал мои упавшие силы и зарядил оптимизмом. Однако разочарование от жизненного фиаско идей марксизма, окончательно удалось утишить, только после большой порции мороженного, в вафельном кульке, купленном у уличного лоточника.
… Возвращаясь домой, немного заблудились, свернув на развязке, не в ту сторону. Время до заката солнца было достаточно и мы, наконец, разобравшись с картой, свернули в нужном направлении. Ответственность за ошибку я, как штурман, нашего похода, полностью принял на себя, и жена меня не очень ругала, учитывая полное признание вины…
Приехали в кемпинг, уже под лучами закатного солнца, торопясь и опаздывая - вечером вТритенхайме была винная, ежегодная ярмарка, проводящаяся в три августовских дня, а точнее в три вечера, раз год, в конце лета. Съезжаются все крестьяне - производители вина, скупщики и туристы со всей округи…
Пошли на ярмарку и мы.
В начале, на отгороженном для ярмарки месте, среди винных киосков, на временно сооружённой эстраде играл духовой оркестр, составленный из местных жителей, школьников и взрослых. Потом, когда на реку опустились сумерки, заиграл эстрадный оркестр и запел солист, приглашенный, откуда – то из больших городов.
Люди под его песни начали танцевать на специальной сцене, расположенной в центре импровизированного кафе. В винных киосках, за один евро, можно было пробовать разные вина, всего около пятнадцати наименований. Вино было молодым, ароматным и терпким, с прохладой внутри, и зрители пробовали его, обсуждая достоинства и особенности, а на сцене звучала музыка, и танцевали пожилые пары, пользующиеся возможностью, тряхнуть стариной на людах. Это было волнующее зрелище, возвращавшее всех на несколько десятков лет назад, потому что танцы были старинные, классические и самыми зажигательными из них были буги-вуги, образца пятидесятых годов…
… Стоит несколько слов сказать о немцах и о Германии сегодня. Характерные черты жизни здесь, по-прежнему являются аккуратность, методичность и умение много и продуктивно работать. Отсюда благосостояние, благоустроенность и спокойствие, Ни бандитов, ни хулиганов не видно. Даже бомжи выглядят здесь более или менее благопристойно. Автомобили здесь, в отличии от Англии или Франции, блестящие (то есть ухоженные) и новых немецких марок: «Фольксваген», «Мерседес», «БМВ»…
Дома здесь просторные и приветливые на вид. Хотя строят нового жилья немного, оттого, что население постепенно убывает из сельской местности в города…
Однако, дома построенные лет сто назад, из местного плитняка, выглядят мрачно… Видимо жизнь «повеселела» здесь тоже совсем недавно. К тому же две последние мировые войны, не очень затронули Западную Германию. Эти места американцы занимали практически без боёв, и потому, восстанавливать жизнь здесь было намного легче. В Восточной Германии, где советские войска дрались за каждый квадратный метр, положение и сегодня иное…
Нечто подобное можно наблюдать в районе Вердена, во Франции, где уровень жизни, даже внешне, намного ниже, чем допустим в южной Франции. А ведь после первой мировой войны прошло уже почти девяносто лет…
И вообще, историки, на мой взгляд, очень мало придают значения военным разрушениям, в тех или иных странах.
Россия, например, до сих пор не может залатать «дыр» в экономике и сельском хозяйстве. Ведь она подвергалась нашествию войск противника и разрушению опустошавшие землю, в двух великих войнах и в Гражданской войне. Трудно измерить все материальные, военные потери, и ещё труднее осознать – потери интеллектуальные, душевные, генетические…
Да и страны бывшего варшавского блока, претерпели за эти войны многое.
Мне могут возразить, что Германия и Япония восстановились после войны и стали ещё богаче.
Но я могу ответить, что Западная Германия материально пострадала мало, а Япония вообще не воевала на своей земле. Были бомбёжки и два атомных взрыва, но это не одно и тоже, если сама страна, подвергалась нашествию. Психологический кризис, охвативший страны европейского социализма, возможно, связан с опустошительной прошлой войной на своей территории. Возможно и системный кризис социализма, - следствие невосстановимых потерь во время мировых войн. Во всяком случае, наверное, об этом будут думать историки в будущем, оценивая ситуацию в Европе, в конце двадцатого века. Безусловно, нельзя сбрасывать со счетов и последствия «холодной» войны…
… Вчера, в субботу, тринадцатого августа, мы поехали в Куес, вдоль левого берега Мозеля. Переехав через мост в Риспорте, поднялись на гребневую дорогу и увидели сверху, долину реки и поселки, разбросанные вдоль берега. Замечательное зрелище, когда дома, церкви, шпили колоколен, баржи, медленно плывущие по плоской реке, машинки бегущие, как букашки по улицам, дорогам и мостам – напоминают макет – реконструкцию местности. Людей с такой высоты и на таком расстоянии не видно и потому, момент искусственности, игрушечности, возникает невольно.
Когда стояли на стоянке, откуда открывался этот вид, вдруг, мимо нас проехала, громко сигналя и выкрикивая приветствия, кавалькада из ста, ста пятидесяти трёхколёсных, мощных мотоциклов, на которых восседали в кожаных куртках и разноцветных банданах, наследники движения «хиппи», пожилые уже ветераны движения «назад к свободе».
На задних сиденьях, иногда, рядом с ними, ехали их дети – наследники ветеранов движения...
Колонна мощных машин из никеля, стали и рева сильных моторов, пронеслась мимо, сопровождаемая кваканьем, кряканьем и гудением клаксонов. Это было, как нам показалось, некое повторение битнических коммун, сохранившихся в Европе, с шестидесятых годов прошлого века…
Приехав в Куес, и поставив машину на знакомой стоянке, сходили в музей вина, расположенный на набережной, спустились с опаской в винные погреба, где в плетёных коробах, представлены, вина множества сортов и марок, поставляемых местными виноделами.
Всего за двенадцать евро, можно было перепробовать все из них и понравившееся купить. Тут же стояли кувшины с чистой водой, для ополаскивания бокалов, после каждой пробы.
Я купил несколько бутылок недорогих, но выдержанных вин и после, ходил и осматривал музейные экспонаты: винные прессы, сделанные в начале девятнадцатого века, плетёные корзины, для сборщиков винограда и ещё множество других инструментов связанных с виноделием. Невольно вспомнились древние римляне, привезшие сюда первые виноградные лозы, около двух тысячелетий назад…
Неподалёку, в районе городка Риспорте, находятся старейшие в Германии виноградники, возраст которых, тоже около двух тысяч лет.
… В Бернкастл, на другой стороне Мозеля, мы по узкой тропинке поднимающейся по гребню косогора, поднялись к замку – крепости, поставленному в средние века, на вершине прибрежного холма, откуда открывается замечательный вид на Мозель, на широкую долину реки.
Посидели внутри крепости, в кафе, выпили: жена кофе, а я вкусного местного пива, которое в Германии, наверное, более популярно, чем вино, хотя по стоимости они, пожалуй, давно уже сравнялись…
Когда мы вновь спустились в городок, Максим купил для подарков, две бутылки вина, 1999 года урожая и заплатил за каждую по пять евро. Но в винном погребе мы видели бутылки с вином 1950 – ого года, хотя и стоили они уже восемьдесят – сто евро.
Погода целый день стояла солнечная и жаркая и потому мы и, гуляя и сидя в крепости, никуда не спешили и наслаждались замечательными видами и местными деликатесами. Из крепости городок был виден, как на ладони и немного портило вид кладбище прямо под нами, но кто же думает о смерти, находясь в отпуске?
Из Бернкастла, мы по мосту, возвратились в Куэс. Гуляя, вышли к старому железнодорожному вокзалу, превращённому в автовокзал. Здание вокзала сохранило очарование хорошо отреставрированной старой постройки, возведённой ещё до изобретения авто и самолётов. Вокруг вокзала стоял старый яблоневый сад, усыпанный по веткам, крупными яркими яблоками. А вокруг переплелись заросли ежевики, с уже чёрными, крупными, спелыми ягодами, которыми я полакомился с большим удовольствием...
Назавтра, мы планировали переехать на следующую «базу», в районе Гейдельберга, и потому возвратившись на стоянку, пораньше легли спать, но под утро пошёл сильный дождь, и мы решили немного задержаться и выспаться. Из палаток вылезли уже во втором часу дня, когда дождь закончился, и после завтрака решили съездить в городок Трабен – Трарбах.
Этот городок известен красивым мостом с въездными башенками – арками, и интересен для меня тем, что лес в этом месте подходит к самым приусадебным участкам и с задов сада, можно войти в дремучий лиственный лес. А чуть повыше, по долинкам и склонам, растут тёмные еловые леса, укрывающие складки местности толстым зелёным «ковром».
Погуляв по старинному, тихому городку, омытому утренним дождичком, мы зашли в турецкую кофейню, вкусно поели и попили кофе, от которого надолго остался во рту приятный горьковатый привкус.
Снова сев в машину, мы решили возвращаться в кемпинг другим путём, и по лесной дороге петляющей по пологому лесистому склону вдоль реки, поднялись на перевал (высотой около семисот метров), а потом, стали спускаться к Мозелю, навстречу яркому, заходящему солнцу, пробивающемуся сквозь зелёную хвою высокого крупноствольного леса.
То тут, то там, в прогалы, видны были зелёные травянистые полянки, на краю которых, стояли высокие скрадки на сваях. На закате солнца, сюда приходят местные охотники и подкарауливают кабанов и оленей на вечерней кормёжке…
… Через некоторое время, мы были уже в кемпинге и начали приготавливаться к отъезду, оставив неупакованным только самое необходимое. Перед сном, я послушал новости по радио и узнал, что в Греции потерпел катастрофу пассажирский самолёт, врезавшись в гору. Говорили, что перед смертью, один из пассажиров звонил по мобильному телефону домой и сообщил, что в салоне стало холодно и трудно дышать, и некоторые пассажиры от недостатка кислорода впали в беспамятство.
«Может так и лучше – подумал я - ведь умирать легче, когда ты без сознания. Нет того, предсмертного ужаса, который охватывает человека, при виде смертельной опасности…
Самое страшное, наверное, в авиакатастрофах, то, как человек умирает высоко в воздухе, в ужасе и безнадёжности, ощущая себя жертвой враждебной стихии, далеко оторванного от привычной, надёжной земли»…
Потом была дискуссия на радио «Свобода» с заглавной темой –«Страх и совесть».
На вопрос ведущего, чего вы боитесь в жизни, одни слушатели отвечали, что вообще ничего не боятся, другие, напрямую не отвечая на вопрос, размышляли, что совесть и страх сегодня – это моральные ограничители, подменяющие собой животные инстинкты в человеке.
Если бы я был на дискуссии, то, наверное, отметил бы, что совесть – это социальная форма страха, что она порождена общественной природой человеческого сознания и потому, является регулятором отношений между людьми. Совесть вмещает в себя опыт социальной жизни человечества, и это понятие, по определяющим ценностным характеристикам подвижное – то что было доблестью две тысячи лет назад, становится сегодня бессовестностью, нравственным преступлением.
Совесть в человеке напрямик выросла из инстинктивного страха, и часто является его смягчителем, потому что вырабатывает мотивы преодоления личного инстинкта выживания, в пользу выживания коллектива или сообщества.
Совесть ещё можно назвать согласительной инстанцией между эгоизмом и альтруизмом и совесть возникла, как некое средство, способствующее выживанию человека, как биовида. Совесть – понятие присущее только человеку и потому отличающее его от других живых форм, в которых весь процесс жизни определяется инстинктами и главным инстинктом выживания…
… На этом, мысли мои стали путаться, и я задремал, изредка просыпаясь от громкой музыки и голосов певцов, - заканчивался летний винный фестиваль.
… Наутро, вновь начался дождик, но нам надо было трогаться и мы, собрав мокрые палатки, тронулись в путь, с грустью покидая кемпинг, ставший для нас, на время, родным и уютным «домом»…
Выехав на автобан, мы, под моросящим дождём, устремились в сторону Кайзерслаутерна, и объехав его слева, продолжили путь в сторону Манхейма, откуда уже рукой подать до старинного студенческого городка Гейдельберга, в окрестностях которого, мы решили остановиться на следующие пять дней.
Ещё вчера вечером, обсуждая дальнейшие планы, мы решили сделать «базу» где – нибудь в лесах, а оттуда выезжать в города…
По карте выбрали городок Вальс – Миксельбах, и, заехав на стоянку перед городком, по карте определились, где бы мы хотели поселиться в этот раз. Хотя выбора не было, кемпинг, был единственным на всю округу и находился неподалёку от вершины, заросшей лесами, высотой в 577 метров.
По узкой дорожке, местами с разбитым асфальтом, мы поднялись по пологому склону почти на вершину и остановились перед воротами кемпинга.
Выйдя из машины, мы подошли ближе, и по надписи на табличке узнали, что он был открыт в 1972 году и поэтому имел солидный опыт работы обслуживания туристов. Затерянный в лесу кемпинг, находился на южном, солнечном склоне горы и был окружён крупными столетними, тёмными елями.
Войдя внутрь, мы, рассматривая аккуратные караваны с уютными двориками, вдыхали аромат нагретой солнцем хвои и слушали в тишине пение птиц, прячущихся в кронах густых елей.
Въехав внутрь, мы долго разыскивали хозяев, живущих в большом фермерском доме. Наконец вышла хозяйка, поздоровалась и, узнав, что мы приехали издалека, показала нам место для палаток и стоянки машин, и, пожелав нам приятного отдыха, вновь скрылась в доме. Кемпинг был небольшой, и потому, хлопот для хозяев было немного.
Как только мы установили палатки и расположились в них, я переобулся и ушёл в лес – благо, что лес начинался сразу за воротами кемпинга.
Войдя в прогретый солнцем ельник, я вышел на грунтовую дорогу и зашагал по ней вниз, к ручью, после недавних дождей, шумевшему в распадке.
Неожиданно, с обочины, метрах в десяти от меня выскочил крупный, серый заяц с длинной линяющей шерстью. Видимо, ошалевший от неожиданной встречи, и ничего не понимая, он, проскакав несколько метров между зарослей папоротника, остановился, сел на виду метрах в двадцати, хорошо заметный на коричневой старой еловой подстилке, среди редких кустов.
Хорошенько рассмотрев меня, и убедившись, что перед ним человек, заяц неспешным галопом стронулся с места, и вскоре исчез в зарослях кустарника на склоне.
А я пошёл дальше и, посмеиваясь, вспоминал, какой «всклокоченный» вид был у этого зайца, когда он вскочил с лёжки. «Косой», видимо уже заканчивал линьку и местами, оставшаяся шерсть, торчала по сторонам клочьями.
Спустившись к ручью, я, вдоль него, прошёл вниз по течению до большой поляны и в бинокль, долго рассматривал её закрайки, в надежде увидеть или пасущихся оленей, или косуль. Однако солнце стояло ещё высоко, и я, не заметив ничего интересного, возвратился к палатке, надеясь когда - нибудь вернуться сюда в сумерках.
Я легко нашел обратную дорогу и минут через двадцать, войдя в другие ворота, кемпинга, подошёл к нашей палатке, где жена уже готовила еду, на газовой печке, сидя в кухонной палатке, в тени и читала очередную книгу…
Поужинав, мы долго сидели в тишине: солнце зашло за лесистый горизонт и сумерки принесли с собой прохладу. Откуда – то с востока набежали тучки и к ночи, неожиданно пошёл дождь…
Ночью, как всегда на новом месте, я спал неспокойно, часто просыпаясь, слушал лесные шумы и шорохи. Кемпинг вокруг был таинственно молчалив, будто никого в этих караванах не было…
Утром, вылезая из палатки, я увидел солнце, яркими лучами пробивающееся сквозь густую хвою крупных деревьев, и на зелёной, отросшей отаве, выступила обильная роса, идя по которой, я оставлял за собой тёмный след…
После завтрака, решили ехать в Гейдельберг, известный в Германии студенческий город, как в Англии, известны Кембридж и Оксфорд. Университет в этом городке был основан ещё в 1386 году, и с той поры большинство его жителей составляли студенты и преподаватели университета. Однако, Гейдельберг стал со временем столицей графства Пфальц, и был резиденцией курфюрста Пфальцского.
Город расположен на широкой террасе, между склонов холмов, на берегу крупной реки Некар, и растянулся вдоль неё. Выше городка, на склонах холма, видны грандиозные развалины герцогского замка, заложенного ещё в начале четырнадцатого века. Но после, крепость неоднократно разрушалась во время войн и нашествий, и была не один раз перестроена…
Вид из города на эти живописные масштабные руины был замечательный и вполне сравнимый с масштабами римских строений в Трире.
Заехав на подземную стоянку, мы оставили машину, и вышли на улицы города, заполненные, в основном, туристами. Студенты, наверное, ещё отдыхали на каникулах, и потому молодых лиц видно было немного.
Центральная, она же главная торговая улица, протянулась вдоль реки на несколько километров и народ по ней гулял толпами, глазея на витрины бесчисленных магазинов и магазинчиков.
Многочисленные кафе, выставляли столики на улицу и потому соблазны немецкой кухни преследовали нас от начала до конца экскурсии и многие туристы «ослабев», побеждённые, ароматами съестного, присаживались за столики и ели и пили, а чаще попивая чай или кофе, рассматривали прохожих.
Мы свернули налево и вошли на территорию университета.
Моя жена, какое – то время училась здесь почти сорок лет назад, ещё школьницей, на курсах немецкого языка и вспомнила, эти «кряжистые», невысокие вместительные корпуса, соединённые переходами – арками, квадратные зелёные внутренние дворы, с модернистскими скульптурами, трудно угадываемого содержания, в центре.
Тут же, у входа в учебное помещение, «толпились» стада велосипедов. В особенности много их было вперед библиотекой - старинным барочным зданием, из коричневого камня с позолотою и различными аллегорическими фигурами на фасаде. На улицах вокруг стояла тишина и безлюдье, исключая нескольких велосипедистов.
Здесь я подсмотрел интересную сценку – девушка встретила юношу и, радуясь, поцеловала его. Но он равнодушно отвернулся, и её второй, более тёплый поцелуй повис в воздухе – юноша что – то сосредоточенно рассматривал в книжке и её порыв остался без ответа. «Она его любит, а он её нет» – предположил я, и вспомнил себя, в их годы.
Минуя библиотеку, мы повернули направо и влились в толпу туристов, фланирующих по главной улице города. Привлечённые вывеской, зашли в чайный магазинчик, хозяйка которого была из Непала и потому внутри пахло разными ароматными восточными чаями и приправами.
Студенты и преподаватели университета, тяготеющие к буддизму и медитации, покупали здесь диковинные чаи на вес, а хозяйка, потом засыпала его в бумажные, цветные пакетики…
Мы купили здесь, в подарок для дочери Ани, деревянную сову, символ мудрости и науки, а я вспомнил роман Германа Гессе «Игра в бисер», в котором герои из «ордена мудрецов» предавались интеллектуальным изыскам, где – то неподалёку от Гейдельберга, в городке под названием Маульброн, который был столицей интеллектуалов.
Гейдельберг, во все времена привлекал в свои стены писателей и философов. Здесь побывал и Гёте, и загадочный поэт – романтик Гёльдерлин, воспевший в свой время, «дорожку философов» в Гейдельберге…
К пяти часам вечера мы прошли город «вдоль и поперёк», и решили на машине подняться к замку.
Оставив наш «Форд» на многолюдной стоянке, мы спустились в большой сад, ограниченный высокой подпорной стенкой, прошли мимо фонтана, в котором возлежал, бело – мраморный, «старик» Рейн, и вокруг него, навевая дрему, журчали струи и струйки воды.
Пройдя по песчаной дорожке, через идеально стриженный зелёный газон, подошли к монументальной балюстраде, на краю глубокого замкового рва… На другой, внутренней его стороне, высились стены замка с пустыми глазницами окон и рядом, огромный обломок стены, стоящий немного «набекрень», вывалившейся из крепости, под воздействием какой – то чудовищной силы…
Обойдя вокруг, высившуюся громаду замка, мы вышли на террасу, перед левым крылом замка, и в священном ужасе перед масштабами этого средневекового чуда, заглядывали в пятидесятиметровой глубины, колодец - провал коричневых каменных стен, уходящих вниз.
Потом долго стояли и восхищались, картиной разноцветных черепичных крыш, Гейдельберга, внизу, под нами, на берегу серо - стальной ленты реки Некар.
На воде, привлекал внимание мост, «перешагивающий» коричнево каменными арками через большую реку. Как позже мы узнали, он был построен, на месте старого, деревянного, двести лет назад. Но в конце, второй мировой войны, мост был взорван, и восстановлен в 1947 году, заново построен из тех же камней, что попали в воду после взрыва, и в последствии, тщательно выловленных из реки.
Но историческая известность Гейдельберга, определяется, прежде всего, Университетом и достижениями немецких учёных. Кроме того, этот Университет был одним из первых в Европе, заложивших традицию универсального образования во всём мире и, прежде всего в Западной Европе.
Конечно, у Кембриджа и Гейдельберга мало внешнего сходства.
Кембридж расположен на низменной безлесной равнине и раскинулся на несколько километров, просторно, как многие английские города.
Гейдельберг, зажат меж крутых лесистых холмов и Университет здесь, не так велик…
Но внутренняя сущность у всех Университетов похожа: отсутствие обычной городской суеты, и множество велосипедов, и конечно молодёжь на улицах, их весёлые умные лица очень похожи во всех студенческих городках мира...
Может быть футбола, академической гребли по реке Кем, регби и крикета в Кембридже больше, да и размерами английский университет намного больше – только крупных колледжей в нём более двадцати.
Но, по сути, по смыслу жизни, по её содержанию, они очень похожи – это учёба и научная работа, улыбки и непосредственность, оптимизм и ожидание грядущей радостной жизни. Студенты и преподаватели живут вдалеке от проблем международной политики, или низменной погони за деньгами и карьерными успехами. И это хорошо, хотя бы, как пауза перехода молодости в зрелость, с ёе рутиной скучных однообразных забот и трагической усталостью разочарования в жизни. И здесь в Гейдельберге и там, в Кембридже, разлит неугасимый, яркий свет жизни, радости познания, поиска новых путей в науке...
… Обо всём этом, я думал, когда мы не торопясь, ехали назад, в кемпинг, по петляющей среди лесов и лугов, дороге.
По приезду, пока Сюзи готовила ужин, я быстро переоделся и пошёл в лес. Выйдя на закраек уже знакомого поля – луга, вспугнул серо – коричневую косулю, уже собиравшуюся выходить на луговину, кормиться.
Косуля вскочила из лёжки, метрах в тридцати от меня и высоко выпрыгивая, стуча копытцами, на прыжках по каменистой земле, убежала вниз по склону, мелькая в прогалы, рыжевато – серым «зеркалом» - так называют светлое пятно на заду у оленей. Это пятно, во время прыжков, постоянно мелькает, и не даёт возможности стаду оленей растеряться в лесу, во время бега.
Я вспомнил, что мы ещё в первый раз, подъезжая к кемпингу видели на лугу парочку, рыжевато – коричневых косуль, перебегающих через дорогу. Тогда, косуля – мать остановилась на краю перелеска и долго смотрела в нашу сторону, а мы, притормозив на пустынной дороге, в свою очередь рассматривали их - косулёнок более пугливый, чем мать, перебежал луговину и скрылся среди деревьев.
Живя среди небольших поселений спрятанных в лесу, охраняемые хозяевами этого леса, они, дикие животные уже не так и боялись человека, привыкая со временем к его близкому соседству…
Вторую ночь в новом кемпинге я спал уже намного спокойнее. Утром, за завтраком решили ехать в Вернхайм.
По уже знакомой дороге спустились с нашей горы, из Тромма, в Аффолтербах, а там повернули направо и, выехав на «дорогу Зигфрида», (так обозначено на карте) поехали вперёд, гадая, кто и когда дал этой дороге такое романтическое название…
Чуть погодя, проехали селение с ещё более сильным названием – «жилище Зигфрида». К сожалению, я совсем не знаю германских сказаний о Зигфриде и Нибелунгах, но из путеводителя ясно, что и Зигфрид и Нибелунги сражались и жили в этих местах. Во всяком случае, композитор – романтик Вагнер, знал эти истории и вдохновлённый ими, создал знаменитую сагу – несколько опер о Нибелунгах и герое - Зигфриде.
Я видел совсем недавно одну из этих опер в Кировском театре, в Санкт - Петербурге и постановка в стиле модерн, привела меня в уныние.
На сцене лежал громадный, чёрный муляж человеческого тела, по которому, как чёртики, (в чёрном трико) ползали или ходили солисты и пели «трагические» сказания о героическом прошлом немецкого народа. Во время, непонятных для меня действий актёров, «тело», тоже мрачное по цвету, вдруг начинало, изнутри, светиться алым. Видимо это был какой – то символ, к сожалению не понятный ни мне, ни большинству зрителей…
Я тогда, ушёл с половины «зрелища», и ни секунды не пожалел об этом…
Сегодня на Западе, чтобы оживить интерес обывателя к старинным постановкам, делают много неоправданных «модернизаций». Россия в этом ряду занимает, пожалуй, одно из первых мест. Музыканты из Кировского театра, рассказывали мне, что даже в «Кармен», в массовке появлялись «франкисты» с автоматами.
Мы с женой, видели на гастролях в Лондоне, «Бориса Годунова», где «народ» был одет в зэковские робы. Очевидно, постановщик хотел пожаловаться «западному» зрителю, что и при царях, жизнь была каторжной. Но англичанам, я думаю, вовсе неинтересны российские политические установки и потому, на сцене это выглядело претенциозным и безвкусным...
Однако я возвращусь к теме путешествия…
Проехав по легендарной дороге до автострады, мы свернули на север и, спустившись с лесистых холмов, оказались в широкой речной долине Майна, на которой стоит известный немецкий город Франкфурт – на – Майне.
Вдоль реки, с правой её стороны, кое – где, из крутого склона, торчали красного цвета песчаниковые скалы, окружённые лесами, а на воде «суетились» катера и проплывали прогулочные теплоходы, наполненные туристами.
Всё это было похоже на Мозель, а разноцветные городки, пробегающие мимо, напоминали своим весёлым разноцветьем Эльзас. Только виноградники здесь уже были редкостью, да река была, размерами, заметно меньше Рейна.
Въехав в Вернхайм, мы остановились на стоянке, на краю детской площадки, расстелили подстилку на травке, под тенистой липой и пообедали – до городка мы добирались более двух часов и потому проголодались…
Расспросив прохожих о городской стоянке, мы проехали чуть дальше и остановились на берегу реки. При въезде на стоянку, автомат при шлагбауме, выдаёт «квиток» о времени заезда, а когда вы уезжаете, тот же автомат, по предъявлении этого квитка, показывает, на сколько вы «простояли» здесь, то есть плату за время, проведённое вашей машиной на стоянке.
Это удобно, потому что не надо ломать голову, на сколько вы остановитесь в городке…
Пройдя по извилистой улочке, застроенной старинными домами, мы на одном из них, на дверном косяке, увидели отметки уровней недавних наводнений.
Самое большое наводнение было здесь в 1995 году и отметка на косяке, была вровень с головой нашего сына, рост которого около метра девяносто. Сюзи, с её ростом около метра шестидесяти, не смогла бы достать ногами до дна, в этом месте.
Другие наводнения были «помельче», но тоже, вполне внушительны.
В Германии, в приречных районах, наверное, к наводнениям уже привыкли, как к неизбежному, повторяющемуся злу. На Мозеле, на месте нашего кемпинга, в том же 1995 году, стояла трёхметровой глубины вода, и даже туалет и душевые были затоплены на полтора метра….
… И интересно, и немного страшно себе представить, что в кафе, где сегодня сидят и пьют пиво туристы, несколько лет назад во время наводнения плескалась мутная, паводковая вода…
Прогуливаясь по центральной улице городка, мы вышли на главную площадь, с фонтаном, построенным в шестнадцатом веке, в форме четырёхугольной аркады, с фигурками воинов и крестьян по углам. Тогда для горожан вид гремящих металлических лат на рыцарях, были привычным зрелищем. Как впрочем, и стены замков – крепостей на холмах, в которых эти рыцари жили и периодически воевали между собой…
И я подумал, что из этой боевой «рутины» и складывался германский, и вообще, западноевропейский характер, формировались законы этики поведения, из которых возникали и правила личной чести и гражданские законы.
Сегодня это осталось и проявляется, наверное, очень наглядно в спорте, а личная и общественная жизнь, давно уже смягчились, и от былой воинственности не осталось и следа…
Тем страшнее бывают всеобщие войны, в которых гибнут десятки миллионов человек. Вспомним две последние мировые войны, в которых немецкий романтизм выродившийся в национализм, пытался доказать свою национальную исключительность…
Вспоминая печальные итоги этих массовых взаимоубийств, невольно думаешь – а все ли «неистовые» романтики такого толка вымерли?
Я, конечно, понимаю максимализм молодых, которым нравиться резкость оценок человека и человечества, умозрительно понимаю романтический «аристократизм» несчастного Ницше, понимаю объективно фатальный афоризм Гегеля: « Война напоминает ветер, проносящийся над загнивающим озером и мешающий озеру умереть»… Образ конечно сильный, но именно шестьдесят лет без войны и переключение сил немецкого народа на увеличение благосостояния страны, принесли сегодняшнее благополучие в Германию. В то время как две последние войны, нанесли немецкому народу, незажившую до сих пор душевную травму…
И ещё одна тревожно – грустная мысль возникала у меня в голове, когда я рассматривал и любовался этими красивыми мужественными лицами: классическими мужскими и сероглазо – светловолосыми, женскими…
Как могли, победить этот народ красавцев и красавиц, русские Ваньки и Маньки, преодолев, переломив, страшный напор европейского богатства и культуры, напор высокомерного милитаристского пруссачества, сосредоточившийся здесь, на германских землях, за многие столетия?!
Я вспомнил жалкие, чёрные, покосившиеся избы крестьянских деревень Центральной России, нищету и пьянство обездоленного народа в полу – деревянных, полукирпичных городах, в которых люди коротали жизнь, пытаясь поверить в заветы трагического Христа, а потом и жить по ним.
А после Революции, вдохновлённый идеями немецких социалистических классиков, этот неграмотный народ, попытался построить Рай на Земле. Думаю, что немецкая идеалистическая философия, теория Маркса, недаром воплотилась в России - ведь нищета и пьянство – это тоже следствие «философского» подхода к жизни: «День прожит и это уже хорошо. А завтра может быть наступит Апокалипсис и тогда ни к чему, ни богатство, ни культура!»
«Как, - спрашивал я себя – эти люди смогли перебороть гордость и силу германцев, этих победоносных арийцев – как называл немцев, их «великий» фюрер – Адольф Гитлер…»
… Однако я отвлёкся и хочу вновь возвратиться к нашему путешествию.
Пройдя по переулку, вбок от центральной улицы, мы вышли на пешеходный мост, через приток Майна – Таубер. В зеленоватой, чистой воде этой реки, под высокими опорами моста плавали рыбы и рыбки, от мелюзги, до килограммовых, пёстро окрашенных особей, форелей.
Я был от этого зрелища в восторге. Для меня, это рыбное «многолюдье» в городской реке – чудо проникновения дикой природы, к «нашим порогам». В России, «добытчики», кинулись бы загребать эту рыбу сетями, якорями и гарпунами. Здесь же никто и не думает воспользоваться ничьей, разжиревшей и потерявшей «бдительность» форелью…
«В России – грустно и привычно думал я – пройдёт ещё много времени, пока отношение к окружению, к миру в котором мы живём, сменится от привычного сегодня лозунга: «Грабь ничьё!» на лозунг: «Береги общее достояние!», когда личное благо станет синонимом блага общественного, когда человеческий эгоизм будет преодолён христианской верой любви и свободы, когда совесть, станет не страхом наказания, а боязнью самоосуждения…
Конечно и Германия и Западная Европа пока отнюдь не идеал, но религиозность, здесь, переплавилась, перелилась в обыденную культуру отношений человека к человеку. Недаром, самым высоким зданием в любом поселении по-прежнему, является церковь. Она, религиозность, стала не только нравственным и совестливым регулятором, но и экономическим стимулом, потому что убедила людей в самоубийственности для жизни, «звериного эгоизма», который, к сожалению, в России остаётся бытовой нормой, освящённой сиюминутной идеологией личного обогащения и стяжания…
… Возвратившись на главную улицу, мы увидели вывеску – Музей стекла – и вошли туда…
Зрелище открылось замечательное. Разноцветье сверкающего блистающего стекла – изделия созданные умельцами старинного ремесла, напоминающего ритуальное колдовство: стеклянные шары, с розовыми букетами внутри, старые, желтоватого цвета римские кувшины, гравюры на стенах, изображающие древних стеклодувов, с длинными трубками у рта, «достающими» раскалённые сгустки стекла из огнедышащих, печей и раздувающие этот сгусток в шар, в бутылку, в хрустальные, тонкие нити…
Тут же, в витринах, инструменты: множество разных щипцов и щипчиков, ножниц и большой своеобразный верстак – корыто…
На втором этаже, в витринах, стеклянные фигурки людей, зверей и птиц…
На третьем – стеклянная посуда для химических кабинетов: колбы, пробирки, мензурки.
В углу, стоит на подставке стеклянная линза, полуметровая в диаметре, заглядывая в которую, вы видите собственное изображение с выпученными, серьёзными, какими – то рыбьими глазами.
Снова спустившись вниз, сидя рядом с пожилым мастером стеклодувом, мы наблюдаем, как он просто и сосредоточенно из стеклянного цилиндрика – заготовки, делает нечто похожее на красочный весенний цветок.
Он плавит цилиндрик, на мощной газовой горелке, регулируя силу огня через рычаг, ногой, а сам двумя руками, щипцами, давит, плющит и растягивает послушный материал, словно горячий пластилин.
При этом он невольно «жуёт» губами и делает языком движения, словно помогая формованию стекла. Так дети, увлёкшись, помогают себе в своей работе: высовывая язык, облизываясь и с усилием наклоняя голову в нужную сторону…
В итоге напряжённой работы в руках мастера получился стеклянный «полевой» цветок, с синими лепестками на длинном тонком стебле, который мы тут же и купили совсем недорого и это произведение старого ремесленника стоит у нас дома на книжной полке до сих пор, притягивая и радуя глаз…
… Выйдя из музея, мы перешли улицу и поднялись по бесчисленным деревянным ступенькам, задыхаясь и потея, в старинный замок на холме, над Вернхаймом.
Замок был заложен в начале четырнадцатого века и неоднократно разрушался и перестраивался во время феодальных войн.
Молчаливые громады башен и парапетов, переходы из одних зданий в другие, всё вписано в скальный ландшафт и это сочетание скал и камня, дело рук человека, оставляют неизгладимое впечатление…
Море красных, черепичных крыш городка внизу, шпили церквей, разноцветные фасады домов, после выпитого в кафе вкусного местного пива, кажутся ещё красивее, и я принимаюсь фотографировать необычайные панорамы и ракурсы, напоминающие символические картинки из невообразимо далёкого средневековья…
Вернувшись на стоянку, мы сели в прохладную машину и отворив окна, поехали назад, «домой», посреди сумрачных, густых лесов и заходящее золотое солнце, то светило нам прямо в глаза, а то пряталось где – то за спиной.
Дорога неожиданными поворотами, иногда почти на сто восемьдесят градусов, словно раскручивает перед глазами волшебный свиток: мы вдруг видим золотой уголок, придорожного сосняка на склоне, или прохладную уже, затенённую луговину, с неподвижно сидящим посередине зелёной лужайки, коричнево – рыжим зайцем, который вовсе не обращает внимания на машины…
Дорога, петляя по лесным склонам, постепенно выводит нас ближе к знакомым уже местам…
Приезжаем в кемпинг в девятом часу вечера, когда солнце скрылось за лесистыми западными склонами. Я переодеваюсь и почти бегу в лес, к знакомым зелёным полянкам и стою на краю большой луговины, разглядывая в бинокль полутёмные закрайки полей в надежде увидеть пасущихся косуль. Но тщетно…
Звери ещё прячутся в густых лесах. Кругом тихо и потому, особенно хорошо слышен лай собак в окрестных селениях, и даже голоса людей и шум моторов, проезжающих по лесным дорогам машин, щупальцами фар, прорезающих полумрак наступающей ночи.
На обратном пути, уже в темноте, я вспугнул от дороги несколько косуль, на прыжках, затопотавших острыми копытцами по земле, и невидимых уже в тусклом свете, ярко – жёлтой, в серых разводах, луны. Они выходили пастись, на укромные опушки, но, заслышав скрип камешков под моими тяжёлыми шагами, кинулись убегать…
Возвратившись к палатке, я поужинал, и долго сидел в полотняном кресле, слушая тишину начинающейся ночи. Сюзи и Максим, давно поели и в палатках читали свои книжки…
… Наутро, проснувшись, я увидел, что солнце, поднимается над лесом и теплое, чистое утро встаёт над горой. Порадовавшись очередному погожему деньку, мы быстро позавтракали и поехали в знаменитый цистерианский монастырь Маульброн, основанный, как говорят исторические хроники в 1140 году и достроенный окончательно только к 1500 году.
Жаркое солнце и синее небо стояли над нами, когда, наш «Фордик», в бесконечном и бессчётном потоке машин, несся на северо-восток, оставляя позади и долину Рейна, и долину его большого притока Некара, на котором совсем недалеко от автострады стоит университетский городок Гейдельберг.
Городок Маульброн, описал в своей книге, «Игра в бисер» немецкий писатель Герман Гессе, как обитель монахов – мудрецов, членов интеллектуального ордена игроков в бисер, чьей основной задачей было отыскание и хранение вечных истин, в этом неспокойном меняющемся мире.
… Монастырь Маульброн открылся неожиданно, внизу, под горкой, с серыми, крепостными стенами, двуглавой надвратной башней, с обширным садом на рукотворных террасах, окружённый крестьянскими домами …
Оставив машину вне монастыря, мы, через большие ворота – башню, прошли
внутри стен, где была большая, мощёная камнем площадь, залитая жаркими солнечными лучами.
Высокие, до пяти этажей, традиционной немецкой постройки дома по краю площади – это гостиницы для гостей и непосвящённых посетителей. Тут же ратуша, магазинчики, кафе, киоски с книгами и монастырской «экзотикой».
В одном из них, – ретроспектива книг Германа Гессе, его фотографии разных форматов и в разном возрасте. Вот на фото, молодое ещё, гордое лицо мечтателя – романтика. А на другой картинке, то же лицо, но постаревшее, ставшее строго – сердитым, от всего пережитого и передуманного. Личная судьба Германа Гессе, полна трагических событий и разочарований, и всё это, я думаю, отразилось в переформировании его лица.
О нём с полным основанием можно повторить известный афоризм: «Лицо – это зеркало души». Старея, мы невольно проявляем, таившееся, скрывавшееся в нас начало.
У одних лица становятся злее, безобразнее, расплываются в бесформенную маску. У других, наоборот, лица наполняются светом доброты, покоя и примирения. Наша душевная суть проявляется, со временем, всё резче…
У Гессе, на мой взгляд, это проявилось в сторону озлобления, усыхания добрых порывов. Это часто бывает с романтиками…
… Войдя под своды монастыря, стоящего в правом углу площади, где жили когда-то до ста монахов, мы попали в мир тишины, сумрака, прохлады и покоя…
Ни солнечная жара на площади, ни суета и болтовня в кафе и магазинчиках, снаружи, сюда не проникала. Замечательно, что в монастыре совсем нет служителей, которые в обычных музеях отвлекают внимание своим сонно усталым равнодушно – ленивым видом.
Здесь остаётесь только вы и это каменное, мрачно – спокойное великолепие прошлого. Каменные стены и гулкие переходы, искусно – резные деревянные алтари и вокруг, сиденья для монастырской братии, чёрные и матовые от времени, потолки и полустёршиеся картинки – фрески на стенах и стрельчатых потолках, простота планировки и каменная тяжесть, как отражение каменного незыблемого однообразия монашеской жизни.
Сложность религиозных понятий и вдохновенная лёгкость прозрений, была скрываема под серыми и чёрными рясами, под тёмными капюшонами – наголовниками, в сердцах и умах, множества поколений монахов, живших здесь добровольной коммуной, но умиравших поодиночке, как это бывает и с простыми людьми…
Внутри монастырских стен и крыш, зелёный, квадратной формы садик с одиноким деревом посередине, подле журчащего фонтана, в котором монахи перед совместной трапезой споласкивали руки. Вода в нём прозрачная и холодная, льётся с тихим плеском и звоном капель, вот уже несколько столетий; и так же «лилась» жизнь монахов в монастыре – день за днём: волнующаяся молодость, гордая зрелость, грустная старость, печальная, всегда неожиданная смерть…
К сожалению, кельи монастыря закрыты, и я не мог увидеть детали и бытовые подробности поучительной для всех, монастырской жизни. Вспомнилась почему – то Оптинская пустынь, жизнь старцев в почёте и преклонении, толпы ежедневных паломников, атмосфера молитвенности и ожидания чуда.
И рядом, неподалеку, скиты, в которых с утра до вечера, иногда и ночью, коленопреклоненные молитвы, одиночество, привыкание к вечности, озарения внезапного понимания жизни как мига, искорки бытия, в необозримых пространствах космоса, в котором пребывает Бог!
… Закрытые двери келий притягивали взгляд и захотелось попасть туда, в монашескую жизнь личную и внутреннюю, в атмосферу молитвенной надежды, отошедшей в прошлое и оставившей после себя эти молчаливые стены, тень внутреннего дворика, очарования и разочарования, гул монастырского колокола, медленное физическое угасание…
Вспомнился Алёша Карамазов, так выпукло описанный Достоевским в своём романе, «Братья Карамазовы», его походы в привычный монастырь, к старцу Зосиме, и «побеги» назад в яростный, но прекрасный мир живых людей…
Здесь в Маульброне, всё было, наверное, иначе: звон колокола заменяющего часы, общие службы в холодной монастырской церкви, монотонное бормотание молитвы, бессонные ночи в келье, долгие размышления о трагическом смысле жизни, необоримая дремота по утрам, длинные дни заполненные молитвами и исполнением ритуалов…
Мне после таких раздумий, вдруг показалось странным, что монастырь, как «дом Бога» умер, а существует только как «музей Бога».
«А куда подевались монахи?» – спрашивал я себя. И вспомнил Валаамский монастырь, пока робкое, тихое возрождение живого монашества, больше строительное «послушание», чем молитва и размышления…
Сегодня, в России, идёт постепенный приток в русские возрождённые монастыри молодых, страждущих смысла и встречи с Богом, новых Алёш Карамазовых…
В России, заканчивается время нравственной разрухи и потому понятно стремление лучших отдать, посвятить свои силы и жизни Богу.
Здесь, в Германии всё иначе: благополучие, состоятельность, мещанство при воспитанной с детства самодисциплине в делании дела, в зарабатыванию денег… Всё это не оставляет времени, для «праздных» рассуждений и мечтаний об «отвлечённых» вещах…
Может быть потому и «умер» монастырь Маульброн; может быть потому и разрушился орден искателей тонких и глубоких истин – игры в «бисер»; может быть поэтому, на лице стареющего романтика Германа Гессе и проявился этот мрачный пессимизм?
… Время подходило к вечеру, когда мы усталые и немного грустные, сели в свою машину и отправились назад, в наш затерянный среди лесов, маленький и уютный кемпинг…
По пути остановились около большого «Лидла», магазина дешёвых товаров, набрали себе продуктов на два дня, всего за двадцать евро.
Я ходил по магазину, разглядывая множество товаров на витринах и на столах – холодильниках и думал о том, как переменилась наша жизнь за последние сто, даже за пятьдесят лет - сделавшись материально богаче, рациональней, проще, но и бессмысленней и монотонней, когда люди привычно прячутся в суете буден, как за ширмой, прикрывающей мрачную развязку…
И ведь все эти магазины, магазинчики, дешевые распродажи, кафе, рестораны – всё это для тела. А где же «продукты и промтовары» для души, где лекарства от страданий жизни, от бессмысленного бытия?
Об этом, я продолжал думать всю долгую дорогу домой, а когда приехали, то быстро собрался и ушёл в лес…
В лесу было тихо и уже сумеречно – солнце недавно село за горизонт. Я миновал пихтово-темный буковый лес, без единой травинки под деревьями – только коричневая прошлогодняя листва и хрусткий хворост под ногами…
Потом, вышел к лесной поляне, с очередной охотничьей «сидьбой», на закрайке, но сесть туда, чтобы караулить оленей, не решился. Ведь это был чужой «скрадок» и потому, без разрешения хозяев я не мог себе этого позволить. Всё – таки, здесь не бескрайняя тайга, в которой человека можно неделями не встретить…
Пройдя густым лесом чуть дальше, миновал поля кукурузы, и идя по гребню холма, слева, внизу заметил кусочек зелёной яркой луговины, круто спускающейся вдоль лесной кромки, в распадок. В какой то момент, на ходу, я повернул голову и увидел на границе луга и леса, как крупная, ярко – коричневого цвета оленуха, заметив меня, быстро развернулась на месте и скрылась в лесных зарослях.
Я, запоздало замер и долго стоял неподвижно…
Из леса раздалось резкое фырканье, раздражённого моим присутствием оленя.
Я крадучись спустился по лесной дорожке, до первых деревьев, остановился там, у очередного невысокого скрадка и затих, разглядывая в бинокль закрайки луговины.
Я стоял, смотрел и слушал таинственные звуки, доносившиеся из чащи. В какой – то момент, мне показалось, что я слышу потрескивание сухих веточек под копытами, потом неожиданно и тревожно пискнула ночная сова…
Постепенно темнота окутывала и лес, и луговину внизу...
Ветерок дул чуть снизу вверх, иногда меняя направление. Вдруг, под порывом мягкого ветерка, густая крона липы надо мной зашумела, тревожно заговорила, предупреждая о неведомых опасностях и меня и зверей, прячущихся в потемневшем лесу…
Внезапно, чуть ниже меня, в чаще дремучего распадка, раздалось громкое сердитое фырканье крупного зверя. «Олень, унюхал мой запах и продувает ноздри, чтобы лучше чуять меня» – подумал я, и медленно повернув голову, стал вглядываться в таинственную тьму, густого леса.
Прошло некоторое время напряжённого тихого ожидания и олень, теперь уже далеко вправо от меня фыркнул вновь, обойдя место в котором я затаился. Потом с той же стороны, раздался непонятный стук. «Наверное, рогами ударил по сухому дереву» – предположил я…
Время двигалось медленно. Вскоре, сквозь тёмную стену ельника, на противоположной стороне распадка, проглянули желтые лучи света, от полной, ярко – золотистой луны, поднимающейся из - за горизонта.
Я устал стоять на одном месте, ничего не видя и стронувшись, осторожно пошёл по дорожке назад, на гребень холма, где было уже почти светло от поднявшейся над полями, луны.
Взойдя наверх, я сел под кустом, посередине большого гребневого покоса.
… Внизу, в долине, в прогалы леса, видны были электрические огоньки в окнах редких фермерских домиков. Оттуда же, снизу, по временам раздавался гул мотора, проезжающего по дороге грузовика. И в перерывах, из – за гребня раздавалось басистое собачье взлаиванье…
Медленно, но неуклонно, над лесом поднималась большая яркая луна и, оглянувшись, я увидел рядом с кустом, свою тёмную, расплывчатую тень.
Внезапно в кусте, что – то зашевелилось, и раздались лёгкие прыжки по покосной стерне. Тут же, пропищала злым голосом ночная сова, и следом, раздался звон проволоки, натянутой невдалеке, межу столбиками ограждения, наверное, от лёгкого задевания не - то крылом, не - то лапками.
«Кто – то, кого – то поймал - подумал я, или просто, этот кто – то бегает и случайно задел за проволоку»…
… Залитый желтоватым лунным светом, лес таинственно молчал, скрывая от меня различные грустные истории случающиеся в его чащах по ночам…
Я возвратился к нашей палатке только к одиннадцати часам вечера, когда жена и Максим уже легли спать. Подогрев на газовой печке вкусный ужин – жареную картошку с грибами и селёдочкой в соусе, поел, потом вскипятил себе чай и, засветив батареечный переносной фонарь, сидя в кресле, за столом, спокойно и не торопясь, пил чай, обдумывая все увиденное и услышанное сегодня…
… Лёг спать уже только в первом часу, но долго не мог заснуть, и уже в два часа, местная сова начала громкий облёт своего участка расположенного и над нашей палаткой. Она громко, противно и визгливо свистела и хихикала, где - то в вершинах ближних елей. Потом неслышно перелетела по другую сторону от палатки и заверещала зло и раздражительно. Вокруг было так тихо, что в промежутке между отвратительными «песнями» совы, было слышно, как на тент падают с деревьев листья...
В тёмно – синем, беззвёздном небе сияла луна и всё так же громко, но достаточно далеко, начинала лаять басом, одинокая собака…
Уже на рассвете меня разбудил стук падающих на землю еловых шишек и вслед за этим громкое цоканье «местной» белки, которая бегала между палаток и сердилась на присутствие посторонних.
Естественно, после такой «оживлённой» ночи, все проснулись поздно, не торопясь, долго завтракали, обсуждая, когда и каким путём, начнём возвращение в Англию…
Решили, что лучше и интересней ехать через Кёльн, Аахен, Льеж, Брюссель…
У нас в запасе было три дня и почти восемьсот километров до моря…
После завтрака, так же лениво съездили в соседний городок и взяли там очередную порцию евро, на «Виза – кард» Сюзи.
Потом отправились в пригородный природный парк и, переодевшись, пошли на пешую прогулку, по густому лесу.
Я как волк рыскал вокруг дороги, то, опережая своих, то, отставая – искал грибы – уж очень мне понравились вчерашние грибы с картошкой. Я ходил быстрыми зигзагами и кроме шума ветра в вершинах сосен, слышал хруст валежника под своими ногами. Вдруг, я вспомнил, как вчера вечером, олень в ночной чаще, чуя мой запах, фыркал, продувая ноздри. Я тоже попробовал фыркнуть через губы и получился громкий звук, совсем непохожий на человеческий голос…
И случилось чудо! Как только я фыркнул во второй раз, слева от меня, из зарослей высокой крапивы, среди буково-пихтового леса, вскочила светло – коричневого цвета, косуля. Она, источника шума, то есть меня, не увидела и, отскакав несколько в сторону, остановилась, озираясь.
Я замер, а потом пытался, тихо достать бинокль из рюкзака,… Но она, заметив шевеление, бросилась убегать и ещё долго мелькала коричневым, среди серых стволов, взблескивая на прыжках, «зеркальцем» на заду, в лучах яркого солнца проникающего вглубь леса через кроны деревьев. Уже далеко впереди, перед дорогой, она снова остановилась, постояла, прислушиваясь и только после этого, перескочила просеку, и исчезла из виду.
… Ближе к вечеру, в округе собралась тёмная гроза и, погромыхивая, таща чёрные тучи с дождевой оторочкой снизу, надвинулась на наш кемпинг, едва мы успели приехать. Редко, отдельными шумными каплями, полился дождик, постепенно переходя в порывистую дробь ударов по тенту палатки. Но нам этот дождь уже не был страшен.
…Приготовили еду и поужинали в «гостевой» комнате кемпинга. Благо, что была она в десяти шагах от палаток. Там был яркий свет, был камин, и пахло застарелым запахом каминного дыма впитавшегося в стены.
Поели и попили, сидя за большими столами, рассматривая весёлые картинки украшающие «гостиную». В разговоре с женой, мы отметили замечательную заботу владельцев кемпинга, о таких туристах, как мы, которые селятся в палатках…
… Когда мы уже спали, гроза, медленно отступая, закончилась и проснувшись среди ночи, я ещё расслышал погромыхивание грома где – то очень далеко…
… Утром было солнце, и мы, проснувшись пораньше, начали собираться к отъезду…
Тщательно упаковавшись, мы сходили к хозяевам заплатили за «постой», поблагодарили за уютное гостеприимство и отправились в дальний обратный путь, в Англию, к себе домой.
Жаль было покидать такой замечательный лагерь, в котором всё было удобно, уютно, и так близко от дикой природы, что белки бегали по своим делам, в пяти шагах, прячась в тени палаток, а сова тревожила своими гулкими криками по ночам…
Лес, солнце, чистый воздух и главное – настоящая тишина в глуши леса, на вершине горы, залитой терпкими хвойно-травянистыми ароматами.
Конечно, трудно сразу отвыкнуть от беспокойства и городской суеты, но всё это постепенно произошло, и о большом городе вспоминалось теперь, как о чём - то далёком и неприятном…
… По дорогам местного значения, к полудню, мы выехали на автобан, и помчались со скоростью семидесяти миль в час, вперед, и были в районе Кёльна, уже в половине третьего…
Ещё в двадцати с лишним километрах от центра города, мы, в прогалы леса, увидели силуэты башен, знаменитого Кёльнского собора, этого всем известного, «седьмого» чуда Европы.
Приблизившись к Рейну, мы переехали реку через мост, свернули налево и вдоль реки, добрались до автостоянки, в районе Кёльнского железнодорожного вокзала, неподалеку от собора.
Поставив машину и выходя со стоянки, расположенной под родильным домом, мы встретили много полицейских, рядом со стоявшим, посередине дороги, броневиком. Оказалось, что в этот день, немецкий кардинал Ратцингер, а ныне Папа Бенедикт 16 – й, посетил Кёльнский собор и потому, все улицы вокруг были блокированы полиций и армией.
Мы, пройдя через вестибюль родильного дома и посмеиваясь, рассматривали на стенах, плакаты с миловидными мамашами и новорожденными младенцами и, выйдя на пешеходную улицу, через несколько сотен метров, оказались перед закоптелой, почти чёрной громадой собора, среди толп поклонников нового Папы. Сегодня, здесь, часто попадались монахи в сутанах и с пробритыми на затылках, тонзурами…
Все куда то шли, размахивая флажками, несли плакаты, мелькая яркими одеждами, и громко переговаривались, стараясь услышать друг друга.
Внутри собора, все продвигались в одну сторону, и кругом стояли и глазели по сторонам толпы людей, числом в несколько тысяч. Кто – то фотографировал, выбирая удачный ракурс, кто – то фотографировался, позируя и напряжённо всматриваясь в объектив аппарата.
Громадные, высоченные окна, от пола, до начала сводов потолка, пропускали сквозь витражи цветные блики света, а на стенах и на алтарях тоже витражи, в реалистической манере, изображали сцены из жизни Иисуса Христа и апостолов…
Стараясь не задерживаться в этом кишащем людском муравейнике, потрясённые масштабами здания и суеты, связанной с приездом Папы – земляка, мы вновь вышли на площадь перед собором, где уже начался импровизированный праздничный концерт. Польские молодые туристы – националисты, - верующими, назвать их у меня язык не поворачивается, под музыку из динамика, пели псалмы и вокруг постепенно собрались толпы зевак…
После тишины и прохлады «умершего», музейного монастыря Маульброн, этот митинг, полупьяная массовка, производил, отталкивающее впечатление. Что – то тревожное и опасное чувствовалось в этой рекламной, массовидной, модернисткой религиозности. «Попахивало», каким – то застарелым, уже когда – то бывшим национальным экстазом – энтузиазмом, уже где – то виденным и пережитым восторгом, «когда все вместе».
Только теперь, этот национализм, почти спортивная гордость за «своих героев», носил псевдо – религиозный характер и всё это вместе взятое, так не вязалось с фигурой распятого на Кресте Иисуса Христа, мимо которой, все эти толпы проходили не глядя, не замечая Его…
Вспомнился Великий Инквизитор из романа «Братья Карамазовы», и его идеологическая программа. Подумалось невольно - чем эта встреча в Кёльнском соборе, не осуществление этой программы, которую предугадал великий русский писатель Фёдор Достоевский, почти сто пятьдесят лет назад?
Во всяком случае, на подлинное учение Иисуса Христа, всё происходящее вокруг мало было похоже. Скорее всего, это напоминало политическую демонстрацию, которую возглавляли и проводили люди, ожидающие не царства небесного, а политической известности среди таких, как они сами.
… О феномене современной религиозности, о «национальном христианстве», можно много говорить. Но мне кажется, что главная опасность такой «веры», в её массовидности. Она, очевидно, противостоит тишине и сосредоточенности покаяния личностной, индивидуальной веры религиозного человека.
О соборности церкви, на таких митингах невозможно говорить. Есть что – то неуправляемое в этом сиюминутном энтузиазме, который существует, пока «они вместе». Вспоминается припев популярной песни рокеров, в России, накануне развала Союза: «Мы вместе!».
… Отойдя немного подальше от человеческих толп, оглядываясь на молчаливую громаду из камня, которая по-немецки называется «Дом», я задумался о другом, о подвиге строителей, совершенной несколькими поколениями работников и ремесленников. Без веры в будущее Воскресение, объеденявшее всех в долговременном религиозном едином порыве, создание этого шедевра было бы невозможно…
Пройдя чуть налево, мы вышли на торговую улицу забитую толпами людей , совершающих ритуальный «Шопинг». Я вглядывался в лица прохожих и в очередной раз убеждался в особенности строения немецких, мужественных черт, так соответствующих представлениям о героях, немецких романтиков: Новалиса, Гёльдерлина. Гофмана…
Давно, задумываясь о природе, романтического образа сильной личности, я пришёл к выводу, что эстетический идеал, рано или поздно приводит к мысли о богоизбранности отдельно взятой нации или государства. Внешняя красота, эстетизм, настолько противостоит религиозной идее, этике и нравственности, что рано или поздно вырождается в агрессию «избранных», против обычных людей, против «быдла», как выражаются эстеты...
Воспевание «красоты» поклонение эстетическим началам, искусству для искусства – это, на мой взгляд, одна из стадий развития человеческого сознания, следствие животной сущности, тяготения к силе и порядку. Животная, телесная красота, часто противостоит красоте душевной, и эстетизация внешних форм жизни, способна привести к гигантским разрушительным последствиям, что мне кажется и доказал своим существованием, гитлеризм…
Современное, германское сообщество, как мне кажется, по прежнему находится под влиянием разрушительного поражения, который принёс Гитлер, нацизм Германии…
… Немецкий национальный характер сегодня - во многом – смесь и следствия некогда существовавшей пропаганды национального величия и сильного чувства вины, за человеческие и материальные потери во второй мировой войне. Мне кажется что Германия, как впрочем и Россия, ещё не пережила до конца, того демографического шока, который случился в этих странах после второй мировой войны. И как всякой большой нации, немцам необходима идеологическая компенсация за это страшное поражение. И в этом, наверное, скрывается и энтузиазм немецких футбольных болельщиков, вдохновляемый победами германской сборной на футбольных полях, и энтузиазм по поводу избрания нового немецкого Папы…
…После Кёльна, мы продолжили свой путь в сторону Аахена, стараясь поскорее уехать, подальше от человеческого многолюдья…
Между тем, приблизился вечер и мы, путаясь и плутая, съехали с автобана в окрестности, в надежде найти кемпинг. Но кругом стояли лесистые холмы, а в деревнях и посёлках, на улицах не было ни души и даже спросить было некого. Магазины были уже закрыты, разные общественные учреждения – тоже.
Наконец, у уличного торговца, зарабатывающего на жизнь в придорожной закусочной, мы узнали, что в округе кемпингов нет, но можно остановиться и переночевать просто на лесной поляне. Этот вариант нас не устраивал, и мы, торопясь, вернулись на автобан и помчались дальше…
Уже в сумерках, наобум свернули в сторону ближайшего городка, и, наконец, увидели указатель, показывающий дорогу к ближайшему кемпингу. Мы, торопясь, теряя и вновь находя нужное направление, вскоре подъехали к благословенному ночному пристанищу для туристов, кемпингу.
Поздоровавшись с дежурным в воротах, мы нашли себе уютное пристанище,
заняв место под яблоневыми деревьями. Мы, с облегчением вздыхая, разместились, уже в темноте, приготовили еду и поужинали, а потом залезли в палатку и с удовольствием заснули. Кемпинг оказался тихим и уютным и когда хозяин узнал, что я русский, он обрадовался и рассказал, что его невестка тоже русская и что вообще, русских в округе достаточно много…
Этот хозяин, несмотря на добродушие и приветливость, при расчёте, взял с нас как мог дорого: и за стоянку, и за несвежие круассаны, и за заправку на своей стоянке, хотя, наливая нам, бензин уверял, что он у него, самый дешёвый в округе.
Когда, уже выехав за ворота кемпинга, мы посмотрели на цифру в чеке – расчёт за все услуги, то удивились, но протестовать было поздно. Видимо для этого «удачливого дельца», ненавязчивая дезинформация иностранных туристов, была своеобразной стратегией ведения дел…
Хотя, конечно мы спешили, да и выбирать было не из чего.
Тем не менее, утром, мы обнаружили, что участок, на котором мы стояли, очень живописен, и ветки яблони с зелёными яблоками, повисали над самым входом в нашу палатку. Однако оставаться здесь, уже не было времени, да и желания и потому, проснувшись пораньше мы выехали после завтрака на автобан, и весь день, с единственной остановкой для «пикника», ехали, постепенно переезжая из государства в государство. Вначале это была Германия, потом Бельгия, потом Франция.
Под вечер, мы со вздохом облегчения, возвратились в тот французский кемпинг, из которого начинали наше трёхнедельное путешествие...
Впечатления от такого «марафонского пробега» был интересны, когда мы пытались сравнивать одну страну с другой…
… Бельгийские дороги нам показались похуже немецких, да и виды вокруг, отличались от Германии.
Бельгия плоская страна, где много полей и перелесков, посреди которых вдруг вырастают большие промышленные предприятия, а длинные и просторные городки отличаются внешним видом домов. Строения здесь, почти все из камня и никаких полудеревянных домов, как в Германии.
Размышляя о том, почему в Германии, да и в старинной Англии, дома делали полудеревянными, я понял, что там, где нет каменоломен, проще сделав деревянную структуру дома, простенки закладывать разным некондиционным мусором в смеси с цементом, а потом, снаружи обмазывать раствором и красить известью. Вот и дом готов! Не нужны каменщики, и соответственно дорогой, где - то далеко добытый и выделанный камень, да и фундамент, для полудеревянного дома, можно сделать мене массивным. А сам дом получался более тёплым, и «дышал» через дерево….
… Вспоминая эту поездку, я думал о том, что в каждой стране есть районы богатые, но есть и бедные. Северная Франция, на мой взгляд - это один из самых неприглядных районов, которые мы посетили за эту поездку…
Часто, это районы, где ещё сто лет назад работали угольные шахты, потом шли войны двадцатого века и особенно разрушительная первая мировая. Я уже рассказывал, что эти места, производят впечатление, не залечивших до конца районов военных разрушений, а закрытие шахт сделало этот разрушительный кризис нескончаемым.
Хотя конечно с российской сельской нищетой сравнить нельзя. Вспоминаются, чёрные подслеповатые избушки в Орловской и Смоленской областях, в которых до сих пор живут победители и потомки победителей воинов «Великого» Третьего Рейха. Думаю, что ещё лет сто понадобится благоустраивать эти деревеньки, чтобы они хотя бы приблизились к современному уровню жизни в сельских районах Западной Европы.
И ещё одно замечание, связанное с войнами. ..
Объединенная Европа, - это кроме экономических преимуществ отсутствия государственных границ. Дают ещё надежду, на то, что войны между странами – соседями, в этих местах навсегда ушли в прошлое. Единая Европа – это большое достижение на пути человечества к светлому будущему, и замечательный пример для России и бывших республик распавшегося Советского Союза.
Мне кажется, что Союз распался нелепо и бессмысленно, именно тогда, когда с него стали брать пример страны Европы…
Но, к сожалению, путь человечества в будущее, часто лежит через такие вот трагические ошибки и исторические зигзаги…
… Кемпинг в Турнехеме встретил нас мелким дождиком и тучами. Но к вечеру развиднелось, и был замечательный сине – золотистый закат, который мы встретили, осматривая старую местную церковь и кладбище при ней, полное монументальных мраморных надгробий и фамильных склепов сохраняющиеся здесь уже несколько столетий.
Думаю, что жизнь благоустроенная начинается там и тогда, когда жители, относятся к умершим с почтением и благоговением и где, никогда не забывают своих семейных и национальных корней…
Дома, окружающие церковь, были тоже старые, и неухоженные, но крепко, на века выстроенные. Сохранился и мельничный пруд, и сама мельница, на речке протекающей через округу. Некогда, здесь, стояла крепость, окружённая стенами. С той поры сохранились полуразрушенные ворота в крепость, и даже подвалы под смотровой башней.
… После прогулки, мы влезли в палатки и заснули, а во сне видели бегущую под колёса автомобиля, дорогу…
Ночь была лунной, росистой и туманной - уже чувствовалась близость моря.
Утром, на солнцевосходе, поднялся ветер, засвистел, загудел в проводах, зашумел листвою высоких тополей. Я проснулся необычно рано и, выйдя на свет, устроился в машине, на пассажирском переднем сиденье, где было тепло тихо и не дуло.
Я стал дописывать последние страницы своего путевого дневника, поглядывая вокруг отсутствующим взглядом. Несмотря на солнце, голубое небо и зелёные деревья, в воздухе чувствовалось приближение осени и мне показалось, что я увидел летающую в воздухе осеннюю паутинку.
И вспомнилось стихотворение французского поэта Гийома Аполлинера, погибшего на полях сражений в первую мировую войну: « В рощах далёких олени трубят. Лето уходит, осень приходит, жизнь проходит…»
Любое путешествие складывается из, кажется бесконечно длинных дней, но почему - то очень быстро заканчивается. Так было и в этот раз…
Ночевали очень комфортно ещё и потому, что хорошо знаем этот кемпинг и чувствуем себя словно у родственников…
Утром, после завтрака, сели в машину и поехали разыскивать «гипер – маркет», по-русски – супермагазин, чтобы покупать подарки для России и для Англии тоже. Всё – таки Франция это заграница, для Англии. Мы искали большие французские магазины фирмы «Ашан» или «Леклерк», но нашли, «Сити – Европа» - супермагазин, а точнее будет сказать торговый городок, совсем в стороне от всех поселений - так часто сегодня, делают в Европе, во дни машинной цивилизации…
… К магазину, долго заезжали по указателям, боясь промахнуться, и, наконец, увидели большое здание с полукруглой стеклянной крышей и «устроились» на большой автостоянке, рядом. Входов в гипермаркет было несколько и мы, взяв большой трейлер - корзину на колёсах, вошли через большую вертушку – двери, внутрь.
Помещение протянулось метров на двести в длину и на столько же в ширину. Был ещё цокольный этаж, в который вели широкие пологие эскалаторы. Всё это необозримое пространство было заполнено магазинами, магазинчиками, зонами отдыха, ресторанами, кафетериями. Был даже кинотеатр.
Мы погрузились в это царство разнообразных товаров, как в море: смотрели французские романы для дочери Ани, приценивались в отделе уценённой посуды, потом мерили одежду, примерялись к мебели…
Потом купили в обширном хлебном отделе сладкие французские плюшки для ужина и наконец добрались до винного отдела, где, я погрузился в изучение вин и ценников к ним. Меня, к сожалению, в этом тонком вопросе, интересовала больше сторона не вкусовая, а экономическая. Признаюсь, я небольшой знаток вин, а к пиву вообще равнодушен. А вот коньяки люблю и потому, сразу перешёл к главному. Кстати сказать, марок вина и спиртовых напитков в отделе было более шестисот видов и несколько десятков сортов пива, со всей Европы, не говоря уже о прохладительных напитках….
Я загрузил в трейлер большую бутылку коньяка «три бочки», взял бутылочку виски «Гленн Невис», по бутылке рома и джина, и ещё несколько маленьких подарочных «изданий» бренди, ликёра и водки. Всего на семьдесят пять евро. Цены на вино и на спиртовые изделия во Франции меньше, чем в Англии почти на треть.
А раньше, до введения евро, цена была ещё меньше. К сожалению, после вступления в Еврозону, всё во Франции подорожало, и значительно.
На ценообразование влияют помимо всего ещё и размеры магазинов. Супер или гипер маркеты, продают всё значительно дешевле, чем в местных маленьких магазинчиках, потому что заказываются все товары большим оптом, а значит и себестоимость понижается.
… Часа за два – за три этой магазинной экскурсии, мы набрали товаров и продуктов полную тележку с верхом и заплатили за это около трёхсот евро, то есть около двухсот фунтов. Надо отметить, что в Лондоне, мы набираем продуктов на неделю, в районе ста фунтов. Так что в этом супермаркете мы сэкономили тоже фунтов двести.
С книгой на французском, для Ани получилась целая история. Жена, не хотела брать какую попало, и потому, Максим по мобильнику позвонил Ане, которая была на службе в центре Лондона, и спросил её об этом. Она ответила минут через десять, какую бы она хотела иметь книгу… И мы её купили…
За это время, погода вовне испортилась – подул ветер, небо затянуло ватно-туманными тучами и начал сеять мелкий дождик. Мы, по выезду со стоянки, попали в пробку, тянувшуюся до автобана. Там их два – номер шестнадцать и номер двадцать шесть. Проектировщики явно ошиблись в планировании потока машин на подъезде к «Сити – Европа». Ведь за покупками сюда съезжаются все жители округи, и много приезжих туристов.
Экономия на покупках, пусть самая маленькая, это радостный момент для любого покупателя. Моя знакомая, в Англии, получает «пункты» – скидку на бензин, в размере около фунта, в магазинах фирмы «Сейнсбюри» и потому она не ездит в «Тэско», где и выбор продуктов больше, и сами они чуть подешевле… Но зато экономит этот несчастный фунт! И так во всём…
В современной Европе зарабатывание денег – главная цель и смысл жизни для большинства. Поэтому весь процесс жизни для таких людей разделяется на две части: одна часть длительная и неприятная – это работа и домашняя рутина; вторая, приятная часть - это трата заработанных денег, - шопинг, или иначе походы и поездки по магазинам…
… Извините, я вновь сбился на тему покупок, и потому возвращаюсь к нашему путешествию.
… Времени было ещё достаточно, и мы поехали на берег моря, на знаменитый «Белый мыс» возвышающийся над водой. Но видимость была плохая, и мы с вершины Белой скалы ничегошеньки не увидели, кроме дождя и тумана. Остановившись на обрыве, на стоянке, решили поесть и потому достали все свёртки и свёрточки с продуктами, купленными только что, заварили кипятком из термоса чай и кофе, и славно пообедали…
Потом, по дороге вдоль моря, поехали в Булонь, минуя по пути, цепочкой «выстроившиеся» на берегу моря посёлки и маленькие городки.
На время погода улучшилась, и мы увидели тёмное волнующееся море с белопенными гривами волн, набегающих на песчаные пляжи в полузакрытых бухтах побережья…
Булонь большой и старый портовый город, выглядел под дождём невзрачно. Но мы сразу проехали в старый город, где сохранилась старинная каменная крепость с собором и замком владетеля города, внутри...
В собор мы не попали, но к «владетелю» зашли… В бывшем замке сегодня, как обычно, музей и потому пускают всех желающих. Замок был высок, сложен из серого камня и окружён глубоким рвом, в котором в тёмных заводях, цвели водяные лилии и высокий зелёный камыш. Всё казалось здесь, как триста лет назад, только не стучали по каменным мостовым колёса карет, и по улицам не проходили люди в камзолах и со шпагами на боку.
А между тем, дождь продолжался, и под стенами крепости открылся парад аттракционов, зазвучала пронзительно – бодрая цирковая музыка, иллюстрирующая вращение разноцветной карусели. Мы на карусель влезть не рискнули. А просто погуляли по пустынным портовым улочкам и полюбовались видом на море, с каменного мола… Время, как обычно в дождливую погоду, протекало незаметно…
Уже в сумерках. под мелким дождём мы поехали в кемпинг. Но по дороге остановились в одной деревеньке и в местном кафе попили кофе и пива.
Кафешка была совсем небольшая и несколько мужчин, сидя за стойкой и попивая по глоточку спиртное, о чём - то живо разговаривали. Мы сидели в углу, и я наблюдал за ними, гадая, кто они и где работают, есть ли у них семьи и о чём они так оживлённо беседуют…
Закончив еду и питьё, мы рассчитались с милой хозяйкой и отправились «домой», спать…
Был предпоследний день нашего путешествия…
Назавтра утром проснулись пораньше… Туманное, сырое утро поднялось над окрестностями и постепенно солнце стало проблескивать сквозь облака. Подгоняемые прохладным ветерком, собрав чуть влажную палатку, позавтракали и потихонечку отправились в путь, не забыв заплатить за постой любезному хозяину кемпинга.
… До пирса на паромную переправу в Кале добрались быстро и устроились на паром на час раньше, чем было обозначено в нашем билете…
… В Англии были по английскому времени около часа. Тут каждый раз бывает смешная ситуация, когда быстро переплывая канал, оказываешься в Англии чуть раньше, чем ты отплывал из Франции. Разница во времени между этими странами – один час. И в этот раз мы сэкономили для нашей жизни почти десять минут. То есть мы выплыли из Франции в час пятнадцать, а причалили в Англии, в Дувре в час ноль пять минут. Метаморфозы времени!
… Во время плавания, небо над Ла-Маншем было голубым и безоблачным, а вода замечательно свежего зеленоватого цвета. Туристы на борту парома радовались яркому солнцу, дети весело смеялись, когда палуба, покачиваясь, уходила из под ног и толкало тело из стороны в сторону.
Сидя в салоне за круглым столиком, последний раз поели французского багета (тонкий и длинный батон) с французским же сыром и сладкими, спелыми помидорами (каких в Англии почему – то не бывает).
… Съехав с теплохода, прошли досмотр, а точнее показали паспорта на пункте проверки и, выехав из приморских поселений, «выкрутили» на моторвей, и со скоростью, не превышающей семьдесят миль в час, покатили по тёплым холмам в сторону Лондона…
Дома, были в три часа дня и очутившись в родной обстановке, не спеша перенесли всё из машины в квартиру и попили, на сей раз уже домашнего чаю…
Всё - таки хорошо возвращаться домой, в обжитый и привычный уют обыденного бытия…